- Через две недели буду здесь.
- Я слышал от многих побывавших там самые одобрительные отзывы. Субтропическая зона, - повторил Рауф.
Очень хорошее место, - Гасан мечтательно покачал головой. - В Азербайджане такого второго нет. - Чувствовалось, что предстоящей поездке он очень рад, и это почему-то на Рауфа подействовало неприятно.
- Это еще на чей взгляд, - усмехнулся он. - Одному Ленкорань кажется лучшим краем, другому - Баку или Астара. Каждому свое.
- Конечно, вы правы, - согласился Гасан, - родные места для сердца самые милые, но Ленкорань вам тоже понравится. Я вас прошу, когда... в общем, когда захотите берите семью и приезжайте к нам летом. Мне здесь еще год осталось служить, потом переведусь туда,. Дом у нас большой, и живут в нем мать да младший братишка. Все разбрелись кто куда. Сестры замужем - одна в Баку, другая пока в Ленкорани, но тоже собирается с мужем переехать в Баку, старший брат в Калининграде служит, он военврач, раз в год прилетает повидаться. Это я к тому, что места всем хватит!
- Спасибо, - не отказался Рауф. - Ты тоже захаживай, я тебе дам телефон и адрес. С сыновьями познакомлю. В конце концов, я тебе кое в чем и полезным могу оказаться.
Рауфу очень хотелось обещать парню что-нибудь доброе, но ничего, кроме предложения устроить в жилищный кооператив, в голову не приходило,
-.Словом, можешь на меня рассчитывать... Чем занимался покойный отец? Извини, если мой вопрос так бестактен.
- Я об отце люблю вспоминать, - подумав, ответил Га-сан. - И во сне, когда его вижу, радуюсь. Он всегда со мной ласково разговаривает, как при жизни. Спрашивает меня обо всем или сам рассказывает, а я слушаю. Жаль только, в последнее время почти перестал сниться. Он рыбаком был на сейнере. Круглый год рыбу ловил, от красной до кильки, каждую в свой сезон. Я тоже хотел рыбаком стать, мать не разрешила, после того, как отец пропал. Мать о нем до сих пор как о живом говорит, потому что никто не видел, как сейнер погиб. И никого на берег не выбросило... С того времени она стала немного заговариваться, все ждет, что отец вернется! Даже мы все - я сестры, и я с братишкой, ей верили, что когда-нибудь отца снова увидим. Вы не подумайте, во всем остальном мама нормальная, она на консервном заводе лучше всех работает.
- А ты его помнишь?
-Конечно, как сейчас перед глазами. Мне тогда двенадцать лет было. Погода в тот вечер стояла ясная, без ветра. Мы пришли на берег провожать, а он нам помахал рукой... Ночью шторм начался. Проснулись, дом трясется, у соседей крышу сорвало, всю целиком, и они потом месяц жили у нас. Их хозяин тоже не вернулся... Я отца часто вспоминаю.
- О чем речь, - вздохнул Рауф. - Отец - самый дорогой на свете человек. Так же, как мать. Но ты не расстраивайся, о будущем надо думать... Поскорее возвращайся, а то мне без тебя будет скучно. Счастливо тебе.
- Я о вас дома всем расскажу, дядя Рауф, - сказал Га-сан. - Я знаю себя, мне без вас тоже, будет тяжело.
После отъезда Гасана ничто уже не отвлекало от работы и размышлений, большую часть которых занимали планы устройства дальнейшей жизни.
Даже с учетом издержек, неизбежных при осуществлении самых продуманных планов, перед внутренним взором Рауфа, сумевшим пробиться сквозь туманы и облачность будущего, временами возникало нечто, манящее тайной неизведанных радостей, казалось близкой планетой, как бы увиденной в иллюминатор с надежной защитой от лучей незнакомого солнца.
При этом выяснилось, что ранее несвойственное ему углубление в далекие от действительности мысли - занятие не просто увлекательное, но и полезное, так как, ничуть не мешая работе, оно заметно сокращало именно тот отрезок времени, от которого многие отказались бы даже ценой соответствующего уменьшения общего срока жизни.
Именно состояние отрешенности от окружающей обстановки помешало ему полностью осознать значительность такого события, как приход Джафара Мамед-заде явившегося лично пригласить Рауфа на свидание с племянницей. Дело происходило утром, то есть в самое что не на есть неподходящее для посетителей время и видимо, поэтому старший надзиратель выглядел озадаченным. Разговаривал он без присущей ему суровой бодрости, глядя в сторону и словно приподняв бровями лоб. Рауф, у которого причин для удивления было действительно больше, чем у начальства, не знавшего, что у него никогда не было племянницы, своего замешательства не выдал и послушно проследовал за надзирателем в административный корпус.
Там его ждала Аида, которая радостно всхлипывая, бросилась Рауфу на шею, как только он переступил порог.
Прижимая к себе после восьмимесячного воздержания горячее гибкое тело, Рауф в основном испытывал только смущение, и оно не оставило его до конца этой трехсторонней интимно-официальной встречи.
Джафар Мамед-заде в комнату не прошел. Он стоял в дверях, напоминая приоткрытым ртом под седыми усами и форменной тужуркой ветерана-артиллериста, застывшего в ожидании орудийного залпа.
- Как ты сюда попала? - спросил Рауф, отступив на расстояние, почти подходящее для беседы дяди с любимой племянницей.
- Как все сказала Аида. Перемена позиции произвела на нее неприятное впечатление, и ей захотелось устранить ее причину.
- А этот товарищ сам догадается уйти, или ему надо сказать? - громким шепотом спросила она, кивнув на Джафара Мамед-заде. .
- Ты забыла, где мы находимся, - сказал Рауф. - То, что тебя в виде исключения пропустили, - уже большое везение.
- Никакого везения, - возразила Аида. - Пропустили, потому что так им приказали. Если хочешь знать, я для этого ходила к своему дяде. Вообще, я всех родственников с маминой стороны терпеть не могу. Первый раз обратилась к нему с просьбой, только из-за тебя.
- Он всегда был отзывчивым человеком, - Рауф сделал большие глаза, дав этим понять неуместность дальнейшего разговора о неизвестном ему дяде, но на Аиду это не подействовало.
- Дядя - заместитель главного прокурора и его приказы надо выполнять. Мне разрешили встретиться с тобой наедине- Аида при этом выразительно посмотрела на старшего надзирателя, но тот сделал вид, что не слышит.
- Ничего, - примирительным тоном сказал Рауф. - Самое главное, повидались. Скоро я выйду, и тогда все будет в порядке,
- Полтора года - это скоро? - усмехнулась Аида и вдруг заплакала. - Я по тебе соскучилась, во сне каждую ночь вижу, а ты даже не рад мне. - Она рыдала навзрыд уткнувшись лицом ему в плечо. Рауф беспомощно оглянулся на старшего надзирателя, и тот истолковав это как призыв к действию, прошел к столу и, налив из графина стакан воды, передал Рауфу.
Успокоить Аиду удалось с трудом, и, прощаясь, она продолжала судорожно всхлипывать.
Провожать ее пошел старший надзиратель. Оставшись один, Рауф испытал невероятное облегчение, похожее на то, какое, испытывает после пробуждения человек, явившийся во сне голым на банкет в честь юбилея руководителя своего учреждения. Он с напряжением ждал от старшего надзирателя вопросов в связи с появлением юной "племянницы", но тот, вернувшись, ничего не сказал. Направляясь к своему рабочему месту, Рауф неожиданно для себя спросил, когда вернется из затянувшейся командировки Гасан.
