Страница:
У Уинтроу буквально отвисла челюсть, но Майлд рассмеялся:
- Да ладно тебе, это все треп. Не принимай близко к сердцу. Просто тебя грех немножко не подразнить, уж очень ты всему веришь!
- Но он... мой отец! - возмутился Уинтроу.
- Не надо. На борту корабля он тебе не отец, а просто капитан. И, кстати, капитан совсем неплохой. Хотя, конечно, и не Ефрон. И вообще многие по-прежнему думают, что Брэшену, а не ему, следовало бы заменить старика. Но и он не самый последний!
- Тогда почему ты такое про него сказал? - Уинтроу искренне не понимал почему.
- Да именно потому, что он кэп, - терпеливо объяснил Майлд. - Мы, матросы, любим подтрунивать даже над теми, кто нам нравится. И особенно над капитаном, потому что он всем нам в любой момент на головы может насрать, если захочет. Я тебе вот что скажу. Когда мы только-только прослышали, что капитан Вестрит уходит на берег и вместо него будет другой, - знаешь, что сотворил Комфри?
- И... что же?
- А он пошел на камбуз, взял кофейную чашку нового капитана и вытер ее изнутри своим... сказал бы я тебе - чем!!!
Серые глаза Майлда сияли восторгом. Он смотрел на Уинтроу, с нетерпением ожидая, какова будет реакция юнги.
- Опять дразнишь, - тот выдавил улыбку, кривую от ужаса и недоверия. "Как низко... как отвратительно..." Да это просто не имело права быть правдой. Уинтроу еще не встречал человека, способного устроить такую подлость другому - просто оттого, что этому другому будет вручена над ним власть. Человеку, которого он еще не видел-то ни единого разу... Невозможно поверить. И в то же время... это было... смешно. Уинтроу попробовал сформулировать. Насолить таким манером кому-то, кто зол и жесток, - это понятно. Но авансом... никому не известному капитану... зачем? А затем, чтобы некоторым образом сравняться с человеком, в чьих руках должна оказаться твоя жизнь или смерть. Он в тебе полностью волен - зато ты представляешь, как он попивает кофе, приправленный вкусом твоего... конца. Уинтроу отвернулся от Майлда, чувствуя, как помимо воли расплывается в широченной улыбке. Вот, значит, как Комфри над его отцом подшутил...
- Команде, - сказал Майлд, - очень даже необходимо вот так подкусывать то старпома, то кэпа. Чтобы не воображали, будто они Боги, а мы дерьмо.
- Значит... ты думаешь, они догадываются, что происходит?
Майлд усмехнулся.
- Всякий, кто ходит в море достаточно долго, об этом догадывается. Вновь подергал язычки варгана и глубокомысленно пожал плечами: - Просто каждый, наверное, думает, что это происходит с другими, не с ним,
- Стало быть, - вслух подумал Уинтроу, - им никто не докладывает.
- Ясное дело. А кто побежит докладывать? - Майлд сыграл еще несколько нот и вдруг резко оборвал музыку. - Ведь не ты же, полагаю? Потому что он твой батька и всякое такое...
Кажется, он решил, что имел неосторожность уж очень разоткровенничаться.
- Нет, не я, - согласился Уинтроу. И добавил с улыбкой, которая ему самому показалась дурацкой: - Но в основном именно потому, что он мой отец.
- Юнга!.. - долетел снизу рев Торка. - Живо спускайся! А ну, шевели задницей!..
Уинтроу вздохнул:
- Право слово, этот тип нюхом чует, когда я хоть немножко развеселюсь. И сразу старается это исправить.
Отцепился от "вороньего гнезда" и начал долгий путь вниз.
- Заумно выражаешься, - напутствовал его Майлд. - Сказал бы лучше: "Прилип, как банный лист к жопе". И коротко, и понятно.
- А верно, - согласился Уинтроу.
- Живей, юнга!.. - снова проревел снизу Торк, и Уинтроу ни на что более не отвлекался.
Поздно вечером, занимаясь Ежедневным Прощением перед отходом ко сну, Уинтроу не мог самому себе надивиться. Сегодня его насмешил жестокий поступок. Он улыбался, когда ему рассказывали об унижении человека. В чем же тут состоял промысел Са?.. И не отступил ли он, Уинтроу, от божественного пути?.. Его охватило чувство вины, но он не поддался. Истинному жрецу Са не пристало заниматься самобичеванием. Оно лишь затуманивало разум. Если тебя что-то тревожит - постарайся доискаться причины. А потом устранить ее. Мучиться виной - не значит совершенствоваться. Это лишь признак сделанной ошибки. Уинтроу тихо лежал в темноте, размышляя, что же именно заставило его улыбаться. И почему. В первый раз за много лет он спрашивал себя, не была ли его слишком чувствительная совесть чем-то вроде преграды, отъединявшей его от товарищей.
- То, что разделяет, - то не от Са, - тихо сказал он сам себе вслух. И уснул - даже прежде, чем вспомнил, откуда это изречение. И вообще было ли в священных писаниях его веры нечто подобное.
Тощие острова впервые показались на горизонте в ясное и холодное утро. Путешествие на северо-восток привело корабль из пределов осени прямо в зиму, из более-менее ласковой погоды - в объятия тумана и вечно моросящих дождей. Сказать, что Тощие острова "высились вдалеке", было бы сильным преувеличением. Впередсмотрящий просто углядел вдали место, где катившиеся волны вдруг взрывались белой пеной и брызгами. Острова были низкие и плоские. Вылизанные морем скальные лбы и песчаные банки* [Банка - отдельно расположенная мель ограниченных размеров, глубина которой значительно меньше, чем в окружающем море. Банки обычно являются районами богатого промысла моллюсков и рыбы. Моряки так и говорят: "сельдяная банка", "устричная банка" и так далее.], почти скрывавшиеся в прилив. Альтия еще дома была наслышана, что здесь ничего нет, кроме камня, песка и очень скудной растительности, - потому-то острова и назывались Тощими, то есть бесплодными. Что привлекало сюда морских котиков, которые здесь дрались из-за самок, а потом спаривались и растили потомство, - она не имела никакого понятия. И в особенности при том, что всякий год в это время сюда приходили промысловые корабли и забивали их многими сотнями... Альтия смотрела вперед, заслоняя ладонью глаза от соленых брызг, летевших в лицо. Что за неисповедимый инстинкт вновь и вновь гнал сюда зверей, наверняка помнивших кровь и смерть своих соплеменников?..
