Страница:
Тяжело было и нашим войскам, особенно бронетанковым. Но вопреки заявлениям историков и мемуаристов потери танковых сил Северо-Западного фронта не являлись катастрофическими. Согласно отчету АБТВ СЗФ за январь 1942 года, бронетанковые соединения и части фронта потеряли за январь 8 КВ (из них один утонул), 4 Т-34 (из них утонуло три машины), 20 Т-60, один БТ, а также две тяжелые британские «Матильды», утонувших в болоте. Итого (с утонувшими) – 35 единиц. Ну и где здесь гигантские потери? Их нет и в помине. К тому же наши специалисты-ремонтники, да и танкисты боевых подразделений научились достаточно лихо вытягивать поврежденные или застрявшие машины.
Болотистая местность, на которой приходилось действовать нашей бронетехнике (у немцев ее было в общем-то немного, так как они, видимо, понимали, что на болотах особенно на танках не повоюешь; к тому же враг являлся обороняющейся стороной, а бронетехника все же наступательное оружие. – Примеч. авт.), порождала самые оригинальные способы вытягивания застрявших боевых машин. Например, один из танков (чаще всего тяжелый КВ) максимально близко ставили к краю водоема или болота и фиксировали его распорами или другими танками, которые придвигались к этой машине вплотную. Затем с боевой машины снимали гусеницу и наматывали на ведущее колесо трос, превращая его в лебедку. Засевшую машину тянули из воды и грязи длинными тросами (250–300 м) на «медленной передаче».
В практике работы был случай применения сразу 10 тракторов ЧТЗ-65 при эвакуации танка Т-34 из болота (события происходили в феврале 1942 года. – Примеч. авт.). При этом тракторы цеплялись по пять в ряд один за другим стальным тросом диаметром 40–60 мм с промежутками между тракторами в 4–5 м. Два 30-метровых троса цеплялись к «тридцатьчетверке», и боевую машину удалось вытянуть из болота.
В конце января в район к востоку от Старой Руссы завершали сосредоточение войска 1-го и 2-го гвардейских корпусов. Вслед за ними начали прибывать войска 1-й ударной армии. Сосредоточение войск происходило в исключительно тяжелых условиях. Соединения двигались по одной заснеженной дороге. На переходе тылы, артиллерия и танки отстали от стрелковых соединений. Прибывавшие части были недостаточно укомплектованы автотранспортом и слабо обеспечены боеприпасами, горючим, теплым обмундированием, валенками, продовольствием и фуражом. Особенно плохо были обеспечены войска 1-го гвардейского стрелкового корпуса, которым командовал генерал-майор А.С. Грязнов. 26 января находившийся при корпусе офицер Генерального штаба доносил начальнику Генштаба маршалу Б.М. Шапошникову: «1 гв. ск в материально-техническом отношении не обеспечен для выполнения боевых заданий. Операция обречена на неудачу в связи с задержкой эшелонов в пути. Прошу операцию корпуса временно отложить»[22]. И все же 29 января 1-й гвардейский стрелковый корпус был поспешно введен в сражение до подхода в район боевых действий одной стрелковой, одной танковой бригады и корпусных средств усиления. Он начал наступление в полосе шириной 35–40 км двумя группировками в южном и юго-восточном направлениях, имея задачей окружить обороняющих район Демянска немцев. Корпусу противостояли две хорошо укомплектованные германские дивизии (30 пд и мд СС «Мертвая голова») со средствами усиления. Средняя плотность его войск составляла 13 км на дивизию (считая две бригады за одну дивизию), а плотность артиллерии с учетом полковой не превышала 0,8 орудия на километр фронта. Корпусной артиллерийский полк смог вступить в бой только 9 февраля. Артиллерия корпуса испытывала постоянную нехватку боеприпасов.
Растянув свои силы на широком фронте, части корпуса наступали медленно. Положение осложнялось тем, что не имевшие опыта организации и ведения наступательных боев командиры частей и соединений допускали ошибки. Основными из них были: слабая разведка противника, плохая организация боя за опорные пункты, перебои в связи, несвоевременная информация, слабое артиллерийское обеспечение боя.
Медленное продвижение корпуса вызвало неудовольствие Ставки. 3 февраля 1942 года Сталин связался по прямому проводу с командиром корпуса и стал давать ему указания, как вести наступление. Обращая внимание на плохую разведку, он требовал в любую погоду использовать для этого самолеты У-2, которых в корпусе не было. Он предлагал корпусу «двигаться сильной группой: не растягиваться, если растянулась, лучше не торопиться вперед. Иметь всегда группу, а не разрозненные полки и батальоны, передовым частям не удаляться»[23]. Эти указания Сталина о действиях компактными группировками из-за широкой полосы наступления корпуса практически были невыполнимы.
3 февраля в полосе между Старой Руссой и рекой Ловать был введен в сражение 2-й гвардейский стрелковый корпус под командованием генерал-майора А.И. Лизюкова. В первый день наступления корпус с боями продвинулся к югу на 15 км и вышел на холмское шоссе, а 15 февраля в районе Холма вошел в соприкосновение с частями 3-й ударной армии. Таким образом, 2-й гвардейский стрелковый корпус перерезал пути подвоза демянской группировки противника, создал внешний фронт окружения, а также обеспечил условия для ввода в сражение 1-й ударной армии фронтом на запад. Северная группа Калининского фронта в бой не вступила, так как ее основная часть была переброшена в район Осташкова.
Согласно немецким данным, фронт окружения был образован 8 февраля. В этот день генерал от инфантерии фон Брокдорф-Алефельд (руководивший германской группировкой, оборонявшейся в «мешке». – Примеч. авт.) во второй половине дня (точнее, в 16.10) поднял телефонную трубку для того, чтобы связаться с командующим 16-й армии вермахта и обсудить план дальнейших действий. Внезапно в разговор включился дежурный телефонист, обеспечивающий связь. Испуганным голосом он сообщил: «Я прерываю ваш разговор, так как к телефонной линии подключился противник». Генералу пришлось положить трубку. После затянувшейся паузы он монотонно произнес: «Только что состоялся наш последний телефонный разговор со штабом армии». Стоявший у стола, на котором лежало несколько расстеленных карт, штабной офицер с каким-то удивлением поднял глаза и спросил: «Господин генерал, значит, кольцо замкнулось. Мы в окружении?» – «Конечно», – лаконично ответил фон Брокдорф-Алефельд. Помолчав некоторое время, он добавил довольно спокойным голосом: «Теперь все стало предельно ясно. Будем надеяться на будущее».
Имеются свидетельства и другого рода – несколько грузовиков и подвод, нагруженные боеприпасами и продовольствием, прорвались в расположение 2-го армейского корпуса буквально под прямым обстрелом советской противотанковой артиллерии и пулеметного огня. Водители уцелевших машин с ужасом рассказывали в штабе корпуса об увиденном. Теперь уже не было никаких сомнений – Демянск и силы, его обороняющие, окружены, а наземное сообщение с основной группировкой 16-й армии группы армий «Север» прервано. В «демянском котле» оказалось шесть германских дивизий общей численностью около 96 тыс. человек. Это было первое за период Великой Отечественной войны окружение крупных сил врага.
Впоследствии выяснилось, что в окружении попало около 62 тыс. человек, так как к этому времени немецкие дивизии группы армий «Север» имели в среднем потери по 4800 человек каждая (запись в дневнике генерала Гальдера за 21 апреля 1942 года. – Примеч. авт.).
Для немцев, попавших в «котел», деление на принадлежность ко 2-му или 10-му корпусу было фактически прекращено. У группировки «окруженцев» был единый командующий – граф фон Брокдорф-Алефельд. А граф управляет графством, поэтому неофициально германские солдаты называли три тысячи квадратных километров отрезанной территории «графством Демянск». Сам 54-летний командующий генерал, являющийся воплощением прусского офицера старой закалки, был еще одним ярым противником нацизма в группе армий «Север». Тем не менее, связанный присягой, он боролся за интересы своего государства. Сражение продолжалось.
1-я ударная армия перешла в наступление 13 февраля южнее Старой Руссы сильно ослабленной. Еще до прибытия ее войск к месту боев командование фронта начало забирать из армии части и соединения, направляя их в свой резерв или в оперативное подчинение 11-й армии. Три стрелковые бригады, большая часть артиллерии и почти все органы тыла находились в пути. В ходе сосредоточения войска израсходовали горючее, продовольствие, фураж и вступали в бой, не имея запасов. Командующий армией генерал-лейтенант В.И. Кузнецов просил перенести срок перехода в наступление на двое суток, но просьба его удовлетворена не была[24]. Соединения армии вводились в бой поспешно, не успев провести рекогносцировку местности, разведку противника и организовать взаимодействие. В первый день наступления войска армии, оттеснив противника на внешнем фронте окружения, продвинулись на 3–4 км, подошли к реке Полисть, а на правом крыле вышли на западный берег реки Холынья. За две последующие недели армия продвинулась правым крылом только на 12 км, а левым до 20 км, не выполнив поставленной задачи[25].
В это время войска, действовавшие с целью создания внутреннего фронта окружения, преодолевая упорное сопротивление противника, медленно продвигались вперед. 25 февраля части 1-го гвардейского стрелкового корпуса соединились в районе Залучье с 42-й стрелковой бригадой 3-й ударной армии, образовав внутренний фронт окружения[26].
Внешний фронт окружения, созданный войсками 11-й армии и 2-го гвардейского стрелкового корпуса проходил от озера Ильмень, восточнее Старой Руссы и далее на юг до Белебелки. Далее до Холма, в обширном болотистом районе, был разрыв в линии фронта протяжением в 50 км. Этот труднопроходимый район контролировался советскими партизанами, лыжными подразделениями, а затем и аэросанными батальонами. Удаление внутреннего фронта от внешнего составляло 30–40 км.
Несмотря на полное окружение, противник в районе Демянска не собирался сдаваться или прорываться на запад. Наоборот, он стремился упорной обороной сковать как можно больше советских войск, выиграть время, чтобы подтянуть резервы и организовать контрудар с целью деблокировать окруженные войска и продолжать удерживать занимаемый район как плацдарм для будущего летнего наступления.
После завершения окружения перед войсками Северо-Западного и Калининского фронтов встала задача как можно быстрее ликвидировать окруженного противника, пока он не создал прочной круговой обороны, пока германское командование не организовало снабжение окруженных войск по воздуху и не подтянуло свежие силы для деблокады группировки. Кроме того, приближавшаяся весенняя распутица могла надолго приостановить действия войск. Однако наступление на внешнем и внутреннем фронтах постепенно затухало. Операция принимала затяжной характер.
25 февраля Ставка отметила, что «ликвидация окруженной демянской группы противника благодаря слабой согласованности действий частей 3-й ударной армии Калининского фронта с частями 1-го гвардейского стрелкового корпуса и 34-й армии Северо-Западного фронта и из-за отсутствия единого руководства этими войсками проходит исключительно медленно»[27]. Она приказала передать группу Ксенофонтова (две дивизии и пять бригад) из Калининского фронта во временное подчинение Северо-Западному фронту и возложила на генерала Курочкина ответственность за быстрое пленение или уничтожение окруженной группировки[28]. От командующего Северо-Западным фронтом Ставка требовала действиями 34-й армии и 1-го гвардейского стрелкового корпуса, усиленных войсками из состава Калининского фронта, «непрерывно и настойчиво сжимать кольцо окружения демянской группировки противника и ликвидировать не позднее как в четырех-пятидневный срок»[29]. Таким образом, управление войсками, действовавшими на внутреннем фронте окружения, было объединено в руках единого командования, что явилось положительным фактором, но время было упущено, противник успел создать прочную оборону и плотную систему огня, накопил резервы. Теперь для его уничтожения требовались новые значительные силы, особенно артиллерии и авиации, а их не было. Передав группу Ксенофонтова в Северо-Западный фронт, ответственность за ее материальное обеспечение Ставка оставила за командованием Калининского фронта. Последнее же перестало ею интересоваться и прекратило ее снабжение. 28 февраля член Военного совета Северо-Западного фронта А.М. Пронин телеграфировал члену Военного совета Калининского фронта Д.С. Леонову: «23 и 130 сд, 20, 27 и 86 сбр, приданные нам в оперативное подчинение, находятся в крайне тяжелом положении. Фуража нет, продовольствия в среднем 0,5 сутодачи, многие виды продуктов совсем отсутствуют, боеприпасы на исходе. Прошу вмешаться в это дело и выправить положение»[30]. В другой телеграмме говорилось: «154 сбр стоит без горючего, а в 42 сбр нет снарядов. Прошу принять меры к обеспечению»[31]. Лишь 4 марта Ставка передала группу Ксенофонтова на снабжение Северо-Западного фронта, однако ответственность за укомплектованность войск группы и пополнение ее личным и конским составом до 24 марта оставалась за Калининским фронтом, что осложняло ведение операции.
9 марта Ставка приказала расширить фронт наступления и уже не «сжимать кольцо окружения», а дробить силы противника на отдельных важнейших направлениях. Она предлагала расчленить окруженную группировку немецких войск на отдельные изолированные очаги с одновременным или последовательным пленением или уничтожением их гарнизонов. Ставка отклонила ходатайство командующего Северо-Западным фронтом об отводе войск из низинного участка восточнее Старой Руссы. Она предложила избежать последствий половодья решительным захватом Старой Руссы и вынесением линии фронта к западу от этого города. Для выполнения этой задачи Ставка требовала привлечь помимо 11-й и 1-й ударной армий войска 34-й армии и 1-го гвардейского стрелкового корпуса[32]. Не случайно в этот период войска СЗФ стали активно насыщать танками, аэросанями и «железнодорожной бронетехникой».
К началу февраля 1942 года танковые силы СЗФ состояли из 69-й танковой бригады и четырех отдельных танковых батальонов (85, 103, 161, 150 отб). Не входя в состав Северо-Западного фронта, вместе со 2-м гвардейским стрелковым корпусом действовала 71-я танковая бригада.
В течение февраля в состав фронта прибыла 1-я ударная армия, которую поддерживали боевые машины 83-й танковой бригады.
Личный состав прибывших бронетанковых бригад «материальную часть танков изучил и освоил слабо». Соединения формировались, как всегда в России, в спешке, никаких учений и боевых стрельб не проводилось.
Танковые войска в боях использовались исключительно для поддержки пехоты и действовали небольшими группами. А 83 тбр с началом боевых действий вообще поротно была распределена между стрелковыми бригадами.
69 тбр поддерживала действия 1-го гвардейского стрелкового корпуса на направлении Киево – Давыдово – Рамушево – Кобылкино.
71 тбр поддерживала действия 2-го гвардейского корпуса на направлении Давыдково – Колышкино – Соколово.
83 тбр действовала с нашими частями 1-й Ударной армии южнее Старой Руссы на фронте Утошкино – Выставка.
103 отб с приданными машинами из 161-го и 150-го батальонов поддерживал части 11-й армии севернее Старой Руссы на фронте Большое Вороново – Совхоз «Дубки».
85 отб в первой половине месяца действовал на левом фланге 34-й армии, с частями 241-й и 245-й стрелковых дивизий в районе Ватолино и Городилово, а во второй половине месяца эта танковая часть была переброшена на правый фланг 34А и действовала с 202 сд в районе Подбело – Горницы.
13 февраля 2-й гвардейский стрелковый корпус прорвался к войскам Калининского фронта и вошел в его состав. Вместе с ним убыла и 71 тбр. На 13.03 она имела 28 исправных и 12 требующих ремонта танков. Из них 4 КВ (6 требуют ремонта), 7 Т-34 (3 требуют ремонта) и 17 Т-60 (3 требуют ремонта).
Февральские безвозвратные потери бронетанковых сил СЗФ также были невелики – 20 танков, из них осталось не эвакуированных с поля боя – 6 машин.
На 1 марта 1942 года в 83 тбр имелось аж 38 «тридцатьчетверок», но 29 из них требовали ремонта. 69 тбр насчитывала 33 танка (21 был неисправен): 9 поломанных КВ, 2 боеготовых Т-34 (5 требовали ремонта) и 10 исправных Т-60 (7 в ремонте).
В 103 отб имелось 17 танков (из них 12 требовало ремонта): 2 исправных КВ (6 в ремонте) и 3 боеготовых Т-26 (6 в ремонте).
150 отб имел 31 машину (из них 23 требовали ремонта): один исправный КВ (4 – в ремонте), 9 неисправных «тридцатьчетверок», 7 боеготовых Т-60 (10 на ремонте).
В 85 отб имелось всего 15 машин (из них 8 в ремонте): одна исправная «тридцатьчетверка» (2 – в ремонте) и 6 БТ (еще 6 БТ – в ремонте).
Исходя из статистики, видно, что материальная часть бронетехники СЗФ в феврале комплектовалась исключительно боевыми машинами отечественных образцов, и в основном это были современные танки.
Февраль 1942 года отмечен началом применения на Северо-Западном фронте аэросанных частей. Вопреки распространенному мнению, что именно на этом театре военных действий аэросаней было «видимо-невидимо», СЗФ в тот момент обладал только одним аэросанным батальоном – 32 асб (именно так он обозначается в документах фронта. – Примеч. авт.), прибывшим в состав фронта вместе с 1-й Ударной армией.
Судя по отчету, эта часть была смешанной и имела как боевые сани НКЛ-26, так и транспортные машины НКЛ-16. Аэросани в тот период использовались только для связи, а также доставки боеприпасов и продовольствия.
Особых восторгов не было. Нагруженные транспортные сани решили пропускать не по целине, а по немногочисленным дорогам. Но там оказалось и много другой техники. И относительно быстроходные НКЛ-16 еле-еле плелись в «пробках». Выяснилось, что «практическая» скорость груженых аэросаней по целине – 35 км/ч, а по дорогам – 20–35 км/ч. Ночью при движении в колонне скорость аэросаней не превышала 15–20 км/ч. Мощность двигателей была недостаточной: угол подъема с грузом, который могли преодолевать сани не превышал 15°, а без груза – 20°. Запас хода также был небольшой и колебался в пределах 90—100 км (4–4,5 часа ходу при средней скорости в 20 км/ч).
Вроде бы рутинная работа, но на самом деле шли активные испытания аэросаней, которые должны были в массовом количестве поступить в войска СЗФ в марте 1942 года. Аэросанные батальоны предполагалось использовать для рейдовых операций на озерных участках фронта.
Выяснилось, что боевые НКЛ-26 кроме двух штатных человек экипажа, вооруженных 7,62-мм пулеметом ДТ, могли дополнительно брать на борт еще двух человек с пулеметом – одного вовнутрь машины, другого – сверху саней. Но мотор НКЛ-16 в этом случае работал с перегрузкой.
Транспортные аэросани НКЛ-16 могли перевозить не более 5 человек с вооружением и снаряжением, включая и экипаж.
В марте в составе Северо-Западного фронта уже имелось целых 8 аэросанных батальонов: 2-й (аэросани НКЛ-26), 13-й (аэросани РФ-8), 10, 11, 14, 27, 32-й и 34-й (предположительно смешанные части, укомплектованные как транспортными, так и боевыми аэросанями. – Примеч. авт.), выполнявших самые разнообразные задачи советского командования.
Именно в марте на СЗФ развернулись тяжелейшие бои и Ставка не скупилась на резервы: на передовую был отправлен дивизион бронепоездов и десятки танков маршевого пополнения.
Судя по многочисленным указаниям Ставки Северо-Западному фронту, можно считать, что она стремилась покончить с окруженной группировкой противника в самые сжатые сроки. Верховное главнокомандование оказывало помощь фронту дополнительно выделяемыми силами и средствами, хотя и в ограниченном масштабе. Вместе с тем в руководстве Ставки боевыми действиями войск имелись такие крупные недочеты, как неправильная оценка обстановки, преуменьшение возможностей противника, переоценка возможностей своих сил. Проявляемая Ставкой излишняя спешка, беспрерывное дерганье командования фронтов и армий, отдача им противоречивых указаний вызывали нервозность у исполнителей, скованность, безволие, боязнь ответственности за принятие самостоятельных решений, уклонение от объективной информации и внесения своих предложений.
Наделенный весьма большими правами, уполномоченный Ставки Н.А. Булганин, будучи малокомпетентным в военном деле, постоянно вмешивался в оперативную деятельность командования и штаба фронта, часто без нужды отменял их решения, тушил разумную инициативу и, являясь промежуточным звеном между фронтом и Верховным главнокомандованием, нередко тормозил непосредственное общение командования фронта со Ставкой.
Командование фронта и армий, не имея опыта ведения наступательных операций, допускало серьезные просчеты. Удары по противнику часто наносились рассредоточенными силами на широком фронте, одновременно на многих направлениях, без достаточного обеспечения средствами усиления, при скудных разведывательных данных. Потерпев неудачи на том или ином участке фронта, многие командиры, вместо того чтобы проанализировать свои ошибки и причины невыполнения задач, ударялись в другую крайность – переставали верить в успех, теряли волю и проявляли пассивность.
Наступление Северо-Западного фронта проводилось при постоянном недостатке боеприпасов, горючего, фуража и продовольствия. Это приводило к тому, что войска несли большие потери от огня артиллерии и минометов противника, который, находясь в обороне, расходовал в 2–3 раза больше боеприпасов, чем наши наступавшие части.
Ситуацию с боеприпасами дополнительно усугубляла распутица, которая делала проселочные дороги этого болотистого края совершенно непроходимыми. Например, в марте 1942 года в состав Северо-Западного фронта был включен 39-й гвардейский минометный полк «катюш», состоящий из трех отдельных дивизионов М-13 и парковой батареи. Два дивизиона полка были направлены в 27-ю армию, а один в 11-ю, в район деревни Тополиво. И что же? Уже после первых километров марша почти весь автотранспорт полка застрял на разбитых дорогах. На огневые позиции пришли только боевые машины, имея при себе по одному залпу (видимо, они все-таки весили меньше, чем транспортные. – Примеч. авт.). Пришлось в каждом дивизионе создать пешие группы для подноса боеприпасов и продовольствия, а боевые машины обслуживать сокращенными расчетами. Подобные ситуации были и в других наших наступающих соединениях и частях.
В этот период большую активность развернула транспортная авиация немцев, которая перебрасывала по воздуху окруженным войскам демянской группировки боеприпасы, вооружение, продовольствие, горючее и пополнение, а на обратном пути эвакуировала с плацдарма раненых солдат и офицеров. Ежедневно сюда прибывало до 100–150 самолетов, перевозивших в среднем около 265 т различных грузов за день[33]. Массированное использование транспортной авиации позволило германскому командованию усилить боевой состав окруженной группировки, улучшить ее материально-техническое обеспечение и тем самым создать предпосылки для длительного сопротивления в условиях полного наземного окружения.
В то же время для создания воздушной блокады окруженных войск Северо-Западный фронт не имел необходимых сил истребительной авиации (интересно отметить, что сами немцы считали, что наша авиация действует активно и владеет превосходством в воздухе. – Примеч. авт.). На основной трассе полетов транспортной авиации противника зенитной артиллерии почти не было, и борьба с самолетами велась только пехотными средствами с весьма малым эффектом.
Самолеты люфтваффе летали практически безбоязненно. Например, за март транспортная авиация (основной «рабочей лошадкой» был трехмоторный Ю-52), совершив в район «котла» свыше 3 тыс. рейсов, перебросила 24,3 тыс. тонн грузов и 15/446 человек и вывезла оттуда 22/093 раненых, при этом потери врага составили 262 транспортных самолета.
Болотистая местность, на которой приходилось действовать нашей бронетехнике (у немцев ее было в общем-то немного, так как они, видимо, понимали, что на болотах особенно на танках не повоюешь; к тому же враг являлся обороняющейся стороной, а бронетехника все же наступательное оружие. – Примеч. авт.), порождала самые оригинальные способы вытягивания застрявших боевых машин. Например, один из танков (чаще всего тяжелый КВ) максимально близко ставили к краю водоема или болота и фиксировали его распорами или другими танками, которые придвигались к этой машине вплотную. Затем с боевой машины снимали гусеницу и наматывали на ведущее колесо трос, превращая его в лебедку. Засевшую машину тянули из воды и грязи длинными тросами (250–300 м) на «медленной передаче».
В практике работы был случай применения сразу 10 тракторов ЧТЗ-65 при эвакуации танка Т-34 из болота (события происходили в феврале 1942 года. – Примеч. авт.). При этом тракторы цеплялись по пять в ряд один за другим стальным тросом диаметром 40–60 мм с промежутками между тракторами в 4–5 м. Два 30-метровых троса цеплялись к «тридцатьчетверке», и боевую машину удалось вытянуть из болота.
В конце января в район к востоку от Старой Руссы завершали сосредоточение войска 1-го и 2-го гвардейских корпусов. Вслед за ними начали прибывать войска 1-й ударной армии. Сосредоточение войск происходило в исключительно тяжелых условиях. Соединения двигались по одной заснеженной дороге. На переходе тылы, артиллерия и танки отстали от стрелковых соединений. Прибывавшие части были недостаточно укомплектованы автотранспортом и слабо обеспечены боеприпасами, горючим, теплым обмундированием, валенками, продовольствием и фуражом. Особенно плохо были обеспечены войска 1-го гвардейского стрелкового корпуса, которым командовал генерал-майор А.С. Грязнов. 26 января находившийся при корпусе офицер Генерального штаба доносил начальнику Генштаба маршалу Б.М. Шапошникову: «1 гв. ск в материально-техническом отношении не обеспечен для выполнения боевых заданий. Операция обречена на неудачу в связи с задержкой эшелонов в пути. Прошу операцию корпуса временно отложить»[22]. И все же 29 января 1-й гвардейский стрелковый корпус был поспешно введен в сражение до подхода в район боевых действий одной стрелковой, одной танковой бригады и корпусных средств усиления. Он начал наступление в полосе шириной 35–40 км двумя группировками в южном и юго-восточном направлениях, имея задачей окружить обороняющих район Демянска немцев. Корпусу противостояли две хорошо укомплектованные германские дивизии (30 пд и мд СС «Мертвая голова») со средствами усиления. Средняя плотность его войск составляла 13 км на дивизию (считая две бригады за одну дивизию), а плотность артиллерии с учетом полковой не превышала 0,8 орудия на километр фронта. Корпусной артиллерийский полк смог вступить в бой только 9 февраля. Артиллерия корпуса испытывала постоянную нехватку боеприпасов.
Растянув свои силы на широком фронте, части корпуса наступали медленно. Положение осложнялось тем, что не имевшие опыта организации и ведения наступательных боев командиры частей и соединений допускали ошибки. Основными из них были: слабая разведка противника, плохая организация боя за опорные пункты, перебои в связи, несвоевременная информация, слабое артиллерийское обеспечение боя.
Медленное продвижение корпуса вызвало неудовольствие Ставки. 3 февраля 1942 года Сталин связался по прямому проводу с командиром корпуса и стал давать ему указания, как вести наступление. Обращая внимание на плохую разведку, он требовал в любую погоду использовать для этого самолеты У-2, которых в корпусе не было. Он предлагал корпусу «двигаться сильной группой: не растягиваться, если растянулась, лучше не торопиться вперед. Иметь всегда группу, а не разрозненные полки и батальоны, передовым частям не удаляться»[23]. Эти указания Сталина о действиях компактными группировками из-за широкой полосы наступления корпуса практически были невыполнимы.
3 февраля в полосе между Старой Руссой и рекой Ловать был введен в сражение 2-й гвардейский стрелковый корпус под командованием генерал-майора А.И. Лизюкова. В первый день наступления корпус с боями продвинулся к югу на 15 км и вышел на холмское шоссе, а 15 февраля в районе Холма вошел в соприкосновение с частями 3-й ударной армии. Таким образом, 2-й гвардейский стрелковый корпус перерезал пути подвоза демянской группировки противника, создал внешний фронт окружения, а также обеспечил условия для ввода в сражение 1-й ударной армии фронтом на запад. Северная группа Калининского фронта в бой не вступила, так как ее основная часть была переброшена в район Осташкова.
Согласно немецким данным, фронт окружения был образован 8 февраля. В этот день генерал от инфантерии фон Брокдорф-Алефельд (руководивший германской группировкой, оборонявшейся в «мешке». – Примеч. авт.) во второй половине дня (точнее, в 16.10) поднял телефонную трубку для того, чтобы связаться с командующим 16-й армии вермахта и обсудить план дальнейших действий. Внезапно в разговор включился дежурный телефонист, обеспечивающий связь. Испуганным голосом он сообщил: «Я прерываю ваш разговор, так как к телефонной линии подключился противник». Генералу пришлось положить трубку. После затянувшейся паузы он монотонно произнес: «Только что состоялся наш последний телефонный разговор со штабом армии». Стоявший у стола, на котором лежало несколько расстеленных карт, штабной офицер с каким-то удивлением поднял глаза и спросил: «Господин генерал, значит, кольцо замкнулось. Мы в окружении?» – «Конечно», – лаконично ответил фон Брокдорф-Алефельд. Помолчав некоторое время, он добавил довольно спокойным голосом: «Теперь все стало предельно ясно. Будем надеяться на будущее».
Имеются свидетельства и другого рода – несколько грузовиков и подвод, нагруженные боеприпасами и продовольствием, прорвались в расположение 2-го армейского корпуса буквально под прямым обстрелом советской противотанковой артиллерии и пулеметного огня. Водители уцелевших машин с ужасом рассказывали в штабе корпуса об увиденном. Теперь уже не было никаких сомнений – Демянск и силы, его обороняющие, окружены, а наземное сообщение с основной группировкой 16-й армии группы армий «Север» прервано. В «демянском котле» оказалось шесть германских дивизий общей численностью около 96 тыс. человек. Это было первое за период Великой Отечественной войны окружение крупных сил врага.
Впоследствии выяснилось, что в окружении попало около 62 тыс. человек, так как к этому времени немецкие дивизии группы армий «Север» имели в среднем потери по 4800 человек каждая (запись в дневнике генерала Гальдера за 21 апреля 1942 года. – Примеч. авт.).
Для немцев, попавших в «котел», деление на принадлежность ко 2-му или 10-му корпусу было фактически прекращено. У группировки «окруженцев» был единый командующий – граф фон Брокдорф-Алефельд. А граф управляет графством, поэтому неофициально германские солдаты называли три тысячи квадратных километров отрезанной территории «графством Демянск». Сам 54-летний командующий генерал, являющийся воплощением прусского офицера старой закалки, был еще одним ярым противником нацизма в группе армий «Север». Тем не менее, связанный присягой, он боролся за интересы своего государства. Сражение продолжалось.
1-я ударная армия перешла в наступление 13 февраля южнее Старой Руссы сильно ослабленной. Еще до прибытия ее войск к месту боев командование фронта начало забирать из армии части и соединения, направляя их в свой резерв или в оперативное подчинение 11-й армии. Три стрелковые бригады, большая часть артиллерии и почти все органы тыла находились в пути. В ходе сосредоточения войска израсходовали горючее, продовольствие, фураж и вступали в бой, не имея запасов. Командующий армией генерал-лейтенант В.И. Кузнецов просил перенести срок перехода в наступление на двое суток, но просьба его удовлетворена не была[24]. Соединения армии вводились в бой поспешно, не успев провести рекогносцировку местности, разведку противника и организовать взаимодействие. В первый день наступления войска армии, оттеснив противника на внешнем фронте окружения, продвинулись на 3–4 км, подошли к реке Полисть, а на правом крыле вышли на западный берег реки Холынья. За две последующие недели армия продвинулась правым крылом только на 12 км, а левым до 20 км, не выполнив поставленной задачи[25].
В это время войска, действовавшие с целью создания внутреннего фронта окружения, преодолевая упорное сопротивление противника, медленно продвигались вперед. 25 февраля части 1-го гвардейского стрелкового корпуса соединились в районе Залучье с 42-й стрелковой бригадой 3-й ударной армии, образовав внутренний фронт окружения[26].
Внешний фронт окружения, созданный войсками 11-й армии и 2-го гвардейского стрелкового корпуса проходил от озера Ильмень, восточнее Старой Руссы и далее на юг до Белебелки. Далее до Холма, в обширном болотистом районе, был разрыв в линии фронта протяжением в 50 км. Этот труднопроходимый район контролировался советскими партизанами, лыжными подразделениями, а затем и аэросанными батальонами. Удаление внутреннего фронта от внешнего составляло 30–40 км.
Несмотря на полное окружение, противник в районе Демянска не собирался сдаваться или прорываться на запад. Наоборот, он стремился упорной обороной сковать как можно больше советских войск, выиграть время, чтобы подтянуть резервы и организовать контрудар с целью деблокировать окруженные войска и продолжать удерживать занимаемый район как плацдарм для будущего летнего наступления.
После завершения окружения перед войсками Северо-Западного и Калининского фронтов встала задача как можно быстрее ликвидировать окруженного противника, пока он не создал прочной круговой обороны, пока германское командование не организовало снабжение окруженных войск по воздуху и не подтянуло свежие силы для деблокады группировки. Кроме того, приближавшаяся весенняя распутица могла надолго приостановить действия войск. Однако наступление на внешнем и внутреннем фронтах постепенно затухало. Операция принимала затяжной характер.
25 февраля Ставка отметила, что «ликвидация окруженной демянской группы противника благодаря слабой согласованности действий частей 3-й ударной армии Калининского фронта с частями 1-го гвардейского стрелкового корпуса и 34-й армии Северо-Западного фронта и из-за отсутствия единого руководства этими войсками проходит исключительно медленно»[27]. Она приказала передать группу Ксенофонтова (две дивизии и пять бригад) из Калининского фронта во временное подчинение Северо-Западному фронту и возложила на генерала Курочкина ответственность за быстрое пленение или уничтожение окруженной группировки[28]. От командующего Северо-Западным фронтом Ставка требовала действиями 34-й армии и 1-го гвардейского стрелкового корпуса, усиленных войсками из состава Калининского фронта, «непрерывно и настойчиво сжимать кольцо окружения демянской группировки противника и ликвидировать не позднее как в четырех-пятидневный срок»[29]. Таким образом, управление войсками, действовавшими на внутреннем фронте окружения, было объединено в руках единого командования, что явилось положительным фактором, но время было упущено, противник успел создать прочную оборону и плотную систему огня, накопил резервы. Теперь для его уничтожения требовались новые значительные силы, особенно артиллерии и авиации, а их не было. Передав группу Ксенофонтова в Северо-Западный фронт, ответственность за ее материальное обеспечение Ставка оставила за командованием Калининского фронта. Последнее же перестало ею интересоваться и прекратило ее снабжение. 28 февраля член Военного совета Северо-Западного фронта А.М. Пронин телеграфировал члену Военного совета Калининского фронта Д.С. Леонову: «23 и 130 сд, 20, 27 и 86 сбр, приданные нам в оперативное подчинение, находятся в крайне тяжелом положении. Фуража нет, продовольствия в среднем 0,5 сутодачи, многие виды продуктов совсем отсутствуют, боеприпасы на исходе. Прошу вмешаться в это дело и выправить положение»[30]. В другой телеграмме говорилось: «154 сбр стоит без горючего, а в 42 сбр нет снарядов. Прошу принять меры к обеспечению»[31]. Лишь 4 марта Ставка передала группу Ксенофонтова на снабжение Северо-Западного фронта, однако ответственность за укомплектованность войск группы и пополнение ее личным и конским составом до 24 марта оставалась за Калининским фронтом, что осложняло ведение операции.
9 марта Ставка приказала расширить фронт наступления и уже не «сжимать кольцо окружения», а дробить силы противника на отдельных важнейших направлениях. Она предлагала расчленить окруженную группировку немецких войск на отдельные изолированные очаги с одновременным или последовательным пленением или уничтожением их гарнизонов. Ставка отклонила ходатайство командующего Северо-Западным фронтом об отводе войск из низинного участка восточнее Старой Руссы. Она предложила избежать последствий половодья решительным захватом Старой Руссы и вынесением линии фронта к западу от этого города. Для выполнения этой задачи Ставка требовала привлечь помимо 11-й и 1-й ударной армий войска 34-й армии и 1-го гвардейского стрелкового корпуса[32]. Не случайно в этот период войска СЗФ стали активно насыщать танками, аэросанями и «железнодорожной бронетехникой».
К началу февраля 1942 года танковые силы СЗФ состояли из 69-й танковой бригады и четырех отдельных танковых батальонов (85, 103, 161, 150 отб). Не входя в состав Северо-Западного фронта, вместе со 2-м гвардейским стрелковым корпусом действовала 71-я танковая бригада.
В течение февраля в состав фронта прибыла 1-я ударная армия, которую поддерживали боевые машины 83-й танковой бригады.
Личный состав прибывших бронетанковых бригад «материальную часть танков изучил и освоил слабо». Соединения формировались, как всегда в России, в спешке, никаких учений и боевых стрельб не проводилось.
Танковые войска в боях использовались исключительно для поддержки пехоты и действовали небольшими группами. А 83 тбр с началом боевых действий вообще поротно была распределена между стрелковыми бригадами.
69 тбр поддерживала действия 1-го гвардейского стрелкового корпуса на направлении Киево – Давыдово – Рамушево – Кобылкино.
71 тбр поддерживала действия 2-го гвардейского корпуса на направлении Давыдково – Колышкино – Соколово.
83 тбр действовала с нашими частями 1-й Ударной армии южнее Старой Руссы на фронте Утошкино – Выставка.
103 отб с приданными машинами из 161-го и 150-го батальонов поддерживал части 11-й армии севернее Старой Руссы на фронте Большое Вороново – Совхоз «Дубки».
85 отб в первой половине месяца действовал на левом фланге 34-й армии, с частями 241-й и 245-й стрелковых дивизий в районе Ватолино и Городилово, а во второй половине месяца эта танковая часть была переброшена на правый фланг 34А и действовала с 202 сд в районе Подбело – Горницы.
13 февраля 2-й гвардейский стрелковый корпус прорвался к войскам Калининского фронта и вошел в его состав. Вместе с ним убыла и 71 тбр. На 13.03 она имела 28 исправных и 12 требующих ремонта танков. Из них 4 КВ (6 требуют ремонта), 7 Т-34 (3 требуют ремонта) и 17 Т-60 (3 требуют ремонта).
Февральские безвозвратные потери бронетанковых сил СЗФ также были невелики – 20 танков, из них осталось не эвакуированных с поля боя – 6 машин.
На 1 марта 1942 года в 83 тбр имелось аж 38 «тридцатьчетверок», но 29 из них требовали ремонта. 69 тбр насчитывала 33 танка (21 был неисправен): 9 поломанных КВ, 2 боеготовых Т-34 (5 требовали ремонта) и 10 исправных Т-60 (7 в ремонте).
В 103 отб имелось 17 танков (из них 12 требовало ремонта): 2 исправных КВ (6 в ремонте) и 3 боеготовых Т-26 (6 в ремонте).
150 отб имел 31 машину (из них 23 требовали ремонта): один исправный КВ (4 – в ремонте), 9 неисправных «тридцатьчетверок», 7 боеготовых Т-60 (10 на ремонте).
В 85 отб имелось всего 15 машин (из них 8 в ремонте): одна исправная «тридцатьчетверка» (2 – в ремонте) и 6 БТ (еще 6 БТ – в ремонте).
Исходя из статистики, видно, что материальная часть бронетехники СЗФ в феврале комплектовалась исключительно боевыми машинами отечественных образцов, и в основном это были современные танки.
Февраль 1942 года отмечен началом применения на Северо-Западном фронте аэросанных частей. Вопреки распространенному мнению, что именно на этом театре военных действий аэросаней было «видимо-невидимо», СЗФ в тот момент обладал только одним аэросанным батальоном – 32 асб (именно так он обозначается в документах фронта. – Примеч. авт.), прибывшим в состав фронта вместе с 1-й Ударной армией.
Судя по отчету, эта часть была смешанной и имела как боевые сани НКЛ-26, так и транспортные машины НКЛ-16. Аэросани в тот период использовались только для связи, а также доставки боеприпасов и продовольствия.
Особых восторгов не было. Нагруженные транспортные сани решили пропускать не по целине, а по немногочисленным дорогам. Но там оказалось и много другой техники. И относительно быстроходные НКЛ-16 еле-еле плелись в «пробках». Выяснилось, что «практическая» скорость груженых аэросаней по целине – 35 км/ч, а по дорогам – 20–35 км/ч. Ночью при движении в колонне скорость аэросаней не превышала 15–20 км/ч. Мощность двигателей была недостаточной: угол подъема с грузом, который могли преодолевать сани не превышал 15°, а без груза – 20°. Запас хода также был небольшой и колебался в пределах 90—100 км (4–4,5 часа ходу при средней скорости в 20 км/ч).
Вроде бы рутинная работа, но на самом деле шли активные испытания аэросаней, которые должны были в массовом количестве поступить в войска СЗФ в марте 1942 года. Аэросанные батальоны предполагалось использовать для рейдовых операций на озерных участках фронта.
Выяснилось, что боевые НКЛ-26 кроме двух штатных человек экипажа, вооруженных 7,62-мм пулеметом ДТ, могли дополнительно брать на борт еще двух человек с пулеметом – одного вовнутрь машины, другого – сверху саней. Но мотор НКЛ-16 в этом случае работал с перегрузкой.
Транспортные аэросани НКЛ-16 могли перевозить не более 5 человек с вооружением и снаряжением, включая и экипаж.
В марте в составе Северо-Западного фронта уже имелось целых 8 аэросанных батальонов: 2-й (аэросани НКЛ-26), 13-й (аэросани РФ-8), 10, 11, 14, 27, 32-й и 34-й (предположительно смешанные части, укомплектованные как транспортными, так и боевыми аэросанями. – Примеч. авт.), выполнявших самые разнообразные задачи советского командования.
Именно в марте на СЗФ развернулись тяжелейшие бои и Ставка не скупилась на резервы: на передовую был отправлен дивизион бронепоездов и десятки танков маршевого пополнения.
Судя по многочисленным указаниям Ставки Северо-Западному фронту, можно считать, что она стремилась покончить с окруженной группировкой противника в самые сжатые сроки. Верховное главнокомандование оказывало помощь фронту дополнительно выделяемыми силами и средствами, хотя и в ограниченном масштабе. Вместе с тем в руководстве Ставки боевыми действиями войск имелись такие крупные недочеты, как неправильная оценка обстановки, преуменьшение возможностей противника, переоценка возможностей своих сил. Проявляемая Ставкой излишняя спешка, беспрерывное дерганье командования фронтов и армий, отдача им противоречивых указаний вызывали нервозность у исполнителей, скованность, безволие, боязнь ответственности за принятие самостоятельных решений, уклонение от объективной информации и внесения своих предложений.
Наделенный весьма большими правами, уполномоченный Ставки Н.А. Булганин, будучи малокомпетентным в военном деле, постоянно вмешивался в оперативную деятельность командования и штаба фронта, часто без нужды отменял их решения, тушил разумную инициативу и, являясь промежуточным звеном между фронтом и Верховным главнокомандованием, нередко тормозил непосредственное общение командования фронта со Ставкой.
Командование фронта и армий, не имея опыта ведения наступательных операций, допускало серьезные просчеты. Удары по противнику часто наносились рассредоточенными силами на широком фронте, одновременно на многих направлениях, без достаточного обеспечения средствами усиления, при скудных разведывательных данных. Потерпев неудачи на том или ином участке фронта, многие командиры, вместо того чтобы проанализировать свои ошибки и причины невыполнения задач, ударялись в другую крайность – переставали верить в успех, теряли волю и проявляли пассивность.
Наступление Северо-Западного фронта проводилось при постоянном недостатке боеприпасов, горючего, фуража и продовольствия. Это приводило к тому, что войска несли большие потери от огня артиллерии и минометов противника, который, находясь в обороне, расходовал в 2–3 раза больше боеприпасов, чем наши наступавшие части.
Ситуацию с боеприпасами дополнительно усугубляла распутица, которая делала проселочные дороги этого болотистого края совершенно непроходимыми. Например, в марте 1942 года в состав Северо-Западного фронта был включен 39-й гвардейский минометный полк «катюш», состоящий из трех отдельных дивизионов М-13 и парковой батареи. Два дивизиона полка были направлены в 27-ю армию, а один в 11-ю, в район деревни Тополиво. И что же? Уже после первых километров марша почти весь автотранспорт полка застрял на разбитых дорогах. На огневые позиции пришли только боевые машины, имея при себе по одному залпу (видимо, они все-таки весили меньше, чем транспортные. – Примеч. авт.). Пришлось в каждом дивизионе создать пешие группы для подноса боеприпасов и продовольствия, а боевые машины обслуживать сокращенными расчетами. Подобные ситуации были и в других наших наступающих соединениях и частях.
В этот период большую активность развернула транспортная авиация немцев, которая перебрасывала по воздуху окруженным войскам демянской группировки боеприпасы, вооружение, продовольствие, горючее и пополнение, а на обратном пути эвакуировала с плацдарма раненых солдат и офицеров. Ежедневно сюда прибывало до 100–150 самолетов, перевозивших в среднем около 265 т различных грузов за день[33]. Массированное использование транспортной авиации позволило германскому командованию усилить боевой состав окруженной группировки, улучшить ее материально-техническое обеспечение и тем самым создать предпосылки для длительного сопротивления в условиях полного наземного окружения.
В то же время для создания воздушной блокады окруженных войск Северо-Западный фронт не имел необходимых сил истребительной авиации (интересно отметить, что сами немцы считали, что наша авиация действует активно и владеет превосходством в воздухе. – Примеч. авт.). На основной трассе полетов транспортной авиации противника зенитной артиллерии почти не было, и борьба с самолетами велась только пехотными средствами с весьма малым эффектом.
Самолеты люфтваффе летали практически безбоязненно. Например, за март транспортная авиация (основной «рабочей лошадкой» был трехмоторный Ю-52), совершив в район «котла» свыше 3 тыс. рейсов, перебросила 24,3 тыс. тонн грузов и 15/446 человек и вывезла оттуда 22/093 раненых, при этом потери врага составили 262 транспортных самолета.