Ходжсон Уильям. Свистящая комната

   И вот уладив здесь свои дела, я подумал, что эта история вас заинтересует. К тому же я хотел, рассказывая ее вам, прояснить кое-что и для себя, и позвонил вам. Завтра я опять еду туда, и, когда вернусь, надеюсь, у меня будет, что вам рассказать. Кстати, я забыл упомянуть об одной занятной вещи. Я попытался записать свист на фонограф, но при прослушивании выяснил, что на диск не записалось вообще ничего. Это-то и вызвало у меня кое-какие необычные чувства. Другой странный факт заключается в том, что этот звук нельзя было усилить микрофоном; последний вообще отказывается принимать его, как бы не обращая на него внимания, как если бы его вообще не существовало. До сего момента я пребываю в полной растерянности. Мне было даже немного интересно посмотреть, смогут ли ваши умные головы пролить хоть чуть-чуть света на жуткую тайну. Лично я на это не способен пока".
   Он встал.
   — Всем спокойной ночи, — сказал он и выпроводил нас из дома. Мы не обиделись.
   Двумя неделями позже он прислал каждому из нас свою визитку, и на этот раз я, понятно, уже не опоздал. Когда мы приехали, Карнаки повел нас сразу к столу. Закончив с обедом, мы уютно устроились в креслах, и он продолжил рассказ с того места, на котором остановился в прошлый раз:
   "Слушайте внимательно, сейчас я поведаю вам что-то очень странное. Возвратился я поздно ночью, и мне пришлось пешком идти до замка, потому что я не известил хозяев о своем приезде. Все вокруг было залито ярким лунным светом, и прогулка оказалась даже приятной. Когда я подошел к замку, то увидел, что он окутан тьмой, и решил обойти его кругом, чтобы посмотреть, ведет ли Тэссок со своим братом наблюдение. На посту я их не нашел и решил, что они устали и пошли спать. Когда я переходил через лужайку напротив правого крыла замка, я услышал в комнате свист, причем в ночной тишине он звучал как-то особенно отчетливо. В нем была одна странная нотка — негромкая, непрерывная, звучавшая немного задумчиво, я посмотрел на окно, освещенное ярким лунным светом, и вдруг мне в голову пришла одна мысль. Мне захотелось взять со двора лестницу и заглянуть в комнату снаружи.
   Эта мысль заставила меня побегать по двору среди разбросанных хозяйственных строений в поисках легкой лестницы. Правда, одному богу известно, сколь тяжелой она оказалась! Сначала я подумал, что вообще не смогу ее приподнять, но, в конце концов, я справился с этой задачей и легонько прислонил ее к стене, к самому карнизу. Потом, стараясь производить как можно меньше шума, я вскарабкался по ней. Вскоре мое лицо уже возвышалось над подоконником освещаемом лунным светом.
   Естественно, свист усилился и все-таки он по-прежнему как бы задумчиво разговаривал сам с собой. Вы понимаете? Но тут же рядом с этим звуком соседствовал и другой, более страшный и чудовищный, — какая-то пародия на человеческий свист. Со стороны это могло бы выглядеть так, как будто какой-то монстр с человеческой душой что-то насвистывал себе под нос. А потом я увидел ЭТО. Посередине огромной пустой комнаты сморщился пол, и показался странный, на вид упругий холмик, перерезанный вдоль какой-то постоянно менявшей свои размеры щелью, пульсировавшей в такт со свистом.
   Я видел, как время от времени эта странная неровная дыра втягивала в себя воздух, как бы производя гигантский вдох, а потом снова расширялась, извлекая из себя какую-то невероятную мелодию. И по мере того как я все больше и больше всматривался в темноту, онемев от изумления, и разглядывая то, что происходило в комнате, я вдруг понял, что это живое существо. Я смотрел на пару огромных, темноватых губ, покрытых противными волдырями и отчетливо видных в лунном свете…
   Внезапно они превратились в огромную изрыгающую звуки массу, распухшую и затвердевшую, в какое-то средоточие силы и звука, освещаемых лунным светом. На чудовищной верхней губе выступил пот. В тот же момент свист перерос в безумный вопль, который буквально потряс меня, и я непроизвольно отпрянул от окна. А еще через секунду я уже тупо смотрел на твердый пол комнаты — гладкий, отполированный камень, расстилавшийся от одной стены до другой. Наступила полная тишина.
   А теперь, представьте себе, как я во все глаза смотрю на абсолютно пустую комнату и пытаюсь осознать то, что только увидел. Я чувствовал себя, как больной, испуганный ребенок. Мне захотелось тихо сползти вниз по лестнице и убежать. И вдруг я услышал голос Тэссока, доносившийся из глубины комнаты и звавший меня на помощь. Боже мой! В голове у меня все перемешалось, но я сообразил, что это, наверное, ирландцы заманили его туда и сейчас выясняют отношения. Он позвал меня снова, и я через окно рванулся ему на помощь. Мне казалось, что крик шел откуда-то из тени, отбрасываемой камином, и я бросился туда, но там никого не было.
   — Тэссок! — крикнул я, и мой голос гулко разнесся под сводами огромной комнаты. И вдруг мозг мой пронзила мысль: меня звал не Тэссок. Обезумев от страха, я стал бегать по комнате и, наконец, рванулся к окну, но тут же раздался ужасный вопль, потрясший всю комнату. Стена слева от меня сморщилась, и я увидел чудовищные черные гигантские губы. Они были уже в ярде от моего лица, когда я принялся судорожно искать револьвер. Нет, я не собирался в них стрелять, оружие я предназначал для себя, потому что угрожавшая мне опасность была в тысячу раз страшнее смерти. Но еще через секунду в комнате тихо, но отчетливо прозвучали слова Последней Неизвестной Строки Ритуала Сааамааа. И произошло то, с чем я уже один раз встречался раньше. Ощущение, которое я испытал, я бы сравнил, если хотите, с тем, что чувствует человек, глядя на то, как монотонно, беспрерывно, уныло падает пыль вниз. Я понимал, что жизнь моя висит на волоске и зависит от тех невидимых сил, что кружатся передо мной с калейдоскопической быстротой. Потом все это прекратилось, и я понял, что буду жить. Моя душа и тело опять соединились в одно целое, и ко мне вернулись и жизнь и сила. Я бросился к окну и высадил его головой. Теперь я могу сказать вам, что перестал бояться смерти. Я очутился на лестнице и сполз вниз, судорожно цепляясь руками за перекладины. Так или иначе, я оказался внизу, причем целый и невредимый. Я сел на мягкую, влажную траву; кругом все было залито лунным светом, а издалека, сверху, сквозь разбитое стекло до меня долетал тихий свист.
   Потом события разворачивались так. Я не был ранен и, обойдя вокруг замок, постучал в дверь и позвал Тэссока. Он впустил меня в дом, и мы долго беседовали, потягивая виски, — ведь я был совсем разбит. Я попытался объяснить ему сущность того, что увидел, — насколько мне, естественно, позволяло сделать мое состояние. Я сказал Тэссоку, что комната должна быть уничтожена, а все ее «части» — сожжены в домен" ной печи, возведенной внутри пятиугольника. Он кивнул. Говорить было не о чем. После этого я вошел спать.
   Мы привлекли к реализации нашего плана целую армию рабочих, и через десять дней эта милая комнатка уже корчилась в огне и дыме. Она сгорела дотла.
   Когда рабочие обдирали пепельную обшивку, я обнаружил кое-что, указывавшие на причину того, как эта комната могла превратиться в такого монстра. После того как со стен были сорваны тяжелые дубовые панели, над камином мы увидели орнамент, вырезанный на камне, и надпись на древнегреческом, гласившую, что в этой комнате был сожжен шут короля Алзофа Диан Тайенсей, который сочинил Песнь Глупости, высмеивавшую короля Эрнора, владевшего Седьмым Замком.
   Получив перевод этого высказывания, я прочитал его Тэссоку. Его охватило сильное возбуждение, ведь он знал эту старинную историю. Он повел меня в библиотеку, чтобы показать старый пергамент, в котором эта история рассказывалась во всех деталях. Позже мне стало известно, что ее хорошо знали во всей округе, но относились к ней скорее как к легенде, а не реальному факту. Казалось, никто даже не предполагал, что старое восточное крыло замка Айестри было тем, что осталось от древнего Седьмого Замка.
   Из древнего пергамента я узнал, что моего лет назад здесь свершилось одно действительно грязное дело. Король Алзоф и король Эрнор враждовали, кажется, с самого рождения. Можно вполне справедливо назвать это кровной враждой. Но многие годы они ограничивались лишь незначительными набегами, пока Диан Тайенсей не сложил Песнь Глупости, высмеивавшую короля Эрнора, и не спел ее королю Алзофу. Тому так понравилась эта песня, что он отдал шуту в жены одну из придворных дам своей жены.
   Песня распространилась по всему свету и дошла, наконец, и до короля Эрнора, который так рассердился, что начал войну против своего старого врага, захватил и сжег его замок и самого короля Алзефа. Диана Тайенсея, шута, он привез к себе в замок и приказал заточить его в одной из комнат в восточном крыле замка (которое, судя по всему, часто использовалось для подобных малоприятных целей), предварительно вырвав у него язык в наказание за ту песню, которую ей сочинил. Жену шута он вставил себе, оценив ее красоту. Но однажды ночью жена Диана Тайенсея исчезла, и утром ее нашли мертвой в объятьях своего мужа, который насвистывал Песнь Глупости, не имея больше возможности ее петь.
   Тогда Диан Тайенсей был поджарен в том громадном камине, и, может, на том самом «вертеле», о котором я уже упоминал. И до самой смерти Диан Тайенсей «не прекращал насвистывать» Песнь Глупости, петь которую он просто не мог. И с тех пор в той комнате часто слышались звуки, похожие на свист, и в комнате той появилась сила, не позволявшая никому находиться в ней. И в конце концов, королю пришлось переехать в другой замок, чтобы не слышать этого свиста.
   Ну, вот и все. Конечно, я лишь вкратце пересказал вам содержание пергамента. Все это выглядит довольно странным! Вы согласны?
   — Да, — ответил я за всех. — Но как это явление смогло развиться до такой степени?
   — Это один из тех случаев, когда мысль может распространять свое влияние на окружающую ее материю, — ответил Карнаки. — Развитие шло многие века, и в результате получился такой монстр. Мы имеем явный случай проявления Сайитии, суть которой лучше всего разъяснит ее сравнение с живой духовной субстанцией — своеобразным грибком души, имеющим структуры эфира и способным управлять «материальной субстанцией». Объяснить все это проще невозможно.
   — Но что же разорвало седьмой волосок? — спросил Тэйлор. Карнаки не знал ответа. Он думал, что, может, слишком сильно натянул его волос. Он сказал также, что сумел выяснить, что люди, убежавшие от него той ночью, к комнате никакого отношения не имели, а просто тайком пришли послушать свист, о котором так много говорят в округе.
   — И еще одно, — сказал Аркрайт. — Есть ли у тебя какие-нибудь соображения насчет того, что же все-таки управляет Последней Неизвестной Строкой Ритуала Сааамааа? Конечно, я знаю, ею пользовались Жрецы Заклинания Рааан. Но что же вызвало это заклинание в случае с тобой, кто произнес эту строку от твоего имени?
   — Я бы посоветовал тебе почитать «Харзрамскую Монографию» и мои к ней «Приложения» на тему «Астральная и Астарральная Координация и Интерференция», — сказал Карнаки. — Это весьма необычный предмет для разговора, но здесь я могу сказать только то, что вибрация человека не может быть изолирована от «астаррального» (что и проявляется, к примеру, в тех случаях, когда в дело вмешивается что-нибудь нечеловеческое) без незамедлительной реакции Сил, Управляющих Вращением Внешнего Круга. Иными словами, раз за разом подтверждается истина, что между душой человека (не телом, предупреждаю вас) и Внешними Ужасами постоянно встает какая-то Сила, Оберегающая Человека. Я говорю понятно?
   — Да, вроде бы понятно, — ответил я. — И значит, ты веришь, что душа жившего в древности шута нашла свое материальное выражение в этой комнате, что его душа, отравленная ненавистью, переродилась в такое чудовище?
   — Да, — сказал Карнаки, кивая головой. — Я думаю, ты выразил мои мысли довольно точно. Это может показаться чудовищным совпадением, но, говорят (и я слышал это много раз), что мисс Доннихью является потомком того самого короля Эрнора. Это наводит на довольно любопытные мысли, не правда ли? Приближается день свадьбы, а в замке есть комната, реагирующая на живые существа. А что если бы она зашла в эту комнату, хотя бы раз…а? ОНО долго ждало своего часа. Грехи отцов. Да, я подумал об этом. Свадьба у них на следующей неделе, и там меня будут носить на руках, чего я терпеть не могу. А Тэссок одержал верх во всех пари! Только подумайте, что бы произошло, если бы она зашла в ту комнату. Произошло бы что-то ужасное, правда?
   Он мрачно покачал головой, и мы все четверо кивнули в ответ. Потом он встал, провел всех нас до двери и дружелюбно вытолкнул на набережную, на свежий ночной воздух.
   — Спокойной ночи, — пожелали мы друг другу и разошлись по домам.
   А если бы она зашла туда, а? Если бы она зашла? Вот о чем я не переставал думать.