- Покоя от вас нет, - сердито сказала тетя Аида. - Заниматься девочке не даете.
Я не видел Соньку, но сразу узнал ее по голосу.
- Неля, тебе не надоело дома сидеть? - сказала она как ни в чем не бывало, будто не ее гнала тетя Аида. - Не хочешь на танцы пойти?
- Ты что, как дурочка, одно и то же повторяешь каждое воскресенье? спросила Неля. - Я тебе уже сто раз говорила, что на танцы не хожу.
Сонька понизила голос, чтобы не услышала тетя Аида.
- Он умирает по тебе. Говорит: "Я для нее все сделаю, только пусть один раз выйдет на свидание!" Ты его мотоцикл видела?
- Видела.
- Знаешь, как он быстро ездит? Ветер в ушах свистит. Майка умоляет, чтобы он ее покатал, но он только по тебе умирает. Или она, говорит, или никто.
- Надоел он мне со своим мотоциклом. Целый день под окнами тарахтит.
Сонька хихикнула.
- Специально. Чтобы ты на него внимание обратила.
- Не хватает еще, чтобы я на хулиганов обращала внимание, - фыркнула Неля. - Он проходу никому не дает.
- Он самый сильный, - согласилась Сонька. - Какая везучая! Если бы меня такой парень полюбил, я самая счастливая была бы.
- Тоже мне силач! Посильнее его люди есть, - сказала Неля. - И скажи ему, пусть руки не распускает, а то у меня тоже может терпение кончиться.
- Хорошо, скажу. Но это он из-за тебя такой нервный, покоя найти не может.
Тетя Аида заглянула в комнату.
- Иду, иду!- вскочила со стула Сонька. - До свидания, Нелечка. Не буду тебе мешать, - сказала она фальшивым голосом, - потом зайду, поговорим.
- До свидания.
- Выходи, - позвала меня Неля после Сонькиного ухода. - Надоела! Неужели никто не может этого Пахана проучить? Такой нахал! Пристает все время. Почему все его боятся?
- Не все, - возразил я.
- А кто?
- Сын полка его не боится.
- Откуда ты знаешь?
- Сам видел. Он с ним даже разговаривать не стал. Повернулся и ушел. А Пахан не знал, что сказать, растерялся даже.
- Когда это было?
- На днях. А хочешь, я тебя с сыном полка познакомлю? - спросил я. Сегодня вечером он придет к нам.
- Хочу.
Мы договорились, что я зайду за ней вечером.
- А ты почему стихи мне не принес? Обещал же.
- Принесу. Только отберу хорошие.
- Я люблю, когда мальчики стихи пишут, - сказала Неля, - и напиши сверху: "Посвящаю Неле Адамовой".
- Хорошо.
- Молодец. А теперь давай заниматься.
Мы принялись за геометрию.
Потом я пошел на танцы. Первым, кого я там увидел, был Леня. Он стоял вместе с ребятами, которые, как всегда, окружали стул Пахана, и сиял от радости, хотя и выглядел больным. Он посмотрел на меня благодарно, но ничего не сказал из осторожности. Я поздоровался со всеми, кроме Рафика.
- Леню простили, шепнул мне Юрка.
Рафик почему-то обиженно отворачивался от меня.
- Ты что "шестеришь" на этого солдата? - спросил меня Пахан. - Офицером хочешь стать?
- Я не "шестерю", - спокойно объяснил я. - Это подарок,
- Это твой диван, что ли?
- Да, наш.
- А где пропадаешь?
- Дома дел много. Я же не виноват, что меня дома работать заставляют.
- Наше дело предупредить, - сказал Пахан. - Одного простили, - он строго посмотрел на Леню, - но других жалеть не будем. А почему жратву не носишь?
Я посмотрел на Хорька. Он сделал вид, что не имеет к этому разговору никакого отношения.
- Жратва будет, - сказал я. - Баклажаны жареные и колбаса. Могу сейчас принести.
- Давай, валяй! Я побежал за едой.
Когда я вернулся, за забором воинской части вдруг заиграл Духовой оркестр. Мы все побежали к тутовому дереву. Весь личный состав части был выстроен на плацу, командир в несколько офицеров стояли рядом с развернутым знаменем. Голоса мы не слышали из-за расстояния, но было ясно, что командир называет фамилии, потому что из строя выходил какой-нибудь боец и шел, печатая шаг, к знамени. Там незнакомый нам офицер читал что-то по бумажке и прикалывал на грудь бойцу медаль. Потом играл оркестр. Сына полка тоже наградили.
- Это вручают медали за Победу над Германией, - сказал сын одноглазого завмага.
Командир части поцеловал сына полка,
...К вечеру мама напекла хворосту, и мы пили чай вчетвером: я, мама, папа и Костя. Он немного стеснялся, но все равно вел себя солидно и рассудительно, как взрослый человек. Мама и папа разговаривали с ним так, будто он не мой ровесник, а их. Тем более что на груди его висела вторая медаль.
- Спасибо, мне достаточно, - сказал он, когда мама хотела положить ему еще хворосту, и ответил на вопрос папы, как он попал в наш город.
- В июле нашу часть перевели в одно место - сто километров отсюда...
- Я знаю, - сказал папа.
- А тут как раз вышел приказ о демобилизации. Вызвал меня к себе командир части и говорит: "Спасибо тебе, Рудаков, за службу, но война закончена уже, и надо тебе учиться. Не имеем права держать тебя в части". Вот я и приехал сюда жить, чтобы далеко от наших не уезжать. Сто километров - это не так далеко.
- А как сестры? - спросила мама. - Их же надо найти.
- Разыскиваем. В Днепропетровске их нет. Командир туда писал и ездил туда. Нет их там. И дома нет. А куда эвакуировались, никто толком не знает. Через Баку на Красноводск, а дальше неизвестно...
Я спросил у Кости, почему он каждый день в часть ходит.
Будто служит там.
- Это я сам, добровольно, - немного смутился он. - Меня ведь на полное довольствие взяли.
- А сколько лет твоим сестрам сейчас? - спросила мама.
- Взрослые они: одной семнадцать будет, другой - девятнадцать.
- Бедные... - вздохнула мама.
- Я их разыщу, - успокоил ее Костя. - Лишь бы живы-здоровы были.
- Учиться тебе надо, - сказал папа,
- Я в детдом не хочу, - сказал Костя. - Ребята мне так я сказали: "Никаких, Костя, детдомов. Получишь квартиру, пойдешь в школу, а за остальное не волнуйся, будешь на полной нашем обеспечении. Мы тебя одного не оставим>.
- Наша мама два года была директором детдома: с сорок первого по сорок третий, - сказал папа.
- Я не против детдома, - объяснил Костя, чтобы не обидеть маму, - может, там и хорошо. Но после армии в детдом идти как-то неудобно...
- Ты ничего не ешь, Костя, - сказала мама. - Дай я тебе еще чаю налью.
- Чаю можно, - согласился Костя.
Я воспользовался паузой и встал из-за стола.
- Ты куда? - спросила мама.
- Я на минутку. Сейчас приду.
Через минуту я был у Нелиных дверей. Постучался, наверное, очень громко, потому что тетя Аида испуганным голосом спросила: "Кто там?" - и дверь не открыла.
- Это я, Элик. Скажите Неле, что я пришел.
- А Нели нет.
- Как нет?.. - удивился я. - Мы же договорились с ней, что вечером приду.
- Не знаю. Неожиданно ушла к подруге, Я не пускала, а она все равно ушла. Не хочет дома сидеть.
- И ничего не просила передать мне?
- Нет, ничего, - тете Аиде даже неудобно стало передо мной. - Забыла, наверное. Она совсем рассеянная стала. Все забывает. А что сказать ей, когда придет?
- Скажите, что я приходил. До свидания.
Она что-то еще сказала мне успокаивающее, но я, не дослушав ее, потащился домой.
Куда она могла уйти? Мы же договорились с ней.
Когда я вернулся домой, у нас сидел дядя Шура. Он показывал Косте раны.
- Это под Курском. Сюда вошла, отсюда вышла. А это Армавир. Видишь, рука не сгибается?
Увидев меня, дядя Шура радостно объявил мне:
- Он, оказывается, тоже связист. Я же смотрю - родное в нем что-то чувствуется.
-А сейчас где вы работаете? - спросил Костя.
- Монтером в педагогическом институте. И еще я личный парикмахер семьи Караевых. Я их всех стригу. " - Кроме меня, - сказала мама. - Я мужской мастер, - гордо сказал дядя Шура.
- У дяди Шуры хорошие пластинки, - сказал я. - Ты любишь музыку? У него арии из всех опер.
- Двести восемьдесят четыре, - уточнил дядя Шура.
- А всего сколько штук? - спросила мама.
- Всего пятьсот тридцать шесть.
- Что-нибудь случилось? - тихо спросила у меня мама. - Ты чем-то расстроен?
- Ничего не случилось, - успокоил я ее, - тебе показалось. Она посмотрела на меня недоверчиво.
- Элик, сыграй что-нибудь, - попросил папа, Я сел за пианино.
20 августа
Утром за мной прислали Леню.
- Скажи, что меня нет, - попросил я.
- Хорошо, - покорно согласился он, по глазам было видно, что он боится. Рафик сегодня ударил меня.
- Я поговорю с ним.
- Не надо. Я не для этого сказал, - еще больше испугался Леня. - Просто жалко его. Он же хороший человек был. Ну, я побегу, а то они ждут.
- Беги, беги, Леня.
- Хорек все время с Рафиком шепчется.
- Ничего, беги, Леня.
Он убежал. Я еле дождался одиннадцати часов. Но они носились по пустырю на мотоцикле, и выйти из дому было невозможно.
Я перелез с балкона на крышу, соскочил на кровлю ее дома и спустился во двор по дереву. На этот раз она была дома.
- Где ты была вчера? - спросил я сразу же. Она удивленно посмотрела на меня.
- Когда?
- Вечером.
- К подруге ходила. А что? - спросила она.
- Но ты же обещала прийти к нам. Я прибегал за тобой.
- Ты что, думаешь, у меня других дел нет?
- Но, ты же обещала?!
- Обещала, а потом передумала. Успокойся, пожалуйста. Ты так со мной разговариваешь, как будто мы с тобой встречаемся. Ты не имеешь на меня никаких прав. Садись.
Я сел.
- Все почему-то считают, что могут мной командовать.
- Я не командую.
- А если ты такой храбрый, ты бы лучше сказал Пахану, чтобы он не приставал ко мне. Ты знаешь, что он вчера сделал? Побил брата моей подружки за то, что тот провожать меня пошел. Тот так испугался, что даже ответить не смог. Вы все его боитесь, а строите из себя героев!
Я молчал.
- Смотри, что утром Сонька принесла. - Она вытащила из кармана записку. Я узнал почерк Хорька. Там было написано: Так будет с каждым, кто подойдет к тебе. А если согласишься со мной дружить, то сделаю для тебя все, что хочешь, и сможешь всем приказывать. Будешь королевой пустыря. Даю три дня на размышление. Аркадий".
- Я и не знала, что его Аркадием зовут... Мама видела записку, - сказала она шепотом. - Боюсь, папе скажет. А этого Пахана я не боюсь. Ничего он мне не сделает. Когда я на него вот так смотрю, - она вскинула брови, - он как шелковый становится.
После этого разговора я понял, что должен заступиться за Нелю.
Я пошел на бульвар и просидел у моря целый день, чтобы никого не видеть и не отвечать на вопросы, почему я грустный и о чем думаю. Сел на теплый, согретый солнцем камень и смотрел на парусники. Сделав круг, они проходили совсем близко от меня. Я думал совсем о другом, но было приятно смотреть на них. Как бы я хотел оказаться на одном из них вместе с ней!
Когда стемнело, я вернулся на пустырь. Зашел к Косте. У него был дядя Шура со своим патефоном и пластинками. Краска на полу высохла, и они сидели в комнате.
- Мне письмо пришло из части, - сказал Костя, после того как кончилась ария герцога из оперы "Риголетто", - и посылка. - Он показал на ящик из-под консервов, который лежал в углу. - На машине привезли.
Дядя Шура был слегка выпивший.
- Я тоже сиротой рос, - сказал он, заводя патефон, - но у меня старший брат был. Он меня каждый день в школу водил с собой, чтобы я один не оставался. Мне было четыре года, а ему четырнадцать.
- Я тоже сестер найду, - сказал Костя. - Ребята из части пишут, что наш командир в газету "Правда" письмо послал, чтобы помогли.
- Вот я грузин по национальности, - сказал дядя Шура, а всю жизнь здесь прожил. Послушайте грузинскую песню.
- Я нашел тебе все учебники для пятого класса, - сказал я Косте тихо, когда пластинка заиграла.
- Молодец! - обрадовался Костя.
- Они, оказывается, в ящике лежали, на балконе.
- Слушайте музыку, - сказал дядя Шура. - Разговаривать потом будете.
Мы замолчали
Дядя Шура ушел, прокрутив пластинок десять.
Мы помогли ему донести пластинки. Патефон он тащил сам в напевал себе под нос арию Каварадоси из оперы "Тоска". Уже совсем стемнело. Он шел впереди нас, слегка покачиваясь, и Костя боялся, что он уронит из рук патефон.
Ее окна были закрыты ставнями.
Когда мы возвращались с Костей, я сказал ему:
- Вот видишь эти окна, там живет моя девушка.
- Как ее зовут? - спросил Костя.
- Неля. Она старше меня на полгода.
- Бывает, - сказал Костя.
- А у тебя была когда-нибудь девушка?
- Разве до этого было? Война же...
- А я ее очень люблю, - сказал я. - По ночам вес время о ней думаю.
- С нами служили девушки, - сказал Костя, - но они все взрослые были.
- Ничего, Костя, - успокоил я его, - война уже кончилась, началась мирная жизнь, так что у тебя тоже будет девушка.
- Да не в этом дело. Рано еще об этом думать, - сказал Костя. - Мне сестер надо найти, учебу закончить, а дальше посмотрим...
- Насчет школы не волнуйся, я тебе помогать буду. За год два класса пройдем.
- Спасибо,
- Спать не хочется, - сказал я - Может, погуляем еще?
- Поздно уже...
- Ты же обещал рассказать, как воевал.
- Долго рассказывать, за ночь не успею, - улыбнулся Костя. - Как-нибудь я тебе все расскажу.
- Костя, скажи, если она моя девушка - значит, я должен ее защищать? ,
- Не знаю, - улыбнулся Костя, - я в этих делах не очень понимаю.
- Но ведь он силу применяет.
- Кто?
- Пахан. Она не хочет с ним дружить, а он всех бьет. И пугает ее все время. Она мне сама жаловалась,
- Это тот, с мотоциклом, что ли?
- Да.
- А если он тебе товарищ, то почему же твою девушку обижает? - спросил Костя.
- Он еще не знает, что она моя. Об этом никто не знает. Только ты...
Мы подошли к дому.
- Совсем запутанная история, - улыбнулся Костя. Он замолчал, потому что в его окне горел свет.
Мы заглянули в окно. На столе лежала большая белая коробка, рядом консервные банки и несколько буханок хлеба. На канапе сидели два солдата.
- Ребята приехали, - Костя торопливо пожал мне руку, - завтра поговорим.
- До свидания, Костя, - произнес я, наверное, очень грустным голосом, потому что он сказал:
- Да не вешай носа! В конце концов разберетесь в обстановке. Все же свои.
- До свидания, - сказал я. - Иди, Костя, ждут тебя. Он пошел к воротам. Я тоже зашагал через пустырь.
- Элик, - он вдруг окликнул меня. Я оглянулся. Он стоял в воротах. - Элик, - сказал он, - ерунда все это. Выбрось из головы.
Я подошел к нему.
- Как же выбросить? - спросил я. - Я же люблю ее. Он не знал, что сказать мне.
- Кто же должен ее защитить? - продолжал я. - Он же проходу ей не дает. А мне перед ней стыдно.
- Да, - сказал Костя. Мы разошлись...
21 августа
Сегодня я проснулся очень поздно. Как будто чувствовал, что нужно накопить сил побольше. Наших я нашел на пляже.
Пахана среди них не было. Мотоцикла тоже. Хорек с Рафиком лежали рядом.
- Ты почему не пришел вчера, когда тебя звали? - спросил Хорек и почему-то усмехнулся.
- Я у бабушки был. А что случилось?
- Пахану не нравится твое поведение. Нарушаешь дисциплину. Жратву не приносишь. Сегодня опять не принес?
- Забыл... - Я, действительно, забыл про еду. - Завтра принесу сразу за три дня: и за вчера, и за сегодня, и за завтра.
- Принести надо, - согласился Хорек. - Но все равно будем решать твой вопрос.
--Решайте, - сказал я. - А где Пахан? Мне с ним поговорить надо.
- Он скоро придет, - Хорек усмехнулся, - но очень занят будет.
- А чего ты улыбаешься все время? - спросил я.
- Настроение у меня Хорошее, - Хорек опять усмехнулся я пошел купаться.
Рафик пошел за ним.
Юрка тоже был в воде. Я сел на песок и почувствовал, что у меня дрожат ноги. Я прямо видел, как они трясутся. Юрка заметил меня и вылез из воды.
- Понравились стихи? - спросил он после того, как мы поздоровались.
- Какие стихи?
- Я вчера стихи на столе у вас оставил. Зашел после работы, в тебя не было дома. Отец не сказал тебе?
- Я очень поздно пришел. Не видел его.
- Хорошие стихи, - сказал Юрка, - то, что нужно. Ей обязательно понравятся.
- А где ты их взял? Юрка замялся.
- Сам написал, - признался он. - Я давно их пишу.
- Про любовь?
- И про любовь тоже есть, но мало.
- А про что?
- Про людей, про природу, труд. Ну, такие, как ты хотел. Хочешь, я тебе прочту?
- Сейчас не надо, - попросил я его. - А потом обязательно прочтешь... Я хочу с Паханом поговорить про Нелю. - Юрка вытаращил на меня глаза. - Чтобы он не приставал к ней. Она сама испросила меня об этом. Пусть, говорит, оставит меня в покое.
Юрка удивился еще больше.
- А она знает уже про тебя?
- Да, она все знает. Я ей сказал. . - .
- Ты молодец! - обрадовался Юрка. - Я же говорил - надо брать на абордаж... А как это получилось? Ты прямо так и сказал ей про все?
- Она по почерку узнала. Письмо же у нее было.
- А-а... - Юрка даже подскочил от восторга. - Здорово получилось!
- Слушай, только ты пока не говори никому, - попросил я его. - Пока я с Паханом не поговорю.
- А ты обязательно хочешь с ним поговорить? - спросил Юрка. - Может, не надо? Он же... Сам понимаешь...
- Обязательно, - сказал я твердо. - Иначе я себя уважать не буду.
К. нам подошел Рафик.
- А ты знаешь, где вчера была твоя Нелька? - спросил он у меня.
- Не твое это дело, - сказал я. - И отойди отсюда, я не хочу с тобой разговаривать.
- Она к Пахану на свидание ходила, - сказал Рафик.
- Врешь!
- А ты почитай, что на стенке рядом с каланчой написано. Я посмотрел на Юрку.
- Я ничего не видел, - сказал Юрка. - Честное слово!
- Никто не видел, - сказал Рафик, - мне Хорек сказал. Они у каланчи сидели весь вечер. Гусик пел для них, а Хорек на "атанде" стоял.
- Врешь ты все! - сказал я.
- Сейчас сам увидишь... Он за ней поехал.
- Отойди отсюда, - сказал я, стараясь не заплакать. - Я же сказал тебе, отойди!
- Ты не слышишь, что ли? - спросил его Юрка. - Тебе же говорят.
Он отвел Рафика в сторону, что-то шепнул на ухо и вернулся ко мне.
- Все женщины склонны к измене, - сказал он, чтобы успокоить меня. - Ты знаешь, я не хотел тебе говорить, но сейчас скажу, - продолжал Юрка. - Я же тоже ее любил, но потом понял, что она не для меня. У них денег полно.
- При чем тут деньги? - сказал я.
Послышался треск мотоцикла. Потом он появился из-за горки и понесся к пляжу. Сперва мне показалось, что Пахан сидит на нем один и на заднем сиденье никого нет. Потом я увидел руки, которые держались за его рубашку, и начал молить, сам не знаю кого, чтобы это была не она, а какая-нибудь другая девушка.
Но это была она. Они промчались мимо нас и остановились метрах в двадцати. Сперва слезла она, потом он. К ним подошел Хорек.
- Элик, - услышал я 'Юркий голос, - не обращай внимания. Она тебя не стоит.
- Юрка, но ведь она сама мне сказала, - прошептал я, - чтобы я защитил ее от Пахана.
- Пойдем домой, - попросил Юрка. - Что нам здесь сидеть?
- Нет, - сказал я, - я хочу, чтобы она меня увидела.
Я встал на ноги.
- Не надо, - умоляюще сказал Юрка.
Я оттолкнул его и пошел к мотоциклу. Юрка догнал меня и обхватил за плечи.
- Пусти! - крикнул я. - Я хочу с ней поговорить! Я рванулся из его рук и оказался рядом с ними.
- Неля, - сказал я, - можно тебя на минуту? Она не знала, что мне ответить. О Пахане я вспомнил только, когда она бросила на него испуганный взгляд.
- Отойди, - сказал он мне так, будто я мешаю ему пройти в дверь.
Я посмотрел на них. Все зависело от нее. Если бы она сказала, что согласна со мной поговорить, все могло бы кончиться по-другому. А она смотрела в землю, разглядывала полосу, которую оставило на песке колесо.
- Неля, - спросил я, - ты не хочешь со мной поговорить?
Она бросила взгляд на меня, потом на него, а потом снова уставилась на эту полоску на песке.
Тогда он ударил меня. Я замахал руками в ответ, забыв даже сжать их в кулаки, но бил изо всех сил, надеясь, хоть раз попасть ему по роже. Потом я упал. И он бил меня ногами. Я был в полном сознании, но почему-то не мог подняться: лежал на боку, прикрыв одной рукой голову, и понимал, что он бьет меня ногами, но боли не чувствовал. И ничего не слышал. Ни ее крика (Юрка сказал мне, что она кричала), ни ругани...
Потом они сели на мотоцикл и уехали.
Ребята подошли ко мне. Даже Хорек хотел помочь мне подняться с земли. Но я оттолкнул всех и пошел с пляжа...
На деревянной стене у каланчи я прочитал: "Аркадий - Неля. 20.8.45 г." Это означало, что они действительно вчера сидели здесь, а Гусик пел им песни...
Дома никого не было. Я лег на кровать и заплакал.
Разбудила меня мама.
- Элик, что случилось? - спросила она. - Кто тебя побил? Я увидел, что вся моя подушка, майка и даже брюки в крови...
Мама обняла меня.
- Мальчик мой, скажи мне, что у тебя стряслось? Кто тебяпобил.
Я лежал, уткнувшись ей в колени, и молчал.
- Ты не знаешь этих людей, - сказал я наконец. - Они чужие,
- Как чужие? А где это произошло?
- На пляже.
- С кем ты был?
- Один.
- Элик, ты врешь! Ты что, не хочешь мне сказать правду?
- Нет, - сказал я.
Мама встала с кровати и вышла из комнаты. Я был настолько без сил, что снова уснул.
Проснулся я от голоса за дверью и жужжания машинки. Это были папа и дядя Шура.
- Я так считаю, - говорит дядя Шура, - если я один и он один, то лучше нам стать одной семьей. Я пришел к вам за советом. Вы знаете меня двадцать лет и должны мне дать совет.
- Понимаешь, Шакро, - папа иногда называл дядю Шуру его грузинским именем, - это такое дело, тут советом не поможешь. Надо поступать, так, как велит сердце.
- Еще неизвестно, он согласится или нет, - сказал дядя Шура.
- Надо вам познакомиться поближе, - сказала мама.
- Это обязательно, - сказал дядя Шура. - Я вчера весь вечер был у него с вашим Эликом.
- Дети очень сложное дело, Шура, - сказала мама, тяжело вздохнув. -- Ты берешь на себя большую ответственность.
- А где я еще найду такого мальчика? - спросил дядя Шура. - Потом всю жизнь буду жалеть. Если он согласится, то я счастлив буду.
- Да, мальчик хороший, - согласилась мама.
- Второго такого нету, - с гордостью .сказал дядя Шура.
- Шуре нужен сын, - сказал папа маме. - Сколько он может ЖИТЬ-ОДИН?..
- Конечно, нужен, - согласилась мама. - Но не так это все просто, как может показаться...
Она подошла к двери и плотно прикрыла ее. Их стало плохо слышно. Голова сильно болела и кружилась. Я закрыл глаза.
Когда я открыл их снова, рядом сидел Леня.
- Который час? - спросил я.
- Одиннадцать... Очень больно? Я покачал головой.
- Они будут топить тебя, - сказал Леня, и по щекам его потекли слезы. Хорек сказал всем, что тебя выгнали из отряда, и с завтрашнего дня все будут тебя топить.
- А чего ты плачешь? - сказал я. - Мне теперь все равно. Пусть топят.
Леня продолжал плакать.
- Не надо плакать, - попросил я и почувствовал, что у самого навертываются слезы. - Что ты плачешь? Он обнял меня.
- Я тебя всегда буду помнить, Элик, - сказал он. - Всю жизнь... Ты настоящий человек... - больше ничего сказать не мог, только всхлипывал.
- А мне действительно все равно, - сказал я. - Я не вру. Я больше не боюсь их... пусть топят...
22 августа (записано 29 августа)
А ночью мне приснился сон, что мы катались все на яхтах. И даже Пахан с нами. И она тоже... Мы с ней сидели на отдельной яхте...
Я опять встал поздно, чтобы успели уйти на работу родители. 'Папа подходил к моей кровати утром, но я сделал вид, что сплю. Когда они ушли, я, не умываясь, подошел к окну.
Все были в сборе, делили еду у каланчи. Бедный Леня тоже был с ними.
Из ворот части вышел Костя. Он перешел пустырь и зашел в ворота своего двора.
Я посмотрел на себя в зеркало нашего трельяжа: лицо опухло от слез и ударов, верхняя губа была сильно разбита, на подбородке и на правом ухе осталась засохшая кровь. Когда я полотенцем вытирал ее, то увидел в зеркале, что моя рука движется спокойно и даже замедленно. Это мне понравилось. Я уже знал, как буду вести себя в дальнейшем, и поэтому мне нравилось, что я могу спокойно вытирать кровь со своего лица и не жалеть себя при этом. Значит, я действительно не боюсь их больше...
Потом я вышел на пустырь. Они уже купались, вернее, сидели у бассейна и ждали меня. Сперва я подошел к деревянной стене у каланчи. Там прибавилась новая надпись: "Аркадий - Неля. 21.8.45г.".
Я подошел к бассейну и начал раздеваться. Пахан подошел ко мне.
- Ты... гнида, - сказал он, - обманывал весь отряд и ходил к ней каждый день. Я молчал.
- Получай, - сказал Пахан и ударил меня. Я опять бросился на него.
Они столкнули меня в бассейн и начали топить. Я барахтался, сколько мог, цепляясь за все, чего касалась моя рука, глотал то воздух, то воду и постепенно начал терять силы. Я не различал их лица и видел только ноги, которые толкали меня назад, в воду... Я старался ухватиться за них, чтобы не утонуть, но вдруг наступила такая усталость, что я не мог уже сделать ни одного движения и ничего не видел и не понимал.
Когда я пришел в себя, все почему-то сгрудились кучей рядом с бассейном, а я лежал почти совсем вытащенный из воды, раскинув руки и прижавшись лицом к земле; мои колени скользили в воде по мокрой стенке бассейна, пытаясь от чего-нибудь оттолкнуться. Я не мог понять, почему они больше не топят меня.
Вдруг они раздались в стороны, и я увидел человека в военной форме, который дрался с кем-то. Я не мог разглядеть их лица, настолько все вокруг было мутным и расплывчатым, но сразу понял, что это Костя и Пахан.
Это, действительно, были они, хотя я и сейчас не могу поверить в то, что Пахан посмел поднять на него руку. "Это же сын полка! Он же воевал на фронте!" Мне казалось, что я кричу эти слова Пахану, но на самом деле я лежал беззвучно и неподвижно, а Пахан бил Костю, потому что был сильнее и старше его. Костя сопротивлялся, как мог, но я понимал, что это безнадежное сопротивление.
Я с трудом встал и, шатаясь, пошел в их сторону.
Пахан уже повалил Костю на землю. Он сам тоже упал и придавил Костю своим телом. Они продолжали наносить друг другу удары... Пахан бил сильно, обеими руками, откидываясь всем телом. Я видел его лицо. Оно стало совсем звериным. Костя лежал под ним.
Я упал на них сверху. Не помню, что я делал: бил, кусал, царапался? Но я мог бы сделать все с Паханом за то, что он поднял руку на Костю. Он превратился для меня в фашиста, который бьет нашего бойца.
Я отлетал в сторону, падал, хватался за руки, висел на его ногах, снова падал...
Хорек пытался оттянуть меня в сторону, но я ударил его ногой, и он испугался. Остальные не вмешивались.
Мы придавили Пахана к земле.
Он изворачивался, как мог, чтобы сбросить нас с себя. А мы лежали на нем, тяжело дыша, не зная, что делать дальше.
- Лежи тихо, - сказал ему Костя, - а то свяжем тебя... Пахан продолжал вырываться. Он, как и мы, сильно устал, но дергался, не переставая.
- Пусти его, - вдруг сказал мне Костя.
Мы поднялись на ноги. Пахан тоже. Мы стояли в двух метрах, покачиваясь от усталости и готовые снова броситься друг на друга.
- Может, хватит? - сказал Костя.
Пахан смотрел на нас с ненавистью. Меня тошнило. Я еле держался на ногах. Если бы он напал на нас еще раз, я бы не смог даже рукой пошевелить.
- Пошли, - сказал мне Костя. - Нечего тебе тут делать. - Он повернулся и пошел к своему дому.
Я пошел за ним. Через несколько шагов я оглянулся. Пахан стоял на том же месте, сжав кулаки. Остальные смотрели на него, ждали, что же он сделает. Они, как и я, знали, что он обязательно что-то сделает. Никогда он не потерпит, чтобы на глазах ребят все так кончилось.
Я шел вслед за Костей, пока не услышал крика Лени. Мы обернулись одновременно - Костя и я - и увидели, что Пахан стоит на том же месте.
- Элик, - услышал я крик Лени, - у него револьвер!
И только тогда я увидел, что Пахан что-то держит в руке.
- Негодный, наверное, - сказал я.
И тут же раздался выстрел. Упал Костя. Они бросились врассыпную. Пахан побежал к оврагу.
Я щупал тело Кости и не мог понять, куда попала пуля. На мокрой от пота гимнастерке кровь проступила не сразу. И только после того, как проступила кровь, я увидел, что пуля попала ему в грудь.
Костя открыл глаза,
- Это револьвер милиционера, - сказал я, как будто сейчас имело значение, из какого револьвера его ранили.
Нас окружили люди. Подняли Костю на руки. Понесли. Я пошел за ними.
Его увезли в больницу. Меня в машину не взяли...
Через час меня допрашивал следователь. Он сидел за столом управдома в его подвале.
- Ты знал, что у Аркадия Резчикова есть револьвер?
- Нет.
- За что они тебя топили?
- Пахан приказал.
- За что?
Я молчал.
- Бандит тяжело ранил твоего товарища, а ты молчишь, - сказал следователь.,- Ты что, не понимаешь, что этот Пахан бандит? Он же связан со взрослыми уголовниками. Ты знаешь, что мотоцикл, на котором вы все катались, краденый?
- Нет.
- Краденый... А револьвер, из которого он стрелял, - личное оружие старшины милиции. Преступники совершили на неги покушение на вашем пустыре и украли револьвер. А теперь, оказывается, это сделал Пахан или его взрослые дружки. Так за что он приказал тебя топить?
- Из-за одной девочки.
- Какой девочки?
- Нели Адамовой.
- А какое она к тебе имеет отношение?
- Никакого.
- А к Резчикову?
- Она ему нравится.
- А тебе?
- Тоже.
- Понятно, - сказал следователь. - Ну, ладно, иди. Только будь дома, можешь еще понадобиться.
Я вышел в коридор. На скамейке вдоль стены сидели все члены нашего "отряда". Они вскочили на ноги и окружили меня,
- Ты сказал ему, что мы не дрались с вами? - спросил Гусик.
Хорек и остальные испуганно ждали моего ответа. Я молчал. Тогда они заговорили все сразу, перебивая друг друга:
- Откуда мы знали, что у него револьвер?
- Мы не дрались! Он один с вами дрался.
- Нам что говорили, мы то и делали.
- Он нас тоже бил.
- Мы боялись Пахана.
Они пытались доказать мне, что ни в чем не виноваты. Один Леня сидел спокойно.
- Не бойтесь, - сказал я. - Ничего вам не будет... Дайте пройти...
У двери меня догнал Хорек. Он боялся больше всех.
- Элик, - сказал он, - ты сказал следователю, что я вместе с тобой помог Лене. Помнишь, ты приходил ко мне...
В больницу меня не пустили.
- Нельзя, мальчик, - сказала мне дежурная. - Потом придешь, когда полегче ему станет...
А через неделю его из больницы перевезли в военный госпиталь, а оттуда повезли в часть, к боевым друзьям. Я так и не увидел его больше.
29 августа
Сегодня за Костиными вещами приехала машина из части. Управдом открыл дверь, и усатый сержант, фотография которого висела у Кости на стене, собрал в вещмешок его пожитки и отнес в машину. Я хотел помочь сержанту, но он оттолкнул меня.
- Полвойны прошел человек, ни одной царапины не получил, а вы тут чуть не загубили его...
Он положил мешок на заднее сиденье, сел рядом с водителем, и машина, рванув с места, уехала.
Я пошел домой. Наверное, я шел очень медленно, потому что, когда услышал свое имя и обернулся, взрослых на пустыре уже не было, а за мной, растянувшись в цепочку, плелась вся наша бывшая компания...
Я не видел Соньку, но сразу узнал ее по голосу.
- Неля, тебе не надоело дома сидеть? - сказала она как ни в чем не бывало, будто не ее гнала тетя Аида. - Не хочешь на танцы пойти?
- Ты что, как дурочка, одно и то же повторяешь каждое воскресенье? спросила Неля. - Я тебе уже сто раз говорила, что на танцы не хожу.
Сонька понизила голос, чтобы не услышала тетя Аида.
- Он умирает по тебе. Говорит: "Я для нее все сделаю, только пусть один раз выйдет на свидание!" Ты его мотоцикл видела?
- Видела.
- Знаешь, как он быстро ездит? Ветер в ушах свистит. Майка умоляет, чтобы он ее покатал, но он только по тебе умирает. Или она, говорит, или никто.
- Надоел он мне со своим мотоциклом. Целый день под окнами тарахтит.
Сонька хихикнула.
- Специально. Чтобы ты на него внимание обратила.
- Не хватает еще, чтобы я на хулиганов обращала внимание, - фыркнула Неля. - Он проходу никому не дает.
- Он самый сильный, - согласилась Сонька. - Какая везучая! Если бы меня такой парень полюбил, я самая счастливая была бы.
- Тоже мне силач! Посильнее его люди есть, - сказала Неля. - И скажи ему, пусть руки не распускает, а то у меня тоже может терпение кончиться.
- Хорошо, скажу. Но это он из-за тебя такой нервный, покоя найти не может.
Тетя Аида заглянула в комнату.
- Иду, иду!- вскочила со стула Сонька. - До свидания, Нелечка. Не буду тебе мешать, - сказала она фальшивым голосом, - потом зайду, поговорим.
- До свидания.
- Выходи, - позвала меня Неля после Сонькиного ухода. - Надоела! Неужели никто не может этого Пахана проучить? Такой нахал! Пристает все время. Почему все его боятся?
- Не все, - возразил я.
- А кто?
- Сын полка его не боится.
- Откуда ты знаешь?
- Сам видел. Он с ним даже разговаривать не стал. Повернулся и ушел. А Пахан не знал, что сказать, растерялся даже.
- Когда это было?
- На днях. А хочешь, я тебя с сыном полка познакомлю? - спросил я. Сегодня вечером он придет к нам.
- Хочу.
Мы договорились, что я зайду за ней вечером.
- А ты почему стихи мне не принес? Обещал же.
- Принесу. Только отберу хорошие.
- Я люблю, когда мальчики стихи пишут, - сказала Неля, - и напиши сверху: "Посвящаю Неле Адамовой".
- Хорошо.
- Молодец. А теперь давай заниматься.
Мы принялись за геометрию.
Потом я пошел на танцы. Первым, кого я там увидел, был Леня. Он стоял вместе с ребятами, которые, как всегда, окружали стул Пахана, и сиял от радости, хотя и выглядел больным. Он посмотрел на меня благодарно, но ничего не сказал из осторожности. Я поздоровался со всеми, кроме Рафика.
- Леню простили, шепнул мне Юрка.
Рафик почему-то обиженно отворачивался от меня.
- Ты что "шестеришь" на этого солдата? - спросил меня Пахан. - Офицером хочешь стать?
- Я не "шестерю", - спокойно объяснил я. - Это подарок,
- Это твой диван, что ли?
- Да, наш.
- А где пропадаешь?
- Дома дел много. Я же не виноват, что меня дома работать заставляют.
- Наше дело предупредить, - сказал Пахан. - Одного простили, - он строго посмотрел на Леню, - но других жалеть не будем. А почему жратву не носишь?
Я посмотрел на Хорька. Он сделал вид, что не имеет к этому разговору никакого отношения.
- Жратва будет, - сказал я. - Баклажаны жареные и колбаса. Могу сейчас принести.
- Давай, валяй! Я побежал за едой.
Когда я вернулся, за забором воинской части вдруг заиграл Духовой оркестр. Мы все побежали к тутовому дереву. Весь личный состав части был выстроен на плацу, командир в несколько офицеров стояли рядом с развернутым знаменем. Голоса мы не слышали из-за расстояния, но было ясно, что командир называет фамилии, потому что из строя выходил какой-нибудь боец и шел, печатая шаг, к знамени. Там незнакомый нам офицер читал что-то по бумажке и прикалывал на грудь бойцу медаль. Потом играл оркестр. Сына полка тоже наградили.
- Это вручают медали за Победу над Германией, - сказал сын одноглазого завмага.
Командир части поцеловал сына полка,
...К вечеру мама напекла хворосту, и мы пили чай вчетвером: я, мама, папа и Костя. Он немного стеснялся, но все равно вел себя солидно и рассудительно, как взрослый человек. Мама и папа разговаривали с ним так, будто он не мой ровесник, а их. Тем более что на груди его висела вторая медаль.
- Спасибо, мне достаточно, - сказал он, когда мама хотела положить ему еще хворосту, и ответил на вопрос папы, как он попал в наш город.
- В июле нашу часть перевели в одно место - сто километров отсюда...
- Я знаю, - сказал папа.
- А тут как раз вышел приказ о демобилизации. Вызвал меня к себе командир части и говорит: "Спасибо тебе, Рудаков, за службу, но война закончена уже, и надо тебе учиться. Не имеем права держать тебя в части". Вот я и приехал сюда жить, чтобы далеко от наших не уезжать. Сто километров - это не так далеко.
- А как сестры? - спросила мама. - Их же надо найти.
- Разыскиваем. В Днепропетровске их нет. Командир туда писал и ездил туда. Нет их там. И дома нет. А куда эвакуировались, никто толком не знает. Через Баку на Красноводск, а дальше неизвестно...
Я спросил у Кости, почему он каждый день в часть ходит.
Будто служит там.
- Это я сам, добровольно, - немного смутился он. - Меня ведь на полное довольствие взяли.
- А сколько лет твоим сестрам сейчас? - спросила мама.
- Взрослые они: одной семнадцать будет, другой - девятнадцать.
- Бедные... - вздохнула мама.
- Я их разыщу, - успокоил ее Костя. - Лишь бы живы-здоровы были.
- Учиться тебе надо, - сказал папа,
- Я в детдом не хочу, - сказал Костя. - Ребята мне так я сказали: "Никаких, Костя, детдомов. Получишь квартиру, пойдешь в школу, а за остальное не волнуйся, будешь на полной нашем обеспечении. Мы тебя одного не оставим>.
- Наша мама два года была директором детдома: с сорок первого по сорок третий, - сказал папа.
- Я не против детдома, - объяснил Костя, чтобы не обидеть маму, - может, там и хорошо. Но после армии в детдом идти как-то неудобно...
- Ты ничего не ешь, Костя, - сказала мама. - Дай я тебе еще чаю налью.
- Чаю можно, - согласился Костя.
Я воспользовался паузой и встал из-за стола.
- Ты куда? - спросила мама.
- Я на минутку. Сейчас приду.
Через минуту я был у Нелиных дверей. Постучался, наверное, очень громко, потому что тетя Аида испуганным голосом спросила: "Кто там?" - и дверь не открыла.
- Это я, Элик. Скажите Неле, что я пришел.
- А Нели нет.
- Как нет?.. - удивился я. - Мы же договорились с ней, что вечером приду.
- Не знаю. Неожиданно ушла к подруге, Я не пускала, а она все равно ушла. Не хочет дома сидеть.
- И ничего не просила передать мне?
- Нет, ничего, - тете Аиде даже неудобно стало передо мной. - Забыла, наверное. Она совсем рассеянная стала. Все забывает. А что сказать ей, когда придет?
- Скажите, что я приходил. До свидания.
Она что-то еще сказала мне успокаивающее, но я, не дослушав ее, потащился домой.
Куда она могла уйти? Мы же договорились с ней.
Когда я вернулся домой, у нас сидел дядя Шура. Он показывал Косте раны.
- Это под Курском. Сюда вошла, отсюда вышла. А это Армавир. Видишь, рука не сгибается?
Увидев меня, дядя Шура радостно объявил мне:
- Он, оказывается, тоже связист. Я же смотрю - родное в нем что-то чувствуется.
-А сейчас где вы работаете? - спросил Костя.
- Монтером в педагогическом институте. И еще я личный парикмахер семьи Караевых. Я их всех стригу. " - Кроме меня, - сказала мама. - Я мужской мастер, - гордо сказал дядя Шура.
- У дяди Шуры хорошие пластинки, - сказал я. - Ты любишь музыку? У него арии из всех опер.
- Двести восемьдесят четыре, - уточнил дядя Шура.
- А всего сколько штук? - спросила мама.
- Всего пятьсот тридцать шесть.
- Что-нибудь случилось? - тихо спросила у меня мама. - Ты чем-то расстроен?
- Ничего не случилось, - успокоил я ее, - тебе показалось. Она посмотрела на меня недоверчиво.
- Элик, сыграй что-нибудь, - попросил папа, Я сел за пианино.
20 августа
Утром за мной прислали Леню.
- Скажи, что меня нет, - попросил я.
- Хорошо, - покорно согласился он, по глазам было видно, что он боится. Рафик сегодня ударил меня.
- Я поговорю с ним.
- Не надо. Я не для этого сказал, - еще больше испугался Леня. - Просто жалко его. Он же хороший человек был. Ну, я побегу, а то они ждут.
- Беги, беги, Леня.
- Хорек все время с Рафиком шепчется.
- Ничего, беги, Леня.
Он убежал. Я еле дождался одиннадцати часов. Но они носились по пустырю на мотоцикле, и выйти из дому было невозможно.
Я перелез с балкона на крышу, соскочил на кровлю ее дома и спустился во двор по дереву. На этот раз она была дома.
- Где ты была вчера? - спросил я сразу же. Она удивленно посмотрела на меня.
- Когда?
- Вечером.
- К подруге ходила. А что? - спросила она.
- Но ты же обещала прийти к нам. Я прибегал за тобой.
- Ты что, думаешь, у меня других дел нет?
- Но, ты же обещала?!
- Обещала, а потом передумала. Успокойся, пожалуйста. Ты так со мной разговариваешь, как будто мы с тобой встречаемся. Ты не имеешь на меня никаких прав. Садись.
Я сел.
- Все почему-то считают, что могут мной командовать.
- Я не командую.
- А если ты такой храбрый, ты бы лучше сказал Пахану, чтобы он не приставал ко мне. Ты знаешь, что он вчера сделал? Побил брата моей подружки за то, что тот провожать меня пошел. Тот так испугался, что даже ответить не смог. Вы все его боитесь, а строите из себя героев!
Я молчал.
- Смотри, что утром Сонька принесла. - Она вытащила из кармана записку. Я узнал почерк Хорька. Там было написано: Так будет с каждым, кто подойдет к тебе. А если согласишься со мной дружить, то сделаю для тебя все, что хочешь, и сможешь всем приказывать. Будешь королевой пустыря. Даю три дня на размышление. Аркадий".
- Я и не знала, что его Аркадием зовут... Мама видела записку, - сказала она шепотом. - Боюсь, папе скажет. А этого Пахана я не боюсь. Ничего он мне не сделает. Когда я на него вот так смотрю, - она вскинула брови, - он как шелковый становится.
После этого разговора я понял, что должен заступиться за Нелю.
Я пошел на бульвар и просидел у моря целый день, чтобы никого не видеть и не отвечать на вопросы, почему я грустный и о чем думаю. Сел на теплый, согретый солнцем камень и смотрел на парусники. Сделав круг, они проходили совсем близко от меня. Я думал совсем о другом, но было приятно смотреть на них. Как бы я хотел оказаться на одном из них вместе с ней!
Когда стемнело, я вернулся на пустырь. Зашел к Косте. У него был дядя Шура со своим патефоном и пластинками. Краска на полу высохла, и они сидели в комнате.
- Мне письмо пришло из части, - сказал Костя, после того как кончилась ария герцога из оперы "Риголетто", - и посылка. - Он показал на ящик из-под консервов, который лежал в углу. - На машине привезли.
Дядя Шура был слегка выпивший.
- Я тоже сиротой рос, - сказал он, заводя патефон, - но у меня старший брат был. Он меня каждый день в школу водил с собой, чтобы я один не оставался. Мне было четыре года, а ему четырнадцать.
- Я тоже сестер найду, - сказал Костя. - Ребята из части пишут, что наш командир в газету "Правда" письмо послал, чтобы помогли.
- Вот я грузин по национальности, - сказал дядя Шура, а всю жизнь здесь прожил. Послушайте грузинскую песню.
- Я нашел тебе все учебники для пятого класса, - сказал я Косте тихо, когда пластинка заиграла.
- Молодец! - обрадовался Костя.
- Они, оказывается, в ящике лежали, на балконе.
- Слушайте музыку, - сказал дядя Шура. - Разговаривать потом будете.
Мы замолчали
Дядя Шура ушел, прокрутив пластинок десять.
Мы помогли ему донести пластинки. Патефон он тащил сам в напевал себе под нос арию Каварадоси из оперы "Тоска". Уже совсем стемнело. Он шел впереди нас, слегка покачиваясь, и Костя боялся, что он уронит из рук патефон.
Ее окна были закрыты ставнями.
Когда мы возвращались с Костей, я сказал ему:
- Вот видишь эти окна, там живет моя девушка.
- Как ее зовут? - спросил Костя.
- Неля. Она старше меня на полгода.
- Бывает, - сказал Костя.
- А у тебя была когда-нибудь девушка?
- Разве до этого было? Война же...
- А я ее очень люблю, - сказал я. - По ночам вес время о ней думаю.
- С нами служили девушки, - сказал Костя, - но они все взрослые были.
- Ничего, Костя, - успокоил я его, - война уже кончилась, началась мирная жизнь, так что у тебя тоже будет девушка.
- Да не в этом дело. Рано еще об этом думать, - сказал Костя. - Мне сестер надо найти, учебу закончить, а дальше посмотрим...
- Насчет школы не волнуйся, я тебе помогать буду. За год два класса пройдем.
- Спасибо,
- Спать не хочется, - сказал я - Может, погуляем еще?
- Поздно уже...
- Ты же обещал рассказать, как воевал.
- Долго рассказывать, за ночь не успею, - улыбнулся Костя. - Как-нибудь я тебе все расскажу.
- Костя, скажи, если она моя девушка - значит, я должен ее защищать? ,
- Не знаю, - улыбнулся Костя, - я в этих делах не очень понимаю.
- Но ведь он силу применяет.
- Кто?
- Пахан. Она не хочет с ним дружить, а он всех бьет. И пугает ее все время. Она мне сама жаловалась,
- Это тот, с мотоциклом, что ли?
- Да.
- А если он тебе товарищ, то почему же твою девушку обижает? - спросил Костя.
- Он еще не знает, что она моя. Об этом никто не знает. Только ты...
Мы подошли к дому.
- Совсем запутанная история, - улыбнулся Костя. Он замолчал, потому что в его окне горел свет.
Мы заглянули в окно. На столе лежала большая белая коробка, рядом консервные банки и несколько буханок хлеба. На канапе сидели два солдата.
- Ребята приехали, - Костя торопливо пожал мне руку, - завтра поговорим.
- До свидания, Костя, - произнес я, наверное, очень грустным голосом, потому что он сказал:
- Да не вешай носа! В конце концов разберетесь в обстановке. Все же свои.
- До свидания, - сказал я. - Иди, Костя, ждут тебя. Он пошел к воротам. Я тоже зашагал через пустырь.
- Элик, - он вдруг окликнул меня. Я оглянулся. Он стоял в воротах. - Элик, - сказал он, - ерунда все это. Выбрось из головы.
Я подошел к нему.
- Как же выбросить? - спросил я. - Я же люблю ее. Он не знал, что сказать мне.
- Кто же должен ее защитить? - продолжал я. - Он же проходу ей не дает. А мне перед ней стыдно.
- Да, - сказал Костя. Мы разошлись...
21 августа
Сегодня я проснулся очень поздно. Как будто чувствовал, что нужно накопить сил побольше. Наших я нашел на пляже.
Пахана среди них не было. Мотоцикла тоже. Хорек с Рафиком лежали рядом.
- Ты почему не пришел вчера, когда тебя звали? - спросил Хорек и почему-то усмехнулся.
- Я у бабушки был. А что случилось?
- Пахану не нравится твое поведение. Нарушаешь дисциплину. Жратву не приносишь. Сегодня опять не принес?
- Забыл... - Я, действительно, забыл про еду. - Завтра принесу сразу за три дня: и за вчера, и за сегодня, и за завтра.
- Принести надо, - согласился Хорек. - Но все равно будем решать твой вопрос.
--Решайте, - сказал я. - А где Пахан? Мне с ним поговорить надо.
- Он скоро придет, - Хорек усмехнулся, - но очень занят будет.
- А чего ты улыбаешься все время? - спросил я.
- Настроение у меня Хорошее, - Хорек опять усмехнулся я пошел купаться.
Рафик пошел за ним.
Юрка тоже был в воде. Я сел на песок и почувствовал, что у меня дрожат ноги. Я прямо видел, как они трясутся. Юрка заметил меня и вылез из воды.
- Понравились стихи? - спросил он после того, как мы поздоровались.
- Какие стихи?
- Я вчера стихи на столе у вас оставил. Зашел после работы, в тебя не было дома. Отец не сказал тебе?
- Я очень поздно пришел. Не видел его.
- Хорошие стихи, - сказал Юрка, - то, что нужно. Ей обязательно понравятся.
- А где ты их взял? Юрка замялся.
- Сам написал, - признался он. - Я давно их пишу.
- Про любовь?
- И про любовь тоже есть, но мало.
- А про что?
- Про людей, про природу, труд. Ну, такие, как ты хотел. Хочешь, я тебе прочту?
- Сейчас не надо, - попросил я его. - А потом обязательно прочтешь... Я хочу с Паханом поговорить про Нелю. - Юрка вытаращил на меня глаза. - Чтобы он не приставал к ней. Она сама испросила меня об этом. Пусть, говорит, оставит меня в покое.
Юрка удивился еще больше.
- А она знает уже про тебя?
- Да, она все знает. Я ей сказал. . - .
- Ты молодец! - обрадовался Юрка. - Я же говорил - надо брать на абордаж... А как это получилось? Ты прямо так и сказал ей про все?
- Она по почерку узнала. Письмо же у нее было.
- А-а... - Юрка даже подскочил от восторга. - Здорово получилось!
- Слушай, только ты пока не говори никому, - попросил я его. - Пока я с Паханом не поговорю.
- А ты обязательно хочешь с ним поговорить? - спросил Юрка. - Может, не надо? Он же... Сам понимаешь...
- Обязательно, - сказал я твердо. - Иначе я себя уважать не буду.
К. нам подошел Рафик.
- А ты знаешь, где вчера была твоя Нелька? - спросил он у меня.
- Не твое это дело, - сказал я. - И отойди отсюда, я не хочу с тобой разговаривать.
- Она к Пахану на свидание ходила, - сказал Рафик.
- Врешь!
- А ты почитай, что на стенке рядом с каланчой написано. Я посмотрел на Юрку.
- Я ничего не видел, - сказал Юрка. - Честное слово!
- Никто не видел, - сказал Рафик, - мне Хорек сказал. Они у каланчи сидели весь вечер. Гусик пел для них, а Хорек на "атанде" стоял.
- Врешь ты все! - сказал я.
- Сейчас сам увидишь... Он за ней поехал.
- Отойди отсюда, - сказал я, стараясь не заплакать. - Я же сказал тебе, отойди!
- Ты не слышишь, что ли? - спросил его Юрка. - Тебе же говорят.
Он отвел Рафика в сторону, что-то шепнул на ухо и вернулся ко мне.
- Все женщины склонны к измене, - сказал он, чтобы успокоить меня. - Ты знаешь, я не хотел тебе говорить, но сейчас скажу, - продолжал Юрка. - Я же тоже ее любил, но потом понял, что она не для меня. У них денег полно.
- При чем тут деньги? - сказал я.
Послышался треск мотоцикла. Потом он появился из-за горки и понесся к пляжу. Сперва мне показалось, что Пахан сидит на нем один и на заднем сиденье никого нет. Потом я увидел руки, которые держались за его рубашку, и начал молить, сам не знаю кого, чтобы это была не она, а какая-нибудь другая девушка.
Но это была она. Они промчались мимо нас и остановились метрах в двадцати. Сперва слезла она, потом он. К ним подошел Хорек.
- Элик, - услышал я 'Юркий голос, - не обращай внимания. Она тебя не стоит.
- Юрка, но ведь она сама мне сказала, - прошептал я, - чтобы я защитил ее от Пахана.
- Пойдем домой, - попросил Юрка. - Что нам здесь сидеть?
- Нет, - сказал я, - я хочу, чтобы она меня увидела.
Я встал на ноги.
- Не надо, - умоляюще сказал Юрка.
Я оттолкнул его и пошел к мотоциклу. Юрка догнал меня и обхватил за плечи.
- Пусти! - крикнул я. - Я хочу с ней поговорить! Я рванулся из его рук и оказался рядом с ними.
- Неля, - сказал я, - можно тебя на минуту? Она не знала, что мне ответить. О Пахане я вспомнил только, когда она бросила на него испуганный взгляд.
- Отойди, - сказал он мне так, будто я мешаю ему пройти в дверь.
Я посмотрел на них. Все зависело от нее. Если бы она сказала, что согласна со мной поговорить, все могло бы кончиться по-другому. А она смотрела в землю, разглядывала полосу, которую оставило на песке колесо.
- Неля, - спросил я, - ты не хочешь со мной поговорить?
Она бросила взгляд на меня, потом на него, а потом снова уставилась на эту полоску на песке.
Тогда он ударил меня. Я замахал руками в ответ, забыв даже сжать их в кулаки, но бил изо всех сил, надеясь, хоть раз попасть ему по роже. Потом я упал. И он бил меня ногами. Я был в полном сознании, но почему-то не мог подняться: лежал на боку, прикрыв одной рукой голову, и понимал, что он бьет меня ногами, но боли не чувствовал. И ничего не слышал. Ни ее крика (Юрка сказал мне, что она кричала), ни ругани...
Потом они сели на мотоцикл и уехали.
Ребята подошли ко мне. Даже Хорек хотел помочь мне подняться с земли. Но я оттолкнул всех и пошел с пляжа...
На деревянной стене у каланчи я прочитал: "Аркадий - Неля. 20.8.45 г." Это означало, что они действительно вчера сидели здесь, а Гусик пел им песни...
Дома никого не было. Я лег на кровать и заплакал.
Разбудила меня мама.
- Элик, что случилось? - спросила она. - Кто тебя побил? Я увидел, что вся моя подушка, майка и даже брюки в крови...
Мама обняла меня.
- Мальчик мой, скажи мне, что у тебя стряслось? Кто тебяпобил.
Я лежал, уткнувшись ей в колени, и молчал.
- Ты не знаешь этих людей, - сказал я наконец. - Они чужие,
- Как чужие? А где это произошло?
- На пляже.
- С кем ты был?
- Один.
- Элик, ты врешь! Ты что, не хочешь мне сказать правду?
- Нет, - сказал я.
Мама встала с кровати и вышла из комнаты. Я был настолько без сил, что снова уснул.
Проснулся я от голоса за дверью и жужжания машинки. Это были папа и дядя Шура.
- Я так считаю, - говорит дядя Шура, - если я один и он один, то лучше нам стать одной семьей. Я пришел к вам за советом. Вы знаете меня двадцать лет и должны мне дать совет.
- Понимаешь, Шакро, - папа иногда называл дядю Шуру его грузинским именем, - это такое дело, тут советом не поможешь. Надо поступать, так, как велит сердце.
- Еще неизвестно, он согласится или нет, - сказал дядя Шура.
- Надо вам познакомиться поближе, - сказала мама.
- Это обязательно, - сказал дядя Шура. - Я вчера весь вечер был у него с вашим Эликом.
- Дети очень сложное дело, Шура, - сказала мама, тяжело вздохнув. -- Ты берешь на себя большую ответственность.
- А где я еще найду такого мальчика? - спросил дядя Шура. - Потом всю жизнь буду жалеть. Если он согласится, то я счастлив буду.
- Да, мальчик хороший, - согласилась мама.
- Второго такого нету, - с гордостью .сказал дядя Шура.
- Шуре нужен сын, - сказал папа маме. - Сколько он может ЖИТЬ-ОДИН?..
- Конечно, нужен, - согласилась мама. - Но не так это все просто, как может показаться...
Она подошла к двери и плотно прикрыла ее. Их стало плохо слышно. Голова сильно болела и кружилась. Я закрыл глаза.
Когда я открыл их снова, рядом сидел Леня.
- Который час? - спросил я.
- Одиннадцать... Очень больно? Я покачал головой.
- Они будут топить тебя, - сказал Леня, и по щекам его потекли слезы. Хорек сказал всем, что тебя выгнали из отряда, и с завтрашнего дня все будут тебя топить.
- А чего ты плачешь? - сказал я. - Мне теперь все равно. Пусть топят.
Леня продолжал плакать.
- Не надо плакать, - попросил я и почувствовал, что у самого навертываются слезы. - Что ты плачешь? Он обнял меня.
- Я тебя всегда буду помнить, Элик, - сказал он. - Всю жизнь... Ты настоящий человек... - больше ничего сказать не мог, только всхлипывал.
- А мне действительно все равно, - сказал я. - Я не вру. Я больше не боюсь их... пусть топят...
22 августа (записано 29 августа)
А ночью мне приснился сон, что мы катались все на яхтах. И даже Пахан с нами. И она тоже... Мы с ней сидели на отдельной яхте...
Я опять встал поздно, чтобы успели уйти на работу родители. 'Папа подходил к моей кровати утром, но я сделал вид, что сплю. Когда они ушли, я, не умываясь, подошел к окну.
Все были в сборе, делили еду у каланчи. Бедный Леня тоже был с ними.
Из ворот части вышел Костя. Он перешел пустырь и зашел в ворота своего двора.
Я посмотрел на себя в зеркало нашего трельяжа: лицо опухло от слез и ударов, верхняя губа была сильно разбита, на подбородке и на правом ухе осталась засохшая кровь. Когда я полотенцем вытирал ее, то увидел в зеркале, что моя рука движется спокойно и даже замедленно. Это мне понравилось. Я уже знал, как буду вести себя в дальнейшем, и поэтому мне нравилось, что я могу спокойно вытирать кровь со своего лица и не жалеть себя при этом. Значит, я действительно не боюсь их больше...
Потом я вышел на пустырь. Они уже купались, вернее, сидели у бассейна и ждали меня. Сперва я подошел к деревянной стене у каланчи. Там прибавилась новая надпись: "Аркадий - Неля. 21.8.45г.".
Я подошел к бассейну и начал раздеваться. Пахан подошел ко мне.
- Ты... гнида, - сказал он, - обманывал весь отряд и ходил к ней каждый день. Я молчал.
- Получай, - сказал Пахан и ударил меня. Я опять бросился на него.
Они столкнули меня в бассейн и начали топить. Я барахтался, сколько мог, цепляясь за все, чего касалась моя рука, глотал то воздух, то воду и постепенно начал терять силы. Я не различал их лица и видел только ноги, которые толкали меня назад, в воду... Я старался ухватиться за них, чтобы не утонуть, но вдруг наступила такая усталость, что я не мог уже сделать ни одного движения и ничего не видел и не понимал.
Когда я пришел в себя, все почему-то сгрудились кучей рядом с бассейном, а я лежал почти совсем вытащенный из воды, раскинув руки и прижавшись лицом к земле; мои колени скользили в воде по мокрой стенке бассейна, пытаясь от чего-нибудь оттолкнуться. Я не мог понять, почему они больше не топят меня.
Вдруг они раздались в стороны, и я увидел человека в военной форме, который дрался с кем-то. Я не мог разглядеть их лица, настолько все вокруг было мутным и расплывчатым, но сразу понял, что это Костя и Пахан.
Это, действительно, были они, хотя я и сейчас не могу поверить в то, что Пахан посмел поднять на него руку. "Это же сын полка! Он же воевал на фронте!" Мне казалось, что я кричу эти слова Пахану, но на самом деле я лежал беззвучно и неподвижно, а Пахан бил Костю, потому что был сильнее и старше его. Костя сопротивлялся, как мог, но я понимал, что это безнадежное сопротивление.
Я с трудом встал и, шатаясь, пошел в их сторону.
Пахан уже повалил Костю на землю. Он сам тоже упал и придавил Костю своим телом. Они продолжали наносить друг другу удары... Пахан бил сильно, обеими руками, откидываясь всем телом. Я видел его лицо. Оно стало совсем звериным. Костя лежал под ним.
Я упал на них сверху. Не помню, что я делал: бил, кусал, царапался? Но я мог бы сделать все с Паханом за то, что он поднял руку на Костю. Он превратился для меня в фашиста, который бьет нашего бойца.
Я отлетал в сторону, падал, хватался за руки, висел на его ногах, снова падал...
Хорек пытался оттянуть меня в сторону, но я ударил его ногой, и он испугался. Остальные не вмешивались.
Мы придавили Пахана к земле.
Он изворачивался, как мог, чтобы сбросить нас с себя. А мы лежали на нем, тяжело дыша, не зная, что делать дальше.
- Лежи тихо, - сказал ему Костя, - а то свяжем тебя... Пахан продолжал вырываться. Он, как и мы, сильно устал, но дергался, не переставая.
- Пусти его, - вдруг сказал мне Костя.
Мы поднялись на ноги. Пахан тоже. Мы стояли в двух метрах, покачиваясь от усталости и готовые снова броситься друг на друга.
- Может, хватит? - сказал Костя.
Пахан смотрел на нас с ненавистью. Меня тошнило. Я еле держался на ногах. Если бы он напал на нас еще раз, я бы не смог даже рукой пошевелить.
- Пошли, - сказал мне Костя. - Нечего тебе тут делать. - Он повернулся и пошел к своему дому.
Я пошел за ним. Через несколько шагов я оглянулся. Пахан стоял на том же месте, сжав кулаки. Остальные смотрели на него, ждали, что же он сделает. Они, как и я, знали, что он обязательно что-то сделает. Никогда он не потерпит, чтобы на глазах ребят все так кончилось.
Я шел вслед за Костей, пока не услышал крика Лени. Мы обернулись одновременно - Костя и я - и увидели, что Пахан стоит на том же месте.
- Элик, - услышал я крик Лени, - у него револьвер!
И только тогда я увидел, что Пахан что-то держит в руке.
- Негодный, наверное, - сказал я.
И тут же раздался выстрел. Упал Костя. Они бросились врассыпную. Пахан побежал к оврагу.
Я щупал тело Кости и не мог понять, куда попала пуля. На мокрой от пота гимнастерке кровь проступила не сразу. И только после того, как проступила кровь, я увидел, что пуля попала ему в грудь.
Костя открыл глаза,
- Это револьвер милиционера, - сказал я, как будто сейчас имело значение, из какого револьвера его ранили.
Нас окружили люди. Подняли Костю на руки. Понесли. Я пошел за ними.
Его увезли в больницу. Меня в машину не взяли...
Через час меня допрашивал следователь. Он сидел за столом управдома в его подвале.
- Ты знал, что у Аркадия Резчикова есть револьвер?
- Нет.
- За что они тебя топили?
- Пахан приказал.
- За что?
Я молчал.
- Бандит тяжело ранил твоего товарища, а ты молчишь, - сказал следователь.,- Ты что, не понимаешь, что этот Пахан бандит? Он же связан со взрослыми уголовниками. Ты знаешь, что мотоцикл, на котором вы все катались, краденый?
- Нет.
- Краденый... А револьвер, из которого он стрелял, - личное оружие старшины милиции. Преступники совершили на неги покушение на вашем пустыре и украли револьвер. А теперь, оказывается, это сделал Пахан или его взрослые дружки. Так за что он приказал тебя топить?
- Из-за одной девочки.
- Какой девочки?
- Нели Адамовой.
- А какое она к тебе имеет отношение?
- Никакого.
- А к Резчикову?
- Она ему нравится.
- А тебе?
- Тоже.
- Понятно, - сказал следователь. - Ну, ладно, иди. Только будь дома, можешь еще понадобиться.
Я вышел в коридор. На скамейке вдоль стены сидели все члены нашего "отряда". Они вскочили на ноги и окружили меня,
- Ты сказал ему, что мы не дрались с вами? - спросил Гусик.
Хорек и остальные испуганно ждали моего ответа. Я молчал. Тогда они заговорили все сразу, перебивая друг друга:
- Откуда мы знали, что у него револьвер?
- Мы не дрались! Он один с вами дрался.
- Нам что говорили, мы то и делали.
- Он нас тоже бил.
- Мы боялись Пахана.
Они пытались доказать мне, что ни в чем не виноваты. Один Леня сидел спокойно.
- Не бойтесь, - сказал я. - Ничего вам не будет... Дайте пройти...
У двери меня догнал Хорек. Он боялся больше всех.
- Элик, - сказал он, - ты сказал следователю, что я вместе с тобой помог Лене. Помнишь, ты приходил ко мне...
В больницу меня не пустили.
- Нельзя, мальчик, - сказала мне дежурная. - Потом придешь, когда полегче ему станет...
А через неделю его из больницы перевезли в военный госпиталь, а оттуда повезли в часть, к боевым друзьям. Я так и не увидел его больше.
29 августа
Сегодня за Костиными вещами приехала машина из части. Управдом открыл дверь, и усатый сержант, фотография которого висела у Кости на стене, собрал в вещмешок его пожитки и отнес в машину. Я хотел помочь сержанту, но он оттолкнул меня.
- Полвойны прошел человек, ни одной царапины не получил, а вы тут чуть не загубили его...
Он положил мешок на заднее сиденье, сел рядом с водителем, и машина, рванув с места, уехала.
Я пошел домой. Наверное, я шел очень медленно, потому что, когда услышал свое имя и обернулся, взрослых на пустыре уже не было, а за мной, растянувшись в цепочку, плелась вся наша бывшая компания...