Хупер Кей. Эта колдовская ночь...

   Поймет ли она, что ее талант даст ей возможность самой содержать усадьбу?
   Рори знал, что Джейк это прекрасно понимает. Старик, разумеется, был очень рад, но и очень осторожен. Он непременно подождет, пока выставка пройдет, и только потом примет решение относительно продажи Жасминовой усадьбы.
   Рори считал, что должен сам сказать об этом Бэннер, но он также знал и то, что она не поверит ему. Бэннер должна дождаться конца выставки, и тогда она сама все поймет.
   Но как же трудно ждать!
   А как еще она воспримет его участие в этом деле, когда ей все станет известно? Если, конечно, станет известно. Но если нет, то ему самому придется сказать ей об этом. Поверит ли она ему настолько, чтобы понять, что он должен был сделать то, что сделал? Или ее уязвленное самолюбие, не даст ей разглядеть истинные мотивы его поступка? Это был наиболее вероятный вариант развития событий. И Рори это прекрасно понимал. И это больше, чем что-либо иное, придавало ему сил и помогало сохранять спокойствие в последние несколько дней.
   Ему необходимо было убедить Бэннер в том, что она нужна ему. А усадьба здесь совершенно ни при чем.
   Конечно, как только она уверится в том, что сама сможет содержать поместье, Бэннер перестанет подозревать его в том, что ему прежде всего нужна усадьба. Разумеется, нельзя сбрасывать со счетов и того, что, возможно, с его, Рори Стюарта, уходом она все же потеряет поместье, не справившись с непосильным для женщины трудом, каким, несомненно, является управление большим хозяйством. Поэтому Рори собирался сначала сделать так, чтобы усадьба осталась у Бэннер, а уж потом решать их личные проблемы. Он ни за что не хотел причинять ей боль. Но ей нужна была усадьба, а ему — Бэннер. В этом и было все дело.
   Потом он стал размышлять о том, что же для нее важнее — Жасминовая усадьба или он. Интересно, задавала ли она себе этот вопрос? Он не был в этом уверен. Рори знал лишь то, что он любит Бэннер и хочет остаться с ней любой ценой. В то же время он был совершенно уверен в том, что если она согласится выйти за него замуж, то это произойдет только в том случае, если она тоже полюбит его. Никакой другой причины быть не может.
   Рори глубоко вздохнул, потом вдруг громко чихнул и сел на кровати. Он осознал, что жасминовый запах в комнате опять усилился, да настолько, что он вынужден дышать ртом, чтобы не чихать беспрерывно. Нахмурившись, он пристально вгляделся в темноту. Скользя взглядом по дорожке лунного света, которая тянулась от окна к двери, он от изумления проглотил готовый вырваться чих.
   Дверь была открыта.
   Он точно помнил, что закрывал ее, и к тому же знал (сам это проверил), что у двери хороший замок.
   — Сара? — неуверенно окликнул он туманную тень и тут же почувствовал какое-то неспокойное движение — запах жасмина стал еще сильней.
   До крайности заинтригованный, Рори опустил ноги с кровати. Было совершенно ясно, что его гостья чего-то ожидает от него, но он не понимал, что именно он должен сделать.
   — Я не умею читать мысли, — сказал он в пустоту, понимая всю нелепость ситуации. Однако он явно ощутил раздражение и нетерпение, вызванные этими его словами.
   — Мне неприятно это говорить, но, прошу, подай мне какой-нибудь знак, — обратился он к невидимой гостье, про себя думая, что завтра утром он, наверное, посмеется над своим воображением.
   Занавески на одном из окон пошевелились, словно от дуновения ветерка. Нерешительно встав с кровати, Рори подошел к окну. Поскольку в доме были кондиционеры, окно было плотно закрыто, но Рори не позволил себе сейчас задумываться над этим. Он просто раздвинул занавески и внимательно осмотрел залитый лунным светом сад. Потом он повернулся лицом к комнате.
