Она положила окровавленный локон Геллы в золотой медальончик вроде того, в котором у нее хранились волосы Дервина.
   -- Теперь ты принадлежишь мне. И через этот локон я могу достать тебя повсюду, где бы ты ни была. Помни это.
   -- Вы хотите от меня чего-то ужасного,-- прошептала девушка.
   -- Вот зачем я здесь. Вам не нужна служанка. ВЫ нанимаете убийцу.
   -- Я твой единственный суд и закон,-- жестко произнесла Лэра.
   -- Делай что я скажу, и с тобой ничего не случится.
   -- Что я должна делать?
   -- Для начала, кое чему научиться. Я сделаю из тебя отличную служанку. А когда император приедет на Саммер-Корт, я предложу тебя в слуги императрице.
   Она подошла к туалетному столику, где в маленькой шкатулке хранились драгоценности, и достала флакончик, закрытый пробкой.
   -- Несколько капель этой жидкости раз в неделю надо добавлять в ее вино, и у нее не будет детей,-- улыбнулась Лэра.
   -- Ни запаха, ни привкуса. Она никогда не узнает, что она пила.
   Взгляд Геллы становился все напряженней и она судорожно глотнула, услыхав заключительную фразу.
   -- Это и будет твоим первым заданием.
   @***=
   На дорогу из Ануира в Сихарроу ушло около недели. Император со своими приближенными ехал не спеша, в сопровождении вооруженной до зубов охраны, повозки были тяжело нагружены палатками и всем необходимым в дороге. В среднем они покрывали около двадцати пяти миль в день с перерывом в полдень и остановкой на ночлег.
   Микаэл с трудом переносил подобный способ перемещения. Он привык к стремительным марш-броскам со своими неутомимыми солдатами, и сейчас он едва сдерживал раздражение, в основном, благодаря Фелине. Она так мечтала об этой поездке, ведь она еще ни разу не бывала в Сихарроу, и теперь на протяжении всего пути она расспрашивала его о приключениях в Туаривеле и его путешествиях в разные концы империи.
   Эдан пускался в путь со смешанными чувствами. Было неплохо уехать подальше от Имперского Керна и отдохнуть от дворцовой суеты. Кроме того, ему нравилось спокойно ехать по территории, где не так давно шли кровавые бои, не опасаясь уже внезапного нападения врага. И совсем хорошо было наконец-то отдохнуть от придворных обязанностей, которые отнимали большую часть его времени в столице. С другой стороны, Боруин не являлся для него источником приятных воспоминаний. И меньше всего ему хотелось снова встречаться с Лэрой.
   Его опять занесло сюда, и это казалось ему недобрым знаком. Всю дорогу он не мог избавиться от неприятного ощущения приближающейся беды. Но после того, как император простил Дервина за участие в Мятеже и отдал ему в жены свою сестру, невозможно было не почтить его присутствием на ежегодном Саммер-Корте. И в Ануире, и в Боруине все люди давно уже предвкушали это летнее празднество, и теперь это было символом воссоединения империи. Так что Саммер-Корта было не избежать хотя бы по политическим причинам.
   И все же Эдана терзали опасения. Он не видел Лэру с момента ее свадьбы, и отношения между ними так и остались весьма натянутыми. Возможно, брак с Дервином помог ей забыть прошлое, но Эдан сильно в этом сомневался. Он знал Дервина, и так же знал Лэру, и не сомневался в ее способности прижать его к ногтю. Дервину сильно не хватало силы духа его покойного отца. Он не был слабым, но ему было очень свойственно избегать конфликта любой ценой. А Лэре нужен человек с твердым характером.
   Возможно, она изменилась. Но Эдан хорошо знал, что люди меняются либо тогда, когда сами этого хотят, либо тогда, когда обстоятельства вынуждают их к этому. Судя по тому, что говорили о Лэре непосредственно перед ее свадьбой, она осталась такой же. Она была осторожна, но в Имперском Керне рано или поздно все про всех узнавали. Она избежала скандала, но ходили разные слухи... То есть, никто ничего не утверждал, но у Эдана были свои источники информации, ведь его прямой обязанностью было знать обо всем, что происходило в замке. И из всего услышанного вовсе не следовало, что Лэра хотя бы пыталась в чем-либо перемениться. Скорее наоборот.
   Иногда он задумывался, нет ли в этом и его вины. Может, если бы он не прервал их связь так резко, все было бы по-другому. Может, сейчас она отрицала все нормы человеческой морали только потому, что он оскорбил ее чувства и причинил ей горькое разочарование. Но ведь это она совратила его тогда. И он просто не мог так дальше продолжать. Это означало бы катастрофу для них обоих. А Лэра, казалось, только возбуждалась при мысли об этом. Любая опасность действовала на нее как допинг.
   Она никогда не любила его. Об этом даже речи не заходило. Эдан не мог ее винить. Ведь и он не любил ее. Их свела вместе неистовая, почти животная страсть, и в этом было нечто порочное и нездоровое. Это было неправильно, несмотря на весь экстаз, который они испытывали, соединяясь в любовных объятиях. Одно время Эдан считал, что он многому научится, занимаясь любовью с Лэрой. Но он сам себя обманывал. Они не занимались любовью. Они просто совокуплялись. Это опьяняло как вино с дурманом, и все ночи с Лэрой не стоили одной ночи, проведенной с Сильванной. Только с ней он понял, что значит любить.
   Одна ночь. Это все, что у них было. Но он никогда не сможет забыть это. Он был пьян, но не настолько, чтобы не контролировать себя, вино просто избавило его от комплексов. И в ту ночь что-то в нем изменилось навеки.
   Они были знакомы много лет, и постепенно их дружба росла и крепла, пока не переросла в нечто нерушимое как стена. Позднее он осознал, что их ночь была апогеем их отношений за все это время.
   Когда он бывал с Ариэль, он никогда не вспоминал Лэру. Но иногда, когда они с женой занимались любовью, он ловил себя на мыслях о Сильванне. Он ни разу не сказал об этом Ариэль, потому что это причинило бы ей боль. Если даже она что-то подозревала, то никогда не говорила ему об этом. Каждый раз, когда это происходило, его мучило чувство вины перед Ариэль. Ведь он любил свою жену. Но не вспоминать Сильванну было выше его сил. Память о Сильванне ничуть не умаляла его любовь к Ариэль, но ведь если он любил ее по-настоящему, он не должен был думать о другой женщине. А он думал. И он знал, что в любом случае, что бы ни произошло, Сильванна всегда останется частью его сердца. Любовь оказалась гораздо сложнее, чем пели о ней барды.
   Он наслаждался поездкой, но старался не думать о цели их путешествия. Ариэль знала все о его отношениях с Лэрой и прекрасно представляла себе, что теперь должна чувствовать Лэра при ее характере.
   -- Я никогда не любил ее, Ариэль,-- объяснял он.
   -- Это было ошибкой. И хуже всего то, что я уже тогда знал это, я считал наши отношения ошибкой и все же продолжал с ней спать. Я был слабохарактерным, думаю, поэтому. Я не мог устоять. Но это не оправдание для меня.
   -- Это было,-- отвечала Ариэль.
   -- Что толку в угрызениях совести. Ты не в силах изменить прошлое. Ты можешь лишь примириться с ним. Но я уверена, что Лэра не может. И никогда не сможет. Берегись ее, Эдан. Она ненавидит тебя. Это видно по ее взглядам.
   -- Она сердита и оскорблена. Я причинил ей боль. Может, со временем она сможет с этим справиться.
   -- Она сердита на тебя, но оскорбить ты мог ее лишь при условии ее любви к тебе,-- возразила Ариэль.-- Когда ты разорвал вашу связь, ты уязвил ее гордость. Для ее типа людей это хуже всего. Ты словно в зеркале показал ей ее истинную сущность. Она никогда не простит тебе этого. Никогда. Но если она попытается причинить тебе вред, я убью ее. Клянусь, я убью ее.
   -- Не говори так,-- попросил Эдан.
   -- Теперь она замужем и у нее своя жизнь, а у нас своя.
   -- Не будь таким самоуверенным.
   -- Дервин не то, что его отец,-- сказал Эдан.
   -- Не сомневаюсь, что она вертит им, как хочет, но на преступление он ради нее не пойдет. Он не такой честолюбивый, как Эрвин.
   -- Не забывай о способности жены влиять на мужа,-напомнила она.
   -- Ах, вот что ты со мной сделала? -- улыбнулся Эдан.
   -- А как ты сам считаешь?
   Он с минуту размышлял.
   -- Да, пожалуй, ты изменила меня к лучшему.
   -- Я рада, что ты так считаешь,-- отвечала Ариэль.
   -- Но не забудь, что ты гораздо сильнее Дервина. А Лэра изменит его в худшую сторону.
   @***=
   На второй день пути в Сихарроу, между Дальтоном и Ануиром, они проезжали через поле, на котором Эрвин встретил свою смерть. Вдали виднелись Горы Морского Тумана, где армия Ануира сражалась с людоедами в тот несчастливый раз, когда они пытались попасть в Боруин через Мир Теней. К югу от горных цепей находились укрепления Эрвина для защиты границ Бросенгэ. А чуть восточнее находились гарнизоны Ануира, которые пытались преградить путь армии Эрвина перед финальным решающим сражением.
   Обычно известные сражения получают названия по имени мест, где они происходили. В этом случае все было не так. По традиции место битвы должно было дать ей название -- Битва при Горах Морского Тумана. Но Микаэл решил по другому. Эта некогда цветущая обширная равнина, теперь превратившаяся в голую вытоптанную землю, залитую кровью обеих армий. Дожди последнего лета размыли ее, затем она была покрыта снегом, милосердно прикрывшим следы жестокого сражения. Возможно, следующей весной появится новая трава, и постепенно шрамы на лице земли загладятся, уврачеванные рукой матери-природы. Но и тогда это место будет носить имя, которое дал ему Микаэл в память о том, что много людей полегло здесь из-за неумеренного честолюбия одного-единственного человека. Это место навсегда останется Полем Печали.
   Когда они проезжали мимо, следы жестокой битвы все еще были хорошо видны. То тут, то там возвышались холмики солдатских могил, и когда императорская свита приблизилась к Полю Печали, скорбное молчание было естественной реакцией. Некоторые холмики были украшены цветами, оставленными родичами тех, кто пал в этой битве.
   Родственники солдат, приезжая на могилы, старались отметить их деревянными табличками, на которых указывалось имя и родной город. Тем не менее, не смотря на все старания, многие тела остались неопознанными, и часто бывало, что семье погибшего было известно лишь то, что его тело лежит где-то в этой земле. Для них Микаэл распорядился установить громадную каменную стелу, в надписи на которой говорилось о том, что произошло на этом Поле Печали. И сюда приносили больше всего траурных венков, особенно те, кто хотел сказать последнее прости своим родным, но не мог узнать, где их похоронили.
   Эстетика войны, думал Эдан. Они покрыли себя славой, но слава преходяща, и вечна и неизменна лишь смерть.
   Все молчали, проезжая мимо этого памятника. И после еще долгое время никто не осмеливался нарушить молчание.
   Этой ночью они сделали привал неподалеку от разрушенных укреплений на границе между Бросенгэ и Аванилом. Когда палатки были установлены, и все сели ужинать, Эдан пошел на поиски Микаэла. Император стоял на разрушенной стене неподалеку от лагеря. Его охрана застыла на почтительном расстоянии от него, давая императору возможность предаться своим размышлениям.
   Когда Эдан приблизился, Микаэл рассеянно оглядывал равнину Бросенгэ. Солнце садилось, и лишь на западе осталась узкая золотая полоска заката. Заслышав шаги Эдана, Микаэл обернулся. У него был озабоченный вид.
   -- Что-то случилось, Государь? -- почтительно спросил Эдан.
   -- Нет, я просто думал,-- отвечал Микаэл.
   -- Я вспомнил другие такие же поездки в Сихарроу. Особенно одну.
   -- Последнее лето перед войной,-- уточнил Эдан.
   Микаэл кивнул. Затем неожиданно улыбнулся.
   -- Помню, как-то раз я сказал, что когда стану императором, то отменю все эти скучные титулованные обращения вроде всяких ваших и наших светлостей. Меня всегда раздражало, что никто не называет меня по имени.
   Эдан улыбнулся.
   -- Да, я помню.
   -- Ну, я тут как раз занимался продумыванием текста указа на эту тему. Следовательно, Лорд Верховный Камергер, когда мы беседуем неофициально, как сейчас, вы обязаны называть меня по имени. Не "Государь", не "Мой господин", и уж никак не "Ваше Высочество". Просто Микаэл. Я помню, что это неплохо вышло у тебя тогда на Поле Печали.
   -- Это было чисто инстинктивной реакцией на грозящую вам опасность.
   -- Что ты чувствовал, когда мы сегодня там проезжали?
   -- О, все не выразишь словами,-- произнес Эдан.
   Микаэл кивнул.
   -- Я говорю о тишине. Не о том, что все молчали, а о том, какое это тихое место само по себе. Мертвая тишина. И как все неподвижно. Даже птицы не поют. Такая тишина гасит все звуки.
   -- Говорят, что такая странная атмосфера всегда царит на местах больших сражений, и даже с годами это не меняется,проговорил Эдан.
   -- Я помню все, что тогда было,-- проговорил Микаэл.
   -- Я сейчас словно вижу, как они стоят и ждут атаки солдат Эрвина. Они знали, что их сейчас просто сметут, но они стояли. Стояли насмерть за меня.
   -- Они стояли за империю,-- поправил Эдан.
   -- Ты считаешь меня слишком самоуверенным? -- спросил Микаэл. -- Но как бы то ни было, я и есть империя. По моему желанию они пришли сюда, и даже если они сражались не за меня, то из-за меня. Вследствие моих действий. И мертвецы на этом поле лежат итогом моих действий.
   -- Не только ваших,-- возразил Эдан.
   -- Мятеж устроил Эрвин. Не вы. И это его армия нападала на Ануир, а теперь наши храбрые защитники лежат здесь в безымянных могилах. Обвинять себя во всем с вашей стороны не просто неправильно и несправделиво, но это умаляет и заслугу этих воинов. Они сражались и умерли за своих жен, детей и близких. И за вас. Но не за вас только.
   Микаэл тяжело вздохнул.
   -- Ты считаешь, я люблю воевать? Скажи мне правду, Эдан. Я не обижусь.
   -- Я всегда говорил вам только правду,-- отвечал Эдан. Он помолчал.
   -- Да, я считаю, что вам нравится воевать.
   Микаэл кивнул.
   -- Возможно, когда-то так и было. В детстве я часто мечтал повести войска в сражение.
   -- Знаю,-- отвечал Эдан.
   -- Мы достаточно часто воплощали в жизнь ваши мечты.
   -- Должно быть, ты от этого ужасно страдал,-- ухмыльнулся Микаэл.
   -- Вряд ли ты получал особое удовольствие от детской игры в войну. Во всяком случае, я заставлял тебя притворяться мертвым по нескольку раз на день, потому что мне казалось, что ты недостаточно артистичен.
   Эдан хихикнул.
   -- Должен признаться, что это сильно действовало мне на нервы. Вы испытывали мое терпение.
   -- И ты развил его почти до совершенства. Мне следует брать с тебя пример. Может, ты прав, мне нравится воевать. Я знаю, что мне нравилось, как я себя от этого чувствовал. Восприятие обостряется до предела. Чувствуешь себя по-настоящему живым.
   Внезапно Эдана осенило.
   -- Риск,-- произнес он, думая о Лэре. Он-то всегда считал, что Микаэл ничего не боится, что он неспособен испытывать страх. Возможно, он ошибался. Возможно, для Микаэла, как и для Лэры, страх был чем-то вроде допинга.
   Микаэл кивнул.
   -- Ты тоже так чувствуешь?
   -- Не совсем так,-- отвечал Эдан.
   -- Или не в такой степени. Но я понимаю, что вы имеете в виду.
   -- Я пытался вспомнить, когда это переменилось,-задумчиво проговорил Микаэл.
   -- Думаю, после нашего последнего ужасного путешествия через Мир Теней. Во всяком случае, тогда это началось. И потом я все время так ужасно себя чувствовал, а потом, когда я увидел Дервина... Увидел, как он подъезжает ко мне, а я стою над телом его погибшего отца... Я никогда не забуду выражения его лица. Я до сих пор вижу это в кошмарных снах.
   -- Война могла окончиться лишь со смертью одного из вас,возразил Эдан. Эрвин был на меньшее не согласен. И Дервин знал это.
   -- И все же, я убил его отца, а потом сделал его герцогом и отдал в жены свою сестру, как будто это может компенсировать его потерю. А теперь мы едем в Сихарроу, где он будет играть роль радушного хозяина во время Саммер-Корта.
   Микаэл потряс головой.
   -- Это кажется каким-то безумием. По крайней мере, с дюжину раз я собираюсь плюнуть на все, развернуться и скакать обратно в Ануир.
   -- Это ваше право,-- сказал Эдан.
   -- Вы же все-таки император. Никто не посмеет задавать вопросы.
   -- А как же ты? Не представляю, чтобы ты горел желанием снова попасть в Сихарроу.
   -- Да, я бы прекрасно обошелся без этого,-- сказал Эдан.Это место навевает неприятные воспоминания. Но мы оба знаем, что эта поездка необходима. Если мы не поедем, это оскорбит Дервина.
   -- Да уж, Лэра об этом позаботится,-- сказал Микаэл.
   -- Я оказал ему медвежью услугу, дав ее ему в жены.
   -- Как бы то ни было, она сделала его счастливым.
   -- Так говорят. Но мне верится в это с трудом. Не очень похоже на Лэру, не правда ли?
   -- Может, она изменилась,-- неуверенно произнес Эдан.
   -- Ты сам-то веришь в это?
   -- Нет.
   -- И я не верю. Она всегда была злобной шлюшкой. Не понимаю, что ты в ней нашел.
   -- Это потому что ты ей брат,-- сухо проговорил Эдан.
   Микаэл промолчал. Затем он спросил.
   -- Ариэль знает?
   -- Да. Я рассказал ей все.
   -- Действительно? И какова была ее реакция?
   Эдан тщательно обдумал ответ.
   -- Она отнеслась к этому с большим пониманием.
   -- Что она сказала?
   Эдан начал находить этот разговор крайне неловким, но он должен был ответить.
   -- Она сказала, что прошлое это прошлое.
   -- И все?
   Эдан прочистил горло.
   -- Ну, она сказала, что Лэра никогда мне не простит, но если она попытается мне навредить, то Ариэль ее убьет.
   Микаэл хихикнул.
   -- Разве это забавно?
   -- Просто это очень похоже на Ариэль времен наших детских игр. Я помню, один раз она тебя чуть не убила.
   -- Вас не тревожит то, что моя жена поклялась убить вашу сестру?
   -- Ну, только если она повредит тебе,-- поправил Микаэл.
   -- А в этом случае я ее сам убью.
   Эдан не нашелся, что ответить на это.
   -- Ну... уж и не знаю, чувствовать мне себя польщенным или обеспокоенным.
   -- Если она попытается навредить тебе, это будет на уровне государственной измена,-- объяснил Микаэл. А затем невзначай прибавил:
   -- Кроме того, ты мой лучший друг.
   -- Вы делаете мне честь.
   -- Нет, это ты делаешь мне честь,-- возразил Микаэл.
   -- Как император я не имею права иметь друзей. Только подданных. Ты единственный настоящий друг, который у меня есть.
   -- А императрица?
   -- Это другое. Она моя жена, и я люблю ее. Я никогда не ждал, что будет так. Я смотрел на брак как на долг, а это оказалось мне в радость. И я благодарен тебе за это.
   -- Это не моя заслуга. Благодарите мою жену. Это Ариэль нашла ее. Она сказала, что Фелина подойдет вам идеально.
   -- И она не ошиблась,-- заметил Микаэл.
   -- Тебе повезло, что у тебя такая жена, Эдан. Надеюсь, ты это ценишь.
   -- Да,-- сказал Эдан.
   -- Мы через многое прошли вместе, ты и я. Мы были захвачены гоблинами и чуть не попали в рабство, мы вместе выиграли войну и спасли империю, и мы нашли хороших жен. Теперь нам следует осесть и произвести на свет сыновей, которые продолжат наше дело.-- Он устремил взгляд вдаль.
   -- Я решил, что следующим летом кампаний не будет. Наша армия сражалась долго и храбро. Они заслужили отдых. Я пошлю наемников охранять неприкосновенность наших границ. Империя достаточно окрепла. Позже мы сможем продолжить расширять территорию, но все же думаю, что превратить всю Керилию в один народ от моря до моря предстоит моему сыну.
   -- Мудрое решение,-- кивнул Эдан.
   -- Для крепкой постройки нужен хороший фундамент. Вы уже сделали больше, чем кто-либо из Роэлей до вас. Ваш отец мог бы гордиться вами.
   -- Твой так же,-- ответил Микаэл.
   -- Но нам еще многое предстоит сделать. Следует разобраться с Туразором, а то Горванак решит, что мы просто попугали его. Он должен быть наказан за то, что помог Эрвину поднять мятеж. Кроме того, у каждого из нас есть свои личные счеты с гоблинами. Мы долго тянули с этим. Я собираюсь поступить с Горванаком так же, как они поступили со мною. Выпороть до полусмерти, а потом протащить до Ануира волоком.
   -- Должен признаться, я бы с удовольствием посмотрел на это.
   -- Ты увидишь это прежде, чем кончится лето,-- пообещал Микаэл.
   -- А как только с Горванаком будет покончено, придется разбираться с Человекоубийцей. Руоб совсем обнаглел. Грабит всех подряд и захватывает все новые земли в лесах Боруина. Он мне как заноза в пятке. И я выдеру эту занозу. А после всего этого можно будет посвятить все свое время семейным заботам и радостям.
   -- Я был бы счастлив,-- сказал Эдан.
   -- Ариэль опять ждет ребенка, и врачи говорят, что будет сын. В ближайшие несколько лет мне следует почаще бывать дома и заняться его ранним воспитанием, чтобы он был подготовлен к тому, что в свое время ваш сын будет приводить его в такое же отчаяние, как вы меня в детстве.
   Микаэл хмыкнул.
   -- Что, все было так ужасно?
   -- Говоря словами вашей сестры, вы были невыносимы,-отвечал Эдан.
   -- Чья бы корова мычала... Что ж, Эдан, я хочу дать тебе торжественное обещание. После того, как у меня родится сын, я сам возьму на себя труд по его воспитанию и постараюсь внушить ему, что следует жалеть и защищать Лорда Верховного Камергера. Я объясню ему, что когда играешь в войну, умереть один раз вполне достаточно.
   -- Обычно так и есть,-- отвечал Эдан.
   -- Думаю, что этому надо обучать с детства. А теперь с вашего позволения, я хотел бы откланяться и вернуться к моей жене прежде, чем она начнет волноваться, куда я запропал.
   Микаэл кивнул.
   -- Передай Фелине, что я скоро приду. Я чувствую потребность побыть одному какое-то время.
   Эдан смутился. В голосе Микаэла звучали странные нотки.
   -- Вас что-то беспокоит?
   Микаэл покачал головой.
   -- Не знаю,-- вздохнул он.
   -- Война окончена, мы расширили границы и укрепили их, о планах на будущее я только что упоминал, и кажется, что все нормально.
   Он помолчал.
   -- И все же... У меня такое чувство, словно что-то не так. Но клянусь жизнью, я не могу понять, что это. Я просто не знаю. Может, это все мой беспокойный характер. Не тревожься. Ступай к Ариэль прежде чем она заметит твое долгое отсутствие. Я разберусь сам.
   -- Хорошо,-- ответил Эдан.
   -- Я скажу императрице, что вы вскоре будете у нее.
   -- Спокойной ночи, Эдан. Приятных снов.
   -- Спокойной ночи, Микаэл.
   Эдан развернулся и сошел с разрушенной стены, постоял и отправился обратно в лагерь. Горели огни, большая часть придворных укладывалась спать. Только солдаты бодрствовали, собираясь вокруг костров, играя и тихо болтая друг с другом. Внезапно к нему подошел капитан Кавал.
   -- Все ли в порядке с императором, милорд? -- спросил он обеспокоенным тоном.
   Эдан кивнул.
   -- Он просто хочет поразмыслить о своих делах в одиночестве. Этим летом будет кампания против Туразора.
   -- Я слыхал об этом, милорд,-- отвечал капитан.
   -- Но раньше он никогда не бывал так озабочен из-за кампаний. Мне кажется, его что-то гнетет. Я обратил на это внимание в самом начале нашего путешествия. Вы не знаете, что это может быть?
   Эдан покачал головой.
   -- Нет. Но у него много проблем. Железный Трон не игрушка. Быть императором это тяжелый труд, хотя и почетный. Он сказал мне, что скоро придет в лагерь. Нам предстоит еще долгий путь, а он не привык так медленно передвигаться. Думаю, что он горит желанием скорее достигнуть цели нашей поездки. Тебе не стоит тревожиться.
   -- Благодарю вас, милорд,-- сказал капитан.
   -- Спокойно ночи, капитан.
   -- Спокойной ночи, лорд Эдан.
   Эдан пошел к себе, размышляя, как же было на самом деле. Микаэл всегда был нетерпеливым и беспокойным. Возможно, его вовсе не радовала перспектива провести несколько лет без кампаний. Хотя, он говорил искренне. Фелина сделала его счастливым, и впервые Микаэл захотел немножко пожить спокойно. Возможно, его угнетала мысль о необходимости ехать в Сихарроу? Эдан сам не особенно радовался этому. Но по причинам политического характера это было необходимо. Кроме того, они недолго пробудут там. А потом предстоит поход в Туразор.
   Еще одна кампания, думал Эдан. Может, еще две, если Микаэл все же решит расправиться с Руобом Человекоубийцей. Многовато для одного лета, но год без кампаний того стоит. Эдан уже предвкушал покой.
   Он был сыт войной по горло.
   Глава четвертая
   Канун летнего праздника Саммер-Корт в Сихарроу был очень напряженным для Дервина, который должен был как следует приготовить все для встречи императора. За годы войны многое в замке и городе пришло в упадок, и требовалось восстановить былое великолепие родового поместья. Императору надо подготовить роскошную и достойную встречу.
   Из отдаленных районов Димеда и Алами привозили огромные валуны для починки стен, подвергшихся сильному разрушению за последние десять лет. Кроме того, стены замка оделись деревянными подмостками, по которым карабкались рабочие, пытающиеся восстановить надлежащий порядок после долгого небрежения.
   Горожане нанимались в слуги для уборки дворцовых покоев и чистки серебряной утвари. Ковры и вышивки выбивались и проветривались на свежем воздухе, деревянную мебель чинили или заменяли новой. В конюшнях было много работы, надо было перекрыть крыши, укрепить перегородки в стойлах. Стены очищались от копоти, осевшей после факелов, прислуга драила медные лампы, чтобы те давали больше света и меньше коптили. Кровати в покоях полностью менялись, в матрасы набивали свежую солому, а в подушках меняли гусиный пух. Белье стиралось и обшивалось кружевом.
   Требовалось починить одежду дворцовой стражи, и Дервин настоял на том, чтобы вся челядь самостоятельно занималась рабочим гардеробом, начищая пуговицы и цепи до блеска. Много времени ушло на то, чтобы придать парадный блеск доспехам и оружию. Каждый день все пересматривалось, перетряхивалось, переделывалось. Дворцовая стража чеканила шаг и отрабатывала маневры.