Командир полка полковник Томиловский вызвал к себе всех батальонных и ротных командиров для оглашения диспозиции и определения конкретных целей атаки. Но не успело совещание закончиться, как примчался унтер-офицер и доложил, что по распоряжению начальника штаба дивизии полк в полном составе, не оставив даже резерва, двинулся вперед! Обалдевшие, ничего не понимающие, что происходит, офицеры полка вместе с командиром бросились к своим подразделениям.
   Произошло же следующее. Начальник штаба 16-й пехотной дивизии полковник Тихменев обходил расположение батарей. Приняв усилившийся огонь турок за подготовку их атаки, он приказал 1-му батальону Угличского полка продвинуться вперед и подкрепить Пензенский полк для защиты артиллерии. Тихменев даже толком не видел происходящего впереди, так как все пространство перед батареей застилал густой туман. Но его распоряжение было почему-то воспринято как приказ о переходе в наступление. Не исключено, как писал Игнатьев, что шедший в то время бой на участке Скобелева «увлек бригаду 4-го корпуса»[297].
   Первый батальон Угличского полка бросился вперед на турецкие ложементы и завязал перестрелку. Его движение, подобно снежному кому, увлекло в том же направлении другие части. За 1-м батальоном последовали 2-й и 3-й, к левому флангу наступавшего Угличского полка примкнули две роты 64-го Казанского. Командир же 117-го Ярославского полковник Хитрово, видя, что угличане, за которыми располагался его полк, наступают, счел своим долгом, не дожидаясь приказа, поддержать их и повел полк вперед. Батальоны шли без четких конкретных целей и согласованного взаимодействия, держась только общего ориентира – редута Омар-бей-Табия.
   Бригадный командир генерал-майор Гренквист, видя преждевременность наступления, приказал Томиловскому вернуть свой полк. Но было уже поздно. Примчавшийся на звук разгоравшегося в центре боя Шнитников также не смог исправить положение. Батальоны просто шли на убой. Массированным огнем турки атаку отбили. Угличский и Ярославский полки откатились на исходные позиции, потеряв половину своего состава и почти всех офицеров! «Никогда ранее войска не были так биты, как русский центр 11 сентября 1877 г.», – не без злорадства писал впоследствии Херберт[298].
   В своем рапорте о действиях 63-го Угличского полка 30 августа (11 сентября) полковник Томиловский написал, как он увидел Тихменева, увлекавшего вперед солдат «голосом, полным энтузиазма»: «Срам, срам! В штыки, братцы! Стыдно не выручать своих. Вперед, в штыки!» В том же рапорте Томиловский отметил, что в 10 часов утра, после получения общей диспозиции, встал вопрос о конкретизации задач полка, что являлось прерогативой генерал-майора Шнитникова. Однако, по словам Томиловского, полковник Тихменев, как начальник штаба 16-й дивизии, «заявил мне, что 3 часа не есть безусловный час атаки, а что начало будет зависеть от действий отряда ген. Скобелева, а потому полк должен быть построен в боевой порядок к 12 часам дня и в таком строю находиться в полной готовности»[299]. Запомним эти слова, они точно не могли быть плодом воображения храброго, но недалекого Тихменева. Они явно перекликались с настроением самого Крылова, который обещал Скобелеву всемерно поддержать его действия на крайнем левом фланге.
   В результате нелепейшей случайности еще до начала общего штурма, назначенного на 15 часов, центр русской позиции фактически потерял необходимый для успеха атакующий потенциал. Из четырех полков, предназначенных для атаки на этом направлении, два были полностью расстроены. Изначальная диспозиция явно требовала срочной корректировки. Прежде всего напрашивался вопрос: а имеет ли смысл в создавшейся обстановке бросать в бой на самый укрепленный участок турецкой обороны резко ослабленные силы русского центра? Но, к сожалению, никто этим не озаботился, и ровно в три часа пополудни генерал-майор Шнитников строго в соответствии с диспозицией лично повел два оставшихся боеспособных полка, 64-й Казанский и 118-й Шуйский, на штурм турецких позиций. Когда стало очевидным, что эта атака проваливается, Шнитников в 16 часов бросает на редут Омар-бей-Табия переданный ему 124-й Воронежский пехотный. Однако и воронежцев постигает та же участь. Но Шнитников упрямо шлет полки вперед. И в 16.30 на тот же редут из главного резерва двинулся 20-й Галицкий пехотный полк, который, впрочем, пройдя более половины пути до редута, получил приказание далее не идти и прикрывать отступление ранее введенных в бой частей.
   Таким образом, боевые действия русского центра, начавшись с глупейшей случайности, глупостью и закончились. Вместо концентрации полков и их единовременной массированной атаки, пусть не в 15 часов, как предписывала диспозиция, а позже, получилось так, что полки стали вводиться в бой разрозненно. При этом они просто перемалывались турецкой обороной и несли огромные потери. 30 августа (11 сентября) к 17 часам все атаки русского центра окончились безрезультатно. Потери составили убитыми и ранеными 102 офицера и 4227 нижних чинов. «Преждевременная атака в центре, – писал командир IV корпуса генерал Крылов, – разрушила все шансы для несомненного успеха»[300]. Ну, а теперь вернемся на левый фланг к Скобелеву.

«Белый генерал» против «льва плевненских позиций»

   Строго по диспозиции в 15 часов восемь пехотных батальонов поднялись с занятого к тому времени третьего гребня Зеленых гор и с музыкой и барабанным боем двинулись на редуты Кованлык и Исса-ага. От редутов их отделяли 800–1200 метров. К началу атаки в редутах и соединявших их траншеях находилось не более 3–3,5 турецких батальонов. Однако занимаемая ими позиция предоставляла прекрасные оборонительные возможности. Для того чтобы достигнуть редутов, русским войскам предстояло спуститься в лощину по пологому, покрытому виноградниками северному склону третьего зеленогорского гребня. На дне лощины в обрывистых, труднопроходимых для артиллерии берегах протекал ручей. Перейдя его, атакующим нужно было на протяжении трехсот метров подниматься по очень крутому склону на высоту, где, собственно, и располагались турецкие укрепления. Весь этот нелегкий путь приходилось преодолевать не только под сильным фронтальным, но и фланговым огнем. Справа, кстати, наступавшие скобелевские части простреливались из редута Омар-бей-Табия, являвшегося одной из целей атаки русского центра.
   В таких условиях нет ничего удивительного в том, что наступавшие 61-й Владимирский, 62-й Суздальский полки, 9-й и 10-й стрелковые батальоны, достигнув ручья, остановились. В помощь им Скобелев направляет Ревельский полк. Но атака вскоре снова тормозится. Поднявшись до середины склона, ревельцы залегли, а владимирцы и суздальцы стали пятиться назад. Скобелев бросает на штурм свой последний резерв – 12 рот Либавского полка и 11-й и 12-й стрелковые батальоны. Но в это время активизировались турки. Они из Плевны контратаковали правый фланг наступавших частей. Успех атаки вновь оказался на грани срыва.
   И в этот момент среди грохота, рева и суматохи боя войска увидели Скобелева. Он мчался вперед на белом коне… Эпический сюжет, один из тех, которые навсегда остаются на страницах истории и застывают на полотнах художников. Порой только так и добывают победы настоящие генералы. Так они превращаются в героев и обожаемых кумиров своих солдат. Ведь за много лет до этой атаки маленький артиллерийский генерал, с огромным знаменем в руках, бежал что было сил к узкому мосту у Арколе во главе своих голодных, оборванных, но воодушевленных революцией солдат. Бежал, даже на миг не думая о том, что он несется в вечность… Скобелев подобно шаровой молнии летел над полем боя, заряжая энергией ослабших и падших духом. Как писал Игнатьев, солдаты верили, что он «неуязвим и заколдован»[301]. Только вперед! И в 16 часов перемешанные части разных полков врываются сначала в турецкие траншеи, а через несколько минут – и в редут Кованлык.
   Однако на большее сил не хватило, и от редута Исса-ага пришлось отступить. Но и положение частей, захвативших Кованлык, оказалось незавидным. Редут простреливался со всех сторон. Выбитые из него турки, рассыпавшись в цепь, залегли метрах в шестистах от него и открыли огонь. Вскоре последовали и контратаки противника, которые, правда, удалось отразить ружейным огнем еще на подступах к редуту.
   В начале шестого часа к Скобелеву подошло подкрепление в составе пяти сборных рот Либавского и Суздальского полков, а также команды Ревельского полка численностью около ста человек. Эти подкрепления были собраны в тылу из отдельных отступивших солдат по приказанию князя Имеретинского и сразу же направлены на передовую. Тем временем Скобелев решает не мешкая захватить второй редут – Исса-ага и направляет туда подошедшие части. Одновременно второй редут был атакован и из захваченного Кованлыка. В результате этой атаки около 18 часов редут Иссаага пал.
 
   Вот теперь ненадолго оставим левый фланг и окинем взглядом всю панораму штурма на 18–20 часов 30 августа (11 сентября). Начнем с правого фланга, где главным объектом атаки был один из двух Гривицких редутов. В седьмом часу вечера полковник румынской армии Ангелеско в четвертый раз повел свои войска на редут против его восточного фаса. Тем временем русская бригада IX корпуса атаковала его с юга. На этот раз совместная атака русских и румын ценой огромных потерь все же увенчалась успехом. Гривицкий редут был взят. В центре войска были отведены за линию батарей и приводились в порядок после безрезультатных и нелепейших атак, закончившихся большими потерями. На левом фланге Скобелеву удалось главное – он вырвал «ключ» турецкой обороны, захватив редуты Кованлык и Исса-ага.
 
   Если судить по реляции Скобелева, написанной уже после штурма, то о неудаче атак IV корпуса в центре он знал уже к 16 часам. Схождения двух атакующих отрядов в самом уязвимом месте турецкой обороны явно не получалось. К тому же провал атак в центре значительно осложнял положение скобелевского отряда. И если слева он мог надеяться на какую-то помощь кавалерии генерала Леонтьева, то справа ничего подобного не было. Там были турки, которые в любой момент могли ударить в охват и угрожать тылу. С целью недопущения этого Скобелеву пришлось удлинить боевую линию своего правого фланга и тем самым ослабить силы, оборонявшие редуты.
   Тяжелые мысли роились в голове Михаила Дмитриевича вечером 30 августа (11 сентября), тем не менее он принял твердое решение – держаться любой ценой. Насколько опасным оказался отряд Скобелева в занятых редутах для всей плевненской обороны противника, красноречиво говорят турецкие источники. Вскоре после окончания войны увидела свет книга «Оборона Плевны», написанная Музафаром-пашой и Талаат-беем по свежим воспоминаниям и документам ее участников. Вечером 30 августа (11 сентября) отвечавший за оборону редутов Кованлык и Исса-ага подполковник Риза-бей доложил Осману-паше «о том критическом положении, в котором находились западные укрепления». Но и до получения этого донесения Осман-паша прекрасно понимал размеры грозившей опасности. «Потеря обоих редутов, – отмечали авторы “Обороны Плевны”, – разделяла турецкую армию на две части, не имевшие между собой ни сообщений, ни связи, и открывала русским доступ к Плевне»[302].
   Понимал это и Скобелев, понимали также Имеретинский, Крылов и многие из тех, кто уже вторые, а то и третьи сутки без сна дрались на южных подступах к Плевне. Но понимали ли это в штабе армии: главнокомандующий великий князь Николай Николаевич, Зотов, Непокойчицкий, Левицкий – все те, от кого реально зависела возможность закрепить успех Скобелева?
   После полуночи к Скобелеву прибыл адъютант главнокомандующего полковник Орлов. Осознавая важность того, что и как доложит адъютант своему патрону, Скобелев подробно изложил ему обстановку и передал письменную просьбу о подкреплениях «если не для развития успеха, то, по крайней мере, для того, чтобы удержать взятые редуты»[303].
   Скобелев с Имеретинским готовились к отражению турецких атак с наступлением рассвета. Крайне важно было оборудовать дополнительными траншеями занятые позиции. Но здесь дала о себе знать старая проблема – отсутствие шанцевого инструмента. Солдатам приходилось рыть землю тесаками, штыками, крышками от манерок, да и просто руками. Новые земляные укрепления значительно бы усилили оборону, но к утру большинство новых траншей было скорее обозначено, чем вырыто. Князь Имеретинский и его штаб основное внимание уделили сбору в команды отступивших с передовых позиций нижних чинов. Людей кормили, оказывали возможную помощь и вновь направляли в линию обороны. Во многом благодаря этой работе Скобелев, несмотря на огромные потери, смог оказать туркам столь упорное сопротивление.
   Еще до полуночи Осман-паша определился с планами на утро. Он точно оценил, что русские не смогут извлечь пользы из занятого, но удаленного от Плевны Гривицкого редута, который как ложная цель выполнил свою роль и мог быть оставлен. В итоге 31 августа (12 сентября) турецкая атака на Гривицкий редут, начавшись в восемь утра, была вскоре отбита, и в двенадцатом часу турки полностью скрылись за свои укрепления. Осман-паша окончательно отказался от продолжения попыток отбить этот редут.
   Значимость Гривицких редутов оценивалась русским командованием во многом с точки зрения их расположения на главном пути из Плевны в Систово. А Систово – это единственная переправа на Дунае, по которой шло снабжение и пополнение русской армии. Логика русского командования здесь была проста – берем редуты и пресекаем возможность движения плевненской группировки к этой жизненно важной артерии. Но логика эта в конечном счете исходила из все той же переоценки сил противника в Плевне. В конце августа Осман-паша и не думал наступать на Систово. Так выглядела ситуация на правом фланге русской атаки. В центре же оборона турок была наиболее подготовлена в инженерном отношении и поэтому вызывала меньше опасений у их главнокомандующего, особенно после провала русских атак на этом направлении. Так что оставался левый фланг, тот участок, на котором прорвался Скобелев.
   У Османа-паши просто не оставалось выбора, на карту были поставлены его честь, судьба его солдат и его страны. Он должен был рисковать, и он рискнул. Против вонзившегося в плевненскую оборону отряда Скобелева он решает сосредоточить максимально возможное число войск. Осман стягивает все резервы и снимает часть сил с других направлений, даже ценой их очевидного ослабления. Это был ход смелого и сильного полководца. Вечером 30 августа (11 сентября) Осман-паша посылает полковнику Ризе-бею приказание:
   «Завтра я предполагаю атаковать неприятеля пятнадцатью или двадцатью батальонами, которые я собираю в главной квартире; вследствие чего предлагаю вам употребить все усилия, чтобы удержаться на ваших позициях»[304].
   Обратим внимание на последние строки этого приказа. Осман-паша как бы ставил себя на место своего противника и считал, что самым верным путем к успеху для русских было бы не только подкрепить Скобелева, но и с плацдарма занятых им редутов продолжить натиск на позиции Ризы-бея, а это уже необратимое падение Плевны. Но турецкий главнокомандующий волновался напрасно.

«Подкреплений не ждите, их у меня нет»

   Ранним утром 31 августа (12 сентября) с дальнейшими планами, похоже, определились и в русской главной квартире. Только вот генералов уровня Османа-паши там «не ночевало». Под утро 31 августа (12 сентября) князь Имеретинский получил от генерала Зотова распоряжение:
   «По приказанию Главнокомандующего предписываю вам и генералу Скобелеву укрепиться на ныне занимаемых позициях, впредь до особого приказания. Подкреплений не ждите, их у меня нет».
   В восемь утра содержание этой записки доходит до Скобелева. Впоследствии, 9 (21) октября 1877 г., в рапорте на имя Непокойчицкого Зотов так оценивал ситуацию в ночь с 30 на 31 августа (11–12 сентября):
   «Главные трудности атаки Плевненского лагеря были преодолены, оставалось только доразвить приобретенные успехи. Но для этого требовалось по меньшей мере еще две свежие дивизии войск, тогда как у нас в резерве едва оставалось всего два нетронутых еще полка, кинуть которые в бой было бы крайне рискованно, а главное – этих полков было положительно недостаточно для достижения цели».
   Кстати, а что собою в тот момент представлял резерв атакующих? По диспозиции штурма 30 августа (11 сентября) в главный резерв, расположенный за колоннами IV корпуса в центре, были направлены: 2-я бригада 30-й пехотной дивизии (119-й Коломенский и 120-й Серпуховской пехотные полки), 20-й Галицкий пехотный полк, 4-й гусарский Мариупольский полк, три четырехфунтовые батареи пешей и одна конной артиллерии. Если учесть, что 30 августа (11 сентября) 20-й Галицкий только прикрывал отступление частей после неудачной атаки центральных турецких позиций, то можно утверждать, что в резерве у русских к рассматриваемому моменту было не два, как считал Зотов, а три пехотных полка. С двумя «свежими дивизиями» успех закрепил бы и любой мало-мальски толковый прапорщик, окажись он на месте генерала Зотова. Дивизий не было, но ведь оставался маневр, рождаемый не количеством штыков, а расчетливой дерзостью полководца. Вот как раз маневром при наличных, куда меньших чем у русских, силах прекрасно воспользовался Осман-паша. Русское же командование, значительно превосходя противника числом солдат и орудий, оказалось на это неспособным. Заметим, что одновременная переброска даже двух пехотных полков к Скобелевским редутам привела бы к численному перевесу в пользу русских на крайнем левом фланге. Однако Зотов, как и при Пелишате 19 (31) августа, не рискнул. Он продолжал упорно считать вверенные ему силы «весьма скромными» в сравнении с теми, что были у противника[305].
   В шесть часов утра 31 августа (12 сентября) турки открыли огонь, а в седьмом перешли в атаку на позиции Скобелева. По данным его рапорта, к двенадцати часам дня изможденные русские солдаты и офицеры отбили три атаки[306]. Все подтверждало решимость Османа-паши любой ценой вернуть позиции, захваченные скобелевскими бойцами.
   В 9 часов утра к генералу Крылову с просьбой о помощи от Скобелева прибыл поручик Карамышев. Крылов двинул на помощь уже побывавшие в деле Шуйский и Ярославский полки. Но не тут-то было. В то время, когда Шуйский полк уже переходил Тученицкий овраг, ординарец Зотова поручик Аничков привез «потрясающий» приказ своего шефа: «Немедленно вернуть посланные на выручку войска, ввиду опасного положения артиллерии IV корпуса»[307].
   Генерал Крылов, по его словам, отказался исполнить это приказание, и Шуйский полк успел уйти вперед. Но когда стали подходить ярославцы, в расположении Крылова «нарисовался» уже сам Зотов и отдал личное приказание вернуть посланные полки. Впоследствии Крылов вспоминал:
   «Чтобы исполнить уговор мой со Скобелевым и ввести в дело резерв атакою на Плевну, казавшеюся мне в ту минуту необходимою, я лично потребовал в свое распоряжение те полки IV корпуса, которые были в составе резерва, но г.-м. Богацевич сообщил мне, что имеет приказание исполнять только личные приказания начальника штаба отряда. На мою неотступную просьбу и настояние ген. Зотов ответил отказом, присовокупив, что им подана записка с изложением его мнения, что следует отвести войска за р. Осму и ожидать подкреплений на позиции у Болгарени»[308].
   Какого черта, господин Зотов!..
   Рано утром 31 августа (12 сентября) командование русской армии окончательно отказалось от наступательных действий. В 10.30 полковник Орлов доставил Скобелеву подписанную Зотовым и отправленную в 8.30 записку:
   «По приказанию Великого Князя Главнокомандующего, если вы не можете удержаться на занятых вами позициях, то начните, но по возможности отнюдь не ранее вечера, медленное отступление к Тученице, прикрываясь конницей Леонтьева. <…> Гривицкий редут у нас в руках, но продолжать наступление не с чем, а потому решено медленное отступление»[309].
   Да кому он нужен был, этот обильно политый солдатской кровью Гривицкий редут в ситуации на 10 часов утра 31 августа (12 сентября)?!
   Не будучи еще проигранным в реальности, сражение оказалось уже проигранным в головах русского командования. И самое обидное заключалось в том, что все эти решения русского штаба принимались в то время, когда турки окончательно бросили Гривицкий редут и даже не помышляли угрожать русскому центру, где находилась та самая артиллерия IV корпуса, за которую так опасался генерал Зотов. Выполняя замысел своего командующего, турки снимали части с этих направлений и концентрировали силы для последней, решительной атаки на позиции Скобелева.
   В своем рапорте на имя начальника Западного отряда 3 (15) сентября 1877 г. Скобелев писал:
   «Потеряв надежду получить подкрепления, я тем не менее… не считал сражение проигранным и надеялся, при энергичном участии войск ген. Крылова, еще вырвать победу у турок».
   Можно представить, с каким неистовым отчаянием сражался Скобелев. Героические усилия его солдат и офицеров были прямым укором трусливому бездействию руководителей штурма. Скобелев очень надеялся на возобновление атак частей IV корпуса Крылова, по его словам «грозно расположившихся на восточной стороне Тученицкого оврага»[310].
   Однако с той стороны не было никаких признаков наступательной активности, и надежды стремительно таяли. Спасти отряд Скобелева теперь могло только «чудо»: если бы русское командование все же опомнилось, набралось смелости и усилило его батальонами с других участков. На левом фланге у Скобелевских редутов судьба Плевны висела буквально на волоске. Рота, батальон, полк, переброшенные сюда, неминуемо склоняли чашу весов в ту или иную сторону. Это понимал Осман-паша, но так и не поняли великий князь Николай Николаевич и генерал Зотов.
   После 9 часов заколебался уже и начальник штаба плевненского отряда бригадный генерал Тахир-паша, руководивший атаками на позиции скобелевцев. Как писал Херберт, несмотря на то что к этому времени беспорядок в войсках, «причиной которого был провал нашей атаки, был преодолен», Тахир-паша приказал «отойти в тот момент, когда штурм достиг своего высшего накала». Генерал «отправил посыльного к Осману, чтобы сообщить о провале атаки и его уверенности в невозможности вернуть потерянные редуты, что новая попытка приведет к гибели армии»[311].
   Получив это донесение, Осман-паша «был взбешен». Он отозвал Тахира-пашу, отстранил его от командования и собрал военный совет, «на котором было решено предпринять еще одну попытку с последними пригодными батальонами». Возглавить атаку Осман-паша доверил полковнику генерального штаба Тевфику-бею и передал ему «последний резерв» – «два свежих батальона» В случае неудачи было решено отступать ночью на Орхание[312].
   К трем часам, по данным рапорта Скобелева, была отбита уже четвертая атака, выкосившая новые ряды бойцов и лишившая защитников редутов артиллерии. К этому времени, по оценке А.Н. Куропаткина, из 13–14 тысяч пехоты отрядов Скобелева и Имеретинского выбыло убитыми и ранеными около 6 тысяч, остальные же 7–8 тысяч дрались уже более 30 часов. Отвечая на вопрос, как приблизительно были расположены эти силы, Куропаткин писал:
   «…2000 человек защищали линию редутов и соединительную между ними траншею. Около 2000 человек защищали площадь в пять квадратных верст между третьим гребнем и редутами. Около 1000 человек охраняли тыл и фланги… Наконец, около 2000 человек, выбившись из сил, отступили в тыл»[313].
   Этим русским силам в полдень 31 августа (12 сентября), по данным Херберта, противостояли 13,5 батальона пехоты и два эскадрона кавалерии – всего 5500 человек[314].
   В пятом часу турки двинулись в свою последнюю атаку, от результата которой зависело – останутся они в Плевне или начнут отступление. Защитники редутов сразу почувствовали, что в этот натиск турки вложили все свое мужество и решимость. Несмотря на интенсивный огонь, турки упрямо шли вперед, не залегая и не останавливаясь, стреляли на ходу. В первых рядах атакующих были видны черкесы и муллы. «Тем временем, – пишет Скрицкий, – лично Осман-паша возглавил пятую атаку»[315]. Осман не делал этого. Да в этом и не было нужды, ибо к полудню он как командующий уже осуществил все от него зависящее, чтобы к пяти часам смертельная заноза в сердце плевненской обороны была ликвидирована.