"Жнец" оказался с подветренной стороны островов около полудня. И сразу же оказалось, что лучшая якорная стоянка уже занята расторопными конкурентами. При виде их капитан Зихель принялся отчаянно материться, причем так, словно это его корабль и команда были всему виной. Так или иначе, якоря были брошены, а охотники вылезли из своего кубрика. Альтия слышала от матросов - недавно они передрались за картами и едва не пришибли своего товарища, заподозренного в нечестной игре. Ей не было до этого дела. Ей, как юнге, приходилось их посещать с разными поручениями, и она убедилась, что они были матерщинники и забияки. Еще бы им не передраться в тесноте да от безделья-то! Да пускай бы хоть вообще друг друга поубивали...
Так, по крайней мере, она думала во время перехода. Но вот "Жнец" благополучно бросил якоря, она принялась предвкушать первый день относительного безделья... и поймала себя на том, что готова начать маяться этим самым бездельем. Ее вахта как раз сменилась и большей частью спала. Альтия же решила воспользоваться дневным светом и более-менее тихой погодой и заняться починкой одежды. Занимаясь мелкой работой под фонарем, можно было испортить глаза, да и надоел ей спертый воздух внизу. Она облюбовала уголок в ветровой тени рубки, где почти совсем не дуло, но зато туда падал луч редкостного в эту пору солнца. Альтия только-только начала потрошить свои самые дырявые штаны, собираясь пустить их на заплатки для другой пары, когда старпом громко проорал ее имя:
- Эттель!
- Здесь, господин! - отозвалась она, вскакивая на ноги. Шитье полетело на палубу с колен.
- Собирайся, поедешь на берег. Будешь помогать свежевщикам, им там человек нужен. Шевелись!
- Слушаюсь! - крикнула Альтия. Это был единственно возможный ответ. При мысли о разделке туш ей форменным образом поплохело... что, впрочем, не сказалось на быстроте, с которой она ринулась исполнять приказание. Подхватив шитье, она спрыгнула в трюм и убрала недорезанные штаны куда подальше. "Завтра закончу... Если доживу". Всунула жесткие намозоленные пятки в толстые носки и тяжелые сапоги. По заросшим ракушками скалам босичком небось не попрыгаешь. Натянула вязаную шапочку на самые уши - и вихрем вылетела обратно на палубу. И как раз вовремя: вельботы* [Вельбот промысловая (первоначально китобойная) шлюпка с острыми и симметричными носом и кормой. Вельбот, в частности, относительно легко проходит полосу прибоя. Его наследниками являются современные спасательные шлюпки на кораблях и береговых станциях.] уже вываливали на шлюпбалках* [Шлюпбалка устройство для спуска и подъема шлюпки. Вываливание - вынос шлюпки за борт для вертикального спуска на воду.]. Альтия запрыгнула в ближайший вельбот и подхватила весло.
Моряки рассаживались грести, а охотники ежились на пронизывающем ветру, поглядывая друг на друга с видимым нетерпением. Они крепко держали любимые луки, стараясь уберечь их от воды. Промасленные колчаны со стрелами перекатывались по дну вельбота. Альтия что есть мочи орудовала веслом, стараясь не отставать от напарника. Вельботы "Жнеца" все вместе двигались к каменистому берегу, и на каждом была полная команда матросов, охотников и свежевщиков. В одной из лодок Альтия мельком заприметила Брэшена, сидевшего на весле. "Значит, будет командовать матросами на суше, - решила она. Надо постараться не очень лезть ему на глаза. Ну да я буду свежевать, так что нам рядом и делать-то нечего... - Потом она принялась гадать, что за работенка ей может достаться, но скоро оставила бесплодный перебор вариантов. - Все равно сейчас скажут..."
Между тем корабль-соперник не только занял лучшую стоянку, его охотники еще и успели высадиться на самый многообещающий остров. Традиция же строго воспрещала разборки из-за промысловых угодий. События прошлого преподали урок, гласивший: распря кончится смертоубийствами и упущенной выгодой. Причем для обеих сторон.
На скалистых берегах почти не видно было зверья, лишь несколько очень старых самок нежилось на мелководье. Взрослые самцы уже убрались. Уплыли в никому не ведомые края, избранные этими тварями для зимовок. Альтия подумала: внутри острова, на песчаных полях, обнаружатся молодые самки с детенышами-сеголетками. Они задержались здесь, жируя на последних рыбьих косяках, набираясь сил перед дальней дорогой.
Охотники и свежевщики оставались в вельботах, а моряки, подгадав очередную волну, выпрыгнули в воду и, разогнав, вытаскивали суденышки на берег. Альтия наравне с остальными вброд выбралась на сушу. И сапоги, и штаны у нее при этом вымокли, так что холод сразу стал вдвое ощутимее.
На берегу быстро обнаружилось, какого рода поручения ей придется исполнять. Очень просто: все то, чем охотникам со свежевщиками неохота было заниматься самим. Ее вскоре обвешали всеми запасными луками, колчанами, ножами и точилами. Она следовала за промысловиками вглубь острова, сгибаясь под тяжестью ноши.
Альтию только удивляло, что охотники шагали совершенно не таясь и громко разговаривали между собой. Ей-то казалось - охота непременно подразумевала скрытность... выслеживание добычи...
На вершине первой же невысокой дюны она поняла свою неправоту. Перед нею открылась слегка всхолмленная внутренность острова. Морские котики целыми семействами спали на песке и между скудными кустами. Жирные создания едва обращали внимание на приближавшихся к ним двуногих. Большинство даже не пошевелилось, а те, что соизволили открыть глаза, смотрели с любопытством ничуть не большим, чем на птиц, рывшихся в кучках помета.
Охотники начали расходиться по местам, быстро забирая у Альтии принадлежности, принесенные из вельбота. На всякий случай она отступила в сторонку, глядя, как они выбирают себе первые жертвы и натягивают тетивы.
И вот началось!.. Подбитые стрелами звери разражались ревом, поднимались в неуклюжий галоп и носились кругами, а потом падали и умирали. Но, по всей видимости, не находили никакой связи между постигавшей их смертью - и двуногими созданиями на холме. Это была сущая бойня, а не охота. Люди с луками неторопливо выбирали жертву за жертвой и спускали тетивы. В основном метили в горло: у стрел были широкие наконечники, чтобы перерезать кровеносные жилы. Алая жидкость хлестала потоками. Раненые котики истекали кровью и падали замертво. Таким образом ценный мех оставался в целости, а мясо должно было попасть в руки засольщиков уже достаточно обескровленным. Но вот смерть получалась не очень-то быстрая и далеко не безболезненная.
Альтия никогда раньше не видела, как режут скотину. Да еще в таких количествах. Она находила это зрелище отвратительным. Но тем не менее стояла и смотрела не отворачиваясь, как это и надлежало крепкому парню. Оставалось надеяться, что ее лицо не выдаст истинных чувств.
