Хосе Антонио был высоким симпатичным юристом, которому минуло тридцать с небольшим. Ему нравилось, когда люди испытывали к нему симпатию, и он умел вызывать ее. Даже его «марксистские» враги признавали обаяние Хосе Антонио. Его речи и статьи создавали о нем представление как о способном студенте, который прочел, но не усвоил утомительный курс политической теории. Карьеру свою он начал как монархист и продолжал оставаться католиком. В своей газете «Эль Фасцио» (вышел только один номер) он писал: «Страна представляет собой историческое единство… для нас и наших объединений она выше всего. Государство основано на двух принципах – служение всему народу и классовое сотрудничество». Год спустя Хосе Антонио провозгласил: «Фашизм взбурлил Европу. С его помощью можно понять все – историю, государство, пролетаризацию общественной жизни; это новый способ понять феномен нашей эпохи. Фашизм уже торжествует в некоторых странах, а в таких, как Германия, пришел к власти неоспоримым демократическим путем». Хосе Антонио всегда был готов сражаться с любым, кто осмеливался критиковать его отца, да и вся его карьера откровенно напоминала попытку повторить путь старого диктатора. Строго говоря, этот молодой человек искренне старался найти национальный путь в попытках обуздать раздробленность либерализма. Его любимым стихотворением было киплинговское «Если». Перед воскресными шествиями или возможными уличными стычками он любил читать своим сторонникам строфы из него. В 1933 году Хосе Антонио основал свою собственную партию – «Испанская фаланга». Название он позаимствовал у боевого построения македонцев, которые в IV веке до н. э. положили конец греческой демократии. После убийства одного из фалангистов членом FUE Хосе Антонио и Ледесма Рамос обсудили вопрос о слиянии фаланги и JONS. Новая объединенная партия поставила перед собой примерно такие же цели, как и «Шестнадцать пунктов» 1931 года. Она приняла символ JONS (ярмо и стрелы) и его черно-красный флаг (такой же, как у анархистов). Главой партии стал Хосе Антонио4.
В 1933 году Испанская коммунистическая партия насчитывала едва ли не больше трех тысяч членов5. Ее лидеры ничего собой не представляли. Эта партия была основана в 1921 году теми отколовшимися социалистами, которые были готовы влиться в Коминтерн; им помогали некоторые анархисты-диссиденты. В 20-х годах XX века коммунисты были настолько незаметны, что Примо де Ривера даже не взял на себя труд формально запретить эту партию. С появлением республики из-за границы вернулась часть коммунистов-эмигрантов. Но к тому времени их лидеры, в основном каталонцы, поссорились со Сталиным и присоединились к Троцкому, поддерживая его в противостоянии, возникшем в России после смерти Ленина. Далее эти еретики быстро порвали связи с официальной Испанской коммунистической партией и образовали несколько своих небольших групп из среды рабочего класса. Ведущей среди них стал Революционный союз рабочих и крестьян6. Их трудно было назвать твердокаменными троцкистами, поскольку они не во всем придерживались его взглядов (так, они не входили в Четвертый Интернационал), но тем не менее они противостояли Сталину с позиций марксизма и разделяли основные воззрения Троцкого: за границей – перманентная революция, а дома – коллективизация рабочего класса. Ссоры между этими двумя группами были бурными и долгими. Имея отношение к политике советского правительства и Коминтерна, обе эти партии держались в стороне от всех прочих в Испании, особенно от социалистов, которых на партийном жаргоне тех лет называли социал-фашистами. Из-за этого бойкота марксистские группы порой вступали в тактические (но не идеологические) союзы с анархистами.
В то время скудные коммунистические силы базировались преимущественно в Севилье, Малаге, Барселоне и Мадриде. Основную часть членов партии составляли малоквалифицированные рабочие, такие, как, например, официанты. Но они доставляли правительству куда больше хлопот, чем можно было бы предполагать судя по их численности. Объяснялось это частично качеством коммунистической пропаганды, а частично – известными отношениями партии с Советским Союзом. И в какой-то мере тем, что большинство испанской буржуазии толком не разбиралось в отличиях одной пролетарской партии от другой. Кроме того, и анархисты постоянно заявляли, что их цель – установление «либертарианского коммунизма».
Как и в других коммунистических партиях, при испанских коммунистах был «инструктор», присланный из Коминтерна. В Испании эту роль играл Витторио Кодовилья, по происхождению аргентинец или итальянец (известный в Испании как «товарищ Медина»). Большую часть жизни он организовывал коммунистические партии в Южной Америке и в конце 1933 года прибыл в Испанию. Кодовилья отличался ненасытным аппетитом. Жак Дорио, который в начале 20-х годов XX века был самой яркой надеждой Французской коммунистической партии, заметил по этому поводу: «Людовик XIII любил видеть рядом с собой людей, которые умели насыщаться. Кодовилья будет отлично смотреться рядом со Сталиным»7. Впоследствии в помощь Кодовилье прибыл болгарин Степанов. В те времена в Испании то и дело появлялись агенты Коминтерна, и нет никаких сомнений, что некоторых социалистов, таких, как Альварес дель Вайо, коммунисты считали «попутчиками». Трудно сказать, какое воздействие они оказывали на ход событий. И они сами и их враги переоценивали их значимость.
