Ну конечно!
   – Хасан, мы…
   – Я помню, – отвечает он, высвобождаясь из моих объятий. – Иншалла, радоваться будем позже. Мне еще надо принести тебе синего змея. Уже бегу.
   Он бросает на землю шпулю и срывается с места, только нижний край зеленого чапана волочится за ним по снегу.
   – Хасан! – кричу я. – Возвращайся со змеем!
   Он уже сворачивает за угол, но на бегу оборачивается, прикладывает ладони рупором ко рту и кричит в ответ:
   – Для тебя хоть тысячу раз подряд! Неподражаемая улыбка – и Хасан исчезает.
   Целых двадцать шесть лет пройдет, прежде чем я увижу эту улыбку вновь. Мой друг детства усмехнется мне с выцветшей моментальной фотографии.
   Подтягиваю своего змея. Все меня поздравляют. Жму руки, благодарю. Детишки помоложе смотрят на меня с восхищением, в их глазах я герой. Меня хлопают по спине и треплют волосы. Сматываю лесу и раздаю улыбки, хотя думаю только о синем змее.
   Наконец мой красный змей у меня в руках. Бреду домой, чуть живой от усталости. За воротами меня поджидает Али, протягивает руку сквозь кованые прутья и говорит:
   – Поздравляю.
   Отвечаю на рукопожатие, вхожу во двор, вручаю ему змея и шпулю.
   – Ташакор, Али-джан.
   – Я все время молился за тебя.
   – Молись, молись. Мы ведь еще не закончили.
   Выбегаю обратно на улицу, даже не спросив Али, как там Баба. С отцом увидимся позже. В голове у меня уже все распланировано: торжественная встреча, герой появляется со змеем в окровавленных руках, все уважительно кланяются ему, Рустем и Сохраб в молчании глядят друг на друга. И вот старый воин подходит к юному богатырю и заключает в объятия, тем самым признавая его заслуги. Освобождение от груза прошлого. Возрождение.
   А что потом? Ну, потом… все будет хорошо.
   Улицы Вазир-Акбар-Хана пересекаются под прямым углом, у каждой свой номер. Если посмотреть с птичьего полета, настоящая сетка. Район новый, и то и дело рядом с огороженным трехметровой стеной жилым комплексом оказывается стройплощадка или пустой участок. В поисках Хасана бегаю по улицам туда-сюда. Зрители воздушного боя расходятся: собирают шезлонги, укладывают посуду и остатки еды. С крыш ко мне летят поздравления.
   На четвертой улице к югу меня окликает Омар, сын инженера. Раньше мы учились с ним в одном классе. Он добрый и хороший человек и как-то даже подарил мне перьевую авторучку со сменным картриджем. Его отец – приятель Бабы. На лужайке перед своим домом Омар с братом играют в футбол – отрабатывают приемы владения мячом.
   – Говорят, ты выиграл, Амир. Поздравляю.
   – Спасибо. Ты Хасана не видел?
   – Твоего хазарейца? Киваю в ответ. Омар пасует брату.
   – Я слышал, он хорош в погоне за змеями. Брат отпасовывает мяч обратно. Омар принимает мяч на голову.
   – Никогда не мог понять, как у него получается. Как он еще что-то видит своими узенькими глазками?
   Брат, хохотнув, просит мяч. Омар не дает.
   – Так ты его видел?
   Омар показывает большим пальцем через плечо в направлении на юго-запад.
   – Недавно видел, как он несся к базару.
   – Спасибо. – Я срываюсь с места.
   К базару я прибегаю уже в сумерках. С минарета мечети Хаджи Якуба муэдзин выкликает «азан», призывая правоверных развернуть коврики, повернуться на запад и склонить в молитве головы. Хасан никогда не пропускает ни одной из пяти молитв, которые полагается произносить в течение дня. Даже когда мы заняты игрой, он всегда извиняется, умывается из колодца во дворе, исчезает в своей хижине и через несколько минут появляется вновь с улыбкой на губах. А я его жду в том месте, где мы расстались, порой на дереве. Похоже, сегодня он пропустит вечернюю молитву. Все из-за меня.
   Базар быстро пустеет, на сегодня торговля закончена. Прохожу по рядам, где за одним прилавком продают битых фазанов, а за соседним – калькуляторы. Пробираюсь сквозь редеющую толпу: нищие калеки в лохмотьях, рыночные торговцы, тоже укутанные в тряпье, чтобы не так холодно было, продавцы одежды и мясники. Лавки закрываются. Хасана нигде нет.
   Пожилой торговец сушеными фруктами в зеленовато-голубой чалме грузит на мула корзины с кедровыми орешками и изюмом. Спрашиваю его про Хасана.
   Прежде чем заговорить, старик долго смотрит на меня.
   – Кажется, я его видел.
   – Куда он направился?
   Торговец меряет меня взглядом с головы до ног.
   – А на что мальчику вроде тебя какой-то хазареец? Да еще на ночь глядя!
   Он не сводит восхищенных глаз с моей кожаной куртки и джинсов – ковбойских штанов, как мы их тогда называли. Если афганец носит что-то американское (и вещи новые), это верный признак достатка.
   – Я должен разыскать его, ага.
   – А он тебе кто?
   Запасаюсь терпением, хоть и не понимаю, куда он клонит.
   – Он сын нашего слуги. Старик приподнимает седую бровь:
   – Да неужто? Заботливый же у хазарейца хозяин! Его отец должен стоять перед тобой на коленях и ресницами смахивать пыль с обуви!
   – Так вы мне скажете, наконец?
   Он хлопает мула по крупу, направляя животное в нужную сторону.
   – Вроде бы похожий мальчишка пробегал вон там. В руках у него был синий воздушный змей.
   – Правда?
   Меня распирает радость. «Для тебя хоть тысячу раз подряд!» – вспоминается мне. Да, на Хасана всегда можно положиться. Вот ведь молодец!
   – Только те, другие мальчишки, его, наверное, уже догнали, – продолжает торговец, взгромождая на мула еще одну корзину.
   – Какие мальчишки?
   – Которые за ним гнались. Одеты хорошо, вроде тебя. – Старик смотрит на небо и вздыхает. – Беги, а то я пропущу свой намаз.
   Ракетой срываюсь с места.
   Рыскаю по базару. Хасана ни следа. Может быть, старика подвели глаза? Хотя змей-то и вправду синий.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента