Люблю тебя в своей мечте.
   Клянусь тебя Дэйвом не называть,
   Позволь лишь твоей рабыней мне стать.
   Пожалуйста, ответьте по электронному адресу: lupefreeman@midspring.com» .
   — Боже мой, — сказала мисс Роуан, с почтением возвращая Дэвиду страницу. — Неужели она сумела назвать все книги, которые вы задали прочитать в этом семестре?
   — Сумела.
   — Лупе Фримсн, да? — Пола вывела на экран монитора список учеников. — О, как замечательно! — Пола захлопала в ладоши. — Должно быть, ты родился под счастливой звездой.
   — Что такое? Что ты там увидела?
   — Завтра Лупе Фримен исполняется восемнадцать лет.
   — Это замечательно, но не дает ответа, как на это реагировать. Последний раз, когда такое случилось, я просто не разговаривал с той девочкой до самого выпуска. Как ты думаешь, мне здесь надо поступить так же?
   — К чему беспокоиться? — Пола пожала плечами.
   — Ну, это ведь деликатная ситуация. Все же она моя ученица. Я думаю, в школе Браемара от учителей ждут безупречного поведения.
   — Ха! Мистер Лоуренс, если бы здесь нечто подобное волновало кого-то, то администрация не нанимала бы учителей, похожих на кинозвезд.
   — Пола, не смейся. Это серьезно.
   — Правда?
   — А что, разве нет?
   — Дэвид, тебе известно, что дети попадают в школу Браемара, когда их выгоняют из любого другого частного учебного заведения Новой Англии?
   — Мне трудно поверить в это. Эти ребята — самые лучшие ученики, каких я когда-либо обучал.
   — Я ведь не говорила, что их отчислили в других школах из-за неуспеваемости, ведь так?
   — Тогда о чем ты говоришь?
   — Ты когда-нибудь слышал о сексе и наркотиках? Ты еще не сообразил, что эта школа для избранных?
   — Если честно, то нет.
   — Это хорошо. Всегда притворяйся наивным. Это тебе идет. Но знай, что наша единственная цель здесь заключается в том, чтобы довести любого ученика этой школы до элитарного колледжа. За это родители платят нам шестьдесят тысяч долларов в год за одного преступника. Как нам удается заставить этих испорченных типов, богатеньких детей, зубрить к экзаменам и проводить выходные на территории школы, когда те бежали из любого другого интерната, куда их засаживали?
   — Красивой формой?
   — Это способствует, но главное — совместное общежитие.
   — Родители идут на это?
   — Ну, возьмем, например, Лупе Фримен. — Пола взглянула на экран. — Мать Лупе — певица в стиле панк и исполнительница сексуальных танцев из Лос-Анджелеса. Ее там называют Сатурния-Х.
   — Сатурния-Х! — воскликнул Дэвид. — Я следил за ее группой в восьмидесятых годах.
   — Как ты думаешь, чем занимается папочка Лупе?
   — Представить не могу.
   — Это Рон Фримен, издатель журналов для мужчин, выходящих огромными тиражами, борец за свободу слова и нераскаявшаяся икона сексуальной вульгарности с тех пор, как мы с тобой ходили в школу.
   — Значит, вот что она имела в виду, когда в одной строчке писала о дважды тайне.
   — Ну, как, хочешь написать ее родителям домой, чтобы пожаловаться мамочке и папочке о том, что их совершеннолетняя дочь случайно написала тебе стихотворение?
   — Думаю, они отнесутся к этому без должного сочувствия.
   — Мне кажется, ты не ожидаешь, что в школе Браемара обидят или расстроят Лупе просьбой, чтобы она больше не приставала к тебе. Помни, нам нужны эти шестьдесят тысяч, которые мистер Фримен платит нам за ее последний год обучения.
   — Я тебя понимаю, хотя это не тот взгляд на вещи, к которому я привык.
   — Итак, ты понимаешь, что сам должен разобраться в ситуации с Лупе и не беспокоить ее родителей. Или школу. Тебе ведь не хочется, чтобы администрация подумала, что ты не готов справиться с первой возникшей трудностью.
   — Что ты предлагаешь?
   — Ты мог бы пригласить класс к себе домой на чай, таким образом столкнув Лупе с ее соперницей — твоей красивой женой.
   — Тогда она узнает, где я живу.
   — Верно.
   — Что еще? Следует ли мне серьезно поговорить с ней?
   — Почему бы и нет?
   — Какой вариант охладит ее любовь ко мне — спокойный отказ или хорошая взбучка?
   — Только время и расстояние охладит ее любовь к тебе.
   — Спасибо, ты мне здорово помогла, — сказал Дэвид, вставая.
   — Да не за что. И помни, если ничто не поможет, остается порка.
   — Правда? — Он остановился в дверях и улыбнулся, слыша столь неожиданный совет.
   — Конечно!
   — Что ты имеешь в виду?
   — Это внесено в контракт каждого ученика, который подписан родителями.
   — Ты шутишь.
   — Нет.
   — Может, так было тридцать лет назад.
   — Может, тридцать дней назад, — поправила она. — Как еще, по-твоему, нашим красивым молодым учительницам отбиться от приставаний мальчиков?
   Дэвид пристально посмотрел на нее и убедился, что она снова подшучивает над ним.
   — Лучше берегись, мисс Роуан, если порка действительно останется последней возможностью.
   Дэвид заметил, что ее красивое лицо залилось краской. Она надела джемпер, взяла свою сумку и первой вышла из кабинета.
   — Тебя подвезти? — спросила она, вспомнив, что сегодня утром жена высадила Дэвида у школы.
   — Голубиная бухта тебе по пути?
   — Конечно.
   Через несколько минут он сидел рядом с ней в роскошном «Седане». Он заметил, что краска еще не совсем сошла с ее лица.
   — Пола, почему ты еще не замужем? — дерзко спросил он.
   — У меня не та фигура, которая нравится мужчинам.
   — Глупости. Ты потрясающая. — Пола взглянула на него:
   — Ты думаешь?
   — Как раз сегодня я думал о твоей классической красоте.
   — А ты знаток, — улыбнулась она.
   — О! Ты намекаешь на Хоуп? Она была чистым везением, поверь мне.
   — Спорю, она вьет веревки из тебя.
   — Совсем наоборот. Я всегда держу вожжи в своих руках.
   — Как тебе это удается?
   — Ты уже говорила, что единственный выход — это порка, — ответил он, выходя из машины, когда она притормозила у «Кружевного коттеджа». — Зайдешь на чашку кофе?
   — Хоуп дома?
   — Она работает до четверти седьмого.
   — Тогда я не осмелюсь войти.
   — Почему?
   — Я просто не доверяю себе, — искренне ответила она, не без волнения думая о том, что он, возможно, не шутил, говоря о порке жены.
   — Ладно, мудрая голова, пусть будет по-твоему. — Дэвид попрощался с ней и взглядом проводил уезжающую машину.
   Лупе Фримен вызвали в кабинет Дэвида. Она пришла вся дрожа, стройная девушка с красивой кожей и прямыми черными волосами до пояса. На ней была летняя форма — серая хлопчатобумажная юбка, рубашка и белая блуза. Она носила итальянские мокасины пятого размера, а стройные ноги украшали колготки, как и полагается ученице выпускного класса. Помня обычное нахальство Лупе, Дэвид находил ее нынешнее поведение подкупающе кротким, что, по иронии судьбы, вынудило его отбросить отрепетированную речь с выражением трогательного упрека, и вместо этого, строго велел ей сесть. Затем закурил сигарету и через стол придвинул к ней ее стихотворение.
   — Как вы смеете посылать мне такое наглое письмо?
   Напуганная его строгостью и потеряв дар речи от стыда, Лупе встала, собираясь бежать.
   — Я велел вам сидеть. — Она подчинилась, комок подступал к ее горлу. — Мисс Фримен, о чем вы думали? Вы ведь знаете, что я женат.
