Страница:
Меня удивила не столько винтовка, сколько наши парни, злорадно скалившие зубы и бросавшие в адрес новичка язвительные реплики. Вообще-то они были серьезными вояками, образцовыми отцами и мужьями, но когда дело доходило до состязания с женщиной, в них просыпались поистине волчьи инстинкты.
Гофорт, вполне оправдывая звучное имя, которое носил, продолжал разыгрывать спектакль в духе Вильгельма Телля, и я слегка запаниковал, хоть вида и не подал. Арлин, видимо, тоже решила доигрывать пьесу до победного конца. Я это определил по тому, как она уперла в землю ноги, сомкнула за спиной руки и произнесла: , — Ну, что ж, сержант, флаг вам в руки!
Ехидные усмешки как по команде тут же стихли. Гофорт чуть сбледнул, но деваться ему было некуда: на него смотрели восемь — именно восемь, я это точно помню — наших парней. Он очень деликатно и даже как-то бережно установил яблоко на голове Арлин. Потом взял в руки принесенную ему снайперскую винтовку и стал не торопясь удаляться от девушки. Точно так же, без спешки он прицелился и произнес уже без всякого сарказма:
— У тебя, милая, еще есть последний шанс.
«Милая» прозвучало уже совсем по-другому, чем давешнее «мисси».
Арлин не шелохнулась, но, несмотря на ее браваду, я заметил, что она не могла унять бившую ее мелкую дрожь. Обвинить ее в этом никто бы не смог. Гофорт глубоко вздохнул:
— Ладно, дорогуша, я очень надеюсь, что ты не шелохнешься.
Я первым вскочил с места, когда наш циркач спустил курок — это чертово простреленное яблоко распалось ровно на две половинки, с двух сторон свалившиеся с головы Арлин! Все парни как один с облегчением вздохнули и восхищенно загудели.
— Молоток ты у нас, сержант! — выкликнул один из них.
— Да здравствует рота «Фокс»! — выкрикнул другой.
Только одну мелочь мы упустили из вида: Арлин свою голову под мишень уже подставила и теперь имела право кончать игру.
Так вот, пока Гофорт грелся в лучах славы, Арлин тихонько подошла к нему, продолжая держать руки за спиной и демонстрировать ровные зубы в ослепительной улыбке.
Что у нее в пальцах, я заметил раньше сержанта — то было яблоко. Гофорт увидел его только тогда, когда девушка приблизилась к нему почти вплотную. Она кинула ему это яблоко, и он его поймал.
Снова как по команде воцарилась мертвая тишина. Все напряженно застыли. Арлин Сандерс вкрадчивым, как у кошки, движением взяла со стола винтарь, изогнула дугой бровь и выжидательно посмотрела на Гофорта.
У меня ни на миг не возникло сомнений в том, как сержант поступит — мне было отлично известно, насколько сильно в нем развито чувство справедливости; да и мужества ему было не занимать. Не говоря о том, что он даже мысли допустить не мог, чтобы в присутствии своих «олдат вильнуть хвостом. Гофорт был сделан не из того теста! Так что мы опять стали зрителями спектакля, который только что посмотрели, разве что герои поменялись ролями.
Гофорт установил яблоко на своей лысине, ледяным взглядом сверля Арлин. Она смотрела на него не менее выразительно — вряд ли даже самые страстные любовники в состоянии с такой жадностью пожирать друг друга глазами.
Девушка стала не торопясь поднимать винтовку. На ней даже оптического прицела не было — только железная прорезь мушки. Парни, окружавшие сержанта, разошлись в стороны, чтобы не маячить в зоне огня. Меня это настолько резануло, что я — в пику им — на пару шагов подошел к Гофорту. Что-то в этой девушке внушало доверие и убежденность в том, что она не собиралась убивать ни сержанта, ни стоявших рядом зрителей.
У Гофорта, однако, на этот счет было собственное мнение.
— Если будешь мазать, — сказал он так тихо, что я с трудом расслышал его слова, — лучше бы тебе взять чуть выше, чем ниже.
Он натянуто улыбался, хотя просьба его прозвучала вполне обоснованно.
Ничего не ответив, Арлин стала аккуратно целиться. Долго ждать она себя не заставила — при звуке выстрела яблоко как ветром сдуло с лысины Гофорта. Подскочивший капрал Стаут поднял его. В отличие от первого, это на половинки не распалось, но чуть выше центра в нем зияла пробитая пулей дыра.
Растерянное молчание затянулось — никто не мог подобрать нужных слов. Гофорт встал и подошел к Арлин Сандерс. Уперев руки в бока, он подчеркнуто внимательно разглядывал ее прическу, пока остальные ждали, затаив дыхание. Затем Гофорт наклонился и взглянул девушке в глаза, как равный равному.
— Ты и в самом деле морской пехотинец. — Он подмигнул.
Я был абсолютно уверен, что больше он в жизни не назовет Арлин «мисси». Вы же сами понимаете — она не промазала.
После этого случая некоторые наши ребята стали называть Арлин «волевая».
7
8
Гофорт, вполне оправдывая звучное имя, которое носил, продолжал разыгрывать спектакль в духе Вильгельма Телля, и я слегка запаниковал, хоть вида и не подал. Арлин, видимо, тоже решила доигрывать пьесу до победного конца. Я это определил по тому, как она уперла в землю ноги, сомкнула за спиной руки и произнесла: , — Ну, что ж, сержант, флаг вам в руки!
Ехидные усмешки как по команде тут же стихли. Гофорт чуть сбледнул, но деваться ему было некуда: на него смотрели восемь — именно восемь, я это точно помню — наших парней. Он очень деликатно и даже как-то бережно установил яблоко на голове Арлин. Потом взял в руки принесенную ему снайперскую винтовку и стал не торопясь удаляться от девушки. Точно так же, без спешки он прицелился и произнес уже без всякого сарказма:
— У тебя, милая, еще есть последний шанс.
«Милая» прозвучало уже совсем по-другому, чем давешнее «мисси».
Арлин не шелохнулась, но, несмотря на ее браваду, я заметил, что она не могла унять бившую ее мелкую дрожь. Обвинить ее в этом никто бы не смог. Гофорт глубоко вздохнул:
— Ладно, дорогуша, я очень надеюсь, что ты не шелохнешься.
Я первым вскочил с места, когда наш циркач спустил курок — это чертово простреленное яблоко распалось ровно на две половинки, с двух сторон свалившиеся с головы Арлин! Все парни как один с облегчением вздохнули и восхищенно загудели.
