Как оказывалось, заботы Петра в этом случае ограничивались только устройством некоторых главнейших зданий для задуманной им коронации императрицы Екатерины. Для этой цели именным указом в начале 1723 г. он повелел
Петр выехал из Москвы 16 июня. Дворец был оставлен по-прежнему на запустение и разрушение. Жить в нем было невозможно. Двор во время приездов в Москву, как мы сказали, пребывал обычно в Летнем (Головинском) дворце на Яузе, об устройстве которого так заботился и сам Петр, его основатель.
Изредка и весьма на короткое время императрицы постанавливались и в Кремлевском дворце, а именно в Потешном дворце, здание которого было еще не слишком запущено. Почти при каждой новой коронации возникала мысль основать пребывание в Кремле. Своей красотой и оригинальными постройками место, без всякого сомнения, очень привлекало каждого нового хозяина. Но как только заканчивались церемонии и пиры, все уезжали в Петербург – и о Москве, и о Кремле забывали по-прежнему до нового приезда. Впрочем, весьма трудно было что-либо и сделать из этих уютных, тесных и беспорядочных строений, стоявших вразброс, где попало, и своим своеобразием приводивших в совершенный тупик петербургские привычки и потребности новой жизни. Вдобавок здания ветшали с каждым годом. Поправка их стоила дорого и с каждым годом становилась еще дороже. Денег жалели, потому что видели мало пользы в возобновлении дворца, в котором жить все-таки было нельзя. Ко времени коронаций возобновляли только некоторые части, наиболее видные и необходимые для совершения церемоний, а именно Грановитую, Столовую, Малую Золотую палаты и Терем.
Императрица Анна, приехав в Москву в 1730 г, остановилась сначала в Кремле в Потешном дворце; но, вероятно, из-за неудобства помещения, она вскоре велела выстроить для себя новый деревянный дворец где-то возле Арсенала, который и назван был Аннингофом.. Лето она провела в Измайлове, принадлежавшем ее матери, царице Прасковье121. Между тем дворец Аннингоф в Кремле был окончен. Выстроенный по проекту известного в то время архитектора графа де Растрелли, он был, по отзыву современников, весьма красив и убран великолепно. Осенью 28 октября, императрица переехала в него на жилье. Однако ж к лету она выстроила себе другой Аннингоф, на Яузе, подле Головинского дома. Там она прожила до возвращения в Петербург и с тех пор там же основала свое пребывание. В 1736 г. туда перенесен был и кремлевский Аннингоф, названный Зимним, в отличие от тамошнего, который был Летним. Впрочем, название яузских дворцов Аннингофом употреблялось, кажется, только в официальных бумагах и, может быть, между придворными. Москвичи по-прежнему называли их Головинским дворцом.
Село Измайлово в XVIII в.
В 1737 г., мая 29-го, Москву опустошил страшный пожар, от которого значительно потерпел и Кремлевский дворец. Кровли на всех церквах и почти на всех зданиях, на Грановитой, Столовой, Ответной и др. палатах сгорели; в том числе над Красным крыльцом медная кровля, крытая по железным связям и по дереву, сгорела и обвалилась. Сгорели Верхний и Нижний Набережные сады. Сгорел также большой корпус Главной дворцовой канцелярии, прежний приказ Большого дворца, стоявший между Колымажными воротами и Рождественским собором, причем большей частью погиб и Архив. Это невосполнимая во всех отношениях утрата для истории царского быта, и особенно для истории древних художеств и ремесел, деятельность которых в XVI и XVII ст. была очень распространена во дворце. Кроме того, и в других палатах вместе с делами с 1700 г. сгорели, без сомнения, весьма любопытные бумаги, принадлежавшие Меншикову и Долгоруким, а также Походной канцелярии Петра.
К новой коронации, при императрице Елизавете, точно так же оказалось, что в московских дворцах из-за их неустроенности нельзя было жить, и не только в Кремлевском, но даже в Головинском и Лефортовском. В декабре 1741 г. был дан указ привести их «в совершенное состояние, как можно б было в них жить». Тотчас же начались работы, которые продолжались даже по ночам, и через два с половиной месяца, к концу февраля 1742 г., дворцы были готовы. Приехав в Москву, императрица остановилась в Потешном дворце, где находилась и Аудиенц-камера. Но Кремлевский дворец все-таки не представлял удобств для постоянного пребывания, и императрица вскоре переселилась на Яузу в Зимний дом, а двор – в Лефортовский дворец. В другой приезд, в 1744 г., она также прожила несколько времени в Потешном дворце.
Желая устроить в Кремле более удобное жилище, Елизавета поручила обер-архитектору Растрелли «для строения того дому усмотреть другое место, и чтоб дому быть каменному, а не деревянному». Решено было выстроить дворец на месте Средней Золотой, Столовой и Набережных палат, возле Благовещенского собора. В 1753 г. было построено новое здание в растреллиевском вкусе и названо Кремлевским Зимним дворцом. Этот дворец, состоящий из двух корпусов, малого и большого, впоследствии несколько раз переделывался, обстраивался и распространялся новыми покоями и сломан был уже по случаю постройки теперешнего нового дворца. Между тем другие части дворца все более и более ветшали без починок и поддержки. Такое состояние зданий, особенно тех, которые были вовсе брошены, внушало опасения; следовало, по крайней мере, предотвратить их внезапное разрушение.
С этой целью императрица велела 4 января 1753 г. осмотреть фундамент и погреба под Кремлевским домом. Архитекторы князь Ухтомский и Евлашев 1 мая 1753 г. подали подробные планы всех построек с изложением своих мнений, которыми между прочим объясняли, что «некоторые покои, кои состоят за Золотою решеткою (подле бывшего Патриаршего двора и Троицкого подворья), и площадки и под ними погреба так обветшали и большею частию обвалились, что и для осмотров в те места войти невозможно, и что оные места надлежит разобрать до самых нижних фундаментов, для осторожности других покоев, по близости к тем ветхим местам, ибо от оных и тем покоям причиняется вред, понеже строением так затемнено, что в нижние апартаменты и воздух проходить не может». Все это подтвердил и сам обер-архитектор Растрелли, проверявший осмотр Ухтомского и Евлашева. Он сообщил между прочим, что в «оном Кремлевском дворце всех покоев и с погребами находится до тысячи номеров и немалое число открытых площадок или галерей».
Тогда же было назначено разобрать самый обветшавший и совсем почти развалившийся корпус, примыкавший к прежнему Патриаршему двору и к Троицкому подворью, где были некогда хоромы царевен, также нижние каменные этажи хором царицы Натальи Кирилловны и малолетнего Петра, с домовою церковью Петра и Павла. Эти здания, построенные в конце XVII ст., следовательно, гораздо позднее других, так потерпели от пожаров 1696 и 1701 гг., что не простояли и 60 лет, между тем как другие отделения дворца, а именно Теремный и Потешный дворцы, уцелели, несмотря на переделки и перестройки, весьма часто портившие их своды и стены.
Таким образом, с половины XVIII ст. старый Кремлевский дворец стал понемногу разбираться. Особенному запущению и обветшанию некоторых его частей способствовало и то, что в нем помещены были разные коллегии, канцелярии и комиссии. Еще при Петре было отдано под эти присутствия 59 палат. Почти каждая коллегия переехала не только со своими архивами, чиновниками, сторожами, разного рода просителями, наполнявшими в течение дня занимаемые ею палаты, но перевезла с собою и своих колодников122, которые и проживали, без сомнения, в течение многих месяцев и лет в дворцовых каменных подклетах. Все это увеличивало нечистоту, грязь, преждевременно разрушавшие древние здания.
Императрица Елизавета Петровна
Следует также напомнить, что находившиеся в Кремле старые приказы, огромный корпус которых тянулся по окраине Кремлевской горы от Архангельского собора почти до Спасских ворот, как и новоучрежденные коллегии, помещенные во дворце, вызвали потребность в питейном доме, который, неизвестно в какое время, явился в самом Кремле, под горою, у Тайницких ворот. Кабак этот именовался Каток, вероятно, по крутизне схода к нему из приказов. Он существовал, можно сказать, втихомолку, несколько лет, пока не был замечен в 1733 г. императрицею Анною, которая 15 февраля того ж года повелела:
Императрица Екатерина II, приехав в Москву короноваться, остановилась в новопостроенном Елизаветинском, или Растреллиевском, дворце, а наследник Павел Петрович – в Потешном дворце. По этому случаю для размещения придворных некоторые канцелярии были выведены в наемные дома. Кремлевская старина так понравилась императрице, что тотчас после торжества коронации, а именно 6 октября 1762 г., она через Бецкого повелела «Кремлевский дворец с всеми принадлежностями, а паче старинного строения не переменяя ни в чем, содержать всегда в надлежащей исправности».
Екатерина велела (1 февраля 1764 г.)
Ф. Рокотов.
Императрица Екатерина Алексеевна.
1763 г. Фрагмент
В комнате, или покое ее величества, стены были обиты зеленым штофом, а пол зеленым сукном. В Дамской стены и пол, а в Кавалерской одни стены были обиты красным российским сукном. Также красным сукном был убран и Сретенский собор; в нем было поставлено и место ее величества, обитое малиновым бархатом и золотым галуном. В таком виде этот покой с галереями существовал в 1769 г., когда уже готовились строить известный огромнейший Баженовский дворец, оставивший на память о себе только проектированные планы и модель. Совершена была даже и закладка этого чуда-дворца; но постройка его окончилась только разрушением нескольких древних зданий.
В это время (1767—1770) разобран был Запасный двор, наверху которого помещались прежде Набережные сады, с примыкавшими к нему башнями и другими строениями, также Житный двор, здание Старого Денежного двора, за Сретенским собором, и длинный корпус старинных приказов, тянувшийся по горе от соборов к Спасским воротам.
Московский Кремль в начале XVIII ст.
С гравюры Бликланда XVIII в.
Уезжая из Москвы после коронации, императрица приказала перестроить Кремлевский Растреллиевский дворец, а все покои, кроме тех, в которых она останавливалась, и кроме Грановитой палаты, отдать, как и прежде, под коллегии и канцелярии и прочие места. Присутственные места оставались во дворце до тех лет, когда для них было построено в Кремле архитектором Казаковым отдельное великолепное здание.
Когда начальником дворцового ведомства сделался Валуев П. С., Кремль, по его словам, был в ветхом и запущенном состоянии.
Кстати, упомянем, что в то время возле стен Кремля, за Троицкими воротами, где раньше были заплывшие пруды, овраги и текла Неглинная, сваливалась всякая нечистота почти со всех близлежащих улиц. Старый Каменный мост у Троицких ворот был известен всей Москве как первое разбойное место того времени. Под его клетками, или сводами, особенно под девятой клеткой, постоянно жили в самовольно построенных избах всякие воры, мошенники и душегубцы, так что возле Неглинной в этой местности опасно было не только ходить, но даже и ездить.
Таким образом, Валуев принял Кремль в развалинах, хотя, может быть, и живописных, но в иных местах почти совсем разрушенных. Таков, например, был длинный корпус Хлебенного, Кормового и Сытного дворцов, мимо которого запрещено было даже ездить, чтоб от сотрясения мостовой и в самом деле не обвалить всего здания; 30 лет и не ездили по этой улице. Упомянутые дворцы, однако ж, простояли эти 30 лет и были сломаны уже при Валуеве. Если в XVIII ст. дворец постепенно приходил в разрушение от всякого рода нечистоты, то в начале XIX века он окончательно был разрушен для чистоты и опрятности. Валуев был великий, самый горячий охотник до чистоты, опрятности и порядка. Вступив в управление дворцом, он не замедлил представить государю, что многие из кремлевских зданий «помрачают своим неблагообразным видом все прочие великолепнейшие здания», имея в виду соборы и новопостроенный дворец. Он вообще не любил ничего ветхого, ржавого, покрытого цветом древности, что так дорого для археологов, да и вообще для людей, которые в памятниках старого быта не только видят одни ржавые развалины, но чувствуют в них веяние истории, присутствие прожитых идей, которому всегда откликнется развитое образованием чувство уважения к древности.
Если б была полная воля и не мешало некоторое общее уважение к стародавней святыне Кремля, то Валуев скоро превратил бы его в чистую, опрятную и ровную, как ладонь, площадь, оставив на память только те строения, которые или сами по себе имели опрятный вид, или же были способны принять такой вид после реставрации, штукатурки и окраски Все, что не согласовывалось с этим стремлением или стояло не на месте относительно новопроектированных им улиц и площадей, было разобрано и продано с торгов. За пять-десять лет ломки прежнего Кремля нельзя было узнать. В 1803 г. сломаны часть Потешного дворца, примыкавшая к городовой стене у Троицких ворот, и часть корпуса, в котором были Хлебенный и Кормовой дворцы; в 1806 г. продан с аукциона и Цареборисовский Годуновский дворец; в 1807 г. сломано Троицкое подворье с церковью Богоявления, где впервые провозглашено было избрание на царство Михаила Романова; в 1808 г. сломаны все здания Заднего государева двора с Кормовым, Хлебенным, Сытным дворцами, стоявшими возле этого подворья. На их месте построены Оружейная палата и три Кавалерские корпуса для свиты. Позднейшие переделки и перестройки совершенно очистили Кремль и дворец от многих древних строений. Оставшиеся здания, Грановитая палата, Каменный терем с верховыми церквями и Потешный дворец большей частью значительно переделаны.
Заметим в заключение, что направление, данное Валуевым, коснулось не одних только древних зданий, но и вообще всяких древностей, остатков старой жизни и быта, какими в его время еще полны были кладовые кремлевских и старых загородных дворцов. Все, что не имело цены, т. е. что не было золото или серебро, было также за ветхостью и негодностью уничтожено или продано с аукциона «на Неглинную», как тогда говорилось, т. е. в лавки всякого старья и тряпья, существовавшие на Неглинной в Железных и Лоскутных рядах. В это время невозвратно погибло много таких именно вещей, которые знатоками и археологами ценятся дороже золота. А стремление давать всему опрятный крашеный вид впоследствии было доведено до того, что дубовые двери и ворота во всем городе обязательно стали красить под дуб, а железные древние вещи, как, например, латы, щиты, конская броня, даже пушки, хранящиеся в Оружейной палате, стали красить черной краской с карандашом, под цвет железа. Так были закрашены редкие и превосходнейшие памятники древнего вооружения. Подобным образом закрашивались на стенах древних зданий, например у Каменного терема, прекрасные подзоры и украшения из разноцветных изразцов, или кахлей. Эти украшения, замазанные мелом, охрой или другой краской, иногда на масле, раскрашивали потом красками в древнем вкусе.
Глава II
Внешний вид дворца и наружные украшения зданий.– Резное деревянное дело: древнерусская и немецкая фигурная резьба, вошедшая в употребление при Алексее Михайловиче.– Общий обзор внутреннего убранства комнат, или хоромного наряда.– Комнатная живопись, стенное и подволочное письмо.– Царские места, или престолы, троны.– Меблировка царских палат и хором.– Частный обзор некоторых комнат.– Передняя, Комната, Крестовая, Опочивальная, Мыленка.
Внешний вид дворца в конце XVII ст. представлял чрезвычайно пеструю массу зданий самой разнообразной величины, разбросанных без всякой симметрии, единственно для удобства, так что в строгом смысле дворец не имел фасада. Здания теснились друг возле друга, возвышались одно над другим и еще более усиливали общую пестроту своими разнообразными крышами, двускатными, епанечными124, в виде шатров, скирдов, бочек, с прорезными золочеными греблями и золочеными маковицами наверху, с узорочными трубами, искусно сложенными из поливных изразцов. В иных местах возвышались башни и башенки с орлами, единорогами и львами вместо флюгеров. По свидетельству итальянца Барберини (1565), кровли и купола на царском дворце были покрыты золотом.
Кровля Каменного терема была вызолочена, как можно заключить из того, что в начале XVIII ст. верхний покой Теремного дворца, древний Чердак, или собственно Терем, назывался Золотым Теремком. Некоторые из дворцовых зданий покрывались по тесу белым железом с опайкой английским оловом; но гораздо чаще, особенно на деревянных хоромах, были кровли гонтовые, крытые по-чешуйному\ их красили обыкновенно зеленой краской.
Нигде, однако ж, не проявлялась до такой степени вычурная пестрота и узорочность, как во внешних архитектурных украшениях и разного рода орнаментах, располагавшихся обычно по карнизам, или подзорам, зданий в виде поясов, по углам в виде лопаток или пилястр и колонок; также у окон и дверей в виде сандриков, наличников, колонн, полуколонн, капителей, шпренгелей, гзымзов, дорожников и т. п., узорочно вырезанных из дерева в деревянных и из белого камня в каменных зданиях. В резьбе этих орнаментов между листьями, травами, цветами и различными узорами не последнее место занимали эмблематичные птицы и звери: орел, лев, единорог и даже мифологические – гриф, птица Сирин и т. п.
В древнее время резное дело по рисунку и по исполнению отличалось той же простотой, какую и теперь мы видим в украшениях крестьянских изб. Само собой разумеется, что в украшениях княжеских и боярских хором резное дело выказывало больше затейливости и замысла, больше тщательности и чистоты в работе; но характер художества в своих приемах оставался тот же. Резное дело с тем же своеобразным народным характером сохранилось до второй половины XVII ст., когда при царе Алексее на смену старине к нам была принесена фигурная немецкая резьба с готической обработкой. Такой резьбой была украшена новая Столовая царя, построенная по вымыслу немецкого инженера-архитектора Декенпина в 1660 г. Затем, в 1668 г., в том же стиле украшены хоромы Коломенского дворца и Столовая царевича Алексея Алексеевича125 во дворце Кремлевском резчиками, большей частью поляками или белорусами, вызванными или вывезенными из покоренных перед этим временем белорусских и литовских городов Полоцка, Витебска и Вильны.
«к коронации Ее Величества в Москве Грановитую и Столовую, также и Мастерские па.латы (в Теремном дворце) и прочие к тому принадлежащие строения совсем вычинить и исправить так, чтоб в оном, могло, великая публика чинно исправиться».Издержки на это повелено было употребить из сумм, назначенных на строение Цейхгауза (Арсенала). Тогда покрыты были новыми кровлями Благовещенский и Архангельский соборы и отреставрированы Грановитая и Столовая палаты для церемоний и Мастерские палаты – для пребывания в них государя и императрицы. На все переделки было израсходовано около 15 000 рублей. Как известно, коронование императрицы совершилось с большим торжеством 7 мая 1724 г. Десять дней продолжались празднества и за Москвой-рекой, напротив Кремля, на Царицыном лугу, где зажигали великолепные фейерверки.
Петр выехал из Москвы 16 июня. Дворец был оставлен по-прежнему на запустение и разрушение. Жить в нем было невозможно. Двор во время приездов в Москву, как мы сказали, пребывал обычно в Летнем (Головинском) дворце на Яузе, об устройстве которого так заботился и сам Петр, его основатель.
Изредка и весьма на короткое время императрицы постанавливались и в Кремлевском дворце, а именно в Потешном дворце, здание которого было еще не слишком запущено. Почти при каждой новой коронации возникала мысль основать пребывание в Кремле. Своей красотой и оригинальными постройками место, без всякого сомнения, очень привлекало каждого нового хозяина. Но как только заканчивались церемонии и пиры, все уезжали в Петербург – и о Москве, и о Кремле забывали по-прежнему до нового приезда. Впрочем, весьма трудно было что-либо и сделать из этих уютных, тесных и беспорядочных строений, стоявших вразброс, где попало, и своим своеобразием приводивших в совершенный тупик петербургские привычки и потребности новой жизни. Вдобавок здания ветшали с каждым годом. Поправка их стоила дорого и с каждым годом становилась еще дороже. Денег жалели, потому что видели мало пользы в возобновлении дворца, в котором жить все-таки было нельзя. Ко времени коронаций возобновляли только некоторые части, наиболее видные и необходимые для совершения церемоний, а именно Грановитую, Столовую, Малую Золотую палаты и Терем.
Императрица Анна, приехав в Москву в 1730 г, остановилась сначала в Кремле в Потешном дворце; но, вероятно, из-за неудобства помещения, она вскоре велела выстроить для себя новый деревянный дворец где-то возле Арсенала, который и назван был Аннингофом.. Лето она провела в Измайлове, принадлежавшем ее матери, царице Прасковье121. Между тем дворец Аннингоф в Кремле был окончен. Выстроенный по проекту известного в то время архитектора графа де Растрелли, он был, по отзыву современников, весьма красив и убран великолепно. Осенью 28 октября, императрица переехала в него на жилье. Однако ж к лету она выстроила себе другой Аннингоф, на Яузе, подле Головинского дома. Там она прожила до возвращения в Петербург и с тех пор там же основала свое пребывание. В 1736 г. туда перенесен был и кремлевский Аннингоф, названный Зимним, в отличие от тамошнего, который был Летним. Впрочем, название яузских дворцов Аннингофом употреблялось, кажется, только в официальных бумагах и, может быть, между придворными. Москвичи по-прежнему называли их Головинским дворцом.
Село Измайлово в XVIII в.
В 1737 г., мая 29-го, Москву опустошил страшный пожар, от которого значительно потерпел и Кремлевский дворец. Кровли на всех церквах и почти на всех зданиях, на Грановитой, Столовой, Ответной и др. палатах сгорели; в том числе над Красным крыльцом медная кровля, крытая по железным связям и по дереву, сгорела и обвалилась. Сгорели Верхний и Нижний Набережные сады. Сгорел также большой корпус Главной дворцовой канцелярии, прежний приказ Большого дворца, стоявший между Колымажными воротами и Рождественским собором, причем большей частью погиб и Архив. Это невосполнимая во всех отношениях утрата для истории царского быта, и особенно для истории древних художеств и ремесел, деятельность которых в XVI и XVII ст. была очень распространена во дворце. Кроме того, и в других палатах вместе с делами с 1700 г. сгорели, без сомнения, весьма любопытные бумаги, принадлежавшие Меншикову и Долгоруким, а также Походной канцелярии Петра.
К новой коронации, при императрице Елизавете, точно так же оказалось, что в московских дворцах из-за их неустроенности нельзя было жить, и не только в Кремлевском, но даже в Головинском и Лефортовском. В декабре 1741 г. был дан указ привести их «в совершенное состояние, как можно б было в них жить». Тотчас же начались работы, которые продолжались даже по ночам, и через два с половиной месяца, к концу февраля 1742 г., дворцы были готовы. Приехав в Москву, императрица остановилась в Потешном дворце, где находилась и Аудиенц-камера. Но Кремлевский дворец все-таки не представлял удобств для постоянного пребывания, и императрица вскоре переселилась на Яузу в Зимний дом, а двор – в Лефортовский дворец. В другой приезд, в 1744 г., она также прожила несколько времени в Потешном дворце.
Желая устроить в Кремле более удобное жилище, Елизавета поручила обер-архитектору Растрелли «для строения того дому усмотреть другое место, и чтоб дому быть каменному, а не деревянному». Решено было выстроить дворец на месте Средней Золотой, Столовой и Набережных палат, возле Благовещенского собора. В 1753 г. было построено новое здание в растреллиевском вкусе и названо Кремлевским Зимним дворцом. Этот дворец, состоящий из двух корпусов, малого и большого, впоследствии несколько раз переделывался, обстраивался и распространялся новыми покоями и сломан был уже по случаю постройки теперешнего нового дворца. Между тем другие части дворца все более и более ветшали без починок и поддержки. Такое состояние зданий, особенно тех, которые были вовсе брошены, внушало опасения; следовало, по крайней мере, предотвратить их внезапное разрушение.
С этой целью императрица велела 4 января 1753 г. осмотреть фундамент и погреба под Кремлевским домом. Архитекторы князь Ухтомский и Евлашев 1 мая 1753 г. подали подробные планы всех построек с изложением своих мнений, которыми между прочим объясняли, что «некоторые покои, кои состоят за Золотою решеткою (подле бывшего Патриаршего двора и Троицкого подворья), и площадки и под ними погреба так обветшали и большею частию обвалились, что и для осмотров в те места войти невозможно, и что оные места надлежит разобрать до самых нижних фундаментов, для осторожности других покоев, по близости к тем ветхим местам, ибо от оных и тем покоям причиняется вред, понеже строением так затемнено, что в нижние апартаменты и воздух проходить не может». Все это подтвердил и сам обер-архитектор Растрелли, проверявший осмотр Ухтомского и Евлашева. Он сообщил между прочим, что в «оном Кремлевском дворце всех покоев и с погребами находится до тысячи номеров и немалое число открытых площадок или галерей».
Тогда же было назначено разобрать самый обветшавший и совсем почти развалившийся корпус, примыкавший к прежнему Патриаршему двору и к Троицкому подворью, где были некогда хоромы царевен, также нижние каменные этажи хором царицы Натальи Кирилловны и малолетнего Петра, с домовою церковью Петра и Павла. Эти здания, построенные в конце XVII ст., следовательно, гораздо позднее других, так потерпели от пожаров 1696 и 1701 гг., что не простояли и 60 лет, между тем как другие отделения дворца, а именно Теремный и Потешный дворцы, уцелели, несмотря на переделки и перестройки, весьма часто портившие их своды и стены.
Таким образом, с половины XVIII ст. старый Кремлевский дворец стал понемногу разбираться. Особенному запущению и обветшанию некоторых его частей способствовало и то, что в нем помещены были разные коллегии, канцелярии и комиссии. Еще при Петре было отдано под эти присутствия 59 палат. Почти каждая коллегия переехала не только со своими архивами, чиновниками, сторожами, разного рода просителями, наполнявшими в течение дня занимаемые ею палаты, но перевезла с собою и своих колодников122, которые и проживали, без сомнения, в течение многих месяцев и лет в дворцовых каменных подклетах. Все это увеличивало нечистоту, грязь, преждевременно разрушавшие древние здания.
Императрица Елизавета Петровна
Следует также напомнить, что находившиеся в Кремле старые приказы, огромный корпус которых тянулся по окраине Кремлевской горы от Архангельского собора почти до Спасских ворот, как и новоучрежденные коллегии, помещенные во дворце, вызвали потребность в питейном доме, который, неизвестно в какое время, явился в самом Кремле, под горою, у Тайницких ворот. Кабак этот именовался Каток, вероятно, по крутизне схода к нему из приказов. Он существовал, можно сказать, втихомолку, несколько лет, пока не был замечен в 1733 г. императрицею Анною, которая 15 февраля того ж года повелела:
«Из Кремля вывесть его немедленно вон и построить в Белом или в Земляном городе, в удобном месте, где надлежит, и что со оного кабака в сборе бывало, чтоб то ж число и там толика.я ж сумма сбиралась, где оной кабак построен будет, и для того (т. е. для сохранения количества сбору), вместо того одного кабака, хотя, по усмотрению, прибавить несколько кабаков, где надлежит, а в Кремле отнюдь бы его не было».Таким образом, удалено было от дворца одно из безобразий, какие завели было себе кремлевские подьячие. Остальные, т. е. все то, с чем сопряжено было пребывание в Кремле тогдашней коллегии или приказа, существовали еще долго, потому что в Москве, кроме дворца, не было более удобного помещения для этих коллегий и канцелярий.
Императрица Екатерина II, приехав в Москву короноваться, остановилась в новопостроенном Елизаветинском, или Растреллиевском, дворце, а наследник Павел Петрович – в Потешном дворце. По этому случаю для размещения придворных некоторые канцелярии были выведены в наемные дома. Кремлевская старина так понравилась императрице, что тотчас после торжества коронации, а именно 6 октября 1762 г., она через Бецкого повелела «Кремлевский дворец с всеми принадлежностями, а паче старинного строения не переменяя ни в чем, содержать всегда в надлежащей исправности».
Екатерина велела (1 февраля 1764 г.)
«при Кремлевском дворце, на месте, где На.бережный сад, построить для Ее Величества покой, того ради определено, архитекторам Бланку и Жеребцову, осмотря, учинить прожекты, каким наилучшим образом, на старых ли фундаментах с прибавлением, или вновь построить, изыскав, в минование напрасного убытка, все способы».Этот покой действительно был построен возле Сретенского собора, вероятно, из какой-либо старой палаты, потому что он был со сводами и при нем были построены две галереи, Дамская и Кавалерская, и сам собор был убран как домовой храм для этого помещения.
Ф. Рокотов.
Императрица Екатерина Алексеевна.
1763 г. Фрагмент
В комнате, или покое ее величества, стены были обиты зеленым штофом, а пол зеленым сукном. В Дамской стены и пол, а в Кавалерской одни стены были обиты красным российским сукном. Также красным сукном был убран и Сретенский собор; в нем было поставлено и место ее величества, обитое малиновым бархатом и золотым галуном. В таком виде этот покой с галереями существовал в 1769 г., когда уже готовились строить известный огромнейший Баженовский дворец, оставивший на память о себе только проектированные планы и модель. Совершена была даже и закладка этого чуда-дворца; но постройка его окончилась только разрушением нескольких древних зданий.
В это время (1767—1770) разобран был Запасный двор, наверху которого помещались прежде Набережные сады, с примыкавшими к нему башнями и другими строениями, также Житный двор, здание Старого Денежного двора, за Сретенским собором, и длинный корпус старинных приказов, тянувшийся по горе от соборов к Спасским воротам.
Московский Кремль в начале XVIII ст.
С гравюры Бликланда XVIII в.
Уезжая из Москвы после коронации, императрица приказала перестроить Кремлевский Растреллиевский дворец, а все покои, кроме тех, в которых она останавливалась, и кроме Грановитой палаты, отдать, как и прежде, под коллегии и канцелярии и прочие места. Присутственные места оставались во дворце до тех лет, когда для них было построено в Кремле архитектором Казаковым отдельное великолепное здание.
Когда начальником дворцового ведомства сделался Валуев П. С., Кремль, по его словам, был в ветхом и запущенном состоянии.
«Внутри кремлевских стен была нечистота великая, особенно в зданиях Сената., под соборами (дворцовыми) Сретенским и Рождественским, около бывшего Дворянского банка и Оружейной конторы (все в зданиях дворца) и даже во дворце. Во многих местах ветхие, обвалившиеся здания представляли неприятный вид; при пустых девяти погребах, без окон и дверей,, под галереями и кладовыми палатами, в бывшей улице, между Троицкими и Боровицкими воротами, повелено ставить караул, дабы в них не могли укрываться мошенники»123.Кремлевские старожилы рассказывали, что до 1812 г. мимо так называемых Темных ворот, составлявших некогда проезд под дворцом на Красную площадь к соборам, страшно было и ходить; там, особенно к вечеру, бывал постоянный притон воров и разврата среди страшной нечистоты и вони.
Кстати, упомянем, что в то время возле стен Кремля, за Троицкими воротами, где раньше были заплывшие пруды, овраги и текла Неглинная, сваливалась всякая нечистота почти со всех близлежащих улиц. Старый Каменный мост у Троицких ворот был известен всей Москве как первое разбойное место того времени. Под его клетками, или сводами, особенно под девятой клеткой, постоянно жили в самовольно построенных избах всякие воры, мошенники и душегубцы, так что возле Неглинной в этой местности опасно было не только ходить, но даже и ездить.
Таким образом, Валуев принял Кремль в развалинах, хотя, может быть, и живописных, но в иных местах почти совсем разрушенных. Таков, например, был длинный корпус Хлебенного, Кормового и Сытного дворцов, мимо которого запрещено было даже ездить, чтоб от сотрясения мостовой и в самом деле не обвалить всего здания; 30 лет и не ездили по этой улице. Упомянутые дворцы, однако ж, простояли эти 30 лет и были сломаны уже при Валуеве. Если в XVIII ст. дворец постепенно приходил в разрушение от всякого рода нечистоты, то в начале XIX века он окончательно был разрушен для чистоты и опрятности. Валуев был великий, самый горячий охотник до чистоты, опрятности и порядка. Вступив в управление дворцом, он не замедлил представить государю, что многие из кремлевских зданий «помрачают своим неблагообразным видом все прочие великолепнейшие здания», имея в виду соборы и новопостроенный дворец. Он вообще не любил ничего ветхого, ржавого, покрытого цветом древности, что так дорого для археологов, да и вообще для людей, которые в памятниках старого быта не только видят одни ржавые развалины, но чувствуют в них веяние истории, присутствие прожитых идей, которому всегда откликнется развитое образованием чувство уважения к древности.
Если б была полная воля и не мешало некоторое общее уважение к стародавней святыне Кремля, то Валуев скоро превратил бы его в чистую, опрятную и ровную, как ладонь, площадь, оставив на память только те строения, которые или сами по себе имели опрятный вид, или же были способны принять такой вид после реставрации, штукатурки и окраски Все, что не согласовывалось с этим стремлением или стояло не на месте относительно новопроектированных им улиц и площадей, было разобрано и продано с торгов. За пять-десять лет ломки прежнего Кремля нельзя было узнать. В 1803 г. сломаны часть Потешного дворца, примыкавшая к городовой стене у Троицких ворот, и часть корпуса, в котором были Хлебенный и Кормовой дворцы; в 1806 г. продан с аукциона и Цареборисовский Годуновский дворец; в 1807 г. сломано Троицкое подворье с церковью Богоявления, где впервые провозглашено было избрание на царство Михаила Романова; в 1808 г. сломаны все здания Заднего государева двора с Кормовым, Хлебенным, Сытным дворцами, стоявшими возле этого подворья. На их месте построены Оружейная палата и три Кавалерские корпуса для свиты. Позднейшие переделки и перестройки совершенно очистили Кремль и дворец от многих древних строений. Оставшиеся здания, Грановитая палата, Каменный терем с верховыми церквями и Потешный дворец большей частью значительно переделаны.
Заметим в заключение, что направление, данное Валуевым, коснулось не одних только древних зданий, но и вообще всяких древностей, остатков старой жизни и быта, какими в его время еще полны были кладовые кремлевских и старых загородных дворцов. Все, что не имело цены, т. е. что не было золото или серебро, было также за ветхостью и негодностью уничтожено или продано с аукциона «на Неглинную», как тогда говорилось, т. е. в лавки всякого старья и тряпья, существовавшие на Неглинной в Железных и Лоскутных рядах. В это время невозвратно погибло много таких именно вещей, которые знатоками и археологами ценятся дороже золота. А стремление давать всему опрятный крашеный вид впоследствии было доведено до того, что дубовые двери и ворота во всем городе обязательно стали красить под дуб, а железные древние вещи, как, например, латы, щиты, конская броня, даже пушки, хранящиеся в Оружейной палате, стали красить черной краской с карандашом, под цвет железа. Так были закрашены редкие и превосходнейшие памятники древнего вооружения. Подобным образом закрашивались на стенах древних зданий, например у Каменного терема, прекрасные подзоры и украшения из разноцветных изразцов, или кахлей. Эти украшения, замазанные мелом, охрой или другой краской, иногда на масле, раскрашивали потом красками в древнем вкусе.
Глава II
Государев двор, или дворец. Внешний вид и внутреннее убранство
Внешний вид дворца и наружные украшения зданий.– Резное деревянное дело: древнерусская и немецкая фигурная резьба, вошедшая в употребление при Алексее Михайловиче.– Общий обзор внутреннего убранства комнат, или хоромного наряда.– Комнатная живопись, стенное и подволочное письмо.– Царские места, или престолы, троны.– Меблировка царских палат и хором.– Частный обзор некоторых комнат.– Передняя, Комната, Крестовая, Опочивальная, Мыленка.
Внешний вид дворца в конце XVII ст. представлял чрезвычайно пеструю массу зданий самой разнообразной величины, разбросанных без всякой симметрии, единственно для удобства, так что в строгом смысле дворец не имел фасада. Здания теснились друг возле друга, возвышались одно над другим и еще более усиливали общую пестроту своими разнообразными крышами, двускатными, епанечными124, в виде шатров, скирдов, бочек, с прорезными золочеными греблями и золочеными маковицами наверху, с узорочными трубами, искусно сложенными из поливных изразцов. В иных местах возвышались башни и башенки с орлами, единорогами и львами вместо флюгеров. По свидетельству итальянца Барберини (1565), кровли и купола на царском дворце были покрыты золотом.
Кровля Каменного терема была вызолочена, как можно заключить из того, что в начале XVIII ст. верхний покой Теремного дворца, древний Чердак, или собственно Терем, назывался Золотым Теремком. Некоторые из дворцовых зданий покрывались по тесу белым железом с опайкой английским оловом; но гораздо чаще, особенно на деревянных хоромах, были кровли гонтовые, крытые по-чешуйному\ их красили обыкновенно зеленой краской.
Нигде, однако ж, не проявлялась до такой степени вычурная пестрота и узорочность, как во внешних архитектурных украшениях и разного рода орнаментах, располагавшихся обычно по карнизам, или подзорам, зданий в виде поясов, по углам в виде лопаток или пилястр и колонок; также у окон и дверей в виде сандриков, наличников, колонн, полуколонн, капителей, шпренгелей, гзымзов, дорожников и т. п., узорочно вырезанных из дерева в деревянных и из белого камня в каменных зданиях. В резьбе этих орнаментов между листьями, травами, цветами и различными узорами не последнее место занимали эмблематичные птицы и звери: орел, лев, единорог и даже мифологические – гриф, птица Сирин и т. п.
В древнее время резное дело по рисунку и по исполнению отличалось той же простотой, какую и теперь мы видим в украшениях крестьянских изб. Само собой разумеется, что в украшениях княжеских и боярских хором резное дело выказывало больше затейливости и замысла, больше тщательности и чистоты в работе; но характер художества в своих приемах оставался тот же. Резное дело с тем же своеобразным народным характером сохранилось до второй половины XVII ст., когда при царе Алексее на смену старине к нам была принесена фигурная немецкая резьба с готической обработкой. Такой резьбой была украшена новая Столовая царя, построенная по вымыслу немецкого инженера-архитектора Декенпина в 1660 г. Затем, в 1668 г., в том же стиле украшены хоромы Коломенского дворца и Столовая царевича Алексея Алексеевича125 во дворце Кремлевском резчиками, большей частью поляками или белорусами, вызванными или вывезенными из покоренных перед этим временем белорусских и литовских городов Полоцка, Витебска и Вильны.
С новым мастерством принесено было и много новых снастей, или инструментов, до того времени мало известных русским мастерам. До сих пор эти инструменты сохраняют печать своего немецкого происхождения в своих немецких названиях: гзымзумбь, шерхебль, шархенбь, нашлихтебль, как именовали их в то время. Еще больше таких же немецких, а отчасти и польских имен появилось вместе с самими инструментами. Многие слова русский ремесленник даже и не выговаривал правильно и не нашел собственного, всегда точного и меткого, имени подобным заморским струментам и снастям, а также и резным фигурам,– так они были новы и чужды по сравнению с его знаниями. С того времени в разных украшениях хором, внутри и снаружи, как и в украшениях разной мебели, появились карнизы, гзымзы или кзымзы, шпленгери, также шпренгери (щиток), каракштыны, или кракштыны (кронштейны), фрамуги (кружало), каптели (капители), базы (подушки), заслупы (род столбов), скрынки (киотцы), скрыдла (фигура вроде крыла), штапсалькелен или штапзгалкелен с лескою, штапгалнке с лескою, штапганен с лескою, цыроты, цыротные травы, фруфты, флемованные дорожники и т. п. Такими-то словами стали и русские мастера обозначать разные части новой фигурной резьбы. Вдобавок стали резать резьбу по печатным немецким мастерским лицевым книгам, т. е. по рисункам. В 1667 г. две таких книги, келейные, принадлежащие патриарху Никону, по которым он украшал храмы Воскресенского монастыря, были взяты из монастыря во дворец.С давних времен до XVI и XVII ст. все такие рези, т. е. наличные и внутренние резные украшения каменных и деревянных хором, расписывались яркими красками и по местам густо покрывались сусальным золотом и частично серебром. Снаружи так украшались по преимуществу жилые и приемные покои, столовые. Мы упомянули уже о кремлевских столовых царя Алексея и его сына и о Коломенском дворце, которые и снаружи были роскошно украшены резьбою, живописью и позолотой, а в Коломенском даже и резные ворота были вызолочены. Такими же украшениями пестрели и жилые деревянные покои Кремлевского дворца. Так как во всех почти хоромах окна украшались резными наличниками и наверху резным шпренгелем (щитком), то эти части по преимуществу и расписывались красками или, в особенных случаях, золотились и серебрились. Не упоминаем об оконных вставнях, которые также всегда расписывались красками и золотились. На них изображали цветы, травы, также птиц и зверей. Обычно их расцвечивали аспидом126, т. е. под мрамор. Само собой разумеется, что в том же стиле украшались и наличные стены каменных зданий. Иногда подзоры каменных зданий составлялись из цветных кахелей, испещренных красками. Таковы, например, карнизы, или подзоры, двух верхних этажей Каменного терема и церкви Спаса за Золотой решеткой, составленные из ценинных (синих) изразцов с цветными травами.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента