Ибрагимбеков Максуд. Прилетала сова

   Неужели из-за ее одежды?
   Бабушка в это время, о чем-то задумавшись, сидела на балконе. Она несколько раз в день так садится отдыхать. Чем бы ни занималась, бросает все, как будто ее вдруг все силы покинули, и садится ненадолго. Вот она сейчас смотрит внимательно вдаль, так и кажется, что она ждет кого-то или морем любуется, а на самом деле она в это время ничего и не видит, потому что думает о чем-то своем, спросишь у нее что-нибудь, она сперва встрепенется, как будто со сна, и не сразу понимает, о чем разговор, приходится второй раз спрашивать:
   - Неужели из-за одежды своей?
   - А что мне до ее одежды? - сказала бабушка. - Как хочет, так пусть и одевается. Если мужу по душе...
   - Почему же она тебе не нравится?
   - Нравится, не нравится... А зачем она должна мне нравиться? Это разве жена мужу? С тех пор как появилась., ни одного гвоздя не прибила, вещи ни одной в доме с места не сдвинула, все как стояло, так и стоит без толку. Хоть бы раз Кямила чем-нибудь, кроме яичницы или жареной колбасы с помидорами, накормила бы...
   - Так она еще не умеет, научится.
   - Как же, научится! Краем глаза хоть бы глянула, когда я готовлю!.. Музыка и танцы мужьям быстро надоедают. И у них это недолго протянется. Хоть бы у Адели поучилась!
   - Сравнила!
   - Я не сравниваю их - не гуси! Говорю, Аделя то перед глазами целый день в хлопотах - и дети у нее, и хозяйство.- И уколы делает.
   - Тоже дело.
   - Сплетница она!
   - А это, милый мой, ее дело, не было бы охотников послушать, и сплетни перевелись бы.
   - А почему ты все это Наиле не скажешь?
   - Сколько в колодец воды ни лей, в нем ее не прибавится.
   В воскресенье утром, только вышел из дому - иду к дяде Кямилу, смотрю, и Рашид туда же направился. Хотел было вернуться, но потом подумал, может быть, он ненадолго, уйдет, а мы останемся. Сидим, на балконе, дядя Кямил и Рашид разговаривают, я слушаю. Рашид говорит:
   - А где хозяйка? '
   - Нет ее.
   Рашид посмотрел, как дядя Кямил прикурил новую сигарету от окурка, и посоветовал ему бросить курение. Не сразу, а постепенно - первые дни по полпачки, потом несколько дней по четверти, а дальше - каждый следующий день курить на одну сигарету меньше, очень просто. Когда он сам бросал, первые дни самые трудные были, так и тянуло закурить, но усилием воли, он себя удерживал. Уже два года не курит, и сам себя гораздо лучше чувствовать стал, и детям польза из-за отсутствия в квартире дыма, вот одна неприятность только - с тех пор как бросил курить, ноги у него начали сильно потеть, а раньше этого не наблюдалось.
   Дядя Кямил, как услышал про это, начал смеяться, я, глядя на него, тоже засмеялся.
   - Извините, - сказал дядя Кямил, голос у него сразу серьезный, как будто не он только что смеялся. - Не знаю, с чего это мне так смешно стало... Так вы начните курить, может быть, перестанут они потеть.
   - Нет уж, - сказал Рашид. - Пусть уж лучше ноги потеют, чем сердце раньше времени барахлить начнет.
   - Тоже верно, - сказал дядя Кямил, пошел в комнату и вернулся оттуда с машинкой. - Вы посидите, а я постучу немного.
   - Работайте, работайте, - сказал Рашид. - Я ведь на минутку. Пойду.
   Я сказал, что тоже ухожу. Дядя Кямил кивнул головой:
   - Приходи вечерком, телевизор посмотрим. Аделя была у нас. Со своей приятельницей. Когда я вошел, они замолчали. Потом Аделя у меня спрашивает:
   - Ты знал, что Наиля от Кямила ушла?
   - Как ушла?
   - Вот так, бросила его и уехала. Ты разве не знал? Я повернулся и пошел.
   - Ты куда? - бабушка мне вслед кричит.
   - По делу, - говорю. Я разве знаю куда, совсем растерялся, иду себе куда глаза
   глядят, смотрю, я уже к станции электрички вышел. А я сюда и не собирался идти... Очень мне было грустно в тот день, когда я узнал, что Наиля уехала.
   Самое удивительное, что все в один голос в уходе Налии обвиняли дядю Кямила. Аделя так и сказала:
   - Я бы на ее месте давно бы сбежала! Я, например, интеллигентный человек, лечащий врач, и характер у меня хороший, но когда у себя дома слышу, как он стучит на этой проклятой машинке, меня трясти начинает через полтора часа, я представляю, что она вынесла! И с самого начала, как увидела ее, сказала, помнишь, Рашид, эта девушка ему не пара, не для него она.
   - Не надо так, Аделя, не надо, - укоризненно сказал Рашид. - Что было, то прошло. Я сейчас о нем думаю, что с ним будет. Неудачник он и лентяй, работать не хочет. Вот в чем причина всего. Надо, чтобы ему объяснил кто-нибудь, что на машинке стучать - это не для него занятие. Делом надо заняться, делом.
   Они все у меня выспрашивали, из-за чего Наиля ушла, оба сразу начали меня уговаривать - расскажи да расскажи, ты все вечера у них пропадаешь.
   Они спрашивают, а я вижу, что оба они рады, что Наиля ушла от дяди Кямила. Они ни слова об атом не говорили, но я чувствовал, как они его не любят. Что он им сделал?
   Спасибо бабушке, она попросила их оставить меня в покое. Так бы я им все и рассказал бы! Выложил бы сразу все, что знаю!
   . А ведь я ничего н не знаю. Почему она уехала? Не знаю. Они при мне ни разу не ругались, да и без меня тоже - по-моему, у нас слышно было бы! Вон когда Сеймур со своей женой ругается, крики на берегу слышны, если только ветер с моря не дует. Грустные они оба ходили в последние дни, что правда, то правда, но ведь из-за этого так вот, вдруг, от мужа не уходят. Васиф сказал, что, наверное, Наиля ушла к другому. Я ему говорю, как же так, ведь она дядю Кямила любит, не может этого быть.
   - Как пить дать, вот я на пляже видел одну, тоже красивая, весь июль по субботам с одним парнем приезжала в красном "Москвиче", а в августе, смотрю, с другим приехала - в серых "Жигулях". Как совсем стемнело, отъехали они за скалы, подобрался - заглянул, все то же самое! Им доверять нельзя!
   Я все-таки говорю ему - не станет Наиля с другими по пляжу ездить, а сам вдруг ужасно испугался, вдруг Васиф прав. До того мне тоскливо стало, просто слов никаких нет сказать.
   Не может быть! Просто не может так быть, чтобы все так кончилось. Они же любили друг друга, это-то я точно знаю. Что же получается? Если люди сперва любят, а потом расходятся сразу же и навсегда, то все, что я читал про любовь, просто выдумки. Значит, и любить никого не стоит. Люди на смерть идут, когда любят... А дядя Кямил и Наиля любили друг друга. Мне всегда казалось, что я все могу понять, но сейчас я просто не знаю, почему все так происходит. Васиф говорит мне - ты чего вдруг вспомнил, лицо у тебя такое, как будто ты вспомнил неприятное что-то. Я говорю, вспомнил, что мне домой пора, - и ушел, только не домой, а просто пошел и походил немного, бабушка дома одна, с ней тоже поговорить надо, скучно ей.
   На обратном пути я остановился возле мельницы, постоял, посмотрел на нее и пошел, дальше, - стоит себе, машет крыльями - воду качает из колодца.
   Скрипит от старости. Давно пора снести а поставить вместо нее электрический насос. В селении многие так и сделали. В прошлом году мне и в голову не пришло бы остановиться возле нее. Ничего особенного. Таких здесь штук десять осталось. Наиля, как только ее. увидела в первый раз, мы вдвоем возвращались вечером из селения, остановилась как вкопанная, какая прелесть, говорит, давай зайдем внутрь. Зашли, внутри все скрипит, ходуном ходит, вот-вот развалится. Когда мы вошли, несколько летучих мышей сорвалось с места к стало метаться с перепугу, она и про них, какая прелесть, я ей говорю, они же в волосы могут вцепиться намертво, и человеку придется стричься. Всем известно. Мне-то что, у меня стрижка совсем короткая, а вот у нее волосы густые и длинные, летучие мыши только и мечтают о таких. Еле-еле уговорил ее уйти, но все равно каждый раз Наиля перед этой мельницей останавливалась. И что она в чей нашла?! А волосы у нее пахли какими-то духами, нежными-нежными, мне каждый раз становилось немножко грустно от этого запаха.
   Бабушка к дяде Кямилу стала гораздо лучше относиться, вот
   что мне приятно. Она мне ничего не говорила - я сам догадался
   по ее сварливому голосу.
   - Иди, - она мне говорит этим голосом, - позови своего друга, чего он один там сидит.
   - А он меня не послушается, - это я нарочно так ей отвечаю.
   - А ты от моего имени пригласи, - тут она уже забывала про сварливый голос, говорила нормальным. - Скажи, бабушка приглашает ужинать. Он человек воспитанный, поблагодарит и придет.
   Она-то его часто приглашала, но пришел он к нам всего раз или два.
   Дядя Кямил ест, а она смотрит на него и вздыхает украдкой. После его ухода она мне говорит:
   - Нет худа без добра. Погорюет и забудет. Не пара она ему. С его характером ему другая нужна- домовитая и степенная.
   - Как Аделя?
   - А что Аделя?
   - Ничего. Знаю, что она тебе нравится.
   - Аделя, знаешь, за кого Зарифа замуж вышла?
   - Откуда же мне знать.
   - Утром она приезжала с мужем. Смотрю, сперва к Рашиду зашли, я думаю, ничего себе, быстро же старое забывается, а потом все я узнала, оказывается, она за дальнего родственника Рашида вышла. Он из того же села, что Рашид, в Баку приехал. Он теперь у нее живет, квартира от Шахлар-бека большая осталась... Зарифа радуется, жалеет только, что детей нет. Похудела очень.
   - А как они нашли друг друга?
   - Вот не знаю, - сказала бабушка. - Не спросила. Познакомил их кто-нибудь, наверное, Аделя или Рашид. Не на улице ведь встретились... Господи, - сказала бабушка, как будто вспомнила что-то, - дожить бы мне до того дня, когда ты женишься. Нет. Не доживу. Посмотрела бы, на ком ты женишься.
   Сказала она это, а я стал думать, на ком бы я хотел жениться. Честно говоря, мне в жизни многие женщины нравились, может быть, даже чересчур часто, почти ни одного раза не было, чтобы я в кино сходил бы или в театр, и мне кто-нибудь из артисток не понравился бы. Но это раньше было. Я сейчас, как подумал о женитьбе, сразу же Наилю представил. Захотелось, чтобы она была точно такой, как Наиля, - такой же высокой и красивой, чтобы она так же хорошо умела танцевать и чтобы от нее пахло такими же духами... И чем больше я об этом думал, тем яснее представлял себя, когда стану взрослым, почему-то похожим на дядю Кямила. Вроде бы это я, а получалось, что все-таки на самом деле дядя Кямил - потому что и лицо, и рост, и даже одежда были его. И вдобавок ко всему он слушал, что ему говорит Наиля, и одновременно с этим стучал на машинке. Как же это так получается? И спросить не у кого. Наверное, даже у дяди Кямила нельзя. Хоть мы с ним в последние дни почти каждый вечер ходим гулять.
   Идем себе, разговариваем о разных вещах или просто молчим - тоже приятно. Он мне сказал о том, что Рашид предлагал ему продать дачу. Я думаю, только мне этого не хватает, чтобы и он уехал.
   - Знаешь, сколько он предложил? - улыбаясь, сказал дядя Кямил. - И не старайся, все равно не угадаешь.
   Я чуть не сел, когда услышал, сколько Рашид ему денег предложил.
   - Откуда у него столько?
   - Наверное, накопил лет за семьдесят-восемьдесят, - усмехнулся дядя Кямил. - Он же почти ничего не тратит, только на семью, машину и дачу, остаток зарплаты ежемесячно копил, вот и скопил наконец. А зарплата у него знаешь какая? Сто шестьдесят рублей... Жалко, конечно, упускать такой случай, но я отказался. Может быть, со временем еще накинет немного. Как ты думаешь?
   -Разве можно одному человеку иметь две дачи? - спросил я.
   - Умеючи все можно. Он мне сказал, что вторую купит на имя своей сестры. Ты, мой
   милый, не беспокойся, они законы лучше любого юриста знают. И поэтому лучше нас от них защищены. Скажу тебе честно, я этому Рашиду в душе благодарен - я ведь хотел уехать из Баку, совсем уехать, была у меня такая мысль. И уехал бы, если бы не Рашид. Вот когда он предложил мне для моей пользы купить у меня дачу, мне вдруг показалось, что, если я соглашусь, Рашид так и скупит все/вокруг - дачи, улицы, людей... Ну я сказал ему кое-что по этому поводу. Надолго запомнит. Он не обиделся. Не нервничай, говорит, я тебя прошу. Бог с ней, с дачей, лишь бы все здоровы были. Понял? Железный человек. Не то что мы с тобой!
   Но вообще в последнее время он редко шутил.
   С тех пор как она уехала, дядя Кямил здорово изменился. Неразговорчивый стал и угрюмый. И похудел очень. Он и раньше много работал, а теперь так совсем от машинки не отрывается. Как приедет из города, спустя минут десять слышно уже, - как она стрекочет. Пойдешь к нему, а он кивнет, поднимет голову - "здравствуй, садись, я сейчас кончу" - и продолжает. Когда дядя Кямил печатает, он что-то шепчет, сколько ни прислушивайся, ничего не услышишь, видно только, как губы шевелятся, он, наверное, диктует себе так, а лицо у него при этом все время меняется, то озабоченным становится, то хитрым-хитрым, а однажды я услышал, как он ни с того ни с сего вдруг рассмеялся, посторонний подумал бы, что он ненормальный-, сам с собой разговаривает и смеется. Только сейчас он не смеялся, сидел с угрюмым лицом и печатал, попечатает немного, остановится, подумает о чем-то и снова. Он так до утра может. Я к Наиле хорошо относился всегда, да что там относился, из всех женщин, которые мне встречались в жизни, она мне больше всех, может быть, нравилась, но, глядя на дядю Кямила, я почувствовал, что отношусь к ней уже не как прежде, гораздо хуже. Она что, не понимает, что он из-за нее так мучается?!
   - Дядя Кямил, а может быть, вам надо съездить за ней? Я спросил, и мне показалось, что и он как раз об этом же одновременно со мной подумал, потому что ответил сразу, даже секунды не подумал:
   - А почему это я должен за ней ехать? Разве я виноват перед ней в чем-то?! Никуда я не поеду! - Он сердито это сказал, потом остановился и посмотрел на меня с удивлением, видно, не ожидал, что я могу спросить такое. И снова стал печатать.
   Я в это время телевизор смотрел, вдруг слышу, тихо стало, машинка перестала стучать, я повернулся, а он мне говорит:
   - Я тебя прошу, ты больше со мной о ней не говори. Ладно?
   И вдруг внизу как заплещется что-то. Даже сюда, на скалу, брызги долетали.
   Еще одного он тащит?! Что же это происходит? Тащит. Даже больше первого. Васиф на этот раз даже не тронулся с места, сидел неподвижно и смотрел, как рядом с ним поднимается второй осетр. Я встал и помог засунуть его в ведро. Теперь из ведра высовывались два хвоста, и не то что просто высовывались, а размахивали так, как будто хотят вместе с ним улететь. Если бы мы их не держали изо всех сил, то из ведра осетры, конечно, выскочили бы. Потом этот рыболов в матроске попросил меня подержать и второй хвост, пожалуйста, сказал, а сам взялся их укрывать парусиной. Мы взвалили на нее еще несколько обломков скалы, каждый килограмма два-три, не меньше, только тогда осетры затихли. А Васиф все молчал. Честно говоря, и я помалкивал, растерялся, наверное, да и любой другой человек на моем месте растерялся бы - за каких-нибудь полчаса поймать удочкой двух осетров. Кому хочешь в Гаялах расскажи, смеяться будут. Сел я на свое место, забросил удочку, может, думаю, на этот раз повезет, может, какому-нибудь хоть самому захудалому осетришке моя удочка приглянется. Всякое бывает. А этот в матроске спять ко мне - можно? Это он насчет червяка. Самое интересное, что теперь, после того как он пересел, баночка Васифа с ним рядом стоит, а он все-таки из моей червя хочет. Может быть, этот тоже в приметы верит. Подошел, выбрал червяка, сперва спасибо сказал, потом поплевал на червяка, наживил. Может быть, у него слюна какая-нибудь особая, которая осетрам нравится?! Я Васифу говорю:
   - Ну теперь наша очередь. Начинай ты первый. - А он на мои слова никакого внимания, отложил удочку, встал и подошел к этому в матроске, встал за его спиной и говорит:
   - А ну вставай! - Тот посмотрел на Васифа, потом на меня, а я смотрю, не понимаю, чего от него Васиф хочет.
   - Зачем?
   - Вставай, говорю.
   Тот по голосу Васифа понял, что лучше не спорить. Отложив удочку, встал.
   - Ну встал.
   - Вот что, - сказал Васиф, - ты пока прекрати ловить, посиди здесь немного, потом видно будет. Понял?
   - Не хочу просто так сидеть. Буду ловить.
   - Только попробуй! Ну!
   - Слушай, - сказал этот рыболов в матроске. - Это же неправильно. Я не понимаю, чего ты хочешь. Я поймал двух осетров? Поймал. Ты мне не мешай, я сейчас еще одного поймаю и тогда, пожалуйста, перестану... Каждому по одному. Чего ты?
   Я почему-то поверил, что он может еще одного осетра поймать. И тут он на меня посмотрел, мол, правильно я говорю? Правильно, конечно. И толковать тут не о чем.
   -Ты что, не понимаешь, - закричал Васиф, - что тут стая осетров под скалами сейчас проходит. Такое, может быть, раз в жизни бывает. Если бы не этот тип, то мы бы их поймали! А он еще дурака из себя строит, - орет как сумасшедший. - Отойди отсюда!
   - Никуда я не отойду! Буду ловить. - И тут они сцепились. После того как Васиф на него бросился. Я подумал, Васиф ему запросто надает, но вышло по-другому, он, оказывается, и дерется вполне прилично. Они у самого края дрались, я испугался, что они свалятся, а море здесь под скалами такое, что в него даже добровольно лучше не соваться, а если туда еще упасть с такой высоты, да еще вниз головой... Я как подумал об этом, вскочил и побежал к ним. И тут он испугался, взгляд у него был ужасно перепуганный, когда он увидел, что я бегу к ним. Решил, наверное, что и я на него наброшусь. Побежал он от нас со страшной скоростью, на ходу обернулся, здорово он напугался, лицо его у меня уже времени не было разглядывать, ко мне показалось, что оно не только перепуганное, по и удивленное немного, как будто спросить что-то хочет, видно, он все-таки удивился, что я тоже решил на него напасть. Я еле успел Васифа схватить за воротник, когда он бросился его догонять.
   - Ты чего, - говорю, - с ума сошел? Ты чего от человека хочешь? Ты же не прав! - Говорю, а сам чувствую, что бесполезно с ним разговаривать, видно, совсем из-за этих осетров обалдел.
