Хобб Робин
Волшебный корабль (Сага о живых кораблях - 1)
Робин Хобб
Волшебный корабль
(Сага о живых кораблях-1)
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ОСЕНЬ
ГЛАВА 16
НОВЫЕ РОЛИ
Корабль тяжело взобрался на гребень волны. Его форштевень задрался так круто вверх, как будто он собирался вот-вот взмыть в небо, туда, где клубились и мчались куда-то рваные тучи. Волею Са, из этих туч хлестал ливень настолько свирепый, что воздух от воды отличить удавалось с трудом... Долго-долго Альтия видела перед собой только небо и ничего больше. А в следующий миг корабль перевалил гребень - и вот уже они стремглав катились вниз по длинному склону волны, прямо в темную пропасть, разверзавшуюся внизу. Казалось, вот сейчас он неминуемо врежется в противоположный водяной склон... И, конечно же, врезался, и зеленая вода промчалась по палубам. Сотрясение достигло мачты и поколебало ее, а с нею и рей, за который цеплялась Альтия. Потерявшие чувствительность пальцы порывались соскользнуть с холодной жесткой шкаторины* [Шкаторина - кромка паруса, усиливаемая для прочности добавочными слоями ткани, а при необходимости и тросами - растительными, синтетическими (в наше время) или даже стальными.]. Альтия что есть силы напрягла ноги, вдетые в перты* [Перты - трос, протянутый и закрепленный (с помощью коротких строп-подпертников) под реем. Работая с парусами, матросы ногами вставали на перты и ложились животом на нижнюю шкаторину паруса.], и это помогло ей удержаться. Корабль вновь содрогнулся, высвобождаясь от навалившейся тяжести. И, не сбавляя хода, полез на следующую водяную гору...
- Шевелись, Этт! - долетел снизу голос. С выбленки* [Выбленка поперечная "ступенька" на вантах, образуемая поперечным плетением. Для этого плетения существуют даже особые выбленочные узлы.], щурясь против ветра и дождя, на нее смотрел Риллер. - У тебя все в порядке, малыш?
- Ага! - проорала она в ответ. - Я сейчас!
У нее действительно все было в порядке. Она просто замерзла, промокла и нечеловечески вымоталась. Остальные матросы уже спустились вниз по снастям, и лишь она чуток задержалась на рее - собраться с силами для непростого спуска вниз.
В самом начале ее вахты сделалось ясно, что приближается шторм, и капитан приказал взять паруса на гитовы* [Гитовы - взять (паруса) на гитовы - вариант радикального уменьшения парусной тяги, при которой нижние углы прямых парусов подводятся под середину рея с помощью специального троса (гитова). После этого ветер уже не упирается в парус, а свободно развевает его.]. Тут же полил дождь, а вскоре налетел бешеный ветер - не иначе задавшийся целью оторвать от снастей крохотные человеческие фигурки. А едва матросы справились с задачей и вернулись обратно на палубу, как последовал новый приказ: взять вторые рифы на марселях, а все остальные паруса срочно убрать. Шторм по достоинству оценил усилия мореплавателей и разошелся вовсю. Матросы карабкались на ванты, точно муравьи, угодившие в воду и лезущие на куски плавучего мусора. Они брали рифы и сворачивали рвущиеся из рук паруса. Приказания следовали одно за другим, пока Альтия вовсе не утратила способности думать - просто двигалась и что-то делала во исполнение выкрикиваемых снизу команд. Руки словно сами собой сворачивали мокрую парусину, привычно завязывали узлы... Воистину на многое способно тело даже помимо разума, пришибленного усталостью и страхом. Руки и ноги уподобились хорошо обученным животным, продолжавшим сражаться за жизнь даже тогда, когда почти умолк хозяин-рассудок.
Альтия медленно начала спускаться по вантам - последняя из всех. Остальные обогнали ее и теперь, наверное, уже отогревались внизу. То, что Риллер озаботился хотя бы окликнуть "малыша" и спросить, все ли в порядке, выделяло его среди прочих. Альтия понятия не имела, с какой стати этот малый взялся за нею присматривать. Ее ответное чувство было сложной смесью благодарности и унижения.
Записавшись в команду, она поначалу из кожи вон лезла, стараясь выделиться. Рвала жилы, чтобы только исполнять любую работу лучше и быстрее других. Какое счастье было вновь оказаться в море, на палубе корабля!.. Однообразная еда, приготовленная из продуктов, не лучшим образом сохранявшихся. Теснота и непреходящая вонь в кубрике. Даже грубость тех, кого она отныне называла своими товарищами по команде... Альтия готова была примириться и со всем этим, и не только. Какая разница?.. Она была в море. Она вкалывала наравне с другими матросами. А в конце плавания у нее будет на руках ярлычок-рекомендация с корабля. И она заставит Кайла им подавиться. Ох, тут-то она покажет ему!.. "Я верну Проказницу!" - пообещала она себе твердо. И принялась во всех подробностях изучать судно, на котором ей довелось нынче плавать.
Ей пришлось тяжко. Она была совершенно не знакома с такими кораблями. И задача еще усугублялась тем, что по части телосложения и физической силы Альтия, хоть лопни, не могла равняться с мужиками-матросами. Судно же было не привычное купеческое, а промысловое. И капитан не стремился совершать сколь возможно быстрые переходы из одного порта в другой, - он выделывал в море зигзаги, отыскивая добычу. Оттого и народу в команде было много больше, чем на "купцах". Здесь ведь приходилось не только ставить и убирать паруса - уйма рук требовалась для охоты, разделки и заготовки добытого мяса и жира. Соответственно, корабль был запружен людьми, и ни о какой чистоте не могло быть и речи. Альтия железно положила себе выучиться всему, чему надо, причем как можно быстрей. Но для того чтобы стать на этом провонявшем корабле-стервятнике лучшим матросом, одной решимости было мало. С другой стороны, с тех пор как она записалась в команду "Жнеца", сноровки да и выносливости у нее определено прибавилось. Но ее достижений определенно было недостаточно для того, чтобы, к примеру, отец, воскресни он здесь, мог бы не кривя душой назвать юнгу Этта "справным парнишкой"... Постепенно решимость и рвение Альтии сменились отчаянием. А потом и отчаяние угасло, придавленное постоянной усталостью. Теперь она просто боролась за выживание - день ото дня.
Она была на промысловике одним из трех юнг. Двоим другим - юным родственникам капитана - неизменно доставались поручения полегче. Они накрывали стол для капитана и старпома (а потом приканчивали излишки добротной еды). Их часто придавали в помощь корабельному коку, готовившему жратву для команды. Это последнее вселяло в душу Альтии самую черную зависть. Возиться на камбузе!.. Под палубой, куда не достигает яростная непогода! В тепле около печки!..
На Альтию - третьего юнгу - взваливали работу потяжелей. Ее приставляли убираться там, где царила уже самая-разсамая грязь. Она таскала ведра со смолой и отбросами жира. Она вообще была ко всякой бочке затычкой. Так, как сейчас, она ни разу еще в своей жизни не вкалывала.
...Она еще немного подержалась за мачту, спасаясь от объятий очередной волны, захлестнувшей палубу "Жнеца". Чтобы добраться оттуда до надежного укрытия форпика, понадобилось несколько отчаянных бросков через палубу. И не менее отчаянных мгновений, когда она судорожно цеплялась за штормовые леера* [Леер - туго натянутый трос, оба конца которого закрепляются на конструкциях судна. Леера служат для постановки тентов и косых парусов, для просушки коек и в качестве съемных "перил", ограждающих, например, боковины трапов и открытые трюмы. Используют их и при отсутствии высоких фальшбортов (в частности, на современных парусных яхтах). Так называемые штормовые леера натягивают при сильном волнении и непогоде: за них держатся, пересекая открытые участки палубы, чтобы не смыло за борт.], а очередной поток из-за борта силился оторвать ее от корабля и унести в море.
Упорная непогода держалась вот уже полных три дня. И, пока не разразился нынешний шторм, Альтия наивно надеялась, что хуже уже не станет. Опытные же матросы, кажется, считали это светопреставление вполне обычным для плавания Вовне. Они, понятно, ругались на чем свет стоит и требовали от Са прекратить бурю. Но богохульства неизменно перетекали в россказни о еще худших штормах, которые им доводилось переживать на кораблях попаршивей "Жнеца".
- Этт, малыш! Ну-ка поторопись, ежели рассчитываешь нынче горяченького похлебать! Будешь так ползать, смотри, даже и остывшего не достанется!
Риллер прокричал все это с изрядной долей угрозы. Тем не менее старый матрос оставался на палубе, пока "Этт" не присоединился к нему. Они плотно задраили за собой люк и наконец-то спустились вниз. Альтия чуть-чуть задержалась только для того, чтобы стряхнуть воду с рук и лица и как следует отжать густые волосы. Потом устремилась в недра корабля следом за Риллером.
Несколько месяцев назад она охарактеризовала бы эти недра как донельзя холодные, сырые и вдобавок вонючие. А теперь это был если не дом, то по крайней мере желанное прибежище. Место, где ветер не вколачивал в тебя дождь. Место, где приветливо горел желтоватый фонарь... Здесь уже раздавали еду. Деревянный черпак стукал о стенки котла, и Альтия отправилась получать свою законную пайку.
На борту "Жнеца" не имелось какого следует кубрика. Каждый располагался где мог, стараясь, конечно, "застолбить" местечко поудобней. Лучшие лежанки их владельцы время от времени с бранью отстаивали, пуская в ход кулаки. А посреди грузового трюма был небольшой закоулок, который матросы именовали "берлогой". Сюда один из юнг обычно притаскивал котел еды и раздавал сменившимся вахтенным. Ни столов, ни скамеек - устраивайся как хочешь, к примеру, на своем морском сундучке (если он у тебя есть). А то сядешь прямо на палубу, прислонившись спиной к бочке китового жира.
Ели из деревянных мисок, которые никогда толком не мылись. Их вытирали хлебом (если он был). Или попросту пальцами. Обычно в качестве хлеба раздавали галеты, а уж чтобы в шторм вроде нынешнего кок сподобился еще что-то испечь - не приходилось даже мечтать.
Для начала Альтия пробралась сквозь густой лес чьей-то одежды, развешанной на крючках, нагелях и веревках. Все было мокрое, и все якобы сушилось. Альтия выбралась из своего непромоканца (выигранного на той неделе в карты у Ойо) и повесила его на "свой" крюк.
Риллер, как выяснилось, не впустую пугал ее возможной недостачей еды. Альтия подошла, как раз когда он наполнял свою миску. Как все прочие, он черпал себе столько, сколько считал нужным, нимало не задумываясь, хватит ли остальным. Альтия схватила пустую миску и стала ждать своей очереди. Она чувствовала - Риллер намеренно медлил, дожидаясь от нее жалобы. Нет уж. Она успела набить себе достаточно шишек и набраться ума. И так кто угодно мог безнаказанно влепить юнге затрещину, не требовалось и предлога в виде нытья. Лучше промолчать - и удовольствоваться половиной половника, чем начать возникать - и заработать подзатыльник на ужин.
Риллер согнулся над котлом и все черпал из него, все черпал... Из очень мелкой лужицы варева, еще остававшегося на дне. Альтия молча сглатывала слюну.
Когда Риллер понял, что не добьется от нее жалоб, он спрятал улыбку.
- Кормись, малыш. Я там тебе оставил малость гущи на донышке. Выскребай котел - и потом коку назад его отнесешь.
Альтия знала: это была самая настоящая доброта. Риллер мог запросто слопать все, оставив ей только налипшее по стенкам, - никто и слова бы ему не сказал. Она подхватила котел и потащила к своей лежанке. Ура! Наконец-то еда...
Спальное место у нее было не из худших. Она устроилась со своими скудными пожитками в уголке, там, где изгибающийся борт корабля упирался в палубу над головой. Здесь-то, где было невозможно выпрямиться во весь рост, она свой гамак и повесила. Все равно никто, кроме нее, не мог здесь устроиться более-менее удобно. Опять же, здесь ее почти никто не тревожил. Никто не задевал ее мокрыми непромоканцами, возвращаясь с верхней палубы вниз.
Усевшись, Альтия вычерпала остатки варева своей кружкой и выпила залпом. Горячей эту жидкость трудно было назвать, во всяком случае, капли плававшего жира успели уже застыть. Но она была всяко теплей бушевавшего снаружи дождя. Да и жир показался Альтии вкусным необыкновенно. И Риллер ее не обманул: вправду оставил ей гущи. Несколько шматочков непонятно чего. Не то картошки, не то репы... или вообще чего-то непонятного, изначально задуманного как клецки, но толком не проварившегося. Альтии было, впрочем, все равно. Она схватила "это" пальцами и отправила в рот. А потом круглой и жесткой корабельной галетой скребла и терла котел, пока в нем не осталось даже намека на съедобную крошку. Галета, надо сказать, в качестве скребка была идеальна.
Она дожевывала последний кусочек, когда на нее навалилась всепоглощающая усталость. Она вымокла и продрогла, и у нее болела каждая косточка. Ах, как ей хотелось бы просто натянуть на себя свое одеяло, завернуться в него и закрыть глаза! Но Риллер велел ей отнести на камбуз котел, и не стоит откладывать это на потом, когда-де она немного поспит. Это будет расценено как уклонение от своих обязанностей. Риллер, может, и предпочтет не заметить... но если он не предпочтет... или кок что-нибудь вякнет... кабы еще не вздули линьком!
Этого она никак не могла допустить. Она издала нечто, очень напоминавшее всхлип, и с котлом в руках выбралась из своего закутка.
Чтобы добраться до камбуза, ей снова пришлось пересекать открытую палубу, где все так же нещадно "мыло"* ["Мыло", мыть - когда волна захлестывает через борт, окатывая палубу, моряки говорят: "Моет!".] из-за борта. Альтия умудрилась проскочить в два приема, держа котел не менее крепко, чем она сама держалась за леера. Если она упустит котел, то скоро пожалеет, что и сама не прыгнула за ним следом!
Ей пришлось долго пинать и колошматить дверь камбуза: недоумок кок додумался запереть ее изнутри. Наконец, недовольно хмурясь, он впустил ее. Она молча сунула ему котел, изо всех сил стараясь не слишком алчно смотреть на огонь, жарко горевший у кока за спиной. Тем, кто пользовался благосклонностью кока, разрешалось задерживаться здесь и греться в тепле. Особо приближенные имели право повесить здесь на просушку рубаху или штаны - только здесь их можно было вполне избавить от сырости. Альтия в число избранных, увы, не входила. Кок выдворил ее, едва она поставила на пол котел.
На обратном пути ей довелось ошибиться в расчетах. Позже она будет возлагать вину за это на кока, который слишком уж быстро выставил ее вон. Вот она и решила пересечь палубу за один раз. И просчиталась. Корабль, как нарочно, особенно круто врезался в бок водяной горы, вздымавшейся перед форштевнем... Пальцы Альтии даже коснулись леера, но уцепиться за него она не сумела. Бешеный поток воды снес ее с ног и плашмя потащил по палубе. Она отчаянно извивалась, пытаясь хоть за что-нибудь зацепиться если не рукой, так ногой. Вода оглушила и ослепила ее, в легких не было воздуха, чтобы заорать, призывая на помощь. Минула вечность... и ее с силой шарахнуло о фальшборт. Она ударилась головой, чуть не лишившись одного уха, а перед глазами разлилась звенящая тьма. На какой-то миг она совсем перестала соображать и лишь мертвой хваткой держалась за спасительный фальшборт, лежа на животе. Вода мчалась рекой, с ревом изливаясь за борт. Альтия даже не могла поднять головы, чтобы сделать глоток свежего воздуха. Но понимала она и то, что пора любой ценой подниматься на ноги: вздумай она дожидаться, пока вода полностью схлынет, ее неминуемо накроет следующая волна. То есть - если она не встанет прямо сейчас, ей не встать уже никогда. Она попробовала пошевелиться... ноги не слушались...
Сильная рука сгребла ее за шкирку и вздернула на колени. Альтия судорожно задышала.
- Тьфу! Все шпигаты* [Шпигаты - отверстия в палубе для слива за борт попавшей на нее воды.] заткнул! - недовольно прорычал мужской голос. Альтия висела в железной хватке матроса точно полузадохшийся котенок, вытащенный из воды. Пытаясь наполнить легкие воздухом, она вдохнула воду, еще остававшуюся у нее во рту и в ноздрях, и отчаянно закашлялась. - Держись! рявкнул матрос, и она что было силы руками и ногами ухватилась за его ноги. Кое-как втянула в себя порцию воздуха - и новая волна обрушилась на них обоих.
Она ощутила, как пошатнулся ее спаситель, и вполне уверилась в том, что вот сейчас их смоет и унесет. Но вода быстро схлынула, а матрос закатил ей здоровенную оплеуху, вынуждая от себя отцепиться... и чуть ли не бегом ринулся по палубе, таща Альтию за собой волоком. В его ладони оказались зажаты и ворот рубахи, и ее волосы. Он почти швырком прислонил ее к мачте. Ее руки нащупали знакомые снасти и сами собой вцепились в них, чтобы быстро вознести ее вверх. Следующая волна, перекатившаяся через палубу, благополучно прошла у Альтии под ногами. Тут ее скорчил новый приступ кашля, и она добавила к забортной воде недавно проглоченную. Потом высморкалась в два пальца и отряхнула ладонь. И, как только смогла более-менее нормально дышать, выдавила:
- Спасибо...
- Да ты!.. - раздалось в ответ. - Сухопутный крысенок! Пресноводная швабра!.. Мы же оба по твоей милости едва не утопли!..
В голосе моряка мешались ярость и страх.
- Я знаю... Прости...
Удавалось ли ей говорить достаточно громко, чтобы он ее расслышал за ревом и гулом ветра?
- Я ща тебя так прощу!!! Да я ща так тебе, засранцу, задницу надеру!!!
Он занес кулак, и Альтия напряглась всем телом, ожидая удара. Она знала: по всем корабельным законам ей полагалась порция битья. Но... удара почему-то все не было. Она открыла зажмуренные глаза.
На нее в упор смотрел Брэшен. И было похоже: то, что он видел перед собою, ошарашило его посильней волны, едва не смывшей их за борт.
- Да провались... - выдохнул он. - Ну ты даешь. Я ведь тебя не признал даже!
Она молча пожала плечами. В глаза ему она старалась не смотреть.
Под ними пронеслась очередная волна. Корабль вновь тяжеловесно пошел вверх.
- Ну... и как ты тут поживаешь? - спросил Брэшен, невольно понизив голос, как будто кто мог их подслушать. Не дело второму помощнику шептаться по углам с юнгой. И потому Брэшен, как только обнаружил, что их с Альтией нелегкая занесла на один и тот же корабль, принялся ее всячески избегать.
- Сам видишь, как поживаю, - ответила Альтия тихо. Ей было худо. В какой-то миг она даже и Брэшена готова была возненавидеть. Не за какой-то его проступок - просто за то, что он видел ее в таком состоянии. Почти что стертую в пыль. - Понемножку. Стараюсь остаться в живых...
- Я выручил бы тебя, если бы мог, - голос у него был сердитый. - Но сама посуди... Если я буду проявлять к тебе интерес, кто-нибудь тут же что-то заподозрит. Мне и так уже пришлось доходчиво объяснять кое-кому из команды, что... ну... что меня не влечет к другим мужикам. - Он вдруг засмущался, и глубоко внутри Альтия усмехнулась его смущению. Кругом завывал шторм, они с ним висели на снастях этого гребаного корабля, причем он только что сулился ужасть как надрать ей задницу... а теперь, видите ли, не находил слов обсуждать с ней интимные вопросы. Боялся, понимаешь, стыдливость ее оскорбить. А он продолжал: - Если я попробую дать тебе какую-никакую поблажку, на корабле вроде нашего это будет расценено... вполне однозначно. Чего доброго, за тобой и другие надумают приударить. А уж если они выяснят, что ты - не мужчина...
- Можешь не объяснять, - перебила Альтия. - Я, конечно, дура, но уж не настолько.
"Он что, только сейчас выяснил, что я тоже обитаю на этом сраном корыте?.."
- Не дура? А что в таком случае ты здесь делаешь?
Это он бросил уже через плечо, спрыгивая на палубу со снастей. Ловкий, как кот, и быстрый, как обезьяна, он мигом пробрался на бак. Альтия осталась смотреть ему вслед.
- Примерно то же, что и ты сам, - ответила она запоздало. - И вообще, от дурака слышу.
Дождалась, пока с палубы схлынул очередной потоп, и помчалась по пятам Брэшена... но, понятно, далеко не так проворно и ловко. Очень скоро она снова оказалась внизу. Было слышно, как вода с шумом обтекает борта корабля и плещет на палубу. "Жнец" ломился сквозь волны, словно плавучая бочка. С тяжелым вздохом Альтия снова принялась отряхивать воду... Заново отжала волосы - и, шлепая босыми ногами, направилась к себе в уголок. Мокрая одежда противно липла к телу и холодила. Альтия быстро стащила рубашку, переменив насквозь мокрую на "просто" сырую, и крепко отжала ту, в которой чуть не утонула. Встряхнула, расправляя, вместе со штанами развесила для относительного просушивания... и наконец-то вытащила из ухоронки свернутое одеяло. Оно было волглым и попахивало плесенью, но шерсть есть шерсть: даже мокрое, оно все равно грело. То бишь сохраняло тепло ее тела - и то благо. Альтия закуталась в него и свернулась калачиком в темноте. Короче говоря, спасибо огромное-преогромное Риллеру за его доброту. Мало того, что из-за этой доброты она едва не утонула, так еще и целого получаса сна лишилась...
Альтия закрыла глаза и постаралась забыться... Сон, однако, не сразу пришел к ней, хоть она и была измотана до предела. Она пыталась расслабиться, но не могла заставить разгладиться даже наморщенный лоб. "Наверное, - решила она наконец, - это все из-за Брэшена и нашего с ним разговора!"
Перебросившись с ним парой словечек, она поневоле снова задумалась о том, что с ней было раньше - и что стало. На самом деле она не встречалась с Брэшеном иногда по несколько суток. Он ведал другой вахтой, и потому ежедневный труд сводил их нечасто. И, честно говоря, ей было проще, когда никто и ничто не напоминало о ее прежней, навсегда оставленной жизни. Легче было просто существовать час за часом и день за днем, делая что приказывали - и выживая. Легче было ощущать себя юнгой Эттом и не заглядывать в будущее дальше следующей вахты.
Но лицо Брэшена, его выражение... его глаза... Они оказались беспощадней всякого зеркала. Альтия посмотрела ему в глаза всего один раз и сразу поняла, во что именно превратилась. И все то, чем она надеялась стать - и не смогла. Самое горестное, что Брэшен, по всей видимости, не хуже самой Альтии понимал: Кайл оказался прав. Она в самом деле была избалованной папочкиной любимицей, вздумавшей поиграться в матросскую жизнь. Теперь она со стыдом припоминала, как гордилась своим проворством, лазая по вантам "Проказницы". Вольно ж ей было забираться на них солнечными летними днями, а когда уставала или ей делалось скучно - спускаться на палубу и находить себе другую забаву. А такелажное дело или парусное шитье? Да, она любила посвятить им часок-другой при случае. Но можно ли это сравнивать, скажем, с шестью подряд часами поистине сумасшедшей работы, когда шквал разрывал парус и его надо было немедленно заменить?.. Мама, помнится, все ахала и ужасалась ее намозоленным, огрубевшим рукам. Посмотрела бы она на них теперь!.. Руки у Альтии нынче сделались куда более черствыми и толстокожими, чем когда-либо ранее бывали ее пятки. А пятки... пятки вовсе не поддавались описанию. Черные, потрескавшиеся... "Случилось самое страшное, что могло произойти, - прямо созналась она себе наконец. Обнаружилось, что сколько-нибудь выдающимся мореплавателем мне не бывать. Сколько ни бейся, я все равно никогда не сравняюсь со здоровяками-мужчинами..."
Чтобы получить место на корабле, она выдала себя за мальчишку четырнадцати годков. Если она вздумает задержаться на этом плавучем мясницком корыте, через год-другой они обратят внимание, что "Этт" почему-то все никак не растет и не раздается в плечах. И ее выгонят. С большим треском. И застрянет она в каком-нибудь заморском порту. Безо всяких видов на будущее...
Альтия не мигая всматривалась в темноту. По окончании плавания она намерена была обратиться за рекомендацией. Она и сейчас собиралась так поступить. И, возможно, даже получит заветный ярлычок. Она только сомневалась, чтобы этого оказалось достаточно. Ну да, конечно, у нее на руках окажется подтверждение ее моряцких достоинств, выданное капитаном. И, быть может, ей удастся-таки притянуть Кайла к ответу за его опрометчиво произнесенную клятву. Но... не окажется ли такая победа никчемной? Она ведь мечтала вернуться домой не с простым клочком кожи и печатью, подтверждающей: да, она побывала в плавании и выдержала его, и вернулась живая. Не-ет! Она хотела себя отстоять. Доказать всем - не одному только Кайлу! - что она вправду способна была заниматься избранным делом и по достоинству носить звание капитана... а не быть просто папиной дочкой, смыслящей кое-что в морском деле...
И вот теперь, в те краткие моменты, когда ей удавалось выкроить время для размышлений, Альтии казалось - покамест она сумела успешно доказать себе обратное. Все то, что дома, в Удачном, при начале пути, казалось благородным и дерзким, отсюда, из этого кубрика, выглядело глупым ребячеством. Переоделась мальчиком и удрала в море на первом же подвернувшемся корабле... Ну чем не дура набитая?!!
"И чего ради я это сделала? Почему?.." Почему не пошла на стоянку живых кораблей и не попросилась в матросы? Вправду ли она получила бы там уж такой от ворот поворот, как предрекал Брэшен?.. Быть может, все обернулось бы и по-иному, и она бы теперь мирно посапывала на добром купеческом корабле где-нибудь в спокойных водах Внутреннего Прохода, уверенная и в заработке, и в том, что по прибытии в порт получит вожделенную рекомендацию?.. И что ей взбрендило непременно наняться под чужим именем? Решила, видите ли, пробиться к цели сама и только сама, без поддержки громкой фамилии Вестрит и тени отца за спиной?.. Ах, до чего же красиво выглядел ее план теплыми летними вечерами в Удачном, когда она сидела, поджав ноги, в задней комнате лавочки Янтарь и шила себе матросские портки... Глупая самоуверенная девчонка...
Волшебный корабль
(Сага о живых кораблях-1)
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ОСЕНЬ
ГЛАВА 16
НОВЫЕ РОЛИ
Корабль тяжело взобрался на гребень волны. Его форштевень задрался так круто вверх, как будто он собирался вот-вот взмыть в небо, туда, где клубились и мчались куда-то рваные тучи. Волею Са, из этих туч хлестал ливень настолько свирепый, что воздух от воды отличить удавалось с трудом... Долго-долго Альтия видела перед собой только небо и ничего больше. А в следующий миг корабль перевалил гребень - и вот уже они стремглав катились вниз по длинному склону волны, прямо в темную пропасть, разверзавшуюся внизу. Казалось, вот сейчас он неминуемо врежется в противоположный водяной склон... И, конечно же, врезался, и зеленая вода промчалась по палубам. Сотрясение достигло мачты и поколебало ее, а с нею и рей, за который цеплялась Альтия. Потерявшие чувствительность пальцы порывались соскользнуть с холодной жесткой шкаторины* [Шкаторина - кромка паруса, усиливаемая для прочности добавочными слоями ткани, а при необходимости и тросами - растительными, синтетическими (в наше время) или даже стальными.]. Альтия что есть силы напрягла ноги, вдетые в перты* [Перты - трос, протянутый и закрепленный (с помощью коротких строп-подпертников) под реем. Работая с парусами, матросы ногами вставали на перты и ложились животом на нижнюю шкаторину паруса.], и это помогло ей удержаться. Корабль вновь содрогнулся, высвобождаясь от навалившейся тяжести. И, не сбавляя хода, полез на следующую водяную гору...
- Шевелись, Этт! - долетел снизу голос. С выбленки* [Выбленка поперечная "ступенька" на вантах, образуемая поперечным плетением. Для этого плетения существуют даже особые выбленочные узлы.], щурясь против ветра и дождя, на нее смотрел Риллер. - У тебя все в порядке, малыш?
- Ага! - проорала она в ответ. - Я сейчас!
У нее действительно все было в порядке. Она просто замерзла, промокла и нечеловечески вымоталась. Остальные матросы уже спустились вниз по снастям, и лишь она чуток задержалась на рее - собраться с силами для непростого спуска вниз.
В самом начале ее вахты сделалось ясно, что приближается шторм, и капитан приказал взять паруса на гитовы* [Гитовы - взять (паруса) на гитовы - вариант радикального уменьшения парусной тяги, при которой нижние углы прямых парусов подводятся под середину рея с помощью специального троса (гитова). После этого ветер уже не упирается в парус, а свободно развевает его.]. Тут же полил дождь, а вскоре налетел бешеный ветер - не иначе задавшийся целью оторвать от снастей крохотные человеческие фигурки. А едва матросы справились с задачей и вернулись обратно на палубу, как последовал новый приказ: взять вторые рифы на марселях, а все остальные паруса срочно убрать. Шторм по достоинству оценил усилия мореплавателей и разошелся вовсю. Матросы карабкались на ванты, точно муравьи, угодившие в воду и лезущие на куски плавучего мусора. Они брали рифы и сворачивали рвущиеся из рук паруса. Приказания следовали одно за другим, пока Альтия вовсе не утратила способности думать - просто двигалась и что-то делала во исполнение выкрикиваемых снизу команд. Руки словно сами собой сворачивали мокрую парусину, привычно завязывали узлы... Воистину на многое способно тело даже помимо разума, пришибленного усталостью и страхом. Руки и ноги уподобились хорошо обученным животным, продолжавшим сражаться за жизнь даже тогда, когда почти умолк хозяин-рассудок.
Альтия медленно начала спускаться по вантам - последняя из всех. Остальные обогнали ее и теперь, наверное, уже отогревались внизу. То, что Риллер озаботился хотя бы окликнуть "малыша" и спросить, все ли в порядке, выделяло его среди прочих. Альтия понятия не имела, с какой стати этот малый взялся за нею присматривать. Ее ответное чувство было сложной смесью благодарности и унижения.
Записавшись в команду, она поначалу из кожи вон лезла, стараясь выделиться. Рвала жилы, чтобы только исполнять любую работу лучше и быстрее других. Какое счастье было вновь оказаться в море, на палубе корабля!.. Однообразная еда, приготовленная из продуктов, не лучшим образом сохранявшихся. Теснота и непреходящая вонь в кубрике. Даже грубость тех, кого она отныне называла своими товарищами по команде... Альтия готова была примириться и со всем этим, и не только. Какая разница?.. Она была в море. Она вкалывала наравне с другими матросами. А в конце плавания у нее будет на руках ярлычок-рекомендация с корабля. И она заставит Кайла им подавиться. Ох, тут-то она покажет ему!.. "Я верну Проказницу!" - пообещала она себе твердо. И принялась во всех подробностях изучать судно, на котором ей довелось нынче плавать.
Ей пришлось тяжко. Она была совершенно не знакома с такими кораблями. И задача еще усугублялась тем, что по части телосложения и физической силы Альтия, хоть лопни, не могла равняться с мужиками-матросами. Судно же было не привычное купеческое, а промысловое. И капитан не стремился совершать сколь возможно быстрые переходы из одного порта в другой, - он выделывал в море зигзаги, отыскивая добычу. Оттого и народу в команде было много больше, чем на "купцах". Здесь ведь приходилось не только ставить и убирать паруса - уйма рук требовалась для охоты, разделки и заготовки добытого мяса и жира. Соответственно, корабль был запружен людьми, и ни о какой чистоте не могло быть и речи. Альтия железно положила себе выучиться всему, чему надо, причем как можно быстрей. Но для того чтобы стать на этом провонявшем корабле-стервятнике лучшим матросом, одной решимости было мало. С другой стороны, с тех пор как она записалась в команду "Жнеца", сноровки да и выносливости у нее определено прибавилось. Но ее достижений определенно было недостаточно для того, чтобы, к примеру, отец, воскресни он здесь, мог бы не кривя душой назвать юнгу Этта "справным парнишкой"... Постепенно решимость и рвение Альтии сменились отчаянием. А потом и отчаяние угасло, придавленное постоянной усталостью. Теперь она просто боролась за выживание - день ото дня.
Она была на промысловике одним из трех юнг. Двоим другим - юным родственникам капитана - неизменно доставались поручения полегче. Они накрывали стол для капитана и старпома (а потом приканчивали излишки добротной еды). Их часто придавали в помощь корабельному коку, готовившему жратву для команды. Это последнее вселяло в душу Альтии самую черную зависть. Возиться на камбузе!.. Под палубой, куда не достигает яростная непогода! В тепле около печки!..
На Альтию - третьего юнгу - взваливали работу потяжелей. Ее приставляли убираться там, где царила уже самая-разсамая грязь. Она таскала ведра со смолой и отбросами жира. Она вообще была ко всякой бочке затычкой. Так, как сейчас, она ни разу еще в своей жизни не вкалывала.
...Она еще немного подержалась за мачту, спасаясь от объятий очередной волны, захлестнувшей палубу "Жнеца". Чтобы добраться оттуда до надежного укрытия форпика, понадобилось несколько отчаянных бросков через палубу. И не менее отчаянных мгновений, когда она судорожно цеплялась за штормовые леера* [Леер - туго натянутый трос, оба конца которого закрепляются на конструкциях судна. Леера служат для постановки тентов и косых парусов, для просушки коек и в качестве съемных "перил", ограждающих, например, боковины трапов и открытые трюмы. Используют их и при отсутствии высоких фальшбортов (в частности, на современных парусных яхтах). Так называемые штормовые леера натягивают при сильном волнении и непогоде: за них держатся, пересекая открытые участки палубы, чтобы не смыло за борт.], а очередной поток из-за борта силился оторвать ее от корабля и унести в море.
Упорная непогода держалась вот уже полных три дня. И, пока не разразился нынешний шторм, Альтия наивно надеялась, что хуже уже не станет. Опытные же матросы, кажется, считали это светопреставление вполне обычным для плавания Вовне. Они, понятно, ругались на чем свет стоит и требовали от Са прекратить бурю. Но богохульства неизменно перетекали в россказни о еще худших штормах, которые им доводилось переживать на кораблях попаршивей "Жнеца".
- Этт, малыш! Ну-ка поторопись, ежели рассчитываешь нынче горяченького похлебать! Будешь так ползать, смотри, даже и остывшего не достанется!
Риллер прокричал все это с изрядной долей угрозы. Тем не менее старый матрос оставался на палубе, пока "Этт" не присоединился к нему. Они плотно задраили за собой люк и наконец-то спустились вниз. Альтия чуть-чуть задержалась только для того, чтобы стряхнуть воду с рук и лица и как следует отжать густые волосы. Потом устремилась в недра корабля следом за Риллером.
Несколько месяцев назад она охарактеризовала бы эти недра как донельзя холодные, сырые и вдобавок вонючие. А теперь это был если не дом, то по крайней мере желанное прибежище. Место, где ветер не вколачивал в тебя дождь. Место, где приветливо горел желтоватый фонарь... Здесь уже раздавали еду. Деревянный черпак стукал о стенки котла, и Альтия отправилась получать свою законную пайку.
На борту "Жнеца" не имелось какого следует кубрика. Каждый располагался где мог, стараясь, конечно, "застолбить" местечко поудобней. Лучшие лежанки их владельцы время от времени с бранью отстаивали, пуская в ход кулаки. А посреди грузового трюма был небольшой закоулок, который матросы именовали "берлогой". Сюда один из юнг обычно притаскивал котел еды и раздавал сменившимся вахтенным. Ни столов, ни скамеек - устраивайся как хочешь, к примеру, на своем морском сундучке (если он у тебя есть). А то сядешь прямо на палубу, прислонившись спиной к бочке китового жира.
Ели из деревянных мисок, которые никогда толком не мылись. Их вытирали хлебом (если он был). Или попросту пальцами. Обычно в качестве хлеба раздавали галеты, а уж чтобы в шторм вроде нынешнего кок сподобился еще что-то испечь - не приходилось даже мечтать.
Для начала Альтия пробралась сквозь густой лес чьей-то одежды, развешанной на крючках, нагелях и веревках. Все было мокрое, и все якобы сушилось. Альтия выбралась из своего непромоканца (выигранного на той неделе в карты у Ойо) и повесила его на "свой" крюк.
Риллер, как выяснилось, не впустую пугал ее возможной недостачей еды. Альтия подошла, как раз когда он наполнял свою миску. Как все прочие, он черпал себе столько, сколько считал нужным, нимало не задумываясь, хватит ли остальным. Альтия схватила пустую миску и стала ждать своей очереди. Она чувствовала - Риллер намеренно медлил, дожидаясь от нее жалобы. Нет уж. Она успела набить себе достаточно шишек и набраться ума. И так кто угодно мог безнаказанно влепить юнге затрещину, не требовалось и предлога в виде нытья. Лучше промолчать - и удовольствоваться половиной половника, чем начать возникать - и заработать подзатыльник на ужин.
Риллер согнулся над котлом и все черпал из него, все черпал... Из очень мелкой лужицы варева, еще остававшегося на дне. Альтия молча сглатывала слюну.
Когда Риллер понял, что не добьется от нее жалоб, он спрятал улыбку.
- Кормись, малыш. Я там тебе оставил малость гущи на донышке. Выскребай котел - и потом коку назад его отнесешь.
Альтия знала: это была самая настоящая доброта. Риллер мог запросто слопать все, оставив ей только налипшее по стенкам, - никто и слова бы ему не сказал. Она подхватила котел и потащила к своей лежанке. Ура! Наконец-то еда...
Спальное место у нее было не из худших. Она устроилась со своими скудными пожитками в уголке, там, где изгибающийся борт корабля упирался в палубу над головой. Здесь-то, где было невозможно выпрямиться во весь рост, она свой гамак и повесила. Все равно никто, кроме нее, не мог здесь устроиться более-менее удобно. Опять же, здесь ее почти никто не тревожил. Никто не задевал ее мокрыми непромоканцами, возвращаясь с верхней палубы вниз.
Усевшись, Альтия вычерпала остатки варева своей кружкой и выпила залпом. Горячей эту жидкость трудно было назвать, во всяком случае, капли плававшего жира успели уже застыть. Но она была всяко теплей бушевавшего снаружи дождя. Да и жир показался Альтии вкусным необыкновенно. И Риллер ее не обманул: вправду оставил ей гущи. Несколько шматочков непонятно чего. Не то картошки, не то репы... или вообще чего-то непонятного, изначально задуманного как клецки, но толком не проварившегося. Альтии было, впрочем, все равно. Она схватила "это" пальцами и отправила в рот. А потом круглой и жесткой корабельной галетой скребла и терла котел, пока в нем не осталось даже намека на съедобную крошку. Галета, надо сказать, в качестве скребка была идеальна.
Она дожевывала последний кусочек, когда на нее навалилась всепоглощающая усталость. Она вымокла и продрогла, и у нее болела каждая косточка. Ах, как ей хотелось бы просто натянуть на себя свое одеяло, завернуться в него и закрыть глаза! Но Риллер велел ей отнести на камбуз котел, и не стоит откладывать это на потом, когда-де она немного поспит. Это будет расценено как уклонение от своих обязанностей. Риллер, может, и предпочтет не заметить... но если он не предпочтет... или кок что-нибудь вякнет... кабы еще не вздули линьком!
Этого она никак не могла допустить. Она издала нечто, очень напоминавшее всхлип, и с котлом в руках выбралась из своего закутка.
Чтобы добраться до камбуза, ей снова пришлось пересекать открытую палубу, где все так же нещадно "мыло"* ["Мыло", мыть - когда волна захлестывает через борт, окатывая палубу, моряки говорят: "Моет!".] из-за борта. Альтия умудрилась проскочить в два приема, держа котел не менее крепко, чем она сама держалась за леера. Если она упустит котел, то скоро пожалеет, что и сама не прыгнула за ним следом!
Ей пришлось долго пинать и колошматить дверь камбуза: недоумок кок додумался запереть ее изнутри. Наконец, недовольно хмурясь, он впустил ее. Она молча сунула ему котел, изо всех сил стараясь не слишком алчно смотреть на огонь, жарко горевший у кока за спиной. Тем, кто пользовался благосклонностью кока, разрешалось задерживаться здесь и греться в тепле. Особо приближенные имели право повесить здесь на просушку рубаху или штаны - только здесь их можно было вполне избавить от сырости. Альтия в число избранных, увы, не входила. Кок выдворил ее, едва она поставила на пол котел.
На обратном пути ей довелось ошибиться в расчетах. Позже она будет возлагать вину за это на кока, который слишком уж быстро выставил ее вон. Вот она и решила пересечь палубу за один раз. И просчиталась. Корабль, как нарочно, особенно круто врезался в бок водяной горы, вздымавшейся перед форштевнем... Пальцы Альтии даже коснулись леера, но уцепиться за него она не сумела. Бешеный поток воды снес ее с ног и плашмя потащил по палубе. Она отчаянно извивалась, пытаясь хоть за что-нибудь зацепиться если не рукой, так ногой. Вода оглушила и ослепила ее, в легких не было воздуха, чтобы заорать, призывая на помощь. Минула вечность... и ее с силой шарахнуло о фальшборт. Она ударилась головой, чуть не лишившись одного уха, а перед глазами разлилась звенящая тьма. На какой-то миг она совсем перестала соображать и лишь мертвой хваткой держалась за спасительный фальшборт, лежа на животе. Вода мчалась рекой, с ревом изливаясь за борт. Альтия даже не могла поднять головы, чтобы сделать глоток свежего воздуха. Но понимала она и то, что пора любой ценой подниматься на ноги: вздумай она дожидаться, пока вода полностью схлынет, ее неминуемо накроет следующая волна. То есть - если она не встанет прямо сейчас, ей не встать уже никогда. Она попробовала пошевелиться... ноги не слушались...
Сильная рука сгребла ее за шкирку и вздернула на колени. Альтия судорожно задышала.
- Тьфу! Все шпигаты* [Шпигаты - отверстия в палубе для слива за борт попавшей на нее воды.] заткнул! - недовольно прорычал мужской голос. Альтия висела в железной хватке матроса точно полузадохшийся котенок, вытащенный из воды. Пытаясь наполнить легкие воздухом, она вдохнула воду, еще остававшуюся у нее во рту и в ноздрях, и отчаянно закашлялась. - Держись! рявкнул матрос, и она что было силы руками и ногами ухватилась за его ноги. Кое-как втянула в себя порцию воздуха - и новая волна обрушилась на них обоих.
Она ощутила, как пошатнулся ее спаситель, и вполне уверилась в том, что вот сейчас их смоет и унесет. Но вода быстро схлынула, а матрос закатил ей здоровенную оплеуху, вынуждая от себя отцепиться... и чуть ли не бегом ринулся по палубе, таща Альтию за собой волоком. В его ладони оказались зажаты и ворот рубахи, и ее волосы. Он почти швырком прислонил ее к мачте. Ее руки нащупали знакомые снасти и сами собой вцепились в них, чтобы быстро вознести ее вверх. Следующая волна, перекатившаяся через палубу, благополучно прошла у Альтии под ногами. Тут ее скорчил новый приступ кашля, и она добавила к забортной воде недавно проглоченную. Потом высморкалась в два пальца и отряхнула ладонь. И, как только смогла более-менее нормально дышать, выдавила:
- Спасибо...
- Да ты!.. - раздалось в ответ. - Сухопутный крысенок! Пресноводная швабра!.. Мы же оба по твоей милости едва не утопли!..
В голосе моряка мешались ярость и страх.
- Я знаю... Прости...
Удавалось ли ей говорить достаточно громко, чтобы он ее расслышал за ревом и гулом ветра?
- Я ща тебя так прощу!!! Да я ща так тебе, засранцу, задницу надеру!!!
Он занес кулак, и Альтия напряглась всем телом, ожидая удара. Она знала: по всем корабельным законам ей полагалась порция битья. Но... удара почему-то все не было. Она открыла зажмуренные глаза.
На нее в упор смотрел Брэшен. И было похоже: то, что он видел перед собою, ошарашило его посильней волны, едва не смывшей их за борт.
- Да провались... - выдохнул он. - Ну ты даешь. Я ведь тебя не признал даже!
Она молча пожала плечами. В глаза ему она старалась не смотреть.
Под ними пронеслась очередная волна. Корабль вновь тяжеловесно пошел вверх.
- Ну... и как ты тут поживаешь? - спросил Брэшен, невольно понизив голос, как будто кто мог их подслушать. Не дело второму помощнику шептаться по углам с юнгой. И потому Брэшен, как только обнаружил, что их с Альтией нелегкая занесла на один и тот же корабль, принялся ее всячески избегать.
- Сам видишь, как поживаю, - ответила Альтия тихо. Ей было худо. В какой-то миг она даже и Брэшена готова была возненавидеть. Не за какой-то его проступок - просто за то, что он видел ее в таком состоянии. Почти что стертую в пыль. - Понемножку. Стараюсь остаться в живых...
- Я выручил бы тебя, если бы мог, - голос у него был сердитый. - Но сама посуди... Если я буду проявлять к тебе интерес, кто-нибудь тут же что-то заподозрит. Мне и так уже пришлось доходчиво объяснять кое-кому из команды, что... ну... что меня не влечет к другим мужикам. - Он вдруг засмущался, и глубоко внутри Альтия усмехнулась его смущению. Кругом завывал шторм, они с ним висели на снастях этого гребаного корабля, причем он только что сулился ужасть как надрать ей задницу... а теперь, видите ли, не находил слов обсуждать с ней интимные вопросы. Боялся, понимаешь, стыдливость ее оскорбить. А он продолжал: - Если я попробую дать тебе какую-никакую поблажку, на корабле вроде нашего это будет расценено... вполне однозначно. Чего доброго, за тобой и другие надумают приударить. А уж если они выяснят, что ты - не мужчина...
- Можешь не объяснять, - перебила Альтия. - Я, конечно, дура, но уж не настолько.
"Он что, только сейчас выяснил, что я тоже обитаю на этом сраном корыте?.."
- Не дура? А что в таком случае ты здесь делаешь?
Это он бросил уже через плечо, спрыгивая на палубу со снастей. Ловкий, как кот, и быстрый, как обезьяна, он мигом пробрался на бак. Альтия осталась смотреть ему вслед.
- Примерно то же, что и ты сам, - ответила она запоздало. - И вообще, от дурака слышу.
Дождалась, пока с палубы схлынул очередной потоп, и помчалась по пятам Брэшена... но, понятно, далеко не так проворно и ловко. Очень скоро она снова оказалась внизу. Было слышно, как вода с шумом обтекает борта корабля и плещет на палубу. "Жнец" ломился сквозь волны, словно плавучая бочка. С тяжелым вздохом Альтия снова принялась отряхивать воду... Заново отжала волосы - и, шлепая босыми ногами, направилась к себе в уголок. Мокрая одежда противно липла к телу и холодила. Альтия быстро стащила рубашку, переменив насквозь мокрую на "просто" сырую, и крепко отжала ту, в которой чуть не утонула. Встряхнула, расправляя, вместе со штанами развесила для относительного просушивания... и наконец-то вытащила из ухоронки свернутое одеяло. Оно было волглым и попахивало плесенью, но шерсть есть шерсть: даже мокрое, оно все равно грело. То бишь сохраняло тепло ее тела - и то благо. Альтия закуталась в него и свернулась калачиком в темноте. Короче говоря, спасибо огромное-преогромное Риллеру за его доброту. Мало того, что из-за этой доброты она едва не утонула, так еще и целого получаса сна лишилась...
Альтия закрыла глаза и постаралась забыться... Сон, однако, не сразу пришел к ней, хоть она и была измотана до предела. Она пыталась расслабиться, но не могла заставить разгладиться даже наморщенный лоб. "Наверное, - решила она наконец, - это все из-за Брэшена и нашего с ним разговора!"
Перебросившись с ним парой словечек, она поневоле снова задумалась о том, что с ней было раньше - и что стало. На самом деле она не встречалась с Брэшеном иногда по несколько суток. Он ведал другой вахтой, и потому ежедневный труд сводил их нечасто. И, честно говоря, ей было проще, когда никто и ничто не напоминало о ее прежней, навсегда оставленной жизни. Легче было просто существовать час за часом и день за днем, делая что приказывали - и выживая. Легче было ощущать себя юнгой Эттом и не заглядывать в будущее дальше следующей вахты.
Но лицо Брэшена, его выражение... его глаза... Они оказались беспощадней всякого зеркала. Альтия посмотрела ему в глаза всего один раз и сразу поняла, во что именно превратилась. И все то, чем она надеялась стать - и не смогла. Самое горестное, что Брэшен, по всей видимости, не хуже самой Альтии понимал: Кайл оказался прав. Она в самом деле была избалованной папочкиной любимицей, вздумавшей поиграться в матросскую жизнь. Теперь она со стыдом припоминала, как гордилась своим проворством, лазая по вантам "Проказницы". Вольно ж ей было забираться на них солнечными летними днями, а когда уставала или ей делалось скучно - спускаться на палубу и находить себе другую забаву. А такелажное дело или парусное шитье? Да, она любила посвятить им часок-другой при случае. Но можно ли это сравнивать, скажем, с шестью подряд часами поистине сумасшедшей работы, когда шквал разрывал парус и его надо было немедленно заменить?.. Мама, помнится, все ахала и ужасалась ее намозоленным, огрубевшим рукам. Посмотрела бы она на них теперь!.. Руки у Альтии нынче сделались куда более черствыми и толстокожими, чем когда-либо ранее бывали ее пятки. А пятки... пятки вовсе не поддавались описанию. Черные, потрескавшиеся... "Случилось самое страшное, что могло произойти, - прямо созналась она себе наконец. Обнаружилось, что сколько-нибудь выдающимся мореплавателем мне не бывать. Сколько ни бейся, я все равно никогда не сравняюсь со здоровяками-мужчинами..."
Чтобы получить место на корабле, она выдала себя за мальчишку четырнадцати годков. Если она вздумает задержаться на этом плавучем мясницком корыте, через год-другой они обратят внимание, что "Этт" почему-то все никак не растет и не раздается в плечах. И ее выгонят. С большим треском. И застрянет она в каком-нибудь заморском порту. Безо всяких видов на будущее...
Альтия не мигая всматривалась в темноту. По окончании плавания она намерена была обратиться за рекомендацией. Она и сейчас собиралась так поступить. И, возможно, даже получит заветный ярлычок. Она только сомневалась, чтобы этого оказалось достаточно. Ну да, конечно, у нее на руках окажется подтверждение ее моряцких достоинств, выданное капитаном. И, быть может, ей удастся-таки притянуть Кайла к ответу за его опрометчиво произнесенную клятву. Но... не окажется ли такая победа никчемной? Она ведь мечтала вернуться домой не с простым клочком кожи и печатью, подтверждающей: да, она побывала в плавании и выдержала его, и вернулась живая. Не-ет! Она хотела себя отстоять. Доказать всем - не одному только Кайлу! - что она вправду способна была заниматься избранным делом и по достоинству носить звание капитана... а не быть просто папиной дочкой, смыслящей кое-что в морском деле...
И вот теперь, в те краткие моменты, когда ей удавалось выкроить время для размышлений, Альтии казалось - покамест она сумела успешно доказать себе обратное. Все то, что дома, в Удачном, при начале пути, казалось благородным и дерзким, отсюда, из этого кубрика, выглядело глупым ребячеством. Переоделась мальчиком и удрала в море на первом же подвернувшемся корабле... Ну чем не дура набитая?!!
"И чего ради я это сделала? Почему?.." Почему не пошла на стоянку живых кораблей и не попросилась в матросы? Вправду ли она получила бы там уж такой от ворот поворот, как предрекал Брэшен?.. Быть может, все обернулось бы и по-иному, и она бы теперь мирно посапывала на добром купеческом корабле где-нибудь в спокойных водах Внутреннего Прохода, уверенная и в заработке, и в том, что по прибытии в порт получит вожделенную рекомендацию?.. И что ей взбрендило непременно наняться под чужим именем? Решила, видите ли, пробиться к цели сама и только сама, без поддержки громкой фамилии Вестрит и тени отца за спиной?.. Ах, до чего же красиво выглядел ее план теплыми летними вечерами в Удачном, когда она сидела, поджав ноги, в задней комнате лавочки Янтарь и шила себе матросские портки... Глупая самоуверенная девчонка...