   Лупе театрально прижала руку к лицу, как это делали звезды немого кино, вызвав в памяти Дэвида знакомый жест, который ее мать неоднократно повторяла на сцене «Рокси».
   — Ох, Лупе, — вдруг сказал он совсем спокойно, — я пятнадцать лет назад следил за выступлениями Сатурнии-Х.
   Это дружелюбное признание немного успокоило Лупе, и она опустилась на стул.
   — О, как здорово.
   — Барышня, в любом случае больше так продолжаться не должно. — Он указал на стихотворение.
   — Да, — согласилась она, и ее оливкового цвета лицо то краснело, то бледнело.
   — А в этот момент раба мне не нужна, — добавил он, бросив на нее взгляд, от которого у той внутри все сжалось. — Однако мне пригодился бы помощник по исследовательской работе. Вы сможете заняться этим?
   — Да! — В карих глазах Лупе светилась радость.
   — Хорошо, — ответил он, заканчивая разговор.
   — Мистер Лоуренс? — Да?
   гг Я не хотела оскорбить вас.
   — Я понимаю.
   — Обычно пожилые мужчины польщены, когда я им пишу стихи.
   — О! Значит, вы этим часто занимаетесь, а? — ощетинился он.
   — Мистер Лоуренс?
   — Что еще, мисс Фримен? '
   — Как вы думаете, есть надежда, что мы будем заниматься сексом?
   — Пожалуй, есть надежда, что я выпорю вас, — пригрозил он.
   — Это стало бы началом, — пробормотала она.
   — Еще бы.
   — Порка кажется очень эротичной, — заметила она.
   — Ты и это знаешь, — вздохнул он.
   В следующее воскресенье днем Дэвид и Хоуп устроили выпускному классу по литературе пикник с жареным мясом на пляже. Погода выдалась теплой не по сезону, и Хоуп в своих безупречно белых шортах, крошечном лифчике с завязками на шее и свободно ниспадавшими волосами произвела фантастическое впечатление. Лупе была очарована супругой своего идола и разговаривала с ней почти весь день. Не успело солнце сесть, как Хоуп уже заплетала Лупе французские косички.
   — Я бы никогда не послала то письмо, если бы знала, что мистер Лоуренс женат на красотке, — призналась Лупе, повернув голову через плечо. Хоуп улыбнулась и чмокнула Лупе в ухо.
   С этого момента Лупе перенесла половину любви со своего идола на богиню, которая была рядом с ним. Лупе и Хоуп стали подругами. Дэвиду это казалось отличным решением проблемы любви, но это было временным выходом из положения.
   Тем временем, вопреки хорошему вкусу, общественному и профессиональному этикету, Дэвид решил, что обязательно должен овладеть мисс Роуан. Эта цветущая, благоухающая и весьма сладкоречивая женщина оказалась слишком лакомым кусочком, чтобы можно было проходить мимо нее каждый день и не возжелать. Похоть порождал как ее ум, так и роскошная фигура. Она была просто прелесть. И так естественно покорна! Казалось, она создана для того, чтобы он держал ее в своих руках.
   В следующую пятницу, когда учеников отпустили на выходные, Дэвид повез Полу на поздний ленч в гостиницу «Боун энд федер». Пола обмолвилась, что скоро у нее день рождения, и он зацепился за это, чтобы угостить даму вином. Уговорив ее выпить два бокала, он спросил:
   — Пола, дорогая, ты живешь одна?
   — Да, а что?
   — Можно, я провожу тебя домой.
   — В этом нет необходимости, — возразила она.
   — Тебе нельзя сидеть за рулем, — заявил он. Она передала ему ключи от машины. — И к тому же я хочу отшлепать тебя по случаю дня рождения.
   Она жила на верхнем этаже дома в викторианском стиле на Мейн-стрит. Пышные растения, свежесрезанные цветы, ковры и со вкусом украшенные окна говорили о том, что здесь живет состоятельная женщина. И ничто в этом доме не говорило о присутствии мужчины, и Дэвид вздохнул от облегчения.
   — Я думаю, пристойно ли это, — сказала она, появившись с бутылкой вина в одной руке и штопором в другой. — Конечно, я понимаю, все это безобидно, но меня не может не беспокоить мысль о том, что подумает Хоуп.
   — Это совсем не безобидно, и ты это понимаешь, — сказал Дэвид, взяв у нее бутылку. — Что же касается Хоуп, то она ни о чем не догадается.
   — Дэвид, как ты можешь? Ты только что женился и у тебя такая жена! — Пола достала фужеры и покраснела от такой откровенности Дэвида.
   — Не стану отрицать, что Хоуп обладает многочисленными достоинствами, но среди них нет сексуальной верности. Она уже уступила другому мужчине, а мы женаты меньше трех месяцев.
   — Неужели это правда? — Пола с наслаждением потягивала вино.
   — Энтони Ньютон сделал ее своей игрушкой.
   — Композитор и попечитель школы Браемара?
   — Кстати, пусть это останется строго между нами.
   — Бедный Дэвид.
   — Это правда, — вздохнул он. — Один мужчина не сможет удовлетворить неутолимую жажду моей жены к вниманию.
   — Как это ужасно!
   — Да, сначала мне тоже так казалось, но сейчас я нахожу в этой ситуации некоторые преимущества.
   Они сели на кушетку.
   — Дэвид, ты вынуждаешь меня краснеть.
   — Ты краснеешь все время, как мы вошли. Должно быть, тебе не терпится получить обещанную порку.
   — Ничего подобного!
   — Мне нравится, когда ты притворяешься строгой, мисс Роуан, — сказал он и поцеловал ее руку.
   — Дэвид, ты действительно ведешь себя как настоящий волк! — сказала она, отнимая руку.
   — Я знаю. Я сам себе поражаюсь. Но ты заставляешь меня поступать так, — признался он, поглаживая ее длинные светлые волосы под «пажа».
   — Кажется, ты в самом деле дразнишь меня, — сказала она с укоризной, поднося огонь к его сигарете.
   — Почему?
   — Потому что у тебя поразительно красивая, по мнению всех, жена, к тому же пятого размера.
   Какой тебе интерес приставать ко мне, пышной женщине десятого размера?
   — Я думаю, что ты прелестна, и ты знаешь это. К тому же ты занимаешься этим и поэтому неотразима для меня.
   — Этим?
   — Поркой, мисс Роуан. — Сердце Полы сжалось.
   — Как ты узнал это?
   — Ты на днях пошутила насчет порки в школе Браемара.
   — Но это была всего лишь шутка.
   — Конечно, но я не мог не заметить, что ты покраснела, говоря об этом. И сегодня ты краснела все время, пока мы ехали, особенно когда я сказал, что порю Хоуп.
   — Мистер Лоуренс, я вся возбуждена. Никому раньше не удавалось выведать мой секрет.
   — Я не удивлен. Таких, как мы, кругом не очень много. Если не считать Рэндом-Пойнта. По неизвестной причине в Рэндом-Пойнте, похоже, нас много.
   Пола с сильно бьющимся сердцем увидела, что он погасил сигарету. Она не успела опомниться, как он одним резким движением положил ее себе на колени. Ей и в голову не приходило сопротивляться.
   По тому, как она затаила дыхание, Дэвид невольно догадался, что это первый раз, когда ее как следует положили через мужское колено.
   — Теперь инструктору настало время получить наставления, — сказал он и нанес ей десять или двенадцать сильных ударов по покрытому льняной юбкой мягкому месту. — Мне не нравятся эти замечания, какими ты описывала свою фигуру. — Еще десяток ударов достался Поле. — Я обожаю твою фигуру.
   Чтобы доказать это, он шлепал ее несколько минут. Она могла лишь стонать и извиваться под его безжалостной ладонью.
   Он долго шлепал ее через юбку, вспоминая при этом невинные забавы школьных дней, когда он уговаривал школьниц согласиться на длительную порку на своих коленях. Школьницы были так поразительно уступчивы.
   Затем последовали почти два сдержанных десятилетия общения с политически озабоченными партнершами, которые все без исключения яростно не соглашались, чтобы их клали на колено. Периодически бывая в закусочных, он однажды или дважды сталкивался с женщинами, которые так крепко напились, что им было все равно, шлепают их или нет, но он не был настолько циничен, чтобы заниматься этим с кем попало.
   Наконец он обнаружил профессиональную садо-мазо Сцену, которая сама по себе давала ему гарантированный запас девиц для порки. Конечно, за это удовольствие надо было платить, но тогда это его почти не беспокоило, настолько сильным было желание отшлепать хорошенькую женщину. К счастью, его приключения в клубе начались и закончились с Хоуп, самой известной покорной профессионалкой в Голливуде, с которой он каждую неделю воплощал собственные фантазии. Этот порок стоил дорого, но приносил такое удовольствие, особенно после того, как Хоуп влюбилась в него, бросила работу в клубе и стала его подружкой.
   Брак был капризом Дэвида, появившимся за несколько дней до их отъезда в Массачусетс, когда он все еще представлял школу Браемара чем-то вроде строгого интерната, где царят викторианские стандарты приличия.
   Дэвид обожал Хоуп, а она его. Однако она так привыкла играть с множеством партнеров, что Дэвид понял — у них будет свободный брак. Поэтому он решил приспособиться, а это означало, что нельзя упускать такие блестящие возможности, как эта.
   Он задрал на Поле юбку и обнажил шелковую полоску, подвязку с резинками, трусики и чулки со швами. Дэвид отдал должное круглой попочке Полы и белым бедрам, погладив их ладонью.
   — На этот раз я даже не стану спускать с тебя трусики, — сказал он, отведя их в сторону, чтобы полюбоваться покрасневшими ягодицами. От ее блестящей кожи шел ощутимый жар. Он хорошо помассировал ее, ибо последние двадцать пять минут сильно шлепал по ягодицам. Цвет кожи был светлым, и она явно не привыкла к порке, а он не хотел оставить следы на ее коже. Однако его гипнотически тянуло продолжить порку. Похоже, она была готова лежать на его коленях так долго, как ему того захочется.
   Наконец он поставил ее на колени и обнял. Она спрятала лицо, все еще дрожа от удовольствия.
   — Ты простишь меня за то, что я так обошелся с тобой? — спросил он.
   — Прощаю и благодарю тебя. Мне кажется, что я люблю тебя, — ответила она, крепко обнимая его.
   Дэвид стал партнером Полы. Они встречались днем несколько раз в неделю. Поскольку Хоуп никогда не возвращалась домой раньше четверти седьмого, он почти не опасался, что его застукают. Однако, хотя он был сообразительным, всего предусмотреть не удалось.
   Лупе заметила перемену, произошедшую с Дэвидом и Полой, и постоянное наблюдение принесло ей разочарование и отчаяние. Лупе была возмущена тем, что мистер Лоуренс, которого она так почитала и страстно желала, мог попасться в сети такой слащавой уличной девки, как мисс Роуан, носившей жемчуга и кашемир, когда изящная и молодая Хоуп не только была способна удовлетворить его любое эротическое желание, но также с радостью приносила домой зарплату, готовила и убирала! Разъяренная непостоянством своего бывшего идола, Лупе отправилась к его богине-супруге и выложила всю правду.
   Естественно, у Хоуп голова пошла кругом. Разумеется, она понимала — все это происходит, потому что она играет с Энтони Ньютоном. Возможно, Дэвид узнал, что она позволяет Хьюго Сэндсу бить себя тростью и березовыми розгами. Хоуп от неожиданности кусала палец. Мисс Роуан прелестна и остроумна. И ее кабинет рядом с его кабинетом.
   Хоуп безумно ревновала. Как он посмел жениться на ней и уже спустя два месяца заниматься любовью с другой девушкой?
   — У моего мужа начался роман. — Хоуп сообщила Слоуну в пять часов того же дня. — Можно мне пойти домой и подумать?
   — Не следует верить всему, что тебе говорят, — мягко пожурил ее Слоун, воспользовавшись чистым носовым платком, чтобы стереть две слезинки, которые катились по щекам Хоуп. — Позволь Дэвиду объясниться, прежде чем впадать в отчаяние.
   — Можно мне взять это?
   Она забрала носовой платок, который ей очень пригодился по пути домой.
   Приехав, ей сначала хотелось лишь рухнуть в кресло и выплакаться. Но, взглянув в зеркало, она поняла, что на сегодня плакать хватит. Хотя она страшно рассердилась на мужа, ей все же хотелось оставить хорошее впечатление, когда он вернется домой.
   Выбор наряда успокоил ее. В конце концов, она решила надеть темно-синее хлопчатобумажное платье с фартуком, облегавшее каждый изгиб тела и обнажавшее значительную часть бедер. Голубые башмаки оставляли беспечно открытыми ее розовые пятки. Пухлые губы Хоуп чуть тронула розовой помадой.
   Как назло, именно в этот день Дэвид опаздывал. Впервые заметив, что автоответчик мигает, Хоуп включила его. «Привет, милая. Сегодня я немного задержусь, мне надо написать несколько справок. Если получишь это сообщение, заедь за мной в школу часов в семь».
   Это сообщение немного взбодрило ее. Спокойный голос Дэвида и просьба подействовали успокаивающе. Хотя было только шесть часов, Хоуп села в машину и поехала к школе Браемара.
   По пути у Хоуп заболело сердце, когда ей в голову пришла мысль, что, постучав в дверь, найдет их наедине! «Возьми себя в руки! — сказала она своему отражению в зеркале заднего обзора. — Веди себя достойно, спокойно, прояви силу воли». Ох уж эти коварные мужчины!
   Слегка разочаровавшись тем, что в коридоре никого не было, а мисс Роуан отсутствовала, Хоуп толкнула дверь кабинета Дэвида, вошла, скрестив руки на груди. Он оторвал взгляд от стола и улыбнулся.
   — Привет, дорогая! Какая ты аппетитная. Ты приехала рано, но я уже почти все закончил. — Он быстро сохранил запись и отвернулся от компьютера, притянув к себе Хоуп. — Давай сходим куда-нибудь сегодня вечером!
   Она разрешила поцеловать себя, затем капризно отошла на пять-шесть футов.
   — Хоуп, что случилось?
   — Я скажу тебе, когда мы выйдем отсюда. Когда они оказались в машине, Дэвид устроился за рулем и ждал, когда она заговорит.
   — Разве ты не собираешься включить зажигание?
   — Скажи мне, что происходит.
   — Я знаю все о тебе и Роуан.
   Дэвид включил зажигание и выехал с территории школы.
   — Что же ты знаешь?
   — Что у тебя с ней роман.
   Хоуп снова скрестила руки на груди, и ее глаза застлали слезы.
   — Кто тебе это сказал?
   — Лупе.
   — У нее неточная информация.
   — У тебя нет романа с мисс Роуан?
   — Нет. — Нет?
   — Не в таком смысле.
   — Что ты имеешь в виду?
   — У нас не было секса.
   — О! Правда?
   — Не могу поверить, что Лупе сказала такое.
   — Должно быть, у нее на то была причина.
   — Я встречаюсь с Роуан.
   — Встречаешься? Что же это означает, в самом деле?
   — Это означает, что мисс Роуан некому отшлепать, и я оказываю ей эту услугу.
   — Да что ты говоришь? Мисс Роуан играет на Сцене? И ты встречаешься с ней, чтобы играть?
   — Вот именно, — ответил Дэвид, останавливаясь у гостиницы «Боун энд федер».
   Объяснение Дэвида немного успокоило Хоуп, но она пребывала в задумчивости.
   — И почему бы ей не найти себе друга из Сцены? В журнале Хьюго в разделе частных объявлений полным полно подходящих холостяков.
   — Это мне не пришло в голову. Завтра я захвачу для нее номер журнала, — мило сказал Дэвид.
   — У нее нет права приставать к чужому мужу! — заявила Хоуп, выпив второй бокал вина.
   — Она не приставала ко мне.
   — Хочешь сказать, что ты приставал к ней? — Дэвид пожал плечами.
   — Как быстро я тебе надоела!
   — Хоуп, это не так.
   — А как же это?
   — Выпей еще вина, а я объясню.
   — Бедная мисс Роуан, — выпив полтора бокала, Хоуп роняла слезы на свой похожий на архитектурной сооружение десерт. — Она ни разу не играла почти целых тридцать лет!
   — Больше всего меня задевает наглость Лупе Фримен, которая бежит к тебе и распространяет эти слухи, способные причинить зло! — Дэвид стукнул кулаком по столу, после чего хозяйка гостиницы прибежала со второй бутылкой.
   — Она поступила так, потому что не хотела, чтобы со мной обращались плохо, — возразила Хоуп, поднося зажигалку к сигарете мужа с чувством облегчения. Было приятно думать, что муж не завел роман, а только изредка шлепает приятную леди на пять лет старше и на двадцать фунтов тяжелее.
   — Все же это как-то неловко. Мне не хочется, чтобы Лупе узнала всю правду о моих взаимоотношениях с мисс Роуан.
   — Это верно. Через пару дней вся школа узнает, что вы с мисс Роуан любители порки.
   — Думаю, такое не смогут проглотить даже в школе Браемара.
   — Как жаль, что вы с мисс Роуан вели себя так откровенно.
   Дэвид поднял голову.
   — Надо быть сукой, чтобы играть на работе, — язвила Хоуп.
   — Сила привычки, — согласился он.
   — Не бойся, дорогой. Лупе не надо знать правду.
   — Она ведь спросит тебя, чем закончился наш разговор.
   — Глупый, ты думаешь, я поверила ей, когда она рассказана мне о тебе и мисс Роуан? Совсем наоборот. Я сказала, что она точно ошибается.
   — Правда?
   — Ну, я вспомнила, что вы с мисс Роуан входите в школьный комитет, и высказала предположение, что встречаетесь именно по этой причине.
   — Хоуп, у меня нет слов.
   — Это что-то новенькое.
   — Как хорошо, что твоя маленькая головка столь сообразительна.
   — Не стоит благодарности.
   Выпив четвертый бокал вина, Дэвид почти боготворил свою жену и глубоко вздохнул. — Что?
   — Как ты мила, — сказал он. нежно целуя ее за ухом. — Но мне грустно.
   — Глупенький, почему тебе грустно?
   — От такого проявления изощренности.
   — Разве ты раньше не замечал, что я разумное существо?
   — Не совсем. Это очень грустно, — задумчиво сказал Дэвид, рукой подпирая подбородок.
   — Дорогой, что же тут печального?
   — Что я больше никогда не смогу наказать тебя.
   — Что! — воскликнула она.
   — Это правда, — сокрушался он, погасив сигарету и вставая. — Ты больше не годишься для порки.
   — Дэвид, что ты, черт подери, такое несешь? Она вышла за ним следом на улицу, оба сели в машину и в легком тумане отправились в недолгий путь к «Кружевному коттеджу».
   — Все же ты повзрослела, — гнул он свое, ведя машину по извилистой, блестевшей, узкой прибрежной дороге.
   — О, Дэвид, я никогда не стану такой взрослой, чтобы меня нельзя было подвергнуть телесному наказанию, — заверила она, сжимая ему руку, и ткнулась носом в его щеку.
   — Сейчас ты права, — решительно сказал он, стукнув по рулю. — Только посмотри, как умно ты отреагировала на мое отвратительное признание. Ты вела себя как настоящий ангел.
   — В самом же деле это было искреннее признание.
   — Говори что хочешь, но мое мнение ты не изменишь, — сказал он, когда машина остановилась у «Кружевного коттеджа» и оба вошли в свое бунгало.