— Молоток ты у нас, сержант! — выкликнул один из них.
— Да здравствует рота «Фокс»! — выкрикнул другой.
Только одну мелочь мы упустили из вида: Арлин свою голову под мишень уже подставила и теперь имела право кончать игру.
Так вот, пока Гофорт грелся в лучах славы, Арлин тихонько подошла к нему, продолжая держать руки за спиной и демонстрировать ровные зубы в ослепительной улыбке.
Что у нее в пальцах, я заметил раньше сержанта — то было яблоко. Гофорт увидел его только тогда, когда девушка приблизилась к нему почти вплотную. Она кинула ему это яблоко, и он его поймал.
Снова как по команде воцарилась мертвая тишина. Все напряженно застыли. Арлин Сандерс вкрадчивым, как у кошки, движением взяла со стола винтарь, изогнула дугой бровь и выжидательно посмотрела на Гофорта.
У меня ни на миг не возникло сомнений в том, как сержант поступит — мне было отлично известно, насколько сильно в нем развито чувство справедливости; да и мужества ему было не занимать. Не говоря о том, что он даже мысли допустить не мог, чтобы в присутствии своих «олдат вильнуть хвостом. Гофорт был сделан не из того теста! Так что мы опять стали зрителями спектакля, который только что посмотрели, разве что герои поменялись ролями.
Гофорт установил яблоко на своей лысине, ледяным взглядом сверля Арлин. Она смотрела на него не менее выразительно — вряд ли даже самые страстные любовники в состоянии с такой жадностью пожирать друг друга глазами.
Девушка стала не торопясь поднимать винтовку. На ней даже оптического прицела не было — только железная прорезь мушки. Парни, окружавшие сержанта, разошлись в стороны, чтобы не маячить в зоне огня. Меня это настолько резануло, что я — в пику им — на пару шагов подошел к Гофорту. Что-то в этой девушке внушало доверие и убежденность в том, что она не собиралась убивать ни сержанта, ни стоявших рядом зрителей.
У Гофорта, однако, на этот счет было собственное мнение.
— Если будешь мазать, — сказал он так тихо, что я с трудом расслышал его слова, — лучше бы тебе взять чуть выше, чем ниже.
Он натянуто улыбался, хотя просьба его прозвучала вполне обоснованно.
Ничего не ответив, Арлин стала аккуратно целиться. Долго ждать она себя не заставила — при звуке выстрела яблоко как ветром сдуло с лысины Гофорта. Подскочивший капрал Стаут поднял его. В отличие от первого, это на половинки не распалось, но чуть выше центра в нем зияла пробитая пулей дыра.
Растерянное молчание затянулось — никто не мог подобрать нужных слов. Гофорт встал и подошел к Арлин Сандерс. Уперев руки в бока, он подчеркнуто внимательно разглядывал ее прическу, пока остальные ждали, затаив дыхание. Затем Гофорт наклонился и взглянул девушке в глаза, как равный равному.
— Ты и в самом деле морской пехотинец. — Он подмигнул.
Я был абсолютно уверен, что больше он в жизни не назовет Арлин «мисси». Вы же сами понимаете — она не промазала.
После этого случая некоторые наши ребята стали называть Арлин «волевая».
7
Шансы на то, что Арлин в этой дьявольской передряге удалось уцелеть, были ничтожно малы; но и у меня, по логике вещей, их было ничуть не больше. Надежда на то, что она жива, давала мне силы идти вперед; злость, вскипавшая при мысли о ее смерти, побуждала к действию. Когда, казалось, уже все силы были на исходе, я вдруг остро ощущал прилив кипучей энергии в ожидании справедливого возмездия.
Как будто желая испытать на прочность мою вновь обретенную решимость идти до конца, Фобос вознамерился подвергнуть меня новым испытаниям. Взглянув вниз, я заметил, что шахта аварийного выхода не доходит до того уровня, где находилась атомная электростанция. Лестничные перекладины завершались несколькими погнутыми и искромсанными металлическими прутьями.
— Проклятье! Я же нутром чувствовал, что слишком уж все подозрительно хорошо складывается! — воскликнул я.
Немного ниже того места, где лестница обрывалась, располагалась толстая металлическая крышка люка, открывавшего путь в коридор, по которому можно было попасть на следующий уровень подземных сооружений.
Эта крышка, служившая дверью на очередной этаж, выглядела тяжелой и массивной. Она была заперта на замок, и, чтобы открыть ее, нужно было повернуть похожее на штурвал колесо на внешней стороне люка. В обычных условиях сделать это было бы несложно, но, так как лестница обрывалась в нескольких ступенях над ней, задача становилась почти неразрешимой.
Какое-то время я оставался в растерянности. Если бы я повис, ухватившись одной рукой за последнюю перекладину, то другой мог бы с трудом дотянуться до колеса, однако проблемы это не решало, поскольку никакого рычага, чтобы его открутить, у меня рядом все равно не было, а свалиться в дьявольскую преисподнюю в таком положении было легче легкого. Я глубоко вздохнул, закрыл глаза и принялся соображать.
Да неужели же я совсем из ума выжил?! Повернувшись на сто восемьдесят градусов — лицом к лестнице, я просунул ногу между последними ступенями, после чего, закрепившись таким образом, стал медленно разгибаться до тех пор, пока не повис вниз головой. Теперь, когда искомый рычаг найден, дело за мускулами. '
Поворачивать колесо в направлении часовой стрелки стоило сначала больших усилий, но потом оно пошло свободнее, и дверь распахнулась. Теперь предстояло сделать самое трудное
Вцепившись обеими руками в колесо уже открытой настежь двери, я распрямил ноги, и тело мое, тяжело соскользнув вниз, стало раскачиваться, как маятник на ходившем туда и обратно колесе. Остановить эту качку мне удалось лишь через некоторое время.
Подтянувшись, я сумел перекинуться на противоположную сторону массивной двери и ухватиться за такое же колесо, расположенное с внутренней стороны. Только после этого я смог перебраться в шахту. Проведя этот сногсшибательный акробатический трюк, я остался цел, потеряв разве что желание и дальше оправдывать свое прозвище безумными полетами.
Я оказался в туннеле, где лампы то загорались вполнакала, то гасли, бледно мерцая, как зазывная реклама ночного клуба. Проход был достаточно просторным, чтобы идти не сгибаясь, в полный рост.
Метров через пять туннель предстал одним из самых загадочных архитектурных сооружений, которые мне доводилось здесь видеть. Несмотря на паршивое освещение, удалось внимательно разглядеть его стены — гладкие и серые, с подозрительно грубо обработанной поверхностью, как будто их вырубали в скальной породе волшебным топором.
Большие прямоугольные изображения, видневшиеся на них, вызвали ассоциации с гигантским кладбищем. Но самым сильным ощущением, которое навевал узкий коридор, был образ седой древности, где царили неистребимые силы всепобеждающего зла. Странное это было чувство — одновременно и чуждое, и знакомое. Будто я оказался пленником первозданного вселенского лабиринта и остаток жизни должен провести в поисках выхода из подстерегающих повсюду тупиков.
Будь оно трижды проклято, мое неуемное, неистовое воображение! Лучше бы заняться воспоминаниями — это, по крайней мере, давало хоть какую-то соломинку, за которую можно было уцепиться. Связь с прошлым — самыми яркими эпизодами моей жизни — придавала сил в безысходном кошмаре настоящего.
В этот самый момент я увидел старину Гофорта, нашего бравого старика-сержанта, который шел по коридору мне навстречу. В мерцающих бликах неясного света трудно было определить, какого оттенка его кожа; но походка — легкая и целеустремленная, вселяла надежду на то, что его не сумели превратить в зомби.
Да, это был Гофорт, причем живой!
— Друг! — закричал я от переполнившей меня радости. Наконец-то я нашел в этом беспросветном мраке еще одну живую душу!
Сержант ничего не ответил, что должно было меня насторожить!
Гофорт поднял свою старую винтовку модели 30-99 и навел ее мне прямо на грудь. К счастью, я успел свалиться на пол в тот самый момент, когда пуля просвистела над головой.
— Чтоб тебя приподняло и прихлопнуло! — крикнул я в сердцах; меня душила ярость оттого, что теперь против меня выставили усовершенствованную модель зомби. Не оставалось больше никаких сомнений в том, что человеком Гофорт быть перестал.
Этот новый персонаж показался мне еще более нелепым и несправедливым, чем сумасшедший коричневый монстр с шипами и рогами. Теперь, правда, я точно знал, как следует поступать с зомби — никаких правил в играх с ними не было и быть не могло!
Эй, Гофорт, подожди, опомнись, ты же всегда был нормальным малым!
Сержант двигался прямо на меня, не виляя из стороны в сторону, не пригибаясь и не пытаясь защититься, чтобы стать менее уязвимой мишенью. Тем самым он оказал мне своего рода последнюю любезность. Но перезарядил Гофорт свою снайперскую винтовку с единственной целью: всадить мне в башку такой заряд, чтоб мозги по стенке размазались.
Я, конечно, не стал дожидаться, когда он приведет свое намерение в исполнение — у меня были другие планы.
При жизни сержант был отменным стрелком — что и говорить. Да и после смерти стрелял лучше всех зомби вместе взятых. А еще он моргал.
Я катался по полу до тех пор, пока он не приблизился метров на десять, и тогда, подняв ружье и прицелившись, спустил курок. От этого выстрела останки бедняги зомби облепили стены коридора, да так, что хоть ножом соскребай. Да, шарахнул я по нему просто артистически. Что-то попало мне в глаз. Я принялся моргать, однако соринка продолжала беспокоить.
Тут до моего слуха донесся странный, неестественный смех, скорее похожий на безумное, сухое кудахтанье.
— Заткнись! — крикнул я психованному балагуру, вытирая щеки.
Нелепый смех стих, и до меня дошло, что радостное кудахтанье издавал уже почти съехавший с катушек бедолага по прозвищу Флай.
Ничего обнадеживающего. Мне любым путем надо было восстановить контроль над собственной психикой. Пробежавшая в голове таблица умножения помогла мне немного остыть, пока я обшаривал зомби в поисках боеприпасов. Дыхание замедлилось до разумных пределов, сердце, готовое до этого выпрыгнуть из груди, стучало в нормальном ритме.
Я и впрямь успокоился, так что даже глазом не моргнул, когда над головой с жужжанием проплыл металлический череп.
Неужели воображение мое разыгралось не на шутку. Даже когда я был ребенком, галлюцинации меня не посещали, а в нынешней нелепой ситуации и вовсе глупо было насылать на меня этот огромный белый череп, видимо, очень куда-то торопившийся (наверное, в магазин, где продавали демонические головы). Поэтому я решил договориться с собственным воображением: если оно не будет больше посылать мне эти раскрашенные воздушные шарики, я дам ему возможность время от времени прерывать нить моих воспоминаний. Игру всегда надо вести по-честному.
Я как сумасшедший помчался по коридору, пару раз споткнулся, но, видно, летун почел за лучшее от меня отвязаться. В большой, просторной комнате я ощутил приступ клаустрофобии. Может быть, звучит это и по-дурацки, но поглядели бы вы сами на это веселенькое местечко. Невероятно высокий потолок с арочными сводами, поддерживаемыми причудливыми колоннами, которые были бы вполне уместны в каком-нибудь древнем индийском дворце, меня особенно не волновал. Гораздо больше беспокоило то обстоятельство, что в огромном помещении полным полно емкостей с ядовитой зеленой жижей, с которой, как мне казалось, я уже распрощался.
Пустая комната с бесчисленным множеством закоулков — очень удобное место для сборищ гоблинов, демонов, монстров и зомби — заторможенных и сверхбыстрых, туповатых и суперсообразительных.
Как только эта невеселая мысль промелькнула в моей голове, шлюзы раскрылись, и они стали со всех сторон заполнять комнату.
Я отскочил назад и забился в темный угол, пытаясь изобразить из себя бездушного мертвеца; некоторое время такая тактика себя оправдывала. Казалось, зомби не обращали на меня никакого внимания.
Хоть времени на психологические тесты у меня не было, один я все-таки решил провести. Где-то мне довелось прочесть о таком состоянии ума или философии (уж и не знаю, как точнее выразиться), которое называется солипсизм: стоит вам только о чем-то подумать, и это происходит. Последняя стадия наступает тогда, когда вы начинаете думать, что реально существуете лишь вы сами, а вся Вселенная — не более, чем плод вашего воображения. Я уже готов был купиться на сомнительные истины этой теории, лишь бы только сила воображения избавляла меня от чудовищ так же быстро, как они заполняли огромное помещение.
Ну, что ж… терять мне все равно было нечего! Я закрыл глаза и с предельным напряжением сосредоточился на мысли о необходимости очистить комнату от фантастических уродцев.
В тот самый момент, когда, казалось, мозги напряглись до предела, раздался оглушительный взрыв, и меня сбила с ног волна горячего воздуха. Открыв глаза, я обнаружил, что валяюсь на полу не один — неведомая сила, опрокинувшая меня, не пощадила и нескольких зомби, оказавшихся поблизости.
Сам собой напрашивался вывод, что солипсизм — одна из разновидностей шарлатанства.
Взглянув вверх, я увидел, что мой давешний знакомец — коричневый монстр с кожей крокодила и рогами цвета слоновой кости — не только вернулся сам, но и привел парочку приятелей. Они смотрели, как я, пошатываясь, поднимаюсь, и смеялись.
Потом один из них бросил в меня комок слизи, который тут же превратился в ослепительно яркий, огненно-красный шар. Я снова повалился на пол и прикрылся обгорелым трупом одного из зомби, а эта чертова пылающая слизь пролетела прямо надо мной, чуть не спалив одежду.
Я судорожно искал хоть какое-нибудь оружие, надеясь заметить блеск металла, — хоть кусок железной трубы, хоть что-нибудь! Напрасно. Эти демоны проклятые и впрямь сильны были огненные смерчи голыми руками закручивать… А намерения их не оставляли сомнений.
Монстры шипели и пересвистывались, указывая на вашего покорного слугу. А потом и зомби меня заметили и начали палить что есть силы. При этом их не смущало, если некоторые из них выходили на линию огня — когда они попадали друг в друга или кто-то из демонов обрушивал на приятеля ком слизи, закручивавшийся огненным вихрем, чудовища вступали в борьбу с союзниками, напрочь забывая обо мне. Я с криками отчаяния метался по залу, перебегая от одной стены к другой, в то же время отмечая эту особенность взаимоотношений между моими врагами — я даже подумал, что в будущем неплохо взять ее на вооружение.
Теперь в помещении находились по меньшей мере дюжина зомби и трое демонов из крокодиловой кожи, а я все продолжал нырять, петлять и уворачиваться от визжащих и свистящих кусков металла, пролетавших над головой. Вдруг откуда ни возьмись появился тот самый проклятый летающий череп со шлейфом ракетного выхлопа на том месте, где нормальная голова смыкается с шеей. Череп развернулся и зашел на новый вираж, пытаясь скосить меня под корень, а потом разгрызть острыми, как бритва, стальными зубами.
И все-таки главной проблемой продолжали оставаться огненные смерчи; коричневые демоны были, конечно, намного опаснее зомби. Я очень радовался тому, что в странной комнате есть колонны — они давали мне хоть какую-то возможность укрыться от грозящих со всех сторон опасностей. Сделав бешеный рывок, чтобы добраться до одной из них, я выстрелил в группу зомби. И, едва переведя дыхание, помчался к следующей колонне.
На этот раз огненный шар пролетел совсем близко, опалив меня своим жаром. С той позиции, которую я занимал, подобраться к монстрам, не будучи предварительно поджаренным, не было никакой возможности, а мощность помпового ружья слишком мала, чтобы с такого расстояния причинить им вред.
Пока я пытался справиться с дрожью, за спиной снова послышалось жужжание, а затем резкий металлический скрежет. Ясно, что звуки эти мог издавать только летающий череп, выследивший меня между колоннами.
Ну, тварь летучая, я тебя сейчас, наконец, достану! Даже толком не прицелившись, я выпустил заряд.
Промах получился знатный!
Череп увильнул от пули; я снова выстрелил, и попал в одну из бочек с зеленой жижей.
Она взорвалась со страшным грохотом. Взрывная волна ударила меня в защитный бронежилет и повалила на пол, как мула, сорвав часть амуниции. Череп же разорвался на множество мелких металлических осколков.
Мои несчастные барабанные перепонки в очередной раз чуть не лопнули — теперь от грохота второго взрыва, третьего, четвертого… Одна за другой взорвались пять или шесть бочек с омерзительной гадостью. В голове вертелась лишь одна мысль — я благодарил Господа за то, что оказался с противоположной стороны колонны.
Ядовитое облако голубоватого дыма клубами вилось над полом и у стен. Это было все, что осталось от окислившейся токсичной слизи. Задыхаясь от едкой вони отравляющих паров, я бросил быстрый взгляд через плечо и увидел сцену, напоминавшую кровавую бойню.
Зомби и демоны являли собой клочья серой плоти, перемешавшиеся в дьявольской каше. Вонь, как от тысячи гнилых лимонов, наполнила комнату, забивая даже зловоние ядовитых взрывных паров.
Я с трудом поднялся и поплелся к двери, подгоняемый страхом перед той разрушительной силой, которая была скрыта в сорокогалонных бочках. В самом конце комнаты я наткнулся на единственное существо, которому удалось уцелеть помимо меня.
Вцепившись когтями в пол, там лежал демон. Одна нога напрочь оторвана, другая — неестественно вывернута. Из него по каплям сочился желтый гной. Едва капля вытекала, как она тут же воспламенялась, превращаясь в маленький костер.
Я приставил ружье к безобразной башке и ухмыльнулся:
— Пришел твой черед подыхать, зверюга бессловесная! И услышал в ответ:
— Зззверюга… нет…
Я остолбенел от удивления — никак не думал, что эти твари могут говорить.
— Ну что ж, — я ткнул чудовище дулом ружья, — ты, пожалуй, прав. Звери или убивают, или оставляют в покое.
Распластавшийся на животе монстр, неестественно вывернув огромную голову, не отводил от меня глаз, так что у меня при этом зрелище противно засосало под ложечкой.
— Вы — зззверюги… когда мы организззуем планету…
Я скривил губы, но сердце мое учащенно забилось. О какой планете он говорит? О Марсе? Или же в планы пришельцев входила Земля?
— Да мы от вас места мокрого не оставим, как только вы к нам со своей поганой помойки заявитесь, ты, кусок дерьма!
Чудовищный пришелец рассмеялся, распахнув пасть так, что без труда мог бы одним махом откусить человеку голову.
— Мы бросссаем ссскалы… большшшие ссскалы…
Картина, которую я себе нарисовал со слов монстра, была до смешного нелепой, но, несмотря на всю ее абсурдную несуразность, у меня мороз пробежал по коже. Что-то подсказывало, что эта тварь сознательно акцентирует слово —«большие».
Как будто желая испытать на прочность мою вновь обретенную решимость идти до конца, Фобос вознамерился подвергнуть меня новым испытаниям. Взглянув вниз, я заметил, что шахта аварийного выхода не доходит до того уровня, где находилась атомная электростанция. Лестничные перекладины завершались несколькими погнутыми и искромсанными металлическими прутьями.
— Проклятье! Я же нутром чувствовал, что слишком уж все подозрительно хорошо складывается! — воскликнул я.
Немного ниже того места, где лестница обрывалась, располагалась толстая металлическая крышка люка, открывавшего путь в коридор, по которому можно было попасть на следующий уровень подземных сооружений.
Эта крышка, служившая дверью на очередной этаж, выглядела тяжелой и массивной. Она была заперта на замок, и, чтобы открыть ее, нужно было повернуть похожее на штурвал колесо на внешней стороне люка. В обычных условиях сделать это было бы несложно, но, так как лестница обрывалась в нескольких ступенях над ней, задача становилась почти неразрешимой.
Какое-то время я оставался в растерянности. Если бы я повис, ухватившись одной рукой за последнюю перекладину, то другой мог бы с трудом дотянуться до колеса, однако проблемы это не решало, поскольку никакого рычага, чтобы его открутить, у меня рядом все равно не было, а свалиться в дьявольскую преисподнюю в таком положении было легче легкого. Я глубоко вздохнул, закрыл глаза и принялся соображать.
Да неужели же я совсем из ума выжил?! Повернувшись на сто восемьдесят градусов — лицом к лестнице, я просунул ногу между последними ступенями, после чего, закрепившись таким образом, стал медленно разгибаться до тех пор, пока не повис вниз головой. Теперь, когда искомый рычаг найден, дело за мускулами. '
Поворачивать колесо в направлении часовой стрелки стоило сначала больших усилий, но потом оно пошло свободнее, и дверь распахнулась. Теперь предстояло сделать самое трудное
Вцепившись обеими руками в колесо уже открытой настежь двери, я распрямил ноги, и тело мое, тяжело соскользнув вниз, стало раскачиваться, как маятник на ходившем туда и обратно колесе. Остановить эту качку мне удалось лишь через некоторое время.
Подтянувшись, я сумел перекинуться на противоположную сторону массивной двери и ухватиться за такое же колесо, расположенное с внутренней стороны. Только после этого я смог перебраться в шахту. Проведя этот сногсшибательный акробатический трюк, я остался цел, потеряв разве что желание и дальше оправдывать свое прозвище безумными полетами.
Я оказался в туннеле, где лампы то загорались вполнакала, то гасли, бледно мерцая, как зазывная реклама ночного клуба. Проход был достаточно просторным, чтобы идти не сгибаясь, в полный рост.
Метров через пять туннель предстал одним из самых загадочных архитектурных сооружений, которые мне доводилось здесь видеть. Несмотря на паршивое освещение, удалось внимательно разглядеть его стены — гладкие и серые, с подозрительно грубо обработанной поверхностью, как будто их вырубали в скальной породе волшебным топором.
Большие прямоугольные изображения, видневшиеся на них, вызвали ассоциации с гигантским кладбищем. Но самым сильным ощущением, которое навевал узкий коридор, был образ седой древности, где царили неистребимые силы всепобеждающего зла. Странное это было чувство — одновременно и чуждое, и знакомое. Будто я оказался пленником первозданного вселенского лабиринта и остаток жизни должен провести в поисках выхода из подстерегающих повсюду тупиков.
Будь оно трижды проклято, мое неуемное, неистовое воображение! Лучше бы заняться воспоминаниями — это, по крайней мере, давало хоть какую-то соломинку, за которую можно было уцепиться. Связь с прошлым — самыми яркими эпизодами моей жизни — придавала сил в безысходном кошмаре настоящего.
В этот самый момент я увидел старину Гофорта, нашего бравого старика-сержанта, который шел по коридору мне навстречу. В мерцающих бликах неясного света трудно было определить, какого оттенка его кожа; но походка — легкая и целеустремленная, вселяла надежду на то, что его не сумели превратить в зомби.
Да, это был Гофорт, причем живой!
— Друг! — закричал я от переполнившей меня радости. Наконец-то я нашел в этом беспросветном мраке еще одну живую душу!
Сержант ничего не ответил, что должно было меня насторожить!
Гофорт поднял свою старую винтовку модели 30-99 и навел ее мне прямо на грудь. К счастью, я успел свалиться на пол в тот самый момент, когда пуля просвистела над головой.
— Чтоб тебя приподняло и прихлопнуло! — крикнул я в сердцах; меня душила ярость оттого, что теперь против меня выставили усовершенствованную модель зомби. Не оставалось больше никаких сомнений в том, что человеком Гофорт быть перестал.
Этот новый персонаж показался мне еще более нелепым и несправедливым, чем сумасшедший коричневый монстр с шипами и рогами. Теперь, правда, я точно знал, как следует поступать с зомби — никаких правил в играх с ними не было и быть не могло!
Эй, Гофорт, подожди, опомнись, ты же всегда был нормальным малым!
Сержант двигался прямо на меня, не виляя из стороны в сторону, не пригибаясь и не пытаясь защититься, чтобы стать менее уязвимой мишенью. Тем самым он оказал мне своего рода последнюю любезность. Но перезарядил Гофорт свою снайперскую винтовку с единственной целью: всадить мне в башку такой заряд, чтоб мозги по стенке размазались.
Я, конечно, не стал дожидаться, когда он приведет свое намерение в исполнение — у меня были другие планы.
При жизни сержант был отменным стрелком — что и говорить. Да и после смерти стрелял лучше всех зомби вместе взятых. А еще он моргал.
Я катался по полу до тех пор, пока он не приблизился метров на десять, и тогда, подняв ружье и прицелившись, спустил курок. От этого выстрела останки бедняги зомби облепили стены коридора, да так, что хоть ножом соскребай. Да, шарахнул я по нему просто артистически. Что-то попало мне в глаз. Я принялся моргать, однако соринка продолжала беспокоить.
Тут до моего слуха донесся странный, неестественный смех, скорее похожий на безумное, сухое кудахтанье.
— Заткнись! — крикнул я психованному балагуру, вытирая щеки.
Нелепый смех стих, и до меня дошло, что радостное кудахтанье издавал уже почти съехавший с катушек бедолага по прозвищу Флай.
Ничего обнадеживающего. Мне любым путем надо было восстановить контроль над собственной психикой. Пробежавшая в голове таблица умножения помогла мне немного остыть, пока я обшаривал зомби в поисках боеприпасов. Дыхание замедлилось до разумных пределов, сердце, готовое до этого выпрыгнуть из груди, стучало в нормальном ритме.
Я и впрямь успокоился, так что даже глазом не моргнул, когда над головой с жужжанием проплыл металлический череп.
Неужели воображение мое разыгралось не на шутку. Даже когда я был ребенком, галлюцинации меня не посещали, а в нынешней нелепой ситуации и вовсе глупо было насылать на меня этот огромный белый череп, видимо, очень куда-то торопившийся (наверное, в магазин, где продавали демонические головы). Поэтому я решил договориться с собственным воображением: если оно не будет больше посылать мне эти раскрашенные воздушные шарики, я дам ему возможность время от времени прерывать нить моих воспоминаний. Игру всегда надо вести по-честному.
Я как сумасшедший помчался по коридору, пару раз споткнулся, но, видно, летун почел за лучшее от меня отвязаться. В большой, просторной комнате я ощутил приступ клаустрофобии. Может быть, звучит это и по-дурацки, но поглядели бы вы сами на это веселенькое местечко. Невероятно высокий потолок с арочными сводами, поддерживаемыми причудливыми колоннами, которые были бы вполне уместны в каком-нибудь древнем индийском дворце, меня особенно не волновал. Гораздо больше беспокоило то обстоятельство, что в огромном помещении полным полно емкостей с ядовитой зеленой жижей, с которой, как мне казалось, я уже распрощался.
Пустая комната с бесчисленным множеством закоулков — очень удобное место для сборищ гоблинов, демонов, монстров и зомби — заторможенных и сверхбыстрых, туповатых и суперсообразительных.
Как только эта невеселая мысль промелькнула в моей голове, шлюзы раскрылись, и они стали со всех сторон заполнять комнату.
Я отскочил назад и забился в темный угол, пытаясь изобразить из себя бездушного мертвеца; некоторое время такая тактика себя оправдывала. Казалось, зомби не обращали на меня никакого внимания.
Хоть времени на психологические тесты у меня не было, один я все-таки решил провести. Где-то мне довелось прочесть о таком состоянии ума или философии (уж и не знаю, как точнее выразиться), которое называется солипсизм: стоит вам только о чем-то подумать, и это происходит. Последняя стадия наступает тогда, когда вы начинаете думать, что реально существуете лишь вы сами, а вся Вселенная — не более, чем плод вашего воображения. Я уже готов был купиться на сомнительные истины этой теории, лишь бы только сила воображения избавляла меня от чудовищ так же быстро, как они заполняли огромное помещение.
Ну, что ж… терять мне все равно было нечего! Я закрыл глаза и с предельным напряжением сосредоточился на мысли о необходимости очистить комнату от фантастических уродцев.
В тот самый момент, когда, казалось, мозги напряглись до предела, раздался оглушительный взрыв, и меня сбила с ног волна горячего воздуха. Открыв глаза, я обнаружил, что валяюсь на полу не один — неведомая сила, опрокинувшая меня, не пощадила и нескольких зомби, оказавшихся поблизости.
Сам собой напрашивался вывод, что солипсизм — одна из разновидностей шарлатанства.
Взглянув вверх, я увидел, что мой давешний знакомец — коричневый монстр с кожей крокодила и рогами цвета слоновой кости — не только вернулся сам, но и привел парочку приятелей. Они смотрели, как я, пошатываясь, поднимаюсь, и смеялись.
Потом один из них бросил в меня комок слизи, который тут же превратился в ослепительно яркий, огненно-красный шар. Я снова повалился на пол и прикрылся обгорелым трупом одного из зомби, а эта чертова пылающая слизь пролетела прямо надо мной, чуть не спалив одежду.
Я судорожно искал хоть какое-нибудь оружие, надеясь заметить блеск металла, — хоть кусок железной трубы, хоть что-нибудь! Напрасно. Эти демоны проклятые и впрямь сильны были огненные смерчи голыми руками закручивать… А намерения их не оставляли сомнений.
Монстры шипели и пересвистывались, указывая на вашего покорного слугу. А потом и зомби меня заметили и начали палить что есть силы. При этом их не смущало, если некоторые из них выходили на линию огня — когда они попадали друг в друга или кто-то из демонов обрушивал на приятеля ком слизи, закручивавшийся огненным вихрем, чудовища вступали в борьбу с союзниками, напрочь забывая обо мне. Я с криками отчаяния метался по залу, перебегая от одной стены к другой, в то же время отмечая эту особенность взаимоотношений между моими врагами — я даже подумал, что в будущем неплохо взять ее на вооружение.
Теперь в помещении находились по меньшей мере дюжина зомби и трое демонов из крокодиловой кожи, а я все продолжал нырять, петлять и уворачиваться от визжащих и свистящих кусков металла, пролетавших над головой. Вдруг откуда ни возьмись появился тот самый проклятый летающий череп со шлейфом ракетного выхлопа на том месте, где нормальная голова смыкается с шеей. Череп развернулся и зашел на новый вираж, пытаясь скосить меня под корень, а потом разгрызть острыми, как бритва, стальными зубами.
И все-таки главной проблемой продолжали оставаться огненные смерчи; коричневые демоны были, конечно, намного опаснее зомби. Я очень радовался тому, что в странной комнате есть колонны — они давали мне хоть какую-то возможность укрыться от грозящих со всех сторон опасностей. Сделав бешеный рывок, чтобы добраться до одной из них, я выстрелил в группу зомби. И, едва переведя дыхание, помчался к следующей колонне.
На этот раз огненный шар пролетел совсем близко, опалив меня своим жаром. С той позиции, которую я занимал, подобраться к монстрам, не будучи предварительно поджаренным, не было никакой возможности, а мощность помпового ружья слишком мала, чтобы с такого расстояния причинить им вред.
Пока я пытался справиться с дрожью, за спиной снова послышалось жужжание, а затем резкий металлический скрежет. Ясно, что звуки эти мог издавать только летающий череп, выследивший меня между колоннами.
Ну, тварь летучая, я тебя сейчас, наконец, достану! Даже толком не прицелившись, я выпустил заряд.
Промах получился знатный!
Череп увильнул от пули; я снова выстрелил, и попал в одну из бочек с зеленой жижей.
Она взорвалась со страшным грохотом. Взрывная волна ударила меня в защитный бронежилет и повалила на пол, как мула, сорвав часть амуниции. Череп же разорвался на множество мелких металлических осколков.
Мои несчастные барабанные перепонки в очередной раз чуть не лопнули — теперь от грохота второго взрыва, третьего, четвертого… Одна за другой взорвались пять или шесть бочек с омерзительной гадостью. В голове вертелась лишь одна мысль — я благодарил Господа за то, что оказался с противоположной стороны колонны.
Ядовитое облако голубоватого дыма клубами вилось над полом и у стен. Это было все, что осталось от окислившейся токсичной слизи. Задыхаясь от едкой вони отравляющих паров, я бросил быстрый взгляд через плечо и увидел сцену, напоминавшую кровавую бойню.
Зомби и демоны являли собой клочья серой плоти, перемешавшиеся в дьявольской каше. Вонь, как от тысячи гнилых лимонов, наполнила комнату, забивая даже зловоние ядовитых взрывных паров.
Я с трудом поднялся и поплелся к двери, подгоняемый страхом перед той разрушительной силой, которая была скрыта в сорокогалонных бочках. В самом конце комнаты я наткнулся на единственное существо, которому удалось уцелеть помимо меня.
Вцепившись когтями в пол, там лежал демон. Одна нога напрочь оторвана, другая — неестественно вывернута. Из него по каплям сочился желтый гной. Едва капля вытекала, как она тут же воспламенялась, превращаясь в маленький костер.
Я приставил ружье к безобразной башке и ухмыльнулся:
— Пришел твой черед подыхать, зверюга бессловесная! И услышал в ответ:
— Зззверюга… нет…
Я остолбенел от удивления — никак не думал, что эти твари могут говорить.
— Ну что ж, — я ткнул чудовище дулом ружья, — ты, пожалуй, прав. Звери или убивают, или оставляют в покое.
Распластавшийся на животе монстр, неестественно вывернув огромную голову, не отводил от меня глаз, так что у меня при этом зрелище противно засосало под ложечкой.
— Вы — зззверюги… когда мы организззуем планету…
Я скривил губы, но сердце мое учащенно забилось. О какой планете он говорит? О Марсе? Или же в планы пришельцев входила Земля?
— Да мы от вас места мокрого не оставим, как только вы к нам со своей поганой помойки заявитесь, ты, кусок дерьма!
Чудовищный пришелец рассмеялся, распахнув пасть так, что без труда мог бы одним махом откусить человеку голову.
— Мы бросссаем ссскалы… большшшие ссскалы…
Картина, которую я себе нарисовал со слов монстра, была до смешного нелепой, но, несмотря на всю ее абсурдную несуразность, у меня мороз пробежал по коже. Что-то подсказывало, что эта тварь сознательно акцентирует слово —«большие».
8
Несмотря на свои намерения, я был слишком заинтригован словами чудовища, чтобы тут же разнести ему голову, и решил дать мерзкой твари возможность выговориться.
— Почему твои приятели не пытались заговорить ? Вы что, все разговариваете ?
Монстр широко раскрыл пасть, обнажив десны, поросшие спутанными волосками, и зубы, которые вращались и менялись местами.
— Нет… мы всссе разззные, как вы, люди, всссе разззные.
Пришелец-чуть отполз в сторону. Не думаю, что он намеревался смыться — наверняка отлично понимал, что это невозможно. Я стал опасаться, что он заманивает меня куда-то. Прямо передо мной располагалась зеленоватая каменная стена с барельефом, изображавшим лицо демона. У меня почему-то возникли сильные сомнения, что барельеф — лишь орнаментальная отделка помещения, сделанная по заказу Объединенной аэрокосмической корпорации.
— В чем же мы разные? — продолжал я задавать вопросы, нутром чуя, что монстр вот-вот сделает какое-то важное признание.
— Некоторые… боятссся, — с трудом выдохнуло чудовище. На его морде не отражалось чувства страха перед смертью, но по тому, как тело его судорожно подергивалось, я сделал вывод, что конец близок. — Другие сссильные… ты сссильный.
Господи, только этого не хватало! Признания космической твари в уважительном отношении к Флаю Таггарту!
— Мало сссильных, как ты, сссильных… другие годятссся только быть рабами. Людьми-рабами.
Мысль, давно сидевшая в подсознании, прорвалась наружу. Я не был настолько усталым, чтобы не понять смысл слов, сорвавшихся с языка монстра — его толстого и грубого языка. Некоторые — сильные… Значит, существовали еще какие-то люди, которые сохранили человеческий облик и продолжали оставаться самими собой!
Когда Фобос превратился в ад, я распростился с надеждой на спасение, запрятал ее в укромное место и ключ выбросил.
Несмотря на волнение, ни один мускул не дрогнул на моем лице — монстр мог быть достаточно сообразительным, чтобы смекнуть, какие чувства охватили меня, когда я подумал о том, что в числе этих сильных людей вполне могла оказаться Арлин.
Если на Фобосе остался в живых еще хоть один человек, это могло бы в корне изменить мое положение. Еда и питье меня волновали гораздо меньше, чем возможность хоть немного поспать, потому что без отдыха долго не протянуть. Значит, прежде чем меня свалит усталость, надо найти этого человека. Он предупредил бы меня об опасности. Сон без напарника в таких условиях равен самоубийству. Иначе всем моим благим намерениям грош цена. Бесконечно бодрствовать я тоже не мог, и если мне не удастся хоть немного восстановить силы, то никакие боеприпасы — хоть со всей Солнечной системы — не принесут спасенья.
— Ты до глубины души растрогал меня, — сказал я.
— Договор, — неожиданно предложил монстр, не обратив внимания на прозвучавший в моих словах сарказм. — Ты… жжживешь; ты работаешшшь; ты помогаешшшь.
Все, оказывается, очень просто — мне нужно всего лишь работать на захватчиков-пришельцев и помогать им завоевывать род человеческий, тогда они милостиво разрешили бы мне жить в качестве их раба. «Господи, — подумал я, — надо же, какой соблазн».
Славно, что мне такой экземплярчик разговорчивый попался. Интересно, что же этим гадам ползучим могло от меня понадобиться?
— Отлично, — продолжил я. — Тогда почему бы тебе не рассказать, какого черта вы здесь ад кромешный устроили?
Чудовище снова рассмеялось. Этот смех проскрежетал по моим нервам, как всхлипы расстроенного контрабаса.
— Ад… мы хотим уссстроить, — заявил монстр. — Сседаться… помощщщь; ты — жжживой, чччеловек.
— Как зомби?
— Ты — жжживой, не ходячий мертвец; ты сссможешшшь видеть оссстальных.
— Каких остальных? Кому еще удалось уцелеть? Девушка выжила?
Ну, Флай, ты просто великолепен — мил и обаятелен. Да ведь это чудовище, скорее всего, даже отдаленного понятия не имеет о том, что такое девушка!
— Ты помогаешшшь… ты видишшшь оссстальных.
Я не отрывал взгляда от омерзительной твари. Теперь я знал, что вытянул из нее все, что можно.
— Давай-ка я тебе отвечу так, — почти прокричал я. — А ты мне потом скажешь, хорошо ли расслышал.
Я навел ружье на верхнюю часть груди монстра и выстрелил в упор. Пришелец дернулся, с удивлением уставился на меня. Как ни странно, он был еще жив, хоть жизнь его еле теплилась.
Монстр скорчил гримасу, его лицевые мускулы, казалось, окоченели. Затем на какой-то краткий момент вновь пришел в себя.
— Когда-то мы могли сожрать вассс всссех, — пробормотал он и затих навсегда.
Даже волоски в его пасти встали дыбом и перестали двигаться.
Я перевел дыхание и почувствовал, как внутри нарастает тупая, неуемная ярость. Оно дело — сражаться с врагами в человеческом облике, другое — вступать в битву со злобными исчадиями ада. Каждый раз, когда я убивал одну из этих гуманоидных тварей, у меня возникало страстное желание еще сотню их перебить. То же самое я ощущал и теперь. Не давать им никакой пощады, убивать, убивать, убивать! На душе стало немного легче при мысли о том, что муштра в морской пехоте не обернулась для меня пустой тратой времени.
— Почему твои приятели не пытались заговорить ? Вы что, все разговариваете ?
Монстр широко раскрыл пасть, обнажив десны, поросшие спутанными волосками, и зубы, которые вращались и менялись местами.
— Нет… мы всссе разззные, как вы, люди, всссе разззные.
Пришелец-чуть отполз в сторону. Не думаю, что он намеревался смыться — наверняка отлично понимал, что это невозможно. Я стал опасаться, что он заманивает меня куда-то. Прямо передо мной располагалась зеленоватая каменная стена с барельефом, изображавшим лицо демона. У меня почему-то возникли сильные сомнения, что барельеф — лишь орнаментальная отделка помещения, сделанная по заказу Объединенной аэрокосмической корпорации.
— В чем же мы разные? — продолжал я задавать вопросы, нутром чуя, что монстр вот-вот сделает какое-то важное признание.
— Некоторые… боятссся, — с трудом выдохнуло чудовище. На его морде не отражалось чувства страха перед смертью, но по тому, как тело его судорожно подергивалось, я сделал вывод, что конец близок. — Другие сссильные… ты сссильный.
Господи, только этого не хватало! Признания космической твари в уважительном отношении к Флаю Таггарту!
— Мало сссильных, как ты, сссильных… другие годятссся только быть рабами. Людьми-рабами.
Мысль, давно сидевшая в подсознании, прорвалась наружу. Я не был настолько усталым, чтобы не понять смысл слов, сорвавшихся с языка монстра — его толстого и грубого языка. Некоторые — сильные… Значит, существовали еще какие-то люди, которые сохранили человеческий облик и продолжали оставаться самими собой!
Когда Фобос превратился в ад, я распростился с надеждой на спасение, запрятал ее в укромное место и ключ выбросил.
Несмотря на волнение, ни один мускул не дрогнул на моем лице — монстр мог быть достаточно сообразительным, чтобы смекнуть, какие чувства охватили меня, когда я подумал о том, что в числе этих сильных людей вполне могла оказаться Арлин.
Если на Фобосе остался в живых еще хоть один человек, это могло бы в корне изменить мое положение. Еда и питье меня волновали гораздо меньше, чем возможность хоть немного поспать, потому что без отдыха долго не протянуть. Значит, прежде чем меня свалит усталость, надо найти этого человека. Он предупредил бы меня об опасности. Сон без напарника в таких условиях равен самоубийству. Иначе всем моим благим намерениям грош цена. Бесконечно бодрствовать я тоже не мог, и если мне не удастся хоть немного восстановить силы, то никакие боеприпасы — хоть со всей Солнечной системы — не принесут спасенья.
— Ты до глубины души растрогал меня, — сказал я.
— Договор, — неожиданно предложил монстр, не обратив внимания на прозвучавший в моих словах сарказм. — Ты… жжживешь; ты работаешшшь; ты помогаешшшь.
Все, оказывается, очень просто — мне нужно всего лишь работать на захватчиков-пришельцев и помогать им завоевывать род человеческий, тогда они милостиво разрешили бы мне жить в качестве их раба. «Господи, — подумал я, — надо же, какой соблазн».
Славно, что мне такой экземплярчик разговорчивый попался. Интересно, что же этим гадам ползучим могло от меня понадобиться?
— Отлично, — продолжил я. — Тогда почему бы тебе не рассказать, какого черта вы здесь ад кромешный устроили?
Чудовище снова рассмеялось. Этот смех проскрежетал по моим нервам, как всхлипы расстроенного контрабаса.
— Ад… мы хотим уссстроить, — заявил монстр. — Сседаться… помощщщь; ты — жжживой, чччеловек.
— Как зомби?
— Ты — жжживой, не ходячий мертвец; ты сссможешшшь видеть оссстальных.
— Каких остальных? Кому еще удалось уцелеть? Девушка выжила?
Ну, Флай, ты просто великолепен — мил и обаятелен. Да ведь это чудовище, скорее всего, даже отдаленного понятия не имеет о том, что такое девушка!
— Ты помогаешшшь… ты видишшшь оссстальных.
Я не отрывал взгляда от омерзительной твари. Теперь я знал, что вытянул из нее все, что можно.
— Давай-ка я тебе отвечу так, — почти прокричал я. — А ты мне потом скажешь, хорошо ли расслышал.
Я навел ружье на верхнюю часть груди монстра и выстрелил в упор. Пришелец дернулся, с удивлением уставился на меня. Как ни странно, он был еще жив, хоть жизнь его еле теплилась.
Монстр скорчил гримасу, его лицевые мускулы, казалось, окоченели. Затем на какой-то краткий момент вновь пришел в себя.
— Когда-то мы могли сожрать вассс всссех, — пробормотал он и затих навсегда.
Даже волоски в его пасти встали дыбом и перестали двигаться.
Я перевел дыхание и почувствовал, как внутри нарастает тупая, неуемная ярость. Оно дело — сражаться с врагами в человеческом облике, другое — вступать в битву со злобными исчадиями ада. Каждый раз, когда я убивал одну из этих гуманоидных тварей, у меня возникало страстное желание еще сотню их перебить. То же самое я ощущал и теперь. Не давать им никакой пощады, убивать, убивать, убивать! На душе стало немного легче при мысли о том, что муштра в морской пехоте не обернулась для меня пустой тратой времени.