   — Там ничего нет, — сообщил он.
   Рори почувствовал еще большее нетерпение, исходившее от призрака, и увидел, как дверь сначала медленно закрылась, а потом так же медленно открылась опять.
   — Ты хочешь, чтобы я куда-то пошел? — спросил он, вглядываясь в темноту.
   Явное одобрение.
   Рори покорно вышел из комнаты. Он не знал, куда идти, но тут он увидел того, кто непременно проводит его туда, куда нужно. Это был знакомый блондин, еле различимый в темноте. И все же он явно был там, Рори же готов был последовать за ним, не в силах противостоять собственному любопытству.
   Призрачный проводник провел его по ступенькам лестницы вниз, потом вывел в сад, все время держась на таком расстоянии, чтобы Рори не мог разглядеть его как следует. Рори было интересно, почему он все-таки видит блондина, а Сару только чувствует, потом ему стало любопытно, почему это вообще его интересует.
   По-видимому, вся эта ерунда ему только мерещится. Или — в лучшем случае — снится.
   Когда они приблизились к мастерской Бэннер, Рори забеспокоился, увидев, что дверь в домик открыта настежь и везде горит свет. Не обращая больше внимания на своего провожатого, Рори почти бегом направился к мастерской, очень взволнованный тем, что два встревоженных призрака заставили его встать с постели и прийти сюда.
   Войдя в мастерскую, которая выглядела странно пустой, он сразу увидел возле стен сложенные стопкой чистые холсты, а посередине комнаты на мольбертах две картины — портрет блондина и еще одну, которую Рори раньше не видел. На ней была изображена Жасминовая усадьба, и молодой человек явно ощутил безмерную грусть, исходившую от этой картины.
   Однако прежде, чем он успел осмыслить причину этой грусти, он услышал топот копыт и быстро выбежал из домика. Он сделал это как раз вовремя, чтобы увидеть в лунном свете четкий силуэт Сида, который вскачь несся от конюшни через поле, и маленькую согнутую фигурку у него на спине.
   Не раздумывая, Рори бросился к конюшне.
 
   Бэннер слышала крик позади себя, слышала топот копыт. Она чуть было не остановила своего скакуна, но потом передумала и послала его вперед, вцепившись пальцами в его густую гриву и сжав коленями бока. Она не знала, зачем ей захотелось испытывать судьбу, предаваясь бешеной скачке по ночным полям и лугам, с рискованными прыжками через изгороди и ручьи, но она подгоняла и подгоняла своего коня. Сид, у которого в жилах текла кровь арабских скакунов, несся как ветер, едва касаясь копытами земли. Казалось, у него вдруг вырастали крылья, когда он перемахивал через препятствия.
   Бэннер чувствовала, что эта бешеная скачка, это заигрывание с опасностью помогает ей избавиться от груза забот и сомнений, удовлетворить неудовлетворенное желание. Во всяком случае, ей так казалось. Задыхаясь от этой неистовой ночной скачки, она ощущала свободу и жгучую радость жизни.
   Стук копыт позади неотступно преследовал ее, но она не боялась, что ее догонят. Сид и Паж хоть и были кровными братьями, потомками чистокровного скакуна, чемпиона многих заездов, но Сид был все-таки чуточку резвее, да и всадник на нем был полегче. Страсть к бешеной скачке была у него в крови, как, впрочем, и у его наездницы. Рожденный преодолевать преграды и препятствия, он летел, словно птица.
   Бэннер не задумывалась о том, что она может потерять контроль над своим конем до тех пор, пока не попыталась повернуть его в сторону от неясно вырисовывающегося препятствия, которое она не рисковала брать даже при дневном свете, — жуткий забор из четырех перекладин, за которым сразу был крутой обрыв глубиной в несколько футов. На дне этого обрыва протекал довольно широкий ручей.
