Страница:
Ничего этого я в ту пору не знал…
Прошло десять дней. Байдалаков и Георгиевский, понимая опасность назревавшего скандала, грозившего подорвать престиж Союза, обратились за помощью к высокому правительственному чину Джуре Чирковичу.
Отчим, в свою очередь, попросил заступиться за меня бывшего городского голову Белграда, чей загородный дом снимал в аренду. По их ходатайству дело было прекращено: меня выпустили, а Марию Пепескул и Ивана Черташа выслали из Белграда…
Молодежь, особенно энтеэсовцы, встретили меня как героя; старшее поколение – скептически, а у меня самого на сердце лежал камень…
Вскоре руководство Союза (в основном «Маг») связалось с польской, а потом с японской разведками.
Проведя предварительную подготовку с будущими «террористами» из НТСНП, Околович со всей группой уехал в Польшу. Прощаясь, он попросил меня занять его пост. На том же настаивали Байдалаков и Георгиевский, Дивнич и Перфильев.
Победило любопытство: что может быть интересней секретных материалов, собранных по всей Европе, проясняющих интриги, грязные махинации, предательства, кровавые дела, а нередко и героизм, борющихся в глубокой тайне разведок, партий, обществ…
В центре Белграда, напротив знаменитой гостиницы «Москва», шестой этаж большого дома на Балканской занимает НТСНП. Большая прихожая, просторный зал на 80—100 мест, позади него комната для заседаний Исполбюро, напротив нее кабинет председателя, машинописное бюро, отдел пропаганды, гостиная, превращенная во временную спальню для «бездомных» и приезжих новопоколенцев, и, наконец, напротив прихожей большая, видимо, кухня, туалет, ванная и в сторонке, похожий на чулан, кабинет контрразведки. Стены его уставлены полками, на них громоздятся папки под номерами. В углу несгораемый шкаф, где хранятся несколько пистолетов, в другом углу два стула и небольшой стол.
По вечерам прихожу в клуб и, снедаемый любопытством, знакомлюсь с самыми нашумевшими событиями последних лет, происшедшими в русском зарубежье. Встречается разное: кое-когда материал построен на домыслах, но чаще зиждется на данных, полученных или выцарапанных из анналов многих разведок – чаще французской «Сюрте-2». Они интересуются, а порой и сотрудничают с русскими молодыми людьми, готовыми вести борьбу с весьма опасной Россией. ОГПУ засылает своих людей за границу в больших количествах, работают они неплохо и, умело используя тех же эмигрантов, достигают своих целей. Самые интересные данные посылали из Парижа Владимир Поремский, близко связанный с «Сюрте-2», и Столыпин (сын великого Столыпина), потом Вюрглер из Варшавы – источник «Двуйки»; Завжалов из Софии, работавший в дружном контакте со шпионом международного класса Буревым: Субботин, черпавший сведения из Берлина; Лукницкий, связанный с Сигуранцей, из Бухареста; Ольгский – будущий глава разведки НТС, из Бельгии. Все эти люди приезжали в Белград, знакомились со мной, чтобы вести дальнейшую переписку, поскольку получаемые мной со всех концов сведения порой были весьма ценными. К тому же со мной делился секретной информацией шеф русского отдела тайной полиции Николай Николаевич Губарев. Встречам я обязан его жене-сербке, которой нравилось со мной танцевать…
Постепенно я набирался знаний и приобретал опыт в секретной службе…
В 1936 году в Испании началась гражданская война. Генерал Франко, поддерживаемый нацистской Германией и фашистской Италией, начал боевые действия против Народного фронта. Советский Союз тут же организовал помощь, посылая «добровольцев» и военную технику. Поплыли караваны судов по Средиземному морю. Франция и Англия держали фиктивный нейтралитет, побаиваясь «красной заразы». Заволновалась русская эмиграция, а с ней и НТСНП. Первым отличился Поремский, который с двумя энтеэсовцами пробрался в Испанию и взорвал два советских самолета!
Вскоре после этого меня пригласил Губарев:
– Разговор у нас будет конфиденциальный, Владимир Дмитриевич! – начал он, указывая мне на кресло. – Прошу!
– Я вас слушаю, Николай Николаевич!
– Хочу попросить вас подыскать мне толкового парня, желательно не очень связанного с Белградом, чтобы направить его в Улцин.
– В Черногорию? – удивился я.
– Порт, как известно, расположен неподалеку от Албании, куда заходят советские суда, направляющиеся в Испанию.
– Зачем им делать такой крюк? А что будет делать человек в Улцине?
– Может быть, для камуфляжа?.. Мало того, суда нередко становятся на рейд, под разными предлогами, в Улцинском порту. Вот это надо прежде всего выяснить. Заплывом в наши воды советских судов заинтересовалась УДБ (Управа државной безбедности).
– Каким образом?
– Сами понимаете, я этого не знаю… Главное – нам нужен надежный, неглупый русский человек. А как ему действовать, будем решать с ним…
Я подумал о Бржестовском, которому, после неудачной попытки перейти польско-советскую границу, удалось, в отличие от Бережного, отстреливаясь от пограничников, вместе с тремя проводниками вернуться в Польшу, а оттуда в Белград. Я предложил его кандидатуру. Губарев нашел ее подходящей.
Невмешательство Англии и Франции дошло до того, что Италия и Германия беспрепятственно снабжали войска Франко боеприпасами и военными частями; закрывали глаза на то, что итальянские подводные лодки все чаще торпедировали советские корабли. Очевидно, ОГПУ принимало меры, чтобы точно знать, куда, когда и откуда выходят подводные лодки на «охоту». Значит, в портах сидели их осведомители.
Губарев предполагал, кто является советским агентом в Улцине… И Бржестовскому надо будет выявить его… и найти к нему подход.
3
4
5
Прошло десять дней. Байдалаков и Георгиевский, понимая опасность назревавшего скандала, грозившего подорвать престиж Союза, обратились за помощью к высокому правительственному чину Джуре Чирковичу.
Отчим, в свою очередь, попросил заступиться за меня бывшего городского голову Белграда, чей загородный дом снимал в аренду. По их ходатайству дело было прекращено: меня выпустили, а Марию Пепескул и Ивана Черташа выслали из Белграда…
Молодежь, особенно энтеэсовцы, встретили меня как героя; старшее поколение – скептически, а у меня самого на сердце лежал камень…
Вскоре руководство Союза (в основном «Маг») связалось с польской, а потом с японской разведками.
Проведя предварительную подготовку с будущими «террористами» из НТСНП, Околович со всей группой уехал в Польшу. Прощаясь, он попросил меня занять его пост. На том же настаивали Байдалаков и Георгиевский, Дивнич и Перфильев.
Победило любопытство: что может быть интересней секретных материалов, собранных по всей Европе, проясняющих интриги, грязные махинации, предательства, кровавые дела, а нередко и героизм, борющихся в глубокой тайне разведок, партий, обществ…
В центре Белграда, напротив знаменитой гостиницы «Москва», шестой этаж большого дома на Балканской занимает НТСНП. Большая прихожая, просторный зал на 80—100 мест, позади него комната для заседаний Исполбюро, напротив нее кабинет председателя, машинописное бюро, отдел пропаганды, гостиная, превращенная во временную спальню для «бездомных» и приезжих новопоколенцев, и, наконец, напротив прихожей большая, видимо, кухня, туалет, ванная и в сторонке, похожий на чулан, кабинет контрразведки. Стены его уставлены полками, на них громоздятся папки под номерами. В углу несгораемый шкаф, где хранятся несколько пистолетов, в другом углу два стула и небольшой стол.
По вечерам прихожу в клуб и, снедаемый любопытством, знакомлюсь с самыми нашумевшими событиями последних лет, происшедшими в русском зарубежье. Встречается разное: кое-когда материал построен на домыслах, но чаще зиждется на данных, полученных или выцарапанных из анналов многих разведок – чаще французской «Сюрте-2». Они интересуются, а порой и сотрудничают с русскими молодыми людьми, готовыми вести борьбу с весьма опасной Россией. ОГПУ засылает своих людей за границу в больших количествах, работают они неплохо и, умело используя тех же эмигрантов, достигают своих целей. Самые интересные данные посылали из Парижа Владимир Поремский, близко связанный с «Сюрте-2», и Столыпин (сын великого Столыпина), потом Вюрглер из Варшавы – источник «Двуйки»; Завжалов из Софии, работавший в дружном контакте со шпионом международного класса Буревым: Субботин, черпавший сведения из Берлина; Лукницкий, связанный с Сигуранцей, из Бухареста; Ольгский – будущий глава разведки НТС, из Бельгии. Все эти люди приезжали в Белград, знакомились со мной, чтобы вести дальнейшую переписку, поскольку получаемые мной со всех концов сведения порой были весьма ценными. К тому же со мной делился секретной информацией шеф русского отдела тайной полиции Николай Николаевич Губарев. Встречам я обязан его жене-сербке, которой нравилось со мной танцевать…
Постепенно я набирался знаний и приобретал опыт в секретной службе…
В 1936 году в Испании началась гражданская война. Генерал Франко, поддерживаемый нацистской Германией и фашистской Италией, начал боевые действия против Народного фронта. Советский Союз тут же организовал помощь, посылая «добровольцев» и военную технику. Поплыли караваны судов по Средиземному морю. Франция и Англия держали фиктивный нейтралитет, побаиваясь «красной заразы». Заволновалась русская эмиграция, а с ней и НТСНП. Первым отличился Поремский, который с двумя энтеэсовцами пробрался в Испанию и взорвал два советских самолета!
Вскоре после этого меня пригласил Губарев:
– Разговор у нас будет конфиденциальный, Владимир Дмитриевич! – начал он, указывая мне на кресло. – Прошу!
– Я вас слушаю, Николай Николаевич!
– Хочу попросить вас подыскать мне толкового парня, желательно не очень связанного с Белградом, чтобы направить его в Улцин.
– В Черногорию? – удивился я.
– Порт, как известно, расположен неподалеку от Албании, куда заходят советские суда, направляющиеся в Испанию.
– Зачем им делать такой крюк? А что будет делать человек в Улцине?
– Может быть, для камуфляжа?.. Мало того, суда нередко становятся на рейд, под разными предлогами, в Улцинском порту. Вот это надо прежде всего выяснить. Заплывом в наши воды советских судов заинтересовалась УДБ (Управа државной безбедности).
– Каким образом?
– Сами понимаете, я этого не знаю… Главное – нам нужен надежный, неглупый русский человек. А как ему действовать, будем решать с ним…
Я подумал о Бржестовском, которому, после неудачной попытки перейти польско-советскую границу, удалось, в отличие от Бережного, отстреливаясь от пограничников, вместе с тремя проводниками вернуться в Польшу, а оттуда в Белград. Я предложил его кандидатуру. Губарев нашел ее подходящей.
Невмешательство Англии и Франции дошло до того, что Италия и Германия беспрепятственно снабжали войска Франко боеприпасами и военными частями; закрывали глаза на то, что итальянские подводные лодки все чаще торпедировали советские корабли. Очевидно, ОГПУ принимало меры, чтобы точно знать, куда, когда и откуда выходят подводные лодки на «охоту». Значит, в портах сидели их осведомители.
Губарев предполагал, кто является советским агентом в Улцине… И Бржестовскому надо будет выявить его… и найти к нему подход.
3
22 сентября 1937 года был похищен большевистской разведкой генерал Миллер. Печать сообщала, что исчез и командир Корниловского полка, участник похищения, генерал Скоблин и арестована его жена – известная певица Надежда Плевицкая. Сообщения газет были противоречивы…
Пост начальника РОВСа занял генерал Абрамов, издав приказ: «…B Париже исчез 22 сентября 1937 года начальник Русского Общевоинского Союза генерал Миллер.
Допуская возможность предательского покушения со стороны врагов, я как первый заместитель, вступаю в исполнение должности начальника РОВСа с сегодняшнего дня. Одновременно оставляю за собой пост начальника III отдела в Болгарии и Турции, с резиденцией в Софии».
Эмиграция волновалась: «рука Москвы» могла схватить каждого, кто ведет борьбу с советской властью. Членов Исполбюро по вечерам сопровождал вооруженный энтеэсовец…
На мой запрос Поремскому, который должен быть знаком с подлинной историей похищения или убийства генерала Миллера, ответ пришел с большим опозданием:
«Дорогой тезка! Исчезновение очередного генерала – дело настолько запутанное и темное, что в нем не может разобраться даже Сюрте, не говоря уж о нашей “merveilleuse police criminelle”[20]. Подробности тебе известны из печати… Но встает ряд вопросов: как мог осторожный Миллер попасть в ловушку?.. Как удалось уговорить его Скоблину пойти на свидание?.. Ведь Миллер до конца не доверял “своему другу” Скоблину, раз оставил ближайшему помощнику генералу Кусонскому запечатанный конверт с просьбой: “Вскройте, если вовремя не вернусь”. В половине одиннадцатого вечера, когда в семье генерала Миллера началась паника, вызванная его отсутствием, Кусонский вспомнил о конверте и прочитал: “У меня сегодня в 12 час. 30 мин. свидание с ген. Скоблиным на углу улиц Жасмен и Раффе. Он должен отвести меня на свидание с германским офицером, военным атташе в балканских странах Штроманом Вернером и чиновником здешнего германского посольства. Оба хорошо говорят по-русски. Возможно, это ловушка, потому, на всякий случай оставляю эту записку 22 сен. 1937 г. Ген. – лейт. Миллер”.
И снова millequestions!!![21] Миллер хорошо говорил по-немецки Он знал, что “Штроман” в переводе на русский – Пугало, Страшилище… и надо думать, ему были известны фамилии военных атташе на Балканах; не мог он не знать, что Вернера-югослава убили неизвестные лица сразу же после похищения генерала Кутепова… Вызывает недоумение, почему Кусонский спохватился так поздно – уже после звонка семьи генерала?.. Почему тот же Кусонский, Шатилов, адмирал Кедров и полковник Мацылов, разыскавший Скоблина в отеле “Паке”, обсуждали происшедшее до двух часов ночи, дав тем самым ускользнуть Скоблину? Логика говорит, что, прочтя письмо, генералы, еще прежде чем разыскивать Скоблина, должны были заявить об исчезновении их шефа в полицию или сделать это после невразумительных объяснений почему-то не ночевавшего дома Скоблина… Разгадать эту тайну не сможет ни Шерлок Холмс, ни Мегре, ни твой Губарев… С сердечным приветом, твой Владимир Поремский. 20 октября, Париж».
Прочтя это письмо, я задумался: «Как тонко он все продумывает… Вот у кого надо учиться!»
Все эти события напугали и насторожили «активистов», ведущих борьбу с большевизмом, и сделали их недоверчивыми и слишком осторожными. Тем более, что в РОВСе разразился еще один скандал: не прошло и полгода, как его новый начальник генерал Абрамов подал в отставку и передал руководство генералу Архангельскому. Причиной тому был его сын Николай – оставшись в Советском Союзе и не имея возможности получить образование, он стал матросом… и, когда его судно прибыло в Гамбург, он попросил убежища и оттуда приехал к отцу в Софию.
Генерал поверил «легенде» сына и взял его в разведку РОВСа. И вот теперь начальник «Внутренней линии» капитан Фосс разоблачил Николая Абрамова как советского шпиона!.. Примерно в то же время португальская пресса сообщила, что неизвестными лицами убит генерал Скоблин…
Пост начальника РОВСа занял генерал Абрамов, издав приказ: «…B Париже исчез 22 сентября 1937 года начальник Русского Общевоинского Союза генерал Миллер.
Допуская возможность предательского покушения со стороны врагов, я как первый заместитель, вступаю в исполнение должности начальника РОВСа с сегодняшнего дня. Одновременно оставляю за собой пост начальника III отдела в Болгарии и Турции, с резиденцией в Софии».
Эмиграция волновалась: «рука Москвы» могла схватить каждого, кто ведет борьбу с советской властью. Членов Исполбюро по вечерам сопровождал вооруженный энтеэсовец…
На мой запрос Поремскому, который должен быть знаком с подлинной историей похищения или убийства генерала Миллера, ответ пришел с большим опозданием:
«Дорогой тезка! Исчезновение очередного генерала – дело настолько запутанное и темное, что в нем не может разобраться даже Сюрте, не говоря уж о нашей “merveilleuse police criminelle”[20]. Подробности тебе известны из печати… Но встает ряд вопросов: как мог осторожный Миллер попасть в ловушку?.. Как удалось уговорить его Скоблину пойти на свидание?.. Ведь Миллер до конца не доверял “своему другу” Скоблину, раз оставил ближайшему помощнику генералу Кусонскому запечатанный конверт с просьбой: “Вскройте, если вовремя не вернусь”. В половине одиннадцатого вечера, когда в семье генерала Миллера началась паника, вызванная его отсутствием, Кусонский вспомнил о конверте и прочитал: “У меня сегодня в 12 час. 30 мин. свидание с ген. Скоблиным на углу улиц Жасмен и Раффе. Он должен отвести меня на свидание с германским офицером, военным атташе в балканских странах Штроманом Вернером и чиновником здешнего германского посольства. Оба хорошо говорят по-русски. Возможно, это ловушка, потому, на всякий случай оставляю эту записку 22 сен. 1937 г. Ген. – лейт. Миллер”.
И снова millequestions!!![21] Миллер хорошо говорил по-немецки Он знал, что “Штроман” в переводе на русский – Пугало, Страшилище… и надо думать, ему были известны фамилии военных атташе на Балканах; не мог он не знать, что Вернера-югослава убили неизвестные лица сразу же после похищения генерала Кутепова… Вызывает недоумение, почему Кусонский спохватился так поздно – уже после звонка семьи генерала?.. Почему тот же Кусонский, Шатилов, адмирал Кедров и полковник Мацылов, разыскавший Скоблина в отеле “Паке”, обсуждали происшедшее до двух часов ночи, дав тем самым ускользнуть Скоблину? Логика говорит, что, прочтя письмо, генералы, еще прежде чем разыскивать Скоблина, должны были заявить об исчезновении их шефа в полицию или сделать это после невразумительных объяснений почему-то не ночевавшего дома Скоблина… Разгадать эту тайну не сможет ни Шерлок Холмс, ни Мегре, ни твой Губарев… С сердечным приветом, твой Владимир Поремский. 20 октября, Париж».
Прочтя это письмо, я задумался: «Как тонко он все продумывает… Вот у кого надо учиться!»
Все эти события напугали и насторожили «активистов», ведущих борьбу с большевизмом, и сделали их недоверчивыми и слишком осторожными. Тем более, что в РОВСе разразился еще один скандал: не прошло и полгода, как его новый начальник генерал Абрамов подал в отставку и передал руководство генералу Архангельскому. Причиной тому был его сын Николай – оставшись в Советском Союзе и не имея возможности получить образование, он стал матросом… и, когда его судно прибыло в Гамбург, он попросил убежища и оттуда приехал к отцу в Софию.
Генерал поверил «легенде» сына и взял его в разведку РОВСа. И вот теперь начальник «Внутренней линии» капитан Фосс разоблачил Николая Абрамова как советского шпиона!.. Примерно в то же время португальская пресса сообщила, что неизвестными лицами убит генерал Скоблин…
4
События надвигались. Все это понимали.
Вся Европа была охвачена волнением. Фашизм набирал силу. Профашистская политика воцарилась и в Югославии. Сколачивались фашистские и профашистские партии. Появился и вождь «Русской фашистской партии» красавец Вонсяцкий (покоривший «королеву кофе» и ставший мультимиллионером).
НТСНП готовил для изучения новый конспект «Еврейский вопрос».
Нашумел в конце октября и судебный процесс в Берне по поводу издания «Протоколов сионских мудрецов». А вслед за тем – книга В. Л. Бурцева «Протоколы сионских мудрецов – доказанный подлог»… Заговорили об иудомасонах: что именно они «снова тянутся к спусковому крючку войны!»
…Вспомнили старый спор «Последних новостей» с «Возрождением» и пространный ответ Шульгина на статью Литовцева («Последние новости» 29 мая 1928 г.), в котором он предлагает русской эмиграции решить русско-еврейский вопрос и «перейти на новые рельсы»! – в виде целой книги «Что нам в них не нравится». И спустя десять лет ее перечитывали, а кто не читал (в их числе и я), с интересом за нее взялись; недаром многие считают эту книгу Василия Витальевича самой мудрой. Эпилог ее таков:
«Заканчивая эту книгу, я хочу резюмировать ее как можно короче. Делаю это в той форме, которая диктуется поставленным Литовцевым вопросом: “Что вам в нас не нравится?”
Отвечаю: “Хотя мы сами злы как демоны и слабы как дети, но нравятся нам сила и добро. Мы и друг друга ненавидим именно за то, что во всех нас – бессильное зло. Вы – уже сильны! Научитесь быть добрыми, и вы нам понравитесь…!
Да будет так! Аминь!”»
В 1938 году споры о жидомасонах вызвали и другую реакцию. Совсем для русских неожиданную. Шоковую!
По постановлению Леона Блюма из Франции была выслана группа «нежелательных лиц» без объяснения причин – генералы Туркул, Кусонский, Шатилов, Кочкин, капитан Ларионов, ротмистр Баранов, журналист А. Суворин. А незадолго до того «Русская ложа» (масоны, входящие в «Великий Восток Франции») была объявлена на время «уснувшей»!
Вспомнив утверждения Марии Пепескул, что Георгиевский – масон, я решил добраться до истины и все чаще провожал, в качестве охранника, профессора домой – жил он «за мостом», в небольшом городке Земун.
«Маг» привык, пожалуй, даже привязался ко мне и все чаще приглашал на конфиденциальные встречи с рядом лиц (начиная с Губарева). В минуты откровенности, а они естественны после напряженного разговора, он делился со мной мыслями, соображениями, прошлым…
Неожиданно в Белград из Парижа приехал Терещенко и пригласил Байдалакова и Георгиевского на квартиру графа Голенищева-Кутузова. С ними поехал и я; и хотя меня усадили в соседней комнате, я услыхал, что бывший министр Временного правительства связан с рядом крупных политических деятелей Англии, Америки и Франции, что хочет быть полезным НТСНП, поскольку Союз подходит им по своей программе…
– Я готов оказать материальную поддержку. Если вы согласны, нам остается «познакомиться» поближе!
Что на это ответил Байдалаков, я не слышал: видимо, он сидел спиной к двери, да и говорил тихо, в отличие от Терещенко и Георгиевского. У профессора была необыкновенно четкая дикция:
– Закрытый сектор НТСНП должен оставаться засекреченным. Это мое глубокое убеждение. Достаточно вспомнить смехотворную попытку устроить покушение на Литвинова в Женеве на заседании Объединенных Наций «в складчину»! План разрабатывали генералы Миллер и Шатилов и председатель лионского отделения нашего Союза капитан Рачковский, парижский кружок «Белая идея» Ларионова, ксюнинский «Комитет содействия», «Республиканский центр» – это, сами знаете, – Гучков, Ладыжинский, Маслов. На организацию теракта было собрано десять тысяч франков, нашлись и смелые ребята – Рудич и Евреинов…
– Михаил Александрович, – перебил профессора Терещенко, и в его голосе прозвучало недовольство, – вы, помнится, это начинание категорически отвергли?
– Совершенно точно! Потому что тайной полиции Швейцарии стало известно о готовящемся покушении и был даже разработан план «схватить преступников в последний момент»… нет, нет!.. извините, откуда я получил сведения… нет! Сами понимаете, о таких вещах не говорят… Примером безнадежности подобной «складчины» была попытка убить Троцкого… За несколько дней до покушения Лева переселился в Мексику из Принцевых островов…
Скрипнула дверь, я подошел к окну, делая вид, что не заметил вошедшего Голенищева-Кутузова…
– Простите меня, ради Бога, заставил вас ждать: никак не можем решить мировые проблемы! Ха-ха-ха!
Он был выше среднего роста, шатен, серовато-зеленые глаза смотрели на меня оценивающе. Смех фальшивый… И все же в нем чувствовалась какая-то уверенность, сила.
Не успел я что-то ответить, как в комнату вошел «Маг». Кисло улыбнувшись, он посмотрел на нас, потом вытащил из жилетного кармана часы и обратился к хозяину:
– Большое спасибо за гостеприимство, за добрые слова. Надеюсь, как договорились, проводите Михаила Ивановича. Милости просим ко мне, вот, прошу! – и протянул свою визитную карточку. – Если разрешите, на этой неделе я к вам зайду, чтобы не откладывать дело в долгий ящик.
Прошла томительная минута, пока наконец появились высокий и довольно грузный Родзянко и стройный Байдалаков. По их лицам ничего нельзя было прочесть, разве только то, что у бывшего министра глаза глядели куда-то в сторону, когда он сухо прощался.
Протягивая Терещенко руку, я сказал:
– Михаил Иванович, вы, конечно, меня не помните: я был еще мальчиком, но двадцать лет тому назад вы гостили в нашем доме!
Он удивленно вытаращил на меня глаза.
– Вы приехали, чтобы заключить контракт с моей матерью на аренду земли под свеклу, со своим нотариусом и агрономом Филимоновым в село Бандуровку Александрийского уезда.
– Виктором… Виктором… Бандуровка!..
– Василием Викторовичем! – подсказал я. – Будущим моим отчимом.
– Точно, точно. Вспоминаю, ночевали у вас: надо было подковать лошадей. Неужели ваша красавица-матушка выбрала его в мужья? Вот так дела! Кланяйтесь ей от меня! – и его лицо расплылось в улыбке.
Когда мы вышли и, подхватив такси, уселись, я рассказал, что богатый киевский сахарозаводчик Терещенко арендовал у нас более тысячи десятин земли. Его управляющий Филимонов, мой будущий отчим, был весьма деловым, энергичным человеком; года два тому назад он обратился к Михаилу Ивановичу с просьбой одолжить какую-то сумму денег, но не получил даже ответа. Вот таков этот масон!
– А мне он предложил вступить в ложу, обещая через три месяца возвести в третью степень! Все они – Гучков, Милюков, Родзянко и, конечно, Керенский, хотят прибрать к рукам наше молодое поколение. С младороссами это им, кажется, удается – их вождь Казем-Бек одновременно исполняет обязанности министра иностранных дел у так называемого императора Кирилла… О Керенском мы еще поговорим. Он, видимо, получил какое-то задание от «старших братьев», о чем намекали и Родзянко, и Кутузов!
Георгиевский только хмыкнул и потом что-то проворчал себе под нос. Байдалаков повернулся к нему:
– Вы что-то хотели сказать, Михаил Александрович?
– Полагаю, что Голенищев-Кутузов сделает мне такое же предложение!
Через несколько дней я узнал, что Голенищев-Кутузов явился к Георгиевскому с официальным визитом и сделал предложение вступить в масонскую ложу, уверяя, что только в этом случае перед ним откроется широкое поле деятельности, а также предложил переправить его с семьей в Италию, где им окажет существенную поддержку миллионер Фарини. Примерно тогда же председатель югославского отдела НТСНП бывший кадет Гоша Перфильев, сидя со мной в ресторане «Москва», поделился «последней новостью»:
– На этой неделе у Ксюнина[22] был очередной прием. К нему приехали Гучков и Маслов[23]. Вчера пригласили на совещание Виктора Михайловича, Михаила Александровича и меня. Пришел и Василий Витальевич Шульгин. Он-то больше всех распинался.
– Что? Земельная реформа? – усмехнулся я.
– Нет, другая песня… Явно инструктированный Ксюниным, всячески уговаривал меня изменить характер нашей газеты и рекомендовал НТСНП завязать связи с «Крестьянской Россией»… Одним словом, они хотят нас использовать как резервуар молодой силы для своих целей!.. Свержение советской власти он представляет себе не иначе, как при помощи иностранцев: главные надежды возлагает на немцев и твердит о том, что надо действовать в направлении обеспечения себе немецкой поддержки.
– И как вы на это смотрите? Может, он прав?.. Шульгин не дурак! По-моему, и Виктор Михайлович такого же мнения. Всячески ему противится только «Маг».
– Слушай дальше: Шульгин принес свою книгу «Пояс Ориона» и просил как-нибудь протолкнуть ее в высокие немецкие круги; в ней речь идет о создании единого целого из трех «звезд»: «Пояса Ориона» – Германии, Японии и России. Этот «Пояс» может опоясать весь мир и проводить свою политику! Подданные трех стран пользовались бы одинаковыми правами. Тем самым в России началось бы не стесняемое никакими ограничениями хозяйствование немецкого и японского капитала. Начиная с передачи совхозов и прочих земельных угодий.
– И, конечно, угля, нефти, золота, металла! Ай да Шульгин!!! И это после его книги «Что нам в них не нравится»?! – заметил я.
– Неужто и он стал масоном? Неужто и его уговорили?!
– Вряд ли он знает, что масоны преувеличивают свое могущество, дабы омалодушить противников и ободрить наперсников! – резюмировал Гоша, любивший пофилософствовать.
– Кстати, у Шульгина сын Дмитрий живет в Любляне, развел такую деятельность! Он ведь наш энтеэсовец! Организовывает закрытые и публичные собрания, где выступает с докладами.
– Он что, папашин ученик?
– Читай «Отцы и дети», дорогой Володя! – Перфильев поглядел на часы. – Пошли?
В клубе нас ждал сюрприз. Байдалаков, что бывало с ним редко, расхаживал по залу, весь красный; увидев нас, подхватил под руки и повел к себе. Присев на край письменного стола (что вовсе не было его привычкой), заговорил:
– Идет наступление по всему фронту! На этот раз прибыл эмиссар польского правительства Владимир Владиславович Степневский – масон, я уж не знаю какой степени и какой ложи, и официально предложил вступить тайно Исполнительному бюро НТСНП в «Объединенный эмиграционный комитет», находящийся в США, созданный для общего руководства активной борьбой с Советами. Его председатель Керенский близко связан с Черчиллем, который лично представил его Рузвельту, и они оба клятвенно обещали комитету оказывать всяческое содействие… Потом этот тип посулил крупную сумму денег, на полном серьезе, в случае нашего согласия, признать претензии Польши на Литву и Галицию и перевести свою деятельность на масонские рельсы… Вот так, господа, действует Саша Керенский! И надо полагать, что ему это часто удается. Уж слишком самоуверен и беззастенчив был Степневский!
– Керенского многие недолюбливают, не говоря уж о «правых». Хорошо бы собрать компромат и напечатать, – заметил Перфильев.
– Объявить войну? – Байдалаков поглядел на Гошу, потом на меня.
– Может, сделать это похитрее? А?.. Как вы думаете, Владимир? – Он впервые назвал меня по имени. – Думаю, вы правы! Собрать материал и отослать ему, чтобы понял: нам войну объявлять опасно!
– Вполне с вами согласен. Напишите Субботину в Берлин, Вюрглеру в Варшаву и, конечно, Поремскому; всем, с кем имеете по своей линии связь. Саша – личность темная…
Вся Европа была охвачена волнением. Фашизм набирал силу. Профашистская политика воцарилась и в Югославии. Сколачивались фашистские и профашистские партии. Появился и вождь «Русской фашистской партии» красавец Вонсяцкий (покоривший «королеву кофе» и ставший мультимиллионером).
НТСНП готовил для изучения новый конспект «Еврейский вопрос».
Нашумел в конце октября и судебный процесс в Берне по поводу издания «Протоколов сионских мудрецов». А вслед за тем – книга В. Л. Бурцева «Протоколы сионских мудрецов – доказанный подлог»… Заговорили об иудомасонах: что именно они «снова тянутся к спусковому крючку войны!»
…Вспомнили старый спор «Последних новостей» с «Возрождением» и пространный ответ Шульгина на статью Литовцева («Последние новости» 29 мая 1928 г.), в котором он предлагает русской эмиграции решить русско-еврейский вопрос и «перейти на новые рельсы»! – в виде целой книги «Что нам в них не нравится». И спустя десять лет ее перечитывали, а кто не читал (в их числе и я), с интересом за нее взялись; недаром многие считают эту книгу Василия Витальевича самой мудрой. Эпилог ее таков:
«Заканчивая эту книгу, я хочу резюмировать ее как можно короче. Делаю это в той форме, которая диктуется поставленным Литовцевым вопросом: “Что вам в нас не нравится?”
Отвечаю: “Хотя мы сами злы как демоны и слабы как дети, но нравятся нам сила и добро. Мы и друг друга ненавидим именно за то, что во всех нас – бессильное зло. Вы – уже сильны! Научитесь быть добрыми, и вы нам понравитесь…!
Да будет так! Аминь!”»
В 1938 году споры о жидомасонах вызвали и другую реакцию. Совсем для русских неожиданную. Шоковую!
По постановлению Леона Блюма из Франции была выслана группа «нежелательных лиц» без объяснения причин – генералы Туркул, Кусонский, Шатилов, Кочкин, капитан Ларионов, ротмистр Баранов, журналист А. Суворин. А незадолго до того «Русская ложа» (масоны, входящие в «Великий Восток Франции») была объявлена на время «уснувшей»!
Вспомнив утверждения Марии Пепескул, что Георгиевский – масон, я решил добраться до истины и все чаще провожал, в качестве охранника, профессора домой – жил он «за мостом», в небольшом городке Земун.
«Маг» привык, пожалуй, даже привязался ко мне и все чаще приглашал на конфиденциальные встречи с рядом лиц (начиная с Губарева). В минуты откровенности, а они естественны после напряженного разговора, он делился со мной мыслями, соображениями, прошлым…
Неожиданно в Белград из Парижа приехал Терещенко и пригласил Байдалакова и Георгиевского на квартиру графа Голенищева-Кутузова. С ними поехал и я; и хотя меня усадили в соседней комнате, я услыхал, что бывший министр Временного правительства связан с рядом крупных политических деятелей Англии, Америки и Франции, что хочет быть полезным НТСНП, поскольку Союз подходит им по своей программе…
– Я готов оказать материальную поддержку. Если вы согласны, нам остается «познакомиться» поближе!
Что на это ответил Байдалаков, я не слышал: видимо, он сидел спиной к двери, да и говорил тихо, в отличие от Терещенко и Георгиевского. У профессора была необыкновенно четкая дикция:
– Закрытый сектор НТСНП должен оставаться засекреченным. Это мое глубокое убеждение. Достаточно вспомнить смехотворную попытку устроить покушение на Литвинова в Женеве на заседании Объединенных Наций «в складчину»! План разрабатывали генералы Миллер и Шатилов и председатель лионского отделения нашего Союза капитан Рачковский, парижский кружок «Белая идея» Ларионова, ксюнинский «Комитет содействия», «Республиканский центр» – это, сами знаете, – Гучков, Ладыжинский, Маслов. На организацию теракта было собрано десять тысяч франков, нашлись и смелые ребята – Рудич и Евреинов…
– Михаил Александрович, – перебил профессора Терещенко, и в его голосе прозвучало недовольство, – вы, помнится, это начинание категорически отвергли?
– Совершенно точно! Потому что тайной полиции Швейцарии стало известно о готовящемся покушении и был даже разработан план «схватить преступников в последний момент»… нет, нет!.. извините, откуда я получил сведения… нет! Сами понимаете, о таких вещах не говорят… Примером безнадежности подобной «складчины» была попытка убить Троцкого… За несколько дней до покушения Лева переселился в Мексику из Принцевых островов…
Скрипнула дверь, я подошел к окну, делая вид, что не заметил вошедшего Голенищева-Кутузова…
– Простите меня, ради Бога, заставил вас ждать: никак не можем решить мировые проблемы! Ха-ха-ха!
Он был выше среднего роста, шатен, серовато-зеленые глаза смотрели на меня оценивающе. Смех фальшивый… И все же в нем чувствовалась какая-то уверенность, сила.
Не успел я что-то ответить, как в комнату вошел «Маг». Кисло улыбнувшись, он посмотрел на нас, потом вытащил из жилетного кармана часы и обратился к хозяину:
– Большое спасибо за гостеприимство, за добрые слова. Надеюсь, как договорились, проводите Михаила Ивановича. Милости просим ко мне, вот, прошу! – и протянул свою визитную карточку. – Если разрешите, на этой неделе я к вам зайду, чтобы не откладывать дело в долгий ящик.
Прошла томительная минута, пока наконец появились высокий и довольно грузный Родзянко и стройный Байдалаков. По их лицам ничего нельзя было прочесть, разве только то, что у бывшего министра глаза глядели куда-то в сторону, когда он сухо прощался.
Протягивая Терещенко руку, я сказал:
– Михаил Иванович, вы, конечно, меня не помните: я был еще мальчиком, но двадцать лет тому назад вы гостили в нашем доме!
Он удивленно вытаращил на меня глаза.
– Вы приехали, чтобы заключить контракт с моей матерью на аренду земли под свеклу, со своим нотариусом и агрономом Филимоновым в село Бандуровку Александрийского уезда.
– Виктором… Виктором… Бандуровка!..
– Василием Викторовичем! – подсказал я. – Будущим моим отчимом.
– Точно, точно. Вспоминаю, ночевали у вас: надо было подковать лошадей. Неужели ваша красавица-матушка выбрала его в мужья? Вот так дела! Кланяйтесь ей от меня! – и его лицо расплылось в улыбке.
Когда мы вышли и, подхватив такси, уселись, я рассказал, что богатый киевский сахарозаводчик Терещенко арендовал у нас более тысячи десятин земли. Его управляющий Филимонов, мой будущий отчим, был весьма деловым, энергичным человеком; года два тому назад он обратился к Михаилу Ивановичу с просьбой одолжить какую-то сумму денег, но не получил даже ответа. Вот таков этот масон!
