Наконец вдова Саффиан пошевелилась, встала с колен и одернула юбки. И все вслед за ней, к облегчению Лайама, тоже зашевелились и встали.
   - Идемте же, господа, - сказала женщина, очень буднично и деловито. Утро уходит.
   Несмотря на столь явно выказываемое стремление поскорее заняться делами, в тюрьму вместе со всеми вдова не пошла.
   - Встретимся позже, - бросила она Куспиниану и, не выпуская корзинки из рук, торопливо зашагала к следующему крылу пантеона. Служанка побежала за ней. Эдил только кивнул и через лабиринт узких улочек повел квесторов прочь от храма. После непродолжительного молчания Эласко решился задать вопрос, который уже вертелся у Лайама на кончике языка.
   - Прошу прощения, господа, - смущенно заговорил юноша, - но не объяснит ли мне кто-нибудь, куда направилась госпожа Саффиан?
   Похоже, молитва подействовала на уоринсфордского квестора благотворно. Глаза его обрели прежнюю живость, на щеки вернулся румянец.
   Проун презрительно фыркнул.
   - В другое святилище, юноша, куда же еще?
   - К Лаомедону, - счел нужным добавить Куспиниан. - Почтить память мужа.
   Упоминание о покойном председателе ареопага заставило всех примолкнуть. Лайам, никогда не встречавшийся со столь безвременно почившим саузваркским ученым, вновь задумался о стойкости характера женщины, понесшей такую утрату, и о том, с какой бездной отчаяния приходится ей справляться.
   "Ведь все, что она делает, напоминает о нем и добавляет боли!"
   "Мастер, у тебя книга торчит из кармана", - невозмутимо сообщил Фануил, восседавший на плече своего господина.
   Лайам с ужасом посмотрел на карман. Краешек "Демонологии" действительно был виден. Он торопливо прикрыл его клапаном и повернулся к дракону.
   "Придется сыскать для нее местечко получше".
   "Да уж, придется".
   Проун увивался вокруг эдила, и Лайам одарил его спину рассерженным взглядом.
   "Представляешь, этот говнюк так ничего мне и не сказал!"
   "Может быть, он ничего не слышал об этом запрете?"
   - Ха! - возмутился вслух Лайам и тут же покраснел, испугавшись, что его спутники обратят на это внимание, но те были слишком погружены в свой разговор.
   "Нет, тут дело в другом. Скорее всего, он надеется, что я вдруг вытащу ее принародно, чем дам ему повод взять меня под арест".
   "А зачем ему это?"
   "Да затем, что он задница и засранец!" - подумал Лайам, но доводить эту мысль до Фануила не стал.
   Они уже выбрались из мешанины улочек на широкую набережную и теперь шли по дощатому тротуару вдоль мутной реки, кишевшей судами всех размеров и видов - тут были баржи и галеоны, баркасы и лихтеры, плоты и даже древние коракли, сплетенные из ивовых прутьев. Путь их пересекали длинные молы. На многих из них кипела работа: суда загружались и разгружались, по крепким - в фут толщиной - балкам настила грохотали колеса несчетных запряженных волами телег. Чайки, отчаянно сражаясь за груды зловонных объедков, немолчно вопили, их вопли смешивались с криками погонщиков и руганью грузчиков, одуревших от беготни.
   Вдоль набережной - в отдалении от реки - тянулись дощатые склады, перемежаемые лавчонками и винными погребками, в двух кварталах южнее виднелись два больших каменных здания. Фасады обоих украшали штандарты красный и серый, они трепыхались и хлопали на свежем ветру.
   Люди узнавали Куспиниана, предупредительно перед ним расступаясь, склоняя головы и торопливо отводя взгляды, некоторые с заискивающими улыбками бормотали что-то вроде приветствий. Эдил царственно им кивал, но ответом не удостаивал, трое квесторов также помалкивали и, как привязанные, тащились за великаном. Лайаму поначалу нравилось находиться в центре внимания, но постепенно он стал мрачнеть. Будучи всего лишь начальником городской стражи, Куспиниан шествовал по Уоринсфорду, как герцог, и раболепие окружающих нисколько его не смущало.
   Краем глаза Лайам поймал пристальный взгляд Эласко и поспешил согнать с лица хмурое выражение. Он показал на строение, к которому они уже подходили.
   - Это здание герцогского суда?
   Вдоль всего фасада строения, сложенного из серого камня, шла длинная галерея, под сводами которой сновали озабоченные торговцы, вымазанные чернилами клерки и не в меру серьезные мальчишки-курьеры.
   - Нет, квестор, - ответил Эласко. - Это Фискальный замок, где взимают пошлины и налоги. Его выстроили недавно, в последние три года. - Он улыбнулся и кивком пригласил собеседника перевести взор. - А там тюрьма. Мы зовем ее Водяными Вратами, поскольку она размещается в бывшей крепости, охранявшей город с речной стороны. - Деревянный настил набережной возле тюрьмы сменился брусчаткой, переходящей в ступени, спускавшиеся прямо к мутной воде. - Раньше умели строить крепости, а?
   Лайам согласно кивнул, разглядывая черную каменную громаду с бойницами вместо окон, перечеркнутыми жирными линиями решеток. Куспиниан первым подошел к узенькому проходу под внушительной аркой, в теле которой также темнели щели бойниц. Стража отсалютовала ему, и эдил с довольным видом шагнул в угрюмый проем. Туннель вывел во дворик, такой маленький, что четверым мужчинам тут же сделалось в нем тесновато. Гостиничный номер, где ночевали Проун и Лайам, по площади его едва ли не превосходил. Черные стены, в каждую из которых была вмонтирована окованная железом дверь, убегали ввысь - к квадратику синего неба.
   - Отлично, - сказал эдил. - Здесь наши пути разойдутся. Мы с квестором Проуном отправимся к его жуликам, а Уокен проводит вас, квестор Ренфорд, к убийцам. Не робейте и помните, вам всегда готовы помочь. - Он повернулся на каблуках, махнул рукой Проуну и толкнулся в правую дверь. Та отворилась, потом захлопнулась, и Лайам с Эласко остались одни.
   - Нам сюда, - сказал юноша, шагнув к двери, что находилась напротив. Он постучал по железу костяшками пальцев - чуть, видимо, резче, чем следовало, ибо недовольно скривился и подул на ушиб.
   Дверь неохотно приотворили, хмурый стражник долго изучал посетителей, пока, наконец, не решил, что их можно впустить. Войдя, оба квестора очутились на небольшой площадке, от которой и вверх и вниз уходили ступени. Эласко, возмущенный заминкой, бесцеремонно отобрал у стражника связку ключей, потом велел тому вздуть огонь в фонаре и принести в нижнюю камеру кресла, после чего чиновники двинулись вниз.
   Когда на каменных стенах заблестели бусинки влаги, а длинный нос Лайама повело от запаха гнили и плесени, он понял, что находится под рекой. Его передернуло от этой мысли, но лестница все не кончалась, а воздух вокруг становился все более сырым и промозглым. Он провел по стене рукой и быстро ее отдернул - та сплошь обросла какой-то слизистой дрянью. Лайам почувствовал, что изрядно продрог, ему сделалось жутковато.
   От лестницы расходились два коридора. Один был совершенно темным и походил на разверстую пасть гигантской змеи, в конце другого мерцал огонек. Лайам побрел за Эласко на свет вдоль вереницы пустых незапертых камер, в одной из которых сидел закованный в цепи скелет.
   - Очаровательное местечко, - пробормотал Лайам. В выбоинах пола маслянисто поблескивала какая-то жижа. Он оступился, под ногами отвратительно хлюпнуло.
   - Прошу прощения, квестор!
   - Ничего страшного.
   Действительно ничего, если бы не ужасающее зловоние.
   "Напоминай мне почаще, что в Уоринсфорде законов лучше не нарушать!" велел он Фануилу.
   Свет исходил из камер в конце коридора. В первой лежал и раскатисто храпел какой-то босяк, во второй шла игра в кости. Игроки даже не покосились на проходящих мимо людей. Эласко направился к третьей - последней - решетке.
   - Просыпайтесь, господин Хандуит,- негромко сказал он и звякнул ключами. - Суд приступает к дознанию!
   5
   По стенам камеры стекали струйки воды, собираясь внизу в лужицы, но если ложем для заливисто храпевшего босяка, равно как и для моряков, играющих в кости, служил голый пол, то здесь по крайней мере имелась кое-какая мебель - две шаткие койки, простой стол и два табурета.
   Эльзевир Хандуит уже стоял возле решетки. Он кутался в долгополый плащ, шея его была обвязана длинным шарфом, а голову покрывала бесформенная шапчонка с ушами. На вытянутом изможденном лице заключенного застыло страдальческое выражение, вислый нос почти касался губ, а большие водянистые глаза следили за каждым движением уоринсфордского квестора.
   - Наконец-то, наконец-то, - все бормотал он, пока юноша возился с замком, потом рванулся к распахнутой двери и упал на колени. - Господин судья, господин судья, сжальтесь, сжальтесь над нами, боги знают, что мы невиновны...
   Тут он увидел Фануила и, поперхнувшись, умолк.
   - Познакомьтесь, господин Хандуит. Это квестор Ренфорд, - произнес веско Эласко. - Он пришел узнать у вас правду. И у вас, сударыня, также. Тон юноши был суров, но к концу фразы смягчился.
   Ровиана Хандуит лежала на одной из коек, выглядывая из-под вороха одеял. Лицо ее было слегка синеватым, она непрестанно покашливала.
   - Квестор, - прошелестела женщина и вновь зашлась в приступе сухого надрывного кашля. Высунувшаяся из-под одеяла рука слабо махнула Лайаму.
   Муж ее между тем снова обрел дар речи.
   - Видите ли, господин квестор, моя жена больна, тяжело больна! Я просил, чтобы нас перевели куда-нибудь, где посуше, но...
   - Еще денек потерпите, - рассудительно заметил Эласко. - Сессия начинается завтра.
   - Умоляю вас, квестор, сделайте что-нибудь для моей несчастной жены!
   И Эльзевир, и Эласко выжидающе посмотрели на Лайама, но ему нечего было сказать. Содержать больную женщину в такой сырой и холодной камере! Он просто не мог в это поверить.
   "Она подозревается в убийстве, напомнил ему Фануил, и Лайам сморгнул, вспомнив, зачем он здесь. - И ждать ей осталось сутки, не больше".
   - Да,- наконец произнес Лайам, не сводя глаз с несчастной. За день-полтора она не умрет - по крайней мере, на это можно надеяться, - а руки ее так или иначе обагрены кровью торговца. В соседней камере по камням со стуком прокатилась игральная кость, и один из моряков выругался. Лайам встряхнулся и повернулся к Хандуиту.- Да. Всего денек еще потерпите, господин Хандуит. А пока я попрошу вас задуматься о другом. О преступлении, в котором вас обвиняют.
   Надежда в глазах Хандуита сменилась таким горьким разочарованием, что Лайам почувствовал себя совершенной скотиной, а звук свистящего кашля и вовсе его доконал. Возможно, чуть позже он сумеет добиться, чтобы к несчастной вызвали лекаря, или сам пришлет ей какие-нибудь лекарства.
   - Обвинения весьма серьезны, - сказал он нарочито суровым тоном, чтобы приглушить в себе жалость, потом достал из кармана бумаги и для убедительности по ним постучал. - Согласно этим вот документам, ваша вина может считаться доказанной. Вы вместе с вашей супругой были застигнуты на месте преступления. Демон, вызванный вами, убил вашего брата. Что вы можете на это сказать?
   У Лайама имелись вопросы и посущественнее, но ему нужно было с чего-то начать.
   - О, - простонал Хандуит, - все это так, господин Ренфорд, но истолковано в корне неверно. Мы не замышляли убийства, клянусь! Мы всего лишь пытались заглянуть в будущее, дурным, правда, способом, господин, очень дурным. Мы знали, что поступаем плохо, но никак не думали, что можем причинить кому-нибудь вред! И в результате мой брат погиб, и мы теперь наказаны уже одним этим, разве это не достаточное наказание, господин?
   - Значит, вы не хотели, чтобы демон убил вашего брата?
   - Господин мой, как можно так говорить? Я любил его всем своим сердцем! И жена моя хворает сейчас вовсе не потому, что в этой дыре нездоровый воздух, о нет, она занедужила от боли сердечной, ведь она тоже очень нежно любила его!
   - И вы собирались всего лишь устроить что-то вроде небольшого гадания? - Южная велеречивость обычно Лайама раздражала, но сейчас тягомотные стенания Хандуита давали ему время подумать.
   - Именно так, мой господин, именно так, но как же мы высоко возносились в гордыне своей и как низко пали! И если бы только возможно было повернуть время вспять...
   - О чем вы намеревались спрашивать демона? - перебил его Лайам.
   Хандуит дважды моргнул.
   - Господин?
   - Что вы хотели узнать? Вы ведь вызвали демона, чтобы он что-то вам рассказал. Значит, у вас были к нему вопросы.
   Хандуит вытаращил глаза, быстро переводя взгляд с одного посетителя на другого.
   - Не молчите же, господин Хандуит, - сказал Лайам. - Вы вызвали демона, чтобы о чем-то его расспросить, и уж, конечно, должны знать, о чем же.
   - Г-господин, - заикаясь произнес Хандуит, не находя слов для ответа.
   - О корабле, - прошептала Ровиана Хандуит, и мужчины удивленно к ней повернулись. Ее рука снова выскользнула из-под покрывал, и она слабо ею махнула. - О том корабле, дорогой, которого мы так ждали... - Слова больной заглохли в приступе тихого кашля, и Хандуит, присев на кровать, закрыл рот супруги ладонью.
   - Не надо так напрягаться, милая, - сказал он, затем повернулся к Лайаму. - Она права, господин. Мы хотели узнать о корабле, в который вложили все наши деньги. Корабль все не возвращался, и мы отчаялись в своих ожиданиях, ведь все зависело от его возвращения, господин. Наше будущее, наши надежды, а кредиторы уже не давали житья. Конечно же, нам, господин мой, хотелось узнать, когда вернется корабль, конечно же, и это должно быть понятно.
   - Как называется судно?
   - Что, господин?
   Тут появился стражник с креслами, затребованными Эласко, и принялся их устанавливать. Лайам какое-то время сердито глядел на поднятый им кавардак. Когда он вновь повернулся к постели, Хандуит выпалил:
   - "Тигр", господин мой, он приписан к фрипортскому Дордрехту. Он перевозит пряности, господин.
   Лайам нахмурился. Морские волны бороздили сотни "Тигров", перевозящих пряности, и многие их владельцы проживали в свободных портах. Однако, хотя самочувствие госпожи Хандуит внушало ему тревогу, неуверенность в ответах ее мужа убеждала его в виновности обоих супругов.
   - Судно уже вернулось?
   - Увы, нет, господин мой, я боюсь, что оно пропало, а с ним погибли и все наши надежды.
   - Все? Разве ваш брат тоже вложил в него деньги?
   - Н-нет, господин, нет.
   - Насколько я знаю, он был очень богат, - сказал Лайам, изображая искреннее участие.- Теперь, после его смерти, вы унаследуете огромное состояние. Так что причин впадать в отчаяние у вас вроде бы нет.
   - О, господин мой, - запротестовал Хандуит, поднимаясь на ноги,- даже если правда восторжествует и нас оправдают, мы скорее пойдем просить милостыню, чем притронемся к этим деньгам! Они в крови, а мы, пусть и невольно, послужили причиной тому, что она пролилась. Это будет несправедливо.
   Лайам в конце концов сел в кресло, принесенное стражником, знаком пригласив присесть и Эласко. Затем он помог Фануилу спуститься со своего плеча на относительно сухой пятачок пола.
   - Это похвально, хотя, если решением ареопага вина с вас будет снята, я посоветовал бы вам принять наследство, чтобы потратить часть его на поправку здоровья вашей супруги. - Он повернулся к Эласко.- Покойный Элдин Хандуит оставил завещание?
   - Н-нет, - ответил застигнутый врасплох молодой квестор. - Думаю, нет.
   - Стало быть, вы становитесь наследником всех его денег, - продолжал Лайам, снова повернувшись к Хандуиту. - Равно как, полагаю, и его дома. Это ведь был его дом?
   - Да, господин, ему его завещал наш отец.
   Лайам, вытянув ноги, устроился поудобнее.
   - Вы ладили с ним? Ваша совместная жизнь была... ну, мирной?
   Хандуит энергично закивал.
   - Да, да, господин! Братьев дружнее, чем мы, вряд ли удалось бы сыскать и во всем белом свете!
   - Тогда весьма удивительно, что судьба пропавшего корабля вас так волновала. Ваш брат наверняка не оставил бы близких в беде. Вы ведь могли рассчитывать, например, на долгосрочную ссуду.
   И снова Хандуит не нашел, что сказать, и снова больной пришлось выручать тугодума.
   - Нет... о ссуде и речи быть не могло,- прошептала она. - Эльзевир... ну же, скажи им...
   Хандуит поморщился, потом потупился, словно чего-то стыдясь. Затем с великой неохотой заговорил:
   - Элдин... очень не любил давать деньги взаймы и... и не одобрял операций с товарами вроде специй и пряностей. Ему казалось зазорным торговать предметами роскоши. Он был в своем роде человеком оригинальным и всегда стоял на своем. - Хандуит поднял взгляд. В глазах его стояли слезы. И все-таки - он был моим братом! Он содержал нас и кормил, мы жили под одной крышей! И жили бы дальше, если бы эти пергаменты не попались нам на глаза! О, не в добрый час все это случилось, нет уж, не в добрый!
   - Эльзевир! - резко крикнула госпожа Хандуит и тут же зашлась в приступе кашля.
   Лайам заинтересованно подался вперед.
   - Какие пергаменты?
   - Да эти треклятые наставления, вводящие добрых людей в соблазн! Он купил их у книготорговца, целую кипу. Тот вроде бы распродавал библиотеку какого-то чародея, и хотя я отговаривал его, господин, он уперся, он все равно их приобрел. Элдина так и тянуло ко всяким магическим штучкам... хотя сам он никогда никакой магией не занимался, клянусь вам, мой господин, никогда!
   - Значит заклятие, которое вы применили, считано вами с этих пергаментов?
   - Да, господин. Элдин держал их под замком, но как-то раз он оставил шкатулку открытой. Ах, и зачем я зашел тогда в его кабинет!
   Памятуя о наставлениях вдовы Саффиан, Лайам спросил:
   - А вы случайно не знаете, у какого книготорговца ваш брат их приобрел? Может ли тот подтвердить факт покупки?
   Хандуит склонил голову.
   - Да, знаю. Это Релли из Монетного переулка, где сидят заимодавцы.
   - И который уже месяцев пять как умер, - скептически заметил Эласко. Великолепный свидетель, не так ли, господин Хандуит?
   Хандуит негодующе задрал подбородок.
   - Нет, господин! Если бы он был жив, он подтвердил бы, что эти листы принадлежат моему брату и что я не покупал их и не хотел причинить моему брату вреда!
   Лайам откашлялся.
   - Давайте пока что оставим книготорговца в покое и вернемся к истории с заклинанием. Вы нашли его среди бумаг вашего брата, и что же? Вы скопировали его?
   - Да, господин,- ответил Хандуит. Негодование в его голосе сменили нотки раскаяния. - Я украл один лист и переписал то, что было на нем написано, а затем положил назад без ведома Элдина. Я был в отчаянии, господин. "Тигр" все не возвращался, наше состояние висело на волоске, и я жаждал получить хотя бы лучик надежды.
   "Врет он или не врет?" - мысленно вопросил Лайам, покосившись на фамильяра.
   - И что же, такое серьезное наставление помещалось всего на одном листе?
   - Да, господин. Казалось, что этот лист откуда-то вырван, потому что один его край был неровным. И там говорилось только о том, как вызвать демона и как получить у него ответ на вопрос! Клянусь вам, там не было и намека, что этот демон может кого-то убить!
   "Возможно, лист вырвали из учебника, подобного твоему? - предположил Фануил. - Там большинство наставлений умещается на странице".
   - Итак, вы произнесли заклятие, - продолжал Лайам, - и тут появился демон?
   - Огромная страшная тварь, - произнес Хандуит, содрогнувшись.- Она не ответила нам, а сразу же бросилась прочь из подвала. И ворвалась в комнату Элдина.
   - Стражникам, как вы знаете, пришлось высаживать дверь в спальню вашего брата, - указал Лайам, стараясь сдержать порыв торжества. - Как же, по-вашему, демон туда проник?
   Слезы, ручьем заструившиеся из глаз Хандуита, пристыдили его.
   - Если бы я знал, господин мой! Лучше бы эта тварь меня растерзала!
   Еще раз прокашлявшись, Лайам дал заключенному время собраться с мыслями.
   - Демон уволок с собой мелок, кошку и листок с заклинанием?
   - Да, - всхлипнул Хандуит.
   "Если демон ускользает из круга, он старается уничтожить заклинание, чтобы его не могли вызвать снова, объяснил Фануил. - Но тогда он попытался бы уничтожить и самого заклинателя. А вот забирать с собой мел и кошку смысла нет".
   Однако в остальном все концы в рассказе Хандуита сходились. И без пособия по демонологии подкопаться под его показания было бы трудно. Однако, к счастью, оно под рукой, и простое сравнение чертежей должно выявить правду. Конечно, лучше было бы иметь перед глазами воровскую копию наставления, но раз уж демон ее уволок, то придется обойтись тем, что есть.
   - Ладно, господин Хандуит, осталось еще лишь одно уточнение. Не можете ли вы описать пентаграмму, которую начертили?
   Хандуит застонал.
   - О нет, господин, и рад бы, но не могу! Я выжег из памяти все, что касается той страшной ночи, да и происходило это уже так давно...
   "Спроси, где он стоял - внутри или за пределами круга!"
   Хандуит продолжал говорить что-то, но Лайам его не слушал, сосредоточиваясь на подкинутой ему мысли.
   - Ладно-ладно,- остановил он говорящего жестом руки. - Просто скажите, где вы находились - внутри пентаграммы или в стороне от нее?
   Хандуит жалко затряс головой и умоляюще поглядел на жену, которая уже не кашляла, а надсадно хрипела.
   - Не помню, - проскулил он. - Мне так хотелось все это забыть...
   - В стороне, - прохрипела Ровиана. - Ты стоял в стороне, дорогой...
   "Вне пентаграммы находятся в случае вызова предсказателя, чтобы тот не сбежал. А вызывая убийцу, прячутся в круг, чтобы обезопасить себя".
   - Отлично, - сказал Лайам, обращаясь как к своему фамильяру, так и ко всем находящимся в камере лицам. - Думаю, для начала этого хватит. Может быть, вы хотите еще что-нибудь сказать, господин Хандуит? - Он выжидающе посмотрел на заключенного, но тот только покачал головой.
   Госпожа Хандуит зашевелилась на своем ложе.
   - Я... я хотела бы кое-что сказать, господин... Подойдите поближе ко мне. Умоляю.
   Эта тихая фраза стоила ей огромных усилий. Лайам подошел и опустился возле больной на колени. Ладонь его стиснула горячая и трепещущая рука. Задыхаясь, женщина проговорила:
   - Сжальтесь...- Затем разжала пальцы и вновь откинулась на постель.
   "Боги", - подумал он, отходя от страдалицы, к которой тут же бросился Хандуит. Когда Лайама уговаривали присоединиться к ареопагу, никто почему-то не удосужился сообщить, что ему предстоит заниматься отправкой на виселицу смертельно больных женщин. Он подхватил дракончика с пола и кивнул Эласко:
   - Идем.
   Они уже довольно далеко ушли от занятых камер, но ругань моряков все еще провожала их, ей вторил раскатистый храп спящего оборванца. Однако в этой музыке словно чего-то недоставало. И Лайам вдруг понял чего - кашля госпожи Хандуит. Он остановился и затаил дыхание. Ему, конечно же, хорошо было известно, что отнюдь не все женщины хрупки и слабы - он встречал достаточное количество хитрых и кровожадных особ, готовых ради своей выгоды на любую жестокость, однако чувство щемящей жалости к этой несчастной не проходило. И то, как трогательно она старалась поддержать своего мужа, невольно вызывало симпатию к ней и заставляло Лайама стыдиться себя.
   Эласко, остановившийся рядом, произнес понимающим тоном:
   - Вы думаете о его жене? Но тревожиться сильно не стоит. Могу побиться об заклад, она куда крепче, чем Хандуит, несмотря на свои болячки.
   - Мгм,- они двинулись дальше.- Как давно она хворает?
   - Да, почитай, с тех самых пор, как их сюда поместили. Она каждый раз была такая, когда я к ним приходил, и человек, который носит им еду, говорит то же самое. Думаете, председательницу как-то смягчит ее хворь?
   - Не знаю,- честно ответил Лайам. Он слишком мало знал госпожу Саффиан, чтобы ответить. В нем вдруг шевельнулось смутное подозрение. Посчитав его лишь реакцией на свое сострадание, он попытался увести мысли в сторону, но не сумел и, дойдя до лестницы, снова остановился.- А эти моряки - давно ли они там сидят?
   - Да не больше недели. Они убили лодочника и сперли его лодку, так что их в скором времени ждет петля. А что?
   - Можете привести наверх кого-то из них? Всего на пару минут? Мне нужно кое в чем разобраться. - Тот, кто провел неделю в темной дыре, будет на свежем воздухе посговорчивее, и потом, ему не хотелось, чтобы Хандуиты что-то услышали.
   Эласко с любопытством глянул на спутника, но ничего не сказал. Он просто пожал плечами и снова нырнул в коридор. Лайам поднялся по лестнице, кивнул угрюмому стражнику и вышел во двор.
   "О чем думает мастер?" - спросил Фануил.
   "О всяческой ерунде",- ответил он, рассеянно почесывая спинку дракона. Тот с удовольствием выгнулся и выпустил коготки.
   Уж точно - о ерунде. Но подозрение - это такая штука, с которой лучше разделаться сразу, чтобы потом не терзаться. Эласко не мешкал и вскоре привел моряка - помятого ветерана с седой косицей и в грязной рубахе.
   - Вот, - сказал молодой квестор. - Спрашивайте у него, что хотите.
   Моряк сплюнул, кивнул Лайаму и ухмыльнулся во весь рот, радуясь развлечению.
   - Женщина из камеры, что рядом с вашей, очень больна,- начал Лайам, и моряк закивал.
   - Да-да, ваша милость, очень, очень больна.
   - Она много кашляет.
   - Да-да, много, - согласился моряк, обнажив в ухмылке гнилые черные зубы. - Вы же сами слышали, ваша милость, просто жуть берет, как она надрывается!
   - Она все время так кашляет?
   Моряк перестал ухмыляться и растерянно переступил с ноги на ногу.
   - Что, ваша милость? Все время?
   Лайам поставил вопрос по-другому.
   - Ты слышал, чтобы она кашляла ночью?
   - Вот уж чего не знаю, ваша милость, того не знаю. Я ж ночью сплю. Небось и она тоже, - добавил он, не вполне уверенный, сумел ли попасть в точку.
   Лайам сделал еще одну попытку.
   - Кашляет ли она, когда тюремщиков поблизости нет?