Никогда не знаешь, что в голове у женщины, хотя порой бывает и видно, чего она хочет, и чего нет, чего боится, и до каких пор подпустит к себе. Но никогда нельзя заставлять женщину делать что-либо вопреки ее желанию.
Аристотель рискнул и положил свою руку турчанке на грудь. Удивительное дело! Ширин не отстранила руку, наоборот – всем телом легла на ладонь. Волшебное ощущение! Но сомнения у агента оставались. Женщина, тем более такой редкой красоты, должна же посопротивляться, хоть для порядка. Ведь они едва-едва знакомы…
– Давай разденемся, – продолжил атаку «КОНСТАНТИНОВ».
Она молча сдернула блузку на ковер, до подмышек подняла подол широкой юбки, с остервенением рванула ажурные трусики, явив на свет божий две молочно-белые ляжки, скрепленные наверху черным треугольником, и с едва заметной улыбкой застыла посреди комнаты.
– О, Господи, какая же ты красивая! Как пахнет от тебя чистотой весеннего дождя, горьким мёдом и… розами!
Аристотель шагнул к Ширин, прижал к себе и ощутил под пальцами упругую бархатную грудь, которая казалась ему огромным персиком.
– Чему ты смеешься? – прошептала она.
– Я счастлив, – еле шевельнулись его губы.
Подняв женщину на руки, он тут же опрокинул её на ковер. Крепко держась за его шею, она прошептала:
– Не здесь, не здесь… Не сейчас!..
Аристотель, вмиг захмелевший от предвкушения близости, упрямо мотал головой – только здесь, только здесь, немедленно!
Как в бреду говорили они – быстро, яростно, смятенно, – и весь их горячечный разговор был просто криком, – его оголтелым и торжествующим «ДА!» и её отчаянным и бессильным «НЕТ!»
С истерической слезой в горле она бормотала, уговаривала подождать, только не сейчас, потом, лучше потом, но сейчас не надо, это ужасно – ведь знакомы они всего лишь второй день, это ужасно, ей стыдно, у неё ни с кем такого не было, она ему верит, но они же не скоты, не животные…
«КОНСТАНТИНОВ» в каком-то сомнамбулическом приступе продолжал раскладывать ее между обжигающе холодными ведерцами с шампанским, трясущимися руками скользил по упругому шёлку её бедер, пока его ладонь не вобрала в себя горячий бутон ее лона. Наконец похоть и приключенческий задор победили последние крупицы разума в ней, и она уступила. До хруста прижав женщину к себе, Аристотель присел немного, а её вздернул на себя.
Она коротко вскрикнула и обмякла, отдавшись во власть его безумного порыва. Белые лучи вздыбившихся ног турчанки, чёрный мохнатый тюльпан её естества сводили Аристотеля с ума, рвали на куски его воспаленное воображение…
Её губы были закушены, а в уголках глаз метались бесовские искорки. И когда он вошел в неё, она зажмурилась, сладко и глухо замычала.
«Врёт, ведь всё врёт! Не надо сейчас, мне стыдно, у меня ни с кем такого ещё не было… А в Париже? Тоже ни с кем и ничего не было?!» – мелькнула у Аристотеля мысль и тут же погасла кометой, потому что он почувствовал, как мука наслаждения перетекает из её чресел в него, и водоворот нечеловеческой страсти отключил сознание.
Фантастический загул начался. Время остановилось за порогом каюты, там, на палубе, а может быть, на Страстном бульваре?
Сексуальным атакам, казалось, не будет конца. Наконец обоюдная страсть достигла апогея, и «КОНСТАНТИНОВ» почувствовал, как женское тело забилось в последних счастливых конвульсиях обладания. Тела их замерли. Ширин, больно вцепившись Аристотелю в грудь, испытующе наблюдала за ним, вперив взгляд в его зрачки. Он приподнялся над ней и совершенно неожиданно для самого себя громко рассмеялся.
– Ари, что происходит? – забеспокоилась женщина.
– Ширин, тебе сколько лет?
– Двадцать семь… А что?
– Нет-нет, ничего… Ты сумела мне вернуть мои двадцать семь. Безумие какое-то… Подумать только, десятки женщин пролетают в твоей жизни, как снежинки во время метели, как вдруг – стоп машина! Ты нашел то, что искал всю жизнь…
Аристотель испытывал счастье и боль одновременно, глядя на это щедрое молодое тело, преисполненное неги, готовое к пылкой отдаче, эти влекущие глаза, одинаково хитрющие и доверчивые. Он думал о том, что между ним и турчанкой дистанция в два десятилетия, и… генерал Козлов. А так хочется продлить эти мгновения яростного первобытного блаженства, когда это тело, разгоняемое тобою, мычит и сладко воет, а ты нутром чуешь, что забавы с ним никогда не прискучат и не внушат усталости, потому как, не успев закончить первый заезд, ты уже вновь готов продолжить эту лютую скачку!
«Вот и попробуй изложить это генералу в отчёте о совращении турчанки! Да разве я сумею это описать? Да разве он сумеет это понять?! Странно, – вдруг пришло в голову «КОНСТАНТИНОВУ», – а девочка что? Уже никуда не торопится?»
Будто подслушав его мысли, Ширин обеспокоено спросила:
– Ари, который час? Боюсь, что меня уже ищут в посольстве!
– Я сейчас вызову из Генерального штаба вертолет, и он тебя доставит прямо в кабинет посла. Только, чур, не одеваться!
– В заключение мне остается добавить, товарищи курсанты, что хоть и преуспела объект оперативной разработки «РЕЗИДЕНТША» на поприще обольщения мужчин, но побеждает тот, кто старается сильнее. Не знавшая поражений в любовных играх турчанка сама угодила в «медовый капкан» – через месяц интенсивных свиданий «КОНСТАНТИНОВ» сумел влюбить её в себя. Пробным камнем любви турчанки к агенту явилось похищение ею чистого бланка турецкого паспорта.
Аристотель рискнул и положил свою руку турчанке на грудь. Удивительное дело! Ширин не отстранила руку, наоборот – всем телом легла на ладонь. Волшебное ощущение! Но сомнения у агента оставались. Женщина, тем более такой редкой красоты, должна же посопротивляться, хоть для порядка. Ведь они едва-едва знакомы…
– Давай разденемся, – продолжил атаку «КОНСТАНТИНОВ».
Она молча сдернула блузку на ковер, до подмышек подняла подол широкой юбки, с остервенением рванула ажурные трусики, явив на свет божий две молочно-белые ляжки, скрепленные наверху черным треугольником, и с едва заметной улыбкой застыла посреди комнаты.
– О, Господи, какая же ты красивая! Как пахнет от тебя чистотой весеннего дождя, горьким мёдом и… розами!
Аристотель шагнул к Ширин, прижал к себе и ощутил под пальцами упругую бархатную грудь, которая казалась ему огромным персиком.
– Чему ты смеешься? – прошептала она.
– Я счастлив, – еле шевельнулись его губы.
Подняв женщину на руки, он тут же опрокинул её на ковер. Крепко держась за его шею, она прошептала:
– Не здесь, не здесь… Не сейчас!..
Аристотель, вмиг захмелевший от предвкушения близости, упрямо мотал головой – только здесь, только здесь, немедленно!
Как в бреду говорили они – быстро, яростно, смятенно, – и весь их горячечный разговор был просто криком, – его оголтелым и торжествующим «ДА!» и её отчаянным и бессильным «НЕТ!»
С истерической слезой в горле она бормотала, уговаривала подождать, только не сейчас, потом, лучше потом, но сейчас не надо, это ужасно – ведь знакомы они всего лишь второй день, это ужасно, ей стыдно, у неё ни с кем такого не было, она ему верит, но они же не скоты, не животные…
«КОНСТАНТИНОВ» в каком-то сомнамбулическом приступе продолжал раскладывать ее между обжигающе холодными ведерцами с шампанским, трясущимися руками скользил по упругому шёлку её бедер, пока его ладонь не вобрала в себя горячий бутон ее лона. Наконец похоть и приключенческий задор победили последние крупицы разума в ней, и она уступила. До хруста прижав женщину к себе, Аристотель присел немного, а её вздернул на себя.
Она коротко вскрикнула и обмякла, отдавшись во власть его безумного порыва. Белые лучи вздыбившихся ног турчанки, чёрный мохнатый тюльпан её естества сводили Аристотеля с ума, рвали на куски его воспаленное воображение…
Её губы были закушены, а в уголках глаз метались бесовские искорки. И когда он вошел в неё, она зажмурилась, сладко и глухо замычала.
«Врёт, ведь всё врёт! Не надо сейчас, мне стыдно, у меня ни с кем такого ещё не было… А в Париже? Тоже ни с кем и ничего не было?!» – мелькнула у Аристотеля мысль и тут же погасла кометой, потому что он почувствовал, как мука наслаждения перетекает из её чресел в него, и водоворот нечеловеческой страсти отключил сознание.
Фантастический загул начался. Время остановилось за порогом каюты, там, на палубе, а может быть, на Страстном бульваре?
Сексуальным атакам, казалось, не будет конца. Наконец обоюдная страсть достигла апогея, и «КОНСТАНТИНОВ» почувствовал, как женское тело забилось в последних счастливых конвульсиях обладания. Тела их замерли. Ширин, больно вцепившись Аристотелю в грудь, испытующе наблюдала за ним, вперив взгляд в его зрачки. Он приподнялся над ней и совершенно неожиданно для самого себя громко рассмеялся.
– Ари, что происходит? – забеспокоилась женщина.
– Ширин, тебе сколько лет?
– Двадцать семь… А что?
– Нет-нет, ничего… Ты сумела мне вернуть мои двадцать семь. Безумие какое-то… Подумать только, десятки женщин пролетают в твоей жизни, как снежинки во время метели, как вдруг – стоп машина! Ты нашел то, что искал всю жизнь…
Аристотель испытывал счастье и боль одновременно, глядя на это щедрое молодое тело, преисполненное неги, готовое к пылкой отдаче, эти влекущие глаза, одинаково хитрющие и доверчивые. Он думал о том, что между ним и турчанкой дистанция в два десятилетия, и… генерал Козлов. А так хочется продлить эти мгновения яростного первобытного блаженства, когда это тело, разгоняемое тобою, мычит и сладко воет, а ты нутром чуешь, что забавы с ним никогда не прискучат и не внушат усталости, потому как, не успев закончить первый заезд, ты уже вновь готов продолжить эту лютую скачку!
«Вот и попробуй изложить это генералу в отчёте о совращении турчанки! Да разве я сумею это описать? Да разве он сумеет это понять?! Странно, – вдруг пришло в голову «КОНСТАНТИНОВУ», – а девочка что? Уже никуда не торопится?»
Будто подслушав его мысли, Ширин обеспокоено спросила:
– Ари, который час? Боюсь, что меня уже ищут в посольстве!
– Я сейчас вызову из Генерального штаба вертолет, и он тебя доставит прямо в кабинет посла. Только, чур, не одеваться!
* * *
Кудрявцев обвел взглядом притихших слушателей и, улыбнувшись, произнес:– В заключение мне остается добавить, товарищи курсанты, что хоть и преуспела объект оперативной разработки «РЕЗИДЕНТША» на поприще обольщения мужчин, но побеждает тот, кто старается сильнее. Не знавшая поражений в любовных играх турчанка сама угодила в «медовый капкан» – через месяц интенсивных свиданий «КОНСТАНТИНОВ» сумел влюбить её в себя. Пробным камнем любви турчанки к агенту явилось похищение ею чистого бланка турецкого паспорта.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента