Страница:
В конце концов, раньше начнешь – раньше пообедаешь.
Андрей Саныч, водитель служебной машины, в очередной раз оглядел командированного москвича и ехидно поинтересовался:
– Ну что, подстегнул начальник трудовой энтузиазм?
– Подстегнул, – со вздохом согласился Алексей. – Слушай, по пути где-нибудь можно пожрать? Кафешки поприличнее не найдется?
– Куда едем-то?
– Улица Марата, там поблизости стройка должна быть.
– Китайцы гостиницу возводят, – хмыкнул собеседник. – Наши решили сделать все по европейским стандартам и наняли голландскую фирму. Те передали субподряд туркам, турки, чтобы сэкономить, завезли таджиков. Таджики вернутся домой с деньгами и наймут китайцев на уборку арбузных полей, или чего там они выращивают. Круговорот бабла в природе, да и только. Сначала обедать или как?
– Или как. Посмотрю на рабочих, переговорю с бригадиром, тогда и поедим.
Водил Саныч невероятно, так что Виноградов заподозрил в нем псиона с повышенной реакцией и неплохой способностью к предвидению. Оказалось – нет, просто опыт и хорошее знание города. Попутно абориген успел высказаться по поводу погоды, приезжих, накупивших права ездюков и своего таксистского прошлого, в котором он зарабатывал хорошие деньги, а не возил офицеров спецотдела ФСБ. От последнего высказывания Алексей напрягся. По легенде они проходили обычными сотрудниками, работающими по экономическим преступлениям, с псионикой никак не связанным.
– Да ладно тебе, – отмахнулся водитель. – Что я, бухгалтеров не видел? К тому же «фискалы» обычно группами ездят, еще чаще к ним в кабинет документы привозят. И колдовством они не балуются. Вон твоя стройка, приехали.
Выглядела площадка самым невинным образом: пыль, грязь, запах цемента в воздухе, гортанные покрикивания рабочих, перемежаемые родным русским матом. Виноградов не стал сразу входить в приоткрытую калитку забора и показывать ксиву. Он прошелся по улице, поглядывая на прохожих, выбрал подходящее местечко и прислонился к стене. Почему сканировать удобнее здесь, а не в машине, он бы объяснить, наверное, не смог. Просто откуда-то знал, что отсюда легче смотреть сквозь ментал и что, встав на закиданный окурками пятачок, он сможет быстрее и качественнее оценить снующих за оградой людей. Маги использовали многие подобные хитрости, не понимая их сути. Алексей был обычным псионом третьего уровня со стандартной подготовкой, без специализации, поэтому поневоле прибегал к различным способам облегчить себе жизнь. Ментат на его месте просмотрел бы ауры рабочих быстрее, качественнее и не выходя из салона автомобиля.
Он прикрыл глаза, сосредотачиваясь, привычным усилием воли вгоняя себя в транс. Постепенно угасали звуки, сглаживались, отходили на задний план ощущения от прикосновения ветерка к коже, исчезла бензинная вонь двигателей и запахи свежей краски. Алексея окружала тьма. Так он видел ментал – бездонной пропастью без конца или начала, пустотой, в которой изредка светились огоньки человеческих душ. Иногда мимо проплывали смутные тени, от которых исходили странные эмоции и чье присутствие начинало давить или, наоборот, навевало легкую эйфорию, но намного больше возникало отражений существ из реального мира. Ауры людей переливались разными цветами, различаясь между собой. Вот мягко сияет пурпуром девушка, только что получившая букет цветов от симпатичного парня, рядом пульсирует болью душа старухи – огонек тусклый, ей недолго осталось жить, – неподалеку сочится чистой и простой обидой на родителей маленький ребенок, жалеющий об отобранной игрушке. Дальше идет псион. Несомый им мощный щит, прикрывающий как отдельные уязвимые места, так и все тонкое тело, позволял различить немногое. Защита своя, индивидуальной разработки, и защита хорошая. Пожалуй, без веской причины не стоит и пытаться проникнуть сквозь нее.
Где же, где… В мире энергий не существует расстояний, понятие пространства теряет всякий смысл. Потребовалось время, чтобы найти в мельтешении теней отблески оболочек рабочих. Если бы Алексей не знал, что конкретно надо искать, он точно не смог бы вычленить измененные ауры из обычных – маскировку ставил настоящий мастер. Пара обнаруженных им людей на первый взгляд ничем не выделялись из числа себе подобных, в совершенстве имитируя страх, гнев, раздражение, голод, но внутри… Изредка из-под наложенной обманки прорывалось ощущение счастья и чистой радости, подавляющей прочие чувства. Человек не способен испытывать эти эмоции непрерывно и, если можно так выразиться, настолько ярко. Футбольный фанат остро реагирует на гол, забитый любимой командой, кричит, размахивает флагом, чтобы через несколько минут успокоиться и усесться обратно на кресло. Да, он улыбается, шутит, обнимается с друзьями, но пик эйфории прошел. Виноградов же ощущал исходящее от неизвестных ровное счастье небывалого накала, которое никак не собиралось опадать.
Похоже, он сумеет сегодня порадовать Призрака.
Пометив искомый объект кусочком своей ауры, Виноградов вышел в реальный мир. Постоял, привыкая к изменившемуся восприятию. Как всегда в такие минуты, ему жутко хотелось курить, хотя он в жизни сигареты в рот не брал. Просто в свой первый «провал» Алексей зацепился за разум находившегося неподалеку курильщика, и с тех пор возвращение из ментала четко ассоциировалось у него со вкусом табачного дыма.
От идеи вызвать подкрепление он отказался. Зачем зря тревожить коллег? У них своих дел хватает, пусть ими и занимаются. Клиент опасным не выглядит, он даже не псион – обычный человек, слабый и медлительный. Сбежать он не сможет при всем желании, разве что ему со стороны помогут… Алексей тщательно просканировал окрестности и не заметил ничего подозрительного. Да, пожалуй, надо брать. Прямо сейчас, пообедать и в столовой можно.
На стройке послышались встревоженные голоса, одновременно задергалась прикрепленная к ауре подозреваемого нить. Алексей мгновенно отлепился от стенки и с места, не утруждая себя бегом к калитке, перепрыгнул через забор. Он бежал к небольшой кучке рабочих, сгрудившихся вокруг неподвижно лежащего на земле тела, бежал, со злостью и отчаянием видя, как стремительно угасает аура умирающего человека.
Бежал, понимая, что опоздал.
– То есть ты его нашел и поставил метку, – задумчиво уточнил Призрак. – А он возьми да помри? Правильно я понимаю?
– Да, Константин Валентинович, – согласился Виноградов, стыдливо пряча глаза.
– И отчего же клиент наш блаженно упокоился? Какова сиречь причина смерти?
– Я с ходу не разобрался, а медики еще не прислали отчет.
– Сдается мне, ничего толкового они не скажут. – Фролов откинулся в мягком кожаном кресле и сложил руки домиком, глядя на помощника поверх пальцев. – Таких внезапных смертей уже восемь случаев по миру насчитали – четыре в Средней Азии, один в Китае и три в Северной Америке, в Мексике. Сценарий везде одинаков: сначала замечают непонятного человека с измененной аурой, пытаются взять его в разработку – и тогда он внезапно умирает. Или убегает с посторонней помощью. Теперь, если кого обнаруживают, следят обычными методами.
– Значит, мы не первые?
– К сожалению, нет. Я-то надеялся, Россию стороной обойдет, но, видать, не судьба. Ты не расстраивайся, в смерти человека виноват я. Надо было с самого начала сказать, что никаких меток на объекте оставлять нельзя.
– Но я не понимаю, где была допущена ошибка, – нервно зажестикулировал Алексей. – Все же правильно сделал! Он никак не мог почувствовать, что за ним следят!
– По-видимому, твое внимание заметил кто-то другой, – спокойно ответил Фролов. – Тот, кто по неизвестным нам причинам изменяет сознание людей в угодную ему сторону. И, кстати сказать, этот неизвестный ухарь заодно считал твои намерения, иначе не стал бы убивать… подопечного. Задержись ты минут на десять, а не пожелай взять найденыша сразу, – его бы и след простыл.
– Так метка…
– Висела бы на совершенно постороннем человеке.
Призрак замолчал, обдумывая неприятные новости. Лично он знал пару-тройку псионов, способных оперировать чужой энергетикой на том уровне, который требовался для качественной перестройки сознания по считанному у погибшего образцу. Есть умельцы и в родной стране, и за рубежом. Однако все они находятся под постоянным контролем и к авантюрам не склонны – даже задумай они что-нибудь этакое, их действия мигом заметят. Выходит, существует кто-то неизвестный. Скорее группа псионов, чем талантливый одиночка. Притом псионы эти разбросаны по всему миру и выполняют какую-то задачу. Впрочем, почему неизвестные?
– Сейчас сходишь к ментатам, они проверят тебя на предмет «закладок» в сознании, – приказал он уныло сидевшему на стуле Виноградову.
Пусть заодно поищут следы работы коллег. Каким бы опытным ни был наш таинственный псион, он в любом случае оставляет след, по характеристикам которого его можно вычислить. Описания энергетики наиболее опасных и старых ментатов хорошо изучены и хранятся в архивах практически всех серьезных спецслужб мира. Исход чужаков произошел пять лет назад. Достаточный срок, чтобы начать забывать о прежнем единстве и вернуться к временам интриг всех против всех. Те же европейцы или китайцы вполне могли задумать и воплотить в жизнь операцию, видимой частью которой стали недавние самоубийства. Фролов полагал эту версию основной.
Глава 2
Андрей Саныч, водитель служебной машины, в очередной раз оглядел командированного москвича и ехидно поинтересовался:
– Ну что, подстегнул начальник трудовой энтузиазм?
– Подстегнул, – со вздохом согласился Алексей. – Слушай, по пути где-нибудь можно пожрать? Кафешки поприличнее не найдется?
– Куда едем-то?
– Улица Марата, там поблизости стройка должна быть.
– Китайцы гостиницу возводят, – хмыкнул собеседник. – Наши решили сделать все по европейским стандартам и наняли голландскую фирму. Те передали субподряд туркам, турки, чтобы сэкономить, завезли таджиков. Таджики вернутся домой с деньгами и наймут китайцев на уборку арбузных полей, или чего там они выращивают. Круговорот бабла в природе, да и только. Сначала обедать или как?
– Или как. Посмотрю на рабочих, переговорю с бригадиром, тогда и поедим.
Водил Саныч невероятно, так что Виноградов заподозрил в нем псиона с повышенной реакцией и неплохой способностью к предвидению. Оказалось – нет, просто опыт и хорошее знание города. Попутно абориген успел высказаться по поводу погоды, приезжих, накупивших права ездюков и своего таксистского прошлого, в котором он зарабатывал хорошие деньги, а не возил офицеров спецотдела ФСБ. От последнего высказывания Алексей напрягся. По легенде они проходили обычными сотрудниками, работающими по экономическим преступлениям, с псионикой никак не связанным.
– Да ладно тебе, – отмахнулся водитель. – Что я, бухгалтеров не видел? К тому же «фискалы» обычно группами ездят, еще чаще к ним в кабинет документы привозят. И колдовством они не балуются. Вон твоя стройка, приехали.
Выглядела площадка самым невинным образом: пыль, грязь, запах цемента в воздухе, гортанные покрикивания рабочих, перемежаемые родным русским матом. Виноградов не стал сразу входить в приоткрытую калитку забора и показывать ксиву. Он прошелся по улице, поглядывая на прохожих, выбрал подходящее местечко и прислонился к стене. Почему сканировать удобнее здесь, а не в машине, он бы объяснить, наверное, не смог. Просто откуда-то знал, что отсюда легче смотреть сквозь ментал и что, встав на закиданный окурками пятачок, он сможет быстрее и качественнее оценить снующих за оградой людей. Маги использовали многие подобные хитрости, не понимая их сути. Алексей был обычным псионом третьего уровня со стандартной подготовкой, без специализации, поэтому поневоле прибегал к различным способам облегчить себе жизнь. Ментат на его месте просмотрел бы ауры рабочих быстрее, качественнее и не выходя из салона автомобиля.
Он прикрыл глаза, сосредотачиваясь, привычным усилием воли вгоняя себя в транс. Постепенно угасали звуки, сглаживались, отходили на задний план ощущения от прикосновения ветерка к коже, исчезла бензинная вонь двигателей и запахи свежей краски. Алексея окружала тьма. Так он видел ментал – бездонной пропастью без конца или начала, пустотой, в которой изредка светились огоньки человеческих душ. Иногда мимо проплывали смутные тени, от которых исходили странные эмоции и чье присутствие начинало давить или, наоборот, навевало легкую эйфорию, но намного больше возникало отражений существ из реального мира. Ауры людей переливались разными цветами, различаясь между собой. Вот мягко сияет пурпуром девушка, только что получившая букет цветов от симпатичного парня, рядом пульсирует болью душа старухи – огонек тусклый, ей недолго осталось жить, – неподалеку сочится чистой и простой обидой на родителей маленький ребенок, жалеющий об отобранной игрушке. Дальше идет псион. Несомый им мощный щит, прикрывающий как отдельные уязвимые места, так и все тонкое тело, позволял различить немногое. Защита своя, индивидуальной разработки, и защита хорошая. Пожалуй, без веской причины не стоит и пытаться проникнуть сквозь нее.
Где же, где… В мире энергий не существует расстояний, понятие пространства теряет всякий смысл. Потребовалось время, чтобы найти в мельтешении теней отблески оболочек рабочих. Если бы Алексей не знал, что конкретно надо искать, он точно не смог бы вычленить измененные ауры из обычных – маскировку ставил настоящий мастер. Пара обнаруженных им людей на первый взгляд ничем не выделялись из числа себе подобных, в совершенстве имитируя страх, гнев, раздражение, голод, но внутри… Изредка из-под наложенной обманки прорывалось ощущение счастья и чистой радости, подавляющей прочие чувства. Человек не способен испытывать эти эмоции непрерывно и, если можно так выразиться, настолько ярко. Футбольный фанат остро реагирует на гол, забитый любимой командой, кричит, размахивает флагом, чтобы через несколько минут успокоиться и усесться обратно на кресло. Да, он улыбается, шутит, обнимается с друзьями, но пик эйфории прошел. Виноградов же ощущал исходящее от неизвестных ровное счастье небывалого накала, которое никак не собиралось опадать.
Похоже, он сумеет сегодня порадовать Призрака.
Пометив искомый объект кусочком своей ауры, Виноградов вышел в реальный мир. Постоял, привыкая к изменившемуся восприятию. Как всегда в такие минуты, ему жутко хотелось курить, хотя он в жизни сигареты в рот не брал. Просто в свой первый «провал» Алексей зацепился за разум находившегося неподалеку курильщика, и с тех пор возвращение из ментала четко ассоциировалось у него со вкусом табачного дыма.
От идеи вызвать подкрепление он отказался. Зачем зря тревожить коллег? У них своих дел хватает, пусть ими и занимаются. Клиент опасным не выглядит, он даже не псион – обычный человек, слабый и медлительный. Сбежать он не сможет при всем желании, разве что ему со стороны помогут… Алексей тщательно просканировал окрестности и не заметил ничего подозрительного. Да, пожалуй, надо брать. Прямо сейчас, пообедать и в столовой можно.
На стройке послышались встревоженные голоса, одновременно задергалась прикрепленная к ауре подозреваемого нить. Алексей мгновенно отлепился от стенки и с места, не утруждая себя бегом к калитке, перепрыгнул через забор. Он бежал к небольшой кучке рабочих, сгрудившихся вокруг неподвижно лежащего на земле тела, бежал, со злостью и отчаянием видя, как стремительно угасает аура умирающего человека.
Бежал, понимая, что опоздал.
– То есть ты его нашел и поставил метку, – задумчиво уточнил Призрак. – А он возьми да помри? Правильно я понимаю?
– Да, Константин Валентинович, – согласился Виноградов, стыдливо пряча глаза.
– И отчего же клиент наш блаженно упокоился? Какова сиречь причина смерти?
– Я с ходу не разобрался, а медики еще не прислали отчет.
– Сдается мне, ничего толкового они не скажут. – Фролов откинулся в мягком кожаном кресле и сложил руки домиком, глядя на помощника поверх пальцев. – Таких внезапных смертей уже восемь случаев по миру насчитали – четыре в Средней Азии, один в Китае и три в Северной Америке, в Мексике. Сценарий везде одинаков: сначала замечают непонятного человека с измененной аурой, пытаются взять его в разработку – и тогда он внезапно умирает. Или убегает с посторонней помощью. Теперь, если кого обнаруживают, следят обычными методами.
– Значит, мы не первые?
– К сожалению, нет. Я-то надеялся, Россию стороной обойдет, но, видать, не судьба. Ты не расстраивайся, в смерти человека виноват я. Надо было с самого начала сказать, что никаких меток на объекте оставлять нельзя.
– Но я не понимаю, где была допущена ошибка, – нервно зажестикулировал Алексей. – Все же правильно сделал! Он никак не мог почувствовать, что за ним следят!
– По-видимому, твое внимание заметил кто-то другой, – спокойно ответил Фролов. – Тот, кто по неизвестным нам причинам изменяет сознание людей в угодную ему сторону. И, кстати сказать, этот неизвестный ухарь заодно считал твои намерения, иначе не стал бы убивать… подопечного. Задержись ты минут на десять, а не пожелай взять найденыша сразу, – его бы и след простыл.
– Так метка…
– Висела бы на совершенно постороннем человеке.
Призрак замолчал, обдумывая неприятные новости. Лично он знал пару-тройку псионов, способных оперировать чужой энергетикой на том уровне, который требовался для качественной перестройки сознания по считанному у погибшего образцу. Есть умельцы и в родной стране, и за рубежом. Однако все они находятся под постоянным контролем и к авантюрам не склонны – даже задумай они что-нибудь этакое, их действия мигом заметят. Выходит, существует кто-то неизвестный. Скорее группа псионов, чем талантливый одиночка. Притом псионы эти разбросаны по всему миру и выполняют какую-то задачу. Впрочем, почему неизвестные?
– Сейчас сходишь к ментатам, они проверят тебя на предмет «закладок» в сознании, – приказал он уныло сидевшему на стуле Виноградову.
Пусть заодно поищут следы работы коллег. Каким бы опытным ни был наш таинственный псион, он в любом случае оставляет след, по характеристикам которого его можно вычислить. Описания энергетики наиболее опасных и старых ментатов хорошо изучены и хранятся в архивах практически всех серьезных спецслужб мира. Исход чужаков произошел пять лет назад. Достаточный срок, чтобы начать забывать о прежнем единстве и вернуться к временам интриг всех против всех. Те же европейцы или китайцы вполне могли задумать и воплотить в жизнь операцию, видимой частью которой стали недавние самоубийства. Фролов полагал эту версию основной.
Глава 2
– Не волнуйтесь, Виктор Андреевич, как раз к отъезду успеете.
Я согласно кивнул. Слава слегка ошибался: до отхода поезда у меня останется минут сорок, за которые я планировал немного побродить по вокзалу. Без особой цели, просто так. Прошло пять лет с тех пор, как я последний раз находился в толпе, – тогда Сергачев устроил плановое совещание верхушки СБР, перед которым мы со Злобным немного пошатались по городу. До Амазонской операции морда моего друга была необычайно узнаваемой, это сейчас его слегка подзабыли, а тогда… Пристальное внимание людей заставляло нервничать, в те времена я плохо глушил направленные на меня эмоции и потому чувствовал боль от слишком большого потока мыслей. Приходилось постоянно носить оберегающие сознание знаки – ту же «святую броню», например, – тем не менее какой-то фон все равно проникал. Сейчас мое лицо прикрывала иллюзия, потому глазеть на меня не должны, но и чувствительность сознания за прошедшие пять лет, скажем прямо, повысилась. На порядок, если не больше.
Неприятностей я не жду, и особой необходимости в проверке нет. Просто хочется вспомнить обычную человеческую жизнь.
Подошедшему патрулю я продемонстрировал пустую ладонь, в ответ милиционеры козырнули и быстро ретировались. Не знаю, что конкретно они увидели, какой документ. Их интерес не удивил – исходящие от меня волны холода не могли спрятать никакие блоки, люди инстинктивно чувствовали опасность и старались определить ее источник. Использование псионики с целью внушения ложных сведений считалось уголовным правонарушением и каралось, если мне не изменяет память, тремя годами тюрьмы. Обычно я не позволял себе вольностей наподобие только что проделанной, но сейчас требовалось отследить реакцию «топтунов». Не заметили. Тогда зачем такие нужны? Не возражая против самого факта слежки – в конце концов, прошло всего три месяца с момента последнего организованного мною прорыва, – я не понимаю, почему нельзя подобрать хороших специалистов, способных остановить хотя бы одну тень.
Свободное время подошло к концу, по громкоговорителю настойчиво объявляли о скором окончании посадки. Рядом с турникетами, ведущими на платформу, стояли еще двое постовых с автоматами, причем один из них был псионом. Плохонькая у него подготовка, аура совершенно не структурирована. Впрочем, здесь нет необходимости держать кого-то опытного: серьезных бойцов или сканеров бессмысленно привлекать к поиску оружия и наркотиков. Разве что изредка, в порядке исключения или в связи с точечной операцией. Лично я со скепсисом отношусь к подобным мероприятиям, когда дело касается серьезных противников. Слабый псион хорош против поддатого дебошира, но против тренированного специалиста у него нет никаких шансов. Все решает подготовка и решимость действовать. Безоружный человек, обученный убивать, опаснее домохозяйки с пулеметом. Но милицейское начальство считало нужным привлекать сколь можно больше псионов, полагая их своеобразной панацеей от всех бед, и использовало кадры так, как считало нужным. Не хочу судить, эффективно или нет.
Я закинул сумку с вещами на верхнюю полку и уселся в кресло. Расстояние до Питера поезд преодолевает за пять часов, лежачие места с такой скоростью не нужны. Соседка, девушка лет осьмнадцати, слегка поежилась и чуть заметно отодвинулась в сторону. Хорошая чувствительность. По экрану вмонтированного в спинку переднего кресла телевизора пошли помехи, наличие источника пси-излучения вблизи по-прежнему иногда вызывало сбои техники. Манипулируя аурой, я случайно «приоткрылся», и поток чужих мыслей немедленно хлынул в мою многострадальную голову:
– Когда отправляемся-то?
– …жуткий запах.
– …сама розовенькая, а рукава черные…
– …бабки кончились, что Наташка скажет?
– …девятнадцать плюс девять равно…
– Достал. Разведусь.
– Где же туалет?!
– …люди как люди…
Короткий сеанс сканирования принес множество образов, от которых я тут же с раздражением избавился. Мне неинтересно смотреть на мечты влюбившейся школьницы, равно как и на мысли вокзальной проститутки или мелкие тайны сидевшего в соседнем вагоне мужчины, который впервые в жизни изменил жене и сейчас очень переживал, что она об этом узнает. Каждый мнит себя центром мира, и столкновение машин на соседнем перекрестке вызывает больше эмоций, чем кровавая война где-нибудь в Сомали. Происходящее с ними всегда кажется людям более важным, чем все остальное, и, возможно, в их простодушном эгоизме есть некий высший смысл.
К примеру, возьмем меня. Покидать институт, ставший вторым домом, пришлось бы в любом случае, но личные мотивы заставляют действовать с гораздо большим энтузиазмом. Официально я нахожусь в командировке. Питерский храм Рода собирается провести серьезный эксперимент, а именно – войти в контакт с обитателями ментала, и жрецы пригласили меня в качестве консультанта. Коробок тоже хотел поехать, но не смог – дела.
– Завидую я тебе… – Мой начальник и в какой-то степени учитель звонко поболтал ложечкой в чашке чая. – У нас в стране сущностей класса «бог» еще не призывали. Своими глазами увидишь эпохальное событие.
– Если все пройдет удачно, то еще насмотритесь, – утешил я его. – Белов, надо думать, не успокоится, пока не переговорит со всем пантеоном.
– Сомневаюсь. СБР не даст разрешения на частые контакты. С такими силами играть опасно.
– Где кончается Служба и начинается секта родян, не скажет ни один аналитик, – возразил я. – Родяне и до, и после Исхода серьезно нам помогали. Если не считать Службы, у них почти все руководство прямо или косвенно связано с государственными структурами типа Управления пси-преступлений ФСБ или Особым отделом МВД.
– Вот именно… – Коробок многозначительно поднял палец. – Вот именно. И многим в верхах столь тесная смычка перестает нравиться.
– Ну и что? Гонений на верующих они устраивать не осмелятся. До тех пор, пока православная церковь окончательно не определится со своей позицией в отношении жителей ментала, родянство трогать не станут.
– Возможно. Но способ окоротить лидеров – найдут.
Восемнадцать лет назад в мир пришли чужаки. Мы до сих пор не знаем, кем или чем они были, к чему стремились, почему исчезли. Официальная версия гласит, что «объединенные силы Земли штурмом взяли главнейший оплот вражеских сил в амазонской сельве, в результате чего сломленные пришельцы бежали с планеты». Лично я до сих пор сомневаюсь, оказали ли наши действия хоть какой-то эффект. Мышление чужаков не имело ничего общего с человеческим, они могли вообще не заметить нашего трепыхания. Как бы то ни было, благодаря встрече с ними люди получили доступ к псионике.
Прошедший сложную процедуру инициации – или побывавший в одном из исчезнувших ныне обиталищ пришельцев – человек менялся. Усиливался один из компонентов энергетического тела, в просторечии называемый оболочкой. Причем в одном-двух случаях из ста усиливался настолько, что количественные изменения перерастали в качественные, инициированный фактически переходил на новую ступень эволюции. Об этом не принято говорить, но псион – не совсем человек. По крайней мере, биологически. У нас острее работают органы чувств, мы полнее воспринимаем окружающую реальность, быстрее идет регенерация тканей, при необходимости отрастают дополнительные органы. Правда, последнему надо долго учиться. Ментаты способны читать чужие мысли, целители творят чудеса с живыми организмами, аналитики обрабатывают информацию лучше самого современного компьютера, пророки видят будущее. Часто обычные люди чувствуют себя рядом с нами ущербно. Их можно понять.
Мир изменился, и изменился необратимо. На улицах можно встретить туриста, следом за которым по воздуху плывет багаж, в клиниках лечат рак и сглаз, спамеры в сети навязчиво рекламируют амулеты от порчи. В Уголовном кодексе появился раздел, посвященный преступлениям с использованием экстрасенсорики, в Гражданском – статьи, регулирующие получение инициации несовершеннолетними. Государства стали жить чуть-чуть дружнее, поняв наконец-то, что во Вселенной мы не одни. Правда, террористов и всякого рода фанатиков, наоборот, прибавилось.
Изменения в законодательстве производили двоякое впечатление. С одной стороны, государство – Российская Федерация, имею я в виду – четко определило правила игры. Теперь и псионы, и простые люди хорошо знали, использование каких способностей и когда является преступлением, а когда – нет. Это радовало. Тем не менее… Система несовершенна. Например, псионам, не состоящим на воинской службе, запрещено применять атакующие знаки, указанные в подробном и регулярно пересматриваемом перечне. То есть знак приравнивается к оружию, что в общем-то правильно. Каждый случай применения рассматривается особой комиссией, что тоже можно понять и оправдать. Однако амулеты, являющиеся в таких случаях основной доказательной базой, реагируют в первую очередь на сам факт появления знака, слабо различая, защитный он, атакующий или информационный. И вот маг, пожелавший накинуть ту же «святую броню» для защиты от ментального сканирования, в городе вынужден либо примерно раз в пять минут доставать удостоверение и демонстрировать его всем желающим, начиная от простых постовых-пэпээсников и заканчивая примчавшейся по тревоге оперативной группой СКП; либо искать способ нарушить закон, обманув датчики.
В результате от привычки постоянно носить защиту, выработавшейся и у меня, и у многих других бойцов, пришлось избавляться. Она стала мешать. Положительный момент я вижу в росте числа альтернативных знакам разработок, выполнявших схожие функции, но под действия законов не подпадавших.
Впрочем, российским псионам грех на судьбу жаловаться. Почти во всех остальных странах требования к нам еще жестче, а ограничений больше. Здесь нас никто не заставляет носить специальных нарукавных повязок, не ограничивает свободы передвижения, мы не должны проходить регулярных психиатрических осмотров. Да, в мире еще много неприятных для нас мест. Хотя положение медленно меняется в лучшую сторону – первоначальные истерия и страх исчезают.
Мои размышления прервало легкое покалывание в висках, и тут же словно чей-то холодный взгляд уперся в затылок:
– Старший?
– Слушаю тебя.
– Они рядом. Следят.
– Пусть смотрят.
Теней понять непросто. Полуразумный и беспощадный осколок чьей-то души увидел нечто интересное или опасное для меня – и только что пытался предупредить. Надо полагать, он имеет в виду моих «сопровождающих», которые слабо осознают, какой подвергаются опасности. Еще недавно призраки мертвых покидали ментал, стоило им почуять мое присутствие, несколько раз от их нежданных визитов страдали посторонние люди. Отчасти поэтому я редко оставлял территорию института. Справиться с тенью способен далеко не каждый боец-пятиуровневик, если же призраков десяток… Локальный прорыв такого количества жителей потустороннего мира способен обратить в кладбище городок средних размеров. Тени утверждали, что не в силах противиться моему зову – точнее говоря, они не желают сопротивляться. Эти сущности чувствуют вблизи меня нечто, наполняющее их странное существование смыслом и радостью, отчего не задумываясь бросаются выполнять любые приказы, стараясь приблизиться при первой же возможности.
Существовали и другие причины избегать людей. В первую очередь, мешали жить сектанты. Среди возникших в последнее время религиозных течений фигура вашего покорного слуги пользовалась нездоровой популярностью. Еще бы: единственный человек, общавшийся – если можно употребить этот термин – с главой всех чужаков! Большая часть фанатиков меня проклинала на все лады, меньшая считала Посланником Божьим, Исполнителем Воли Его (все с больших букв, в точности как в попавшейся мне однажды на глаза брошюрке). Злобный предложил другой вариант. По его классификации сектанты делились на две категории – активные и пассивные. Первые писали письма, устраивали демонстрации, посылали бомбы по почте и делали тому подобные занятные вещи. Вторые просто молились статуям Аскета или сжигали его чучело на кострах. По понятным причинам первая категория волновала меня куда больше. За свою жизнь я не боюсь, иное дело – Светка. Ее уже дважды пытались похитить.
Светка… В последнее время у девчонки появились проблемы, обычные в подростковом возрасте. Заботу о своей безопасности она воспринимала как диктатуру – и бунтовала. Недавно ей исполнилось шестнадцать, девочка решила, что стала совсем взрослой. И внезапно обнаружила, что ей по-прежнему приходится отчитываться о планах на вечер или считаться с тем, что ее друзей проверяют безопасники. Должен признать, глупости она делала редко и в целом понимала особенности своего положения, однако иногда срывы все-таки случались. Последний произошел вчера – она внезапно отправилась с компанией своих приятелей в Питер, никого не предупредив, о чем мне незамедлительно сообщила по телефону встревоженная охрана. Следует отдать девочке должное: своего телохранителя Света обвела вокруг пальца весьма ловко, есть повод гордиться таким воспитанием. Маячок с ауры снимать не стала, найти ее легко, но вот мобильник выключила. Можно сказать, сейчас я еду, чтобы присмотреть за ней. Особых поводов для волнений нет – девочка незаметно для себя стала псионом четвертого уровня, а жесткое мужское общество, в котором прошло почти все ее детство, сформировало твердый характер и дало массу полезных, хотя и опасных для окружающих навыков. Если бы не занявшаяся ее воспитанием Белоснежка, вполне мог бы вырасти пацан в юбке.
В Светкиных эскападах есть и моя вина. Хотел как лучше, а вышло как всегда. Отдал в обычную школу, рассчитывая, что у нее появятся друзья-сверстники, и не учел присущего маленькому псиону особого взгляда на мир. Дети ведь обезьянничают, всех, кто не из их стаи, стараются как-то отогнать, подколоть, установить невидимый барьер. Ну, обижать девочку, выросшую на военной базе, довольно сложно и чревато неприятными последствиями, но друзей у нее так и не появилось. Запретил учить Свету знакам, не желая вкладывать в руки ребенка оружие и надеясь привить интерес к безопасной медицине, – тоже ничего хорошего не вышло. Она попробовала заниматься сама, причем в подражание мне интерес проявила к ментальной сфере. Пришлось пристроить ее к Коробку испытателем, чтобы не лезла, куда не надо. Всерьез ее обучением я планировал заняться годов с восемнадцати, после окончания школы. До тех пор она работала на полставки в институте кем-то вроде универсального тестера по широчайшему кругу исследований, причем не знала, что каждый эксперимент согласовывается со мной. В результате сейчас Света ориентируется в мире псионики едва ли не лучше меня, за счет проверяемых методик раскачала оболочку и недавно достигла четвертого уровня, но ни в одной области не является специалистом. Иными словами, нахваталась всего по верхам.
За размышлениями я почти не заметил, как перрон бесшумно покатился прочь и поезд, понемногу набирая скорость, устремился в сгущающиеся сумерки. Хорошая тут звукоизоляция: пресловутого стука колес почти что и не слышно. Сидящая напротив девушка склонилась над газетой, разгадывая кроссворд, и лишь изредка косилась в мою сторону, по-прежнему испытывая легкое внутреннее беспокойство. Я смежил веки: для того чтобы контролировать обстановку вокруг, зрение совершенно не обязательно. «Не видно ни… Три буквы…» – достигли моего сознания отголоски мыслей юной попутчицы. Те три буквы, которые приходили ей в голову, совершенно не вязались с уже записанным в соседние клеточки кроссворда ответом. «Три буквы… Не видно ни…» – «Зги», – отправил я ей короткий мыслеимпульс. Девушка встрепенулась и схватилась за карандаш.
Сон тренированным псионам почти что и не нужен: модифицированный организм прекрасно справляется с усталостью сам, однако три часа вынужденного безделья – слишком щедрый подарок для тех, кто умеет ценить собственное время. Впрочем, сегодня я не тороплюсь. Твердый мысленный приказ: пробудиться спустя ровно три часа сорок пять минут, – и сознание мгновенно погружается в вязкое, беззвучное небытие. Еще один маленький осколок времени вычеркнут из жизни навсегда.
Я согласно кивнул. Слава слегка ошибался: до отхода поезда у меня останется минут сорок, за которые я планировал немного побродить по вокзалу. Без особой цели, просто так. Прошло пять лет с тех пор, как я последний раз находился в толпе, – тогда Сергачев устроил плановое совещание верхушки СБР, перед которым мы со Злобным немного пошатались по городу. До Амазонской операции морда моего друга была необычайно узнаваемой, это сейчас его слегка подзабыли, а тогда… Пристальное внимание людей заставляло нервничать, в те времена я плохо глушил направленные на меня эмоции и потому чувствовал боль от слишком большого потока мыслей. Приходилось постоянно носить оберегающие сознание знаки – ту же «святую броню», например, – тем не менее какой-то фон все равно проникал. Сейчас мое лицо прикрывала иллюзия, потому глазеть на меня не должны, но и чувствительность сознания за прошедшие пять лет, скажем прямо, повысилась. На порядок, если не больше.
Неприятностей я не жду, и особой необходимости в проверке нет. Просто хочется вспомнить обычную человеческую жизнь.
Подошедшему патрулю я продемонстрировал пустую ладонь, в ответ милиционеры козырнули и быстро ретировались. Не знаю, что конкретно они увидели, какой документ. Их интерес не удивил – исходящие от меня волны холода не могли спрятать никакие блоки, люди инстинктивно чувствовали опасность и старались определить ее источник. Использование псионики с целью внушения ложных сведений считалось уголовным правонарушением и каралось, если мне не изменяет память, тремя годами тюрьмы. Обычно я не позволял себе вольностей наподобие только что проделанной, но сейчас требовалось отследить реакцию «топтунов». Не заметили. Тогда зачем такие нужны? Не возражая против самого факта слежки – в конце концов, прошло всего три месяца с момента последнего организованного мною прорыва, – я не понимаю, почему нельзя подобрать хороших специалистов, способных остановить хотя бы одну тень.
Свободное время подошло к концу, по громкоговорителю настойчиво объявляли о скором окончании посадки. Рядом с турникетами, ведущими на платформу, стояли еще двое постовых с автоматами, причем один из них был псионом. Плохонькая у него подготовка, аура совершенно не структурирована. Впрочем, здесь нет необходимости держать кого-то опытного: серьезных бойцов или сканеров бессмысленно привлекать к поиску оружия и наркотиков. Разве что изредка, в порядке исключения или в связи с точечной операцией. Лично я со скепсисом отношусь к подобным мероприятиям, когда дело касается серьезных противников. Слабый псион хорош против поддатого дебошира, но против тренированного специалиста у него нет никаких шансов. Все решает подготовка и решимость действовать. Безоружный человек, обученный убивать, опаснее домохозяйки с пулеметом. Но милицейское начальство считало нужным привлекать сколь можно больше псионов, полагая их своеобразной панацеей от всех бед, и использовало кадры так, как считало нужным. Не хочу судить, эффективно или нет.
Я закинул сумку с вещами на верхнюю полку и уселся в кресло. Расстояние до Питера поезд преодолевает за пять часов, лежачие места с такой скоростью не нужны. Соседка, девушка лет осьмнадцати, слегка поежилась и чуть заметно отодвинулась в сторону. Хорошая чувствительность. По экрану вмонтированного в спинку переднего кресла телевизора пошли помехи, наличие источника пси-излучения вблизи по-прежнему иногда вызывало сбои техники. Манипулируя аурой, я случайно «приоткрылся», и поток чужих мыслей немедленно хлынул в мою многострадальную голову:
– Когда отправляемся-то?
– …жуткий запах.
– …сама розовенькая, а рукава черные…
– …бабки кончились, что Наташка скажет?
– …девятнадцать плюс девять равно…
– Достал. Разведусь.
– Где же туалет?!
– …люди как люди…
Короткий сеанс сканирования принес множество образов, от которых я тут же с раздражением избавился. Мне неинтересно смотреть на мечты влюбившейся школьницы, равно как и на мысли вокзальной проститутки или мелкие тайны сидевшего в соседнем вагоне мужчины, который впервые в жизни изменил жене и сейчас очень переживал, что она об этом узнает. Каждый мнит себя центром мира, и столкновение машин на соседнем перекрестке вызывает больше эмоций, чем кровавая война где-нибудь в Сомали. Происходящее с ними всегда кажется людям более важным, чем все остальное, и, возможно, в их простодушном эгоизме есть некий высший смысл.
К примеру, возьмем меня. Покидать институт, ставший вторым домом, пришлось бы в любом случае, но личные мотивы заставляют действовать с гораздо большим энтузиазмом. Официально я нахожусь в командировке. Питерский храм Рода собирается провести серьезный эксперимент, а именно – войти в контакт с обитателями ментала, и жрецы пригласили меня в качестве консультанта. Коробок тоже хотел поехать, но не смог – дела.
– Завидую я тебе… – Мой начальник и в какой-то степени учитель звонко поболтал ложечкой в чашке чая. – У нас в стране сущностей класса «бог» еще не призывали. Своими глазами увидишь эпохальное событие.
– Если все пройдет удачно, то еще насмотритесь, – утешил я его. – Белов, надо думать, не успокоится, пока не переговорит со всем пантеоном.
– Сомневаюсь. СБР не даст разрешения на частые контакты. С такими силами играть опасно.
– Где кончается Служба и начинается секта родян, не скажет ни один аналитик, – возразил я. – Родяне и до, и после Исхода серьезно нам помогали. Если не считать Службы, у них почти все руководство прямо или косвенно связано с государственными структурами типа Управления пси-преступлений ФСБ или Особым отделом МВД.
– Вот именно… – Коробок многозначительно поднял палец. – Вот именно. И многим в верхах столь тесная смычка перестает нравиться.
– Ну и что? Гонений на верующих они устраивать не осмелятся. До тех пор, пока православная церковь окончательно не определится со своей позицией в отношении жителей ментала, родянство трогать не станут.
– Возможно. Но способ окоротить лидеров – найдут.
Восемнадцать лет назад в мир пришли чужаки. Мы до сих пор не знаем, кем или чем они были, к чему стремились, почему исчезли. Официальная версия гласит, что «объединенные силы Земли штурмом взяли главнейший оплот вражеских сил в амазонской сельве, в результате чего сломленные пришельцы бежали с планеты». Лично я до сих пор сомневаюсь, оказали ли наши действия хоть какой-то эффект. Мышление чужаков не имело ничего общего с человеческим, они могли вообще не заметить нашего трепыхания. Как бы то ни было, благодаря встрече с ними люди получили доступ к псионике.
Прошедший сложную процедуру инициации – или побывавший в одном из исчезнувших ныне обиталищ пришельцев – человек менялся. Усиливался один из компонентов энергетического тела, в просторечии называемый оболочкой. Причем в одном-двух случаях из ста усиливался настолько, что количественные изменения перерастали в качественные, инициированный фактически переходил на новую ступень эволюции. Об этом не принято говорить, но псион – не совсем человек. По крайней мере, биологически. У нас острее работают органы чувств, мы полнее воспринимаем окружающую реальность, быстрее идет регенерация тканей, при необходимости отрастают дополнительные органы. Правда, последнему надо долго учиться. Ментаты способны читать чужие мысли, целители творят чудеса с живыми организмами, аналитики обрабатывают информацию лучше самого современного компьютера, пророки видят будущее. Часто обычные люди чувствуют себя рядом с нами ущербно. Их можно понять.
Мир изменился, и изменился необратимо. На улицах можно встретить туриста, следом за которым по воздуху плывет багаж, в клиниках лечат рак и сглаз, спамеры в сети навязчиво рекламируют амулеты от порчи. В Уголовном кодексе появился раздел, посвященный преступлениям с использованием экстрасенсорики, в Гражданском – статьи, регулирующие получение инициации несовершеннолетними. Государства стали жить чуть-чуть дружнее, поняв наконец-то, что во Вселенной мы не одни. Правда, террористов и всякого рода фанатиков, наоборот, прибавилось.
Изменения в законодательстве производили двоякое впечатление. С одной стороны, государство – Российская Федерация, имею я в виду – четко определило правила игры. Теперь и псионы, и простые люди хорошо знали, использование каких способностей и когда является преступлением, а когда – нет. Это радовало. Тем не менее… Система несовершенна. Например, псионам, не состоящим на воинской службе, запрещено применять атакующие знаки, указанные в подробном и регулярно пересматриваемом перечне. То есть знак приравнивается к оружию, что в общем-то правильно. Каждый случай применения рассматривается особой комиссией, что тоже можно понять и оправдать. Однако амулеты, являющиеся в таких случаях основной доказательной базой, реагируют в первую очередь на сам факт появления знака, слабо различая, защитный он, атакующий или информационный. И вот маг, пожелавший накинуть ту же «святую броню» для защиты от ментального сканирования, в городе вынужден либо примерно раз в пять минут доставать удостоверение и демонстрировать его всем желающим, начиная от простых постовых-пэпээсников и заканчивая примчавшейся по тревоге оперативной группой СКП; либо искать способ нарушить закон, обманув датчики.
В результате от привычки постоянно носить защиту, выработавшейся и у меня, и у многих других бойцов, пришлось избавляться. Она стала мешать. Положительный момент я вижу в росте числа альтернативных знакам разработок, выполнявших схожие функции, но под действия законов не подпадавших.
Впрочем, российским псионам грех на судьбу жаловаться. Почти во всех остальных странах требования к нам еще жестче, а ограничений больше. Здесь нас никто не заставляет носить специальных нарукавных повязок, не ограничивает свободы передвижения, мы не должны проходить регулярных психиатрических осмотров. Да, в мире еще много неприятных для нас мест. Хотя положение медленно меняется в лучшую сторону – первоначальные истерия и страх исчезают.
Мои размышления прервало легкое покалывание в висках, и тут же словно чей-то холодный взгляд уперся в затылок:
– Старший?
– Слушаю тебя.
– Они рядом. Следят.
– Пусть смотрят.
Теней понять непросто. Полуразумный и беспощадный осколок чьей-то души увидел нечто интересное или опасное для меня – и только что пытался предупредить. Надо полагать, он имеет в виду моих «сопровождающих», которые слабо осознают, какой подвергаются опасности. Еще недавно призраки мертвых покидали ментал, стоило им почуять мое присутствие, несколько раз от их нежданных визитов страдали посторонние люди. Отчасти поэтому я редко оставлял территорию института. Справиться с тенью способен далеко не каждый боец-пятиуровневик, если же призраков десяток… Локальный прорыв такого количества жителей потустороннего мира способен обратить в кладбище городок средних размеров. Тени утверждали, что не в силах противиться моему зову – точнее говоря, они не желают сопротивляться. Эти сущности чувствуют вблизи меня нечто, наполняющее их странное существование смыслом и радостью, отчего не задумываясь бросаются выполнять любые приказы, стараясь приблизиться при первой же возможности.
Существовали и другие причины избегать людей. В первую очередь, мешали жить сектанты. Среди возникших в последнее время религиозных течений фигура вашего покорного слуги пользовалась нездоровой популярностью. Еще бы: единственный человек, общавшийся – если можно употребить этот термин – с главой всех чужаков! Большая часть фанатиков меня проклинала на все лады, меньшая считала Посланником Божьим, Исполнителем Воли Его (все с больших букв, в точности как в попавшейся мне однажды на глаза брошюрке). Злобный предложил другой вариант. По его классификации сектанты делились на две категории – активные и пассивные. Первые писали письма, устраивали демонстрации, посылали бомбы по почте и делали тому подобные занятные вещи. Вторые просто молились статуям Аскета или сжигали его чучело на кострах. По понятным причинам первая категория волновала меня куда больше. За свою жизнь я не боюсь, иное дело – Светка. Ее уже дважды пытались похитить.
Светка… В последнее время у девчонки появились проблемы, обычные в подростковом возрасте. Заботу о своей безопасности она воспринимала как диктатуру – и бунтовала. Недавно ей исполнилось шестнадцать, девочка решила, что стала совсем взрослой. И внезапно обнаружила, что ей по-прежнему приходится отчитываться о планах на вечер или считаться с тем, что ее друзей проверяют безопасники. Должен признать, глупости она делала редко и в целом понимала особенности своего положения, однако иногда срывы все-таки случались. Последний произошел вчера – она внезапно отправилась с компанией своих приятелей в Питер, никого не предупредив, о чем мне незамедлительно сообщила по телефону встревоженная охрана. Следует отдать девочке должное: своего телохранителя Света обвела вокруг пальца весьма ловко, есть повод гордиться таким воспитанием. Маячок с ауры снимать не стала, найти ее легко, но вот мобильник выключила. Можно сказать, сейчас я еду, чтобы присмотреть за ней. Особых поводов для волнений нет – девочка незаметно для себя стала псионом четвертого уровня, а жесткое мужское общество, в котором прошло почти все ее детство, сформировало твердый характер и дало массу полезных, хотя и опасных для окружающих навыков. Если бы не занявшаяся ее воспитанием Белоснежка, вполне мог бы вырасти пацан в юбке.
В Светкиных эскападах есть и моя вина. Хотел как лучше, а вышло как всегда. Отдал в обычную школу, рассчитывая, что у нее появятся друзья-сверстники, и не учел присущего маленькому псиону особого взгляда на мир. Дети ведь обезьянничают, всех, кто не из их стаи, стараются как-то отогнать, подколоть, установить невидимый барьер. Ну, обижать девочку, выросшую на военной базе, довольно сложно и чревато неприятными последствиями, но друзей у нее так и не появилось. Запретил учить Свету знакам, не желая вкладывать в руки ребенка оружие и надеясь привить интерес к безопасной медицине, – тоже ничего хорошего не вышло. Она попробовала заниматься сама, причем в подражание мне интерес проявила к ментальной сфере. Пришлось пристроить ее к Коробку испытателем, чтобы не лезла, куда не надо. Всерьез ее обучением я планировал заняться годов с восемнадцати, после окончания школы. До тех пор она работала на полставки в институте кем-то вроде универсального тестера по широчайшему кругу исследований, причем не знала, что каждый эксперимент согласовывается со мной. В результате сейчас Света ориентируется в мире псионики едва ли не лучше меня, за счет проверяемых методик раскачала оболочку и недавно достигла четвертого уровня, но ни в одной области не является специалистом. Иными словами, нахваталась всего по верхам.
За размышлениями я почти не заметил, как перрон бесшумно покатился прочь и поезд, понемногу набирая скорость, устремился в сгущающиеся сумерки. Хорошая тут звукоизоляция: пресловутого стука колес почти что и не слышно. Сидящая напротив девушка склонилась над газетой, разгадывая кроссворд, и лишь изредка косилась в мою сторону, по-прежнему испытывая легкое внутреннее беспокойство. Я смежил веки: для того чтобы контролировать обстановку вокруг, зрение совершенно не обязательно. «Не видно ни… Три буквы…» – достигли моего сознания отголоски мыслей юной попутчицы. Те три буквы, которые приходили ей в голову, совершенно не вязались с уже записанным в соседние клеточки кроссворда ответом. «Три буквы… Не видно ни…» – «Зги», – отправил я ей короткий мыслеимпульс. Девушка встрепенулась и схватилась за карандаш.
Сон тренированным псионам почти что и не нужен: модифицированный организм прекрасно справляется с усталостью сам, однако три часа вынужденного безделья – слишком щедрый подарок для тех, кто умеет ценить собственное время. Впрочем, сегодня я не тороплюсь. Твердый мысленный приказ: пробудиться спустя ровно три часа сорок пять минут, – и сознание мгновенно погружается в вязкое, беззвучное небытие. Еще один маленький осколок времени вычеркнут из жизни навсегда.