Испанские коммунисты всегда отличались неуправляемостью. В течение 1934-го, 1935-го и особенно 1936 годов Советский Союз отчаянно старался заключить союз с Англией и Францией, направленный против Гитлера8. С начала 1934 года политика Коминтерна заключалась в создании Народного фронта или альянса всех левых партий, включая рабочий класс и буржуазию, для противостояния фашизму, то есть всем правым партиям, чья деятельность помогала Гитлеру и (в меньшей степени) Муссолини. Тем не менее с начала того же 1934 года всем коммунистическим партиям было предложено использовать «буржуазную парламентскую демократию», пока она не будет заменена «пролетарской демократией». Именно в это время Испанская социалистическая партия Ларго Кабальеро решила возглавить неукротимых левых. В свою очередь, испанские коммунисты получили указание распространить свое влияние в среде податливых социалистов, чтобы укрепиться на левом фланге политики, получившей одобрение Коминтерна и советского правительства.
Не только испанские коммунисты, но и Испанская социалистическая партия в 1934 году искренне восхищались Советским Союзом и его достижениями после 1917 года. Кроме того, в это время тысячи даже весьма искушенных жителей западного мира были готовы поверить американцу Линкольну Стефенсу, который в 1929 году, вернувшись из Москвы, в аэропорту Нью-Йорка сказал встречавшим его: «Я видел будущее! И оно работает!»9 Тогда в самом деле казалось, что Советский Союз еще не предал свои первоначальные идеалы. Были неизвестны подробности коллективизации на селе, да и причины преследования Троцкого для многих оставались непонятными. Еще не начинались сталинские чистки старых большевиков10. Испанская коммунистическая партия утверждала, что на ней лежит заслуга в создании широкого Народного фронта на всеобщих выборах в феврале 1936 года. Потребовалось не так уж много усилий, чтобы и социалисты приняли на вооружение салют в виде вскинутого сжатого кулака (позаимствованный у немецких коммунистов), красное знамя, революционную фразеологию и призыв к единству перед лицом международного фашизма. Коммунистические партии распространяли его по всему миру.
2 Мадариага считал, что эти два шурина и толкнули солидного уравновешенного Ларго Кабальеро к революции. Скорее всего, именно их приход на место Фабра Риваса в качестве главных советчиков и помог смещению его партии влево.
3 На самом деле в 1932 году Хименес Кабальеро предложил Прието взять на себя верховное командование фалангой.
4 Полное слияние фаланги и JONS произошло лишь 13 февраля 1934 года.
5 Михаил Кольцов в «Испанском дневнике» сообщает, что в 1931 году в ней было всего 800 членов. Сами коммунисты утверждали, что в феврале 1936 года партия насчитывала 35 000 человек, но, скорее всего, это преувеличение. Генерал Кривицкий приводит цифру 3000 человек в начале 1936 года, но не исключено, что в своих подсчетах он просто потерял один ноль.
6 Он стал ведущей группой в партии, которая позднее обрела известность как POUM (Рабочая партия марксистского единства).
7 В 30-х годах XX века «латинской» секцией Коминтерна руководил лидер Итальянской коммунистической партии Пальмиро Тольятти, сбежавший из Италии от Муссолини в 1924 году; среди его многочисленных псевдонимов самым известным был Эрколе Эрколи. До появления Кодовильи основным представителем Тольятти в Испании был немец Хейнц Нойман, ветеран немецкой и китайской революций.
8 Автор считает, что лучшая характеристика советской политики во времена Народного фронта дана Леонардом Шапиро в его работе «Коммунистическая партия Советского Союза». В силу определенных причин свидетельства генерала Кривицкого «Я был агентом Сталина» заслуживают меньшего внимания.
9 В своей книге «Свидетель» Уиттекер Чамберс описывает эти годы как «неудержимый дрейф» к коммунизму американских интеллектуалов из средних классов. Может, куда больше для распространения идей коммунизма в Испании сделали не секретные агенты, а рассказы испанских рабочих, которые после революции в Астурии отправились работать на строительство московского метро. Они восприняли его как настоящее инженерное чудо и вернулись в Испанию, полные неподдельного энтузиазма перед тем, что им довелось увидеть.
10 Киров был убит в декабре 1934 года. Каменев, Зиновьев и другие были осуждены за государственную измену в январе 1935 года. Они были приговорены к тюремному заключению. Вскоре они снова предстали перед судом, который вынес куда более жестокий приговор.
Глава 9
Первое после выборов правительство представляло собой центристскую коалицию, состоящую главным образом из радикалов. Премьер-министром стал Лерру. CEDA и Хиль Роблес поддержали его в кортесах, но сами в администрацию не вошли. Католическая партия держалась в стороне, выжидая критического момента, когда слово будет предоставлено Хилю Роблесу и он придет к власти. Но тем временем трансформация Лерру, который заключил союз с католической партией, показалась предательской его главному помощнику Мартинесу Баррио, и тот перешел в оппозицию, возглавив собственную группу радикалов, принявшую название Республиканская объединенная партия.
Первые трудности нового правительства были связаны с неожиданными вспышками особо воинственных стачек. Всеми ими руководили анархисты, которые нападали на отдельные посты гражданской гвардии и пустили под откос экспресс Барселона – Севилья, убив девятнадцать человек. В Мадриде прошла забастовка телефонистов. Всеобщая забастовка в Валенсии длилась несколько недель, а в Сарагосе 57 дней. CNT никогда не выплачивала забастовочное пособие, но стойкость и несгибаемость рабочих удивили и встревожили страну. Забастовщики решили отправить поездом из Барселоны своих жен и детей, но гражданская гвардия обстреляла и остановила его на полпути. Добиться умиротворения страны было нелегко.
К новому, 1934 году правительство предприняло ряд мер, чтобы остановить реформы своих предшественников. Закрытие религиозных школ было отложено на неопределенный срок. Скоро выяснилось, что иезуиты снова приступили к преподаванию1. Священники стали получать две трети от своего жалованья 1931 года. И хотя аграрный закон продолжал существовать, его претворение в жизнь спустили на тормозах. Всем политическим заключенным была дарована амнистия, включая генерала Санхурхо и его соратников по мятежу 1932 года. Но этот акт милосердия всего лишь побудил старых заговорщиков, в первую очередь карлистов, строить новые планы. С начала 1933 года в деревнях Наварры (так же как в городах на юге и в центре Испании, где молодые анархисты, фалангисты, социалисты и коммунисты учились владеть оружием) снова раздались звуки очередей. На рыночных площадях еженедельно стали появляться карлистские «красные береты» (boinas rojas). За организацию подготовки этих новых requêtes (так этих новобранцев называли во времена карлистских войн по названию воинственного марша ударных батальонов) взялся лихой амбициозный полковник Энрике Варела, получивший за мужество в Марокко две высшие награды Испании. Варела, которого лидеры карлистов Фаль Конде и граф Родесно встретили в тюрьме Гвадалахары после мятежа 1932 года, путешествовал по пиренейским деревням в обличье священника под именем Дядюшка Пепе, будучи на самом деле провозвестником войны. Когда его произвели в генералы, место Варелы занял полковник Рада2.
31 марта 1934 года Антонио Гойкоэчеа, пожилой денди, лидер монархистов в кортесах, вместе с двумя карлистами Рафаэлем Ольсабалем и Антонио Лисарсой, а также генералом Баррерой нанес визит Муссолини. Испанцы посетовали на несогласованность действий. Муссолини тем не менее отбросил их опасения, сказав, что для успеха заговора необходимо, чтобы движение обладало тенденциями «монархизма, корпоративности и представительности». И этого достаточно. Он пообещал испанским мятежникам полтора миллиона песет, 200 пулеметов и 20 000 гранат и с началом восстания был готов прислать еще. Деньги были выданы на следующий день3.
Через четыре дня после этой странной встречи в Риме Лерру ушел в отставку в знак протеста против медлительности действий президента Алькалы Саморы, который должен был поставить свою подпись под законом об амнистии. Его преемник Сампер тоже был радикалом. Он приложил все старания, чтобы ничего не менять в политике, опасаясь ухудшить ситуацию. Возникла совершенно статичная ситуация, которая не имела права на существование. В июне серьезно осложнилось положение в Каталонии. Каталонское правительство Женералитат приняло Закон об обработке земли, о процессе арбитражного разбирательства вопросов аренды виноградников. Их владельцы обратились с жалобой в высшую юридическую инстанцию республики, Трибунал конституционных гарантий, который незначительным большинством голосов отменил этот закон на том основании, что государство не должно заниматься такими мелочами. Но Луис Компаньс, который после смерти Масиа стал президентом Женералитата, своим указом ратифицировал закон. Этот шаг представлял собой прямой вызов правительству в Мадриде. Побудил Компаньса к подобным действиям его советник по внутренним делам Денкас, который был склонен использовать каталонский национализм, придав ему полуфашистский характер. Асанья тут же нарушил молчание, которое хранил со времени своего падения, оценив каталонскую «Эскерру» (ее лидером стал Компаньс) как «единственную в Испании подлинно республиканскую партию».
Когда на передний план встал вопрос о сепаратистских устремлениях басков, это привело к серьезным конституционным спорам. Финансовые взаимоотношения Басконии с центральным правительством в Мадриде определялись соглашением 1876 года. Оно предоставляло баскам автономную фискальную систему, при которой почти все налоги шли провинции и лишь некоторая сумма выделялась государству. Муниципальные советы провинции решили, что ряд законов, представленных правительством Сампера, угрожают соглашению. Конечно, после выборов 1933 года не могло быть и речи, что Баскония получит такой же статус, как и Каталония. Посему баскские мэры решили провести новую серию муниципальных выборов в трех провинциях – Бискайе, Гипускоа и Алаве, после чего избранные представители должны будут публично поддержать мадридское соглашение. Правительство запретило выборы, но они все же состоялись. Мэров арестовали. По всем трем провинциям прокатилась волна демонстраций в поддержку самоуправления Басконии.
Пока шли разборки с внезапно обострившимися проблемами сепаратизма, страна неожиданно была шокирована слухами о выгрузке в Астурии семидесяти ящиков с оружием4. Государство встревожилось. На большом митинге CEDA в Астурии, в том памятном месте, откуда король Пелайо начал Реконкисту, чтобы отвоевать Испанию у мавров, Хиль Роблес заявил: «Мы не потерпим, чтобы и дальше продолжалось такое положение дел!» CNT и UGT, которые впервые после 1917 года пошли на сотрудничество, немедленно объявили в Астурии всеобщую забастовку, что весьма затруднило делегатам CEDA возвращение домой в Мадрид. Через неделю Хиль Роблес заявил, что, когда кортесы снова соберутся в октябре, он и его партия больше не будут поддерживать правительство Сампера. Тем самым он ясно дал понять, что хотел бы сам прийти к власти. Услышав это, UGT выпустило заявление, осуждающее Хиля Роблеса как «закоренелого иезуита». Если CEDA войдет в правительство, не заявив о своей поддержке республики, UGT не отвечает за их дальнейшие действия. То есть UGT сочло вхождение CEDA в правительство первым шагом к установлению в Испании фашистского режима. Хиль Роблес, мучимый страхом, что в этом случае потеряет много сторонников из правого крыла, неохотно оповестил о своей приверженности республике. Он вроде бы признавал так и не пересмотренные антиклерикальные статьи Конституции. Испанские социалисты из UGT стали свидетелями, как за последние 18 месяцев немецкие и австрийские социалисты потерпели сокрушительное поражение от Гитлера и Дольфуса. А в чем была разница между Дольфусом и Хилем Роблесом?
Близилось время новой сессии кортесов. 4 октября 1934 года Хиль Роблес отказал в поддержке неэффективному правительству Сампера, которое немедленно подало в отставку. Испания затаила дыхание. Ко всеобщему удивлению, президент Алькала Самора не предложил Роблесу сформировать новое правительство. Эта трудная задача снова была доверена Лерру. Но он включил в свой кабинет трех членов CEDA, хотя самого Роблеса среди них не оказалось.
Незамедлительно последовала бурная реакция. В Мадриде UGT объявил всеобщую забастовку, и некоторые вооруженные социалисты даже открыли огонь по министерству внутренних дел на Пуэрта-дель-Соль. Анархисты из CNT не поддержали забастовку. Союз рабочего класса5, который Ларго Кабальеро пытался организовать по всей стране из всех партий рабочего класса, обосновался только в Мадриде. В него входили лишь социалисты и немного коммунистов. Ларго Кабальеро пребывал в растерянности. Но к концу дня правительство овладело ситуацией. Все лидеры социалистов были арестованы.
В Барселоне вхождение CEDA в правительство побудило Компаньса объявить о создании «Каталонского государства» как составной части «Федеративной Испанской республики». И снова Компаньса побудил на это непродуманное решение его советник Денкас, который к тому времени уже создал новую милицию «Эскамотс» по образцу фашистской, хотя номинально она служила целям каталонских националистов. Тем не менее основная мысль, выраженная в публичном обращении Компаньса к Каталонии, заключалась в том, что налицо нападение фашистов из CEDA. «Монархические и фашистские силы, которые уже пытались предать республику, достигли своей цели, – объявил Компаньс. – В этот непростой час правительство, которое я возглавляю, от имени народа и парламента берет на себя все властные функции в Каталонии, провозглашает Каталонское государство в составе Федеративной Испанской республики и, укрепляя отношения со всеми, кто прямо выражает протест против фашизма, приглашает их участвовать в работе временного правительства Республики Каталонии». Эта любопытная речь стала объявлением совершенно новых отношений между Каталонией и всей остальной Испанией, а также приглашением оппозиции объявить о своей поддержке правительства, которое в случае необходимости обоснуется в Барселоне. Для Лерру и его министров в Мадриде не было секретом, что в данный момент Асанья находится в Барселоне6.
Тем не менее каталонское восстание сошло на нет почти так же быстро, как и всеобщая забастовка в Мадриде. Прошло несколько вооруженных стычек между милицией Денкаса и специальными силами безопасности, созданными для защиты Женералитата, а также между гражданской гвардией и регулярной армией. Погибло около двадцати человек. Анархисты из FAI и CNT держались в стороне. Компаньс послал за генералом Батетом, командиром дивизии, расквартированной в Барселоне, и попросил его заявить о своей преданности новому федеральному режиму. Батет, который сам был каталонцем, помедлив, ответил: «Я за Испанию». И затем арестовал Компаньса и все правительство, за исключением Денкаса, который по канализационным трубам выбрался на свободу7. По всей Барселоне сопротивление было быстро подавлено, а Компаньс с достоинством обратился по радио к своим сторонникам с призывом сложить оружие.
«Октябрьская революция» в Мадриде и Барселоне не состоялась.
В остальной части Испании вспыхивали волнения и забастовки, но все они, за одним исключением, были быстро подавлены. Исключением стала Астурия, где революция 1934 года еще ждет своего исследования. Здесь восстанием – именно таковым эти события и были – руководили крепкие и политически высокосознательные шахтеры, представители передового рабочего класса Испании. Их действия носили не столько экономический, сколько политический характер. И хотя повсюду в Испании, когда речь заходила о подготовке восстания, партии рабочего класса не могли найти общего языка, в Астурии по призыву Союза братьев-пролетариев8 установилось сотрудничество анархистов, социалистов, коммунистов и полутроцкистов из Союза рабочих и крестьян.
Восстание в Астурии было тщательно подготовлено по всей провинции; центры его располагались в ее столице Овьедо и в соседних шахтерских городах Мьерес и Сама. Повсюду сигналом к началу восстания стало вхождение CEDA в правительство. К тому времени шахтеры были очень хорошо организованы. Они имели запасы оружия, взрывчатку. В их распоряжении были объединенные рабочие комитеты, которые руководили восставшими. Их реакцией на явный захват власти «фашистами» в Мадриде должна была стать по возможности полномасштабная пролетарская революция. «Около половины восьмого утра, – сообщал Мануэль Гросси, – перед зданием муниципалитета Мьерес, уже занятого восставшими рабочими, собралась толпа примерно из двух тысяч человек. С одного из балконов я объявил о создании социалистической республики. Энтузиазм был просто неописуем. Вслед за криками «Виват!» в честь революции следовали другие лозунги в честь социалистической республики. Когда меня снова смогли услышать, я дал указание продолжать начатое…»
В 1933 году Испанская коммунистическая партия насчитывала едва ли не больше трех тысяч членов5. Ее лидеры ничего собой не представляли. Эта партия была основана в 1921 году теми отколовшимися социалистами, которые были готовы влиться в Коминтерн; им помогали некоторые анархисты-диссиденты. В 20-х годах XX века коммунисты были настолько незаметны, что Примо де Ривера даже не взял на себя труд формально запретить эту партию. С появлением республики из-за границы вернулась часть коммунистов-эмигрантов. Но к тому времени их лидеры, в основном каталонцы, поссорились со Сталиным и присоединились к Троцкому, поддерживая его в противостоянии, возникшем в России после смерти Ленина. Далее эти еретики быстро порвали связи с официальной Испанской коммунистической партией и образовали несколько своих небольших групп из среды рабочего класса. Ведущей среди них стал Революционный союз рабочих и крестьян6. Их трудно было назвать твердокаменными троцкистами, поскольку они не во всем придерживались его взглядов (так, они не входили в Четвертый Интернационал), но тем не менее они противостояли Сталину с позиций марксизма и разделяли основные воззрения Троцкого: за границей – перманентная революция, а дома – коллективизация рабочего класса. Ссоры между этими двумя группами были бурными и долгими. Имея отношение к политике советского правительства и Коминтерна, обе эти партии держались в стороне от всех прочих в Испании, особенно от социалистов, которых на партийном жаргоне тех лет называли социал-фашистами. Из-за этого бойкота марксистские группы порой вступали в тактические (но не идеологические) союзы с анархистами.
В то время скудные коммунистические силы базировались преимущественно в Севилье, Малаге, Барселоне и Мадриде. Основную часть членов партии составляли малоквалифицированные рабочие, такие, как, например, официанты. Но они доставляли правительству куда больше хлопот, чем можно было бы предполагать судя по их численности. Объяснялось это частично качеством коммунистической пропаганды, а частично – известными отношениями партии с Советским Союзом. И в какой-то мере тем, что большинство испанской буржуазии толком не разбиралось в отличиях одной пролетарской партии от другой. Кроме того, и анархисты постоянно заявляли, что их цель – установление «либертарианского коммунизма».
Как и в других коммунистических партиях, при испанских коммунистах был «инструктор», присланный из Коминтерна. В Испании эту роль играл Витторио Кодовилья, по происхождению аргентинец или итальянец (известный в Испании как «товарищ Медина»). Большую часть жизни он организовывал коммунистические партии в Южной Америке и в конце 1933 года прибыл в Испанию. Кодовилья отличался ненасытным аппетитом. Жак Дорио, который в начале 20-х годов XX века был самой яркой надеждой Французской коммунистической партии, заметил по этому поводу: «Людовик XIII любил видеть рядом с собой людей, которые умели насыщаться. Кодовилья будет отлично смотреться рядом со Сталиным»7. Впоследствии в помощь Кодовилье прибыл болгарин Степанов. В те времена в Испании то и дело появлялись агенты Коминтерна, и нет никаких сомнений, что некоторых социалистов, таких, как Альварес дель Вайо, коммунисты считали «попутчиками». Трудно сказать, какое воздействие они оказывали на ход событий. И они сами и их враги переоценивали их значимость.
Испанские коммунисты всегда отличались неуправляемостью. В течение 1934-го, 1935-го и особенно 1936 годов Советский Союз отчаянно старался заключить союз с Англией и Францией, направленный против Гитлера8. С начала 1934 года политика Коминтерна заключалась в создании Народного фронта или альянса всех левых партий, включая рабочий класс и буржуазию, для противостояния фашизму, то есть всем правым партиям, чья деятельность помогала Гитлеру и (в меньшей степени) Муссолини. Тем не менее с начала того же 1934 года всем коммунистическим партиям было предложено использовать «буржуазную парламентскую демократию», пока она не будет заменена «пролетарской демократией». Именно в это время Испанская социалистическая партия Ларго Кабальеро решила возглавить неукротимых левых. В свою очередь, испанские коммунисты получили указание распространить свое влияние в среде податливых социалистов, чтобы укрепиться на левом фланге политики, получившей одобрение Коминтерна и советского правительства.
Не только испанские коммунисты, но и Испанская социалистическая партия в 1934 году искренне восхищались Советским Союзом и его достижениями после 1917 года. Кроме того, в это время тысячи даже весьма искушенных жителей западного мира были готовы поверить американцу Линкольну Стефенсу, который в 1929 году, вернувшись из Москвы, в аэропорту Нью-Йорка сказал встречавшим его: «Я видел будущее! И оно работает!»9 Тогда в самом деле казалось, что Советский Союз еще не предал свои первоначальные идеалы. Были неизвестны подробности коллективизации на селе, да и причины преследования Троцкого для многих оставались непонятными. Еще не начинались сталинские чистки старых большевиков10. Испанская коммунистическая партия утверждала, что на ней лежит заслуга в создании широкого Народного фронта на всеобщих выборах в феврале 1936 года. Потребовалось не так уж много усилий, чтобы и социалисты приняли на вооружение салют в виде вскинутого сжатого кулака (позаимствованный у немецких коммунистов), красное знамя, революционную фразеологию и призыв к единству перед лицом международного фашизма. Коммунистические партии распространяли его по всему миру.
Примечания
1 Лучшим источником событий в Касас-Вьехас считается отчет комиссии кортесов, хотя его стоит сравнить с работой Хобсбаума, который внимательно изучил кадисские газеты того периода.2 Мадариага считал, что эти два шурина и толкнули солидного уравновешенного Ларго Кабальеро к революции. Скорее всего, именно их приход на место Фабра Риваса в качестве главных советчиков и помог смещению его партии влево.
3 На самом деле в 1932 году Хименес Кабальеро предложил Прието взять на себя верховное командование фалангой.
4 Полное слияние фаланги и JONS произошло лишь 13 февраля 1934 года.
5 Михаил Кольцов в «Испанском дневнике» сообщает, что в 1931 году в ней было всего 800 членов. Сами коммунисты утверждали, что в феврале 1936 года партия насчитывала 35 000 человек, но, скорее всего, это преувеличение. Генерал Кривицкий приводит цифру 3000 человек в начале 1936 года, но не исключено, что в своих подсчетах он просто потерял один ноль.
6 Он стал ведущей группой в партии, которая позднее обрела известность как POUM (Рабочая партия марксистского единства).
7 В 30-х годах XX века «латинской» секцией Коминтерна руководил лидер Итальянской коммунистической партии Пальмиро Тольятти, сбежавший из Италии от Муссолини в 1924 году; среди его многочисленных псевдонимов самым известным был Эрколе Эрколи. До появления Кодовильи основным представителем Тольятти в Испании был немец Хейнц Нойман, ветеран немецкой и китайской революций.
8 Автор считает, что лучшая характеристика советской политики во времена Народного фронта дана Леонардом Шапиро в его работе «Коммунистическая партия Советского Союза». В силу определенных причин свидетельства генерала Кривицкого «Я был агентом Сталина» заслуживают меньшего внимания.
9 В своей книге «Свидетель» Уиттекер Чамберс описывает эти годы как «неудержимый дрейф» к коммунизму американских интеллектуалов из средних классов. Может, куда больше для распространения идей коммунизма в Испании сделали не секретные агенты, а рассказы испанских рабочих, которые после революции в Астурии отправились работать на строительство московского метро. Они восприняли его как настоящее инженерное чудо и вернулись в Испанию, полные неподдельного энтузиазма перед тем, что им довелось увидеть.
10 Киров был убит в декабре 1934 года. Каменев, Зиновьев и другие были осуждены за государственную измену в январе 1935 года. Они были приговорены к тюремному заключению. Вскоре они снова предстали перед судом, который вынес куда более жестокий приговор.
Глава 9
Лерру у власти. – Всеобщая забастовка в Сарагосе. – Монархисты в Риме. – Правительство Сампера. – Ley de Cultivos. – Баскские мэры. – CEDA входит в правительство. – Октябрьская революция в Мадриде, Барселоне и Астурии. – Личность Франко.История Испании двух с половиной лет после всеобщих выборов ноября 1933 года характеризуется неуклонным сползанием к хаосу, насилию, убийствам и, наконец, к войне. Время от времени в течение этих тревожных лет некоторые личности тщетно пытались остановить жуткий и, как позднее выяснилось, неизбежный процесс. Им не хватало энергии, удачливости и уверенности, необходимых для успеха. Мало кто заслуживает извинения за те роли, которые им приходилось играть. Ибо ни у кого, ни у одной группы не было той силы и великодушия, которые могли бы предотвратить катастрофу. Но если никто не заслуживает прощения, то в той же мере никого не следует осуждать. При тех условиях, которые существовали в Испании зимой 1933/34 года, всем и каждому приходилось подчиняться неумолимой логике, которая обреченно заставляла их играть свои роли. Крупная личность, умеющая идти на компромиссы, склонная к сочувствию и пониманию, могла бы смягчить остроту споров, которые сотрясали страну. Но подобный человек так и не появился.
Первое после выборов правительство представляло собой центристскую коалицию, состоящую главным образом из радикалов. Премьер-министром стал Лерру. CEDA и Хиль Роблес поддержали его в кортесах, но сами в администрацию не вошли. Католическая партия держалась в стороне, выжидая критического момента, когда слово будет предоставлено Хилю Роблесу и он придет к власти. Но тем временем трансформация Лерру, который заключил союз с католической партией, показалась предательской его главному помощнику Мартинесу Баррио, и тот перешел в оппозицию, возглавив собственную группу радикалов, принявшую название Республиканская объединенная партия.
Первые трудности нового правительства были связаны с неожиданными вспышками особо воинственных стачек. Всеми ими руководили анархисты, которые нападали на отдельные посты гражданской гвардии и пустили под откос экспресс Барселона – Севилья, убив девятнадцать человек. В Мадриде прошла забастовка телефонистов. Всеобщая забастовка в Валенсии длилась несколько недель, а в Сарагосе 57 дней. CNT никогда не выплачивала забастовочное пособие, но стойкость и несгибаемость рабочих удивили и встревожили страну. Забастовщики решили отправить поездом из Барселоны своих жен и детей, но гражданская гвардия обстреляла и остановила его на полпути. Добиться умиротворения страны было нелегко.
К новому, 1934 году правительство предприняло ряд мер, чтобы остановить реформы своих предшественников. Закрытие религиозных школ было отложено на неопределенный срок. Скоро выяснилось, что иезуиты снова приступили к преподаванию1. Священники стали получать две трети от своего жалованья 1931 года. И хотя аграрный закон продолжал существовать, его претворение в жизнь спустили на тормозах. Всем политическим заключенным была дарована амнистия, включая генерала Санхурхо и его соратников по мятежу 1932 года. Но этот акт милосердия всего лишь побудил старых заговорщиков, в первую очередь карлистов, строить новые планы. С начала 1933 года в деревнях Наварры (так же как в городах на юге и в центре Испании, где молодые анархисты, фалангисты, социалисты и коммунисты учились владеть оружием) снова раздались звуки очередей. На рыночных площадях еженедельно стали появляться карлистские «красные береты» (boinas rojas). За организацию подготовки этих новых requêtes (так этих новобранцев называли во времена карлистских войн по названию воинственного марша ударных батальонов) взялся лихой амбициозный полковник Энрике Варела, получивший за мужество в Марокко две высшие награды Испании. Варела, которого лидеры карлистов Фаль Конде и граф Родесно встретили в тюрьме Гвадалахары после мятежа 1932 года, путешествовал по пиренейским деревням в обличье священника под именем Дядюшка Пепе, будучи на самом деле провозвестником войны. Когда его произвели в генералы, место Варелы занял полковник Рада2.
31 марта 1934 года Антонио Гойкоэчеа, пожилой денди, лидер монархистов в кортесах, вместе с двумя карлистами Рафаэлем Ольсабалем и Антонио Лисарсой, а также генералом Баррерой нанес визит Муссолини. Испанцы посетовали на несогласованность действий. Муссолини тем не менее отбросил их опасения, сказав, что для успеха заговора необходимо, чтобы движение обладало тенденциями «монархизма, корпоративности и представительности». И этого достаточно. Он пообещал испанским мятежникам полтора миллиона песет, 200 пулеметов и 20 000 гранат и с началом восстания был готов прислать еще. Деньги были выданы на следующий день3.
Через четыре дня после этой странной встречи в Риме Лерру ушел в отставку в знак протеста против медлительности действий президента Алькалы Саморы, который должен был поставить свою подпись под законом об амнистии. Его преемник Сампер тоже был радикалом. Он приложил все старания, чтобы ничего не менять в политике, опасаясь ухудшить ситуацию. Возникла совершенно статичная ситуация, которая не имела права на существование. В июне серьезно осложнилось положение в Каталонии. Каталонское правительство Женералитат приняло Закон об обработке земли, о процессе арбитражного разбирательства вопросов аренды виноградников. Их владельцы обратились с жалобой в высшую юридическую инстанцию республики, Трибунал конституционных гарантий, который незначительным большинством голосов отменил этот закон на том основании, что государство не должно заниматься такими мелочами. Но Луис Компаньс, который после смерти Масиа стал президентом Женералитата, своим указом ратифицировал закон. Этот шаг представлял собой прямой вызов правительству в Мадриде. Побудил Компаньса к подобным действиям его советник по внутренним делам Денкас, который был склонен использовать каталонский национализм, придав ему полуфашистский характер. Асанья тут же нарушил молчание, которое хранил со времени своего падения, оценив каталонскую «Эскерру» (ее лидером стал Компаньс) как «единственную в Испании подлинно республиканскую партию».
Когда на передний план встал вопрос о сепаратистских устремлениях басков, это привело к серьезным конституционным спорам. Финансовые взаимоотношения Басконии с центральным правительством в Мадриде определялись соглашением 1876 года. Оно предоставляло баскам автономную фискальную систему, при которой почти все налоги шли провинции и лишь некоторая сумма выделялась государству. Муниципальные советы провинции решили, что ряд законов, представленных правительством Сампера, угрожают соглашению. Конечно, после выборов 1933 года не могло быть и речи, что Баскония получит такой же статус, как и Каталония. Посему баскские мэры решили провести новую серию муниципальных выборов в трех провинциях – Бискайе, Гипускоа и Алаве, после чего избранные представители должны будут публично поддержать мадридское соглашение. Правительство запретило выборы, но они все же состоялись. Мэров арестовали. По всем трем провинциям прокатилась волна демонстраций в поддержку самоуправления Басконии.
Пока шли разборки с внезапно обострившимися проблемами сепаратизма, страна неожиданно была шокирована слухами о выгрузке в Астурии семидесяти ящиков с оружием4. Государство встревожилось. На большом митинге CEDA в Астурии, в том памятном месте, откуда король Пелайо начал Реконкисту, чтобы отвоевать Испанию у мавров, Хиль Роблес заявил: «Мы не потерпим, чтобы и дальше продолжалось такое положение дел!» CNT и UGT, которые впервые после 1917 года пошли на сотрудничество, немедленно объявили в Астурии всеобщую забастовку, что весьма затруднило делегатам CEDA возвращение домой в Мадрид. Через неделю Хиль Роблес заявил, что, когда кортесы снова соберутся в октябре, он и его партия больше не будут поддерживать правительство Сампера. Тем самым он ясно дал понять, что хотел бы сам прийти к власти. Услышав это, UGT выпустило заявление, осуждающее Хиля Роблеса как «закоренелого иезуита». Если CEDA войдет в правительство, не заявив о своей поддержке республики, UGT не отвечает за их дальнейшие действия. То есть UGT сочло вхождение CEDA в правительство первым шагом к установлению в Испании фашистского режима. Хиль Роблес, мучимый страхом, что в этом случае потеряет много сторонников из правого крыла, неохотно оповестил о своей приверженности республике. Он вроде бы признавал так и не пересмотренные антиклерикальные статьи Конституции. Испанские социалисты из UGT стали свидетелями, как за последние 18 месяцев немецкие и австрийские социалисты потерпели сокрушительное поражение от Гитлера и Дольфуса. А в чем была разница между Дольфусом и Хилем Роблесом?
Близилось время новой сессии кортесов. 4 октября 1934 года Хиль Роблес отказал в поддержке неэффективному правительству Сампера, которое немедленно подало в отставку. Испания затаила дыхание. Ко всеобщему удивлению, президент Алькала Самора не предложил Роблесу сформировать новое правительство. Эта трудная задача снова была доверена Лерру. Но он включил в свой кабинет трех членов CEDA, хотя самого Роблеса среди них не оказалось.
Незамедлительно последовала бурная реакция. В Мадриде UGT объявил всеобщую забастовку, и некоторые вооруженные социалисты даже открыли огонь по министерству внутренних дел на Пуэрта-дель-Соль. Анархисты из CNT не поддержали забастовку. Союз рабочего класса5, который Ларго Кабальеро пытался организовать по всей стране из всех партий рабочего класса, обосновался только в Мадриде. В него входили лишь социалисты и немного коммунистов. Ларго Кабальеро пребывал в растерянности. Но к концу дня правительство овладело ситуацией. Все лидеры социалистов были арестованы.
В Барселоне вхождение CEDA в правительство побудило Компаньса объявить о создании «Каталонского государства» как составной части «Федеративной Испанской республики». И снова Компаньса побудил на это непродуманное решение его советник Денкас, который к тому времени уже создал новую милицию «Эскамотс» по образцу фашистской, хотя номинально она служила целям каталонских националистов. Тем не менее основная мысль, выраженная в публичном обращении Компаньса к Каталонии, заключалась в том, что налицо нападение фашистов из CEDA. «Монархические и фашистские силы, которые уже пытались предать республику, достигли своей цели, – объявил Компаньс. – В этот непростой час правительство, которое я возглавляю, от имени народа и парламента берет на себя все властные функции в Каталонии, провозглашает Каталонское государство в составе Федеративной Испанской республики и, укрепляя отношения со всеми, кто прямо выражает протест против фашизма, приглашает их участвовать в работе временного правительства Республики Каталонии». Эта любопытная речь стала объявлением совершенно новых отношений между Каталонией и всей остальной Испанией, а также приглашением оппозиции объявить о своей поддержке правительства, которое в случае необходимости обоснуется в Барселоне. Для Лерру и его министров в Мадриде не было секретом, что в данный момент Асанья находится в Барселоне6.
Тем не менее каталонское восстание сошло на нет почти так же быстро, как и всеобщая забастовка в Мадриде. Прошло несколько вооруженных стычек между милицией Денкаса и специальными силами безопасности, созданными для защиты Женералитата, а также между гражданской гвардией и регулярной армией. Погибло около двадцати человек. Анархисты из FAI и CNT держались в стороне. Компаньс послал за генералом Батетом, командиром дивизии, расквартированной в Барселоне, и попросил его заявить о своей преданности новому федеральному режиму. Батет, который сам был каталонцем, помедлив, ответил: «Я за Испанию». И затем арестовал Компаньса и все правительство, за исключением Денкаса, который по канализационным трубам выбрался на свободу7. По всей Барселоне сопротивление было быстро подавлено, а Компаньс с достоинством обратился по радио к своим сторонникам с призывом сложить оружие.
«Октябрьская революция» в Мадриде и Барселоне не состоялась.
В остальной части Испании вспыхивали волнения и забастовки, но все они, за одним исключением, были быстро подавлены. Исключением стала Астурия, где революция 1934 года еще ждет своего исследования. Здесь восстанием – именно таковым эти события и были – руководили крепкие и политически высокосознательные шахтеры, представители передового рабочего класса Испании. Их действия носили не столько экономический, сколько политический характер. И хотя повсюду в Испании, когда речь заходила о подготовке восстания, партии рабочего класса не могли найти общего языка, в Астурии по призыву Союза братьев-пролетариев8 установилось сотрудничество анархистов, социалистов, коммунистов и полутроцкистов из Союза рабочих и крестьян.
Восстание в Астурии было тщательно подготовлено по всей провинции; центры его располагались в ее столице Овьедо и в соседних шахтерских городах Мьерес и Сама. Повсюду сигналом к началу восстания стало вхождение CEDA в правительство. К тому времени шахтеры были очень хорошо организованы. Они имели запасы оружия, взрывчатку. В их распоряжении были объединенные рабочие комитеты, которые руководили восставшими. Их реакцией на явный захват власти «фашистами» в Мадриде должна была стать по возможности полномасштабная пролетарская революция. «Около половины восьмого утра, – сообщал Мануэль Гросси, – перед зданием муниципалитета Мьерес, уже занятого восставшими рабочими, собралась толпа примерно из двух тысяч человек. С одного из балконов я объявил о создании социалистической республики. Энтузиазм был просто неописуем. Вслед за криками «Виват!» в честь революции следовали другие лозунги в честь социалистической республики. Когда меня снова смогли услышать, я дал указание продолжать начатое…»