– А мне он предложил вступить в ложу, обещая через три месяца возвести в третью степень! Все они – Гучков, Милюков, Родзянко и, конечно, Керенский, хотят прибрать к рукам наше молодое поколение. С младороссами это им, кажется, удается – их вождь Казем-Бек одновременно исполняет обязанности министра иностранных дел у так называемого императора Кирилла… О Керенском мы еще поговорим. Он, видимо, получил какое-то задание от «старших братьев», о чем намекали и Родзянко, и Кутузов!
Георгиевский только хмыкнул и потом что-то проворчал себе под нос. Байдалаков повернулся к нему:
– Вы что-то хотели сказать, Михаил Александрович?
– Полагаю, что Голенищев-Кутузов сделает мне такое же предложение!
Через несколько дней я узнал, что Голенищев-Кутузов явился к Георгиевскому с официальным визитом и сделал предложение вступить в масонскую ложу, уверяя, что только в этом случае перед ним откроется широкое поле деятельности, а также предложил переправить его с семьей в Италию, где им окажет существенную поддержку миллионер Фарини. Примерно тогда же председатель югославского отдела НТСНП бывший кадет Гоша Перфильев, сидя со мной в ресторане «Москва», поделился «последней новостью»:
– На этой неделе у Ксюнина[22] был очередной прием. К нему приехали Гучков и Маслов[23]. Вчера пригласили на совещание Виктора Михайловича, Михаила Александровича и меня. Пришел и Василий Витальевич Шульгин. Он-то больше всех распинался.
– Что? Земельная реформа? – усмехнулся я.
– Нет, другая песня… Явно инструктированный Ксюниным, всячески уговаривал меня изменить характер нашей газеты и рекомендовал НТСНП завязать связи с «Крестьянской Россией»… Одним словом, они хотят нас использовать как резервуар молодой силы для своих целей!.. Свержение советской власти он представляет себе не иначе, как при помощи иностранцев: главные надежды возлагает на немцев и твердит о том, что надо действовать в направлении обеспечения себе немецкой поддержки.
– И как вы на это смотрите? Может, он прав?.. Шульгин не дурак! По-моему, и Виктор Михайлович такого же мнения. Всячески ему противится только «Маг».
– Слушай дальше: Шульгин принес свою книгу «Пояс Ориона» и просил как-нибудь протолкнуть ее в высокие немецкие круги; в ней речь идет о создании единого целого из трех «звезд»: «Пояса Ориона» – Германии, Японии и России. Этот «Пояс» может опоясать весь мир и проводить свою политику! Подданные трех стран пользовались бы одинаковыми правами. Тем самым в России началось бы не стесняемое никакими ограничениями хозяйствование немецкого и японского капитала. Начиная с передачи совхозов и прочих земельных угодий.
– И, конечно, угля, нефти, золота, металла! Ай да Шульгин!!! И это после его книги «Что нам в них не нравится»?! – заметил я.
– Неужто и он стал масоном? Неужто и его уговорили?!
– Вряд ли он знает, что масоны преувеличивают свое могущество, дабы омалодушить противников и ободрить наперсников! – резюмировал Гоша, любивший пофилософствовать.
– Кстати, у Шульгина сын Дмитрий живет в Любляне, развел такую деятельность! Он ведь наш энтеэсовец! Организовывает закрытые и публичные собрания, где выступает с докладами.
– Он что, папашин ученик?
– Читай «Отцы и дети», дорогой Володя! – Перфильев поглядел на часы. – Пошли?
В клубе нас ждал сюрприз. Байдалаков, что бывало с ним редко, расхаживал по залу, весь красный; увидев нас, подхватил под руки и повел к себе. Присев на край письменного стола (что вовсе не было его привычкой), заговорил:
– Идет наступление по всему фронту! На этот раз прибыл эмиссар польского правительства Владимир Владиславович Степневский – масон, я уж не знаю какой степени и какой ложи, и официально предложил вступить тайно Исполнительному бюро НТСНП в «Объединенный эмиграционный комитет», находящийся в США, созданный для общего руководства активной борьбой с Советами. Его председатель Керенский близко связан с Черчиллем, который лично представил его Рузвельту, и они оба клятвенно обещали комитету оказывать всяческое содействие… Потом этот тип посулил крупную сумму денег, на полном серьезе, в случае нашего согласия, признать претензии Польши на Литву и Галицию и перевести свою деятельность на масонские рельсы… Вот так, господа, действует Саша Керенский! И надо полагать, что ему это часто удается. Уж слишком самоуверен и беззастенчив был Степневский!
– Керенского многие недолюбливают, не говоря уж о «правых». Хорошо бы собрать компромат и напечатать, – заметил Перфильев.
– Объявить войну? – Байдалаков поглядел на Гошу, потом на меня.
– Может, сделать это похитрее? А?.. Как вы думаете, Владимир? – Он впервые назвал меня по имени. – Думаю, вы правы! Собрать материал и отослать ему, чтобы понял: нам войну объявлять опасно!
– Вполне с вами согласен. Напишите Субботину в Берлин, Вюрглеру в Варшаву и, конечно, Поремскому; всем, с кем имеете по своей линии связь. Саша – личность темная…
5
Будущий министр юстиции, а после «июньских дней» министр-председатель и верховный главнокомандующий, Александр Керенский к 1912 году стал не только преуспевающим адвокатом, но и масоном.
В тот же период в Москву прибыл в качестве вице-консула Великобритании некий Локкарт (Роберт Брюс): молодой дипломат, разведчик, масон. Веселый, общительный, спортсмен, лишенный английской чопорности, быстро научился русскому языку, приобрел русскую любовницу, стал разъезжать на лихачах, пить шампанское в «Стрельне»… перед ним широко раскрылись двери многих купеческих гостиных, где (по его словам) «можно было встретить дочь анархиста Кропоткина и графиню Клейнмихель…»
Летом 1917 года Локкарт часто бывает в Петербурге, встречается с Керенским, Милюковым, Савинковым, Черновым, Маклаковым, Львовым, Терещенко, Гучковым…
На какое-то время он возвращается в Лондон, беседует с лордами Милнером, Керзоном (старыми покровителями), а на другой день два часа беседует с глазу на глаз с Ллойдом-Джорджем. И снова Петроград. Керенский (Аарон Кирбис) к тому времени уже сделал все, что мог: по его настоянию правительство арестовало царскую семью!
7 (20) марта он заявил: «Николай в моих руках… Маратом я не буду, под моим личным наблюдением он будет отвезен в гавань, а оттуда на пароходе в Лондон».
Локкарт уверил его, да и он сам понимал, что Ллойд-Джордж никогда этого не допустит… Режим семьи императора тоже устанавливал Керенский. «Преднамеренная жестокость была принята по моей инициативе, в основе которой лежала мысль получить таким способом возможность ДОБЫТЬ ВИНУ Николая и Алисы перед страной».
Услыхав, что императрица уничтожает документы, при помощи Вырубовой, он прибыл лично, чтобы ее арестовать и отправить в крепость: больную Вырубову подняли с кровати и увезли сначала в министерство юстиции, а оттуда в три часа ночи полковник Перетц и вооруженные юнкера отвезли в Петропавловскую крепость.
Вырубова пишет: «Потрясли не Кирбисы и Перетцы, а озверевшие русские солдаты и рабочие, доходящие до изуверства! Лучших убили, осталась сволочь!.. неужто так легко можно внушить сатанинскую злобу?!» И дальше: «…миновав ворота крепости, подъехали к Трубецкому бастиону. Полковник Перетц крикнул, что привезли двух важных политических преступниц (Вырубову и Сухомлинскую). Нас окружили солдаты… Меня толкнули в темную камеру и заперли. На кровати лежал волосяной матрац и две подушки. И тут вошел ужасный мужчина с черной бородой, с грязными руками, преступным лицом, окруженный толпой наглых, отвратительных солдат. Они сорвали тюфяк с кровати, убрали вторую подушку и потом начали срывать с меня образки, золотые кольца. Этот субъект заявил мне, что он здесь вместо министра юстиции и от него зависит установить режим заключенным. Впоследствии он назвал себя: «Кузьмин, бывший каторжник, пробывший 15 лет в Сибири…»
Таких «заместителей» выбирал себе Керенский! Как мог влиять такой преступный тип на солдат?!..
«…Когда солдаты срывали золотую цепочку от креста, они глубоко ранили мне шею. Крест и несколько образков упали мне на колени. От боли я вскрикнула, тогда один солдат ударил меня кулаком и плюнул в лицо… от изнеможения и слез я начала засыпать под насмешки и улюлюканье наблюдавших в окошко солдат…» – Как без боли читать эти строки?!
Нужны были Керенскому и другие кадры… Был выпущен на свободу обвиняемый в экономическом шпионаже еврейский цадик Рубинштейн – бывший банкир царицы, благодаря Распутину и его секретарю Симановичу; петербургский банкир Дмитрий(?) Рубинштейн – друг и заступник целого ряда киевских евреев-сахарозаводчиков, шпионов, начиная с Хепнера и кончая Львом Бродским, о котором, спустя год, народ распевал:
В тот же период в Москву прибыл в качестве вице-консула Великобритании некий Локкарт (Роберт Брюс): молодой дипломат, разведчик, масон. Веселый, общительный, спортсмен, лишенный английской чопорности, быстро научился русскому языку, приобрел русскую любовницу, стал разъезжать на лихачах, пить шампанское в «Стрельне»… перед ним широко раскрылись двери многих купеческих гостиных, где (по его словам) «можно было встретить дочь анархиста Кропоткина и графиню Клейнмихель…»
Летом 1917 года Локкарт часто бывает в Петербурге, встречается с Керенским, Милюковым, Савинковым, Черновым, Маклаковым, Львовым, Терещенко, Гучковым…
На какое-то время он возвращается в Лондон, беседует с лордами Милнером, Керзоном (старыми покровителями), а на другой день два часа беседует с глазу на глаз с Ллойдом-Джорджем. И снова Петроград. Керенский (Аарон Кирбис) к тому времени уже сделал все, что мог: по его настоянию правительство арестовало царскую семью!
7 (20) марта он заявил: «Николай в моих руках… Маратом я не буду, под моим личным наблюдением он будет отвезен в гавань, а оттуда на пароходе в Лондон».
Локкарт уверил его, да и он сам понимал, что Ллойд-Джордж никогда этого не допустит… Режим семьи императора тоже устанавливал Керенский. «Преднамеренная жестокость была принята по моей инициативе, в основе которой лежала мысль получить таким способом возможность ДОБЫТЬ ВИНУ Николая и Алисы перед страной».
Услыхав, что императрица уничтожает документы, при помощи Вырубовой, он прибыл лично, чтобы ее арестовать и отправить в крепость: больную Вырубову подняли с кровати и увезли сначала в министерство юстиции, а оттуда в три часа ночи полковник Перетц и вооруженные юнкера отвезли в Петропавловскую крепость.
Вырубова пишет: «Потрясли не Кирбисы и Перетцы, а озверевшие русские солдаты и рабочие, доходящие до изуверства! Лучших убили, осталась сволочь!.. неужто так легко можно внушить сатанинскую злобу?!» И дальше: «…миновав ворота крепости, подъехали к Трубецкому бастиону. Полковник Перетц крикнул, что привезли двух важных политических преступниц (Вырубову и Сухомлинскую). Нас окружили солдаты… Меня толкнули в темную камеру и заперли. На кровати лежал волосяной матрац и две подушки. И тут вошел ужасный мужчина с черной бородой, с грязными руками, преступным лицом, окруженный толпой наглых, отвратительных солдат. Они сорвали тюфяк с кровати, убрали вторую подушку и потом начали срывать с меня образки, золотые кольца. Этот субъект заявил мне, что он здесь вместо министра юстиции и от него зависит установить режим заключенным. Впоследствии он назвал себя: «Кузьмин, бывший каторжник, пробывший 15 лет в Сибири…»
Таких «заместителей» выбирал себе Керенский! Как мог влиять такой преступный тип на солдат?!..
«…Когда солдаты срывали золотую цепочку от креста, они глубоко ранили мне шею. Крест и несколько образков упали мне на колени. От боли я вскрикнула, тогда один солдат ударил меня кулаком и плюнул в лицо… от изнеможения и слез я начала засыпать под насмешки и улюлюканье наблюдавших в окошко солдат…» – Как без боли читать эти строки?!
Нужны были Керенскому и другие кадры… Был выпущен на свободу обвиняемый в экономическом шпионаже еврейский цадик Рубинштейн – бывший банкир царицы, благодаря Распутину и его секретарю Симановичу; петербургский банкир Дмитрий(?) Рубинштейн – друг и заступник целого ряда киевских евреев-сахарозаводчиков, шпионов, начиная с Хепнера и кончая Львом Бродским, о котором, спустя год, народ распевал: