Хуматоны, совершенно утратившие связь с органической матрицей природы и инстинктами, создали суррогаты, чтобы восполнить свою жизнь на анималистическом уровне. Дикие животные сосредоточены на пище, укрытии, спаривании, потенциальных хищниках и т. п., потому что не могут пренебречь инстинктами и подвергнуть свою жизнь опасности. В этом смысле у них нет выбора, и к тому же их сосредоточенность, или «беспокойство», постоянно поддерживается внутренними и внешними факторами (голодом, погодными условиями, опасностью со стороны хищников и т. д.). Их беспокойство — естественная реакция на окружающую среду. Хуматонам, у которых нет ни внешних, ни внутренних естественных стимулов, и стимулы, и соответствующие реакции поставляет матрица. На самом деле хуматонов беспокоит пустота и бесплодие их жизни, зияющая в них бездна, полное отсутствие индивидуальности. Поэтому они с благодарностью принимают те внешние проблемы и внутреннее волнение, которые обеспечивает им матрица, чтобы заглушить зарождающиеся страх и отчаяние.
Когда хуматоны собираются вместе, они концентрируются на предметах и событиях, которые служат целям укрепления чувства безопасности и единства душ, а это именно те темы, которые характеризуют (и ограничивают) их как хуматонов. На самом деле, в отличие от животных, большинству хуматонов нет нужды беспокоиться о пище, погоде, работе и транспорте, потому что все это обеспечивает матрица, чтобы удерживать их в постоянной зависимости (а также чтобы они жили достаточно комфортно и не слишком задавались вопросами о смысле жизни). С другой стороны, и это общее правило, все блага матрицы условны, и она постоянно поддерживает в хуматонах это чувство, зарождая тем самым в них сомнение: долго ли все это будет продолжаться? Дом заложен, работа непостоянная, затраты на транспорт постоянно растут, и так далее и тому подобное. Хуматоны не могут позволить себе расслабиться и хоть к чему-нибудь отнестись как к само собой разумеющемуся, а значит, не могут сосредоточиться на других вещах, например на творческой активности. Кроме того, используя средства массовой информации, матрица показывает голодающие народы, взорванные школы и церкви, больных детей, страдающие меньшинства, давая тем самым понять, в каком привилегированном положении находятся хуматоны. Более того, матрице необходимо, чтобы все единицы были не просто подключены и находились в пределах досягаемости, но и чтобы они действительно испытывали чувство благодарности за все те удобства и поддержку (и ценности!), которыми она их обеспечивает. В таких условиях любые сомнения в матрице, а тем более мятеж против нее сводятся к минимуму. Поэтому воины матрицы — те, кто начал мятеж и отключение, — чрезвычайно редкое явление, для других хуматонов они — в лучшем случае — сбившиеся с пути, в худшем — больные. Эти единицы взбунтовались против коллективной экономики, и их нужно удалить. Самую большую подозрительность и негодование у среднего хуматона вызывает то, что воины матрицы совершенно безразличны к тем вещам, которые хуматоны воспринимают как важнейшие. Воины должны соблюдать осторожность и не выдать свое вопиющее неуважение к программе, так как хуматоны воспринимают это как неуважение к общечеловеческим ценностям и видят в воинах психопатов.
Воины матрицы плывут против течения и поэтому должны принять все меры предосторожности, чтобы скрыть это от хуматонов, ибо они и есть то течение, против которого плывут воины. Хуматонов очень легко оскорбить. Подобно дикому животному, защищающему свое потомство, они готовы броситься на любого, кого сочтут угрозой для своей безопасности. Если речь идет о пробуждении хуматонов, то воины матрицы должны быть воплощением утонченности и учтивости. Они не станут говорить о погоде и транспортных средствах, у них нет ничего личного, о чем можно было бы поведать (по крайней мере, того земного, которого добиваются хуматоны); им следует как можно естественнее перевести разговор на более творческие и отвлеченные темы. Эти темы не входят в круг забот, очерченных для хуматонов матрицей, это дикие джунгли, в которые хуматоны осмеливаются войти лишь изредка, если осмеливаются вообще. Глядя прямо в глаза, задавая правильные вопросы (глубокие, но не наглые, личные, но не бесцеремонные) и пробуждая любопытство внутренней уверенностью и чистотой, воины матрицы обычно без труда выводят хуматона из повторяющегося круга его мыслей, и прежде чем он это поймет, он ощутит запретный трепет настоящих или по крайней мере новых и свежих мыслей. Он почувствует примерно то же, что чувствуют подростки, впервые имевшие опыт половой близости.
Так воины матрицы развлекаются, хотя делают это не ради собственного удовольствия. Поскольку в состоянии стабильности матрицу поддерживают именно хуматоны, то чем больше хуматонов удастся направить на путь отключения, тем меньше будет контроль матрицы над мыслями и действиями самих воинов. Работа воина не окончена до тех пор, пока от матрицы не отключен последний хуматон. Несмотря на запрограммированное сопротивление «философии красной таблетки», хуматонов (по крайней мере тех, в ком осталась хотя бы искра творческих способностей, тех, кто ощущает «занозу в мозгу») нетрудно соблазнить, предложив им альтернативные варианты. Когда хуматонам около тридцати, они уже смирились с тем, что жизнь — это мошенничество, что все идет не так, как хотелось бы, что невинные не защищены, справедливость не восторжествовала и правда не выйдетнаружу, по крайней мере при их жизни. Они смирились с нескончаемой борьбой и бесконечной нудной работой, с жизнью, половина которой проводится в рабском служении, а вторая половина уходит на отдых и восстановление сил после добровольного рабства. Хуматоны (если они не живут на улице и не находятся под воздействием наркотиков) проводят жизнь в рабстве и вкладывают энергию и время в систему, в «экономику», в которую по-настоящему не верят по той простой причине, что у них вообще нет веры в какую бы то ни было жизнеспособную альтернативу. Они мечтают о том, как бы выбраться из всего этого, но мечты только успокаивают их и примиряют с реальностью. Вместо того чтобы жить, опираясь на мечты, они находят в них временное убежище. Для большинства хуматонов жизнь в матрице — нескончаемый поток горечи и разочарований, в конце которого (и часто это происходит слишком скоро) их ожидает смерть.
Для воинов жизнь в матрице — это тоже вечная борьба, а разочарование — суть всего их путешествия. Но в жизни воинов нет горечи. Поскольку они знают, что все иллюзия, они счастливы лишиться ее и видят в этом повод для праздника, а не для слез. В этом главная разница между хуматоном и воином матрицы. Хуматоны цепляются за то, что имеют, даже если оно не приносит им ничего, кроме слабости, зависимости и несчастья. Воины матрицы расстаются со всем и понимают, что они ровным счетом ничего не потеряли. Хотя воины подхвачены тем же потоком, тем же течением, той же экономикой, что и другие хуматоны, они научились предупреждать все взлеты и падения программы и не позволяют бросать себя туда-сюда, они используют инерцию волн. Хотя может показаться, что они плывут против течения, на самом деле со временем к ним приходит умение рассчитывать свои движения так, чтобы скользить по течению на одних волнах и уклоняться от других, пока они не научатся уверенно катиться по волнам к свободе. Их передвижения, как «единица валюты» в экономике матрицы, становятся непостоянными и непредсказуемыми. Если это не соответствует их целям, они не поднимутся и не опустятся вместе с приливом и отливом и не станут вкладывать все деньги в акции одной фирмы, если вообще захотят их вкладывать.
Как опытный биржевой маклер, наделенный почти сверхъестественной способностью предугадывать рыночные курсы, воины матрицы то и дело меняют способ ведения дел. Они покупают и продают так быстро, что их невозможно уличить в том, что у них на руках акции с падающим курсом. Это значит (поскольку мы уже установили, что воины матрицы не принимают участия в операциях на рынке хуматонов), что в любой ситуации их действия направлены на получение максимальной энергетической выгоды. Как только они понимают, что данный путь никуда не ведет, они немедленно меняют тактику или просто уходят. Воины матрицы постоянно импровизируют, и именно это не позволяет составить схему их действий.
Воины матрицы, как и маклеры, постоянно просчитывают ситуацию (а не акции и облигации), чтобы вложить в нее свое время и энергию. Как и у маклеров, у них нет личной заинтересованности и предпочтений относительно того, в какую ситуацию инвестировать. Они исходят только из того, сумеют ли они извлечь из этой ситуации информацию и тем самым повысить свой уровень энергии. Сконцентрированность на цели и независимость от средств обеспечивают воину матрицы необходимую скорость и помогают обрести благодать (изысканную смесь напряженности и спокойствия), и хуматоны не могут этого не замечать и этим не восхищаться (или, как минимум, не завидовать). Так как в матрице воин чувствует себя как дома (словно хозяин вселенной, превративший биржу в игровую площадку), несмотря на то (потому) что не является ее частью. Проблемы и сложности, которые матрица посылает им 24 часа в сутки и 7 дней в неделю, они научились использовать как стимул для своей творческой активности, а преграды — как инструмент для тренировки мускулов, воспитания воли и создания бесконечных возможностей импровизации. В бой с матрицей по ее правилам, но на своих условиях воины матрицы вступают с настороженностью солдата, идущего на войну, и с плавностью и стремительностью спортсмена, вступающего в игру Условия воинов матрицы просты: они здесь, чтобы научиться, накопить знания и превратить их в силу и в полной мере насладиться тем, что делают. Вот подлинная жизнь в матрице, а иные перспективы воина матрицы недостойны.
XI. Ты — это не ты: Жизнь как видимость
Когда хуматоны собираются вместе, они концентрируются на предметах и событиях, которые служат целям укрепления чувства безопасности и единства душ, а это именно те темы, которые характеризуют (и ограничивают) их как хуматонов. На самом деле, в отличие от животных, большинству хуматонов нет нужды беспокоиться о пище, погоде, работе и транспорте, потому что все это обеспечивает матрица, чтобы удерживать их в постоянной зависимости (а также чтобы они жили достаточно комфортно и не слишком задавались вопросами о смысле жизни). С другой стороны, и это общее правило, все блага матрицы условны, и она постоянно поддерживает в хуматонах это чувство, зарождая тем самым в них сомнение: долго ли все это будет продолжаться? Дом заложен, работа непостоянная, затраты на транспорт постоянно растут, и так далее и тому подобное. Хуматоны не могут позволить себе расслабиться и хоть к чему-нибудь отнестись как к само собой разумеющемуся, а значит, не могут сосредоточиться на других вещах, например на творческой активности. Кроме того, используя средства массовой информации, матрица показывает голодающие народы, взорванные школы и церкви, больных детей, страдающие меньшинства, давая тем самым понять, в каком привилегированном положении находятся хуматоны. Более того, матрице необходимо, чтобы все единицы были не просто подключены и находились в пределах досягаемости, но и чтобы они действительно испытывали чувство благодарности за все те удобства и поддержку (и ценности!), которыми она их обеспечивает. В таких условиях любые сомнения в матрице, а тем более мятеж против нее сводятся к минимуму. Поэтому воины матрицы — те, кто начал мятеж и отключение, — чрезвычайно редкое явление, для других хуматонов они — в лучшем случае — сбившиеся с пути, в худшем — больные. Эти единицы взбунтовались против коллективной экономики, и их нужно удалить. Самую большую подозрительность и негодование у среднего хуматона вызывает то, что воины матрицы совершенно безразличны к тем вещам, которые хуматоны воспринимают как важнейшие. Воины должны соблюдать осторожность и не выдать свое вопиющее неуважение к программе, так как хуматоны воспринимают это как неуважение к общечеловеческим ценностям и видят в воинах психопатов.
Воины матрицы плывут против течения и поэтому должны принять все меры предосторожности, чтобы скрыть это от хуматонов, ибо они и есть то течение, против которого плывут воины. Хуматонов очень легко оскорбить. Подобно дикому животному, защищающему свое потомство, они готовы броситься на любого, кого сочтут угрозой для своей безопасности. Если речь идет о пробуждении хуматонов, то воины матрицы должны быть воплощением утонченности и учтивости. Они не станут говорить о погоде и транспортных средствах, у них нет ничего личного, о чем можно было бы поведать (по крайней мере, того земного, которого добиваются хуматоны); им следует как можно естественнее перевести разговор на более творческие и отвлеченные темы. Эти темы не входят в круг забот, очерченных для хуматонов матрицей, это дикие джунгли, в которые хуматоны осмеливаются войти лишь изредка, если осмеливаются вообще. Глядя прямо в глаза, задавая правильные вопросы (глубокие, но не наглые, личные, но не бесцеремонные) и пробуждая любопытство внутренней уверенностью и чистотой, воины матрицы обычно без труда выводят хуматона из повторяющегося круга его мыслей, и прежде чем он это поймет, он ощутит запретный трепет настоящих или по крайней мере новых и свежих мыслей. Он почувствует примерно то же, что чувствуют подростки, впервые имевшие опыт половой близости.
Так воины матрицы развлекаются, хотя делают это не ради собственного удовольствия. Поскольку в состоянии стабильности матрицу поддерживают именно хуматоны, то чем больше хуматонов удастся направить на путь отключения, тем меньше будет контроль матрицы над мыслями и действиями самих воинов. Работа воина не окончена до тех пор, пока от матрицы не отключен последний хуматон. Несмотря на запрограммированное сопротивление «философии красной таблетки», хуматонов (по крайней мере тех, в ком осталась хотя бы искра творческих способностей, тех, кто ощущает «занозу в мозгу») нетрудно соблазнить, предложив им альтернативные варианты. Когда хуматонам около тридцати, они уже смирились с тем, что жизнь — это мошенничество, что все идет не так, как хотелось бы, что невинные не защищены, справедливость не восторжествовала и правда не выйдетнаружу, по крайней мере при их жизни. Они смирились с нескончаемой борьбой и бесконечной нудной работой, с жизнью, половина которой проводится в рабском служении, а вторая половина уходит на отдых и восстановление сил после добровольного рабства. Хуматоны (если они не живут на улице и не находятся под воздействием наркотиков) проводят жизнь в рабстве и вкладывают энергию и время в систему, в «экономику», в которую по-настоящему не верят по той простой причине, что у них вообще нет веры в какую бы то ни было жизнеспособную альтернативу. Они мечтают о том, как бы выбраться из всего этого, но мечты только успокаивают их и примиряют с реальностью. Вместо того чтобы жить, опираясь на мечты, они находят в них временное убежище. Для большинства хуматонов жизнь в матрице — нескончаемый поток горечи и разочарований, в конце которого (и часто это происходит слишком скоро) их ожидает смерть.
Для воинов жизнь в матрице — это тоже вечная борьба, а разочарование — суть всего их путешествия. Но в жизни воинов нет горечи. Поскольку они знают, что все иллюзия, они счастливы лишиться ее и видят в этом повод для праздника, а не для слез. В этом главная разница между хуматоном и воином матрицы. Хуматоны цепляются за то, что имеют, даже если оно не приносит им ничего, кроме слабости, зависимости и несчастья. Воины матрицы расстаются со всем и понимают, что они ровным счетом ничего не потеряли. Хотя воины подхвачены тем же потоком, тем же течением, той же экономикой, что и другие хуматоны, они научились предупреждать все взлеты и падения программы и не позволяют бросать себя туда-сюда, они используют инерцию волн. Хотя может показаться, что они плывут против течения, на самом деле со временем к ним приходит умение рассчитывать свои движения так, чтобы скользить по течению на одних волнах и уклоняться от других, пока они не научатся уверенно катиться по волнам к свободе. Их передвижения, как «единица валюты» в экономике матрицы, становятся непостоянными и непредсказуемыми. Если это не соответствует их целям, они не поднимутся и не опустятся вместе с приливом и отливом и не станут вкладывать все деньги в акции одной фирмы, если вообще захотят их вкладывать.
Как опытный биржевой маклер, наделенный почти сверхъестественной способностью предугадывать рыночные курсы, воины матрицы то и дело меняют способ ведения дел. Они покупают и продают так быстро, что их невозможно уличить в том, что у них на руках акции с падающим курсом. Это значит (поскольку мы уже установили, что воины матрицы не принимают участия в операциях на рынке хуматонов), что в любой ситуации их действия направлены на получение максимальной энергетической выгоды. Как только они понимают, что данный путь никуда не ведет, они немедленно меняют тактику или просто уходят. Воины матрицы постоянно импровизируют, и именно это не позволяет составить схему их действий.
Воины матрицы, как и маклеры, постоянно просчитывают ситуацию (а не акции и облигации), чтобы вложить в нее свое время и энергию. Как и у маклеров, у них нет личной заинтересованности и предпочтений относительно того, в какую ситуацию инвестировать. Они исходят только из того, сумеют ли они извлечь из этой ситуации информацию и тем самым повысить свой уровень энергии. Сконцентрированность на цели и независимость от средств обеспечивают воину матрицы необходимую скорость и помогают обрести благодать (изысканную смесь напряженности и спокойствия), и хуматоны не могут этого не замечать и этим не восхищаться (или, как минимум, не завидовать). Так как в матрице воин чувствует себя как дома (словно хозяин вселенной, превративший биржу в игровую площадку), несмотря на то (потому) что не является ее частью. Проблемы и сложности, которые матрица посылает им 24 часа в сутки и 7 дней в неделю, они научились использовать как стимул для своей творческой активности, а преграды — как инструмент для тренировки мускулов, воспитания воли и создания бесконечных возможностей импровизации. В бой с матрицей по ее правилам, но на своих условиях воины матрицы вступают с настороженностью солдата, идущего на войну, и с плавностью и стремительностью спортсмена, вступающего в игру Условия воинов матрицы просты: они здесь, чтобы научиться, накопить знания и превратить их в силу и в полной мере насладиться тем, что делают. Вот подлинная жизнь в матрице, а иные перспективы воина матрицы недостойны.
XI. Ты — это не ты: Жизнь как видимость
Для воинов вселенная матрицы это не что иное, как божество, играющее само с собой, но воины, конечно же, задают себе вопрос: а есть ли другие игры, кроме пряток?
Разоблачение матрицы связано с волей — волей к росту, волей к изменению. Кажется, что на первых этапах борьбы воинов матрицы эта воля была неразрывно связана с жертвоприношением, но это лишь иллюзия. На протяжении всей своей жизни средний хуматон то и дело спотыкается о то, что он понятия не имеет, что для него хорошо, а что плохо. Это как игра в кости: что-то делает его счастливым и сильным, что-то ослабляет и приводит в отчаяние. Идея подлинной альтернативы (путь воина, возможность отключиться) представляется далекой и туманной, даже не существующей. Со временем, если повезет, идея начнет приближаться и проясняться, хуматоны заметят, что в жизни есть ритм и разум, карма, если угодно, которая руководит их действиями и определяет их благосостояние. Некоторые моменты хуматоны приписывают воле, другие нет. Выяснить, какие из них есть какие, хуматоны, постепенно превращающиеся в воинов матрицы, могут, наблюдая затем, какие чувства вызывают у них их собственные действия и мысли и каков их результат.
Начиная путь воина в матрице, никогда не знаешь, что ждет тебя в конце: успех или провал. Будущие воины почти никогда не испытывают настоящей уверенности, но даже если это и так, подчиняться инстинктам и твердо следовать «правильному пути» невероятно трудно. Это период между блаженным неведением синей таблетки и болезненным знанием красной: потенциальные воины напоминают детей, которые еще ходить не умеют, но которым детская кроватка надоела до смерти. Они знают, что делать, но это дается с трудом; поступать правильно и не замечать коварного шепота матрицы: «Спи, спи, спи» — бремя и тяжкий труд. Между ложным «я» и «я» истинным идет война.
Период вечных страданий кажется бесконечным, и большинство хуматонов живут и умирают, загнанные в круг боли и желаний. Но если хуматон их вынесет, со временем начнутся перемены. Он понемногу начинает ощущать радость от движения по пути воина. Привычки, заведенный порядок, зависимости — все это вполне естественным образом отступает, пока он не почувствует, что легче быть воином, чем им не быть. Происходит сдвиг, ложный ум утрачивает свои позиции, а истинное «я» занимает подобающее ему место. По мере того как приближается Король, в королевстве Души воцаряется порядок. И в конце концов то, что для хуматона было жертвой, для воина становится радостью. «Делаю то, что должен», превращается в «делаю то, что хочу». В конечном счете спонтанный поступок не отличается от поступка безупречного, доставляющего удовольствие. Но для большинства хуматонов это желаемое обретение благодати так и остается смутной и неуловимой идеей, и все потому, что им не хватает энергии. Путь безупречности для воина матрицы — единственный способ накопить энергию, необходимую для того, чтобы увидеть код и понять все «почему» и «для чего».
На ранних этапах в той или иной форме необходимы вера, доверие и даже слепая преданность некой Великой Силе. Воины матрицы должны поверить, что существует Нечто, которое знает; что для них хорошо. Они верят в Просветленных реального мира, даже если не могут с ними общаться. Поскольку собственные желания приводят их к еще большему смятению и отчаянию, воины матрицы знают, что не могут доверять собственным суждениям. Именно отчаяние гонит многих хуматонов из матрицы и подталкивает к красной таблетке. Цена за то, чтобы стать полноценным Просветленным, — это не проданная дьяволу душа, а данный нам матрицей ложный ум. К власти приходят Просветленные, и матрица повержена. Затем происходит забывание, которое на самом деле есть воспоминание, так называемое просвещение.
В первых сценах фильма «Матрица», пока Томас еще очень смутно осознает свою цель (так как он воин матрицы со своим собственным киберименем, справедливо будет сказать, что свой путь он осознает, но пройти его еще только предстоит), из окружающего его мира к нему поступают разнообразные «сигналы» касательно его цели. После того как его разбудило загадочное послание Тринити «Ты увяз в матрице» и ему посоветовали «следовать за белым кроликом», у него состоялся разговор с клиентом Чои. Чои говорит Томасу: «Ты меня спас. Ты мой личный Иисус Христос». Томас поделился с Чои, что он в замешательстве и не может сказать, спит он или проснулся, на что Чои ему отвечает: «Тебе нужно оттянуться». Очевидно, хуматон Чои не знает, о чем он говорит, не подозревает того, что он — носитель незакодированного послания, предназначенного специально для Нео. И тем не менее Чои разговаривает с подсознанием Нео, с его альтер-эго. То же самое касается подружки Чои с татуировкой белого кролика на плече. Сама того не желая, она ведет Нео к Тринити.
Вопрос состоит в следующем: Морфеус и его команда взломали головной компьютер и запрограммировали этих двоих «носителей» послания? Или же эти двое — свидетельство того, что матрица реагирует на подсознательные процессы Томаса? Но не все ли равно? И хотя появление татуировки белого кролика перед самым визитом Томаса в страну Чудес кажется простым совпадением, уже здесь можно предположить, что Морфеус и его команда умеют вызывать какие-то события в матрице, находясь в это время в реальном мире (больше в фильме эта способность ни у кого не обнаруживается). Тогда более вероятно, что жизнь в матрице отдается эхом в работе подсознания хуматонов (или же братья Вачовски настолько умны, что создали диалог, смысл которого становится понятным только при повторном просмотре). Будучи воином матрицы, Томас сам себе посылает сообщение, используя элементы сна. Это начало просветления, но еще не само просветление. Томас не знает, что он видит сон, но уже начинает это подозревать. В результате он бессознательно начинает так формировать содержание сна, чтобы пробудиться внутри него, а в конце концов пробудиться и от него.
На ранних этапах, когда воины матрицы начинают сомневаться в реальности окружающего их мира и надежности своего собственного восприятия и мышления, то есть бросают программе вызов, они становятся все менее совместимыми с программой, и матрица отторгает их как вирусы. По этой причине кажется, что матрица помогает воину. У воина и матрицы общая цель — разделение, и они в некотором роде сотрудничают, хотя и не всегда гладко. Матрица хочет удалить вирус, а воин хочет выйти из программы. Так происходит непростое, почти бессознательное взаимодействие, в котором жизнь воинов приобретает странное иррациональное качество: она полна «совпадений», а события словно намеренно организованы так, чтобы смутить воинов, сбить их с толку, свести с ума. Они начинают осознавать матрицу, а ИИ — в каком-то смысле осознавать их. Для большинства хуматонов такое наложение сна и реальности, внутреннего и внешнего, субъективного и объективного означает начало шизофрении. Для воинов матрицы это нечто иное: первое движение воли, самое начало пробуждения.
По мере того как в жизни воина остается все меньше реального и появляется все больше скрытых смыслов и причудливых особенностей, она начинает превращаться в миф. На этом этапе воины матрицы вынуждены по-новому оценить не только свое нынешнее положение, но и то, что было. Они должны поставить под сомнение всю свою жизнь, тщательно изучить все свои воспоминания и найти там скрытые смыслы, код и подтекст, которые не уяснили в первый раз. Этот процесс известен как «памятка волшебника», и для воина это главный способ накопить энергию, необходимую для полного отключения и вхождения в полноту себя, своего «я» (то есть в реальный мир). Объясняется это тем, что каждое отдельное воспоминание — это имплантант, точка подключения матрицы, и каждая из них должна быть удалена. Каждую мысль, каждое чувство, каждое ощущение следует пережить заново и признать ослепляющей иллюзией и в то же время исследовать их на предмет содержания в них определенных инструкций.
Когда воины матрицы отключаются и становятся волшебниками матрицы, их прошлая жизнь превращается в сон, в воспоминание о чем-то, чего никогда не было, И все же они сохраняют эти воспоминания, хотя они уже и не характеризуют самих воинов. Итак, воины отвергают программу, которая дала им имплантанты (чтобы обмануть их и заставить поверить, что они есть то, чем они не являются), но сохраняют переживания, знания, мудрость и понимание, которые приобрели в этих квази-событиях. Они отвергают имплантанты, но сохраняют данные или, как минимум, ту их часть, которую можно использовать. Таким образом, они все еще помнят, кто они есть, хотя и знают, что они не есть это, как знают и то, что, что бы ни сказала им о них матрица, они несравненно больше этого. Их личность становится точкой переключения для входа в матрицу, она обеспечивает ситуацию и направление и при этом не лишает их свободы.
Благодаря «памятке» воины осознают, что их жизнь — всего-навсего имитация, и тем самым учатся жить, освободившись от ограничений и преград фиксированной индивидуальности. Они утверждают, что их могущество — это видимость, голограмма. Они не есть что-то одно, потому что они — все. «Памятка» — это способ вернуть матрице все имплантанты и полностью отключиться. Так как при отключении без необходимой подготовки воины умирают или сходят с ума, то, прежде чем избавиться от своей жизни, необходимо подвести ей итог. Удачное сравнение здесь — создание дубликата со всеми необходимыми данными перед очисткой жесткого диска. Таким образом воины матрицы сохраняют главные события своей жизни или, скорее, их точную копию, а исходные остаются на жестком диске. Теперь они могут отключиться от головного компьютера и стереть запись. Следовательно, у матрицы (на жестком диске) больше нет записи о существовании воинов, а значит, они как бы не существуют. И все же воины матрицы, теперь волшебники, сохраняют свою индивидуальность. Они фактически умерли и родились вновь, сохранив воспоминания о своей прошлой жизни.
Для воинов матрицы время, как и пространство, — это нечто изменчивое. Его можно растянуть и сжать, ускорить и замедлить, можно даже заставить его исчезнуть. Жизнь волшебника матрицы измеряется не годами, а секундами. А если это так, то время волшебника в матрице тянется бесконечно долго, и в то же время, в силу того, что каждый удобный момент они немедленно используют, это все равно краткое, мимолетное мгновение. Воины матрицы могут по желанию входить в жизнь в матрице и выходить, при этом возвращаясь в тот самый момент, из которого ушли, как будто это было только что. Морфеус говорит Нео, что Оракул была с ними «с самого начала», имея в виду примерно двести лет (ясно, что у голограммы нет периода полураспада, однако нам не объясняют, как ее сознание в течение столь долгого времени оставалось интегрированным, не имея физического тела). Движение времени в матрице — это, конечно же, только видимость. Так как у цивилизации, которую оно имитирует, нет будущего, то и у ИИ нет способа такое будущее «сконструировать». Итак, в сущности, время неподвижно, и все хуматоны замерли в момент сверхактивности, в момент, когда «миллиарды людей проживают свои жизни».
Теоретически, отключившись однажды, воины больше никогда не должны входить в матрицу. Но на практике, учитывая то, что жизнь в реальном мире 2-го внимания не вполне устроена и, вероятно, не устраивает их, у них на самом деле нет выбора. Как и бодхисатвы, они не могут полностью освободится от матрицы до тех пор, пока не отключен последний хуматон, даже если в процессе отключения они (хуматоны) погибнут. Воины отказываются от своей жизни в матрице и от своего места в программе, они стирают свои данные с жесткого диска. Но на случай, если им когда-нибудь захочется или понадобится подключиться снова, у них сохранились копии, дубликаты. Входя в матрицу, воины делают это осознанно, потому что они этого хотят и потому что у них есть особая цель и стратегия. Когда Нео осознает, что, несмотря на свое неверие в избранничество, он может спасти Морфеуса, он немедленно берет на себя инициативу и начинает миссию спасения. Тэнк уверяет его, что это самоубийство, а Тринити говорит: «Никто раньше не делал ничего подобного».
«Поэтому это должно сработать», — отвечает Нео. Он уже начинает верить.
Нео верит, что поскольку матрица построена вокруг программы, которая является всего-навсего суммой различных команд и поддерживается некой случайной и ошибочной последовательностью, то ему достаточно нарушить эту последовательность, отвергнуть программу, и тогда правила начнут меняться, программа — разрушаться. Он вирус. Все меняет одно его присутствие.
Об этом не знает даже Морфеус, по крайней мере пока не знает. (По иронии судьбы примерно в то же время, когда Нео планирует спасение, агент Смит насмехается над Морфеусом и говорит, что люди — это не млекопитающие, а разновидность вируса, «чума», от которой излечит ИИ). Морфеус знает, что без Избранного сопротивление тщетно, потому что любой волшебник, столкнувшись со Стражем Врат, обязательно умрет. В таком случае даже все волшебники вместе взятые ничего не изменят, если не увидят код и не перейдут в стадию Просветления. Войдя на этом этапе в программу, они смогут расшифровать ее и начнут переделывать мир по своему усмотрению. Заключительный этап — отключение всех до последнего хуматонов и блокировка жесткого диска.
Потенциал действующего Просветленного (Нео — первый из них) в рамках программы не ясен и безграничен. Поэтому-то в конце Стражи и убегают от Нео. Они не могут приспособиться к его существованию, а тем более бороться с ним. Сам факт его существования означает конец всего. Сейчас Нео изумлен своими навыками. Он превратился в бабочку Он все еще видит кокон (как остаточное воспоминание), но теперь понимает, для чего он — что это не темная тюремная камера, а точка перехода в новый мир. Он видит код. Когда Стражи вновь пытаются его убить, он просто говорит: «Нет». Это его первая команда в старой программе, слово могущества Мага: «Программа отменена». Самые быстрые движения агента Смита кажутся ему медленными. Ни время, ни пространство больше его не сдерживают. Он Просветленный, и этот сон — его.
Нео атакует агента Смита и проходит его насквозь. Это знак законности его перерождения, а агент Смит превращается в кокон, взорвавшийся изнутри. Теперь Нео даже не надо думать, что он делает, он не может думать. Все это ушло из него. Он — чистое воображение, истинная воля, совершенство во всем. Все, что он может-это действовать, а поскольку он Избранный, он не может поступать неправильно. Началась перезагрузка.
Разоблачение матрицы связано с волей — волей к росту, волей к изменению. Кажется, что на первых этапах борьбы воинов матрицы эта воля была неразрывно связана с жертвоприношением, но это лишь иллюзия. На протяжении всей своей жизни средний хуматон то и дело спотыкается о то, что он понятия не имеет, что для него хорошо, а что плохо. Это как игра в кости: что-то делает его счастливым и сильным, что-то ослабляет и приводит в отчаяние. Идея подлинной альтернативы (путь воина, возможность отключиться) представляется далекой и туманной, даже не существующей. Со временем, если повезет, идея начнет приближаться и проясняться, хуматоны заметят, что в жизни есть ритм и разум, карма, если угодно, которая руководит их действиями и определяет их благосостояние. Некоторые моменты хуматоны приписывают воле, другие нет. Выяснить, какие из них есть какие, хуматоны, постепенно превращающиеся в воинов матрицы, могут, наблюдая затем, какие чувства вызывают у них их собственные действия и мысли и каков их результат.
Начиная путь воина в матрице, никогда не знаешь, что ждет тебя в конце: успех или провал. Будущие воины почти никогда не испытывают настоящей уверенности, но даже если это и так, подчиняться инстинктам и твердо следовать «правильному пути» невероятно трудно. Это период между блаженным неведением синей таблетки и болезненным знанием красной: потенциальные воины напоминают детей, которые еще ходить не умеют, но которым детская кроватка надоела до смерти. Они знают, что делать, но это дается с трудом; поступать правильно и не замечать коварного шепота матрицы: «Спи, спи, спи» — бремя и тяжкий труд. Между ложным «я» и «я» истинным идет война.
Период вечных страданий кажется бесконечным, и большинство хуматонов живут и умирают, загнанные в круг боли и желаний. Но если хуматон их вынесет, со временем начнутся перемены. Он понемногу начинает ощущать радость от движения по пути воина. Привычки, заведенный порядок, зависимости — все это вполне естественным образом отступает, пока он не почувствует, что легче быть воином, чем им не быть. Происходит сдвиг, ложный ум утрачивает свои позиции, а истинное «я» занимает подобающее ему место. По мере того как приближается Король, в королевстве Души воцаряется порядок. И в конце концов то, что для хуматона было жертвой, для воина становится радостью. «Делаю то, что должен», превращается в «делаю то, что хочу». В конечном счете спонтанный поступок не отличается от поступка безупречного, доставляющего удовольствие. Но для большинства хуматонов это желаемое обретение благодати так и остается смутной и неуловимой идеей, и все потому, что им не хватает энергии. Путь безупречности для воина матрицы — единственный способ накопить энергию, необходимую для того, чтобы увидеть код и понять все «почему» и «для чего».
На ранних этапах в той или иной форме необходимы вера, доверие и даже слепая преданность некой Великой Силе. Воины матрицы должны поверить, что существует Нечто, которое знает; что для них хорошо. Они верят в Просветленных реального мира, даже если не могут с ними общаться. Поскольку собственные желания приводят их к еще большему смятению и отчаянию, воины матрицы знают, что не могут доверять собственным суждениям. Именно отчаяние гонит многих хуматонов из матрицы и подталкивает к красной таблетке. Цена за то, чтобы стать полноценным Просветленным, — это не проданная дьяволу душа, а данный нам матрицей ложный ум. К власти приходят Просветленные, и матрица повержена. Затем происходит забывание, которое на самом деле есть воспоминание, так называемое просвещение.
В первых сценах фильма «Матрица», пока Томас еще очень смутно осознает свою цель (так как он воин матрицы со своим собственным киберименем, справедливо будет сказать, что свой путь он осознает, но пройти его еще только предстоит), из окружающего его мира к нему поступают разнообразные «сигналы» касательно его цели. После того как его разбудило загадочное послание Тринити «Ты увяз в матрице» и ему посоветовали «следовать за белым кроликом», у него состоялся разговор с клиентом Чои. Чои говорит Томасу: «Ты меня спас. Ты мой личный Иисус Христос». Томас поделился с Чои, что он в замешательстве и не может сказать, спит он или проснулся, на что Чои ему отвечает: «Тебе нужно оттянуться». Очевидно, хуматон Чои не знает, о чем он говорит, не подозревает того, что он — носитель незакодированного послания, предназначенного специально для Нео. И тем не менее Чои разговаривает с подсознанием Нео, с его альтер-эго. То же самое касается подружки Чои с татуировкой белого кролика на плече. Сама того не желая, она ведет Нео к Тринити.
Вопрос состоит в следующем: Морфеус и его команда взломали головной компьютер и запрограммировали этих двоих «носителей» послания? Или же эти двое — свидетельство того, что матрица реагирует на подсознательные процессы Томаса? Но не все ли равно? И хотя появление татуировки белого кролика перед самым визитом Томаса в страну Чудес кажется простым совпадением, уже здесь можно предположить, что Морфеус и его команда умеют вызывать какие-то события в матрице, находясь в это время в реальном мире (больше в фильме эта способность ни у кого не обнаруживается). Тогда более вероятно, что жизнь в матрице отдается эхом в работе подсознания хуматонов (или же братья Вачовски настолько умны, что создали диалог, смысл которого становится понятным только при повторном просмотре). Будучи воином матрицы, Томас сам себе посылает сообщение, используя элементы сна. Это начало просветления, но еще не само просветление. Томас не знает, что он видит сон, но уже начинает это подозревать. В результате он бессознательно начинает так формировать содержание сна, чтобы пробудиться внутри него, а в конце концов пробудиться и от него.
На ранних этапах, когда воины матрицы начинают сомневаться в реальности окружающего их мира и надежности своего собственного восприятия и мышления, то есть бросают программе вызов, они становятся все менее совместимыми с программой, и матрица отторгает их как вирусы. По этой причине кажется, что матрица помогает воину. У воина и матрицы общая цель — разделение, и они в некотором роде сотрудничают, хотя и не всегда гладко. Матрица хочет удалить вирус, а воин хочет выйти из программы. Так происходит непростое, почти бессознательное взаимодействие, в котором жизнь воинов приобретает странное иррациональное качество: она полна «совпадений», а события словно намеренно организованы так, чтобы смутить воинов, сбить их с толку, свести с ума. Они начинают осознавать матрицу, а ИИ — в каком-то смысле осознавать их. Для большинства хуматонов такое наложение сна и реальности, внутреннего и внешнего, субъективного и объективного означает начало шизофрении. Для воинов матрицы это нечто иное: первое движение воли, самое начало пробуждения.
По мере того как в жизни воина остается все меньше реального и появляется все больше скрытых смыслов и причудливых особенностей, она начинает превращаться в миф. На этом этапе воины матрицы вынуждены по-новому оценить не только свое нынешнее положение, но и то, что было. Они должны поставить под сомнение всю свою жизнь, тщательно изучить все свои воспоминания и найти там скрытые смыслы, код и подтекст, которые не уяснили в первый раз. Этот процесс известен как «памятка волшебника», и для воина это главный способ накопить энергию, необходимую для полного отключения и вхождения в полноту себя, своего «я» (то есть в реальный мир). Объясняется это тем, что каждое отдельное воспоминание — это имплантант, точка подключения матрицы, и каждая из них должна быть удалена. Каждую мысль, каждое чувство, каждое ощущение следует пережить заново и признать ослепляющей иллюзией и в то же время исследовать их на предмет содержания в них определенных инструкций.
Когда воины матрицы отключаются и становятся волшебниками матрицы, их прошлая жизнь превращается в сон, в воспоминание о чем-то, чего никогда не было, И все же они сохраняют эти воспоминания, хотя они уже и не характеризуют самих воинов. Итак, воины отвергают программу, которая дала им имплантанты (чтобы обмануть их и заставить поверить, что они есть то, чем они не являются), но сохраняют переживания, знания, мудрость и понимание, которые приобрели в этих квази-событиях. Они отвергают имплантанты, но сохраняют данные или, как минимум, ту их часть, которую можно использовать. Таким образом, они все еще помнят, кто они есть, хотя и знают, что они не есть это, как знают и то, что, что бы ни сказала им о них матрица, они несравненно больше этого. Их личность становится точкой переключения для входа в матрицу, она обеспечивает ситуацию и направление и при этом не лишает их свободы.
Благодаря «памятке» воины осознают, что их жизнь — всего-навсего имитация, и тем самым учатся жить, освободившись от ограничений и преград фиксированной индивидуальности. Они утверждают, что их могущество — это видимость, голограмма. Они не есть что-то одно, потому что они — все. «Памятка» — это способ вернуть матрице все имплантанты и полностью отключиться. Так как при отключении без необходимой подготовки воины умирают или сходят с ума, то, прежде чем избавиться от своей жизни, необходимо подвести ей итог. Удачное сравнение здесь — создание дубликата со всеми необходимыми данными перед очисткой жесткого диска. Таким образом воины матрицы сохраняют главные события своей жизни или, скорее, их точную копию, а исходные остаются на жестком диске. Теперь они могут отключиться от головного компьютера и стереть запись. Следовательно, у матрицы (на жестком диске) больше нет записи о существовании воинов, а значит, они как бы не существуют. И все же воины матрицы, теперь волшебники, сохраняют свою индивидуальность. Они фактически умерли и родились вновь, сохранив воспоминания о своей прошлой жизни.
Для воинов матрицы время, как и пространство, — это нечто изменчивое. Его можно растянуть и сжать, ускорить и замедлить, можно даже заставить его исчезнуть. Жизнь волшебника матрицы измеряется не годами, а секундами. А если это так, то время волшебника в матрице тянется бесконечно долго, и в то же время, в силу того, что каждый удобный момент они немедленно используют, это все равно краткое, мимолетное мгновение. Воины матрицы могут по желанию входить в жизнь в матрице и выходить, при этом возвращаясь в тот самый момент, из которого ушли, как будто это было только что. Морфеус говорит Нео, что Оракул была с ними «с самого начала», имея в виду примерно двести лет (ясно, что у голограммы нет периода полураспада, однако нам не объясняют, как ее сознание в течение столь долгого времени оставалось интегрированным, не имея физического тела). Движение времени в матрице — это, конечно же, только видимость. Так как у цивилизации, которую оно имитирует, нет будущего, то и у ИИ нет способа такое будущее «сконструировать». Итак, в сущности, время неподвижно, и все хуматоны замерли в момент сверхактивности, в момент, когда «миллиарды людей проживают свои жизни».
Теоретически, отключившись однажды, воины больше никогда не должны входить в матрицу. Но на практике, учитывая то, что жизнь в реальном мире 2-го внимания не вполне устроена и, вероятно, не устраивает их, у них на самом деле нет выбора. Как и бодхисатвы, они не могут полностью освободится от матрицы до тех пор, пока не отключен последний хуматон, даже если в процессе отключения они (хуматоны) погибнут. Воины отказываются от своей жизни в матрице и от своего места в программе, они стирают свои данные с жесткого диска. Но на случай, если им когда-нибудь захочется или понадобится подключиться снова, у них сохранились копии, дубликаты. Входя в матрицу, воины делают это осознанно, потому что они этого хотят и потому что у них есть особая цель и стратегия. Когда Нео осознает, что, несмотря на свое неверие в избранничество, он может спасти Морфеуса, он немедленно берет на себя инициативу и начинает миссию спасения. Тэнк уверяет его, что это самоубийство, а Тринити говорит: «Никто раньше не делал ничего подобного».
«Поэтому это должно сработать», — отвечает Нео. Он уже начинает верить.
Нео верит, что поскольку матрица построена вокруг программы, которая является всего-навсего суммой различных команд и поддерживается некой случайной и ошибочной последовательностью, то ему достаточно нарушить эту последовательность, отвергнуть программу, и тогда правила начнут меняться, программа — разрушаться. Он вирус. Все меняет одно его присутствие.
Об этом не знает даже Морфеус, по крайней мере пока не знает. (По иронии судьбы примерно в то же время, когда Нео планирует спасение, агент Смит насмехается над Морфеусом и говорит, что люди — это не млекопитающие, а разновидность вируса, «чума», от которой излечит ИИ). Морфеус знает, что без Избранного сопротивление тщетно, потому что любой волшебник, столкнувшись со Стражем Врат, обязательно умрет. В таком случае даже все волшебники вместе взятые ничего не изменят, если не увидят код и не перейдут в стадию Просветления. Войдя на этом этапе в программу, они смогут расшифровать ее и начнут переделывать мир по своему усмотрению. Заключительный этап — отключение всех до последнего хуматонов и блокировка жесткого диска.
Потенциал действующего Просветленного (Нео — первый из них) в рамках программы не ясен и безграничен. Поэтому-то в конце Стражи и убегают от Нео. Они не могут приспособиться к его существованию, а тем более бороться с ним. Сам факт его существования означает конец всего. Сейчас Нео изумлен своими навыками. Он превратился в бабочку Он все еще видит кокон (как остаточное воспоминание), но теперь понимает, для чего он — что это не темная тюремная камера, а точка перехода в новый мир. Он видит код. Когда Стражи вновь пытаются его убить, он просто говорит: «Нет». Это его первая команда в старой программе, слово могущества Мага: «Программа отменена». Самые быстрые движения агента Смита кажутся ему медленными. Ни время, ни пространство больше его не сдерживают. Он Просветленный, и этот сон — его.
Нео атакует агента Смита и проходит его насквозь. Это знак законности его перерождения, а агент Смит превращается в кокон, взорвавшийся изнутри. Теперь Нео даже не надо думать, что он делает, он не может думать. Все это ушло из него. Он — чистое воображение, истинная воля, совершенство во всем. Все, что он может-это действовать, а поскольку он Избранный, он не может поступать неправильно. Началась перезагрузка.