   - Гад он, - сказал Васиф, - он же наших осетров поймал. Мы столько старались, а он пришел и поймал. - Васиф говорит, а мне слушать противне. Очень все нехорошо получилось.
   - Ты за мной не иди. Я позову его обратно. И не лезь к нему больше. Я тебя очень прошу! - Добежал я до конца нашей площадки, обогнул скалу, а его не видно. В двух шагах ничего не видно. Как будто засунули тебя в стакан из матового стекла. Да тут что-нибудь увидишь в таком тумане?! И в какую сторону он побежал, не знаю. Может быть, я совсем в другую сторону бегу! Бегу и кричу изо всех сил, дурак дураком - мальчик! Мальчик! Имени же мы его не спросили. До того забегался и докричался до того, что в горле пересохло. По-всякому кричал: и "мальчик", и "матроска", и все ни к чему. А на обратном пути еще поскользнулся и коленом стукнулся, так что чуть не взвыл от боли. Зря Васиф на него набросился, стая, как же! С трудом я добрел до площадки, до того устал, что в боку закололо. Смотрю, Васиф у ведра стоит, снял парусину, осетрами любуется.
   - Не догнал, - говорю ему. - Нехорошо получилось все-таки.
   - Да ну его к черту! Нашел о чем думать. Осетры-то нам
   остались!
   Тут как я наподдал ногой по этому ведру, сам не знаю, как это получилось, оно со всеми осетрами, вместе с парусиной полетело в море. Васиф посмотрел ему вслед, а потом на меня бросился...
   Ничего себе, половили рыбку. У Васифа нос разбит, у меня губа в крови, рубашка разорвана до пупка, и еще колено ноет. Умылись, стали вещи собирать.
   Васиф две рыбешки подобрал - леща и бычка, тех, что мы до его прихода поймали, Васиф их отложил в сторону, когда осетрами любовался, вот они и уцелели. Васиф повертел их в руках, потом подвесил их на кукан. Вздохнул.
   - Ирония судьбы, - говорит. У меня на него злость прошла, еще когда мы умывались, а тут жалко стало. Почти до самой нашей калитки молчали.
   - Эти осетры рублей по пятнадцати пошли бы, не меньше, - сказал Васиф, мы бы сегодня же лодку купили;
   - Купим в следующем году, - сказал я и вошел в калитку. - Купим. Не беспокойся. Ну пока.
   Аделя была у нас. Помогала бабушке делать долму из виноградных листьев. Как только меня увидели, обе обрадовались, сразу же сунули мне в руки миску и послали за рисом. И еще сказали, чтобы я напомнил Рашиду, что он обедает у нас, и не опаздывал.
   Я поднялся на их балкон - смотрю, Рашид стоит и разговаривает со своим знакомым, у которого голубые "Жигули". Я поздоровался, а они на меня даже не глянули; Этот знакомый говорит:
   - Слушай, у меня же дети, семья.
   - Ты бы о них вспомнил, когда за моей спиной все это начинал. Кого хотел обмануть? Ну что, пошло тебе впрок? А я тебе доверял. Всегда доверял. Честным надо быть.
   - Рашид, о чем ты говоришь? Я же пропадаю, ты что, не понимаешь? - Я на него посмотрел, смотрю, стоит человек, ас него пот градом катится, хотя день сегодня выдался нежаркий, даже: прохладный, а он до того потный, что даже рубаха наг сквозь промокла.- Я все бросил, приехал к тебе, помоги мне;
   - Пусть тебе бог поможет, - сказал Рашид. - Я твоей гибели не хочу. Но помочь ничем не могу. Я из-за тебя рисковать не хочу. У меня тоже дети.
   Тот посмотрел на Рашида, потом облизнул свои потные губы, я подумал, что он опять примется уговаривать, а он только одно слово сказал:
   - Ладно, - и повернулся, чтобы уйти.
   - Иди, - сказал Рашид. - И с этой минуты забудь, как меня зовут. Ты меня понял?
   - Я-то забуду, - сказал тот, - я-то забуду, - чувствовалось, что ему хочется еще что-то сказать но он никак не может решиться. Но все-таки сказал: - Другие не забудут.
   И тут Рашид пошел на него. Идет, а тот отступает. Мне вдруг показалось, что это не Рашид, а какой-то другой, незнакомый человек. Гораздо выше ростом и тяжелее, и лицо другое, как будто с деревянной кожей, с бровями, обмазанными черной
   ваксой.
   - Меня Аделя за рисом послала, - они оба вздрогнули, когда мой голос услышали. Рашид сразу остановился, а тот отошел еще шага на два.
   - Рис? - спросил Рашид. - Рис на кухне. Посмотри там в белом шкафу.
   Я набрал полную миску и пошел домой, а они оба смотрели мне вслед.
   - Бабушке кланяйся от меня, - сказал Рашид.
   Из наших дверей я увидел, как знакомый Рашида вышел от них, сел в свою машину и уехал. Мне было интересно, уговорил он Рашида помочь ему или нет. Хотя я и не знал, о чем он его просил, но все равно было интересно.
   Вернулся, отдал рис, Аделя рассказывает, а я сижу слушаю, делать-то до обеда все равно нечего, о том, как Рашид заподозрил, что у него начался диабет. Он вообще на больного не похож, здоровый очень, зарядку по утрам делает с гантелями, но все время с какими-то лекарствами возится - витамины принимает, таблетки, которые нервы успокаивают. А чего ему их успокаивать, я ни разу еще не видел, чтобы он сердился или волновался, разве только вот кроме этого разговора с приятелем, но это же один раз всего.
   Оказывается, Рашид очень переживал из-за того, что у него может быть диабет, Аделя объяснила нам, что эта болезнь мало того что тяжелая, она еще неизлечимая, и решил все проверить -окончательно. Сперва кровь в поликлинику сдал на анализ, а потом повез с собой утром в город и мочу в бутылочке - тоже на анализ. Рашид в этот день, сказала Аделя, с утра сильно нервничал из-за того, что его вызвали к начальнику в министерство, это в другом здании, и он заехал туда по дороге к себе на работу. Рашид беспокоился, когда ехал, потому что у начальника этого характер крутой и строгий, хотя, по словам Адели, Рашиду беспокоиться нечего по причине его хороших знаний и безупречной .работы. В кабинете у начальника выяснилось, что беспокоиться и впрямь не из-за чего, - мало того, что он, говоря о делах, был очень приветлив, так еще, когда Рашид уходил, намекнул ему, что подумывает о его повышении. Рашид на работу приехал в связи с этим в хорошем, можно сказать, прекрасном настроении. И оно у него продержалось до самого обеденного перерыва, когда надо было идти в поликлинику делать анализы. Тут Рашид вспомнил, что оставил бутылку на столе у своего начальника. Домой он приехал в очень плохом состоянии, и Аделе пришлось ему срочно сделать укол. Она его все успокаивала, но ничего из этого не вышло.
   Рашид сказал что, по всей видимости, ему лучше уйти на другую работу, потому что этот начальник со строгим и коварным характером совершенно точно сейчас думает, что Рашид придумал очень хороший способ его безнаказанно унизить и оскорбить. Рашид всю субботу и воскресенье советовался с Аделей, как ему поступить - подождать, пока ему бутылку вернут официально, или попросить ее назад самому. Он думал об этом и в понедельник на работе, пока не позвонила секретарша начальника и не попросила, чтобы Рашид приехал за бутылкой. Она и по телефону, и когда он приехал за бутылкой, разговаривала с ним вполне приветливо. Но Рашид все думает о последствиях и при этом, по его словам, чувствует, как при этом увеличивается сахар. Он сказал, что дело не в том случае с бутылкой. Просто он всегда боится и беспокоится, что из-за мелкой неприятности может получиться крупная. Анализ он все-таки сделал - выяснилось, что никакого диабета у него нет.