– Прекратить огонь… Я сказал прекратить, черт побери! Поймайте парочку живых, они вас не укусят.
   Я перестал стрелять, и соответственно все остальные тоже. Когда следующий тельцианин выпрыгнул на меня из-за кучи дымящихся останков, я сделал нырок, стараясь обхватить его за тоненькие ноги.
   Это было все равно, что ловить большой скользкий воздушный шар. Он выскользнул у меня из рук и продолжал бежать.
   Нам удалось остановить одного тельцианина простым способом – навалив полдюжины человек на него сверху. За это время остальные пробежали сквозь нашу цепь и теперь мчались к ряду больших металлических цилиндров, напоминающих баки, которые Кортес считал какими-то складами. Маленькая дверка открылась у основания каждого цилиндра.
   – Пленного мы уже взяли! – крикнул я Кортесу. – Убрать остальных!
   До них уже было пятьдесят метров, и бежали они изо всех сил. Попасть было нелегко. Лазерные шпаги сверкали то над бегущими, то брали слишком низко. Один упал, перерезанный надвое, но остальные продолжали бежать и почти достигли дверок, когда открыли огонь гранатометчики. Магазины у них были заряжены «пятисотками», но сотрясение от взрывов не причиняло тельцианам вреда, они падали и вскакивали снова, невредимые в своих пузырчатых защитных оболочках.
   – Здания! Огонь по заразам-зданиям!
   Гранатометчики взяли прицел повыше и дали новый залп, но бомбы только опаляли поверхность зданий, пока одна не влетела в дверцу. Цилиндр раскололся словно по шву, извергнув облако механических обломков и язык бледного пламени, мгновенно развернувшийся и пропавший. Тогда остальные гранатометчики сконцентрировали огонь на дверцах цилиндров, не считая случайных выстрелов по оставшимся тельцианам, больше для того, чтобы не дать им попасть в здания, чего тельциане, похоже, очень хотели бы. Все это время мы пробовали достать тельциан из лазеров, пока они метались вокруг цилиндрических конструкций. Мы подошли как можно ближе, чтобы только не попасть под разрыв гранат, но недостаточно все-таки для точного прицела.
   Все же одного за одним мы выводили их из строя, кроме того, уничтожили четыре из семи строений. Потом, когда их осталось всего двое, близкий разрыв гранаты бросил одного прямо в отверстие входа. Тельцианин исчез внутри цилиндра, и последовавшие залпы не причинили обшивке никакого вреда. Гранаты падали вокруг конструкции, стоял грохот от взрывов, но вдруг его поглотил могучий вздох, словно гигант набрал полную грудь воздуха, и на месте цилиндрического строения прямо по вертикали уходила аж в стратосферу колонна дыма, словно вычерченная по линейке. Второй тельцианин находился в это время у самого основания цилиндра. Его разорвало в клочья. Через секунду нас накрыло взрывной волной, и я, как перекати-поле, был сдут прямо на кучу мертвых тельциан, перекатился через груду тел и был отнесен еще дальше.
   Когда я все-таки поднялся на ноги, меня охватила секундная паника – весь боекостюм был в крови. Но тут я сообразил, что это тельцианская кровь, и паника прошла, я чувствовал только желание вымыться.
   – Поймайте сукина сына! Поймайте! Воспользовавшись замешательством, пленный тельцианин вырвался на свободу и теперь мчался к зарослям травы. За ним гнался целый взвод, но тельцианин скрылся бы, если группа не перекрыла бы ему путь к отступлению. Я тоже потрусил в ту сторону, принять участие в забаве.
   На тельцианина навалилось четыре человека, а еще пятьдесят стояли кольцом вокруг, наблюдая за борьбой.
   – По местам, чертовы дети! Их здесь, может, еще тысячи, может, они только и ждут момента, чтобы накрыть нас в одном месте!
   Нехотя мы разошлись. Мы почему-то все были уверены, что больше тельциан на базе не осталось. И вообще на всей планете.
   Сам Кортес тем временем направился к вновь пойманному пленному. Вдруг вся четверка свалилась в кучу на теле инопланетянина. Даже оттуда, где я стоял, можно было видеть пену, вытекавшую из ротового отверстия тельцианина. Его защитный пузырь лопнул. Самоубийство.
   – Вот сволочь! – Кортес был уже там.
   – Отойдите в сторону.
   Четверо отошли, и Кортес лазерным лучом расчленил инопланетянина на дюжину трепещущих кусков плоти. Какое отрадное зрелище.
   – Ладно, не беда, найдем еще одного. Слушай команду! Порядок движения – строй «наконечник»! Начинаем приступ «цветка».
   Ну, мы построились и пошли приступом на «цветок», который, очевидно, истратил весь боезапас, потому что рыкающие звуки он издавать продолжал, но пузырей больше не появлялось. Там было пусто. Мы промчались по въездным спускам и по коридорам, пальцевые лазеры наготове, словно дети, играющие в войну. Пусто, все ушли.
   То же самое нас ожидало в строении с антенной и в сорока четырех «избушках» периметра, которые уцелели во время штурма. Таким образом, в нашем распоряжении оказалась куча строений преимущественно неизвестного назначения, но ни одного живого тельцианина, необходимого ксенологам, чтобы поэкспериментировать с ним. Во всяком случае, в их распоряжении любые отдельные части тельцианских останков. Лучше, чем ничего.
   После того как мы прочесали каждый квадратный дюйм базы, пришел катер с настоящей исследовательской командой. Ученые.
   – Ну ладно, кончено, – сказал Кортес, и мы вышли из гипнотического транса.
   Поначалу всем нам несладко пришлось.
   Потрясение от воспоминаний о кровавом убийстве едва не свело с ума некоторых людей вроде «Счастливчика» и Мэригей. Кортес приказал всем принять по таблетке транквилизатора-седатива. Две – для наиболее чувствительных. Но я тоже принял две, хотя мне и не приказывали. Потому что это было откровенное убийство, ничем не приукрашенная резня.
   Как только мы обезвредили противовоздушную систему базы, нам уже не угрожала опасность. Тельциане, судя по всему, вообще не имели понятия о рукопашной схватке. Мы просто согнали их в стадо и перебили. Вот вам и первый контакт человечества с иной разумной расой. Возможно, второй контакт, если считать «винни-пухов». Почему мы даже не попытались начать переговоры? Или вступить в контакт? Но и с первыми, и со вторыми поступили одинаково.
   Не раз потом я говорил сам себе, что это не «я» с весельем сумасшедшего пластал на куски этих перепуганных, спасающихся бегством существ. Там, в двадцатом веке, ко всеобщему удовольствию было установлено, что оправдание «я только исполнял приказ» таковым не является. И не оправдывает нечеловеческую жестокость. Но что я мог поделать, если приказы исходили из глубины моего подсознания, от запрятанного там кукловода?
   Но что хуже всего, так это было сознание того, что мои действия были не полностью бесчеловечными. Всего лишь несколько поколений тому назад мои предки сделали бы то же самое без всякого гипноза, и даже с соплеменниками.
   Я чувствовал отвращение ко всему человечеству, к армии и войне, и перспектива жить с воспоминаниями о прошлом еще почти столетие приводила меня в ужас… Правда, можно было стать добровольным мозгостером.
   Корабль с уцелевшим тельцианином благополучно удрал, защищенный от «Надежды» шаром планеты. Прыгнул сквозь Альфу и был таков. Вернулся домой, я так думаю, где бы эта планета ни находилась, и рассказал там, что могут сделать двадцать человек с ручным оружием с сотней невооруженных существ.
   Я подозревал, что в следующий раз тельциане будут лучше оснащены для ведения наземного боя. И я оказался прав.

Часть вторая
Сержант Манделла (2007–2024 гг. н. э.)

Глава 1

   – Боялся ли я? Конечно, боялся, еще бы! А кто не боялся бы? Только дурак, или самоубийца, или робот. Или строевой офицер.
   Подмайор Скотт прохаживался взад и вперед перед небольшим возвышением – платформой в зале общего сбора (он же обеденный зал, он же гимнастический зал, он же комната отдыха) крейсера «Годовщина». Мы только что совершили последний коллапсарный прыжок от Тет-38 к Йод-4. Мы тормозились с постоянным ускорением в полтора «же», и наша скорость относительно коллапсара составляла соответственно 0,9 световой. Нас преследовали.
   – Я думаю, что вам следует на некоторое время избавиться от напряжения, довериться корабельному компьютеру. Тельцианский корабль в любом случае приблизится на дистанцию удара не ранее чем через две недели. Если вы всю неделю будете слоняться с кислыми лицами, ни вы, ни ваши люди в нужный момент не будут находиться в боевой форме. Страх – это болезнь заразная, Манделла!
   Обычно он не забывал добавлять «сержант», когда обращался ко мне в присутствии подчиненных. Но на сегодняшнем брифинге все были чином не ниже командира отделения, ни одного рядового. Поэтому под-майор оставил формальности.
   – Да, сэр!
   – Манделла, вы отвечаете как за физическое, так и за психическое состояние людей в нашем отделении. Поскольку вы сознаете опасность нарастания напряженности на борту и поскольку ваше отделение исключением не является, что вы предприняли в этой связи?
   – В связи именно с моим отделением, сэр? Подмайор некоторое время разглядывал меня.
   – Конечно.
   – Мы говорили на эту тему, сэр.
   – И к какому же заключению вы пришли?
   – Если позволите мне говорить прямо, сэр, то основная проблема представляется очевидной. Мои люди заперты в стенах корабля, как и все остальные, уже четырнадцать…
   – Чепуха. Мы все в равной степени были подготовлены для условий жизни в замкнутом помещении, кроме того, у вас есть преимущество свободного общения. – Весьма деликатный способ выражаться. – Все офицеры этого лишены, и тем не менее у нас нет психологических проблем.
   Если он так действительно думал, то ему не мешало бы поговорить по душам с лейтенантом Гармонией. Наверное, он имел в виду только строевых офицеров. То есть себя и Кортеса. Но и в этом случае ошибка составляла пятьдесят процентов – Кортес весьма благосклонно относился к рядовой Камехамелле.
   – Медики улучшили состояние бойцов из моего отделения, когда работали с устранением постгипнотического внушения, – все знают, как я к этому отношусь, – и не думаю, чтобы они пошли по ложному пути.
   – Капрал Поттер!
   Он обратился как полагается, по званию, чтобы всем еще раз напомнить, почему Поттер не повысили вместе с нами. Излишнее мягкосердечие.
   – Вы поговорили со своими людьми?
   – Мы обсудили проблему, сэр.
   У Скотта был талант «пронизывать благосклонным взглядом». Сейчас он пронизал Мэригей благосклонным взглядом, пока она продолжала:
   – Не думаю, что сержант Манделла имел в виду ошибки медиков…
   – Сержант Манделла может сам за себя ответить. Мне нужно ваше личное мнение. Ваши наблюдения. – Хотя по его тону этого не скажешь.
   – Что же, я тоже думаю, что медицина здесь ни при чем, сэр. У нас нет никаких трений внутри команды. Просто все устали и раздражены, ведь мы занимаемся одним и тем же неделю за неделей.
   – Значит, им не терпится в бой?
   В голосе абсолютно никакого сарказма.
   – Просто нужна какая-то перемена, сэр.
   – Они ее скоро получат, – сказал он, позволяя себе короткую механическую усмешку. – И очень скоро пожалеют о доброй старой рутине.
   Беседа продолжалась в том же духе еще довольно долго. Никто из нас не хотел сказать прямо: мужчины и женщины больше года живут в постоянном ожидании будущего боя, ожидание сидит у них в печенках, и чем дальше, тем сильнее нарастают тревога и раздражение. А теперь еще тельцианский крейсер гонится за нами. За целый месяц до начала кампании мы уже должны рисковать жизнью.
   Входная планета тоже не сахар, особенно если придется играть в войну на ее поверхности, но там хоть в малой степени ваша судьба зависит от вас. А так приходится сидеть в жестянке, быть частью, целью, пока «Годовщина» разыгрывает математическую партию с тельцианским кораблем… Вот эту секунду ты еще жив, а в следующую – уже мертв, и все из-за ошибки в тридцатом знаке после запятой чего-то там – вот что выводило из себя. Но попробуйте только заикнуться об этом Скотту. Я в конце концов пришел к выводу, что он не притворяется, а на самом деле не способен понять разницу между страхом и трусостью. Или его подвергли особой психообработке – в чем я сильно сомневаюсь, – или у него просто не все дома. Но в данный момент это уже не имело значения.
   Скотт перенес огонь на беднягу Чинга, задал ему жару. Все та же старая песня. Я крутил в пальцах только что выданный «Список личного состава».
   Ударная группа Альфа, кампания ЙОД-4. Команд, пм. Скотт. Кмнд. Маргинес.
   2-й эшелон: перв. лейт. Кортес.
   3-й эшелон: серж. – вакант.
   4-й эшелон втор. лейт. – вакант. Полев. медик: вт. лт. Уилсон.
   5-й эшелон: серж. Роджерс.
   6-й эшелон: серж. Манделла, серж. Чинг, капр. Поттер, капр. Тейт, капр. Петров, капр. Струве, капр. Юкава, ряд. Лутулли, ряд. Куртсава, ряд. Нофстадлер, ряд. Гертц, ряд. Александров, ряд. Мудрой, ряд. Лейровски, ряд. Бергман, ряд. Раби, ряд. Полинг, ряд. Дэми, ряд. Ренолт, ряд. Стиллер.
   Специалисты:
   п. лейт. Бок (кк), Левин (кпр), Пастори (ПСУ), Виннепреннер (мед.); перв. лейт. Гармония (мед.), Принсвелл (инф.); трт. лейт. Сгоунвелл (орж.), Теодополис (рад.); эсг. Сингх (нав.); серж. Дальтон (рем), Нангнал (снаб.)
   Старгейт Таккомп (1003296742-С-1300) 20 мар. 2007
   Большинство тут были ветераны, их я знал по кошмарной кампании Альфы. Новенькими в моем отделении были только Дэми, Лутулли и Лейровски. Всего в «толпе» (прошу прощения, ударной группе) у нас было двадцать замен – вместо девятнадцати человек, что мы потеряли у Альфы. Одна ампутация, четыре трупа, четырнадцать психических расстройств, вызванных чересчур тщательным постгипнозом.
   Я все никак не мог свыкнуться с датой «20 мар. 2007» внизу листа. Выходило, что я в армии уже десять лет, хотя прошло только два года. Эффект релятивистики, ясное дело. Даже если использовать коллапсарный прыжок, путешествие меж звездами плохо сказывается на календаре.
   После этого рейда я, наверное, смогу уйти в отставку по возрасту и с полным пенсионом – если только выживу и если относительно нас не будут изменены правила. Ветеран с двадцатилетним стажем, а ветерану только двадцать пять.
   Скотт подводил итоги, когда в дверь постучали, точнее, стукнули один раз, но довольно сильно.
   – Войдите, – сказал подмайор.
   Вошел какой-то прапорщик из новеньких и вручил Скотту листок бумаги, не говоря ни слова. Пока Скотт читал, прапорщик стоял рядом, сутулясь с точно вымеренной дозой дерзости. Практически Скотту он не подчинялся, кроме того, подмайора во флоте недолюбливали.
   Скотт вручил бумагу обратно прапорщику и сказал, глядя сквозь последнего:
   – Предупредите своих людей, в 20.10 корабль начнет выполнять противоракетный маневр. Осталось пятьдесят восемь минут. – На часы он даже не взглянул. – Всем занять места в противоперегрузочных оболочках к 20.00. Ста-а-новись!
   Мы поднялись и без энтузиазма ответствовали хором:
   – Так-растак вас, сэр.
   Идиотизм.
   Скотт покинул помещение, за ним, ехидно ухмыляясь, последовал прапорщик.
   Я повернул свое кольцо в положение «4», канал моего заместителя по отделению, и заговорил в него:
   – Тейт, это Манделла. Отозвался голосок Тейта:
   – Здесь Тейт. Что случилось?
   – Собери людей и предупреди, чтобы к 20.00 все находились в оболочках. Противоракетный маневр.
   – Вот сволочь. А говорили, еще две недели.
   – Думаю, что-то случилось. Возможно, у капитана появилась оригинальная идея.
   – Капитан может засунуть ее кой-куда. Ты в холле?
   – Ага.
   – Захвати для меня чашечку, как будешь возвращаться, ладно? С кусочком сахара!
   – Идет. Буду через полчаса.
   – Спасибо. Начну общий сбор. Все собравшиеся в холле уже потянулись к раздатчику сои. Я стал в очередь за капралом Поттер.
   – Что случилось, Мэригей, как ты думаешь?
   – Я всего-навсего капрал, и платят мне не за…
   – Ладно, ладно. Я серьезно.
   – Думаю, ничего особенного. Наверное, капитан решил еще раз испытать оболочки.
   – Еще раз перед настоящим боем?
   – Мгм… Наверно.
   Она взяла чашку и подула на сою. Вид у нее был озабоченный, тонкая прямая морщинка появилась на лбу между бровями.
   – А может, нас поджидает еще один тельцианский корабль. Они вполне могут делать, как мы на Старгейте. Я вздохнул:
   – Старгейт – совсем другое дело.
   Прикрытие наиболее возможных углов выхода требует семи или восьми крейсеров для постоянного патрулирования. Мы не можем себе позволить прикрытие более чем одного коллапсара, и они, думаю, тоже.
   – Не знаю. – Она ничего не сказала больше. – Возможно мы наткнулись на их вариант Старгейта. Или у них в десять раз больше кораблей, чем мы думаем. Или в сто раз. Кто знает?
   Я наполнил две чашки, добавил сахар. Одну чашку прикрыл крышечкой.
   – Никто не знает.
   Мы вернулись к столу, аккуратно неся чашки, чтобы соя не расплескалась – при полутора «же» она так и норовит выплеснуться.
   – Наверное, Сингх что-нибудь знает, – сказала она.
   Наверное, знает. Но до него я могу добраться только через Роджерс и Кортеса. Кортес меня загрызет, если я полезу к нему сейчас.
   – Что ты, я могу связаться с ним прямо. Мы… – Она посмотрела на меня очень серьезно, на щеках появились ямочки. – Мы были друзьями.
   Я отхлебнул немного сои – серная кислота! – и постарался, чтобы голос у меня звучал холодно:
   – Вот, значит, куда ты исчезла в среду? Придется мне проверить список нарядов. Она улыбнулась:
   – Думаю, что это будут понедельники, среды и пятницы в месяцах с буквой «Р» в названии. А что, ты не одобряешь?
   – Да нет же… черт побери, нет, конечно. Но… ведь он офицер! Флотский офицер!
   – Его прикрепили к нашей команде, значит, частично он в армии. – Она повернула кольцо. – Дирекционную! – Повернулась ко мне: – А как поживает ласковая мисс Гармония?
   – Это не одно и то же.
   Мэригей шептала код дирекционной в свое кольцо.
