Страница:
После ухода из Сюртэ Видок перебрался в деревенский дом в Сент-Манде и принялся писать мемуары. Издатель Тентон тут же купил их, и к славе сыщика добавилась серьезная писательская известность. Тут же появились подделки – якобы продолжение записок Видока. От соблазна не смог удержаться даже его издатель, что заставило Видока отстаивать свои интересы в суде. Впрочем, литературные труды – далеко не единственное времяпровождение бывшего начальника тайной парижской полиции. Он открыл фабрику по производству бумаги с водяными знаками, пригласив в качестве рабочих бывших каторжников. Затем создал частное детективное агентство («Бюро расследований в интересах торговли»), которое составляло нешуточную конкуренцию полиции. В связи с этим Видоку приписывают фразу: «Я очистил столицу от воров, которых в ней было видимо-невидимо, теперь могу очистить от мошенников торговлю». Вскоре отделения его бюро появились в городах провинции и даже за рубежом. Его услугами пользовались коммерсанты, банкиры, промышленники – люди богатые, и вскоре доход Видока стали исчисляться миллионами. Он занимался расследованием преступлений на самом высоком уровне, часто затрагивая интересы крупных мошенников. На него покушались, пытались подавать в суд. Дважды (в 1837 и 1842 гг.) отправляли в тюрьму. Так, в 1842 году, расследуя дело афериста Шемпе, Видок сумел убедить его вернуть потерпевшим деньги в обмен на свободу. Но вскоре Шемпе был арестован полицией, которая обвинила Видока в превышении полномочий и в том, что он якобы… похитил самого афериста. Самое удивительное, что Шемпе не только подтвердил это обвинение, но и подал на Видока в суд. Его приговорили к пяти годам тюрьмы и пяти годам строгого надзора, а также к штрафу в три тысячи франков. Но после повторного расследования дела сыщик был оправдан.
Видок каждый раз выходил из схватки победителем. Единственный противник, над которым он был не властен, – это время. Силы его постепенно истощались, хотя он пережил уже очень многих близких людей, в том числе свою третью жену. Однако его деятельная натура оставалась еще полной идей. Видок посетил Лондон, где вел переговоры о создании организации «Всемирное расследование» (прообраз нынешнего Интерпола).
Во время революции 1848 года Видок полностью разорился. Он отошел от дел и удалился в свое поместье. Вскоре бывший сыщик оказался за чертой бедности, и только тогда власти выделили ему небольшое ежемесячное пособие в размере 100 франков. В апреле 1857 года восьмидесятидвухлетнего Видока разбил паралич. Он еще надеялся, прикоснувшись к земле, восстановить свои силы, но этого не случилось. После десятидневной агонии Видок скончался. Франция лишилась одного из величайших людей своего времени.
Благодаря своей выдающейся биографии и не менее выдающейся личности Видок вошел не только в историю криминалистики, но и в литературу. Он послужил прототипом бальзаковского Вотрена и героя романа Гюго «Отверженные» Жана Вальжана. А Эдгар По написал свои знаменитые рассказы под впечатлением от прочитанных им мемуаров Видока. С появлением кинематографа было снято множество фильмов об этом человеке: черно-белый «Видок» Жана Кемма (1922), «Скандал в Париже» Дугласа Серка, совсем недавно снятый «Видок» Питофа. И, видимо, интерес к его жизни угаснет не скоро – разве что тогда, когда исчезнет сам дух авантюризма.
МАСТЕРА ПОЛИТИЧЕСКОЙ ИНТРИГИ
АНКУДИНОВ ТИМОФЕЙ ДЕМЕНТЬЕВИЧ
Впрочем, происхождение его было самое заурядное, семья – не бедной, но и не очень зажиточной. Отец – Дементий Анкудинов, из стрельцов, занимался мелкой торговлей. Покупал по окрестным деревням холсты и полотно, а потом в Вологде сбывал их московским купцам. В сыне родители души не чаяли, мальчик рос красивым и смышленым, и отец определил его на учение в школу при Пафнутьевском монастыре. Способный ученик, Тимофей быстро научился всей школьной премудрости – читать, считать и красиво писать. К тому же он оказался музыкально одаренным юношей, обладал хорошим слухом и прекрасным голосом. Как первый ученик, он не мог не обратить на себя внимание высшего церковного начальства. Отец Нектарий, вологодский архиерей, взял его себе в келейники. Тимошка, великолепно исполняя секретарские обязанности, стал правой рукой у престарелого владыки. Более того, вскоре отец Нектарий за него выдал замуж свою любимую внучку Авдотью Васильевну.
Юноша стремительно поднимался по социальной лестнице – родня самому архиерею, да и неплохое приданое принесла молодая красавица жена. «Внук» столь знаменитого дедушки вовсю пользовался данными ему привилегиями. А когда старик заболел, Тимофей фактически взял дела епархии в свои руки. На официальных бумагах появилась подпись: «Тимофей Анкудинов, наместник архиерея Вологодского и Великопермского».
Но в 1636 году отец Нектарий умер, и так хорошо начавшаяся карьера Тимошки резко приостановилась. Новый архиерей, как это часто бывает, начал пристраивать к делу своих людей, поэтому «команду» бывшего владыки ощутимо потеснили. Не стало места здесь и двум закадычным друзьям – Тимошке Анкудинову и дьяку Ивашке Патрикееву. Патрикеев, вольный как ветер, подался в Москву, где и устроился в одном из приказов, а Тимофей, связанный семьей, остался в Вологде. Праздная жизнь богатого человека скоро ему наскучила. Анкудинов – натура деятельная, ищет, чем себя занять, и вскоре находит занятие по вкусу – кабаки, продажные женщины, азартные игры. За два года было промотано все состояние, а между тем в семье родился ребенок. Тимофея это отрезвило, и он решил с семьей перебраться в Москву, где уже устроился его друг Патрикеев. За прошедшие два года Иван стал дьяконом при князе Черкасском в приказе Новой Чети. Сюда же он устроил и Анкудинова писцом. Приказ занимался очень прибыльным делом – собирал налог за продажу спиртных напитков с великокняжеских кабаков и трактиров.
