Страница:
– Хватит меня одергивать! Ты первый начал! – Я уже думала, невозможно вести себя возмутительнее и наглее, чем Уайатт, но тут он превзошел самого себя. Не человек, а демон.
– Просто отплатил мерой за меру. – Зеленые щелки его глаз поблескивали гневом и удовольствием.
Так-так, значит, он все-таки заметил?..
– Тебя не выбило из колеи сотрясением! Или сотрясение. Не важно.
– Кстати, ты быстро поправляешься, – продемонстрировал он возмутительную черствость. – Не удивлюсь, если ты уже завтра помчишься на работу.
Сказать по правде, были у меня такие планы. Я нахмурилась, и он принял мою гримасу за знак согласия.
– Я не семейный психолог, – с досадой напомнила я. – Мало того, Салли и Джаз относятся ко мне, почти как к родной дочери. Если они своих детей не послушались, с какой стати будут слушать меня?
– Твои проблемы, – так же равнодушно откликнулся Уайатт.
– А если я буду несчастна на нашей свадьбе, думаешь, это не твои проблемы? Или ты не слышал, что мне не хватает времени? Примирение займет время, которого у меня и так нет!
– А ты поищи.
Тоже мне, шутник нашелся. Я прищурилась.
– Ладно, теперь все время, которое мы могли бы потратить на секс, я буду мирить Салли и Джаза.
Услышав это, он расхохотался. Да, я помню, что все мои попытки в чем-нибудь отказать Уайатту заканчивались провалом, но это еще не повод для смеха!
Сотрясение – опасная штука, даже самое слабое. Вспомнив об этом, я отказалась выбираться из машины сама: мало ли что – оступлюсь, подверну ногу, дерну головой, это вам не шуточки. Я дождалась, когда Уайатт обойдет вокруг машины и поможет мне выйти, что он и проделал с явным удовольствием. Ставя на ноги, он прижал меня к себе и довольно усмехнулся: не заметить выпирающих спереди деталей организма было невозможно.
Змей-искуситель.
В бешенстве я выпалила:
– Если мы когда-нибудь и будем заниматься сексом, что маловероятно, то это будет тантрический секс.
Уайатт хмыкнул и помог мне подняться по ступеням к двери.
– Петь гимны во время секса я не стану.
– Пение тут ни при чем, не надейся. Будешь учиться терпению.
– Ну нет, к плетке я тебя не подпущу.
Я издевательски усмехнулась:
– Да я про другое терпение. Про внутреннюю дисциплину. Тантрический секс длится очень, очень долго.
– Как-нибудь переживу. – Он явно заинтересовался.
Со сладкой улыбкой я заключила:
– В таком случае когда-нибудь попробуем. Обещай, что согласишься.
– Даю слово. – Либидо явно помешало ему рассуждать здраво.
Приступы глупости у Уайатта обычно кратковременные, поэтому медлить с последним ударом я не стала.
– Кстати…
– Да?
– Тантрический секс длится долго-долго потому, что мужчине запрещено кончать.
Глава 10
Глава 11
– Просто отплатил мерой за меру. – Зеленые щелки его глаз поблескивали гневом и удовольствием.
Так-так, значит, он все-таки заметил?..
– Тебя не выбило из колеи сотрясением! Или сотрясение. Не важно.
– Кстати, ты быстро поправляешься, – продемонстрировал он возмутительную черствость. – Не удивлюсь, если ты уже завтра помчишься на работу.
Сказать по правде, были у меня такие планы. Я нахмурилась, и он принял мою гримасу за знак согласия.
– Я не семейный психолог, – с досадой напомнила я. – Мало того, Салли и Джаз относятся ко мне, почти как к родной дочери. Если они своих детей не послушались, с какой стати будут слушать меня?
– Твои проблемы, – так же равнодушно откликнулся Уайатт.
– А если я буду несчастна на нашей свадьбе, думаешь, это не твои проблемы? Или ты не слышал, что мне не хватает времени? Примирение займет время, которого у меня и так нет!
– А ты поищи.
Тоже мне, шутник нашелся. Я прищурилась.
– Ладно, теперь все время, которое мы могли бы потратить на секс, я буду мирить Салли и Джаза.
Услышав это, он расхохотался. Да, я помню, что все мои попытки в чем-нибудь отказать Уайатту заканчивались провалом, но это еще не повод для смеха!
Сотрясение – опасная штука, даже самое слабое. Вспомнив об этом, я отказалась выбираться из машины сама: мало ли что – оступлюсь, подверну ногу, дерну головой, это вам не шуточки. Я дождалась, когда Уайатт обойдет вокруг машины и поможет мне выйти, что он и проделал с явным удовольствием. Ставя на ноги, он прижал меня к себе и довольно усмехнулся: не заметить выпирающих спереди деталей организма было невозможно.
Змей-искуситель.
В бешенстве я выпалила:
– Если мы когда-нибудь и будем заниматься сексом, что маловероятно, то это будет тантрический секс.
Уайатт хмыкнул и помог мне подняться по ступеням к двери.
– Петь гимны во время секса я не стану.
– Пение тут ни при чем, не надейся. Будешь учиться терпению.
– Ну нет, к плетке я тебя не подпущу.
Я издевательски усмехнулась:
– Да я про другое терпение. Про внутреннюю дисциплину. Тантрический секс длится очень, очень долго.
– Как-нибудь переживу. – Он явно заинтересовался.
Со сладкой улыбкой я заключила:
– В таком случае когда-нибудь попробуем. Обещай, что согласишься.
– Даю слово. – Либидо явно помешало ему рассуждать здраво.
Приступы глупости у Уайатта обычно кратковременные, поэтому медлить с последним ударом я не стала.
– Кстати…
– Да?
– Тантрический секс длится долго-долго потому, что мужчине запрещено кончать.
Глава 10
Уайатт изумленно уставился на меня и вдруг взорвался хохотом, держась за бока, будто в жизни не слышал ничего смешнее правил тантрического секса. Он буквально захлебывался смехом и утирал слезы, умолк на несколько секунд, глянул на меня и залился опять. И рухнул на диван.
Я стояла, скрестив руки на груди и осторожно постукивая носком об пол. Чему это он так радуется? Раздражение быстро нарастало. Шутки я и сама люблю, но только понятные. Внезапно раздражение сменилось злостью – мне показалось, что Уайатт смеется надо мной: он указывал на меня пальцем, хватал ртом воздух и опять разражался гоготом. Наконец я не выдержала.
Знаете, когда каждый шаг отдается болью в голове, выбежать из комнаты и хлопнуть дверью – несбыточная мечта. Пришлось медленно и осторожно, но с грозным видом подойти поближе и смерить Уайатта взглядом.
– Да угомонись ты! – прикрикнула я, подумывая, не ущипнуть ли его. – Что тут смешного?
Все складывалось совсем не так, как я хотела, а я этого терпеть не могу. Видно, я чего-то не уловила, а Уайатт всюду найдет лазейку – или просто пропустит мои слова мимо ушей. Если вдуматься, правильно я сделала, что поручила ему заниматься цветами для свадьбы, пусть помучается.
– Ты, – простонал он, утирая слезы.
Он сел и потянулся ко мне, но я торопливо отступила. Если он дотронется до меня – все, я потеряю голову. Уайатт не брезгует запрещенными приемами, бьет по моим слабым местам, тянется прямо к шее, точно Дракула. Грудь у меня не особо чувствительная, прикосновение к ней меня с ума не сводит. Но шея – моя главная эрогенная зона, и Уайатт об этом знает.
– Рада, что ты находишь меня смешной. – Меня так и подмывало надуться, а еще – дать ему пинка.
Обратите внимание: сколько мыслей о насилии – и никаких действий. К насилию я не склонна. Да, я злопамятна, но мозги у меня на месте. И если я захочу ударить кого-нибудь, то выберу не мускулистого спортсмена, который на целую голову выше меня и как минимум на полцентнера тяжелее. Конечно, если у меня будет выбор. Его плечи снова затряслись.
– Ох… как… как подумаю…
– Что некоторые мужчины ставят удовольствие партнерш превыше собственного?
Возмутительно! Над чем тут смеяться? По-моему, прекрасная мысль.
Он помотал головой:
– Да нет. – Он перевел дыхание, его зеленые глаза искрились от слез и смеха. – Смешно, что ты решила таким способом отплатить мне – думала, я свихнусь от нетерпения.
– Хочешь сказать, на тебя это не подействует? – Я, конечно, не поверила. Уайатта я знаю как облупленного, похоть – его второе имя. Не в буквальном смысле, само собой, хотя оно здорово смотрелось бы в свидетельстве о рождении!
Он лениво поднялся и обхватил меня за талию прежде, чем я успела отстраниться. Медлила я только из осторожности, а Уайатт двигался с грацией настоящего спортсмена. Он привлек меня к себе, обнял другой рукой и поставил на цыпочки, так что наши бедра оказались на одном уровне. Он был уже на взводе – тоже мне сюрприз. Все мое тело будто закололи мелкие иголочки, что неудивительно.
– Подействует, – хрипловато сообщил он, – если получится. Вообрази: я на тебе. Мы оба голые. Ты обнимаешь меня ногами за талию. Я целую тебя в шею. И трахаю минут двадцать, не меньше.
Двадцать?! Надо бы кондиционер включить, что-то в комнате слишком душно. Соски покалывало – я не очень люблю, когда их ласкают, но они же не искусственные. На слова Уайатта отозвалось все тело. Я восприняла это как сигнал тревоги.
Уайатт наклонил голову, обдавая горячим дыханием мою шею, и поцеловал впадинку под ухом. Меня пошатнуло, пришлось вцепиться ему в плечи – это не помогло, я практически висела на нем.
– Ты не сможешь не дать мне кончить, – шепотом продолжал он, целуя меня в шею. – Даже не мечтай.
О чем это он, вяло гадала я, пока блуждающие мысли не вернулись к тому, с чего мы начали. Видите, чем заканчиваются все наши споры? Уайатт сбивает меня с мыслей сексом. Честно говоря, иногда я завожу споры намеренно, ради такого вот финала – не дурочка же я, чтобы пренебрегать им. Беда в том, что тем же приемом Уайатт пользуется, когда я настроена серьезно. Ему нравится, что я никак не могу перед ним устоять, а так как и он не глуп, он прибегает к одной и той же уловке каждый раз. Думаю, после пары лет семейной жизни ощущения притупятся и мы научимся иначе заканчивать споры, а пока лучший способ борьбы с огнем – встречный огонь.
Я разжала пальцы, провела ладонью по его плечу, вниз по руке, по боку, еще ниже – медленно-медленно, едва касаясь, замерла и наконец задела самый центр мишени. Уайатт вздрогнул, едва я погладила его через джинсы, и крепче обнял меня.
– Боже… – сдавленно выговорил он, перестал целовать меня в шею и сосредоточился на моих действиях. Без облегчения он маялся уже несколько дней и, по моим расчетам, нуждался в нем больше, чем я, особенно после вчерашних ласк.
Если бы я стремилась к справедливости, то либо помогла бы ему сбросить напряжение, либо перестала бы дразнить. Как бы не так!
Скорее всего наши дразнилки закончились бы в постели или на диване самым осторожным и мирным сексом, на какой мы способны, если бы не зазвонил мобильник Уайатта. Сигнал у него заменен звонком обычного старомодного телефона, и мне померещилось, что звонит мой домашний. Я не собиралась брать трубку, но Уайатт вдруг разжал объятия и снял с пояса телефон.
Связаться с копом – значит вместе с ним всегда быть на боевом посту. Конечно, Уайатт не патрулирует улицы и не подвергается опасности каждую минуту, но ведь он лейтенант, а это значит, что ему могут позвонить и вызвать на службу в любой момент. Наш город отнюдь не рассадник преступности, тем не менее, в среднем Уайатта поднимают среди ночи три-четыре раза в неделю. В том числе и в выходные.
– Бладсуорт слушает.
Резковатый акцент Уайатт приобрел, пока играл в футбол на севере. Заметив, как сосредоточенно он слушает, будто забыв обо мне, я попыталась отстраниться, но он удержал меня, поймав за запястье. Стало быть, его сосредоточенность оставляет желать лучшего.
– Буду через десять минут, – наконец сообщил он и захлопнул телефон. – Жди меня, – велел он, наклонился и одарил решительным и горячим поцелуем с участием языка. – Когда вернусь, продолжим с того, на чем остановились.
И он ушел, хлопнув дверью. Через несколько секунд взревел «аваланш», колеса скрежетнули, задев бордюр.
Я вздохнула, направилась к двери и заперла ее. Теперь, когда отвлекать меня некому, может, удастся придумать какой-нибудь способ упростить себе жизнь на ближайший месяц. Пожалуй, сломанная нога – это выход: свадьбы не будет, пока не снимут гипс. Еще заманчивее сломать ногу не себе, а Уайатту. С меня довольно страданий, надо переключиться на что-нибудь хорошее – например, подготовку к свадьбе, обустройство дома, семейную жизнь.
А мне вместо этого придется разыгрывать семейного психотерапевта, к чему у меня нет решительно никаких способностей.
С другой стороны, людьми можно манипулировать: тут добавить капельку эмоционального шантажа, там вызвать угрызения совести… Это мне подходит.
