Назначая известного нам генерала на этот пост, они хотели показать, что США готовы и к военному конфликту. Командующим советскими войсками в ГДР был тогда Якубовский(11). И я предложил советскому правительству в ответ на действия американцев совершить ход конем, утвердив командующим нашими войсками в ГДР Конева. Таким назначением мы хотели показать американцам, что поняли их поступок и принимаем вызов. Будущего же маршала Якубовского назначили заместителем маршала Конева. Решение было опубликовано, но между собой мы договорились, что реальным командующим как был, так и останется в Берлине Якубовский, хотя Конев тоже может принимать нужные решения. Мы были уверены, что вскоре все нормализуется и Конев вернется в Москву. Наши совместные шахматные ходы, их - пешкой, а наш - конем, привели, однако, не к ослаблению, а к новой напряженности отношений. Президент Кеннеди опубликовал заявление о переводе какого-то количества войск в Западный Берлин для усиления гарнизона. Ответных действий с нашей стороны не было, потому что наших войск в ГДР и без того было достаточно. Гарнизон же в Западном Берлине был слаб, и мы могли бы быстро справиться с ним и подавить его сопротивление, если понадобится. Начать-то можно было быстро, да неизвестно, чем дальше кончится, а мы не хотели военного конфликта. Мы хотели лишь вскрыть нарыв, проведя хирургическую операцию, но не путем грубого вмешательства ножом, а сперва как-то обезболить это место и принять все меры, чтобы организм не ощущал особой боли и чтобы не было дурных последствий операции. Хотели все провести чисто дипломатическим путем, без применения оружия. Но Кеннеди не был к тому готов. Видимо, на него оказывали давление военные, которые имели в Вашингтоне большое влияние. Думаю, что сейчас они оказывают еще большее давление на свое правительство. Конев убыл в Берлин. Приехав туда, объявил, что приступил к исполнению обязанностей. Мы порекомендовали Коневу нанести визит командующему американскими войсками. Тем более что он лично был знаком с Клеем. Одним словом, необходимо было установить контакты напрямую. К тому времени мы уже договорились с Ульбрихтом и лидерами других социалистических стран об официальном установлении границы, которая прошла бы через Берлин и разделила его строго на Западный и Восточный. Тем самым ГДР получила бы возможность контролировать свою границу. Свободный проход через Западный Берлин в ГДР был лазейкой для всех разведок капиталистических стран. Они могли проникать в расположение наших войск, разведывать их вооружение, собирать прочие разведданные. Кроме того, через свободный проход в Западный Берлин наносился большой урон экономике ГДР. Создавалось вообще неустойчивое положение: много интеллигенции и других лиц ушло на запад из ГДР, а в ФРГ в это время начался большой промышленный подъем. Западная Германия нуждалась в рабочей силе и набирала рабочих из Италии, Испании, Югославии, Турции, других стран. Студенты, получившие высшее образование, тоже уходили туда, потому что в то время (да, наверное, и сейчас) Западная Германия оплачивает труд интеллигенции и рабочих выше, чем ГДР и другие социалистические страны. Вопрос прогрессивности того или другого строя - это вопрос политический, вопрос убеждений, но многие люди решают этот вопрос "от брюха". Они не смотрят, что получат завтра, сегодня же западногерманское общество дает больше, чем может получить человек в ГДР. Иначе и массового бегства не было бы, из ГДР уходили бы только политические недруги. Сложилось тяжелое положение, и Ульбрихт просил нас помочь им рабочей силой. Мы, конечно, могли помочь, но подсобной рабочей силой, а квалифицированных рабочих нам самим не хватало. И я говорил товарищу Ульбрихту(12): "Германия нам навязала войну. Советский народ проливал кровь. Мы победители. Наши рабочие не станут у вас нужники чистить. Это не просто унижение. Такое предложение взорвет наших людей. Поэтому делать это мы не можем. Вам придется выходить из положения своими силами". Что же Ульбрихту делать? У него были настежь открыты ворота. Если он призывал своих людей к дисциплине или применял административные меры, немцы бежали, особенно квалифицированные рабочие, потому что находили высокооплачиваемую работу в Западной Германии. Народ там один и язык один, никаких трудностей. У меня давно возникла мысль установить какой-то контроль, закрыв все ходы и лазейки. И я обратился к нашему послу товарищу Первухину(13) с просьбой прислать мне детальную карту Берлина с нанесением границы секторов. Он прислал, но карта оказалась неясной. Я подумал, что ему самому трудно найти нужную, и попросил обратиться от моего имени к Ульбрихту, рассказав о моей идее. И к Якубовскому мы обратились с той же просьбой - прислать карту, но военно-топографическую. Ульбрихт, узнав от Первухина о моем плане, просиял и в восторге сказал: "Я полностью за! Вот настоящая помощь!". Я предупредил Первухина и Ульбрихта, что пока план будем держать в строгом секрете. Получив карты, мы в нашем руководстве обсудили план действий и единогласно приняли решение проводить его в жизнь как можно быстрее. По согласованию с Ульбрихтом собрали закрытое совещание представителей всех стран, входящих в Варшавский пакт. Присутствовали только секретари ЦК партий и председатели Советов министров. Был сделан короткий доклад и предложена такая тактика действий: в определенный час будут установлены шлагбаумы и другие пограничные атрибуты, войска подойдут к этой границе, спереди немецкие солдаты, которые начнут устанавливать контроль, а сзади, на каком-то удалении, - цепь наших войск. Цель такова: Запад должен видеть наших солдат за спиной немцев. Выбрали 13 августа. Такое число считается несчастливым, но я сказал сомневающимся, что для нас это число станет счастливым. Все держалось в полном секрете. И вот войска установили границу. Гвалт возник необычайный: именно в тот момент США усилили свой гарнизон в Западном Берлине. Появление такой границы сразу навело порядок, повысилась трудовая дисциплина в ГДР, заводы и сельские коллективы стали работать лучше. Между прочим, резко сократилось потребление продуктов "чужими". Ульбрихт нам сообщал, что экономия выражалась миллионными суммами. Население Западной Германии покупало многие продукты в ГДР и пользовалось ее коммунальными услугами, которые в ГДР были дешевле. Западная марка по покупательной способности значительно выше восточной. Таким образом обесценивалась марка ГДР. То есть помимо политических западные немцы извлекали большие экономические выгоды. И все это ложилось бременем на плечи рабочих и крестьян ГДР. Теперь ситуация изменилась. Без подписания мирного договора ГДР обрела суверенные права. Получила все, как если бы был подписан мирный договор, кроме, конечно, моральной стороны дела: сохранялось официальное состояние войны. Мы все были очень довольны своим решением. Я получил и личное удовлетворение: без подписания мирного договора вырвали у Запада то, что нам положено по праву. Эта акция давала ГДР все возможности развиваться, как положено каждой нормальной стране. В октябре того же года мы получили сведения, что американцы готовятся разрушить стену, чтобы вернуть положение, которое было до 13 августа, и восстановить свободный проход в ту и другую сторону города. Мы узнали их план: впереди пойдут джипы с пехотой, вооруженные стрелковым оружием; за джипами мощные бульдозеры, которые разрушат стену; за бульдозерами - танки для прикрытия. Мы с Коневым разработали свою тактику и решили джипы с солдатами пропустить, пусть проедут. Мы-то контроль установили для гражданских лиц, а для военных сохранились условия, определявшиеся Потсдамским соглашением: как военные Запада могли посещать сектор Восточного Берлина, так и наши военные могли посещать Западный Берлин. Я тоже когда-то воспользовался этим правом и поездил с советским комендантом города по Западному Берлину, но не выходя из машины. Просто ездил, чтобы составить себе какое-то представление. Конечно, ездил еще до установления Берлинской стены и инкогнито. У нас шли заседания XXII съезда партии. Конев присутствовал на съезде как делегат и доложил мне, что в такой-то час американцы двинутся. Мы решили в переулках Берлина замаскировать наши танки. Когда пехота перейдет границу, а бульдозеры будут на подходе, то, чтобы не допустить разрушения стены, танки должны будут вывернуться из переулков и двинуться навстречу бульдозерам. Так и было сделано. Потом Конев сообщил: как только джипы с пехотой прошли, наши танки развернулись и выехали навстречу бульдозерам и американским танкам. Те приостановили движение. Пехота же, которой нечего было делать, развернулась на джипах и вернулась в Западный Берлин. Наши танки приостановили свое движение, американские - свое. Уж не помню теперь, в каком положении остались бульдозеры, видимо, тоже были заморожены на месте. В таком положении все и остались на ночь. Утром, когда заседания партийного съезда возобновились, Конев опять доложил: положение не изменилось, наши танкисты сидят в танках. Иногда выскакивают, гоняются друг за другом, чтобы согреться, потому что ночь была прохладной. Уже наступила осень. Американские танкисты, видимо, еще больше мерзнут в своих танках. Я понял, что надо искать какой-то выход, и сказал Коневу: "Пусть наши танки развернутся и уйдут в те переулки, из которых они вышли, но станут так, чтобы не были видны американцам. Я уверен, что не больше чем через 20 минут (потребуется время доложить наверх и получить соответствующее распоряжение) американцы уберут свои танки, потому что им неудобно убирать танки под дулами наших орудий. Они влезли в эту историю, а теперь не знают, как выпутаться. Раз они не действуют, значит, тоже ищут выход. Вот мы им его и предоставим, первыми уберем свои танки, а они последуют нашему примеру". Конев так и сделал. Потом он сообщил: "Действительно, как только наши танки ушли, через 20 минут американские танки тоже развернулись и скрылись из глаз". Это явилось признанием де-факто закрытия границы и разделения Берлина на две части: западную, капиталистическую, и восточную, социалистическую. Все это тогда очень обыгрывалось в печати. Западные газеты подняли шум, публиковали всяческие протесты и осуждения, но факт остался фактом. Потом, кажется, происходили какие-то нарушения границы некоторыми гражданами ГДР, некоторые пытались убежать, и кое-кому это удавалось. Мне докладывали, что какая-то группа лиц на грузовом автомобиле сбила шлагбаум и проскочила в Западный Берлин. Чтобы такого не повторялось и нарушители не прорывались насильственным путем (иначе через такой контроль могли бы убежать и разведчики, которым угрожал арест), границу следовало укрепить. И я сказал: "Это не контроль. Такие нарушения дискредитируют тех, кто охраняет границу, показывают, что те не умеют ее охранять". Были приняты новые меры, но мы все же сомневались, смогут ли восточные немцы строго контролировать границу. Могла сложиться ситуация, когда нужно будет применить оружие, а немцу стрелять в немца тяжело. Мы высказывали свои сомнения, и ГДР нам ответила так: "У вас столько лет шла гражданская война, русские сражались против русских. И не только с вашей стороны воевал трудовой народ. Те, кто воевал на стороне белой армии, были введены в заблуждение, их вели генералы и офицеры, а вы в них стреляли. Почему же вы думаете, что немцы не понимают классовой борьбы? При выполнении воинского долга, защищая свою социалистическую республику, у нас не дрогнет рука". Так оно и произошло. И сейчас случаются инциденты, но войска ГДР воспитываются на марксистско-ленинском учении, понимают классовую сущность дела и твердо стоят на охране границ своего социалистического отечества. Спустя какое-то время по закрытым каналам, а иной раз в ходе бесед. Запад стал высказываться, что сложившуюся ситуацию не изменить, надо признать границу де-факто и далее не накалять наших отношений. Американцы отозвали Клея. Как только это произошло, я предложил отозвать Конева. Если говорить образно, то мы сделали обратный ход конем и переставили его на московскую землю. Американские войска, мобилизованные для усиления гарнизона, тоже были отозваны из Западного Берлина. Таким образом, восстановилось статус-кво. Вот первые последствия нашей неудовлетворительной встречи с Кеннеди в Вене. Можно сказать, что он потерпел поражение. Или ему нужно было бы начать военные действия против нас. Но это вообще неразумно. Он как умный человек понимал, что риск слишком велик. Да и не было особого смысла рисковать. А мы поставили Запад перед свершившимся фактом. Наши бывшие союзники по войне против гитлеровской Германии вынуждены были проглотить эту горькую пилюлю.
   Примечания (1) ФУЛБРАЙТ Дж. У. (р. 1905) - сенатор в 1945 - 1974гг., возглавлял Комитет по иностранным делам сената в 60-е годы. (2)10 февраля 1962 г. Ф. Г. Пауэрса обменяли на осужденного в США за шпионаж советского разведчика полковника КГБ Р. Абеля. (3) КЕННЕДИ Дж. Ф. (1917 - 1963) - офицер флота в 1941 - 1945 гг., конгрессмен в 1947 - 1961 гг., был избран 35-м президентом США в 1960 г., вступил в должность 20 января 1961 г. (4) 2 июня 1961 г. (5) PACK Д. (род. в 1909 г. ) - с 1946 г. официальный помощник военного министра США, с 1947 г. начальник управления в государственном департаменте, с 1949 г. зам. заместителя государственного секретаря, с 1950 г. помощник госсекретаря, с 1952 г. президент фонда Рокфеллеров, с 1961 г. государственный секретарь, с 1970 г. работал в университете штата Джорджия. (6) В 1948 г. советские оккупационные власти прервали наземное сообщение Западного Берлина с ФРГ. Бывшие союзники СССР по второй мировой войне организовали "воздушный мост" для связи с Западным Берлином. В том же году его блокада была отменена. (7) Возникшие после второй мировой войны четырехсторонняя межсоюзническая комендатура и единый магистрат Большого Берлина прекратили существование к началу 1948 г. (8) БРАНДТ В. был федеральным канцлером в 1969 - 1974 гг. (9) Речь идет о Венгерской революции 1848 - 1849 гг. Российская армия участвовала в ее подавлении с мая по август 1849 г. (10) Президентом был (от Социалистической партии) А. Шерф, федеральным канцлером (от Народной партии) - А. Горбах. (11) ЯКУБОВСКИЙ И. И. (1912 - 1976) - Маршал Советского Союза с 1967 г., был в 1957 - 1965 гг. первым заместителем главнокомандующего и главнокомандующим Группой советских войск в Германии. (12) УЛЬБРИХТ В. (1893 - 1973) был в ту пору первым секретарем ЦК Социалистической единой партии Германии и председателем Государственного совета ГДР. (13) ПЕРВУХИН М. Г. (1904 - 1978) являлся послом СССР в ГДР в 1958
   1962 гг.
   КАРИБСКИЙ КРИЗИС
   Хотел бы рассказать, что такое Карибский кризис. Эти события 1962 г. возникли при следующих обстоятельствах. Когда Фидель Кастро добился победы и вступил со своими войсками в Гавану, мы в СССР, собственно говоря, еще не знали, какое политическое направление будет принято победителями. Знали, что в движении, возглавляемом Кастро, участвуют отдельные коммунисты-одиночки, но Компартия Кубы в целом не контактировала с ним, и секретарь ЦК Компартии Кубы даже вышел из партии, чтобы уйти партизанить в горы вместе с Кастро(1). Когда повстанцы заняли Гавану(2), мы пользовались материалами только газет и радио. Слушали, что передавалось из самой Кубы и что говорили о ней другие. Положение было очень неясным. Фидель оставил тогда одного из близких ему деятелей президентом Республики Куба(3). Этот человек нам был совершенно не известен. Кроме того, Куба официально наше государство не признавала, и долгое время у нас с нею никаких дипломатических связей не существовало(4). Наши люди, которые занимались Латинской Америкой, начали теперь выезжать на Кубу. Раньше они знали лишь некоторых кубинских деятелей, в частности, брата Фиделя(5) - Рауля Кастро. Как-то случайно один наш товарищ плыл вместе с ним в Мексику на одном корабле. Этот товарищ потом мне рассказывал, как они познакомились, беседовали, а потом Рауля в Мексике, на глазах у нашего товарища, задержали и арестовали. Основываясь на данных, полученных по разным каналам, мы знали, что Рауль Кастро - коммунист. Но считалось, что он свои убеждения якобы скрывает от брата; тот вроде бы о них не ведает. Гевара(6) тоже был коммунистом, как и некоторые другие сподвижники Фиделя. Но все это были слухи, а официальные связи с ними у нас еще не наладились. Дальнейшие события развивались быстро. Мы решили в ту пору послать в США Микояна, в качестве "гостя нашего посла", для установления неофициальных связей с американским деловым миром. Анастас Иванович бывал там еще до войны, и у него сохранились какие-то личные связи. Мы верили, что, когда Микоян появится в Вашингтоне, там найдутся люди из деловых кругов, которые захотят установить с нами контакты. В любом случае мы хотели почувствовать, какие там существуют веяния. Главное, хотели выяснить перспективы развития торговли с США. Когда Микоян находился в США, Фидель пригласил его посетить на обратном пути Кубу. Микоян поехал туда, посмотрел, поговорил. Но и только. Ведь у нас дипломатических отношения с Кубой не было, и Кастро пока придерживался в отношений нас осторожной политики. Характерным для обстановки на Кубе в то время и для роли Фиделя был, например, такой анекдот. Кубинское революционное руководство попало на небо. Вышел к ним апостол Петр и велел всем построиться, затем сказал: "Коммунисты, три шага вперед!". Вышел Гевара, вышел Рауль, еще кто-то, а все остальные стоят на месте. Тогда Петр крикнул Фиделю: "Эй, ты, большой, а ты не слышишь, что ли?". То есть считали, что Фидель - коммунист, а на небесах он себя вовсе не считал коммунистом и полагал, что услышанная команда к нему никакого отношения не имеет. Вот характерное явление для Кубы того времени. Вскоре у нас были установлены дипломатические отношения с Кубой(7), и СССР направил туда свою делегацию. Кубинцы вынуждены были обратиться к нам за помощью: американцы лишили их нефти, их главного источника энергии. Жизнь на острове едва не замерла, и нам пришлось срочно организовать доставку нефти на Кубу. По тем временам это была довольно трудная задача: у нас не имелось достаточного количества танкеров или других подходящих морских посудин, и нам пришлось срочно мобилизовывать из числа действующих в ущерб уже шедшим перевозкам, а также закупать и заказывать танкеры, чтобы обеспечить Кубу нефтепродуктами. Тогда итальянцы продали нам много танкеров. На этой почве возник даже конфликт Италии с США: американцы обвинили Италию в том, что она "не проявила солидарности". Этот случай свидетельствует и о взаимоотношениях между капиталистическими странами: если можно заработать, то никакая солидарность особенно во внимание не принимается. Когда у нас установились дипломатические отношения с Кубой, мы направили послом туда профессионального дипломатического работника С. М. Кудрявцева. Кроме того, там находился "журналист" из ТАСС Алексеев, особый сотрудник(8). Фидель и особенно Рауль Кастро сразу увидели, что это не просто журналист, а представитель определенного ведомства. Они установили с ним доверительные отношения. Когда им что-либо было нужно, то они чаще обращались прямо к Алексееву, чем к послу. Алексеев сейчас же связывался с Центром и сообщал нам о нуждах Кубы. Посол же повел себя нескладно. Обстановка на Кубе накалялась, начали уже "постреливать", и он потребовал, чтобы ему предоставили особую охрану. Кубинское руководство - бывших партизан - это удивляло и раздражало: они-то представляют собой, пожалуй, более выгодную мишень для врагов революции, а ходят без охраны; наш же аристократ-коммунист требует для себя каких-то особых условий, которые абсолютно исключили бы для него возможность неприятностей. Когда мы увидели, что это ведет к ухудшению наших взаимоотношений, то отозвали оттуда посла. Такой человек не годился для революционной Кубы. Новым послом решили утвердить Алексеева(9), к которому кубинские товарищи уже привыкли, хорошо его узнали и которому доверяли. Он в их глазах был "своим". Значит, выбор окажется удачным. Дальше - больше! Кастро повел себя завзятым коммунистом. Так он себя еще не именовал, но коммунистов стали привлекать к управлению страной. К тому времени президент, которого назначили прямо на митинге после занятия Гаваны, сбежал в США(10). Причиной послужила начавшаяся национализация предприятий и конфискация имущества американских богатеев. Затем стали ограничивать помещиков. Там имелись очень крупные латифундии. Тут сразу многие из тех, кто прежде боролся вместе с Кастро и приветствовал его как человека, который возглавил борьбу за независимость и изгнание Батисты, отвернулись от революции, ибо многие, сражавшиеся рядом с Кастро, не хотели больших социальных перемен на острове. Им надоел продажный режим Батисты, и они выступили против него, но у них и в мыслях не было изменить общественный строй на Кубе. Им нужен был новый "свой человек", будь то Батиста, Кастро или кто-либо еще, безразлично кто. Американцы на первых порах тоже рассматривали Кастро именно так и считали, что капиталистические устои на Кубе нерушимы. А когда Кастро заявил, что Куба стала на путь строительства социализма, время было уже упущено и организованных сил, которые дрались бы за интересы США на Кубе, не существовало. Поэтому для них оставался теперь единственный выход - вторжение извне. Между тем кубинцы попросили у нас вооружения. Мы передали им танки, артиллерию, послали своих инструкторов. Кроме того, отправили зенитные пушки и несколько самолетов-истребителей. В результате Куба довольно солидно вооружилась. Главным недостатком кубинской армии было отсутствие у нее должного боевого опыта. Танками они вообще не умели пользоваться. Из опыта партизанской борьбы им было знакомо лишь личное оружие: карабин, автомат, граната, пистолет. О начале вторжения на Кубу(11) мы узнали из сообщений зарубежных радиостанций. Какими силами и кто вторгся, мы не знали. Кубинские ли это заговорщики или сами американцы? Мы считали, что при всех случаях и под любой маркой, но вторжение обязательно должно быть с участием американцев. Фидель быстро мобилизовал свои силы и довольно легко отделался, разгромил контрреволюционеров(12). Американцы слишком доверились заговорщикам, полагая, что при помощи их оружия эти кубинцы справятся с Кастро, но просчитались. После победы Фиделя мы усилили помощь Кубе: давали ей столько вооружения, сколько кубинцы могли освоить. Вопрос стоял тогда не о количестве или качестве оружия, а о наличии кадров, которые могли бы владеть современным оружием. Когда еще не были разгромлены силы вторжения, Кастро выступил с декларацией, что Куба пойдет по социалистическому пути(13). Нам это было не совсем понятно. Ведь это не способствовало консолидации в тот момент более широкого круга сил против вторжения и сразу отбрасывало от Кастро людей, которые лично выступали против социализма. Тогда раздавались отдельные голоса, что Кастро сделал это заявление потому, что, видимо, сам не очень-то верил, что одержит победу над вторгшимися контрреволюционерами, и ему хотелось, если уж погибнуть, так "с музыкой". Конечно, с точки зрения личной храбрости его действия были правильными. Но с точки зрения тактики этого не следовало делать. И все же он победил, разбил контрреволюционеров, взял часть их в плен. Мы приветствовали эту победу, но были уверены, что тут - только начало, что американцы не успокоятся. Американцы доверились кубинским эмигрантам, эмигранты были разбиты. Они не откажутся от повторения агрессии, но это станет повторением на новой основе. Они учтут уроки поражения и переорганизуются. Между тем в Европе разразился Берлинский кризис(14). Наши отношения с США сильно накалились. Однако президент Кеннеди предпринимал со своей стороны шаги, чтобы нам как-то договориться. Правда, договориться на американской основе. Он считал, что в такой основе наших отношений должен лежать, как он говорил мне в Вене, статус-кво. Мы тоже стояли на позициях статус-кво (имею в виду наше правительство и Центральный Комитет партии). Дело заключалось в том, что понимание этого статус-кво у нас различалось. Я, например, считал, по статус-кво распространяется только на нерушимость границ при военном вмешательстве одного государства в дела другого. А президент Кеннеди распространял статус-кво и на внутренние порядки в каждом государстве. Я ему сказал, что это просто немыслимо: "Вы хотите, чтобы мы с вами, договорившись, обеспечили всюду господство эксплуататоров? Политическое устройство - это же внутренний вопрос. Вы же сами, США, освободились войной от колониальной зависимости и упорно воевали с Англией. А теперь вы хотите, чтобы как раз в таких случаях, в каком вы вели войну против Англии за свое освобождение, мы выступали на стороне реакции? Это же немыслимое дело". Уже имелись исторические примеры несостоятельности такого подхода. Возник когда-то в Европе Священный союз(15), но он ничего не смог предотвратить и потом распался. Нас больше всего беспокоил тогда Берлин, а также Куба. Это были основные точки, где мы чувствовали возможность столкновения. В Берлине возможно было прямое столкновение. Нужно сказать, что там американцы при выполнении своих договорных обязательств вели себя довольно лояльно. Но они требовали, чтобы и мы не нарушали их. Это было вызвано тем, что там они были более уязвимы, чем мы, потому что связь с Западным Берлином(16) должны были держать через территорию, занятую советскими войсками, на которой образовалось новое немецкое государство ГДР, развернувшее строительство на социалистических началах. Мы все делали, что было в наших силах, чтобы не допустить войны, но и чтобы Западный Берлин одновременно высвободить из-под военного влияния западных стран, чтобы не находились там их гарнизоны.