Охотники действовали слаженно и по-деловому. Выпустив последние стрелы, они сошли вниз и принялись выдергивать их из мертвых зверей, возвращая в колчаны. Свежевщики следовали за ними, точно стервятники, спешащие на поле сражения.
Уцелевшие животные просто передвинулись чуть дальше, уходя от беспокоящего рева и беготни мучимых болью подранков. Они, кажется, по-прежнему не ведали страха. Просто им не по душе были дикие выходки некоторых сородичей.
Старший из охотников с некоторой досадой цыкнул на Альтию:
- Сбегай-ка погляди, что они там копаются с солью!
Прозвучало это так, словно она позабыла о своей первейшей обязанности. Альтия во все лопатки кинулась исполнять, рада-радешенька хоть немного отвлечься от крови и мертвых туш на песке. Свежевщики уже приступили к работе. Сдирали шкуры, вырезали языки, сердца и печенки. Вываливали внутренности - и оставляли мясные остовы лежать на собственных шкурах. Многоопытные чайки уже слетались для пиршества.
Альтия едва успела взбежать на подъем, когда ей навстречу попался моряк, кативший перед собой кадушку с солью. За ним цепочкой следовали еще люди. Это была поистине титаническая работа. Бочонок за бочонком вкатывался на дюну, а к берегу с корабля уже подвозили пустые бочки - вельбот тащил их на буксире, связанные в подобие плота. И так по всему острову! "Жнец" оставался на якоре при минимуме команды. Все остальные были заняты разгрузкой и переправкой бочек - то пустых, то наполненных солью. "А ведь все это придется потом обратно грузить! - сообразила она. - Набитое мясом, жиром и шкурами!.. И здесь мы будем стоять, пока не иссякнут либо котики, либо бочки для затаривания..."
- Там соль нужна, - сказала она матросу, катившему первую кадушку. Он не потрудился ответить. Повернувшись, Альтия припустила обратно к "своей" группе охотников. Те уже сеяли смерть в новом уголке гигантского стада, а свежевщики успели ободрать чуть ли не половину ранее убитых зверей.
...И это было лишь самое начало бесконечной (как ей скоро стало казаться) череды кровавых дней. Альтии неизменно выпадали дела, до которых ни у кого не доходили руки. Она стаскивала языки и сердца в одну громадную бочку, не забывая солить каждый кусок. Ее одежда стала липкой и заскорузлой от крови и приобрела соответствующий цвет... впрочем, так же выглядели и все остальные. Новоиспеченные матросы, прежние обитатели джамелийских долговых ям, срочно переучивались на забойщиков. Куски желтоватого жира, полностью освобожденные от мяса, укладывались в чистые кадушки и переправлялись на "Жнец". Плоть выпотрошенных остовов срезали с костей, чтобы те попусту не занимали в бочках драгоценного места. Темно-красное мясо укладывали в бочки, пересыпая солью. Поверх всего засыпался последний слой чистой сухой соли - и бочку закупоривали. Шкуры старательно отскребали от последних остатков жира и мяса, в спешке оставленных по недосмотру свежевщиков, и раскладывали плашмя, густо обсаливая мездру. Через сутки соль стряхивали, а шкуры скатывали, увязывали и большими связками отвозили на "Жнец". Там, где прошли люди, оставались только костяки с небогатыми обрывками мяса - да груды кишок. Морские птицы пировали вовсю. Их голоса сливались с выкриками охотников и ревом гибнущих котиков...
Альтия сперва полагала, что сможет с течением времени притерпеться к этому кровавому промыслу, но с каждыми новыми сутками он только больше потрясал ее своей обыденной чудовищностью. Она пыталась вообразить размах убийства животных, происходившего здесь год за годом, но разум отказывался его вмещать. Повсюду в песке попадались выбеленные кости, но даже и это не могло заставить ее вправду поверить, что и год назад на острове происходила столь же кошмарная бойня. Потом Альтия перестала о чем-либо размышлять. Просто делала свое дело...
Они устроили нечто вроде лагеря на берегу, на том же самом месте, что и в прошлом году: с подветренной стороны скального гребня, называемого попросту Драконом. Никакой палатки не было - просто парусиновый тент от ветра. Под его защитой разводили костры для обогрева и приготовления пищи. Какое-никакое, а все же убежище.
Ветер нес густой сладковатый запах крови, но жизнь на острове всяко была приятным разнообразием после корабельной тесноты. Топливом для костров служили смолистые ветви островного кустарника да плавник, изредка выбрасываемый волнами. Пламя нещадно коптило, они жарили над ним печенку добытых котиков, и Альтия неизменно участвовала в пиршестве, радуясь, как и все, перемене осточертевшего рациона и возможности угоститься свежатиной.
В глубине души она даже радовалась, что ее приставили к охотникам. Все дальше от команды. И она отнюдь не рвалась катать тяжелые полные бочки вверх на горку, потом по неровному каменистому берегу, а потом еще поднимать их талями на корабль и устраивать в трюме. От такой работы с ума недолго сойти, не говоря уж про то, чтобы хребет себе надломить. Таскание бочек не имело ничего общего с мореплаванием - и все равно ни один матрос из команды "Жнеца" ее не избегнул. Ну а на "юнгу Этта" градом сыпались все новые поручения. Альтия точила ножи. Собирала стрелы. Солила и раскладывала по кадушкам языки и сердца. Растягивала, солила, отряхивала, скатывала, увязывала шкуры. Обсыпала солью куски мяса и отправляла в бочки слоями. Что сделалось бы с ее руками, попадавшими попеременно то в кровь, то в соль, можно только догадываться - но временами на них попадал еще и жир, и это спасало.
Погода, по счастью, стояла благоприятная. Ветреная и кусаче-холодная, но по крайней мере обходилось без проливных дождей, способных безвозвратно испортить и шкуры, и мясо. Потом однажды под вечер у горизонта возникли клубящиеся тучи и начали быстро затягивать синеву. Усилился и режущий ветер. Однако охотники все продолжали стрелять, лишь изредка оглядываясь на жуткие черные горы, громоздившиеся вдали в небесах. Они опустили луки только тогда, когда над землей понесся перемешанный с дождем снег. И сразу принялись орать на свежевщиков и подсобных трудяг - шевелитесь, мол, пока добро не пропало. Альтия плохо себе представляла, что можно сделать в такой буран, но раздумывать было некогда. Шкуры сматывались прямо со слоями соли внутри. Люди дружно схватились за ножи и все как один превратились в свежевщиков, мясников и обвальщиков* [Обвальщик - работник, занятый разделкой мясной туши с отделением мяса от костей. Современные представители этой профессии обязательно носят кольчужные рукавицы во избежание травм.]. Альтия склонилась над только что убитым котиком и быстро вспорола на нем шкуру от горла до заднего прохода.
Она столько раз видела со стороны, как это делается, что успела почти утратить первоначальную брезгливость. Почти. Ее все-таки слегка замутило, когда она стала отдирать мягкую шкурку, обнажая толстый слой подкожного жира. Туша была податливая на ощупь и отчетливо теплая. Из вскрытого брюха веяло смертью и требухой... Альтия твердо взяла себя в руки. Широкое острое лезвие без усилия заскользило между жиром и кожей, тогда как свободная рука знай натягивала шкуру. Сперва Альтия слишком спешила и дважды ее прорезала. Потом она перестала напрягаться и думать о тошнотворном смысле своего занятия. Что бы ни пришлось делать - делай это хорошо! Следующая шкура отстала от туши так легко и просто, как если бы Альтия чистила джамелийский апельсин. "Надо просто учитывать, как устроено тело животного, - сказала она себе. - Знать, где шкура толще, где тоньше, где есть жир, а где его нет..."
Обдирая четвертого зверя, она поняла, что не просто управляется с легкостью - у нее действительно здорово получается. Она быстро двигалась от одной туши к другой, внезапно растеряв всю чувствительность к виду и запаху крови. Длинный надрез - шкурку быстро долой - и кишки наружу. Два быстрых взмаха ножом - и вот сердечко с печенкой. Остальное в сторонку. Самым кляузным делом оказалось вырезание языка. Приходилось лезть животному в рот, захватывать пальцами мокрый, скользкий, теплый язык и обрубать ножом его корень. Сколько возни! Не были бы языки столь ценным деликатесом, Альтия, пожалуй, и связываться бы не стала.
В какой-то момент она оторвалась от работы и подняла голову, пытаясь осмотреться в сплошной пелене мокрого снега. Снег колошматил по спине и затекал в глаза холодными талыми каплями. Странное дело - пока работала, она его почти не замечала. А теперь еще и оказалось, что за ней, едва поспевая, двигались сразу три команды обвальщиков: за ней осталась широкая полоса ободранных туш. Поодаль один из охотников что-то говорил помощнику капитана. Вот он махнул рукой в ее сторону... и Альтия поняла, что речь шла о ней. Поспешно она вновь принялась за работу: руки с ножом так и мелькали, талая влага капала с носа и попадала в глаза, она ее смаргивала. Глубоко внутри начал разгораться тихий огонек гордости. Конечно, они здесь делали грязное и мерзкое дело. Причем в масштабах, далеко превосходивших обычную жадность... Но, как бы то ни было, она, Альтия, работала здорово. Как же давно у нее не было возможности сказать о себе нечто подобное! И как, оказывается, ей этого хотелось!..
А потом настал момент, когда она огляделась вновь - и увидела, что свежевать было больше нечего. Альтия с натугой выпрямилась, размяла ноющие плечи. Вытерла нож о перемазанные кровью штаны... И подставила руки снегу и дождю, чтобы ледяные струи смыли с них кровь и ошметки мяса и жира. Провела ладонями по рубашке и убрала с глаз мокрые волосы. Обвальщики, следовавшие за ней, все еще трудились над ободранными ею тушами. Кто-то катил в ее сторону кадку с солью, другой следовал за ним с пустой бочкой. Когда тот, что притащил соль, ставил на попа кадку, они с Альтией встретились глазами. Это был Брэшен. Она усмехнулась:
- Неплохо вкалываем?..
Он обтер залепленное снегом лицо и негромко заметил:
- Я бы на твоем месте постарался поменьше внимания к себе привлекать. Если к тебе начнут приглядываться пристально...
Альтия ответила раздосадованно:
- Если я стану лучшей, мне, может, и маскарад не понадобится.
Он, кажется, ушам своим не поверил. Но зато пришел в ужас. Раскупорил кадку и сделал жест, как бы повелевая юнге срочно заняться просаливанием шкур. Вслух же сказал:
- Если двуногое зверье из твоей команды хоть на миг заподозрит в тебе женщину... тебя скопом затрахают до бесчувствия. Причем с еще меньшими угрызениями совести, чем они котиков убивают. Ты неплохая свежевщица, тем и ценна. Но если есть возможность употребить тебя еще и как корабельную шлюху, так почему бы и нет? И самое занятное, что они будут абсолютно уверены: ты с самого начала предвидела такое дело и сознательно на него шла...
Брэшен говорил тихо и очень серьезно. Альтию охватил холод, ничего общего не имевший с зябкостью мокрого снега. Не имело никакого смысла о чем-либо спорить. Альтия помчалась навстречу человеку с бочкой, в руках у нее были язык и сердце, вынутые из последнего зверя. И вновь включилась в работу, стараясь держать голову как можно ниже и не думая ни о чем... совсем ни о чем. Если бы у нее было время осознать, как это последнее время стало легко - ни о чем не думать, - она бы, наверное, испугалась.
В тот вечер по возвращении в лагерь Альтия наконец поняла, с какой стати скалу, давшую им приют, именовали Драконом. Лучик закатного солнца пробился сквозь тучи и как-то по-особому высветил нагромождение камней. Так вот почему Альтия раньше никак не могла увидеть дракона! Оказывается, он лежал на спине, прижимая передние лапы к черной груди, и врастая распластанными крыльями в землю. Громадное тело сводила мучительная судорога - дракон умирал, и смерь его была нелегкой. Альтия остановилась на вершине пригорка. Ей сделалось жутко. Кто мог высечь подобное изваяние?.. И, ради всего святого, им-то, промысловикам, чего ради понадобилось разбивать рядом с ним свой временный лагерь?.. Но вот освещение слегка изменилось... и выветренный камень, торчавший из песка, вновь стал обыкновенной скалой, лишь общими очертаниями слегка напоминавшей распростертого зверя. Альтия выдохнула с облегчением...
- Чуток стремно, когда первый раз вот так углядишь, а? - раздался из-за ее плеча голос Риллера. Альтия так и подпрыгнула от неожиданности.
- Чуток, - согласилась она. Потом с мальчишеской удалью пожала плечами: - Ну дак все едино это просто каменья.
Риллер понизил голос:
- А ты точно уверен? Заберись-ка ему на грудь да посмотри как следует, что там. Камень, камень - а лапы-то сжимают обломок стрелы! Нет, малыш, это самый взаправдашний труп жившего когда-то дракона. Его убили, когда мир еще был все равно как свеженькое яичко. С тех-то пор он тут и лежит да гниет себе помаленьку.
- Да ладно тебе, это все треп. Не принимай близко к сердцу. Просто тебя грех немножко не подразнить, уж очень ты всему веришь!
- Но он... мой отец! - возмутился Уинтроу.
- Не надо. На борту корабля он тебе не отец, а просто капитан. И, кстати, капитан совсем неплохой. Хотя, конечно, и не Ефрон. И вообще многие по-прежнему думают, что Брэшену, а не ему, следовало бы заменить старика. Но и он не самый последний!
- Тогда почему ты такое про него сказал? - Уинтроу искренне не понимал почему.
- Да именно потому, что он кэп, - терпеливо объяснил Майлд. - Мы, матросы, любим подтрунивать даже над теми, кто нам нравится. И особенно над капитаном, потому что он всем нам в любой момент на головы может насрать, если захочет. Я тебе вот что скажу. Когда мы только-только прослышали, что капитан Вестрит уходит на берег и вместо него будет другой, - знаешь, что сотворил Комфри?
- И... что же?
- А он пошел на камбуз, взял кофейную чашку нового капитана и вытер ее изнутри своим... сказал бы я тебе - чем!!!
Серые глаза Майлда сияли восторгом. Он смотрел на Уинтроу, с нетерпением ожидая, какова будет реакция юнги.
- Опять дразнишь, - тот выдавил улыбку, кривую от ужаса и недоверия. "Как низко... как отвратительно..." Да это просто не имело права быть правдой. Уинтроу еще не встречал человека, способного устроить такую подлость другому - просто оттого, что этому другому будет вручена над ним власть. Человеку, которого он еще не видел-то ни единого разу... Невозможно поверить. И в то же время... это было... смешно. Уинтроу попробовал сформулировать. Насолить таким манером кому-то, кто зол и жесток, - это понятно. Но авансом... никому не известному капитану... зачем? А затем, чтобы некоторым образом сравняться с человеком, в чьих руках должна оказаться твоя жизнь или смерть. Он в тебе полностью волен - зато ты представляешь, как он попивает кофе, приправленный вкусом твоего... конца. Уинтроу отвернулся от Майлда, чувствуя, как помимо воли расплывается в широченной улыбке. Вот, значит, как Комфри над его отцом подшутил...
- Команде, - сказал Майлд, - очень даже необходимо вот так подкусывать то старпома, то кэпа. Чтобы не воображали, будто они Боги, а мы дерьмо.
- Значит... ты думаешь, они догадываются, что происходит?
Майлд усмехнулся.
- Всякий, кто ходит в море достаточно долго, об этом догадывается. Вновь подергал язычки варгана и глубокомысленно пожал плечами: - Просто каждый, наверное, думает, что это происходит с другими, не с ним,
- Стало быть, - вслух подумал Уинтроу, - им никто не докладывает.
- Ясное дело. А кто побежит докладывать? - Майлд сыграл еще несколько нот и вдруг резко оборвал музыку. - Ведь не ты же, полагаю? Потому что он твой батька и всякое такое...
Кажется, он решил, что имел неосторожность уж очень разоткровенничаться.
- Нет, не я, - согласился Уинтроу. И добавил с улыбкой, которая ему самому показалась дурацкой: - Но в основном именно потому, что он мой отец.
- Юнга!.. - долетел снизу рев Торка. - Живо спускайся! А ну, шевели задницей!..
Уинтроу вздохнул:
- Право слово, этот тип нюхом чует, когда я хоть немножко развеселюсь. И сразу старается это исправить.
Отцепился от "вороньего гнезда" и начал долгий путь вниз.
- Заумно выражаешься, - напутствовал его Майлд. - Сказал бы лучше: "Прилип, как банный лист к жопе". И коротко, и понятно.
- А верно, - согласился Уинтроу.
- Живей, юнга!.. - снова проревел снизу Торк, и Уинтроу ни на что более не отвлекался.
Поздно вечером, занимаясь Ежедневным Прощением перед отходом ко сну, Уинтроу не мог самому себе надивиться. Сегодня его насмешил жестокий поступок. Он улыбался, когда ему рассказывали об унижении человека. В чем же тут состоял промысел Са?.. И не отступил ли он, Уинтроу, от божественного пути?.. Его охватило чувство вины, но он не поддался. Истинному жрецу Са не пристало заниматься самобичеванием. Оно лишь затуманивало разум. Если тебя что-то тревожит - постарайся доискаться причины. А потом устранить ее. Мучиться виной - не значит совершенствоваться. Это лишь признак сделанной ошибки. Уинтроу тихо лежал в темноте, размышляя, что же именно заставило его улыбаться. И почему. В первый раз за много лет он спрашивал себя, не была ли его слишком чувствительная совесть чем-то вроде преграды, отъединявшей его от товарищей.
- То, что разделяет, - то не от Са, - тихо сказал он сам себе вслух. И уснул - даже прежде, чем вспомнил, откуда это изречение. И вообще было ли в священных писаниях его веры нечто подобное.
Тощие острова впервые показались на горизонте в ясное и холодное утро. Путешествие на северо-восток привело корабль из пределов осени прямо в зиму, из более-менее ласковой погоды - в объятия тумана и вечно моросящих дождей. Сказать, что Тощие острова "высились вдалеке", было бы сильным преувеличением. Впередсмотрящий просто углядел вдали место, где катившиеся волны вдруг взрывались белой пеной и брызгами. Острова были низкие и плоские. Вылизанные морем скальные лбы и песчаные банки* [Банка - отдельно расположенная мель ограниченных размеров, глубина которой значительно меньше, чем в окружающем море. Банки обычно являются районами богатого промысла моллюсков и рыбы. Моряки так и говорят: "сельдяная банка", "устричная банка" и так далее.], почти скрывавшиеся в прилив. Альтия еще дома была наслышана, что здесь ничего нет, кроме камня, песка и очень скудной растительности, - потому-то острова и назывались Тощими, то есть бесплодными. Что привлекало сюда морских котиков, которые здесь дрались из-за самок, а потом спаривались и растили потомство, - она не имела никакого понятия. И в особенности при том, что всякий год в это время сюда приходили промысловые корабли и забивали их многими сотнями... Альтия смотрела вперед, заслоняя ладонью глаза от соленых брызг, летевших в лицо. Что за неисповедимый инстинкт вновь и вновь гнал сюда зверей, наверняка помнивших кровь и смерть своих соплеменников?..
"Жнец" оказался с подветренной стороны островов около полудня. И сразу же оказалось, что лучшая якорная стоянка уже занята расторопными конкурентами. При виде их капитан Зихель принялся отчаянно материться, причем так, словно это его корабль и команда были всему виной. Так или иначе, якоря были брошены, а охотники вылезли из своего кубрика. Альтия слышала от матросов - недавно они передрались за картами и едва не пришибли своего товарища, заподозренного в нечестной игре. Ей не было до этого дела. Ей, как юнге, приходилось их посещать с разными поручениями, и она убедилась, что они были матерщинники и забияки. Еще бы им не передраться в тесноте да от безделья-то! Да пускай бы хоть вообще друг друга поубивали...
Так, по крайней мере, она думала во время перехода. Но вот "Жнец" благополучно бросил якоря, она принялась предвкушать первый день относительного безделья... и поймала себя на том, что готова начать маяться этим самым бездельем. Ее вахта как раз сменилась и большей частью спала. Альтия же решила воспользоваться дневным светом и более-менее тихой погодой и заняться починкой одежды. Занимаясь мелкой работой под фонарем, можно было испортить глаза, да и надоел ей спертый воздух внизу. Она облюбовала уголок в ветровой тени рубки, где почти совсем не дуло, но зато туда падал луч редкостного в эту пору солнца. Альтия только-только начала потрошить свои самые дырявые штаны, собираясь пустить их на заплатки для другой пары, когда старпом громко проорал ее имя:
- Эттель!
- Здесь, господин! - отозвалась она, вскакивая на ноги. Шитье полетело на палубу с колен.
- Собирайся, поедешь на берег. Будешь помогать свежевщикам, им там человек нужен. Шевелись!
- Слушаюсь! - крикнула Альтия. Это был единственно возможный ответ. При мысли о разделке туш ей форменным образом поплохело... что, впрочем, не сказалось на быстроте, с которой она ринулась исполнять приказание. Подхватив шитье, она спрыгнула в трюм и убрала недорезанные штаны куда подальше. "Завтра закончу... Если доживу". Всунула жесткие намозоленные пятки в толстые носки и тяжелые сапоги. По заросшим ракушками скалам босичком небось не попрыгаешь. Натянула вязаную шапочку на самые уши - и вихрем вылетела обратно на палубу. И как раз вовремя: вельботы* [Вельбот промысловая (первоначально китобойная) шлюпка с острыми и симметричными носом и кормой. Вельбот, в частности, относительно легко проходит полосу прибоя. Его наследниками являются современные спасательные шлюпки на кораблях и береговых станциях.] уже вываливали на шлюпбалках* [Шлюпбалка устройство для спуска и подъема шлюпки. Вываливание - вынос шлюпки за борт для вертикального спуска на воду.]. Альтия запрыгнула в ближайший вельбот и подхватила весло.
Моряки рассаживались грести, а охотники ежились на пронизывающем ветру, поглядывая друг на друга с видимым нетерпением. Они крепко держали любимые луки, стараясь уберечь их от воды. Промасленные колчаны со стрелами перекатывались по дну вельбота. Альтия что есть мочи орудовала веслом, стараясь не отставать от напарника. Вельботы "Жнеца" все вместе двигались к каменистому берегу, и на каждом была полная команда матросов, охотников и свежевщиков. В одной из лодок Альтия мельком заприметила Брэшена, сидевшего на весле. "Значит, будет командовать матросами на суше, - решила она. Надо постараться не очень лезть ему на глаза. Ну да я буду свежевать, так что нам рядом и делать-то нечего... - Потом она принялась гадать, что за работенка ей может достаться, но скоро оставила бесплодный перебор вариантов. - Все равно сейчас скажут..."
Между тем корабль-соперник не только занял лучшую стоянку, его охотники еще и успели высадиться на самый многообещающий остров. Традиция же строго воспрещала разборки из-за промысловых угодий. События прошлого преподали урок, гласивший: распря кончится смертоубийствами и упущенной выгодой. Причем для обеих сторон.
На скалистых берегах почти не видно было зверья, лишь несколько очень старых самок нежилось на мелководье. Взрослые самцы уже убрались. Уплыли в никому не ведомые края, избранные этими тварями для зимовок. Альтия подумала: внутри острова, на песчаных полях, обнаружатся молодые самки с детенышами-сеголетками. Они задержались здесь, жируя на последних рыбьих косяках, набираясь сил перед дальней дорогой.
Охотники и свежевщики оставались в вельботах, а моряки, подгадав очередную волну, выпрыгнули в воду и, разогнав, вытаскивали суденышки на берег. Альтия наравне с остальными вброд выбралась на сушу. И сапоги, и штаны у нее при этом вымокли, так что холод сразу стал вдвое ощутимее.
На берегу быстро обнаружилось, какого рода поручения ей придется исполнять. Очень просто: все то, чем охотникам со свежевщиками неохота было заниматься самим. Ее вскоре обвешали всеми запасными луками, колчанами, ножами и точилами. Она следовала за промысловиками вглубь острова, сгибаясь под тяжестью ноши.
Альтию только удивляло, что охотники шагали совершенно не таясь и громко разговаривали между собой. Ей-то казалось - охота непременно подразумевала скрытность... выслеживание добычи...
На вершине первой же невысокой дюны она поняла свою неправоту. Перед нею открылась слегка всхолмленная внутренность острова. Морские котики целыми семействами спали на песке и между скудными кустами. Жирные создания едва обращали внимание на приближавшихся к ним двуногих. Большинство даже не пошевелилось, а те, что соизволили открыть глаза, смотрели с любопытством ничуть не большим, чем на птиц, рывшихся в кучках помета.
Охотники начали расходиться по местам, быстро забирая у Альтии принадлежности, принесенные из вельбота. На всякий случай она отступила в сторонку, глядя, как они выбирают себе первые жертвы и натягивают тетивы.
И вот началось!.. Подбитые стрелами звери разражались ревом, поднимались в неуклюжий галоп и носились кругами, а потом падали и умирали. Но, по всей видимости, не находили никакой связи между постигавшей их смертью - и двуногими созданиями на холме. Это была сущая бойня, а не охота. Люди с луками неторопливо выбирали жертву за жертвой и спускали тетивы. В основном метили в горло: у стрел были широкие наконечники, чтобы перерезать кровеносные жилы. Алая жидкость хлестала потоками. Раненые котики истекали кровью и падали замертво. Таким образом ценный мех оставался в целости, а мясо должно было попасть в руки засольщиков уже достаточно обескровленным. Но вот смерть получалась не очень-то быстрая и далеко не безболезненная.
Альтия никогда раньше не видела, как режут скотину. Да еще в таких количествах. Она находила это зрелище отвратительным. Но тем не менее стояла и смотрела не отворачиваясь, как это и надлежало крепкому парню. Оставалось надеяться, что ее лицо не выдаст истинных чувств.
Охотники действовали слаженно и по-деловому. Выпустив последние стрелы, они сошли вниз и принялись выдергивать их из мертвых зверей, возвращая в колчаны. Свежевщики следовали за ними, точно стервятники, спешащие на поле сражения.
Уцелевшие животные просто передвинулись чуть дальше, уходя от беспокоящего рева и беготни мучимых болью подранков. Они, кажется, по-прежнему не ведали страха. Просто им не по душе были дикие выходки некоторых сородичей.
Старший из охотников с некоторой досадой цыкнул на Альтию:
- Сбегай-ка погляди, что они там копаются с солью!
Прозвучало это так, словно она позабыла о своей первейшей обязанности. Альтия во все лопатки кинулась исполнять, рада-радешенька хоть немного отвлечься от крови и мертвых туш на песке. Свежевщики уже приступили к работе. Сдирали шкуры, вырезали языки, сердца и печенки. Вываливали внутренности - и оставляли мясные остовы лежать на собственных шкурах. Многоопытные чайки уже слетались для пиршества.
Альтия едва успела взбежать на подъем, когда ей навстречу попался моряк, кативший перед собой кадушку с солью. За ним цепочкой следовали еще люди. Это была поистине титаническая работа. Бочонок за бочонком вкатывался на дюну, а к берегу с корабля уже подвозили пустые бочки - вельбот тащил их на буксире, связанные в подобие плота. И так по всему острову! "Жнец" оставался на якоре при минимуме команды. Все остальные были заняты разгрузкой и переправкой бочек - то пустых, то наполненных солью. "А ведь все это придется потом обратно грузить! - сообразила она. - Набитое мясом, жиром и шкурами!.. И здесь мы будем стоять, пока не иссякнут либо котики, либо бочки для затаривания..."
- Там соль нужна, - сказала она матросу, катившему первую кадушку. Он не потрудился ответить. Повернувшись, Альтия припустила обратно к "своей" группе охотников. Те уже сеяли смерть в новом уголке гигантского стада, а свежевщики успели ободрать чуть ли не половину ранее убитых зверей.
...И это было лишь самое начало бесконечной (как ей скоро стало казаться) череды кровавых дней. Альтии неизменно выпадали дела, до которых ни у кого не доходили руки. Она стаскивала языки и сердца в одну громадную бочку, не забывая солить каждый кусок. Ее одежда стала липкой и заскорузлой от крови и приобрела соответствующий цвет... впрочем, так же выглядели и все остальные. Новоиспеченные матросы, прежние обитатели джамелийских долговых ям, срочно переучивались на забойщиков. Куски желтоватого жира, полностью освобожденные от мяса, укладывались в чистые кадушки и переправлялись на "Жнец". Плоть выпотрошенных остовов срезали с костей, чтобы те попусту не занимали в бочках драгоценного места. Темно-красное мясо укладывали в бочки, пересыпая солью. Поверх всего засыпался последний слой чистой сухой соли - и бочку закупоривали. Шкуры старательно отскребали от последних остатков жира и мяса, в спешке оставленных по недосмотру свежевщиков, и раскладывали плашмя, густо обсаливая мездру. Через сутки соль стряхивали, а шкуры скатывали, увязывали и большими связками отвозили на "Жнец". Там, где прошли люди, оставались только костяки с небогатыми обрывками мяса - да груды кишок. Морские птицы пировали вовсю. Их голоса сливались с выкриками охотников и ревом гибнущих котиков...
Альтия сперва полагала, что сможет с течением времени притерпеться к этому кровавому промыслу, но с каждыми новыми сутками он только больше потрясал ее своей обыденной чудовищностью. Она пыталась вообразить размах убийства животных, происходившего здесь год за годом, но разум отказывался его вмещать. Повсюду в песке попадались выбеленные кости, но даже и это не могло заставить ее вправду поверить, что и год назад на острове происходила столь же кошмарная бойня. Потом Альтия перестала о чем-либо размышлять. Просто делала свое дело...
Они устроили нечто вроде лагеря на берегу, на том же самом месте, что и в прошлом году: с подветренной стороны скального гребня, называемого попросту Драконом. Никакой палатки не было - просто парусиновый тент от ветра. Под его защитой разводили костры для обогрева и приготовления пищи. Какое-никакое, а все же убежище.
Ветер нес густой сладковатый запах крови, но жизнь на острове всяко была приятным разнообразием после корабельной тесноты. Топливом для костров служили смолистые ветви островного кустарника да плавник, изредка выбрасываемый волнами. Пламя нещадно коптило, они жарили над ним печенку добытых котиков, и Альтия неизменно участвовала в пиршестве, радуясь, как и все, перемене осточертевшего рациона и возможности угоститься свежатиной.
В глубине души она даже радовалась, что ее приставили к охотникам. Все дальше от команды. И она отнюдь не рвалась катать тяжелые полные бочки вверх на горку, потом по неровному каменистому берегу, а потом еще поднимать их талями на корабль и устраивать в трюме. От такой работы с ума недолго сойти, не говоря уж про то, чтобы хребет себе надломить. Таскание бочек не имело ничего общего с мореплаванием - и все равно ни один матрос из команды "Жнеца" ее не избегнул. Ну а на "юнгу Этта" градом сыпались все новые поручения. Альтия точила ножи. Собирала стрелы. Солила и раскладывала по кадушкам языки и сердца. Растягивала, солила, отряхивала, скатывала, увязывала шкуры. Обсыпала солью куски мяса и отправляла в бочки слоями. Что сделалось бы с ее руками, попадавшими попеременно то в кровь, то в соль, можно только догадываться - но временами на них попадал еще и жир, и это спасало.
Погода, по счастью, стояла благоприятная. Ветреная и кусаче-холодная, но по крайней мере обходилось без проливных дождей, способных безвозвратно испортить и шкуры, и мясо. Потом однажды под вечер у горизонта возникли клубящиеся тучи и начали быстро затягивать синеву. Усилился и режущий ветер. Однако охотники все продолжали стрелять, лишь изредка оглядываясь на жуткие черные горы, громоздившиеся вдали в небесах. Они опустили луки только тогда, когда над землей понесся перемешанный с дождем снег. И сразу принялись орать на свежевщиков и подсобных трудяг - шевелитесь, мол, пока добро не пропало. Альтия плохо себе представляла, что можно сделать в такой буран, но раздумывать было некогда. Шкуры сматывались прямо со слоями соли внутри. Люди дружно схватились за ножи и все как один превратились в свежевщиков, мясников и обвальщиков* [Обвальщик - работник, занятый разделкой мясной туши с отделением мяса от костей. Современные представители этой профессии обязательно носят кольчужные рукавицы во избежание травм.]. Альтия склонилась над только что убитым котиком и быстро вспорола на нем шкуру от горла до заднего прохода.
Она столько раз видела со стороны, как это делается, что успела почти утратить первоначальную брезгливость. Почти. Ее все-таки слегка замутило, когда она стала отдирать мягкую шкурку, обнажая толстый слой подкожного жира. Туша была податливая на ощупь и отчетливо теплая. Из вскрытого брюха веяло смертью и требухой... Альтия твердо взяла себя в руки. Широкое острое лезвие без усилия заскользило между жиром и кожей, тогда как свободная рука знай натягивала шкуру. Сперва Альтия слишком спешила и дважды ее прорезала. Потом она перестала напрягаться и думать о тошнотворном смысле своего занятия. Что бы ни пришлось делать - делай это хорошо! Следующая шкура отстала от туши так легко и просто, как если бы Альтия чистила джамелийский апельсин. "Надо просто учитывать, как устроено тело животного, - сказала она себе. - Знать, где шкура толще, где тоньше, где есть жир, а где его нет..."
Обдирая четвертого зверя, она поняла, что не просто управляется с легкостью - у нее действительно здорово получается. Она быстро двигалась от одной туши к другой, внезапно растеряв всю чувствительность к виду и запаху крови. Длинный надрез - шкурку быстро долой - и кишки наружу. Два быстрых взмаха ножом - и вот сердечко с печенкой. Остальное в сторонку. Самым кляузным делом оказалось вырезание языка. Приходилось лезть животному в рот, захватывать пальцами мокрый, скользкий, теплый язык и обрубать ножом его корень. Сколько возни! Не были бы языки столь ценным деликатесом, Альтия, пожалуй, и связываться бы не стала.
В какой-то момент она оторвалась от работы и подняла голову, пытаясь осмотреться в сплошной пелене мокрого снега. Снег колошматил по спине и затекал в глаза холодными талыми каплями. Странное дело - пока работала, она его почти не замечала. А теперь еще и оказалось, что за ней, едва поспевая, двигались сразу три команды обвальщиков: за ней осталась широкая полоса ободранных туш. Поодаль один из охотников что-то говорил помощнику капитана. Вот он махнул рукой в ее сторону... и Альтия поняла, что речь шла о ней. Поспешно она вновь принялась за работу: руки с ножом так и мелькали, талая влага капала с носа и попадала в глаза, она ее смаргивала. Глубоко внутри начал разгораться тихий огонек гордости. Конечно, они здесь делали грязное и мерзкое дело. Причем в масштабах, далеко превосходивших обычную жадность... Но, как бы то ни было, она, Альтия, работала здорово. Как же давно у нее не было возможности сказать о себе нечто подобное! И как, оказывается, ей этого хотелось!..
А потом настал момент, когда она огляделась вновь - и увидела, что свежевать было больше нечего. Альтия с натугой выпрямилась, размяла ноющие плечи. Вытерла нож о перемазанные кровью штаны... И подставила руки снегу и дождю, чтобы ледяные струи смыли с них кровь и ошметки мяса и жира. Провела ладонями по рубашке и убрала с глаз мокрые волосы. Обвальщики, следовавшие за ней, все еще трудились над ободранными ею тушами. Кто-то катил в ее сторону кадку с солью, другой следовал за ним с пустой бочкой. Когда тот, что притащил соль, ставил на попа кадку, они с Альтией встретились глазами. Это был Брэшен. Она усмехнулась:
- Неплохо вкалываем?..
Он обтер залепленное снегом лицо и негромко заметил:
- Я бы на твоем месте постарался поменьше внимания к себе привлекать. Если к тебе начнут приглядываться пристально...
Альтия ответила раздосадованно:
- Если я стану лучшей, мне, может, и маскарад не понадобится.
Он, кажется, ушам своим не поверил. Но зато пришел в ужас. Раскупорил кадку и сделал жест, как бы повелевая юнге срочно заняться просаливанием шкур. Вслух же сказал:
- Если двуногое зверье из твоей команды хоть на миг заподозрит в тебе женщину... тебя скопом затрахают до бесчувствия. Причем с еще меньшими угрызениями совести, чем они котиков убивают. Ты неплохая свежевщица, тем и ценна. Но если есть возможность употребить тебя еще и как корабельную шлюху, так почему бы и нет? И самое занятное, что они будут абсолютно уверены: ты с самого начала предвидела такое дело и сознательно на него шла...
Брэшен говорил тихо и очень серьезно. Альтию охватил холод, ничего общего не имевший с зябкостью мокрого снега. Не имело никакого смысла о чем-либо спорить. Альтия помчалась навстречу человеку с бочкой, в руках у нее были язык и сердце, вынутые из последнего зверя. И вновь включилась в работу, стараясь держать голову как можно ниже и не думая ни о чем... совсем ни о чем. Если бы у нее было время осознать, как это последнее время стало легко - ни о чем не думать, - она бы, наверное, испугалась.
В тот вечер по возвращении в лагерь Альтия наконец поняла, с какой стати скалу, давшую им приют, именовали Драконом. Лучик закатного солнца пробился сквозь тучи и как-то по-особому высветил нагромождение камней. Так вот почему Альтия раньше никак не могла увидеть дракона! Оказывается, он лежал на спине, прижимая передние лапы к черной груди, и врастая распластанными крыльями в землю. Громадное тело сводила мучительная судорога - дракон умирал, и смерь его была нелегкой. Альтия остановилась на вершине пригорка. Ей сделалось жутко. Кто мог высечь подобное изваяние?.. И, ради всего святого, им-то, промысловикам, чего ради понадобилось разбивать рядом с ним свой временный лагерь?.. Но вот освещение слегка изменилось... и выветренный камень, торчавший из песка, вновь стал обыкновенной скалой, лишь общими очертаниями слегка напоминавшей распростертого зверя. Альтия выдохнула с облегчением...
- Чуток стремно, когда первый раз вот так углядишь, а? - раздался из-за ее плеча голос Риллера. Альтия так и подпрыгнула от неожиданности.
- Чуток, - согласилась она. Потом с мальчишеской удалью пожала плечами: - Ну дак все едино это просто каменья.
Риллер понизил голос:
- А ты точно уверен? Заберись-ка ему на грудь да посмотри как следует, что там. Камень, камень - а лапы-то сжимают обломок стрелы! Нет, малыш, это самый взаправдашний труп жившего когда-то дракона. Его убили, когда мир еще был все равно как свеженькое яичко. С тех-то пор он тут и лежит да гниет себе помаленьку.