Я позвонила маме.
– Ты не знаешь, где сейчас живет Джаз? – спросила я, но ничего объяснять не стала: ведь мама с Салли – лучшие подружки. Пусть эта дурацкая затея останется нашим с Уайаттом личным яблоком раздора.
– У Люка, – сообщила мама. Люк – третий сын супругов Арледж. Дети отказались встать на сторону одного из родителей, что разозлило и Салли, и Джаза, которые считали себя обиженными, а свои действия – оправданными. – Насколько мне известно, Джаз усердно ставит палки в колеса Люку.
Люк – самый непутевый отпрыск в семействе Арледж. Это не значит, что он увлекается наркотиками и имеет судимости – просто он не желает перевоспитываться и остепеняться и светская жизнь ему не по нутру, что ему уже здорово навредило. Вряд ли он рад соседству отца.
Но с какой стати Джаз поселился именно с Люком? Все дети охотно приняли бы его. Мэтью и Марк женаты, живут отдельно, но у каждого есть свободная спальня для гостей, так что Джаз никого не стеснил бы. Младший, Джон, скоро получит степень магистра, он снимает дом вместе с двумя однокашниками, так что ему не до гостей. Тамми вышла замуж год назад, у них с мужем огромный загородный дом, а детей нет, поэтому места хватает с избытком.
Но если Джаз хотел, чтобы Салли понервничала, не зная, как ему живется, он сделал правильный выбор, поселившись у Люка.
Значит, не все еще потеряно: если Джаз пытается пробудить в Салли ревность, просто так он с ней не расстанется. Правда, он зол на нее как черт.
Люк охотно поможет мне, это ясно – другим способом Джаза из своего дома он не выживет. А я задумала доброе дело, так что помощников у меня будет хоть отбавляй.
Я отыскала номер Люка в телефонном справочнике, но звонить ему не стала и вместо этого набрала номер Тамми. С тех пор как существуют телефонные определители номеров, приходится помнить об осторожности: не хватало еще, чтобы Джаз увидел мой номер на телефоне Люка. Значит, звонить Люку надо на мобильник.
Дождавшись ответа Тамми, я изложила суть моей затеи, не объясняя, зачем мне все это нужно, и Тамми ее одобрила.
– Бог свидетель, мы пытались примирить их хоть как-нибудь, – устало призналась она, имея в виду себя и братьев. – Но мама с папой такие упрямые! Мирить их – все равно что биться головой об стенку. Хоть бы тебе повезло!
Она назвала мне номер мобильного телефона Люка, мы еще поболтали, я расспросила о том, какие доводы не подействовали на беспутных родителей, и попрощалась.
Когда Люк ответил на звонок, объяснять пришлось все заново.
– Погоди, – попросил он, и я услышала шаги, шорох и наконец скрип закрывающейся двери. – Я вышел из дома, теперь можно говорить свободно.
– Джаз там? – на всякий случай уточнила я. Мало ли что.
– Где же еще? – устало отозвался Люк.
– А он ничего не заподозрит, увидев, как ты выходишь из дома с телефоном?
– Нет, в последнее время я часто так делаю.
– Он что-нибудь предпринимает? Грозится подать на развод?
– Даже не думает. Если он будет изменять маме, то не сможет жить у меня. Стоит ему только заикнуться про то, что они расстались навсегда, его чуть ли не наизнанку выворачивает. Вся эта грё… – Он вовремя удержался и поправился: – Дурацкая ситуация. Они же любят друг друга. Не понимаю, зачем им эти драмы.
– Просто они доказывают друг другу, что оскорблены в лучших чувствах, – объяснила я.
В чем-то я их понимала, но считала, что незачем заходить так далеко.
– И заодно показывают всему миру свою дурь. – Видно, незваный гость давно достал Люка.
Я пропустила это замечание мимо ушей, не желая выяснять, у кого дури больше. Лично я на стороне Салли. Люк тоже хочет примирения родителей, но он же парень: скорее всего он считает, что его мать чересчур серьезно относится к интерьерам. Не знаю, возможно ли такое, но я не парень, мне не понять.
– А Джаз не упоминал, что он собирается делать дальше? Может, он хочет, чтобы Салли извинилась или просто позвонила и позвала его домой?
– Он только об этом и твердит как заведенный. Одно и то же целыми днями. Мол, он хотел сделать ей приятное, а она не оценила, ничего даже слушать не стала, будто взбесилась, и так далее, и тому подобное. Есть что-нибудь полезное?
Только одно; Джазу до сих пор невдомек, сколько труда Салли вложила в подбор и реставрацию своей старинной мебели.
– Пожалуй, – отозвалась я. – Есть у меня одна идея. А как твоя мама? Она что говорит? И что ты обо всем этом думаешь?
Он замялся, и я поняла, что он старается судить беспристрастно, никого не защищая. Несмотря на все свои заскоки, Люк славный малый. Только слишком уж распущенный – нельзя же превращать свой дом в проходной двор. Когда он наконец остепенится, я посоветую его избраннице сжечь все его постельное белье: даже кипячение не всякую заразу убивает.
– В чем-то они оба правы, – наконец заговорил Люк и отвлек меня от проблем стирки. – Я знаю, с каким трудом мама реставрировала эту мебель и как она любит антиквариат. Но ведь папа просто хотел порадовать ее. Он знал, что в интерьерах он ни в зуб ногой, потому и нанял дизайнера и заплатил за переделку спальни целое состояние.
Так-так, любопытно… Моя смутная идея постепенно обретала очертания. К тому же в рукаве у меня появился козырь, который можно пустить в ход, если идея не сработает.
Телефон подал сигнал, что кто-то пытается дозвониться мне.
– Спасибо за помощь, – сказала я Люку.
– Да не за что. Я на все готов, лишь бы выселить его отсюда.
Мы попрощались, и я ответила на очередной звонок:
– Алло!
Последовала пауза, затем щелчок, гробовая тишина и наконец зуммер. Я озадаченно уставилась на определитель, но, поскольку звонок поступил, когда я уже говорила по телефону, определитель не сработал. Оставалось только пожать плечами: кому надо, тот перезвонит.
Остаток дня я отчаянно скучала. Читать было нечего, по телевизору, как всегда в воскресенье, показывали сплошную муть. Сначала я поиграла на компьютере, потом облюбовала себе пару стильных голубых сапожек на сайте «Заппос» и купила их. Если когда-нибудь увлекусь современными танцами, обувь искать не придется. Затем я изучила сайт с морскими круизами – на случай если у нас все-таки будет медовый месяц, потому что пока о нем не стоило даже мечтать. Наконец я зашла на сайт, посвященный контрацепции, чтобы узнать, сколько времени понадобится моему организму для восстановления функций после того, как я брошу пить таблетки. Хорошо бы зачать с таким расчетом, чтобы мои малыши родились в месяцы с красивыми камнями-талисманами. Настоящая мать должна все предусмотреть.
Исчерпав все возможности Интернета, я уселась перед телевизором. Честно говоря, отдыхать я не умею. Длительное безделье гложет меня, так и кажется, будто все мышцы скукожились и затвердели. А сейчас я даже йогой заняться не могла, потому что любой наклон все еще отдавался в голове болью. Пришлось ограничиться тайцзи с плавными движениями и растяжками. Мышцам стало легче, но обычного кайфа от тренировки я не получила.
К ужину Уайатт не вернулся, но я и не ждала его. Расследование преступлений – дело долгое, особенно на этапе сбора улик и составления протоколов. Если Уайатт приедет раньше, чем я засну, уже хорошо. Я разогрела себе в микроволновке замороженный обед и, пока жевала, позвонила Линн – предупредила, что завтра выйду на работу. Она явно обрадовалась, так как обычно по воскресеньям и понедельникам у нее выходные. Отработав бессменно и пятницу, и субботу, Линн нуждалась в отдыхе.
А для меня понедельники – длинные дни: я открываю и закрываю фитнес-клуб, то есть торчу в нем с шести утра до девяти вечера, поэтому и мне нужны выходные. Последние три дня я только и делала, что валялась и отдыхала, но все равно устала – наверное, от безделья. В восемь вечера я поднялась наверх, приняла душ и тщательно высушила волосы.
Затем, пользуясь отсутствием Уайатта и свежей головой, я взялась за ручку и продолжила составлять список его преступлений. Сегодня он то и дело злил меня, но на бумаге запись «смеялся над тантрическим сексом» выглядела жалко. Список по-прежнему был возмутительно коротким. Где моя былая язвительность? Неужели я размякла? Еще недавно я думала, что списки преступлений – лучшая из всех моих идей, а теперь, составляя их, чувствую себя Дэви Крокеттом [5]в битве при Аламо: еле уворачиваюсь от пуль, а сама думаю: «Вот черт. Что делать?»
Сравнение не самое удачное, потому что при Аламо Дэви Крокетта убили, но думаю, вы меня поняли. А чего еще ждать, если готовишься сражаться не на жизнь, а на смерть? Только смерти. В этом и суть таких сражений.
Это и ежу понятно. И славу старины Дэви не умаляет.
Я уставилась на список и вздохнула, а затем дописала: «Угрожает помочиться на меня». Нет, это не обидно, а смешно. Даже мне. Так не пойдет.
Я разорвала список, начала было новый, но передумала. Прежде надо раскачаться, начать с малого. И я записала: «Не идет на переговоры».
А вот это уже ни в какие ворота не лезет. На самом деле Уайатт оказал мне услугу, отказавшись продолжать последний спор, потому что теперь он мой должник. И я вычеркнула этот пункт.
А если предъявить ему такое обвинение: «Старательно портит нам всю подготовку к свадьбе, оказывая на меня давление»? Не пойдет, слишком длинно.
Вдруг меня осенило: огромными буквами, царапая ручкой бумагу, я написала «НАСМЕХАЕТСЯ НАД МЕСЯЧНЫМИ».
Вот! Если это не заденет его за живое, значит, он непробиваемый.
Я стояла, скрестив руки на груди и осторожно постукивая носком об пол. Чему это он так радуется? Раздражение быстро нарастало. Шутки я и сама люблю, но только понятные. Внезапно раздражение сменилось злостью – мне показалось, что Уайатт смеется надо мной: он указывал на меня пальцем, хватал ртом воздух и опять разражался гоготом. Наконец я не выдержала.
Знаете, когда каждый шаг отдается болью в голове, выбежать из комнаты и хлопнуть дверью – несбыточная мечта. Пришлось медленно и осторожно, но с грозным видом подойти поближе и смерить Уайатта взглядом.
– Да угомонись ты! – прикрикнула я, подумывая, не ущипнуть ли его. – Что тут смешного?
Все складывалось совсем не так, как я хотела, а я этого терпеть не могу. Видно, я чего-то не уловила, а Уайатт всюду найдет лазейку – или просто пропустит мои слова мимо ушей. Если вдуматься, правильно я сделала, что поручила ему заниматься цветами для свадьбы, пусть помучается.
– Ты, – простонал он, утирая слезы.
Он сел и потянулся ко мне, но я торопливо отступила. Если он дотронется до меня – все, я потеряю голову. Уайатт не брезгует запрещенными приемами, бьет по моим слабым местам, тянется прямо к шее, точно Дракула. Грудь у меня не особо чувствительная, прикосновение к ней меня с ума не сводит. Но шея – моя главная эрогенная зона, и Уайатт об этом знает.
– Рада, что ты находишь меня смешной. – Меня так и подмывало надуться, а еще – дать ему пинка.
Обратите внимание: сколько мыслей о насилии – и никаких действий. К насилию я не склонна. Да, я злопамятна, но мозги у меня на месте. И если я захочу ударить кого-нибудь, то выберу не мускулистого спортсмена, который на целую голову выше меня и как минимум на полцентнера тяжелее. Конечно, если у меня будет выбор. Его плечи снова затряслись.
– Ох… как… как подумаю…
– Что некоторые мужчины ставят удовольствие партнерш превыше собственного?
Возмутительно! Над чем тут смеяться? По-моему, прекрасная мысль.
Он помотал головой:
– Да нет. – Он перевел дыхание, его зеленые глаза искрились от слез и смеха. – Смешно, что ты решила таким способом отплатить мне – думала, я свихнусь от нетерпения.
– Хочешь сказать, на тебя это не подействует? – Я, конечно, не поверила. Уайатта я знаю как облупленного, похоть – его второе имя. Не в буквальном смысле, само собой, хотя оно здорово смотрелось бы в свидетельстве о рождении!
Он лениво поднялся и обхватил меня за талию прежде, чем я успела отстраниться. Медлила я только из осторожности, а Уайатт двигался с грацией настоящего спортсмена. Он привлек меня к себе, обнял другой рукой и поставил на цыпочки, так что наши бедра оказались на одном уровне. Он был уже на взводе – тоже мне сюрприз. Все мое тело будто закололи мелкие иголочки, что неудивительно.
– Подействует, – хрипловато сообщил он, – если получится. Вообрази: я на тебе. Мы оба голые. Ты обнимаешь меня ногами за талию. Я целую тебя в шею. И трахаю минут двадцать, не меньше.