В другое время Мамед-заде Джафар и не подумал бы ответить на этот вопрос, целиком относящийся к разряду сугубо служебных и даже тайных, но, видимо, только что перенесенное потрясение сказалось и на нем, и он ответил, что в связи с переводом на милицейскую работу в Ленкорань, вызванным необходимостью ухода за больной матерью, Гасан от своих обязанностей здесь освобожден навсегда.
Конечно, Рауфу это известие не показалось приятным и в первую минуту, но всю значительность его он прочувствовал позже, когда понял, что лишился единственного человека, признавшего за ним право духовного наставника. Словно зрелый колос, увенчанный короной из тяжелых зерен, Рауф был переполнен мыслями и выводами, остававшимися не высказанными из-за отсутствия достойного собеседника. Сидя у костра, он часто вспоминал сыновей, с которыми ему ни разу не довелось всерьез побеседовать о вещах, не имеющих сугубо практического значения, и удивлялся этому. По семье он временами скучал, но в своих письмах - коротких записках в ответ на очередную посылку, запрещал жене и детям приезжать к нему, почему-то стало неприятно, и сердце внезапно кольнуло что-то, весьма напоминающее ревность. Теперь Рауф часто думал о Халиде, вспоминал многое из того, что давно уже считал безвозвратно забытым, и постепенно незаметно для себя, пришел к выводу, что Халида всегда была очень хорошей женой.
Думал он и о своей будущей жизни, но почти все его планы оказались так или иначе связанными с Халидой. От этих высоких дум его периодически отвлекало появление Арифа, по словам которого дела пошли уже на лад и есть надежда, что через несколько дней жалоба будет востребована из прокуратуры окончательно.
Он, как всегда, был в саду, когда его вызвали на первое свидание с женой. Известие это он воспринял почти безразлично и, неторопливо умывшись, отправился на встречу. По скованному тону Халиды чувствовалось, что разговаривать при посторонних людях ей неприятно. С первого взгляда Рауфу показалось, что выглядит она хорошо, а еще немного погодя, слушая рассказ о новостях в доме и в городе, он с удивлением обнаружил, что присутствие жены волнует его, подозрительно напоминает то неодолимое влечение, какое возникает у мужчины при встрече с очень желанной, но недоступной женщиной. Усмехнувшись про себя, он объяснил это странное ощущение, вызванное собственной женой, долгим воздержанием и здоровым образом жизни, свежим воздухом, почти на лоне природы. Когда она кончила рассказывать, Рауф спросил о здоровье ее родителей и, услышав ответ, заметил, что в соответствии с теорией тещи, благодаря его отсутствию они в дальнейшем почувствуют себя еще лучше.
- Ты не прав, - сказала Халида. - Они очень переживают.
-Переживать-то переживают, а при встрече могут не поздороваться, - сказал Рауф.
- Ничего подобного. Папа все время думает, чем бы тебе лучше заняться, когда вернешься. Он считает, что в каком-то смысле нам даже повезло. Ведь теперь тебе придется уйти с прежней работы, где рано или поздно возникли бы большие неприятности.
Возразить он не успел, потому что как раз в эту минуту время свидания истекло. В комнате находилось несколько женщин, но, судя по взглядам мужчин, самой заметной среди них была Халида. И хотя он понимал, что этот успех в основном вызван не очень высокими достоинствами остальных посетительниц.
Самые прекрасные новости он узнал в последний приезд Арифа. Это было в субботу, день, когда Ариф прежде не появлялся. Рауф не поверил своим глазам, когда рядом с ним увидел Аскерова. Это недоверие быстро распространилось и на его слух, - Ариф с радостью сообщил, что птица недавно нашлась. Выяснилось, что, оказавшись в районе курортного поселка Мардакяны, она вывела там птенцов и вместе с ними перезимовала в подвале заколоченной дачи.
Как она очутилась в сорока километрах от города, никто объяснить до сих пор не сумел. Нашли ее с помощью местного почтальона, которого она больно клюнула при первой же встрече в узком переулке. Сейчас вместе с тремя птенцами киви живет
в отдельной клетке нового зоопарка.
Таким образом, обвинение в похищении птицы отныне считается несостоятельным. За ущерб же, причиненный зоопарку самовольным удалением рога у одряхлевшего животного Рауф, в соответствии с законом, уже понес наказание, уплатив денежный штраф и пробыв девять месяцев в изоляции от общества.
Ариф говорил, а стоящий рядом Аскеров кивал в такт головой, и вид у него при этом был довольно-таки понурый. Дальнейшее происходило, как в тумане. В сопровождении Аскерова Рауф прошел в кабинет начальника тюрьмы, где ему был вручен ордер об освобождении, после чего, приняв душ и побрившись, он переоделся, и опять же вместе с Аскеровым н Арифом вышел на улицу.
Конечно, прежде всего Рауфу захотелось попасть в гараж, где его ждала банка с поспевшим уже драгоценным содержимым,
но, совладав с собой, он на любезное предложение следователя ответил, что сейчас поедет с Арифом не в город, а в противоположную сторону, в Бильгя. За семью печатями скрыто от человека будущее, но,- поступив столь благоразумно, ибо его желание встретиться с истосковавшимися близкими в ущерб собственным интересам выглядело ничем иным, как одной из разновидностей благородства, Рауф уподобился 'в этот момент прозорливому мудрецу, чьи каждодневные поступки способствуют возникновению гармонии между быстротекущим настоящим и будущим человеческой жизни. Вскоре он в этом убедился.
Аскеров.на глазах у всего тюремного начальства проводил Рауфа до машины. Несмотря на то, что Рауф разговаривал с ним без неприязни, внимательно слушал и временами вежливо улыбался, почти как с новым соседом или с дальним родственником подчиненного ему сослуживца. Аскеров разговаривал почти виноватым тоном, а напоследок, после того как Рауф уже сидел в машине, пригнулся к окну и, еще раз извинившись за недоразумение, попросил в случае возникновения малейших затруднений звонить ему на работу или домой в любое время суток. И это было приятно.
Ехали молча. Ариф, сосредоточенно глядя перед собой, вел машину, а его бывший клиент Рауф, сидя рядом, наслаждался минутами торжества и одновременно обдумывал, в каких самых убедительных словах посвятить Арифа в свою тайну.
Когда доехали до первой развилки, Ариф, перед тем, как повернуть в сторону Загульбы, махнул рукой направо, где виднелись в отдалении Мардакяны, и сказал, что птицу нашли где-то здесь. Если он хотел этим сделать приятное Рауфу, то это получилось, потому что, с удовольствием представив, как гнусное существо блуждало по окрестным дачам, добывая пищу в мусорных ящиках Рауф вспомнил о собаке и дал себе слово выпросить ее у директрисы, которая, если судить по Аскерову, тоже, наверное, изменилась в лучшую сторону.
После этого Рауф приступил к изложению обстоятельств, которые до сих пор были неизвестны его бывшему адвокату. Неторопливо, со всеми подробностями, рассказал о том, как в доме тестя увидел книгу со старинными рецептами. Поначалу Ариф слушал его хоть и внимательно, но с недоверием, но постепенно, когда Рауф перешел к описанию состава и удивительных свойств омолаживающего снадобья древних, в глазах Арифа появилось выражение острого интереса. Сославшись для вещей убедительности на мнение тестя, Рауф перечислил все запомнившиеся ему исторические факты чудодейственного влияния снадобья на организмы прославленных деятелей прошлого. Историю омолажевания Цезаря, начав ее с описания отлова древнеегипетского носорога, он поведал целиком и уже потом перешел к событиям более поздним, можно сказать, современным, имеющим отношение к нему лично. Рассказывал все, как было, ничего не утаивая, и его слова уподобились отборным семенам и дали первые ростки в ожидаемые сроки, ибо благодаря стараниям, принявшая их почва оказалась настолько ухоженной, что, захоти Рауф воткнуть в нее палку, она проросла бы незамедлительно.
