Когда стартовал челнок с Мэригей, словно надгробная плита опустилась на могилу.
Я связался с компьютером и рассчитал орбиту корабля, теперь я мог видеть, как она улетит. Я полетел в «нашу» пустыню, на «нашу» вершину. И за несколько часов до рассвета я увидел, как новая звезда появилась над западным горизонтом, разгорелась до ослепительного блеска и упала, погасая, и исчезла. Я подошел к обрыву и взглянул вниз, на застывшие волны дюн в полукилометре подо мной. Я сел, свесив ноги вниз, и ни о чем не думал, пока первые солнечные лучи не ударили из-за горизонта, накладывая мягкие светотени на ряды дюн. Дважды я наклонялся вперед, словно хотел прыгнуть. И если я не бросился с обрыва, то не из-за страха боли или потери жизни. Боль была бы мгновенной, а потерю понесла бы только армия. И это значило бы, что они в конечном итоге победили – столько лет они правили моей жизнью и заставили меня покончить с ней наконец.
Ну нет, по крайней мере, для этого имелись тельциане.
Часть четвертая
Глава 1
Глава 2
Я связался с компьютером и рассчитал орбиту корабля, теперь я мог видеть, как она улетит. Я полетел в «нашу» пустыню, на «нашу» вершину. И за несколько часов до рассвета я увидел, как новая звезда появилась над западным горизонтом, разгорелась до ослепительного блеска и упала, погасая, и исчезла. Я подошел к обрыву и взглянул вниз, на застывшие волны дюн в полукилометре подо мной. Я сел, свесив ноги вниз, и ни о чем не думал, пока первые солнечные лучи не ударили из-за горизонта, накладывая мягкие светотени на ряды дюн. Дважды я наклонялся вперед, словно хотел прыгнуть. И если я не бросился с обрыва, то не из-за страха боли или потери жизни. Боль была бы мгновенной, а потерю понесла бы только армия. И это значило бы, что они в конечном итоге победили – столько лет они правили моей жизнью и заставили меня покончить с ней наконец.
Ну нет, по крайней мере, для этого имелись тельциане.
Часть четвертая
Майор Манделла (2458–3143 гг. н. э.)
Глава 1
– Что такое, ведь нам рассказывали еще в школе? Какой-то старый эксперимент? Возьмите червяка, научите его проползать сквозь лабиринт. Потом скормите ученого червяка неученому червяку. Гляди-ка, этот червяк тоже теперь умеет проползать лабиринт!
Во рту у меня уже был противный привкус генерал-майора.
На самом деле я предполагал, что со дней моей юности они успели усовершенствовать методику. В общей сложности у них имелось 450 лет на эксперименты и внедрение.
Соответственно приказу на Старгейте я должен был пройти переподготовку и дополнительное обучение, прежде чем вступить в командование. Дабы подучить меня, они, конечно, не собирались поджаривать генерал-майоров и подавать их мне под соусом. Они вообще ничего мне не давали есть три недели, кроме глюкозы. Глюкоза и электрические сигналы.
Они обрили на мне каждый волосок, сделали укол – теперь я был слабее младенца, нацепили дюжину электродов и заключили в резервуар оксигенированного флюокарбона Я был во власти КУВа, то есть «компьютера ускоренного восприятия». Он не давал мне заскучать.
Машине понадобилось минут десять – я так думаю, чтобы выяснить уровень моих знаний в области военного искусства (прошу прощения за выражение). Потом она начала обучать.
Я научился в совершенстве пользоваться любыми видами оружия, вплоть до нова-бомбы. И не только теоретически – не зря мне прицепили электроды. Контролируемая компьютером кинестезийная обратная связь. Я чувствовал оружие в руках и выполнял операции. Я выполнял их до тех пор, пока не сделал все правильно. Иллюзия реальности была полнейшая. Я метал копье с помощью специальной петли – я был негром-воином из племени масаи, и мы напали на вражескую деревню. Я был высокий и чернокожий. Я учился фехтовать у какого-то зловещего вида субъекта посреди французского дворика XVIII века. Я сидел, притаившись в ветвях дерева, и целился из снайперской винтовки в людей, одетых в голубую форму, пробиравшихся по размокшим полям к Викобургу. За три недели я изничтожил целое отделение электронных призраков. Мне казалось, что прошел год, но КУБ странным образом Действовал на восприятие времени.
Но это была меньшая часть обучения. Разминка. Потому что потом в мой бедный мозг машины натолкали всю военную премудрость четырех тысячелетий, и я не мог забыть ни одного факта, пока находился в машине, по крайней мере.
Хотите знать, кто такой Сципион Амилиуапус? Я не хочу. Какой-то умник из периода Третьей Пунической войны. Война – это предел опасностей, и поэтому храбрость есть главное достоинство воина – вот что, оказывается, говаривал фон Клаузевиц. И не забыть мне до конца своих дней высокую поэзию следующего отрывка: «…наступающая группа обычно продвигается колонной, в авангарде находится командный взвод, за ним следуют лазерное отделение, отделение массированного удара, заключает колонну второе лазерное отделение…» Это из «Малого справочника ударной группы», если только можно назвать «малым справочником» книгу в две микрофильмовые карты, это 2000 страниц.
Если хотите стать абсолютным экспертом в предмете, вызывающем у вас отвращение, поступайте в ИСООН и становитесь офицером.
119 человек – и я отвечал за 118 из них. Включая меня самого, но исключая капитана, который сам мог о себе позаботиться.
Я не встретился ни с кем из моей группы во время двухнедельного восстановительного периода, следовавшего за обучением в КУВе.
Перед первым общим сбором я должен был встретиться с офицером по ориентации и инструктажу. Клерк назначил мне встречу с полковником в офицерском клубе шестого уровня после обеда.
Я пришел заранее, рассчитывая пообедать, но там подавали только закуски. Я заказал какую-то грибкообразную массу, отдаленно напоминающую эскалоп, а остальную часть калорий принял в виде алкоголя.
– Майор Манделла? – Я погрузился в размышления над седьмым стаканом пива и не заметил, как подошел полковник. Я привстал, но он жестом разрешил мне сидеть и тяжело опустился в кресло напротив.
– Я ваш должник, – сказал он. – Вы спасли меня от скучнейшего вечера, по крайней мере, наполовину. – Он протянул руку. – Джек Кинок. К вашим услугам.
– Полковник…
– Ну, ну, давайте без чинов. Мы, старикашки, должны… видеть перспективу, Уильям.
– Я не против.
Он заказал какой-то напиток. Я такого названия никогда не встречал.
– С чего же начать? Судя по вашему послужному, вы последний раз были на Земле в 2007-м.
– Верно.
– И вам не очень там понравилось? Так?
– Не очень. Зомби, счастливые роботы.
– Ну так вот, потом дела пошли лучше, потом опять хуже. Благодарю, – сказал он рядовому, который принес ему стакан. Пузырящееся месиво в нем было зеленым у дна и постепенно светлело, доходя до краев. Он отпил. – Потом опять лучше, потом… Я даже не знаю. Циклы.
– А как там сейчас?
– Ну… я не совсем уверен. Груды рапортов и сводок, не так просто отделить правду от пропаганды. Я не бывал дома уже двести лет. В последний раз было там несладко. Хотя это зависит от точки зрения.
– Что вы имеете в виду?
– Как вам сказать… Большие передряги. Слышали о движении пацифистов?
– Вроде нет.
– Хм, название у них обманчивое. Фактически это была война, партизанская война.
– А я думал, что могу назвать вам номер, разряд по значению и название любой войны, от Трои до наших дней.
Он улыбнулся:
– Эту они, наверное, пропустили. На то есть причина. Это была война ветеранов, вернувшихся от Йод-38 и Альфы-40. Они все вместе решили захватить управление ИСООН на Земле. Среди населения нашлось немало их сторонников.
– Но проиграли.
– Как видите, мы все еще здесь. – Он тряхнул стакан, и жидкость заискрилась, пена, быстро появившаяся на поверхности, опала. Все, что я знаю, – только слухи. Войну я не застал, уже кончилась, не считая редких случаев саботажа. И это была не слишком безопасная тема для разговоров.
– Это меня мало удивляет, – сказал я. – И даже более того. Эти люди на Земле, они готовы… согласиться с любым желанием правительства.
Полковник неопределенно хмыкнул:
– О какой же революции может быть речь? Когда мы там были, никто и слова не сказал бы против ИСООН или любого местного правительства. Они были запрограммированы принимать сказанное на веру.
– Гм, это тоже циклический процесс. – Он откинулся на спинку кресла. – Дело не в технике. Если бы правительство захотело, то могло бы контролировать… мысли и действия любого гражданина, с колыбели и до могилы.
Но этого не делают, потому что это привело бы к фатальным результатам. Потому что идет война. Вот вы, например, вы получили установку, пока сидели в «коробке»?
– Если я и получил, то откуда я мог бы это узнать, – сказал я, подумав.
– Правильно, но только частично. Поверьте моему слову, эту часть мозга они не трогали. В нашу базовую мотивацию поведения никто не вмешивался. И вы хотите знать почему?
Имена, даты, цифры пронеслись у меня в голове. – Тет-17, Сед-21, Альфа-14. Комиссия Лазло… Чрезвычайная комиссия Лазло и ее доклад. Июнь 2106 года.
– Да. И, кроме того, ваши собственные воспоминания об Альфе-0… Из роботов не получаются хорошие солдаты.
– Но получались раньше, – заметил я. – Вплоть до двадцать первого века. Управление поведением – мечта генералов. Создали бы армию, собрав самые ценные черты СС, преторианской гвардии, Золотой Орды и «зеленых беретов».
Полковник усмехнулся.
– И выпустите эту армию против взвода людей в современных боекостюмах. С ней покончат в два счета. Если только у каждого солдата в этом взводе будет своя голова на плечах. Тогда он будет драться как черт, чтобы спасти свою жизнь.
Было выведено поколение солдат со скорректированным с самого рождения поведением. Идеальные бойцы. Великолепно работали одной командой, кровожадные, собственную жизнь в грош не ставили. И что же? Тельциане разгромили их в пух и прах. Они тоже не щадили своих жизней, но у них это лучше получалось. И их всегда было больше. – Кинок поднял стакан и начал разглядывать разноцветное содержимое. – Я видел ваш психопрофиль. Старый и новый, сделанный после «коробки». Они ничем не отличаются.
– Будем надеяться, – я помахал рукой, чтобы принесли еще пива.
– Возможно, это не так уж хорошо.
– Что, из меня не выйдет офицера? Я это с самого начала им говорил. Я не лидер по натуре.
– И да, и нет. Хотите, скажу, что показал психопрофиль?
Я вздохнул.
– Это ведь секретно?
– Да, – сказал он. – Но вы теперь майор. Можете потребовать профиль любого человека в вашей группе.
– Не думаю, что вы меня чем-то удивите. Но мне было бы интересно. Кому бы не захотелось взглянуть в зеркало?
– Возможно. По психопрофилю вы – пацифист, но побежденный пацифист, от этого у вас легкий невроз, с которым вы справляетесь, перенося вину на армию.
Пиво было очень холодное, у меня заныли зубы.
– Ничего удивительного тем не менее.
– Если вам нужно будет убить человека, а не тельцианина, я не уверен, что вы сможете, хотя знаете теперь тысячи способов, как это сделать.
Вероятно, он был прав.
– Определенный потенциал лидера у вас имеется. Но вам бы он пригодился как учителю или министру. Вы бы действовали из побуждений симпатии, привязанности. У вас есть стремление влиять на других людей убеждением, а не приказом. Отсюда следует, что вы правы – офицер из вас выйдет плохой, если вы не перестроитесь. Я захохотал:
– В ИСООН все это знали с самого начала, когда приказали мне стать офицером.
– Здесь важны и другие параметры, – сказал он. – Вы, например, хорошо приспосабливаетесь, в меру сообразительны, хорошо анализируете. И вы один из одиннадцати человек, прошедших сквозь всю войну.
– Выживаемость – это добродетель рядового. Но офицер должен быть образцом. Капитан покидает корабль последним.
– Только не за тысячу световых лет от базы, где вас можно заменить, – хмыкнув, ответил полковник.
– Все равно. Одного не пойму, зачем нужно было вытаскивать меня с Небес, возиться с переподготовкой и так далее, когда здесь, на Старгейте, добрая треть людей – куда лучший материал, чем я. Боже, армейское мышление!
– Бюрократическое скорее. Год вашего рождения внушает уважение, не годится оставлять вас в подчиненных.
– Это все разница во времени. На самом деле я был всего в трех кампаниях.
– Неважно. К тому же это в два с половиной раза больше, чем в послужном списке среднего солдата. Мало кто выживает. Возможно, ребята из массмедиа попробуют сделать из вас национального героя.
– Национальный герой, – и я отпил свое пиво. – Где же ты, Джон Уэйн, ты так нам теперь нужен.
– Джон Уэйн? – Он покачал головой. – Знаете, я сам в «коробке» не бывал. В военной истории я не эксперт.
– Забудьте, неважно.
Кинок осушил свой стакан и попросил принести ему, – провалиться мне на месте! – ром «Антарес».
– Ну, хорошо. Предполагается, что я введу вас в курс дела. Что бы вы хотели узнать: о том, что мы называем «курсом дела»?
– Так вы не бывали в «коробке»? – Что это я к нему пристал?
– Нет, это только для боевых офицеров. За три недели на вас расходуется столько энергии и машинного времени, что можно было бы управлять Землей несколько дней.
– Ваши знаки показывают, что вы боевой офицер.
– Практически я бывший боевой.
Принесли ром «Антарес» – высокий стакан с прозрачной янтарной жидкостью и кусочками льда на поверхности. На дне плавал ярко-красный шарик размером с ноготь большого пальца.
– Что это красное?
– Корица. Эфир с добавкой корицы. Неплохо… хотите попробовать?
– Нет, я уж лучше пива.
– Внизу, на первом уровне, в библиотечном компьютере имеется блок «деловой ориентации». Мои люди своевременно вводят новую информацию. Каждый день. Можете обращаться туда, если возникнут вопросы. В основном вам нужно… подготовиться к встрече с вашей группой.
– А что, они не люди? Киборги? Клоны?
Он засмеялся:
– Клонирование запрещено законом. Проблема в вас… в вашей, э-э, гетеросексуальности.
– Ну, это не проблема. Я человек вполне терпимый.
– Да, да, профиль действительно показал, что вы… считаете себя терпимым. Но дело не в этом.
– Разве? – Я уже знал, что он хочет сказать.
– В ИСООН набираются только эмоционально устойчивые люди. Я понимаю, вам трудно с этим свыкнуться, но гетеросексуальность расценивается как эмоциональная нестабильность. И относительно легко излечивается.
– Если они собираются лечить меня…
– Успокойтесь, вы уже слишком стары для этого. – Он сделал маленький глоток. – Вам не так уж трудно будет с ними ужиться, как вы…
– Погодите, вы хотите сказать, что в группе нет больше таких, как я?
– Уильям, их нет нигде, даже на Земле. Кроме нескольких сотен человек – ветеранов и неизлечимых.
– Ага. – А что я мог сказать? – Жестокий способ решить проблему перенаселения?
– Возможно. Но он действует. Население Земли держится на уровне миллиарда. Как только кто-то умирает или покидает планету, выращивают ребенка.
– Не рождается?
– Рождается, но другим способом. В ваше время существовал такой термин – «дети из пробирки», но сейчас они, конечно, пробирками не пользуются.
– Да, это достижение.
– В каждом роддоме имеется искусственная утроба, в которой происходит рост зародыша в течение восьми-девяти месяцев, после чего он «рождается», как вы говорили. Это занимает несколько дней – ничего похожего на родовые муки, как в ваше время.
«Прекрасный новый мир, – подумал я. – И никаких родовых травм. Миллиард абсолютно приспособленных к окружению гомосексуалистов».
– Абсолютно приспособленных к сегодняшней Земле. Вы и я, мы можем найти их несколько странными.
– Мягко сказано. – Я допил свое пиво. – А вы сами, вы… гомосексуальны?
– Нет, – сказал он. Я успокоился. – В общем я и не гетеросексуален. – Он хлопнул по колену. Звук был какой-то необычный. – Получил тяжелое ранение, и оказалось, что у меня какое-то расстройство лимфатической системы, я не могу регенерировать. От пояса и ниже – только металл и пластик. Используя ваше выражение, я – киборг.
Дальше, чем далеко, как говорила моя мама.
– Рядовой! – Я подозвал официанта. – Принеси, как его, вот это, ром «Антарес». – Итак, я сижу в баре с бесполым киборгом, который одновременно единственный, нормальный человек на всей этой проклятой планете. – Двойной, пожалуйста.
Во рту у меня уже был противный привкус генерал-майора.
На самом деле я предполагал, что со дней моей юности они успели усовершенствовать методику. В общей сложности у них имелось 450 лет на эксперименты и внедрение.
Соответственно приказу на Старгейте я должен был пройти переподготовку и дополнительное обучение, прежде чем вступить в командование. Дабы подучить меня, они, конечно, не собирались поджаривать генерал-майоров и подавать их мне под соусом. Они вообще ничего мне не давали есть три недели, кроме глюкозы. Глюкоза и электрические сигналы.
Они обрили на мне каждый волосок, сделали укол – теперь я был слабее младенца, нацепили дюжину электродов и заключили в резервуар оксигенированного флюокарбона Я был во власти КУВа, то есть «компьютера ускоренного восприятия». Он не давал мне заскучать.
Машине понадобилось минут десять – я так думаю, чтобы выяснить уровень моих знаний в области военного искусства (прошу прощения за выражение). Потом она начала обучать.
Я научился в совершенстве пользоваться любыми видами оружия, вплоть до нова-бомбы. И не только теоретически – не зря мне прицепили электроды. Контролируемая компьютером кинестезийная обратная связь. Я чувствовал оружие в руках и выполнял операции. Я выполнял их до тех пор, пока не сделал все правильно. Иллюзия реальности была полнейшая. Я метал копье с помощью специальной петли – я был негром-воином из племени масаи, и мы напали на вражескую деревню. Я был высокий и чернокожий. Я учился фехтовать у какого-то зловещего вида субъекта посреди французского дворика XVIII века. Я сидел, притаившись в ветвях дерева, и целился из снайперской винтовки в людей, одетых в голубую форму, пробиравшихся по размокшим полям к Викобургу. За три недели я изничтожил целое отделение электронных призраков. Мне казалось, что прошел год, но КУБ странным образом Действовал на восприятие времени.
Но это была меньшая часть обучения. Разминка. Потому что потом в мой бедный мозг машины натолкали всю военную премудрость четырех тысячелетий, и я не мог забыть ни одного факта, пока находился в машине, по крайней мере.
Хотите знать, кто такой Сципион Амилиуапус? Я не хочу. Какой-то умник из периода Третьей Пунической войны. Война – это предел опасностей, и поэтому храбрость есть главное достоинство воина – вот что, оказывается, говаривал фон Клаузевиц. И не забыть мне до конца своих дней высокую поэзию следующего отрывка: «…наступающая группа обычно продвигается колонной, в авангарде находится командный взвод, за ним следуют лазерное отделение, отделение массированного удара, заключает колонну второе лазерное отделение…» Это из «Малого справочника ударной группы», если только можно назвать «малым справочником» книгу в две микрофильмовые карты, это 2000 страниц.
Если хотите стать абсолютным экспертом в предмете, вызывающем у вас отвращение, поступайте в ИСООН и становитесь офицером.
119 человек – и я отвечал за 118 из них. Включая меня самого, но исключая капитана, который сам мог о себе позаботиться.
Я не встретился ни с кем из моей группы во время двухнедельного восстановительного периода, следовавшего за обучением в КУВе.
Перед первым общим сбором я должен был встретиться с офицером по ориентации и инструктажу. Клерк назначил мне встречу с полковником в офицерском клубе шестого уровня после обеда.
Я пришел заранее, рассчитывая пообедать, но там подавали только закуски. Я заказал какую-то грибкообразную массу, отдаленно напоминающую эскалоп, а остальную часть калорий принял в виде алкоголя.
– Майор Манделла? – Я погрузился в размышления над седьмым стаканом пива и не заметил, как подошел полковник. Я привстал, но он жестом разрешил мне сидеть и тяжело опустился в кресло напротив.
– Я ваш должник, – сказал он. – Вы спасли меня от скучнейшего вечера, по крайней мере, наполовину. – Он протянул руку. – Джек Кинок. К вашим услугам.
– Полковник…
– Ну, ну, давайте без чинов. Мы, старикашки, должны… видеть перспективу, Уильям.
– Я не против.
Он заказал какой-то напиток. Я такого названия никогда не встречал.
– С чего же начать? Судя по вашему послужному, вы последний раз были на Земле в 2007-м.
– Верно.
– И вам не очень там понравилось? Так?
– Не очень. Зомби, счастливые роботы.
– Ну так вот, потом дела пошли лучше, потом опять хуже. Благодарю, – сказал он рядовому, который принес ему стакан. Пузырящееся месиво в нем было зеленым у дна и постепенно светлело, доходя до краев. Он отпил. – Потом опять лучше, потом… Я даже не знаю. Циклы.
– А как там сейчас?
– Ну… я не совсем уверен. Груды рапортов и сводок, не так просто отделить правду от пропаганды. Я не бывал дома уже двести лет. В последний раз было там несладко. Хотя это зависит от точки зрения.
– Что вы имеете в виду?
– Как вам сказать… Большие передряги. Слышали о движении пацифистов?
– Вроде нет.
– Хм, название у них обманчивое. Фактически это была война, партизанская война.
– А я думал, что могу назвать вам номер, разряд по значению и название любой войны, от Трои до наших дней.
Он улыбнулся:
– Эту они, наверное, пропустили. На то есть причина. Это была война ветеранов, вернувшихся от Йод-38 и Альфы-40. Они все вместе решили захватить управление ИСООН на Земле. Среди населения нашлось немало их сторонников.
– Но проиграли.
– Как видите, мы все еще здесь. – Он тряхнул стакан, и жидкость заискрилась, пена, быстро появившаяся на поверхности, опала. Все, что я знаю, – только слухи. Войну я не застал, уже кончилась, не считая редких случаев саботажа. И это была не слишком безопасная тема для разговоров.
– Это меня мало удивляет, – сказал я. – И даже более того. Эти люди на Земле, они готовы… согласиться с любым желанием правительства.
Полковник неопределенно хмыкнул:
– О какой же революции может быть речь? Когда мы там были, никто и слова не сказал бы против ИСООН или любого местного правительства. Они были запрограммированы принимать сказанное на веру.
– Гм, это тоже циклический процесс. – Он откинулся на спинку кресла. – Дело не в технике. Если бы правительство захотело, то могло бы контролировать… мысли и действия любого гражданина, с колыбели и до могилы.
Но этого не делают, потому что это привело бы к фатальным результатам. Потому что идет война. Вот вы, например, вы получили установку, пока сидели в «коробке»?
– Если я и получил, то откуда я мог бы это узнать, – сказал я, подумав.
– Правильно, но только частично. Поверьте моему слову, эту часть мозга они не трогали. В нашу базовую мотивацию поведения никто не вмешивался. И вы хотите знать почему?
Имена, даты, цифры пронеслись у меня в голове. – Тет-17, Сед-21, Альфа-14. Комиссия Лазло… Чрезвычайная комиссия Лазло и ее доклад. Июнь 2106 года.
– Да. И, кроме того, ваши собственные воспоминания об Альфе-0… Из роботов не получаются хорошие солдаты.
– Но получались раньше, – заметил я. – Вплоть до двадцать первого века. Управление поведением – мечта генералов. Создали бы армию, собрав самые ценные черты СС, преторианской гвардии, Золотой Орды и «зеленых беретов».
Полковник усмехнулся.
– И выпустите эту армию против взвода людей в современных боекостюмах. С ней покончат в два счета. Если только у каждого солдата в этом взводе будет своя голова на плечах. Тогда он будет драться как черт, чтобы спасти свою жизнь.
Было выведено поколение солдат со скорректированным с самого рождения поведением. Идеальные бойцы. Великолепно работали одной командой, кровожадные, собственную жизнь в грош не ставили. И что же? Тельциане разгромили их в пух и прах. Они тоже не щадили своих жизней, но у них это лучше получалось. И их всегда было больше. – Кинок поднял стакан и начал разглядывать разноцветное содержимое. – Я видел ваш психопрофиль. Старый и новый, сделанный после «коробки». Они ничем не отличаются.
– Будем надеяться, – я помахал рукой, чтобы принесли еще пива.
– Возможно, это не так уж хорошо.
– Что, из меня не выйдет офицера? Я это с самого начала им говорил. Я не лидер по натуре.
– И да, и нет. Хотите, скажу, что показал психопрофиль?
Я вздохнул.
– Это ведь секретно?
– Да, – сказал он. – Но вы теперь майор. Можете потребовать профиль любого человека в вашей группе.
– Не думаю, что вы меня чем-то удивите. Но мне было бы интересно. Кому бы не захотелось взглянуть в зеркало?
– Возможно. По психопрофилю вы – пацифист, но побежденный пацифист, от этого у вас легкий невроз, с которым вы справляетесь, перенося вину на армию.
Пиво было очень холодное, у меня заныли зубы.
– Ничего удивительного тем не менее.
– Если вам нужно будет убить человека, а не тельцианина, я не уверен, что вы сможете, хотя знаете теперь тысячи способов, как это сделать.
Вероятно, он был прав.
– Определенный потенциал лидера у вас имеется. Но вам бы он пригодился как учителю или министру. Вы бы действовали из побуждений симпатии, привязанности. У вас есть стремление влиять на других людей убеждением, а не приказом. Отсюда следует, что вы правы – офицер из вас выйдет плохой, если вы не перестроитесь. Я захохотал:
– В ИСООН все это знали с самого начала, когда приказали мне стать офицером.
– Здесь важны и другие параметры, – сказал он. – Вы, например, хорошо приспосабливаетесь, в меру сообразительны, хорошо анализируете. И вы один из одиннадцати человек, прошедших сквозь всю войну.
– Выживаемость – это добродетель рядового. Но офицер должен быть образцом. Капитан покидает корабль последним.
– Только не за тысячу световых лет от базы, где вас можно заменить, – хмыкнув, ответил полковник.
– Все равно. Одного не пойму, зачем нужно было вытаскивать меня с Небес, возиться с переподготовкой и так далее, когда здесь, на Старгейте, добрая треть людей – куда лучший материал, чем я. Боже, армейское мышление!
– Бюрократическое скорее. Год вашего рождения внушает уважение, не годится оставлять вас в подчиненных.
– Это все разница во времени. На самом деле я был всего в трех кампаниях.
– Неважно. К тому же это в два с половиной раза больше, чем в послужном списке среднего солдата. Мало кто выживает. Возможно, ребята из массмедиа попробуют сделать из вас национального героя.
– Национальный герой, – и я отпил свое пиво. – Где же ты, Джон Уэйн, ты так нам теперь нужен.
– Джон Уэйн? – Он покачал головой. – Знаете, я сам в «коробке» не бывал. В военной истории я не эксперт.
– Забудьте, неважно.
Кинок осушил свой стакан и попросил принести ему, – провалиться мне на месте! – ром «Антарес».
– Ну, хорошо. Предполагается, что я введу вас в курс дела. Что бы вы хотели узнать: о том, что мы называем «курсом дела»?
– Так вы не бывали в «коробке»? – Что это я к нему пристал?
– Нет, это только для боевых офицеров. За три недели на вас расходуется столько энергии и машинного времени, что можно было бы управлять Землей несколько дней.
– Ваши знаки показывают, что вы боевой офицер.
– Практически я бывший боевой.
Принесли ром «Антарес» – высокий стакан с прозрачной янтарной жидкостью и кусочками льда на поверхности. На дне плавал ярко-красный шарик размером с ноготь большого пальца.
– Что это красное?
– Корица. Эфир с добавкой корицы. Неплохо… хотите попробовать?
– Нет, я уж лучше пива.
– Внизу, на первом уровне, в библиотечном компьютере имеется блок «деловой ориентации». Мои люди своевременно вводят новую информацию. Каждый день. Можете обращаться туда, если возникнут вопросы. В основном вам нужно… подготовиться к встрече с вашей группой.
– А что, они не люди? Киборги? Клоны?
Он засмеялся:
– Клонирование запрещено законом. Проблема в вас… в вашей, э-э, гетеросексуальности.
– Ну, это не проблема. Я человек вполне терпимый.
– Да, да, профиль действительно показал, что вы… считаете себя терпимым. Но дело не в этом.
– Разве? – Я уже знал, что он хочет сказать.
– В ИСООН набираются только эмоционально устойчивые люди. Я понимаю, вам трудно с этим свыкнуться, но гетеросексуальность расценивается как эмоциональная нестабильность. И относительно легко излечивается.
– Если они собираются лечить меня…
– Успокойтесь, вы уже слишком стары для этого. – Он сделал маленький глоток. – Вам не так уж трудно будет с ними ужиться, как вы…
– Погодите, вы хотите сказать, что в группе нет больше таких, как я?
– Уильям, их нет нигде, даже на Земле. Кроме нескольких сотен человек – ветеранов и неизлечимых.
– Ага. – А что я мог сказать? – Жестокий способ решить проблему перенаселения?
– Возможно. Но он действует. Население Земли держится на уровне миллиарда. Как только кто-то умирает или покидает планету, выращивают ребенка.
– Не рождается?
– Рождается, но другим способом. В ваше время существовал такой термин – «дети из пробирки», но сейчас они, конечно, пробирками не пользуются.
– Да, это достижение.
– В каждом роддоме имеется искусственная утроба, в которой происходит рост зародыша в течение восьми-девяти месяцев, после чего он «рождается», как вы говорили. Это занимает несколько дней – ничего похожего на родовые муки, как в ваше время.
«Прекрасный новый мир, – подумал я. – И никаких родовых травм. Миллиард абсолютно приспособленных к окружению гомосексуалистов».
– Абсолютно приспособленных к сегодняшней Земле. Вы и я, мы можем найти их несколько странными.
– Мягко сказано. – Я допил свое пиво. – А вы сами, вы… гомосексуальны?
– Нет, – сказал он. Я успокоился. – В общем я и не гетеросексуален. – Он хлопнул по колену. Звук был какой-то необычный. – Получил тяжелое ранение, и оказалось, что у меня какое-то расстройство лимфатической системы, я не могу регенерировать. От пояса и ниже – только металл и пластик. Используя ваше выражение, я – киборг.
Дальше, чем далеко, как говорила моя мама.
– Рядовой! – Я подозвал официанта. – Принеси, как его, вот это, ром «Антарес». – Итак, я сижу в баре с бесполым киборгом, который одновременно единственный, нормальный человек на всей этой проклятой планете. – Двойной, пожалуйста.
Глава 2
На вид они были вполне нормальные, молодые и несколько напряженно державшиеся. Они собрались в лекционном зале на наш первый общий сбор.
Многие из них покинули детсад всего семь или восемь лет назад. Детсад – это искусственная, контролируемая среда, куда доступ имеют только педиатры и учителя. Когда человек покидает детсад в возрасте двенадцати-тринадцати лет (фамилию он получает по фамилии донора с лучшим генетическим показателем), он фактически считается взрослым. Образование его к этому моменту эквивалентно моему после первого курса колледжа. Некоторые из них продолжают учиться, специализируются в какой-то области, но многие сразу направляются на работу.
За ними тщательно наблюдают, и всякий, выказывающий асоциальные наклонности, например, гетеросексуальность, отправляется на лечение. Его или исцеляют, или оставляют в спецучреждениях до конца жизни.
Все призываются в ИСООН, достигнув двенадцати лет. Большинство работают в координационных отделах положенные пять лет и уходят. Несколько счастливцев, примерно один человек на восемь тысяч, приглашаются принять участие в боевых действиях. Отказ считается «асоциальной наклонностью», хотя такое приглашение означает пять дополнительных лет службы. И шансы выжить за эти десять лет близки к нулю. Таких еще не знает история войны. В лучшем случае война закончится раньше, чем истекут ваши десять (субъективных) лет.
Если считать, что разность во времени позволяет вам участвовать в кампании раз в один субъективный год, легко подсчитать эти шансы. Они составляют примерно две тысячных процента. Другими словами, если вспомнить старую русскую рулетку, то это то же самое, что зарядить шестизарядный револьвер четырьмя патронами, рискнуть нажать курок и не испачкать при этом своими мозгами противоположную стену. Тогда примите поздравления! Вы теперь штатский.
Поскольку на службе в ИСООН состоит шестьдесят тысяч солдат, примерно 12 солдата переживут войну. Я всерьез не надеялся попасть в их число.
Интересно, сколько человек из этих молодых солдат, заполнявших зал, знали, что они обречены? Я пытался отыскать лица, знакомые по досье, что я читал все утро, но получалось с трудом. Отобранные в соответствии с одними и теми же параметрами, они выглядели как-то одинаково: высокие, но не слишком, мускулистые, но не чрезмерно, сообразительные… но не из тех, что задают лишние вопросы. Заметно было, что расы на Земле еще ближе к слиянию, чем в дни моего пребывания там. Большинство из них походили несколько на полинезийцев. И только двое, Каймибанда и Фин, были чистыми представителями расовых типов. Интересно, как относились к ним остальные?
Большинство женщин красотой не блистали, но мне критиковать не приходилось в моем положении. Я сохранял целомудрие вот уже больше года, с тех пор как мы расстались с Мэригей на Небесах.
Интересно, подумал я, вдруг у кого-нибудь из этих женщин обнаружится след атавистической наклонности. Или она благосклонно отнесется к командиру-чудаку. Офицеру запрещается вступать в интимные отношения с подчиненными. Весьма деликатная формулировка. Нарушение карается редукцией жалованья до размеров жалованья рядового, а если эти отношения снижают боевую эффективность военной единицы – казнью. Если бы все правила устава ИСООН нарушались так же легко и часто, как это, в армии жилось бы весьма привольно.
Но ни один из молодых людей меня не привлекал. Что будет после второго года, я уверен не был.
– Становись! – Это лейтенант Холлибоу. Спасибо новым рефлексам, я остался сидеть. Все остальные вскочили.
– Меня зовут лейтенант Холлибоу, я ваш второй боевой офицер. – Раньше это называлось «первый боевой сержант». Армия переполняется офицерами – первый признак, что она сформирована не вчера.
Холлибоу продолжала, совсем как настоящий матерый вояка. Наверное, каждое утро тренируется перед зеркалом. Я видел ее досье, она была в настоящем деле, но только раз и всего несколько минут. Потеряла ногу и руку, черт, возможно, она и была приятным человеком, прежде чем попала на Небеса. Одну ногу только регенерировать – и то приходится помучиться.
Она вела обычную сержантскую беседу: строго, но справедливо, не беспокойте меня по мелочам, пользуйтесь командой цепочки, почти все можно уладить уже на уровне пятого эшелона.
Жаль, что я не поговорил с ней заранее поподробней. Мы спешили – на следующий день уже нужно было грузиться на крейсер, и я перекинулся всего парой слов с лейтенантом.
Этого было явно недостаточно. Холлибоу старалась, как это следовало из ее слов, использовать цепь командиров, чтобы оградить себя от подчиненных, создавая потенциально ситуацию «хороший солдат – плохой солдат». Я же планировал не отрываться слишком от основной массы людей и через день отводить час, чтобы любой солдат мог прийти ко мне, минуя своих начальников.
Во время обучения в «коробках» нам ввели одну и ту же информацию. Странно, что мы пришли к таким разным идеям о руководстве. А такая «политика открытых дверей» хорошо себя зарекомендовала еще в «современных» армиях Австралии и Америки. И особенно соответствовала она нашей ситуации, когда мы все будем месяцами находиться в замкнутом пространстве корабля. Такую систему мы использовали на последнем крейсере, где мне пришлось служить, и она явно помогала снизить напряжение.
Сейчас они расслабились, пока Холлибоу говорит, но скоро она призовет к вниманию и представит меня. Что я им скажу? Я предполагал сказать несколько слов и объяснить политику «открытых дверей», потом представить капитана Антопол, она скажет что-нибудь о нашем крейсере «Масарик II». Теперь я решил сначала поговорить с Холлибоу.
Спас меня мой старший офицер, капитан Мур. Он влетел в зал через боковую дверь, он всегда влетал, словно кругленький метеор, торопливо отдал честь и протянул мне конверт, содержащий наш боевой приказ. Я шепотом посоветовался с капитаном, и она согласилась, что можно сразу объявить составу, куда нас направляют.
Чего нам можно было не бояться в этой войне, так это вражеских агентов. Под толстым слоем краски тельцианин, вероятно, сможет выдать себя за ходячий мухомор. Но неизбежно попадает под подозрение.
Холлибоу уже призвала их к вниманию и добросовестно рассказывала, какой я хороший командир, и что я в армии с самого начала войны, и если они хотят благополучно дожить до конца срока службы, пусть следуют моему примеру. Она не упомянула, что солдат из меня средний, просто мне везет. И что я дал деру из армии при первой же возможности, что я так один раз сделал, но на Земле мне не понравилось, и я вернулся назад.
– Благодарю вас, лейтенант. – Я занял ее место. – Вольно. – Я развернул единственный листок, где содержался наш приказ и показал всем. – У меня есть для вас две новости: хорошая и плохая. – Старая шутка, однако вполне соответствовала сейчас действительности.
– Вот наш приказ, мы направляемся к Сад-138. Хорошая новость – непосредственно и немедленно мы в бою участвовать не будем. Плохая новость – нас используют как мишень.
Легкое движение в рядах – и тишина. Хорошая дисциплина. Или просто фатализм. Или неизвестно, что они думают о своем будущем или об отсутствии будущего.
– Сделать нам предстоит вот что… найти самую большую входную планету в системе Сад-138 и построить там базу. Удерживать базу до особого приказа. Два или три года скорее всего.
В течение этого срока нас, очевидно, атакует противник. Как вы знаете, удалось обнаружить определенную закономерность в передвижении противника от коллапсара к коллапсару. Со временем, возможно, удастся найти и планету тельциан. Пока же командование посылает группы перехвата, чтобы сковать экспансию противника.
В перспективе это и будет наше задание, мы войдем в число нескольких дюжин ударных групп, которые будут блокировать маневры тельциан на самых дальних границах нашей территории. Мне не нужно особо подчеркивать, какое это ответственное и важное задание. Если мы сумеем заключить противника в «мешок», мы выиграем войну. – «Но задолго до ее конца от нас и воспоминания не останется». – Я еще раз повторяю; нас могут атаковать в первый же день после высадки. Или, может статься, мы просидим спокойно на нашей планете все десять лет и отправимся домой. – «Ну да, держи карман шире!» – В любом случае, каждый должен поддерживать себя в лучшей боевой форме. Во время полета будут проводиться регулярные занятия гимнастикой и технической подготовкой. Особенно приемами постройки жилищ – нам придется создать базу и защитные постройки в самое короткое время. Боже, я уже разглагольствую совсем как офицер.
– Есть вопросы? – Вопросов не было. – Тогда позвольте представить капитана Антопол. Капитан, прошу вас.
Антопол, едва скрывая скуку, обрисовала перед сборищем наземников основные характеристики и возможности «Масарика II», мое внимание особо привлек последний абзац, все остальное мне было известно.
– Сад-138 – самый отдаленный коллапсар из тех, что посещались человеком. Он находится даже не в нашей Галактике, а в Большом Магеллановом Облаке, примерно за 150 световых лет отсюда. Полет наш будет состоять из четырех прыжков и займет примерно четыре месяца субъективного времени. Разница во времени с базой Старгейт к моменту достижения Сад-138 составит триста лет.
«И еще семь веков, если я доживу до возвращения. Какая, собственно, разница? С Мэригей мы расстались навеки, и больше никто и ничто для меня особого значения не имеет».
– Но не заблуждайтесь насчет противников, они тоже отправятся к Сад-138. Это будет нелегкая гонка, и выигрыша во времени у нас почти нет.
– Майор, у вас есть еще что-нибудь?
– Я… – начал я, привстав.
Многие из них покинули детсад всего семь или восемь лет назад. Детсад – это искусственная, контролируемая среда, куда доступ имеют только педиатры и учителя. Когда человек покидает детсад в возрасте двенадцати-тринадцати лет (фамилию он получает по фамилии донора с лучшим генетическим показателем), он фактически считается взрослым. Образование его к этому моменту эквивалентно моему после первого курса колледжа. Некоторые из них продолжают учиться, специализируются в какой-то области, но многие сразу направляются на работу.
За ними тщательно наблюдают, и всякий, выказывающий асоциальные наклонности, например, гетеросексуальность, отправляется на лечение. Его или исцеляют, или оставляют в спецучреждениях до конца жизни.
Все призываются в ИСООН, достигнув двенадцати лет. Большинство работают в координационных отделах положенные пять лет и уходят. Несколько счастливцев, примерно один человек на восемь тысяч, приглашаются принять участие в боевых действиях. Отказ считается «асоциальной наклонностью», хотя такое приглашение означает пять дополнительных лет службы. И шансы выжить за эти десять лет близки к нулю. Таких еще не знает история войны. В лучшем случае война закончится раньше, чем истекут ваши десять (субъективных) лет.
Если считать, что разность во времени позволяет вам участвовать в кампании раз в один субъективный год, легко подсчитать эти шансы. Они составляют примерно две тысячных процента. Другими словами, если вспомнить старую русскую рулетку, то это то же самое, что зарядить шестизарядный револьвер четырьмя патронами, рискнуть нажать курок и не испачкать при этом своими мозгами противоположную стену. Тогда примите поздравления! Вы теперь штатский.
Поскольку на службе в ИСООН состоит шестьдесят тысяч солдат, примерно 12 солдата переживут войну. Я всерьез не надеялся попасть в их число.
Интересно, сколько человек из этих молодых солдат, заполнявших зал, знали, что они обречены? Я пытался отыскать лица, знакомые по досье, что я читал все утро, но получалось с трудом. Отобранные в соответствии с одними и теми же параметрами, они выглядели как-то одинаково: высокие, но не слишком, мускулистые, но не чрезмерно, сообразительные… но не из тех, что задают лишние вопросы. Заметно было, что расы на Земле еще ближе к слиянию, чем в дни моего пребывания там. Большинство из них походили несколько на полинезийцев. И только двое, Каймибанда и Фин, были чистыми представителями расовых типов. Интересно, как относились к ним остальные?
Большинство женщин красотой не блистали, но мне критиковать не приходилось в моем положении. Я сохранял целомудрие вот уже больше года, с тех пор как мы расстались с Мэригей на Небесах.
Интересно, подумал я, вдруг у кого-нибудь из этих женщин обнаружится след атавистической наклонности. Или она благосклонно отнесется к командиру-чудаку. Офицеру запрещается вступать в интимные отношения с подчиненными. Весьма деликатная формулировка. Нарушение карается редукцией жалованья до размеров жалованья рядового, а если эти отношения снижают боевую эффективность военной единицы – казнью. Если бы все правила устава ИСООН нарушались так же легко и часто, как это, в армии жилось бы весьма привольно.
Но ни один из молодых людей меня не привлекал. Что будет после второго года, я уверен не был.
– Становись! – Это лейтенант Холлибоу. Спасибо новым рефлексам, я остался сидеть. Все остальные вскочили.
– Меня зовут лейтенант Холлибоу, я ваш второй боевой офицер. – Раньше это называлось «первый боевой сержант». Армия переполняется офицерами – первый признак, что она сформирована не вчера.
Холлибоу продолжала, совсем как настоящий матерый вояка. Наверное, каждое утро тренируется перед зеркалом. Я видел ее досье, она была в настоящем деле, но только раз и всего несколько минут. Потеряла ногу и руку, черт, возможно, она и была приятным человеком, прежде чем попала на Небеса. Одну ногу только регенерировать – и то приходится помучиться.
Она вела обычную сержантскую беседу: строго, но справедливо, не беспокойте меня по мелочам, пользуйтесь командой цепочки, почти все можно уладить уже на уровне пятого эшелона.
Жаль, что я не поговорил с ней заранее поподробней. Мы спешили – на следующий день уже нужно было грузиться на крейсер, и я перекинулся всего парой слов с лейтенантом.
Этого было явно недостаточно. Холлибоу старалась, как это следовало из ее слов, использовать цепь командиров, чтобы оградить себя от подчиненных, создавая потенциально ситуацию «хороший солдат – плохой солдат». Я же планировал не отрываться слишком от основной массы людей и через день отводить час, чтобы любой солдат мог прийти ко мне, минуя своих начальников.
Во время обучения в «коробках» нам ввели одну и ту же информацию. Странно, что мы пришли к таким разным идеям о руководстве. А такая «политика открытых дверей» хорошо себя зарекомендовала еще в «современных» армиях Австралии и Америки. И особенно соответствовала она нашей ситуации, когда мы все будем месяцами находиться в замкнутом пространстве корабля. Такую систему мы использовали на последнем крейсере, где мне пришлось служить, и она явно помогала снизить напряжение.
Сейчас они расслабились, пока Холлибоу говорит, но скоро она призовет к вниманию и представит меня. Что я им скажу? Я предполагал сказать несколько слов и объяснить политику «открытых дверей», потом представить капитана Антопол, она скажет что-нибудь о нашем крейсере «Масарик II». Теперь я решил сначала поговорить с Холлибоу.
Спас меня мой старший офицер, капитан Мур. Он влетел в зал через боковую дверь, он всегда влетал, словно кругленький метеор, торопливо отдал честь и протянул мне конверт, содержащий наш боевой приказ. Я шепотом посоветовался с капитаном, и она согласилась, что можно сразу объявить составу, куда нас направляют.
Чего нам можно было не бояться в этой войне, так это вражеских агентов. Под толстым слоем краски тельцианин, вероятно, сможет выдать себя за ходячий мухомор. Но неизбежно попадает под подозрение.
Холлибоу уже призвала их к вниманию и добросовестно рассказывала, какой я хороший командир, и что я в армии с самого начала войны, и если они хотят благополучно дожить до конца срока службы, пусть следуют моему примеру. Она не упомянула, что солдат из меня средний, просто мне везет. И что я дал деру из армии при первой же возможности, что я так один раз сделал, но на Земле мне не понравилось, и я вернулся назад.
– Благодарю вас, лейтенант. – Я занял ее место. – Вольно. – Я развернул единственный листок, где содержался наш приказ и показал всем. – У меня есть для вас две новости: хорошая и плохая. – Старая шутка, однако вполне соответствовала сейчас действительности.
– Вот наш приказ, мы направляемся к Сад-138. Хорошая новость – непосредственно и немедленно мы в бою участвовать не будем. Плохая новость – нас используют как мишень.
Легкое движение в рядах – и тишина. Хорошая дисциплина. Или просто фатализм. Или неизвестно, что они думают о своем будущем или об отсутствии будущего.
– Сделать нам предстоит вот что… найти самую большую входную планету в системе Сад-138 и построить там базу. Удерживать базу до особого приказа. Два или три года скорее всего.
В течение этого срока нас, очевидно, атакует противник. Как вы знаете, удалось обнаружить определенную закономерность в передвижении противника от коллапсара к коллапсару. Со временем, возможно, удастся найти и планету тельциан. Пока же командование посылает группы перехвата, чтобы сковать экспансию противника.
В перспективе это и будет наше задание, мы войдем в число нескольких дюжин ударных групп, которые будут блокировать маневры тельциан на самых дальних границах нашей территории. Мне не нужно особо подчеркивать, какое это ответственное и важное задание. Если мы сумеем заключить противника в «мешок», мы выиграем войну. – «Но задолго до ее конца от нас и воспоминания не останется». – Я еще раз повторяю; нас могут атаковать в первый же день после высадки. Или, может статься, мы просидим спокойно на нашей планете все десять лет и отправимся домой. – «Ну да, держи карман шире!» – В любом случае, каждый должен поддерживать себя в лучшей боевой форме. Во время полета будут проводиться регулярные занятия гимнастикой и технической подготовкой. Особенно приемами постройки жилищ – нам придется создать базу и защитные постройки в самое короткое время. Боже, я уже разглагольствую совсем как офицер.
– Есть вопросы? – Вопросов не было. – Тогда позвольте представить капитана Антопол. Капитан, прошу вас.
Антопол, едва скрывая скуку, обрисовала перед сборищем наземников основные характеристики и возможности «Масарика II», мое внимание особо привлек последний абзац, все остальное мне было известно.
– Сад-138 – самый отдаленный коллапсар из тех, что посещались человеком. Он находится даже не в нашей Галактике, а в Большом Магеллановом Облаке, примерно за 150 световых лет отсюда. Полет наш будет состоять из четырех прыжков и займет примерно четыре месяца субъективного времени. Разница во времени с базой Старгейт к моменту достижения Сад-138 составит триста лет.
«И еще семь веков, если я доживу до возвращения. Какая, собственно, разница? С Мэригей мы расстались навеки, и больше никто и ничто для меня особого значения не имеет».
– Но не заблуждайтесь насчет противников, они тоже отправятся к Сад-138. Это будет нелегкая гонка, и выигрыша во времени у нас почти нет.
– Майор, у вас есть еще что-нибудь?
– Я… – начал я, привстав.