Работать Тимошка мог, когда хотел. Князь Черкасский заметил старание молодого писаря, ставшего вдруг таким необходимым. За три года работы в приказе Анкудинов вырос до сборщика денег и хранителя казны. В семье тоже установился мир – к тому времени Тимофей Дементьевич (как его теперь почтительно все называли) был уже отцом двоих детей. Младшему сыну он выбрал крестными своих сослуживцев – писца Ивана Пескова и дьяка Василия Шпилькина.
Но достигнув благосостояния, Тимофей опять заскучал и решил разнообразить свою правильную жизнь азартными играми и посещением увеселительных заведений. Денег на это уходило все больше, поэтому скоро приказной казной он стал распоряжаться как собственной. Неизвестно, сколько это могло бы продолжаться, но в приказ вскоре прибыла ревизия во главе с боярином Морозовым. А в казне к тому времени был уже большой недочет. В те суровые времена с растратчиками царских денег не церемонились, казнокрадам рубили правую руку и сажали в тюрьму. В тюрьму Тимошка не хотел, а деньги уже потрачены, и за короткое время честным путем их не заработать. Тогда Анкудинов выдумал небольшую легенду и пошел с ней к своему куму Василию Григорьевичу Шпилькину. Он поделился с другом своим горем: приезжает из Вологды богатый купец, его давний приятель. Они давно не виделись, и хочется Тимофею показать себя с самой лучшей стороны, какой он стал богатый и уважаемый человек. Одно плохо: у жены нет дорогих украшений, поэтому он и просит Василия одолжить ему для супруги жемчужный воротник и другие украшения, которые завтра же будут возвращены владельцу. Шпилькин не только на словах посочувствовал бедолаге, он поступил как настоящий друг, дал украшения. А назад их отдавать никто не торопился. Кум долго напоминал Анкудинову о долге, потом не выдержал и пожаловался князю Черкасскому. На княжеском суде Тимошка нагло все отрицал и требовал доказательств: расписки или долгового поручительства. Ничего этого у Василия, естественно, не было, и за неимением доказательств Анкудинова отпустили, а Шпилькин поклялся отомстить бывшему другу.
Украденные драгоценности не залатали все дыры в казне, да и жена все время упрекала за кражу. Тимофей стал опасаться, как бы она во время исповеди не рассказала все священнику. И тогда Анкудинов решился на страшное преступление.
В то время он познакомился с обедневшим польским шляхтичем Константином Конюховским, таким же пройдохой, как и он. Тимошка посвятил его в свои планы, и они вдвоем решились их исполнить. Анкудинов отдал младшего сына под присмотр крестного отца Ивана Пескова, под предлогом того, что едет с женой по святым местам. Авдотье же своей покаялся в грехах, который раз пообещал исправиться. Глубокой ночью, забрав все ценное, он поджог дом вместе со спящей женой. Теперь все нити были обрезаны, и осенью 1643 года Тимофей Анкудинов пустился в «свободное плавание».
От пожара сгорела почти вся улица, опознать останки не было никакой возможности, и соседи решили, что все Анкудиновы погибли в огне. А в это время Тимофей с Конюховским уже был у польской границы. В придорожном кабаке, недалеко от Витебска, беглецам улыбнулась удача. Здесь остановился следовавший на родину немецкий купец Миклаф. Приятели еще раньше приметили его породистого брабантского коня, и пока Тимошка развлекал купца интересной беседой, подливая в кубки вина, его напарник вывел жеребца из конюшни. Конь оказался воистину золотым, в седельных сумках было спрятано 2000 талеров – вся выручка купца от торговли с Московией. Миклаф не поленился, вернулся назад в Москву и в Тайном приказе описал грабителя. Словесный портрет очень напоминал приказным дьякам Анкудинова, и тогда в его смерти засомневались, тем более, что ревизия обнаружила в казне огромную недостачу.
А беглецы тем временем спокойно добрались до Польши. Для Речи Посполитой это время было не самым лучшим: волнения в Украине, шведское вторжение и последствия затяжной войны с Россией. К тому же не оправдались надежды польского короля Владислава на российский престол. Он уже представлял себя с российскими скипетром и державой в руках, но Поляновский мир 1634 года одним из своих пунктов перечеркнул эти мечты напрочь. Поэтому польский король с радостью пользовался любой возможностью, чтобы досадить восточному соседу. И Тимошка, по совету Конюховского, решил теперь именоваться Иоанном Шуйским, сыном умершего великого князя Василия Ивановича Шуйского. Его не смущало, что Василий Иванович детей не имел, да и его два брата – Дмитрий Иванович и Иван Иванович не оставили потомства мужского пола. Не смущал этот факт и короля Польши. Владислав милостиво принял «престолонаследника», обещая ему свою поддержку во всех начинаниях. «Нам ведомо, что он вор, но через него я принесу много хлопот Московии», – парировал король возражения приближенных по поводу самозванца. А пока Анкудинову был предоставлен дом в Варшаве, «4 пары коней, 2 крытых возка для пользования, 10 жолнеров для стражи, 6 пахолков для услуг и 3000 злотых в месяц на содержание». Два года для господина и его слуги, которого играл верный Конюховский, прошли совсем незаметно. Снова женщины, карты, вино… Но идиллия, к сожалению, не может продолжаться вечно. Владислав умер, не успев воспользоваться услугами Лжешуйского, а новому королю Яну Казимиру было не до Анкудинова. Он отказал в выдаче Тимошке очередной суммы содержания. Опыт пройдохи подсказывал, что ловить здесь больше нечего, пора искать других покровителей.
Мошенники отправились в Едигульские орды к хану Девлет-Гирею. Со своей легендой они стремились попасть к турецкому султану. И чтобы доказать ему свою лояльность, Анкудинов принял мусульманство. Наконец, при содействии Крымского хана, они попали в Стамбул, ко двору султана. Умел очаровывать людей Тимошка, в этом ему не откажешь. Его басням о высокородности поверил Великий визирь. «Иоанн Шуйский» пообещал турецкому хану Астрахань с пригородами, если тот поможет ему с войском. В это время Османская империя расширялась, и предложение авантюриста звучало очень заманчиво. Пока султан раздумывал, как ему лучше к этому делу приступить, Анкудинов совсем потерял голову. Легкие победы вдохновляли его на безумные выходки. Однажды напившись, он проник в гарем любимца султана Мухамеда Киуприли, что считается в мусульманском мире очень большим оскорблением. Но, видимо, под счастливой звездой родился Тимофей, судьба и на этот раз дала ему уйти от неминуемой смерти.
Далее «путешественники» отправились в Италию: сперва в Венецию, а потом в Рим. В 1648 году в очередной раз, третий по счету, наш герой поменял религию. Мусульманство в Италии не ценилось, и чтобы понравиться очередному покровителю, на сей раз папе Иннокентию X, Анкудинов принял католичество. Папе подошел инициативный «царевич», и он удовлетворил просьбу «Шуйского» о Конгрегации, поручив проповедовать унию в Украине.
Поэтому Анкудинов и Конюховский в 1649 году перебираются в Украину к казацкому предводителю Богдану Хмельницкому, который в то время находился в Переяславе. Тимошка и здесь, естественно, отрекомендовался Иоанном Шуйским со слугой. Очевидцы отмечали: «Льстивыми речами он добился того, что стал Хмельницкому мил и любезен, и обращались с ним здесь хорошо». Гетман в это время набирал силу, принимал многочисленные посольства: польское от Яна Казимира во главе с Адамом Киселем, посольство из Трансильвании от князя Дьердя Ракоци, русское – от молодого царя Алексея Михайловича во главе с Унковским.
Русское посольство преподнесло Анкудинову неприятный сюрприз. Среди посольских людей оказался Тимошкин знакомый – дьяк Иван Козлов. Они, конечно, узнали друг друга. Не зная всех Тимошкиных махинаций, Козлов предложил мошеннику вернуться на Родину и с повинной прийти к Алексею Михайловичу. Молодой царь недавно женился и поэтому очень милостив, он легко сможет простить недостачу в своей казне. Анкудинов поблагодарил друга за заботу и участие, но, увы, домой ехать не спешил.
Простодушный Козлов рассказал о своем заблудшем товарище Унковскому, и тот навел справки у самого Хмельницкого. Услышанное его ошеломило: мало того, что прохвост выдает себя за отпрыска царской фамилии, так он еще и посягает на царский престол! Посол немедленно потребовал у гетмана выдачи Анкудинова и отправил срочную депешу в Москву. Богдан Хмельницкий самозванца выдавать не спешил: «Вам его надо, вы и ловите, а я своих казаков на такое дело не дам!» Но 22 апреля 1650 года король Ян Казимир отправляет Хмельницкому письмо, в котором среди прочего приказал выдать по просьбе российского посольства «самозванца Тимофея Анкудинова, который называет себя царевичем Иваном, внуком Василия Шуйского». Понимая, что тучи над ним сгущаются, Тимошка грозы ждать не стал и в одну из ночей тихо отбыл в одном ему известном направлении.
Тем временем царь Алексей Михайлович приказал разослать во все посольства указ о поимке Тимошки Анкудинова. Немецкому купцу Миклафу, как человеку, знавшему самозванца в лицо, был выдан открытый лист на его поимку в случае встречи.
Тем временем бывший казначей расширил географию своих похождений. С верным Конюховским он отправился сперва в Австрию, в Вену. Однако как Анкудинов ни старался, там никто на его чары не среагировал, и мошенник решил пробираться в Трансильванию к князю Ракоци, о котором он много слышал от послов еще у Богдана Хмельницкого. В 1650 году Анкудинов прибыл в столицу князя город Вейсенбург, представляясь, как всегда, Иваном Шуйским. Еще раньше, когда при дворе турецкого султана Тимошка услышал, что Швеция стремится к союзу с Ракоци против России, у него созрел план дальнейших действий. Самозванец здраво рассудил, что у шведской королевы «престолонаследника» примут очень сердечно. Осталось только у Дьердя Ракоци взять рекомендательные письма – и в путь.
Правившая в то время Швецией королева Кристина, дочь Густава II Адольфа, была личностью неординарной. Время ее царствования называют «золотым веком» шведской аристократии, щедрой рукой королева раздавала титулы своим любимцам – достойным и не вполне достойным. В начале ее царствования в Швеции насчитывалось 4 графских и 9 баронских родов, в конце – 76 титулованных дворянских фамилий. Помимо этого, Кристина была экстравагантным для своего времени человеком. Терпеть не могла женское общество, обожала мужскую одежду, скачки, охоту, собак и хорошее вино, окружала себя умными и оригинальными людьми.
Анкудинов как раз очень хорошо вписывался в систему ее предпочтений, тем более что при нем были рекомендательные письма Ракоци. Не только королева, но и влиятельный канцлер Оксеншерна были очарованы «Иваном Шуйским». Кристина своим повелением назначила ему «дом для помещения, обед со своего стола, 10 человек прислуги и 5000 талеров в месяц». Для Анкудинова и Конюховского снова наступили прекрасные времена. Тимошка, чтобы угодить государыне, в очередной раз поменял религию – теперь он стал лютеранином. «Царевичу» было обещано самое деятельное содействие при занятии престола.
Но все хорошее очень быстро заканчивается. В Стокгольм прибыли русские торговцы и опознали Анкудинова. В Москве купцы сообщили об этом в Тайный приказ, и в Швецию был отправлен дьяк Иван Козлов с депешей для королевы Кристины, в которой указывалось: «Дошло до сведения Его царского Величества, что некий русский, к большому ущербу для Его царского Величества именующий себя родным сыном царя Василия Ивановича Шуйского (не оставившего, однако, никакого мужского потомства) и называющий себя Iohannes Sinensis, явился в Стокгольм; поэтому желательно, чтобы, ради соседственной дружбы, означенный Лжешуйский был выдан этому их посланному». Кристина, ознакомившись с депешей, пришла в ярость и повелела схватить обманщика. Но Анкудинов узнал о грозящей ему опасности и испарился буквально из-под носа королевских посланцев. На этот раз он убегал так быстро, что в спешке не успел забрать своего друга Константина Конюховского. Шляхтича поймали, заковали в кандалы и отправили в Москву. Тимошка же в это время убежал в Лифляндию. Но удача, похоже, окончательно отвернулась от авантюриста. Оскорбленная королева Кристина со своей стороны тоже начала искать Анкудинова. В Ревеле Тимошка был схвачен и заключен под стражу именно по ее розыскному письму. Но в тюрьме самозванец томился недолго. Губернатор Ревеля оказался между двух огней: два монарха разыскивают мошенника, выдай его одному, другой обязательно обидится. Не желая испытывать судьбу, он потихоньку освободил заключенного.
Свободу Анкудинов получил, но сохранить ее теперь было очень нелегко, ведь за ним уже началась настоящая охота. Русский царь Алексей Михайлович разослал ко всем европейским королям и князьям своих послов с розыскными грамотами. Тимошка уже нигде не мог чувствовать себя в безопасности и, как заяц, петлял по всей Европе, пытаясь запутать следы. Рига, Мемель, Вертенберг, Голштиния, Брабант… Вот неполный перечень тех мест, где он пытался скрыться от правосудия. В целях безопасности мошенник не всегда назывался Иваном Шуйским. В Брабанте он гостил у эрцгерцога Леопольда, а в Тильзите и Лейпциге со странствующей труппой фокусников «показывал силу». Наконец, Анкудинов прибыл в Голштинию, в город Нейштадт – владения герцога Голштинского Фридриха II, где всегда было много купцов и другого торгового люда. И надо же было такому случиться, что в это время в Нейштадте находился и немецкий купец Миклаф. Неизбежное произошло – купец опознал вора. Его заключили в ратушу, но все еще могло обойтись, однако здесь оказался новгородский купец Петр Микляев, посланный к немецким князьям и монархам с царскими розыскными грамотами. Самозванца доставили в княжескую резиденцию – Готторп и стали держать до особых распоряжений.
Алексею Михайловичу сразу же доложили о поимке Лжешуйского, и тот немедленно направил гонцов к его светлости князю Шлезвиг-Голштинскому со следующим посланием: «В минувшем 1644 году – по московитскому календарю 7152-м – обокрали нашу царского величества казну Тимошка Анкудинов да Костька Конюхов, которые от наказания смертною казнью бежали из земель нашего царского величества в Константинополь и там приняли мусульманство. Так как они и там совершили злые поступки, то они вновь бежали от наказания смертной казнью и прибыли в Польшу и Литву, вызвали смуту у государей и находились в войске запорожских казаков у генерала Федота [Богдана] Хмельницкого, который обоих вышеназванных наших воров и изменников, по приказанию великого государя Иоанна Казимира, нашего брата, короля польского, должен был схватить… Однако воры и изменники наши бежали в Рим и приняли там латинскую веру, а затем бежали к другим государям, затевая у них смуту и переменив имена свои. Один из них, Тимошка, называл себя Шуйским, а в иных местах Sinensis’ом, Костька же выдавал себя за его слугу. Оба появились и в шведском королевстве, где их узнали наши купцы из Новгорода и иных городов…позже он в Голштинии, в Нейштадте, был схвачен и брошен в темницу. Поэтому мы и послали к вашей любви с нашего царского величества письмом посланника Василия Шпилькина с несколькими из наших подданных, чтобы вы указали передать ему означенного нашего изменника и переслать его нам». Два раза русский царь посылал это послание голштинскому князю – 31 октября 1652 года и 5 января 1653 года. Тексты обоих посланий были идентичны, но во втором была маленькая приписка, что за выдачу изменника «…наше царское величество, в свою очередь, окажем вашей любви всякую услугу, когда в этом будет необходимость». Фридрих II очень долго, почти год раздумывал, как бы повыгоднее обменять своего пленника. 17 октября 1653 года русский государь в третий раз попросил выдать пленника, и голштинский князь наконец выдал Анкудинова в обмен на несостоявшийся договор о позволении торговать с Персией и Индией через русские земли.
Все это время сидел в Нейштадте и Василий Григорьевич Шпилькин – по иронии судьбы сопровождать пленника поручили именно ему. Однажды бывшим друзьям было разрешено свидание в присутствии знатных придворных князя. Анкудинов с важным видом выступил навстречу посетителям, попросил, чтобы говорили с ним на «сарматском» языке. На вопрос Шпилькина о Тимофее Анкудинове он ответил: «…весьма возможно, что негодяй по имени Тимошка Анкудинов и обокрал казну великого князя, но его лично это не касается, так как его имя Iohannes Szuensis, по-сарматски – Шуйский». Позже в особой записке для князя о своей родословной он напишет: «Родился я и воспитан в некоей части королевства Польского, в провинции Новгород-Северской, вотчинник я в Украине Северской, где у меня собственные именья “Великое Болото”, близ московитской границы». Словом, Тимошка сам развлекался и герцога потешил.
Наконец самозванца повезли домой, в Москву. Анкудинов понимал, что от царя пощады не будет, поэтому два раза покушался на самоубийство. Оба раза неудачно, его жизнь для дознания берег Шпилькин. Доставили Тимошку в разбойных дел приказ, где на дыбе стали выяснять его личность. Полгода проводилось царское дознание. Анкудинов упорно именовал себя Иваном Шуйским. К нему приводили бывших коллег-писцов, купца Миклофа, Василия Шпилькина, кума Ивана Пескова и даже родную мать. Но ни многочисленные очные ставки, ни пытки не смогли вырвать у него признаний. Царю надоело слушать доклады об упрямстве самозванца, и он приказывает казнить его четвертованием – обычной казнью для преступников такого рода.
В августе 1654 года на площади перед Кремлем Тимофею Анкудинову прочли приговор и потом мучительно казнили. На казнь привели его друга и сообщника Константина Конюховского. Он покаялся во всех грехах, поэтому ему оставили жизнь и только отрубили три пальца на левой руке, а не на правой, чтобы он смог креститься, затем отправили на каторгу в Сибирь.
Видок каждый раз выходил из схватки победителем. Единственный противник, над которым он был не властен, – это время. Силы его постепенно истощались, хотя он пережил уже очень многих близких людей, в том числе свою третью жену. Однако его деятельная натура оставалась еще полной идей. Видок посетил Лондон, где вел переговоры о создании организации «Всемирное расследование» (прообраз нынешнего Интерпола).
Во время революции 1848 года Видок полностью разорился. Он отошел от дел и удалился в свое поместье. Вскоре бывший сыщик оказался за чертой бедности, и только тогда власти выделили ему небольшое ежемесячное пособие в размере 100 франков. В апреле 1857 года восьмидесятидвухлетнего Видока разбил паралич. Он еще надеялся, прикоснувшись к земле, восстановить свои силы, но этого не случилось. После десятидневной агонии Видок скончался. Франция лишилась одного из величайших людей своего времени.
Благодаря своей выдающейся биографии и не менее выдающейся личности Видок вошел не только в историю криминалистики, но и в литературу. Он послужил прототипом бальзаковского Вотрена и героя романа Гюго «Отверженные» Жана Вальжана. А Эдгар По написал свои знаменитые рассказы под впечатлением от прочитанных им мемуаров Видока. С появлением кинематографа было снято множество фильмов об этом человеке: черно-белый «Видок» Жана Кемма (1922), «Скандал в Париже» Дугласа Серка, совсем недавно снятый «Видок» Питофа. И, видимо, интерес к его жизни угаснет не скоро – разве что тогда, когда исчезнет сам дух авантюризма.
МАСТЕРА ПОЛИТИЧЕСКОЙ ИНТРИГИ
АНКУДИНОВ ТИМОФЕЙ ДЕМЕНТЬЕВИЧ
(род. в 1617 г. – ум. в 1654 г.)
Будучи сборщиком налогов, этот авантюрист растратил великокняжескую казну. Сбежав за границу, выдал себя за Василия Шуйского, сына царя Ивана. Как «престолонаследник», заручился поддержкой Польши, Рима, Стамбула, Швеции. Его арестовали в Голштинии, затем передали в Москву, где он и был казнен.У подавляющего большинства людей жизнь проходит тихо, без больших потрясений и бурь. Что может рассказать о своей жизни скромный обыватель? Родился, крестился, женился, потом – дом, работа и все! Но есть люди, жизнь которых похожа на занимательный авантюрный роман: одно событие нагромождается на другое, да так, что иногда даже не верится, что это правда. С трудом можно вообразить, что за 36 лет жизни можно поменять не только свое имя, но и 4 (!) религии, 8 стран проживания и высоких покровителей. И все это, заметьте, в XVII веке. Оказывается, можно! Знакомьтесь – Тимофей Дементьевич (Демидович) Анкудинов, авантюрист и самозванец.
Впрочем, происхождение его было самое заурядное, семья – не бедной, но и не очень зажиточной. Отец – Дементий Анкудинов, из стрельцов, занимался мелкой торговлей. Покупал по окрестным деревням холсты и полотно, а потом в Вологде сбывал их московским купцам. В сыне родители души не чаяли, мальчик рос красивым и смышленым, и отец определил его на учение в школу при Пафнутьевском монастыре. Способный ученик, Тимофей быстро научился всей школьной премудрости – читать, считать и красиво писать. К тому же он оказался музыкально одаренным юношей, обладал хорошим слухом и прекрасным голосом. Как первый ученик, он не мог не обратить на себя внимание высшего церковного начальства. Отец Нектарий, вологодский архиерей, взял его себе в келейники. Тимошка, великолепно исполняя секретарские обязанности, стал правой рукой у престарелого владыки. Более того, вскоре отец Нектарий за него выдал замуж свою любимую внучку Авдотью Васильевну.
Юноша стремительно поднимался по социальной лестнице – родня самому архиерею, да и неплохое приданое принесла молодая красавица жена. «Внук» столь знаменитого дедушки вовсю пользовался данными ему привилегиями. А когда старик заболел, Тимофей фактически взял дела епархии в свои руки. На официальных бумагах появилась подпись: «Тимофей Анкудинов, наместник архиерея Вологодского и Великопермского».
Но в 1636 году отец Нектарий умер, и так хорошо начавшаяся карьера Тимошки резко приостановилась. Новый архиерей, как это часто бывает, начал пристраивать к делу своих людей, поэтому «команду» бывшего владыки ощутимо потеснили. Не стало места здесь и двум закадычным друзьям – Тимошке Анкудинову и дьяку Ивашке Патрикееву. Патрикеев, вольный как ветер, подался в Москву, где и устроился в одном из приказов, а Тимофей, связанный семьей, остался в Вологде. Праздная жизнь богатого человека скоро ему наскучила. Анкудинов – натура деятельная, ищет, чем себя занять, и вскоре находит занятие по вкусу – кабаки, продажные женщины, азартные игры. За два года было промотано все состояние, а между тем в семье родился ребенок. Тимофея это отрезвило, и он решил с семьей перебраться в Москву, где уже устроился его друг Патрикеев. За прошедшие два года Иван стал дьяконом при князе Черкасском в приказе Новой Чети. Сюда же он устроил и Анкудинова писцом. Приказ занимался очень прибыльным делом – собирал налог за продажу спиртных напитков с великокняжеских кабаков и трактиров.
Работать Тимошка мог, когда хотел. Князь Черкасский заметил старание молодого писаря, ставшего вдруг таким необходимым. За три года работы в приказе Анкудинов вырос до сборщика денег и хранителя казны. В семье тоже установился мир – к тому времени Тимофей Дементьевич (как его теперь почтительно все называли) был уже отцом двоих детей. Младшему сыну он выбрал крестными своих сослуживцев – писца Ивана Пескова и дьяка Василия Шпилькина.
Но достигнув благосостояния, Тимофей опять заскучал и решил разнообразить свою правильную жизнь азартными играми и посещением увеселительных заведений. Денег на это уходило все больше, поэтому скоро приказной казной он стал распоряжаться как собственной. Неизвестно, сколько это могло бы продолжаться, но в приказ вскоре прибыла ревизия во главе с боярином Морозовым. А в казне к тому времени был уже большой недочет. В те суровые времена с растратчиками царских денег не церемонились, казнокрадам рубили правую руку и сажали в тюрьму. В тюрьму Тимошка не хотел, а деньги уже потрачены, и за короткое время честным путем их не заработать. Тогда Анкудинов выдумал небольшую легенду и пошел с ней к своему куму Василию Григорьевичу Шпилькину. Он поделился с другом своим горем: приезжает из Вологды богатый купец, его давний приятель. Они давно не виделись, и хочется Тимофею показать себя с самой лучшей стороны, какой он стал богатый и уважаемый человек. Одно плохо: у жены нет дорогих украшений, поэтому он и просит Василия одолжить ему для супруги жемчужный воротник и другие украшения, которые завтра же будут возвращены владельцу. Шпилькин не только на словах посочувствовал бедолаге, он поступил как настоящий друг, дал украшения. А назад их отдавать никто не торопился. Кум долго напоминал Анкудинову о долге, потом не выдержал и пожаловался князю Черкасскому. На княжеском суде Тимошка нагло все отрицал и требовал доказательств: расписки или долгового поручительства. Ничего этого у Василия, естественно, не было, и за неимением доказательств Анкудинова отпустили, а Шпилькин поклялся отомстить бывшему другу.
Украденные драгоценности не залатали все дыры в казне, да и жена все время упрекала за кражу. Тимофей стал опасаться, как бы она во время исповеди не рассказала все священнику. И тогда Анкудинов решился на страшное преступление.
В то время он познакомился с обедневшим польским шляхтичем Константином Конюховским, таким же пройдохой, как и он. Тимошка посвятил его в свои планы, и они вдвоем решились их исполнить. Анкудинов отдал младшего сына под присмотр крестного отца Ивана Пескова, под предлогом того, что едет с женой по святым местам. Авдотье же своей покаялся в грехах, который раз пообещал исправиться. Глубокой ночью, забрав все ценное, он поджог дом вместе со спящей женой. Теперь все нити были обрезаны, и осенью 1643 года Тимофей Анкудинов пустился в «свободное плавание».
От пожара сгорела почти вся улица, опознать останки не было никакой возможности, и соседи решили, что все Анкудиновы погибли в огне. А в это время Тимофей с Конюховским уже был у польской границы. В придорожном кабаке, недалеко от Витебска, беглецам улыбнулась удача. Здесь остановился следовавший на родину немецкий купец Миклаф. Приятели еще раньше приметили его породистого брабантского коня, и пока Тимошка развлекал купца интересной беседой, подливая в кубки вина, его напарник вывел жеребца из конюшни. Конь оказался воистину золотым, в седельных сумках было спрятано 2000 талеров – вся выручка купца от торговли с Московией. Миклаф не поленился, вернулся назад в Москву и в Тайном приказе описал грабителя. Словесный портрет очень напоминал приказным дьякам Анкудинова, и тогда в его смерти засомневались, тем более, что ревизия обнаружила в казне огромную недостачу.
А беглецы тем временем спокойно добрались до Польши. Для Речи Посполитой это время было не самым лучшим: волнения в Украине, шведское вторжение и последствия затяжной войны с Россией. К тому же не оправдались надежды польского короля Владислава на российский престол. Он уже представлял себя с российскими скипетром и державой в руках, но Поляновский мир 1634 года одним из своих пунктов перечеркнул эти мечты напрочь. Поэтому польский король с радостью пользовался любой возможностью, чтобы досадить восточному соседу. И Тимошка, по совету Конюховского, решил теперь именоваться Иоанном Шуйским, сыном умершего великого князя Василия Ивановича Шуйского. Его не смущало, что Василий Иванович детей не имел, да и его два брата – Дмитрий Иванович и Иван Иванович не оставили потомства мужского пола. Не смущал этот факт и короля Польши. Владислав милостиво принял «престолонаследника», обещая ему свою поддержку во всех начинаниях. «Нам ведомо, что он вор, но через него я принесу много хлопот Московии», – парировал король возражения приближенных по поводу самозванца. А пока Анкудинову был предоставлен дом в Варшаве, «4 пары коней, 2 крытых возка для пользования, 10 жолнеров для стражи, 6 пахолков для услуг и 3000 злотых в месяц на содержание». Два года для господина и его слуги, которого играл верный Конюховский, прошли совсем незаметно. Снова женщины, карты, вино… Но идиллия, к сожалению, не может продолжаться вечно. Владислав умер, не успев воспользоваться услугами Лжешуйского, а новому королю Яну Казимиру было не до Анкудинова. Он отказал в выдаче Тимошке очередной суммы содержания. Опыт пройдохи подсказывал, что ловить здесь больше нечего, пора искать других покровителей.
Мошенники отправились в Едигульские орды к хану Девлет-Гирею. Со своей легендой они стремились попасть к турецкому султану. И чтобы доказать ему свою лояльность, Анкудинов принял мусульманство. Наконец, при содействии Крымского хана, они попали в Стамбул, ко двору султана. Умел очаровывать людей Тимошка, в этом ему не откажешь. Его басням о высокородности поверил Великий визирь. «Иоанн Шуйский» пообещал турецкому хану Астрахань с пригородами, если тот поможет ему с войском. В это время Османская империя расширялась, и предложение авантюриста звучало очень заманчиво. Пока султан раздумывал, как ему лучше к этому делу приступить, Анкудинов совсем потерял голову. Легкие победы вдохновляли его на безумные выходки. Однажды напившись, он проник в гарем любимца султана Мухамеда Киуприли, что считается в мусульманском мире очень большим оскорблением. Но, видимо, под счастливой звездой родился Тимофей, судьба и на этот раз дала ему уйти от неминуемой смерти.
Далее «путешественники» отправились в Италию: сперва в Венецию, а потом в Рим. В 1648 году в очередной раз, третий по счету, наш герой поменял религию. Мусульманство в Италии не ценилось, и чтобы понравиться очередному покровителю, на сей раз папе Иннокентию X, Анкудинов принял католичество. Папе подошел инициативный «царевич», и он удовлетворил просьбу «Шуйского» о Конгрегации, поручив проповедовать унию в Украине.
Поэтому Анкудинов и Конюховский в 1649 году перебираются в Украину к казацкому предводителю Богдану Хмельницкому, который в то время находился в Переяславе. Тимошка и здесь, естественно, отрекомендовался Иоанном Шуйским со слугой. Очевидцы отмечали: «Льстивыми речами он добился того, что стал Хмельницкому мил и любезен, и обращались с ним здесь хорошо». Гетман в это время набирал силу, принимал многочисленные посольства: польское от Яна Казимира во главе с Адамом Киселем, посольство из Трансильвании от князя Дьердя Ракоци, русское – от молодого царя Алексея Михайловича во главе с Унковским.
Русское посольство преподнесло Анкудинову неприятный сюрприз. Среди посольских людей оказался Тимошкин знакомый – дьяк Иван Козлов. Они, конечно, узнали друг друга. Не зная всех Тимошкиных махинаций, Козлов предложил мошеннику вернуться на Родину и с повинной прийти к Алексею Михайловичу. Молодой царь недавно женился и поэтому очень милостив, он легко сможет простить недостачу в своей казне. Анкудинов поблагодарил друга за заботу и участие, но, увы, домой ехать не спешил.
Простодушный Козлов рассказал о своем заблудшем товарище Унковскому, и тот навел справки у самого Хмельницкого. Услышанное его ошеломило: мало того, что прохвост выдает себя за отпрыска царской фамилии, так он еще и посягает на царский престол! Посол немедленно потребовал у гетмана выдачи Анкудинова и отправил срочную депешу в Москву. Богдан Хмельницкий самозванца выдавать не спешил: «Вам его надо, вы и ловите, а я своих казаков на такое дело не дам!» Но 22 апреля 1650 года король Ян Казимир отправляет Хмельницкому письмо, в котором среди прочего приказал выдать по просьбе российского посольства «самозванца Тимофея Анкудинова, который называет себя царевичем Иваном, внуком Василия Шуйского». Понимая, что тучи над ним сгущаются, Тимошка грозы ждать не стал и в одну из ночей тихо отбыл в одном ему известном направлении.
Тем временем царь Алексей Михайлович приказал разослать во все посольства указ о поимке Тимошки Анкудинова. Немецкому купцу Миклафу, как человеку, знавшему самозванца в лицо, был выдан открытый лист на его поимку в случае встречи.
Тем временем бывший казначей расширил географию своих похождений. С верным Конюховским он отправился сперва в Австрию, в Вену. Однако как Анкудинов ни старался, там никто на его чары не среагировал, и мошенник решил пробираться в Трансильванию к князю Ракоци, о котором он много слышал от послов еще у Богдана Хмельницкого. В 1650 году Анкудинов прибыл в столицу князя город Вейсенбург, представляясь, как всегда, Иваном Шуйским. Еще раньше, когда при дворе турецкого султана Тимошка услышал, что Швеция стремится к союзу с Ракоци против России, у него созрел план дальнейших действий. Самозванец здраво рассудил, что у шведской королевы «престолонаследника» примут очень сердечно. Осталось только у Дьердя Ракоци взять рекомендательные письма – и в путь.
Правившая в то время Швецией королева Кристина, дочь Густава II Адольфа, была личностью неординарной. Время ее царствования называют «золотым веком» шведской аристократии, щедрой рукой королева раздавала титулы своим любимцам – достойным и не вполне достойным. В начале ее царствования в Швеции насчитывалось 4 графских и 9 баронских родов, в конце – 76 титулованных дворянских фамилий. Помимо этого, Кристина была экстравагантным для своего времени человеком. Терпеть не могла женское общество, обожала мужскую одежду, скачки, охоту, собак и хорошее вино, окружала себя умными и оригинальными людьми.
Анкудинов как раз очень хорошо вписывался в систему ее предпочтений, тем более что при нем были рекомендательные письма Ракоци. Не только королева, но и влиятельный канцлер Оксеншерна были очарованы «Иваном Шуйским». Кристина своим повелением назначила ему «дом для помещения, обед со своего стола, 10 человек прислуги и 5000 талеров в месяц». Для Анкудинова и Конюховского снова наступили прекрасные времена. Тимошка, чтобы угодить государыне, в очередной раз поменял религию – теперь он стал лютеранином. «Царевичу» было обещано самое деятельное содействие при занятии престола.
Но все хорошее очень быстро заканчивается. В Стокгольм прибыли русские торговцы и опознали Анкудинова. В Москве купцы сообщили об этом в Тайный приказ, и в Швецию был отправлен дьяк Иван Козлов с депешей для королевы Кристины, в которой указывалось: «Дошло до сведения Его царского Величества, что некий русский, к большому ущербу для Его царского Величества именующий себя родным сыном царя Василия Ивановича Шуйского (не оставившего, однако, никакого мужского потомства) и называющий себя Iohannes Sinensis, явился в Стокгольм; поэтому желательно, чтобы, ради соседственной дружбы, означенный Лжешуйский был выдан этому их посланному». Кристина, ознакомившись с депешей, пришла в ярость и повелела схватить обманщика. Но Анкудинов узнал о грозящей ему опасности и испарился буквально из-под носа королевских посланцев. На этот раз он убегал так быстро, что в спешке не успел забрать своего друга Константина Конюховского. Шляхтича поймали, заковали в кандалы и отправили в Москву. Тимошка же в это время убежал в Лифляндию. Но удача, похоже, окончательно отвернулась от авантюриста. Оскорбленная королева Кристина со своей стороны тоже начала искать Анкудинова. В Ревеле Тимошка был схвачен и заключен под стражу именно по ее розыскному письму. Но в тюрьме самозванец томился недолго. Губернатор Ревеля оказался между двух огней: два монарха разыскивают мошенника, выдай его одному, другой обязательно обидится. Не желая испытывать судьбу, он потихоньку освободил заключенного.
Свободу Анкудинов получил, но сохранить ее теперь было очень нелегко, ведь за ним уже началась настоящая охота. Русский царь Алексей Михайлович разослал ко всем европейским королям и князьям своих послов с розыскными грамотами. Тимошка уже нигде не мог чувствовать себя в безопасности и, как заяц, петлял по всей Европе, пытаясь запутать следы. Рига, Мемель, Вертенберг, Голштиния, Брабант… Вот неполный перечень тех мест, где он пытался скрыться от правосудия. В целях безопасности мошенник не всегда назывался Иваном Шуйским. В Брабанте он гостил у эрцгерцога Леопольда, а в Тильзите и Лейпциге со странствующей труппой фокусников «показывал силу». Наконец, Анкудинов прибыл в Голштинию, в город Нейштадт – владения герцога Голштинского Фридриха II, где всегда было много купцов и другого торгового люда. И надо же было такому случиться, что в это время в Нейштадте находился и немецкий купец Миклаф. Неизбежное произошло – купец опознал вора. Его заключили в ратушу, но все еще могло обойтись, однако здесь оказался новгородский купец Петр Микляев, посланный к немецким князьям и монархам с царскими розыскными грамотами. Самозванца доставили в княжескую резиденцию – Готторп и стали держать до особых распоряжений.
Алексею Михайловичу сразу же доложили о поимке Лжешуйского, и тот немедленно направил гонцов к его светлости князю Шлезвиг-Голштинскому со следующим посланием: «В минувшем 1644 году – по московитскому календарю 7152-м – обокрали нашу царского величества казну Тимошка Анкудинов да Костька Конюхов, которые от наказания смертною казнью бежали из земель нашего царского величества в Константинополь и там приняли мусульманство. Так как они и там совершили злые поступки, то они вновь бежали от наказания смертной казнью и прибыли в Польшу и Литву, вызвали смуту у государей и находились в войске запорожских казаков у генерала Федота [Богдана] Хмельницкого, который обоих вышеназванных наших воров и изменников, по приказанию великого государя Иоанна Казимира, нашего брата, короля польского, должен был схватить… Однако воры и изменники наши бежали в Рим и приняли там латинскую веру, а затем бежали к другим государям, затевая у них смуту и переменив имена свои. Один из них, Тимошка, называл себя Шуйским, а в иных местах Sinensis’ом, Костька же выдавал себя за его слугу. Оба появились и в шведском королевстве, где их узнали наши купцы из Новгорода и иных городов…позже он в Голштинии, в Нейштадте, был схвачен и брошен в темницу. Поэтому мы и послали к вашей любви с нашего царского величества письмом посланника Василия Шпилькина с несколькими из наших подданных, чтобы вы указали передать ему означенного нашего изменника и переслать его нам». Два раза русский царь посылал это послание голштинскому князю – 31 октября 1652 года и 5 января 1653 года. Тексты обоих посланий были идентичны, но во втором была маленькая приписка, что за выдачу изменника «…наше царское величество, в свою очередь, окажем вашей любви всякую услугу, когда в этом будет необходимость». Фридрих II очень долго, почти год раздумывал, как бы повыгоднее обменять своего пленника. 17 октября 1653 года русский государь в третий раз попросил выдать пленника, и голштинский князь наконец выдал Анкудинова в обмен на несостоявшийся договор о позволении торговать с Персией и Индией через русские земли.
Все это время сидел в Нейштадте и Василий Григорьевич Шпилькин – по иронии судьбы сопровождать пленника поручили именно ему. Однажды бывшим друзьям было разрешено свидание в присутствии знатных придворных князя. Анкудинов с важным видом выступил навстречу посетителям, попросил, чтобы говорили с ним на «сарматском» языке. На вопрос Шпилькина о Тимофее Анкудинове он ответил: «…весьма возможно, что негодяй по имени Тимошка Анкудинов и обокрал казну великого князя, но его лично это не касается, так как его имя Iohannes Szuensis, по-сарматски – Шуйский». Позже в особой записке для князя о своей родословной он напишет: «Родился я и воспитан в некоей части королевства Польского, в провинции Новгород-Северской, вотчинник я в Украине Северской, где у меня собственные именья “Великое Болото”, близ московитской границы». Словом, Тимошка сам развлекался и герцога потешил.
Наконец самозванца повезли домой, в Москву. Анкудинов понимал, что от царя пощады не будет, поэтому два раза покушался на самоубийство. Оба раза неудачно, его жизнь для дознания берег Шпилькин. Доставили Тимошку в разбойных дел приказ, где на дыбе стали выяснять его личность. Полгода проводилось царское дознание. Анкудинов упорно именовал себя Иваном Шуйским. К нему приводили бывших коллег-писцов, купца Миклофа, Василия Шпилькина, кума Ивана Пескова и даже родную мать. Но ни многочисленные очные ставки, ни пытки не смогли вырвать у него признаний. Царю надоело слушать доклады об упрямстве самозванца, и он приказывает казнить его четвертованием – обычной казнью для преступников такого рода.
В августе 1654 года на площади перед Кремлем Тимофею Анкудинову прочли приговор и потом мучительно казнили. На казнь привели его друга и сообщника Константина Конюховского. Он покаялся во всех грехах, поэтому ему оставили жизнь и только отрубили три пальца на левой руке, а не на правой, чтобы он смог креститься, затем отправили на каторгу в Сибирь.