   Сердце у Бэннер упало. Она поняла, что ей и ее любимому коню не миновать беды, поэтому попыталась еще раз повернуть Сида в сторону от забора. Такой прыжок был не под силу даже ему. Но он уже закусил удила и мчался во весь опор, собираясь совершить невозможное, отказываясь подчиниться даже Бэннер, единственному человеку, которого он когда-либо слушался.
   Бэннер поняла, что бесполезно пытаться остановить или повернуть коня, поэтому она решила спрыгнуть. Она не боялась покалечиться, так как умела падать с минимальным риском для себя. Но ее остановило беспокойство за Сида. Ясно, что он собирается прыгать с ней или без нее, но если она останется, то сможет помочь ему удержаться на ногах, если такое вообще возможно.
   У нее почти не осталось времени, чтобы приготовиться к прыжку. Она бросила поводья, изо всех сил вцепилась в гриву жеребца, стиснув бока коленями, чтобы удержаться у него на спине. Она громко вскрикнула, побуждая коня к прыжку и понимая, что ему сейчас понадобится вся сила и решимость, чтобы прыгнуть достаточно высоко и далеко.
   Как и любое невероятное событие, все произошло за какие-то доли секунды. Оттолкнувшись от земли сильными задними ногами, Сид пролетел над забором с запасом почти в целый фут. Бэннер увидела, как под ними далеко внизу блеснула вода. Тело коня вытянулось в струнку в попытке долететь до противоположного берега.
   Это было невероятно, но передние копыта Сида коснулись земли и зарылись в нее. Он споткнулся, но сильные руки Бэннер не дали его голове опуститься, пока задние ноги не коснулись земли и конь не восстановил равновесия. Это было последнее, что она успела сделать, прежде чем свалилась вниз.
   Сознательно нарушив первое правило наездников и выпустив из рук поводья, она упала на землю и, как заправский каскадер, перекувыркнулась на мягкой траве, смягчившей падение. Она даже не ушиблась. Но тут она вспомнила стук копыт у себя за спиной и похолодела от ужаса.
   В следующее мгновение Бэннер увидела, как серой тенью над оградой взмыл Паж. Та же кровь, что и у Сида, подняла его в воздух, словно придав ему крылья, — и он приземлился на другом берегу.
   Рори остановил коня и, предоставив ему полную свободу, спешился и быстро направился к Бэннер. Он опустился рядом с ней на колени, схватил девушку за плечи и, задыхаясь, спросил:
   — Ты в порядке?
   — Да, да, все нормально. — Она чувствовала, что дрожит не только ее голос, но и всю ее трясет, как в лихорадке.
   Рори сел на корточки, но не выпустил Бэннер из своих объятий.
   — Просто полуночная прогулка верхом, да? — спросил он, напряженно вглядываясь в ее лицо.
   — Мне это было нужно, — выдавила она. — По крайней мере, так мне казалось в тот момент.
   Рори посмотрел вверх и замер. Потом медленно перевел взгляд на Бэннер. Ясно, что у него пока не было времени осознать, что здесь только что произошло.
   — Вот это и есть то самое, через что мы перепрыгнули?! — в ужасе не то спросил, не то уточнил он.
   — Ага, — все еще задыхаясь от волнения, подтвердила Бэннер.
   Серые глаза сердито сверкнули, и Рори крепко встряхнул девушку за плечи.
   — Что на тебя нашло — совершать такие прыжки по ночам? Как можно так рисковать? Без седла, в темноте, после трехмильной гонки! Ты же могла свернуть себе шею! — не скрывая злости и ужаса, вскричал он.
   Последние слова Рори буквально прорычал, Бэннер даже вздрогнула от неожиданности, но ничуть не обиделась на него. Так же ясно, как злость, она слышала в его голосе страх за нее. Ее удивляло, что он не отдает себе отчета в том, что рисковал не меньше, а может, и больше, потому что понятия не имел, на что шел.
   Понемногу приходя в себя, Бэннер проговорила:
   — Лучше спроси, что нашло на Сида. Он совершенно меня не слушался.
   — Эта скотина чуть не угробила тебя! — взревел Рори.
   — Он впервые в жизни ослушался меня… — тихо произнесла она.
   — И одного раза бывает достаточно, Бэннер! — не унимался Рори. Она вздохнула.
   — Это моя вина. Я сама отпустила поводья. — Она защищала Сида.
   — Почему? — сердито спросил Рори. — И почему ты не отзывалась, когда я звал тебя?
   Бэннер дала себе секунду на размышления, оглянувшись на лошадей, которые мирно паслись в нескольких ярдах от них.
   — Не знаю, — наконец сказала она, опять повернувшись к Рори. — Думаю… Наверное, я немножко сошла с ума, как и Сид. Я хотела… Хотела убежать.
   — От чего? — Голос Рори вдруг стал спокойным.
   — Ты не можешь не спрашивать? — рассердилась она.
   — Я просил тебя доверять мне, — напомнил он.
   — Да, я помню, — кивнула она.
   Он помолчал немного, а потом сказал:
   — Я видел картину.
   Бэннер не ответила. Он обнял ее за плечи.
   — Она прекрасна. Восхитительна. Но еще рано прощаться, Бэннер, — внезапно заявил он.
   В первый раз за все время она оттолкнула от себя его руки. Поднявшись на ноги, она подошла к своему коню и похлопала его по влажной шее, потом сняла с него уздечку.
   — Сегодня, мальчик, вместо сена в конюшне — трава на лугу, — тихонько сказала она. — Ты это заслужил.
   Рори она сказала только:
   — Мы ходим по кругу. Смешно, правда?
   — Бэннер… — прошептал он, совсем расстроенный.
   — Мы можем оставить их здесь, на лугу, на всю ночь. Скотта увидит их утром и отведет в конюшню. Я… Мне надо вернуться в коттедж, — сообщила она.
   Бэннер не стала его ждать, не оглянулась. Она забросила на плечо уздечку и зашагала через луг к лесу. Вскоре Рори догнал ее, тоже перекинув свою уздечку через плечо.
   — Бэннер, нам надо поговорить, — почти взмолился он.
   Она молча шла дальше, прошла через открытую им раньше калитку и по дорожке направилась к своему убежищу. Она молчала до тех пор, пока не стали видны освещенные окна, а потом заговорила, не глядя на него:
   — О чем тут говорить, Рори? Я все поняла сегодня ночью, от этого же и пыталась убежать.
   Он подождал, пока они вошли в мастерскую, пока она повесила обе уздечки на крюк за дверью, а потом отозвался:
   — Так вот оно что, значит. И тебе больше нечего сказать мне?
   Бэннер стало не по себе от его напряженного голоса, но она упрямо мотнула головой:
   — Нечего.
   — Неужели ты не можешь понять и поверить, что я не хочу причинять тебе боль?
   Сколько раз он говорил ей это?
   Рори очень хотелось сказать о том, что она сама сможет содержать усадьбу, но, поскольку искусство — вещь непредсказуемая, он не хотел раньше времени зарождать в ней надежду. Он сам мучился оттого, что не имел возможности облегчить ее страдания.
   — Бэннер, я люблю тебя! Поверь! — медленно и четко произнес он.
   Она повернулась лицом к нему.
   — Это ничего не меняет, я же тебе говорила. Больше не нужно притворяться, Рори.
   — Я не притворялся и не притворяюсь. — Он скрипнул зубами.
   — Зато я притворялась. — Она посмотрела на него. — Прямо как в твоей любимой книге — я притворялась, потому что старалась отложить решение на завтра.
   Рори шагнул к ней, сурово сжав губы.
   — Бэннер… — предостерегающе проговорил он.
   — Но завтра уже наступило. — Она глянула через плечо на картину, изображавшую Жасминовую усадьбу. — Завтра — на этой картине.
   Он обнял ее за талию и привлек к себе.
   — Я не позволю тебе лишить нас возможности попробовать что-то сделать, — прошептал он, почти касаясь ее рта губами. А потом он поцеловал ее со всей страстью, которую вынужден был сдерживать в течение двух недель.
   Бэннер больше не пыталась скрыть своего восторга. Ее руки обвили его шею, она встала на цыпочки, чтобы крепче прижаться к нему. Безрассудство охватило ее, безрассудство и желание, с которым она и не собиралась бороться. И ему она не позволит бороться со своим желанием. Она больше не хотела выслушивать напоминаний о ее Таре. Она не хотела больше ждать этого туманного «завтра», когда все само собой образуется. Она хотела Рори и не видела смысла это скрывать.
   Он оторвался от ее губ.
   — Бэннер… — тихо позвал он.
   — Я люблю тебя, — прошептала она, притянув к себе его голову и страстно целуя его в губы.
   Глухой стон вырвался у него из груди, его губы завладели ее губами, язык проникал все глубже. Она отвечала на его поцелуй, и это заставило их страсть разгореться с такой силой, что не было уже никакой возможности сдерживать ее.
   Рори поднял Бэннер на руки и понес в спальню, где свет из мастерской падал прямо на кровать, все остальное же скрывала тень. Потом он осторожно поставил ее на ноги, обеими руками приподнял ее лицо и заглянул в глаза. И тут его осенило.
   — Черт возьми, да ты все это подстроила! — изумленно воскликнул он.
   — Мог бы, как джентльмен, этого не заметить, — пробормотала она, расстегивая пуговицы на его рубашке.
   Рори смеялся, как сумасшедший, в то время как пальцы его так же ловко расстегнули ее легкую блузку.
   — Вы не дама, миледи, — поддразнил он, пробегая губами от ее подбородка к шее.
   — А я не хочу сейчас быть дамой, — выдохнула Бэннер.
   Рубашка и блузка упали на пол, джинсы и туфли полетели прочь, ненужные и забытые. Белье соскользнуло к ногам, сорванное нетерпеливыми руками, — и между ними не осталось никаких преград.
   Бэннер с интересом посмотрела на Рори — и где-то внутри нее зародился жар, который сразу охватил все тело. Он был так красив, что у нее сжалось горло, а восхищение, которое читалось в его взгляде, заставляло ее чувствовать себя красивее во сто крат.
   Он перевел дыхание, крепко прижав ее к себе на какой-то ошеломительный миг, потом одной рукой откинул покрывало и осторожно положил ее на кровать.
   Бэннер обвила руками его шею, и он опустился рядом с ней. Ее дыхание было быстрым и прерывистым, дрожь сотрясала ее тело. Пальцы зарылись в волосы у него на затылке, губы отвечали на его поцелуи. Каждое его прикосновение вызывало в ней новую волну желания, и это продолжалось, пока у нее не закружилась голова.
   Своим телом Рори почти полностью накрыл ее, не давая Бэннер пошевелиться. Он целовал ее закрытые глаза, брови, щеки, долгим поцелуем приникал к ее зовущим губам. И хотя его тело было напряжено и охвачено жаром, казалось, что он решил окончательно измучить их обоих. Медленно, неторопливо, как будто у них была в запасе вечность, он изучал ее тело. Его руки исследовали вздрагивающую плоть, не пропуская ни одной выпуклости, ни одного изгиба. Губы следовали за руками с нежной страстью.
   Желание все больше и больше охватывало Бэннер. Ей казалось, что не кровь, а расплавленное желание течет в ее жилах. Внутри нее росла голодная пустота, которую ей хотелось поскорее заполнить. Ее лицо окрасилось румянцем, руки сжимали его плечи так, что побелели костяшки пальцев.
   Руки и губы Рори добрались до самых интимных местечек, и это заставляло ее стонать и метаться в его объятиях.
   — Рори… — шептала она.
   — Господи, Бэннер, как же я хочу тебя! — Он пожирал ее глазами, осторожно двигаясь на ней. Он приник к ее губам глубоким нежным поцелуем, потом поднял голову и заглянул в ее зовущие зеленые глаза. — И я люблю тебя, — прошептал он, не прекращая осторожного движения.
   И когда он вошел в нее, она только прерывисто вздохнула и широко раскрытыми глазами посмотрела на него. Она обхватила руками его шею, как бы заявляя свои права на него. В ней вдруг проснулась дикая, первобытная женщина, ликующая от уверенности, что ее мужчина любит ее. Она отдавалась ему с радостью, со страстью, с желанием слиться с ним в этом бушующем пламени, которое грозило испепелить их обоих.
   Они двигались все быстрее, ускоряя бег к желанному финалу. Дыхание стало быстрым и прерывистым, тела сплелись и двигались в едином ритме навстречу удовлетворению. Два сердца бились в унисон, и два голоса наперебой шептали слова любви…
   Бэннер удержала его, когда он начал подниматься, что-то тихонько пробормотав просящим тоном.
   — Я слишком тяжелый, — выдохнул он куда-то ей в шею.
   — Нет. — Ее пальцы лениво скользили по выпуклым мышцам его спины и плеч. Она любовалась его золотистой кожей, которая матово блестела, отражая свет, идущий из комнаты. Даже намек на сожаление о происшедшем не омрачил ее блаженного состояния. Рори вздохнул.
   — Вы такая тоненькая, миледи. Я боюсь сделать вам больно, — прошептал он.
   — Нет. — Она дотронулась до его щеки, когда он поднял голову, и улыбнулась, глядя в серые глаза. — Нет, ты не сделаешь мне больно.
   Он понял, что она хочет сказать, и ему пришлось проглотить вставший в горле комок, прежде чем он смог говорить беззаботным тоном:
   — Если бы я знал, что именно заставит тебя передумать, я не стал бы так чертовски терпеливо ждать все это время.
   Бэннер загадочно улыбнулась.
   — Я передумала еще до того, как мы пришли сюда, — заявила она.
   — Но тогда что именно заставило тебя сделать это? — удивился он.
   — Твой прыжок, — серьезно проговорила она.
   Ее улыбка увяла, сменившись тревожным выражением, когда она подумала, чем все могло кончиться.
   — Ты знаешь, я ведь могла тебя потерять… — сказала она. — Я видела, как лошади падают, выполняя менее рискованные прыжки. И когда Паж благополучно приземлился, я решила, что должна воспользоваться этой удачей.
   — Так ты веришь мне? — изумленно спросил он. Она пригнула к себе его голову для очередного поцелуя.
   — Ну конечно, я верю тебе, дурачок, — промурлыкала она и коснулась его губами.
   Вдруг Рори поднял голову, и в его глазах появился воинственный блеск.
   — Так, подожди-ка минутку. Если ты передумала до того, как мы пришли сюда, значит… — Тень догадки мелькнула, но тут же погасла — он еще не был уверен полностью.
   — М-м-м? — Бэннер решила, что ей определенно нравится на вкус его кожа.
   — Значит, черт возьми, ты меня разыгрывала? — Он изобразил, как сильно на нее сердится.
   — Разыгрывала? Это был не розыгрыш. Каждое мое слово было истинной правдой, — решительно заявила она.
   Рори нахмурился, пытаясь сосредоточиться, а потом понял, что все ее слова могли иметь совсем не то значение, которое придавал им он.
   — Но ты и не скрывала, что разыгрываешь меня, — сердито заключил он.
   — Ну что ты, вовсе нет. — Она откинула с его лба густую прядь светлых волос и нежно улыбнулась. — Это был тщательно продуманный, но родившийся под влиянием момента план.
   — Ты маленькая ведьма! — Он был поражен. Бэннер восприняла это как комплимент.
   — Ну, понимаешь, ты был так занят соблюдением приличий, что я просто вынуждена была что-нибудь сделать. Тебе не кажется, что это неплохо сработало? — спросила она и удовлетворенно вздохнула.
   — Сработало. — Он шутливо нахмурился. — Однако я не уверен, что мне нравится, когда мной манипулируют.
   — Лучше бы тебе смириться с этим, — безмятежно предупредила Бэннер. — Южные дамы знамениты — или, может, лучше сказать, печально знамениты? — именно этой своей способностью. Вспомни свою любимую героиню.
   — И во что же это я впутался? — Рори пытался вынудить ее раскрыть план до конца.
   Она медленно провела ногтями по его спине, пробормотав:
   — Пока не знаю.
   — Я и сам пока не понял, — сказал Рори чуть хрипло, — но думаю, — нет, нет, я уверен! — что буду наслаждаться каждой секундой происходящего.
   И он жадно накрыл губами ее смеющийся рот.

Глава 8

   — Кому-то из нас надо встать и выключить свет, — отозвался Рори, устраиваясь поудобнее на мягкой кровати.
   — Так и быть, выключи ты, — согласно кивнула Бэннер и сладко зевнула.
   Они лежали рядышком, прижавшись друг к другу, накрытые одной простыней, а свет из мастерской заливал кровать.
   — Я, — вежливо объяснил он, — не смогу двинуться с места, даже если здесь сейчас начнется пожар.
   Бэннер хихикнула.
   — Ни капельки не сомневаюсь. — Она снова кивнула.
   — А что случится, если свет останется гореть? — спросил он и лениво потянулся.
   — Думаю, ничего страшного, — прошептала она, потом замолчала, но вскоре вдруг поинтересовалась:
   — Послушай, а что привело тебя сюда ночью?
   — Я… не мог уснуть, — невнятно пробормотал Рори.
   Услышав нотки неуверенности в его голосе, она приподнялась на локте и пристально посмотрела на него.
   — Рори?.. — Она требовала ответа, с укоризной глядя на него.
   Сначала он отводил взгляд, но потом сокрушенно вздохнул:
   — Ну, ладно, черт возьми. В общем, это все твои призраки.
   Бэннер удивленно моргнула.
   — Ты хочешь сказать, что это призраки привели тебя сюда? — уточнила она.
   — Вот именно, — подтвердил он смущенно.
   Рассказывая ей о том, как и почему он покинул свою комнату среди ночи, он старался сохранить легкость тона.
   — Ну, а когда я заметил картину, услышал стук копыт, вышел и увидел, как ты мчишься на Сиде через поле, — тут уж мне некогда было раздумывать. — Он нежно дотронулся до ее щеки. — Наверное, они решили, что ты… что я тебе нужен.
   — И они были правы. Ты был мне нужен. — Ее глаза потемнели. — Когда я увидела, что я нарисовала, то решила, что… все кончено. И сбежала.
   — А сейчас? — тихо спросил он.
   — Сам знаешь. — Она закрыла глаза. Рори чуть нахмурился.
   — Сможешь ли ты… жить здесь со мной? — спросил он. — Независимо от того, кто будет владельцем усадьбы?
   — Да. Но боюсь, что все время буду чувствовать, что не оправдала надежд семьи. О, это совершенно нелогично, я знаю. Но я не могу себя заставить поверить в то, что смогла бы сама содержать усадьбу. И хотя мне сейчас очень хочется сказать тебе, что не имеет значения, кто будет владельцем усадьбы, сделать этого я не могу. Это будет вранье.
   — А ведь ты сказала, что поверила в то, что я не причиню тебе боли, — спокойно напомнил он.
   — Так оно и есть, — ответила Бэннер, в голосе ее чувствовалась усталость.
   — Но если я отберу у тебя усадьбу, разве этим не причиню тебе боли? — удивился Рори.
   Бэннер попыталась вникнуть в смысл этого вопроса, но у нее ничего не получилось. Разум отказывался отвечать. За все в ответе теперь были чувства. И все ее чувства говорили о том, что, хотя у Рори теперь есть множество способов причинить ей боль, покупка усадьбы уже не является одним из них.