   – Неужели? Ты просто хотел попробовать с офицером. Извращенец. – Кольцо прогудело два раза. Занято. – Понравилось?
   – Вполне. – Теперь я возьму реванш.
   – Кстати, прапорщик Сингх – настоящий джентльмен. И совсем не ревнивый.
   – Но я тоже, – сказал я. – Если он тебя обидит, скажи мне, я ему накостыляю.
   Она улыбнулась мне из-за чашки.
   – А если лейтенант Гармония тебя обидит, скажи мне, и я ей накостыляю.
   – По рукам. – И мы с подобающей серьезностью скрепили договор рукопожатием.

Глава 2

   Противоперегрузочные оболочки были установлены во время нашего отдыха на Старгейте. Последнее слово науки. Они позволяли нам использовать почти полностью двигательные ресурсы крейсера, способного ускоряться более чем с двадцатипятикратной перегрузкой.
   Тейт ждал меня в акселерационном отделении. Остальные мои люди уже были собраны здесь и слонялись без дела. Я протянул Тейту чашку.
   – Спасибо Ты что-нибудь узнал?
   – Боюсь, что ничего. Но флотские, похоже, не очень волнуются, а это их игра. Возможно, еще одна учебная тревога.
   Он отхлебнул немного сои.
   – Вот черт. Но нам-то все равно. Только сиди тут, пока тебя до полусмерти задавит. Не люблю я такие штуки. Может, они скоро вообще начнут воевать без людей. Тогда мы отправимся домой.
   – Ясное дело.
   Подошел медик и сделал мне положенный укол.
   Я подождал до 19.50 и отдал моим людям приказ:
   – Двигаем. Забраться в оболочки и застегнуться.
   Противоперегрузочная оболочка напоминает обыкновенный гибкий скафандр, во всяком случае, внутреннее устройство почти полностью совпадает. Только вместо ранца с системой жизнеобеспечения здесь имеются три шланга, один идет в шлем, два выходят из пяток, кроме того, имеется по две отводные трубки на каждую оболочку. Костюмы плотно уложены плечом к плечу на легких противоперегрузочных койках. Забираться в оболочку – все равно, что пробираться по огромному блюду вчерашнего спагетти.
   Когда индикаторы у меня в шлеме показали, что все задраили свои оболочки, я нажал соответствующую кнопку, затоплявшую комнату. Видно ничего не было, конечно, но я живо представил, как бледно-голубая жидкость – этиленгликоль и еще что-то, – пенясь, заполняет нашу комнату. Материал оболочки, прохладный и сухой, плотно обхватил меня со всех сторон, прилегая к каждой точке тела. Я знал, что давление у меня внутри сейчас быстро растет, уравновешивая наружное давление. Для этого и делался укол – чтобы вас не расплющило. Но все равно тяжесть давала себя знать. К тому времени, когда на счетчике у меня появилась «двойка» (наружное давление соответствовало глубине в две морских мили), мне казалось, что я сейчас лопну или буду раздавлен одновременно. В 20.05 счетчик показал «2,7» и на этом успокоился. Когда в 20.10 началось выполнение маневра, я особой разницы не заметил, хотя игольная стрелка указателя немного вздрагивала и я еще подумал: интересно, какое ускорение потребовалось, чтобы вызвать это едва заметное колебание?
   Основным недостатком противоперегрузочных оболочек была их стационарность. Всякий, не успевший забраться в свой костюм до начала ускорения, когда «Годовщина» выдавала полные свои двадцать пять «же», автоматически превращался в земляничный джем. Управлял крейсером и вел бой исключительно компьютер в нормальной обстановке происходит то же самое, но всегда хочется иметь за пультом человека-контролера.
   Кроме того, если корабль получал повреждение и происходила разгерметизация, вы взрывались, как перезрелая дыня – вот еще одно маленькое неудобство. А если падало внутреннее давление, вас расплющивало в мгновение ока.
   Чтобы выбраться из оболочки, требуется минут десять – это только на снятие давления, – и две-три, чтобы вылезти из самого костюма. А вы думали: выпрыгнул из оболочки и прямо в бой? Только четверо человек на борту обладали какой-то подвижностью, пока мы все были замкнуты в оболочках, – это корабельная аварийная команда. Но им приходилось, естественно, таскать свой костюм вместе с собой, что превращало оболочки в двадцатитонные аппараты. И даже они не двигались с места, пока крейсер маневрировал.
   Ускорение продолжалось до 20.38. Загорелась зеленая лампочка, и я нажал кнопку откачки амортизационной жидкости.
   Мы с Мэригей одевались снаружи. От запаха этиленгликоля у меня слегка кружилась голова.
   – Это откуда? – Я показал на ярко-красную полосу, бежавшую по коже Мэригей от правой груди к противоположному бедру.
   – Уже второй раз, – сказала она, сердито растирая кожу. – Первый раз она была на спине. Наверное, костюм плохо прилегает.
   – Наверное, это ты немного похудела.
   – Очень умно.
   Наш режим питания и упражнений был расписан по калориям и контролировался с момента подгонки боекостюмов на Старгейте. Сенсорная пленка внутри костюма должна обволакивать тело как вторая кожа, иначе вы не сможете пользоваться боекостюмом.
   Вмонтированный в стену интерком заглушил дальнейшие комментарии Мэригей.
   – Внимание! Весь армейский персонал, эшелон 6 и выше, и весь флотский персонал, эшелон 4 и выше, собраться в брифинг-холле в 21.30. Внимание!
   Сообщение повторили два раза. Я отправился полежать несколько минут, пока Мэригей показывала свой синяк медику и оружейнику. Прошу заметить, я совсем не ревновал.
   Брифинг проводил капитан «Годовщины».
   – К сожалению, ничего хорошего сообщить вам не могу. Шесть дней назад преследующий нас корабль тельциан выпустил снаряд-ракету. Первоначальное ускорение его составляло восемьдесят «же». – Капитан сделал паузу. – Примерно через сутки ускорение снаряда возросло до 148 «же». – Всеобщий вздох. – Вчера оно подпрыгнуло до 203 «же». Все вы знаете, что это в два раза превосходит ускорение вражеских ракет во время нашего последнего боя.
   Мы выпустили четыре ракеты по четырем наиболее вероятным, в соответствии с прогнозом нашего компьютера, будущим траекториям тельцианского снаряда. Один из них прошел очень близко от снаряда, пока мы выполняли маневр ухода. Мы уничтожили тельцианский снаряд на дистанции в десять миллионов километров отсюда.
   Десять миллионов – это ведь почти рукой подать.
   – Единственное, чему можно порадоваться, так это результатам анализа взрыва. Судя по всему, мощность заряда у тельциан не увеличилась. Видимо, их достижения в области систем тяги не соответствуют достижениям в области поражающих зарядов. Или они не считают необходимым увеличивать мощность взрыва.
   Здесь мы впервые сталкиваемся с проявлением весьма важного физического эффекта, который до сих пор рассматривался только теоретиками. Вот вы, скажите мне, – он указал на Негулеско, – сколько времени прошло с тех пор, как мы впервые впрямую столкнулись с противником у Альфы?
   – Это зависит от системы отсчета, – с готовностью ответила Негулеско. – С моей точки зрения, прошло восемь месяцев, сэр.
   – Совершенно верно. Из-за релятивистского замедления времени вы потеряли около девяти лет, пока мы маневрировали между прыжками. Следовательно, в инженерном смысле этот тельцианский крейсер явился из нашего будущего. – Он сделал паузу, чтобы все смогли обдумать услышанное.
   – И чем дальше, тем с ходом войны эта разница между субъективным и объективным временем будет становиться все более заметной. Поскольку тельциане в равной степени с нами подвержены действию законов теории относительности, эффект будет играть им на руку так же часто, как и нам.