Двадцать?! Надо бы кондиционер включить, что-то в комнате слишком душно. Соски покалывало – я не очень люблю, когда их ласкают, но они же не искусственные. На слова Уайатта отозвалось все тело. Я восприняла это как сигнал тревоги.
Уайатт наклонил голову, обдавая горячим дыханием мою шею, и поцеловал впадинку под ухом. Меня пошатнуло, пришлось вцепиться ему в плечи – это не помогло, я практически висела на нем.
– Ты не сможешь не дать мне кончить, – шепотом продолжал он, целуя меня в шею. – Даже не мечтай.
О чем это он, вяло гадала я, пока блуждающие мысли не вернулись к тому, с чего мы начали. Видите, чем заканчиваются все наши споры? Уайатт сбивает меня с мыслей сексом. Честно говоря, иногда я завожу споры намеренно, ради такого вот финала – не дурочка же я, чтобы пренебрегать им. Беда в том, что тем же приемом Уайатт пользуется, когда я настроена серьезно. Ему нравится, что я никак не могу перед ним устоять, а так как и он не глуп, он прибегает к одной и той же уловке каждый раз. Думаю, после пары лет семейной жизни ощущения притупятся и мы научимся иначе заканчивать споры, а пока лучший способ борьбы с огнем – встречный огонь.
Я разжала пальцы, провела ладонью по его плечу, вниз по руке, по боку, еще ниже – медленно-медленно, едва касаясь, замерла и наконец задела самый центр мишени. Уайатт вздрогнул, едва я погладила его через джинсы, и крепче обнял меня.
– Боже… – сдавленно выговорил он, перестал целовать меня в шею и сосредоточился на моих действиях. Без облегчения он маялся уже несколько дней и, по моим расчетам, нуждался в нем больше, чем я, особенно после вчерашних ласк.
Если бы я стремилась к справедливости, то либо помогла бы ему сбросить напряжение, либо перестала бы дразнить. Как бы не так!
Скорее всего наши дразнилки закончились бы в постели или на диване самым осторожным и мирным сексом, на какой мы способны, если бы не зазвонил мобильник Уайатта. Сигнал у него заменен звонком обычного старомодного телефона, и мне померещилось, что звонит мой домашний. Я не собиралась брать трубку, но Уайатт вдруг разжал объятия и снял с пояса телефон.
Связаться с копом – значит вместе с ним всегда быть на боевом посту. Конечно, Уайатт не патрулирует улицы и не подвергается опасности каждую минуту, но ведь он лейтенант, а это значит, что ему могут позвонить и вызвать на службу в любой момент. Наш город отнюдь не рассадник преступности, тем не менее, в среднем Уайатта поднимают среди ночи три-четыре раза в неделю. В том числе и в выходные.
– Бладсуорт слушает.
Резковатый акцент Уайатт приобрел, пока играл в футбол на севере. Заметив, как сосредоточенно он слушает, будто забыв обо мне, я попыталась отстраниться, но он удержал меня, поймав за запястье. Стало быть, его сосредоточенность оставляет желать лучшего.
– Буду через десять минут, – наконец сообщил он и захлопнул телефон. – Жди меня, – велел он, наклонился и одарил решительным и горячим поцелуем с участием языка. – Когда вернусь, продолжим с того, на чем остановились.
И он ушел, хлопнув дверью. Через несколько секунд взревел «аваланш», колеса скрежетнули, задев бордюр.
Я вздохнула, направилась к двери и заперла ее. Теперь, когда отвлекать меня некому, может, удастся придумать какой-нибудь способ упростить себе жизнь на ближайший месяц. Пожалуй, сломанная нога – это выход: свадьбы не будет, пока не снимут гипс. Еще заманчивее сломать ногу не себе, а Уайатту. С меня довольно страданий, надо переключиться на что-нибудь хорошее – например, подготовку к свадьбе, обустройство дома, семейную жизнь.
А мне вместо этого придется разыгрывать семейного психотерапевта, к чему у меня нет решительно никаких способностей.
С другой стороны, людьми можно манипулировать: тут добавить капельку эмоционального шантажа, там вызвать угрызения совести… Это мне подходит.
Я позвонила маме.
– Ты не знаешь, где сейчас живет Джаз? – спросила я, но ничего объяснять не стала: ведь мама с Салли – лучшие подружки. Пусть эта дурацкая затея останется нашим с Уайаттом личным яблоком раздора.
– У Люка, – сообщила мама. Люк – третий сын супругов Арледж. Дети отказались встать на сторону одного из родителей, что разозлило и Салли, и Джаза, которые считали себя обиженными, а свои действия – оправданными. – Насколько мне известно, Джаз усердно ставит палки в колеса Люку.
Люк – самый непутевый отпрыск в семействе Арледж. Это не значит, что он увлекается наркотиками и имеет судимости – просто он не желает перевоспитываться и остепеняться и светская жизнь ему не по нутру, что ему уже здорово навредило. Вряд ли он рад соседству отца.
Но с какой стати Джаз поселился именно с Люком? Все дети охотно приняли бы его. Мэтью и Марк женаты, живут отдельно, но у каждого есть свободная спальня для гостей, так что Джаз никого не стеснил бы. Младший, Джон, скоро получит степень магистра, он снимает дом вместе с двумя однокашниками, так что ему не до гостей. Тамми вышла замуж год назад, у них с мужем огромный загородный дом, а детей нет, поэтому места хватает с избытком.
Но если Джаз хотел, чтобы Салли понервничала, не зная, как ему живется, он сделал правильный выбор, поселившись у Люка.
Значит, не все еще потеряно: если Джаз пытается пробудить в Салли ревность, просто так он с ней не расстанется. Правда, он зол на нее как черт.
Люк охотно поможет мне, это ясно – другим способом Джаза из своего дома он не выживет. А я задумала доброе дело, так что помощников у меня будет хоть отбавляй.
Я отыскала номер Люка в телефонном справочнике, но звонить ему не стала и вместо этого набрала номер Тамми. С тех пор как существуют телефонные определители номеров, приходится помнить об осторожности: не хватало еще, чтобы Джаз увидел мой номер на телефоне Люка. Значит, звонить Люку надо на мобильник.
Дождавшись ответа Тамми, я изложила суть моей затеи, не объясняя, зачем мне все это нужно, и Тамми ее одобрила.
– Бог свидетель, мы пытались примирить их хоть как-нибудь, – устало призналась она, имея в виду себя и братьев. – Но мама с папой такие упрямые! Мирить их – все равно что биться головой об стенку. Хоть бы тебе повезло!
Она назвала мне номер мобильного телефона Люка, мы еще поболтали, я расспросила о том, какие доводы не подействовали на беспутных родителей, и попрощалась.
Когда Люк ответил на звонок, объяснять пришлось все заново.
– Погоди, – попросил он, и я услышала шаги, шорох и наконец скрип закрывающейся двери. – Я вышел из дома, теперь можно говорить свободно.
– Джаз там? – на всякий случай уточнила я. Мало ли что.
– Где же еще? – устало отозвался Люк.
– А он ничего не заподозрит, увидев, как ты выходишь из дома с телефоном?
– Нет, в последнее время я часто так делаю.
– Он что-нибудь предпринимает? Грозится подать на развод?
– Даже не думает. Если он будет изменять маме, то не сможет жить у меня. Стоит ему только заикнуться про то, что они расстались навсегда, его чуть ли не наизнанку выворачивает. Вся эта грё… – Он вовремя удержался и поправился: – Дурацкая ситуация. Они же любят друг друга. Не понимаю, зачем им эти драмы.
– Просто они доказывают друг другу, что оскорблены в лучших чувствах, – объяснила я.
В чем-то я их понимала, но считала, что незачем заходить так далеко.
– И заодно показывают всему миру свою дурь. – Видно, незваный гость давно достал Люка.
Я пропустила это замечание мимо ушей, не желая выяснять, у кого дури больше. Лично я на стороне Салли. Люк тоже хочет примирения родителей, но он же парень: скорее всего он считает, что его мать чересчур серьезно относится к интерьерам. Не знаю, возможно ли такое, но я не парень, мне не понять.
– А Джаз не упоминал, что он собирается делать дальше? Может, он хочет, чтобы Салли извинилась или просто позвонила и позвала его домой?
– Он только об этом и твердит как заведенный. Одно и то же целыми днями. Мол, он хотел сделать ей приятное, а она не оценила, ничего даже слушать не стала, будто взбесилась, и так далее, и тому подобное. Есть что-нибудь полезное?
Только одно; Джазу до сих пор невдомек, сколько труда Салли вложила в подбор и реставрацию своей старинной мебели.
– Пожалуй, – отозвалась я. – Есть у меня одна идея. А как твоя мама? Она что говорит? И что ты обо всем этом думаешь?
Он замялся, и я поняла, что он старается судить беспристрастно, никого не защищая. Несмотря на все свои заскоки, Люк славный малый. Только слишком уж распущенный – нельзя же превращать свой дом в проходной двор. Когда он наконец остепенится, я посоветую его избраннице сжечь все его постельное белье: даже кипячение не всякую заразу убивает.
– В чем-то они оба правы, – наконец заговорил Люк и отвлек меня от проблем стирки. – Я знаю, с каким трудом мама реставрировала эту мебель и как она любит антиквариат. Но ведь папа просто хотел порадовать ее. Он знал, что в интерьерах он ни в зуб ногой, потому и нанял дизайнера и заплатил за переделку спальни целое состояние.
Так-так, любопытно… Моя смутная идея постепенно обретала очертания. К тому же в рукаве у меня появился козырь, который можно пустить в ход, если идея не сработает.
Телефон подал сигнал, что кто-то пытается дозвониться мне.
– Спасибо за помощь, – сказала я Люку.
– Да не за что. Я на все готов, лишь бы выселить его отсюда.
Мы попрощались, и я ответила на очередной звонок:
– Алло!
Последовала пауза, затем щелчок, гробовая тишина и наконец зуммер. Я озадаченно уставилась на определитель, но, поскольку звонок поступил, когда я уже говорила по телефону, определитель не сработал. Оставалось только пожать плечами: кому надо, тот перезвонит.
Остаток дня я отчаянно скучала. Читать было нечего, по телевизору, как всегда в воскресенье, показывали сплошную муть. Сначала я поиграла на компьютере, потом облюбовала себе пару стильных голубых сапожек на сайте «Заппос» и купила их. Если когда-нибудь увлекусь современными танцами, обувь искать не придется. Затем я изучила сайт с морскими круизами – на случай если у нас все-таки будет медовый месяц, потому что пока о нем не стоило даже мечтать. Наконец я зашла на сайт, посвященный контрацепции, чтобы узнать, сколько времени понадобится моему организму для восстановления функций после того, как я брошу пить таблетки. Хорошо бы зачать с таким расчетом, чтобы мои малыши родились в месяцы с красивыми камнями-талисманами. Настоящая мать должна все предусмотреть.
Исчерпав все возможности Интернета, я уселась перед телевизором. Честно говоря, отдыхать я не умею. Длительное безделье гложет меня, так и кажется, будто все мышцы скукожились и затвердели. А сейчас я даже йогой заняться не могла, потому что любой наклон все еще отдавался в голове болью. Пришлось ограничиться тайцзи с плавными движениями и растяжками. Мышцам стало легче, но обычного кайфа от тренировки я не получила.
К ужину Уайатт не вернулся, но я и не ждала его. Расследование преступлений – дело долгое, особенно на этапе сбора улик и составления протоколов. Если Уайатт приедет раньше, чем я засну, уже хорошо. Я разогрела себе в микроволновке замороженный обед и, пока жевала, позвонила Линн – предупредила, что завтра выйду на работу. Она явно обрадовалась, так как обычно по воскресеньям и понедельникам у нее выходные. Отработав бессменно и пятницу, и субботу, Линн нуждалась в отдыхе.
А для меня понедельники – длинные дни: я открываю и закрываю фитнес-клуб, то есть торчу в нем с шести утра до девяти вечера, поэтому и мне нужны выходные. Последние три дня я только и делала, что валялась и отдыхала, но все равно устала – наверное, от безделья. В восемь вечера я поднялась наверх, приняла душ и тщательно высушила волосы.
Затем, пользуясь отсутствием Уайатта и свежей головой, я взялась за ручку и продолжила составлять список его преступлений. Сегодня он то и дело злил меня, но на бумаге запись «смеялся над тантрическим сексом» выглядела жалко. Список по-прежнему был возмутительно коротким. Где моя былая язвительность? Неужели я размякла? Еще недавно я думала, что списки преступлений – лучшая из всех моих идей, а теперь, составляя их, чувствую себя Дэви Крокеттом [5]в битве при Аламо: еле уворачиваюсь от пуль, а сама думаю: «Вот черт. Что делать?»
Сравнение не самое удачное, потому что при Аламо Дэви Крокетта убили, но думаю, вы меня поняли. А чего еще ждать, если готовишься сражаться не на жизнь, а на смерть? Только смерти. В этом и суть таких сражений.
Это и ежу понятно. И славу старины Дэви не умаляет.
Я уставилась на список и вздохнула, а затем дописала: «Угрожает помочиться на меня». Нет, это не обидно, а смешно. Даже мне. Так не пойдет.
Я разорвала список, начала было новый, но передумала. Прежде надо раскачаться, начать с малого. И я записала: «Не идет на переговоры».
А вот это уже ни в какие ворота не лезет. На самом деле Уайатт оказал мне услугу, отказавшись продолжать последний спор, потому что теперь он мой должник. И я вычеркнула этот пункт.
А если предъявить ему такое обвинение: «Старательно портит нам всю подготовку к свадьбе, оказывая на меня давление»? Не пойдет, слишком длинно.
Вдруг меня осенило: огромными буквами, царапая ручкой бумагу, я написала «НАСМЕХАЕТСЯ НАД МЕСЯЧНЫМИ».
Вот! Если это не заденет его за живое, значит, он непробиваемый.
Глава 11
Я проснулась, когда Уайатт улегся рядом со мной. У него свой ключ от моей квартиры, он знает код сигнализации, поэтому будить меня ему незачем, но он все-таки разбудил, потому что влез под одеяло совсем ледяной. Красные цифры на часах показывали семь минут второго.
– Бедненький… – пробормотала я, подкатываясь поближе, чтобы обнять его. Спать ему оставалось недолго: на работу Уайатт является самое позднее к половине восьмого. – Холодно там?
Он расслабленно вздохнул и прижался ко мне.
– Включил кондиционер в машине на полную мощность, чтобы не заснуть по дороге, – пояснил он, протянул руку и обнаружил, что на мне футболка. – А это еще зачем?
Уайатт терпеть не может, когда я ложусь в постель одетой, он предпочитает видеть меня под одеялом голой – может, чтобы ничто не затрудняло доступ, а может, просто потому, что всем мужчинам нравятся голые женщины.
– Замерзла.
– Но теперь-то я здесь, я тебя согрею. Снимай эту чертову штуку. – И он взялся за подол футболки, собираясь стащить ее с меня через голову. Но я справилась сама – мне лучше известно, где у меня на голове швы. – И это тоже снимай. – Он стянул с меня пижамные шорты, сел на постели, снял и отбросил их, а потом снова лег и придвинул меня ближе. Машинальным жестом он провел ладонью по моей спине, подхватил грудь, обвел большим пальцем сосок, просунул пальцы между ног – будто убеждался, что все его любимые детали на месте и доступ к ним открыт. Наконец Уайатт снова вздохнул и уснул. И я тоже.
Мой будильник зазвонил в пять. Я рассчитывала поскорее выключить его, чтобы не разбудить Уайатта, но не успела. Он застонал, сел на постели, как лунатик, но я поцеловала его в плечо и заставила снова лечь.
– Поспи еще, – велела я. – Я поставлю будильник на полседьмого.
Перекусить он сможет где-нибудь по дороге, так что лучше пусть поспит подольше.
Уайатт что-то бормотнул, видимо, согласился, зарылся лицом в подушку и уснул прежде, чем я успела встать.
Накануне вечером я перенесла в ванную свою одежду, чтобы одеться там и не будить Уайатта. Накладывать макияж я не стала, так как планировала пробыть в «Фанатах тела» целый день, волосы расчесала и оставила распущенными – вести тренировки мне сегодня не придется. Голова по-прежнему болела, а я так надеялась, что к утру все пройдет.
Одевшись, я прихватила зубную щетку с пастой и спустилась в кухню, чтобы почистить зубы после завтрака. Автоматический таймер уже включил кофеварку, кофе ждал меня. Двадцать минут я провела за столом, завтракая и прихлебывая кофе, потом почистила зубы в нижней ванной, перелила остаток кофе в большую дорожную кружку с крышкой, снова зарядила кофеварку и установила таймер для Уайатта. Потом бросила в сумку яблоко себе на второй завтрак, схватила свитер и через боковую дверь вышла к стоянке. Точнее, собралась выйти, но вовремя вспомнила, что Уайатт не любит, когда я ухожу из дома, не включив сигнализацию.
Утро оказалось прохладным, так что свитер мне пригодился. Поежившись, я спустилась с крыльца и пультом отперла машину. Привычные действия успокаивали, убеждали, что жизнь вошла или скоро войдет в прежнюю колею. Травмы у меня бывали и раньше: с участницами команды поддержки такое случается не реже, чем с футболистами. Вечно у нас где-нибудь ушиб или растяжение. Я научилась терпению, потому что при травмах лучше не рисковать: лишняя нагрузка на потянутую мышцу или кость – и все, выздоровление затянется. Поскольку я всегда стремилась держаться в форме, я привыкла строго следовать режиму, хотя терпеть его не могу. Но сейчас меня тянуло в клуб, убедиться, что там все в порядке. Это мое детище, я его люблю. Но еще больше мне хотелось размять мышцы, которые я так долго и старательно укрепляла и развивала. Мой внешний вид – это дополнительная реклама «Фанатов тела».
Улицы были почти пустынны. Даже летом, открывая клуб в шесть утра, я выезжаю из дома в темноте. В разгар лета небо начинает светлеть как раз в то время, когда я отпираю двери, но ехать все равно приходится по темным улицам. Люблю тишину раннего утра, когда машин почти совсем нет.
Когда я заняла свое место на служебной стоянке за клубом, включились фонари с датчиками движения. Уайатт сам установил их месяц назад, встретив меня однажды вечером и заметив, как темно под длинным навесом, защищающим машины сотрудников от дождя и солнца. До сих пор не могу привыкнуть к этим фонарям. По-моему, они неестественно яркие, как огни рампы, чувствуешь себя словно на сцене. Обычно я пользовалась маленьким брелоком-фонариком, чтобы разглядеть замок, и этого света мне хватало. Но Уайатт решил осветить стоянку, как взлетную полосу аэродрома.
Темнота под навесом меня никогда не пугала – напротив, однажды она спасла меня от убийцы Николь Гудвин, которую застрелили прямо здесь, на стоянке. Впрочем, против установки фонарей я не возражала – с какой стати? – и даже обрадовалась, когда Линн призналась, что теперь по вечерам чувствует себя спокойнее, зная, что свет включится, едва она откроет дверь.
Я отперла служебный вход, прошлась по клубу, всюду зажигая свет, установила термостат, включила кофеварки и в комнате отдыха для сотрудников, и в своем кабинете. Больше всего люблю приходить на работу пораньше и наблюдать, как оживает клуб. Лампы отражались в зеркалах, тренажеры блестели как новенькие, растения выглядели здоровыми и ухоженными – все, как обычно, стильно и красиво. Приятен даже легкий запах хлорки в бассейне.
В четверть седьмого явился первый посетитель – джентльмен, который перенес легкий сердечный приступ и с тех пор решил заняться своей формой, чтобы такого не повторилось. Каждое утро он занимается на беговой дорожке, а потом идет в бассейн. Останавливаясь поболтать со мной, он сообщает, что у него снизилось давление и уровень холестерина, за что его очень хвалит врач. К половине седьмого в клубе уже было четверо посетителей, прибыло два сотрудника, и работа закипела.
Для меня понедельники всегда выдаются нелегкими, а сегодня еще навалилась бумажная работа за два пропущенных дня. Голова напоминала о себе только при движении, но если руководишь фитнес-клубом, сидеть за столом в кабинете почти некогда.
– Бедненький… – пробормотала я, подкатываясь поближе, чтобы обнять его. Спать ему оставалось недолго: на работу Уайатт является самое позднее к половине восьмого. – Холодно там?
Он расслабленно вздохнул и прижался ко мне.
– Включил кондиционер в машине на полную мощность, чтобы не заснуть по дороге, – пояснил он, протянул руку и обнаружил, что на мне футболка. – А это еще зачем?
Уайатт терпеть не может, когда я ложусь в постель одетой, он предпочитает видеть меня под одеялом голой – может, чтобы ничто не затрудняло доступ, а может, просто потому, что всем мужчинам нравятся голые женщины.
– Замерзла.
– Но теперь-то я здесь, я тебя согрею. Снимай эту чертову штуку. – И он взялся за подол футболки, собираясь стащить ее с меня через голову. Но я справилась сама – мне лучше известно, где у меня на голове швы. – И это тоже снимай. – Он стянул с меня пижамные шорты, сел на постели, снял и отбросил их, а потом снова лег и придвинул меня ближе. Машинальным жестом он провел ладонью по моей спине, подхватил грудь, обвел большим пальцем сосок, просунул пальцы между ног – будто убеждался, что все его любимые детали на месте и доступ к ним открыт. Наконец Уайатт снова вздохнул и уснул. И я тоже.
Мой будильник зазвонил в пять. Я рассчитывала поскорее выключить его, чтобы не разбудить Уайатта, но не успела. Он застонал, сел на постели, как лунатик, но я поцеловала его в плечо и заставила снова лечь.
– Поспи еще, – велела я. – Я поставлю будильник на полседьмого.
Перекусить он сможет где-нибудь по дороге, так что лучше пусть поспит подольше.
Уайатт что-то бормотнул, видимо, согласился, зарылся лицом в подушку и уснул прежде, чем я успела встать.
Накануне вечером я перенесла в ванную свою одежду, чтобы одеться там и не будить Уайатта. Накладывать макияж я не стала, так как планировала пробыть в «Фанатах тела» целый день, волосы расчесала и оставила распущенными – вести тренировки мне сегодня не придется. Голова по-прежнему болела, а я так надеялась, что к утру все пройдет.
Одевшись, я прихватила зубную щетку с пастой и спустилась в кухню, чтобы почистить зубы после завтрака. Автоматический таймер уже включил кофеварку, кофе ждал меня. Двадцать минут я провела за столом, завтракая и прихлебывая кофе, потом почистила зубы в нижней ванной, перелила остаток кофе в большую дорожную кружку с крышкой, снова зарядила кофеварку и установила таймер для Уайатта. Потом бросила в сумку яблоко себе на второй завтрак, схватила свитер и через боковую дверь вышла к стоянке. Точнее, собралась выйти, но вовремя вспомнила, что Уайатт не любит, когда я ухожу из дома, не включив сигнализацию.
Утро оказалось прохладным, так что свитер мне пригодился. Поежившись, я спустилась с крыльца и пультом отперла машину. Привычные действия успокаивали, убеждали, что жизнь вошла или скоро войдет в прежнюю колею. Травмы у меня бывали и раньше: с участницами команды поддержки такое случается не реже, чем с футболистами. Вечно у нас где-нибудь ушиб или растяжение. Я научилась терпению, потому что при травмах лучше не рисковать: лишняя нагрузка на потянутую мышцу или кость – и все, выздоровление затянется. Поскольку я всегда стремилась держаться в форме, я привыкла строго следовать режиму, хотя терпеть его не могу. Но сейчас меня тянуло в клуб, убедиться, что там все в порядке. Это мое детище, я его люблю. Но еще больше мне хотелось размять мышцы, которые я так долго и старательно укрепляла и развивала. Мой внешний вид – это дополнительная реклама «Фанатов тела».
Улицы были почти пустынны. Даже летом, открывая клуб в шесть утра, я выезжаю из дома в темноте. В разгар лета небо начинает светлеть как раз в то время, когда я отпираю двери, но ехать все равно приходится по темным улицам. Люблю тишину раннего утра, когда машин почти совсем нет.
Когда я заняла свое место на служебной стоянке за клубом, включились фонари с датчиками движения. Уайатт сам установил их месяц назад, встретив меня однажды вечером и заметив, как темно под длинным навесом, защищающим машины сотрудников от дождя и солнца. До сих пор не могу привыкнуть к этим фонарям. По-моему, они неестественно яркие, как огни рампы, чувствуешь себя словно на сцене. Обычно я пользовалась маленьким брелоком-фонариком, чтобы разглядеть замок, и этого света мне хватало. Но Уайатт решил осветить стоянку, как взлетную полосу аэродрома.
Темнота под навесом меня никогда не пугала – напротив, однажды она спасла меня от убийцы Николь Гудвин, которую застрелили прямо здесь, на стоянке. Впрочем, против установки фонарей я не возражала – с какой стати? – и даже обрадовалась, когда Линн призналась, что теперь по вечерам чувствует себя спокойнее, зная, что свет включится, едва она откроет дверь.
Я отперла служебный вход, прошлась по клубу, всюду зажигая свет, установила термостат, включила кофеварки и в комнате отдыха для сотрудников, и в своем кабинете. Больше всего люблю приходить на работу пораньше и наблюдать, как оживает клуб. Лампы отражались в зеркалах, тренажеры блестели как новенькие, растения выглядели здоровыми и ухоженными – все, как обычно, стильно и красиво. Приятен даже легкий запах хлорки в бассейне.
В четверть седьмого явился первый посетитель – джентльмен, который перенес легкий сердечный приступ и с тех пор решил заняться своей формой, чтобы такого не повторилось. Каждое утро он занимается на беговой дорожке, а потом идет в бассейн. Останавливаясь поболтать со мной, он сообщает, что у него снизилось давление и уровень холестерина, за что его очень хвалит врач. К половине седьмого в клубе уже было четверо посетителей, прибыло два сотрудника, и работа закипела.
Для меня понедельники всегда выдаются нелегкими, а сегодня еще навалилась бумажная работа за два пропущенных дня. Голова напоминала о себе только при движении, но если руководишь фитнес-клубом, сидеть за столом в кабинете почти некогда.