Машина теперь еле ползла, уступая дорогу всем видам транспорта. Время от времени облизывая пересыхающие губы, Ариф напряженно слушал, и этот бескорыстный интерес человека, даже отдаленно не подозревавшего, что за всем этим его ждет, был Рауфу чрезвычайно по душе, и ему даже показалось, что рядом с ним на парте сидит его прежний школьный друг, у которого физическая сила и характер Рауфа вызывали в свое время самое почтительное отношение. Это давно забытое ощущение было приятным, но в следующую минуту, между Загульбой и Бильгя, когда Рауф объявил о своем окончательном решении поделиться драгоценным снадобьем, доставшимся ему ценой таких испытаний, труда и жертв, со своим лучшим и верным другом. Арифом в количестве, потребном для полного обновления изрядно обветшавшего в результате более чем полувековой эксплуатации организма, он понял, что переживает момент доселе не испытанный и счастливый беспредельно.
Великодушным предложением Ариф был растроган сверх меры, приостановив машину, он пожал руку Рауфу, а затем, извинившись за постыдную чувствительность, вызванную диабетом, вытер повлажневшие глаза. Нахлынувшие слезы, волна благодарности и умиления поглотили Рауфа с головой, и поэтому он не сразу разобрался в значении слов, услышанных вслед за этим.
- Но почему? - улыбаясь, спросил Рауф, который в глубине души был уверен, что отказ Арифа не что иное, как тактичная форма согласия, которым отвечают воспитанные люди на первое предложение выпить и закусить.
- Пойми меня правильно, - тревожно оглянувшись на обгоняющий машину трактор, начал Ариф, - я знаю, какая это ценная вещь. Но я не могу себе этого позволить. Вспомни Мамеда Мелик-Еганова.
- Какого еще Мелик-Еганова?
- Не знаешь? А ведь это был известный в городе адвокат и очень перспективный. Все у него шло хорошо, пока он не привез из Венгрии "Банфи". Я на всю жизнь запомнил название. Знаешь, что это такое? Сейчас объясню благодаря этому лекарству начинают расти волосы. Гарантия сто процентов. Говорят, изобретателю хотят дать Нобелевскую премию.
- Не понимаю, что ты плетешь! - с легким раздражением сказал Рауф. - Какой Мелик-Еганов, какие волосы?..
- В том-то и дело, что все оказалось правдой. Мелик-Еганов был абсолютно лысый, а тут через три месяца у него отросли густые волосы. Внешне совершенно другой Мелик-Еганов и вместе с тем вроде бы не совсем человек. И погорел. У всех к нему отношение изменилось. Чтобы он ни сказал, улыбаются. Хотели назначить начальником отдела, раздумали. С тех пор ни одного серьезного процесса не доверяют. И клиентов своих потерял.
- Все врешь, - дослушав, объявил Рауф. - То есть, в том смысле, что отказываешься ты по другой причине. Не хочешь - не надо, если человек не понимает своего счастья, уговаривать его грех.Но объяснить, в чем дело, ты должен.
- Видишь ли, - пробормотал Ариф Прежде всего, я должен тебя еще раз поблагодарить...
- Не виляй, говори прямо!
- Говорю, - по улыбке Арифа Рауф сразу понял, что ответ будет соответствующе неискренним. - Я сейчас вспомнил забавную историю о" том, как один из ширваншахов Ахситан отправился путешествовать по Азербайджану... Потерпи, сейчас кончаю. Он посетил крепости в Барде, Шемахе, Гяндже, и везде под приветственные пушечные залпы его встречали толпы подданных. И только у крепостных стен Шеки, где, кстати, военачальником был его друг детства, появление владыки не было отмечено салютом. Ахситан по тем временам считался правителем хоть и справедливым, но суровым. Не въезжая в крепость, он при всех потребовал у коменданта объяснить, почему не слышны приветственные залпы? "На это есть семнадцать причин", - ответил комендант, стараясь не глядеть в сторону присутствовавшего там же палача. "Говори, какие?"- нетерпеливо приказал Ахситан. - "Первая: нет пушек", - начал перечислять комендант. "Довольно, - остановил его Ахситан, отпуская знаком руки палача. - Я удовлетворен".
- Можно подумать, что тебя заставляют, - хмуро сказал Рауф, подумав про себя, что есть на свете люди, которым помочь невозможно при всем желании, и Ариф из числа этих несчастных.
- Вот видишь, ты обиделся, - Ариф по-настоящему растерялся. - Я тебе очень благодарен. Но постарайся и ты меня понять... Извини, но твое замечательное средство мне не годится. Если хочешь знать-правду, я о времени, когда был молодым, вспоминаю без всякого удовольствия, честное слово! Ничего, хорошего у меня тогда не было. А сейчас я чувствую себя полноценным человеком, а если бы не диабет, то даже счастливым... И ничего больше не хочу, согласен, чтобы все у меня шло, как есть, без изменений. Я про себя, например, знаю, что адвокат я не очень способный, звезд с неба не хватаю, но люди-то ведь меня за что-то все же уважают... И дома у меня все нормально. Дети меня любят, жена, по-моему, тоже... А тут вдруг - раз! и я помолодел. Как же все это будет выглядеть? Кем я для них после всего этого стану? - Явственно представив первую встречу друзей и родственников с новоявленным юношей, Ариф пришел в сильное смятение, вследствие чего резко затормозил перед светофором, зеленый "свет которого, видимо, показался ему недостаточно зеленым.
- Поезжай, поезжай, - снисходительно улыбнувшись, сказал Рауф. -.Всего ты боишься. Каким был, таким и остался. Представляю, что ты сейчас обо мне думаешь...
- Ничего плохого, - торопливо прервал его Ариф. - Ты другое дело. Ты человек решительный, смелый.
- И эгоист, - добавил Рауф. - Слушаю тебя и думаю, а для чего мне все это? Да разве я из-за одного себя стараюсь? В конце концов, кто выиграет от того, что я, может быть, стану энергичнее и сильнее? Ну подумай!.. Семья, конечно. И друзья. И тебе говорил уже, что многое решил изменить в своей жизни. - Рауфу казалось, что он говорит правду, более того, поразмыслив, он понял, что и впрямь выразил вслух то, что в последнее время у него копилось в душе. - А ты тоже не прав, такие серьезные вещи нельзя сразу решать. Посоветуйся дома. Верно говорю?
- Конечно, - с готовностью согласился Ариф Посоветоваться никогда не мешает.
- Все равно я тебя уговорю. Это мой долг, - искоса поглядывая в окно, Рауф рассеянно потрепал Арифа по плечу. Хороший человек его приятель, но умом, к сожалению, не блещет.
Они уже въезжали в Бильгя. Рауф напомнил, где надо свернуть с шоссе, и машина, медленно пропетляв между тесно сдвинутыми заборами, вскоре остановилась у знакомых ворот. Рауф пригласил Арифа на дачу, ему не хотелось появляться сейчас там одному, но в ответ на уговоры Ариф озабоченно посмотрел на часы и клятвенно заверил Рауфа, что медсестра, которая делает ему на дому инъекции инсулина, может не дождавшись уйти, а так как с диабетом шутки плохи, не исключен самый печальный результат.
Подходя к воротам, Рауф ни с того ни с сего вдруг испытал приятное ощущение робости и смущения, показавшееся ему тут, на пороге родного дома, совершенно неуместным и нелепым. Кроме того, оно мешало наслаждаться заслуженной радостью победителя. Он пытался побороть это состояние, но оно, вместо того чтобы бесследно исчезнуть, усилилось к тому времени, когда он вошел во двор, и под его вредным воздействием у Рауфа замедлились шаги и вспотели ладони. Поэтому он обрадовался, что его приход оказался незамеченным.
На балконе, где обычно собиралась вся семья, никого не было видно. Дорожка к дому шла через ровную площадку, покрытую разросшимися плетьми нераскрывшихся виноградных лоз, и, глядя на них, он почему-то озабоченно вспомнил, что пора .обрезки и прививок подходит к концу и виноградник останется невозделанным. С этой неожиданной и ранее не приходившей в голову мыслью оказалось справиться нетрудно и, быстро избавившись от нее, Рауф поднялся на веранду.
С заднего двора доносился оживленный шум. Судя по возбужденным выкрикам, игра проходила азартно. Некоторое время Рауф в раздумье постоял на балконе, а затем, после того, как окончательно пришел к решению не использовать спортивную площадку в качестве места первой встречи с домочадцами, поднялся по внутренней лестнице на второй этаж.
Окна здесь были распахнуты настежь и, чтобы его не увидели со двора, он, низко пригнувшись; прошел мимо них к ближайшей двери и там на пороге остановился, как вкопанный, наподобие человека, перед которым неожиданно открылось необычное зрелище, вроде, скажем, водопада в горах или автомобильной аварии. И это было странно, потому что ничего особенного, кроме своей жены Халиды, дремавшей на тахте, он в этот момент не увидел. И все-таки не мог ни шагу ступить дальше, даже окликнуть ее не посмел, ему отказали ноги, онемел язык. А она вместо того, чтобы проснуться от стука его сердца и броситься навстречу, продолжала спокойно спать. Наконец, истекла минута оцепенения, и Рауф тихо вошел в комнату. Он стоял и рассматривал свою собственную жену, и она казалась ему самой желанной и прекрасной из всех виденных им женщин. И это несмотря на то, что не будучи оповещенной о свидании, она лежала перед мужем какая есть, не накрашенная и непричесанная, и не в кружевном белье под надушенным прозрачным пеньюаром. Испытывая безудержное влечение, он присел рядом, прикоснувшись к разметавшимся на подушке волосам, тихо назвал ее по имени. Вначале испуг и недоумение мелькнули в затуманенных сном глазах, когда она увидела близко над собой лицо Рауфа, но вскоре исчезли, когда, окончательно проснувшись, она оказалась в его объятиях.
На предложение немедленно оповестить о радостном событии всех волейболистов он отозвался лишь коротким нервным смешком и надолго прильнул поцелуем к горячим и без помады розовым губам. Несмотря на продолжительность этого действия, оно не привело к ответному взрыву страсти. Продолжая неподвижно лежать и после того, как он, торопливо сорвав с себя одежду, начал дрожащими руками расстегивать ее халат, она лишь безучастно посоветовала, чтобы он на всякий случай запер дверь.
После долгой разлуки ему показалось незнакомым лежащее рядом женское тело с нежной кожей округлых плеч и высокой груди, исполненные притягательной красоты упругие полные бедра. И он испытал ни с чем не сравнимую радость, почувствовав, как постепенно начинают отзываться на его исступленные ласки ее губы и тело. Радость и смутившее самого Рауфа благоговение.
Он подошел к окну и, стараясь не высовываться, осторожно выглянул в окно. Ему не терпелось посмотреть на детей, но увиденное сразу же заставило отказаться от дальнейшего обзора - прямо напротив окна в тени забора стояла его машина. Да, да!
Как это ни невероятно, но той же марки и того же цвета, что и его собственная, запертая в гараже, с той же не выправленной вмятиной на переднем левом крыле... Кроме того, к машине был прикреплен знак, также заставивший Рауфа усомниться в известной истине, в соответствии с которой одна и та же вещь не может одновременно находиться в разных местах.
В мыслях Рауфа возник сильнейший беспорядок, и он, вернувшись на тахту, на две-три минуты удалился от активной умственной деятельности.
- Там у забора стоит машина, - затем сказал он. - Моя?
- Наша, - подтвердила жена, она одевалась, застенчиво укрывшись за открытой дверцей шифоньера. - Кямиль нас на ней привез. Я не знала, что он так хорошо водит.
- А как он очутился в моей машине? - спросил Рауф. - Я же запер ее в гараже, а ключи взял с собой.
- Снесли гараж сказала жена. - Во дворе снесли все гаражи. Объявили, что построены незаконно. Два месяца назад, - обеспокоенная молчанием мужа, она выглянула из-за дверцы, - ты не расстраивайся. Всем бывшим владельцам отведены участки в восьмом микрорайоне
- Почему я об этом не знал?
- Посоветовали тебе не сообщать. Сказали, у тебя и без того неприятностей хватает... Ничего не пропало. Стены, крышу, к общем, все железо, сложили на новом участке, а запчасти Кямиль перевез сюда и опустил в погреб.
- Там еще кое-что было, - сказал Рауф.
- Бутылки? Дождались тебя целыми, сок выпили дети И еще банку там нашли, с вареньем. Не сразу догадались, что это варенье.
- Ну и...? - он удивился, что жена услышала, так тихо прозвучал его голос. - Все съели?
- Ни капли не осталось. Ели за завтраком, в обед и на ужин. Ты же знаешь, родители, особенно папа, почти не едят сладкое, а тут, как сумасшедшие, набросились. За неделю весь баллон опустошили.
Халида вышла из-за дверцы. На ней было платье из легкой светло-розовой ткани. Рауф его раньше не видел, так же как и новой прически, открывающей шею и не успевшие еще покрыться загаром плечи. В коротком платье и в туфлях без каблуков она выглядела такой юной, что у него, словно в предчувствии какой-то неотвратимой беды, тоскливо защемило сердце. Он ничего не сказал ей, потому что все его мысли и желание были вытеснены одной-единственной догадкой, и она, пронзительная и одинокая, теперь звучала траурной мелодией трубы над замолкшим оркестром.
Уже не таясь, он выглянул в окно, но обе команды, семья Рауфа и обитатели соседней дачи, были настолько увлечены игрой, что его никто не заметил. Он не удивился, увидев среди играющих тестя, который, облачившись в синие с белым кантом трусы и такую же майку, играл старательно, но явно неумело. Судя по тому, как он с азартным воплем, оттолкнув в сторону сына Рауфа, подпрыгнул над сеткой в тщетной попытке добить мяч, сам он этого не понимал. Вид потного человека с перекошенным от крика лицом, который, забыв о приличествующем его возрасту поведению, резвится с детворой, - зрелище не из приятных. На Рауфа оно произвело прямо-таки отталкивающее впечатление, особенно после того, как он, стоя у окна, вдруг заметил удивительное сходство между суетливо подпрыгивающим на мосластых ногах тестем и отвратительной птицей киви. А когда тесть, держа мяч перед носатым лицом, поскакал на подачу, Рауфу показалось, что не человек, а мерзкое двуногое пернатое устремилось в беге к нему, и он отпрянул от окна.
Больше всего ему хотелось остаться одному, и он облегченно вздохнул после ухода жены, которая спустилась вниз, чтобы накрыть стол в честь предстоящего сюрприза.
Рауф сидел на тахте, подперев руками голову, и, стараясь не отвлекаться на мелкие детали, обдумывал в главных чертах план будущей жизни. Но успел составить лишь вступительную часть, и то не полностью, потому что ему помешал ворвавшийся вместе с порывом ветра мощный радостный крик, в котором дружно слились хорошо знакомые голоса.
Услышав этот крик, возвестивший, что победила его семья, Рауф заставил себя встать. Выйдя из комнату, он начал медленно спускаться вниз.
- Я слышал от многих побывавших там самые одобрительные отзывы. Субтропическая зона, - повторил Рауф.
Очень хорошее место, - Гасан мечтательно покачал головой. - В Азербайджане такого второго нет. - Чувствовалось, что предстоящей поездке он очень рад, и это почему-то на Рауфа подействовало неприятно.
- Это еще на чей взгляд, - усмехнулся он. - Одному Ленкорань кажется лучшим краем, другому - Баку или Астара. Каждому свое.
- Конечно, вы правы, - согласился Гасан, - родные места для сердца самые милые, но Ленкорань вам тоже понравится. Я вас прошу, когда... в общем, когда захотите берите семью и приезжайте к нам летом. Мне здесь еще год осталось служить, потом переведусь туда,. Дом у нас большой, и живут в нем мать да младший братишка. Все разбрелись кто куда. Сестры замужем - одна в Баку, другая пока в Ленкорани, но тоже собирается с мужем переехать в Баку, старший брат в Калининграде служит, он военврач, раз в год прилетает повидаться. Это я к тому, что места всем хватит!
- Спасибо, - не отказался Рауф. - Ты тоже захаживай, я тебе дам телефон и адрес. С сыновьями познакомлю. В конце концов, я тебе кое в чем и полезным могу оказаться.
Рауфу очень хотелось обещать парню что-нибудь доброе, но ничего, кроме предложения устроить в жилищный кооператив, в голову не приходило,
-.Словом, можешь на меня рассчитывать... Чем занимался покойный отец? Извини, если мой вопрос так бестактен.
- Я об отце люблю вспоминать, - подумав, ответил Га-сан. - И во сне, когда его вижу, радуюсь. Он всегда со мной ласково разговаривает, как при жизни. Спрашивает меня обо всем или сам рассказывает, а я слушаю. Жаль только, в последнее время почти перестал сниться. Он рыбаком был на сейнере. Круглый год рыбу ловил, от красной до кильки, каждую в свой сезон. Я тоже хотел рыбаком стать, мать не разрешила, после того, как отец пропал. Мать о нем до сих пор как о живом говорит, потому что никто не видел, как сейнер погиб. И никого на берег не выбросило... С того времени она стала немного заговариваться, все ждет, что отец вернется! Даже мы все - я сестры, и я с братишкой, ей верили, что когда-нибудь отца снова увидим. Вы не подумайте, во всем остальном мама нормальная, она на консервном заводе лучше всех работает.
- А ты его помнишь?
-Конечно, как сейчас перед глазами. Мне тогда двенадцать лет было. Погода в тот вечер стояла ясная, без ветра. Мы пришли на берег провожать, а он нам помахал рукой... Ночью шторм начался. Проснулись, дом трясется, у соседей крышу сорвало, всю целиком, и они потом месяц жили у нас. Их хозяин тоже не вернулся... Я отца часто вспоминаю.
- О чем речь, - вздохнул Рауф. - Отец - самый дорогой на свете человек. Так же, как мать. Но ты не расстраивайся, о будущем надо думать... Поскорее возвращайся, а то мне без тебя будет скучно. Счастливо тебе.
- Я о вас дома всем расскажу, дядя Рауф, - сказал Га-сан. - Я знаю себя, мне без вас тоже, будет тяжело.
После отъезда Гасана ничто уже не отвлекало от работы и размышлений, большую часть которых занимали планы устройства дальнейшей жизни.
Даже с учетом издержек, неизбежных при осуществлении самых продуманных планов, перед внутренним взором Рауфа, сумевшим пробиться сквозь туманы и облачность будущего, временами возникало нечто, манящее тайной неизведанных радостей, казалось близкой планетой, как бы увиденной в иллюминатор с надежной защитой от лучей незнакомого солнца.
При этом выяснилось, что ранее несвойственное ему углубление в далекие от действительности мысли - занятие не просто увлекательное, но и полезное, так как, ничуть не мешая работе, оно заметно сокращало именно тот отрезок времени, от которого многие отказались бы даже ценой соответствующего уменьшения общего срока жизни.
Именно состояние отрешенности от окружающей обстановки помешало ему полностью осознать значительность такого события, как приход Джафара Мамед-заде явившегося лично пригласить Рауфа на свидание с племянницей. Дело происходило утром, то есть в самое что не на есть неподходящее для посетителей время и видимо, поэтому старший надзиратель выглядел озадаченным. Разговаривал он без присущей ему суровой бодрости, глядя в сторону и словно приподняв бровями лоб. Рауф, у которого причин для удивления было действительно больше, чем у начальства, не знавшего, что у него никогда не было племянницы, своего замешательства не выдал и послушно проследовал за надзирателем в административный корпус.
Там его ждала Аида, которая радостно всхлипывая, бросилась Рауфу на шею, как только он переступил порог.
Прижимая к себе после восьмимесячного воздержания горячее гибкое тело, Рауф в основном испытывал только смущение, и оно не оставило его до конца этой трехсторонней интимно-официальной встречи.
Джафар Мамед-заде в комнату не прошел. Он стоял в дверях, напоминая приоткрытым ртом под седыми усами и форменной тужуркой ветерана-артиллериста, застывшего в ожидании орудийного залпа.
- Как ты сюда попала? - спросил Рауф, отступив на расстояние, почти подходящее для беседы дяди с любимой племянницей.
- Как все сказала Аида. Перемена позиции произвела на нее неприятное впечатление, и ей захотелось устранить ее причину.
- А этот товарищ сам догадается уйти, или ему надо сказать? - громким шепотом спросила она, кивнув на Джафара Мамед-заде. .
- Ты забыла, где мы находимся, - сказал Рауф. - То, что тебя в виде исключения пропустили, - уже большое везение.
- Никакого везения, - возразила Аида. - Пропустили, потому что так им приказали. Если хочешь знать, я для этого ходила к своему дяде. Вообще, я всех родственников с маминой стороны терпеть не могу. Первый раз обратилась к нему с просьбой, только из-за тебя.
- Он всегда был отзывчивым человеком, - Рауф сделал большие глаза, дав этим понять неуместность дальнейшего разговора о неизвестном ему дяде, но на Аиду это не подействовало.
- Дядя - заместитель главного прокурора и его приказы надо выполнять. Мне разрешили встретиться с тобой наедине- Аида при этом выразительно посмотрела на старшего надзирателя, но тот сделал вид, что не слышит.
- Ничего, - примирительным тоном сказал Рауф. - Самое главное, повидались. Скоро я выйду, и тогда все будет в порядке,
- Полтора года - это скоро? - усмехнулась Аида и вдруг заплакала. - Я по тебе соскучилась, во сне каждую ночь вижу, а ты даже не рад мне. - Она рыдала навзрыд уткнувшись лицом ему в плечо. Рауф беспомощно оглянулся на старшего надзирателя, и тот истолковав это как призыв к действию, прошел к столу и, налив из графина стакан воды, передал Рауфу.
Успокоить Аиду удалось с трудом, и, прощаясь, она продолжала судорожно всхлипывать.
Провожать ее пошел старший надзиратель. Оставшись один, Рауф испытал невероятное облегчение, похожее на то, какое, испытывает после пробуждения человек, явившийся во сне голым на банкет в честь юбилея руководителя своего учреждения. Он с напряжением ждал от старшего надзирателя вопросов в связи с появлением юной "племянницы", но тот, вернувшись, ничего не сказал. Направляясь к своему рабочему месту, Рауф неожиданно для себя спросил, когда вернется из затянувшейся командировки Гасан.
В другое время Мамед-заде Джафар и не подумал бы ответить на этот вопрос, целиком относящийся к разряду сугубо служебных и даже тайных, но, видимо, только что перенесенное потрясение сказалось и на нем, и он ответил, что в связи с переводом на милицейскую работу в Ленкорань, вызванным необходимостью ухода за больной матерью, Гасан от своих обязанностей здесь освобожден навсегда.
Конечно, Рауфу это известие не показалось приятным и в первую минуту, но всю значительность его он прочувствовал позже, когда понял, что лишился единственного человека, признавшего за ним право духовного наставника. Словно зрелый колос, увенчанный короной из тяжелых зерен, Рауф был переполнен мыслями и выводами, остававшимися не высказанными из-за отсутствия достойного собеседника. Сидя у костра, он часто вспоминал сыновей, с которыми ему ни разу не довелось всерьез побеседовать о вещах, не имеющих сугубо практического значения, и удивлялся этому. По семье он временами скучал, но в своих письмах - коротких записках в ответ на очередную посылку, запрещал жене и детям приезжать к нему, почему-то стало неприятно, и сердце внезапно кольнуло что-то, весьма напоминающее ревность. Теперь Рауф часто думал о Халиде, вспоминал многое из того, что давно уже считал безвозвратно забытым, и постепенно незаметно для себя, пришел к выводу, что Халида всегда была очень хорошей женой.
Думал он и о своей будущей жизни, но почти все его планы оказались так или иначе связанными с Халидой. От этих высоких дум его периодически отвлекало появление Арифа, по словам которого дела пошли уже на лад и есть надежда, что через несколько дней жалоба будет востребована из прокуратуры окончательно.
Он, как всегда, был в саду, когда его вызвали на первое свидание с женой. Известие это он воспринял почти безразлично и, неторопливо умывшись, отправился на встречу. По скованному тону Халиды чувствовалось, что разговаривать при посторонних людях ей неприятно. С первого взгляда Рауфу показалось, что выглядит она хорошо, а еще немного погодя, слушая рассказ о новостях в доме и в городе, он с удивлением обнаружил, что присутствие жены волнует его, подозрительно напоминает то неодолимое влечение, какое возникает у мужчины при встрече с очень желанной, но недоступной женщиной. Усмехнувшись про себя, он объяснил это странное ощущение, вызванное собственной женой, долгим воздержанием и здоровым образом жизни, свежим воздухом, почти на лоне природы. Когда она кончила рассказывать, Рауф спросил о здоровье ее родителей и, услышав ответ, заметил, что в соответствии с теорией тещи, благодаря его отсутствию они в дальнейшем почувствуют себя еще лучше.
- Ты не прав, - сказала Халида. - Они очень переживают.
-Переживать-то переживают, а при встрече могут не поздороваться, - сказал Рауф.
- Ничего подобного. Папа все время думает, чем бы тебе лучше заняться, когда вернешься. Он считает, что в каком-то смысле нам даже повезло. Ведь теперь тебе придется уйти с прежней работы, где рано или поздно возникли бы большие неприятности.
Возразить он не успел, потому что как раз в эту минуту время свидания истекло. В комнате находилось несколько женщин, но, судя по взглядам мужчин, самой заметной среди них была Халида. И хотя он понимал, что этот успех в основном вызван не очень высокими достоинствами остальных посетительниц.
Самые прекрасные новости он узнал в последний приезд Арифа. Это было в субботу, день, когда Ариф прежде не появлялся. Рауф не поверил своим глазам, когда рядом с ним увидел Аскерова. Это недоверие быстро распространилось и на его слух, - Ариф с радостью сообщил, что птица недавно нашлась. Выяснилось, что, оказавшись в районе курортного поселка Мардакяны, она вывела там птенцов и вместе с ними перезимовала в подвале заколоченной дачи.
Как она очутилась в сорока километрах от города, никто объяснить до сих пор не сумел. Нашли ее с помощью местного почтальона, которого она больно клюнула при первой же встрече в узком переулке. Сейчас вместе с тремя птенцами киви живет
в отдельной клетке нового зоопарка.
Таким образом, обвинение в похищении птицы отныне считается несостоятельным. За ущерб же, причиненный зоопарку самовольным удалением рога у одряхлевшего животного Рауф, в соответствии с законом, уже понес наказание, уплатив денежный штраф и пробыв девять месяцев в изоляции от общества.
Ариф говорил, а стоящий рядом Аскеров кивал в такт головой, и вид у него при этом был довольно-таки понурый. Дальнейшее происходило, как в тумане. В сопровождении Аскерова Рауф прошел в кабинет начальника тюрьмы, где ему был вручен ордер об освобождении, после чего, приняв душ и побрившись, он переоделся, и опять же вместе с Аскеровым н Арифом вышел на улицу.
Конечно, прежде всего Рауфу захотелось попасть в гараж, где его ждала банка с поспевшим уже драгоценным содержимым,
но, совладав с собой, он на любезное предложение следователя ответил, что сейчас поедет с Арифом не в город, а в противоположную сторону, в Бильгя. За семью печатями скрыто от человека будущее, но,- поступив столь благоразумно, ибо его желание встретиться с истосковавшимися близкими в ущерб собственным интересам выглядело ничем иным, как одной из разновидностей благородства, Рауф уподобился 'в этот момент прозорливому мудрецу, чьи каждодневные поступки способствуют возникновению гармонии между быстротекущим настоящим и будущим человеческой жизни. Вскоре он в этом убедился.
Аскеров.на глазах у всего тюремного начальства проводил Рауфа до машины. Несмотря на то, что Рауф разговаривал с ним без неприязни, внимательно слушал и временами вежливо улыбался, почти как с новым соседом или с дальним родственником подчиненного ему сослуживца. Аскеров разговаривал почти виноватым тоном, а напоследок, после того как Рауф уже сидел в машине, пригнулся к окну и, еще раз извинившись за недоразумение, попросил в случае возникновения малейших затруднений звонить ему на работу или домой в любое время суток. И это было приятно.
Ехали молча. Ариф, сосредоточенно глядя перед собой, вел машину, а его бывший клиент Рауф, сидя рядом, наслаждался минутами торжества и одновременно обдумывал, в каких самых убедительных словах посвятить Арифа в свою тайну.
Когда доехали до первой развилки, Ариф, перед тем, как повернуть в сторону Загульбы, махнул рукой направо, где виднелись в отдалении Мардакяны, и сказал, что птицу нашли где-то здесь. Если он хотел этим сделать приятное Рауфу, то это получилось, потому что, с удовольствием представив, как гнусное существо блуждало по окрестным дачам, добывая пищу в мусорных ящиках Рауф вспомнил о собаке и дал себе слово выпросить ее у директрисы, которая, если судить по Аскерову, тоже, наверное, изменилась в лучшую сторону.
После этого Рауф приступил к изложению обстоятельств, которые до сих пор были неизвестны его бывшему адвокату. Неторопливо, со всеми подробностями, рассказал о том, как в доме тестя увидел книгу со старинными рецептами. Поначалу Ариф слушал его хоть и внимательно, но с недоверием, но постепенно, когда Рауф перешел к описанию состава и удивительных свойств омолаживающего снадобья древних, в глазах Арифа появилось выражение острого интереса. Сославшись для вещей убедительности на мнение тестя, Рауф перечислил все запомнившиеся ему исторические факты чудодейственного влияния снадобья на организмы прославленных деятелей прошлого. Историю омолажевания Цезаря, начав ее с описания отлова древнеегипетского носорога, он поведал целиком и уже потом перешел к событиям более поздним, можно сказать, современным, имеющим отношение к нему лично. Рассказывал все, как было, ничего не утаивая, и его слова уподобились отборным семенам и дали первые ростки в ожидаемые сроки, ибо благодаря стараниям, принявшая их почва оказалась настолько ухоженной, что, захоти Рауф воткнуть в нее палку, она проросла бы незамедлительно.
Машина теперь еле ползла, уступая дорогу всем видам транспорта. Время от времени облизывая пересыхающие губы, Ариф напряженно слушал, и этот бескорыстный интерес человека, даже отдаленно не подозревавшего, что за всем этим его ждет, был Рауфу чрезвычайно по душе, и ему даже показалось, что рядом с ним на парте сидит его прежний школьный друг, у которого физическая сила и характер Рауфа вызывали в свое время самое почтительное отношение. Это давно забытое ощущение было приятным, но в следующую минуту, между Загульбой и Бильгя, когда Рауф объявил о своем окончательном решении поделиться драгоценным снадобьем, доставшимся ему ценой таких испытаний, труда и жертв, со своим лучшим и верным другом. Арифом в количестве, потребном для полного обновления изрядно обветшавшего в результате более чем полувековой эксплуатации организма, он понял, что переживает момент доселе не испытанный и счастливый беспредельно.
Великодушным предложением Ариф был растроган сверх меры, приостановив машину, он пожал руку Рауфу, а затем, извинившись за постыдную чувствительность, вызванную диабетом, вытер повлажневшие глаза. Нахлынувшие слезы, волна благодарности и умиления поглотили Рауфа с головой, и поэтому он не сразу разобрался в значении слов, услышанных вслед за этим.
- Но почему? - улыбаясь, спросил Рауф, который в глубине души был уверен, что отказ Арифа не что иное, как тактичная форма согласия, которым отвечают воспитанные люди на первое предложение выпить и закусить.
- Пойми меня правильно, - тревожно оглянувшись на обгоняющий машину трактор, начал Ариф, - я знаю, какая это ценная вещь. Но я не могу себе этого позволить. Вспомни Мамеда Мелик-Еганова.
- Какого еще Мелик-Еганова?
- Не знаешь? А ведь это был известный в городе адвокат и очень перспективный. Все у него шло хорошо, пока он не привез из Венгрии "Банфи". Я на всю жизнь запомнил название. Знаешь, что это такое? Сейчас объясню благодаря этому лекарству начинают расти волосы. Гарантия сто процентов. Говорят, изобретателю хотят дать Нобелевскую премию.
- Не понимаю, что ты плетешь! - с легким раздражением сказал Рауф. - Какой Мелик-Еганов, какие волосы?..
- В том-то и дело, что все оказалось правдой. Мелик-Еганов был абсолютно лысый, а тут через три месяца у него отросли густые волосы. Внешне совершенно другой Мелик-Еганов и вместе с тем вроде бы не совсем человек. И погорел. У всех к нему отношение изменилось. Чтобы он ни сказал, улыбаются. Хотели назначить начальником отдела, раздумали. С тех пор ни одного серьезного процесса не доверяют. И клиентов своих потерял.
- Все врешь, - дослушав, объявил Рауф. - То есть, в том смысле, что отказываешься ты по другой причине. Не хочешь - не надо, если человек не понимает своего счастья, уговаривать его грех.Но объяснить, в чем дело, ты должен.
- Видишь ли, - пробормотал Ариф Прежде всего, я должен тебя еще раз поблагодарить...
- Не виляй, говори прямо!
- Говорю, - по улыбке Арифа Рауф сразу понял, что ответ будет соответствующе неискренним. - Я сейчас вспомнил забавную историю о" том, как один из ширваншахов Ахситан отправился путешествовать по Азербайджану... Потерпи, сейчас кончаю. Он посетил крепости в Барде, Шемахе, Гяндже, и везде под приветственные пушечные залпы его встречали толпы подданных. И только у крепостных стен Шеки, где, кстати, военачальником был его друг детства, появление владыки не было отмечено салютом. Ахситан по тем временам считался правителем хоть и справедливым, но суровым. Не въезжая в крепость, он при всех потребовал у коменданта объяснить, почему не слышны приветственные залпы? "На это есть семнадцать причин", - ответил комендант, стараясь не глядеть в сторону присутствовавшего там же палача. "Говори, какие?"- нетерпеливо приказал Ахситан. - "Первая: нет пушек", - начал перечислять комендант. "Довольно, - остановил его Ахситан, отпуская знаком руки палача. - Я удовлетворен".
- Можно подумать, что тебя заставляют, - хмуро сказал Рауф, подумав про себя, что есть на свете люди, которым помочь невозможно при всем желании, и Ариф из числа этих несчастных.
- Вот видишь, ты обиделся, - Ариф по-настоящему растерялся. - Я тебе очень благодарен. Но постарайся и ты меня понять... Извини, но твое замечательное средство мне не годится. Если хочешь знать-правду, я о времени, когда был молодым, вспоминаю без всякого удовольствия, честное слово! Ничего, хорошего у меня тогда не было. А сейчас я чувствую себя полноценным человеком, а если бы не диабет, то даже счастливым... И ничего больше не хочу, согласен, чтобы все у меня шло, как есть, без изменений. Я про себя, например, знаю, что адвокат я не очень способный, звезд с неба не хватаю, но люди-то ведь меня за что-то все же уважают... И дома у меня все нормально. Дети меня любят, жена, по-моему, тоже... А тут вдруг - раз! и я помолодел. Как же все это будет выглядеть? Кем я для них после всего этого стану? - Явственно представив первую встречу друзей и родственников с новоявленным юношей, Ариф пришел в сильное смятение, вследствие чего резко затормозил перед светофором, зеленый "свет которого, видимо, показался ему недостаточно зеленым.
- Поезжай, поезжай, - снисходительно улыбнувшись, сказал Рауф. -.Всего ты боишься. Каким был, таким и остался. Представляю, что ты сейчас обо мне думаешь...
- Ничего плохого, - торопливо прервал его Ариф. - Ты другое дело. Ты человек решительный, смелый.
- И эгоист, - добавил Рауф. - Слушаю тебя и думаю, а для чего мне все это? Да разве я из-за одного себя стараюсь? В конце концов, кто выиграет от того, что я, может быть, стану энергичнее и сильнее? Ну подумай!.. Семья, конечно. И друзья. И тебе говорил уже, что многое решил изменить в своей жизни. - Рауфу казалось, что он говорит правду, более того, поразмыслив, он понял, что и впрямь выразил вслух то, что в последнее время у него копилось в душе. - А ты тоже не прав, такие серьезные вещи нельзя сразу решать. Посоветуйся дома. Верно говорю?
- Конечно, - с готовностью согласился Ариф Посоветоваться никогда не мешает.
- Все равно я тебя уговорю. Это мой долг, - искоса поглядывая в окно, Рауф рассеянно потрепал Арифа по плечу. Хороший человек его приятель, но умом, к сожалению, не блещет.
Они уже въезжали в Бильгя. Рауф напомнил, где надо свернуть с шоссе, и машина, медленно пропетляв между тесно сдвинутыми заборами, вскоре остановилась у знакомых ворот. Рауф пригласил Арифа на дачу, ему не хотелось появляться сейчас там одному, но в ответ на уговоры Ариф озабоченно посмотрел на часы и клятвенно заверил Рауфа, что медсестра, которая делает ему на дому инъекции инсулина, может не дождавшись уйти, а так как с диабетом шутки плохи, не исключен самый печальный результат.
Подходя к воротам, Рауф ни с того ни с сего вдруг испытал приятное ощущение робости и смущения, показавшееся ему тут, на пороге родного дома, совершенно неуместным и нелепым. Кроме того, оно мешало наслаждаться заслуженной радостью победителя. Он пытался побороть это состояние, но оно, вместо того чтобы бесследно исчезнуть, усилилось к тому времени, когда он вошел во двор, и под его вредным воздействием у Рауфа замедлились шаги и вспотели ладони. Поэтому он обрадовался, что его приход оказался незамеченным.
На балконе, где обычно собиралась вся семья, никого не было видно. Дорожка к дому шла через ровную площадку, покрытую разросшимися плетьми нераскрывшихся виноградных лоз, и, глядя на них, он почему-то озабоченно вспомнил, что пора .обрезки и прививок подходит к концу и виноградник останется невозделанным. С этой неожиданной и ранее не приходившей в голову мыслью оказалось справиться нетрудно и, быстро избавившись от нее, Рауф поднялся на веранду.
С заднего двора доносился оживленный шум. Судя по возбужденным выкрикам, игра проходила азартно. Некоторое время Рауф в раздумье постоял на балконе, а затем, после того, как окончательно пришел к решению не использовать спортивную площадку в качестве места первой встречи с домочадцами, поднялся по внутренней лестнице на второй этаж.
Окна здесь были распахнуты настежь и, чтобы его не увидели со двора, он, низко пригнувшись; прошел мимо них к ближайшей двери и там на пороге остановился, как вкопанный, наподобие человека, перед которым неожиданно открылось необычное зрелище, вроде, скажем, водопада в горах или автомобильной аварии. И это было странно, потому что ничего особенного, кроме своей жены Халиды, дремавшей на тахте, он в этот момент не увидел. И все-таки не мог ни шагу ступить дальше, даже окликнуть ее не посмел, ему отказали ноги, онемел язык. А она вместо того, чтобы проснуться от стука его сердца и броситься навстречу, продолжала спокойно спать. Наконец, истекла минута оцепенения, и Рауф тихо вошел в комнату. Он стоял и рассматривал свою собственную жену, и она казалась ему самой желанной и прекрасной из всех виденных им женщин. И это несмотря на то, что не будучи оповещенной о свидании, она лежала перед мужем какая есть, не накрашенная и непричесанная, и не в кружевном белье под надушенным прозрачным пеньюаром. Испытывая безудержное влечение, он присел рядом, прикоснувшись к разметавшимся на подушке волосам, тихо назвал ее по имени. Вначале испуг и недоумение мелькнули в затуманенных сном глазах, когда она увидела близко над собой лицо Рауфа, но вскоре исчезли, когда, окончательно проснувшись, она оказалась в его объятиях.
На предложение немедленно оповестить о радостном событии всех волейболистов он отозвался лишь коротким нервным смешком и надолго прильнул поцелуем к горячим и без помады розовым губам. Несмотря на продолжительность этого действия, оно не привело к ответному взрыву страсти. Продолжая неподвижно лежать и после того, как он, торопливо сорвав с себя одежду, начал дрожащими руками расстегивать ее халат, она лишь безучастно посоветовала, чтобы он на всякий случай запер дверь.
После долгой разлуки ему показалось незнакомым лежащее рядом женское тело с нежной кожей округлых плеч и высокой груди, исполненные притягательной красоты упругие полные бедра. И он испытал ни с чем не сравнимую радость, почувствовав, как постепенно начинают отзываться на его исступленные ласки ее губы и тело. Радость и смутившее самого Рауфа благоговение.
Он подошел к окну и, стараясь не высовываться, осторожно выглянул в окно. Ему не терпелось посмотреть на детей, но увиденное сразу же заставило отказаться от дальнейшего обзора - прямо напротив окна в тени забора стояла его машина. Да, да!
Как это ни невероятно, но той же марки и того же цвета, что и его собственная, запертая в гараже, с той же не выправленной вмятиной на переднем левом крыле... Кроме того, к машине был прикреплен знак, также заставивший Рауфа усомниться в известной истине, в соответствии с которой одна и та же вещь не может одновременно находиться в разных местах.
В мыслях Рауфа возник сильнейший беспорядок, и он, вернувшись на тахту, на две-три минуты удалился от активной умственной деятельности.
- Там у забора стоит машина, - затем сказал он. - Моя?
- Наша, - подтвердила жена, она одевалась, застенчиво укрывшись за открытой дверцей шифоньера. - Кямиль нас на ней привез. Я не знала, что он так хорошо водит.
- А как он очутился в моей машине? - спросил Рауф. - Я же запер ее в гараже, а ключи взял с собой.
- Снесли гараж сказала жена. - Во дворе снесли все гаражи. Объявили, что построены незаконно. Два месяца назад, - обеспокоенная молчанием мужа, она выглянула из-за дверцы, - ты не расстраивайся. Всем бывшим владельцам отведены участки в восьмом микрорайоне
- Почему я об этом не знал?
- Посоветовали тебе не сообщать. Сказали, у тебя и без того неприятностей хватает... Ничего не пропало. Стены, крышу, к общем, все железо, сложили на новом участке, а запчасти Кямиль перевез сюда и опустил в погреб.
- Там еще кое-что было, - сказал Рауф.
- Бутылки? Дождались тебя целыми, сок выпили дети И еще банку там нашли, с вареньем. Не сразу догадались, что это варенье.
- Ну и...? - он удивился, что жена услышала, так тихо прозвучал его голос. - Все съели?
- Ни капли не осталось. Ели за завтраком, в обед и на ужин. Ты же знаешь, родители, особенно папа, почти не едят сладкое, а тут, как сумасшедшие, набросились. За неделю весь баллон опустошили.
Халида вышла из-за дверцы. На ней было платье из легкой светло-розовой ткани. Рауф его раньше не видел, так же как и новой прически, открывающей шею и не успевшие еще покрыться загаром плечи. В коротком платье и в туфлях без каблуков она выглядела такой юной, что у него, словно в предчувствии какой-то неотвратимой беды, тоскливо защемило сердце. Он ничего не сказал ей, потому что все его мысли и желание были вытеснены одной-единственной догадкой, и она, пронзительная и одинокая, теперь звучала траурной мелодией трубы над замолкшим оркестром.
Уже не таясь, он выглянул в окно, но обе команды, семья Рауфа и обитатели соседней дачи, были настолько увлечены игрой, что его никто не заметил. Он не удивился, увидев среди играющих тестя, который, облачившись в синие с белым кантом трусы и такую же майку, играл старательно, но явно неумело. Судя по тому, как он с азартным воплем, оттолкнув в сторону сына Рауфа, подпрыгнул над сеткой в тщетной попытке добить мяч, сам он этого не понимал. Вид потного человека с перекошенным от крика лицом, который, забыв о приличествующем его возрасту поведению, резвится с детворой, - зрелище не из приятных. На Рауфа оно произвело прямо-таки отталкивающее впечатление, особенно после того, как он, стоя у окна, вдруг заметил удивительное сходство между суетливо подпрыгивающим на мосластых ногах тестем и отвратительной птицей киви. А когда тесть, держа мяч перед носатым лицом, поскакал на подачу, Рауфу показалось, что не человек, а мерзкое двуногое пернатое устремилось в беге к нему, и он отпрянул от окна.
Больше всего ему хотелось остаться одному, и он облегченно вздохнул после ухода жены, которая спустилась вниз, чтобы накрыть стол в честь предстоящего сюрприза.
Рауф сидел на тахте, подперев руками голову, и, стараясь не отвлекаться на мелкие детали, обдумывал в главных чертах план будущей жизни. Но успел составить лишь вступительную часть, и то не полностью, потому что ему помешал ворвавшийся вместе с порывом ветра мощный радостный крик, в котором дружно слились хорошо знакомые голоса.
Услышав этот крик, возвестивший, что победила его семья, Рауф заставил себя встать. Выйдя из комнату, он начал медленно спускаться вниз.