Страница:
— О, я не это имела в виду. Фанни, вы все переворачиваете. Вы как-то изменились со времени вашей поездки в Лондон. Повернитесь и посмотрите на меня.
Фанни кончила закалывать свои волосы. Она неторопливо повернулась.
— Что же, пожалуйста. Что вы видите? Отпечаток великой столицы на моем лице?
— Не-ет. Но ваши глаза стали такими яркими. Если бы это не было невозможно, я бы сказала, что вы влюбились.
— Невозможно? — холодно спросила Фанни.
— Хорошо, но как бы вы могли это сделать с Ханной на шее, а затем с этими бедными сиротами. И кроме того, кого вы могли встретить в поезде? — Амелия вдруг вскочила. Ее голос понизился до шопота. — Фанни, вы встретились… с ним?
Фанни почувствовала, что краснеет. Как Амелия могла узнать? Неужели ее секрет так явно написан на лице?
— Если вы имеете в виду клерка судоходной компании…
— О, нет, не его, разумеется Я говорю о новом заключенном, о прибытии которого говорил сэр Джайлс. Фанни, вы на самом деле видели его?
Голос Фанни от облегчения стал небрежным. Амелии было опасно доверять секреты, она могла разболтать их, исказить…
— Видела только на мгновение.
Амелия сжала свои руки вместе:
— Он выглядел очень голодным и отчаянным?
— Я этого не заметила. На самом деле. Амелия, мне кажется, вы считаете, что дартмурская тюрьма полна запертых тигров и пантер с когтями и горящими глазами.
Амелия подошла посмотреть в окно. У нее была невысокая округлая фигура с уютной домашней внешностью. Человек мог бы обнять эту мягкую полноватую талию и думать о теплых очагах, хорошо накрытых столах и заполненных колыбельках. Он не подумал бы, что в этой молодой женщине может быть что-нибудь еще.
— Я не знаю, почему у меня такое желание увидеть одного из них, — прошептала она. — Я могла бы ужаснуться, и все же… Ведь они тоже человеческие существа, не так ли, которых когда-то любила мать. Полагаю, что они давно забыли о любви…
Фанни ухитрилась не покраснеть, когда во время завтрака дядя Эдгар спросил ее о молодом человеке из судоходной компании.
— У нас не было возможности поговорить вчера вечером. Но я понял, что все было сделано как нужно. Компания послала надежного человека?
— Очень надежного, дядя Эдгар.
— Великолепно, я пошлю им письмо с благодарностью. Я полагаю…
— Я отдала ему гинею, дядя Эдгар. — Фанни опустила голову, так как на этот раз почувствовала румянец на щеках. Она была все более и более уверена, что Адам Марш положил в карман гинею только для того, чтобы выручить ее из трудного положения, что он совершенно не привык получать деньги от дам. Она была почти уверена, что они в будущем будут смеяться над этим случаем.
— Фанни хорошо выглядит, не так ли, Луиза, — прогудел дядя Эдгар. — Это маленькое развлечение пошло ей на пользу.
— Я сказала, что она влюбилась, — смело заявила Амелия, а затем разразилась безудержным смехом.
— В кого? В кого, черт побери? — зарычал Джордж.
— Джордж!
Реплика его матери была такой резкой, что Джордж упал обратно на свое место. Он начал растерянно хмуриться, а сильный румянец гнева стал исчезать.
— Это неправда, Фанни, не так ли? Амелия дразнит, как обычно?
— Разумеется, — ответила Фанни, так как в этот момент больше нечего было сказать.
Она посмотрела вокруг. Тетя Луиза была за блестящими серебряными чайником и кофейником на одном конце стола, внимание дяди Эдгара с засунутой за жилет салфеткой было целиком поглощено его пищей. Амелия в своем свежем голубом утреннем платье опустила ресницы, чтобы спрятать коварный блеск, который возбудила ее выходка, и Джордж на своем месте, мгновенно забывший о еде, смотрел на Фанни так, что прежний Джордж нашел бы это неприличным и неловким.
Кто мог бы подумать, что эта сцена была чем-либо другим, помимо приятного дружеского семейного завтрака? В центре стола была ваза с только что срезанными розами, еще хранящими ночную росу. Мебель блестела от ежедневной полировки, сделанной перед завтраком. В комнате царил приятный теплый аромат хорошо приготовленной пищи, пчелиного воска и роз, запах, такой же старый, как и дом. Лиззи принесла еще горячей воды, и тетя Луиза, подняв чайник рукой, украшенной кольцами, спрашивала:
— Еще чая, Амелия? Фанни? А как вам, любовь моя? Лиззи, принеси чашку мистера Давенпорта.
И никто бы не догадался, что только что она яростно ненавидела Фанни. Она всегда могла только терпеть ее, но ребенком она была достаточно безвредна, даже полезна, как подруга для Амелии в классной комнате и во многих других случаях. Она могла бы относиться к ней терпимо, если бы не ее вызывающая тревогу восхитительная внешность, которая, как не мог заметить только слепой или чересчур занятый человек, полностью затмила Амелию, да еще эта неразумная влюбленность в нее Джорджа.
Фанни знала все это. Но, хотя она понимала, что терпимость тети Луизы превратилась в ненависть, она ничего не знала об отношении к ней дяди Эдгара. Он был мужчиной. Он должен был иметь естественную нежность к женщине, даже если она представляла собой угрозу для его собственных детей.
Амелия была молодой, глупой и нежной. Но на нее было легко влиять, и мать могла и ее сделать чужой.
Джордж — что будет, если его любовь не встретит отклика? Это был темный вопрос, на который она не могла ответить.
Но все эти вопросы находились вне приятного спокойного комфорта семейного завтрака. И она все же не жалела, что вернулась в Даркуотер.
— Что же, — сказал шутливо настроенный дядя Эдгар, — если Фанни не потеряла свое сердце во время этого путешествия, может быть, она способна направить свои мысли на более практические вещи. Моя дорогая, — он повернулся к Фанни, — как только мои маленькие племянник и племянница будут в надлежащем виде, не будете ли настолько добры, чтобы привести их ко мне в библиотеку. Я должен познакомиться с ними. Думаю, что они выглядят многообещающей парой. Да, и няню тоже. Она может рассказать мне кое-что о моем бедном брате и о матери детей.
— Она очень плохо говорит по-английски, дядя Эдгар.
— Чепуха! Она должна была говорить по-английски у моего брата в Шанхае.
— Она говорит, что нет.
— Значит, она не говорит правду. Эти китайцы хитрая раса, сплошные поклоны и улыбки скрывают их подлинные чувства. Мне жаль тратить время на них. Как и на французов или греков. Даже на американцев. У них хватает наглости вытеснять нас из их страны.
— Может быть, на всех, кроме англичан, папа? — лукаво спросила Амелия.
— Совершенно верно, моя дорогая, совершенно верно. О, я допускаю, что от других народов может быть какая-то польза, хотя я никогда не понимал, какая именно. Из итальянцев получаются хорошие слуги. И я помню, как покупал чертовски хорошие перчатки в Вене. Но китаянка должна заговорить. Я ее заставлю. Приведите ее вниз, Фанни.
7
Фанни кончила закалывать свои волосы. Она неторопливо повернулась.
— Что же, пожалуйста. Что вы видите? Отпечаток великой столицы на моем лице?
— Не-ет. Но ваши глаза стали такими яркими. Если бы это не было невозможно, я бы сказала, что вы влюбились.
— Невозможно? — холодно спросила Фанни.
— Хорошо, но как бы вы могли это сделать с Ханной на шее, а затем с этими бедными сиротами. И кроме того, кого вы могли встретить в поезде? — Амелия вдруг вскочила. Ее голос понизился до шопота. — Фанни, вы встретились… с ним?
Фанни почувствовала, что краснеет. Как Амелия могла узнать? Неужели ее секрет так явно написан на лице?
— Если вы имеете в виду клерка судоходной компании…
— О, нет, не его, разумеется Я говорю о новом заключенном, о прибытии которого говорил сэр Джайлс. Фанни, вы на самом деле видели его?
Голос Фанни от облегчения стал небрежным. Амелии было опасно доверять секреты, она могла разболтать их, исказить…
— Видела только на мгновение.
Амелия сжала свои руки вместе:
— Он выглядел очень голодным и отчаянным?
— Я этого не заметила. На самом деле. Амелия, мне кажется, вы считаете, что дартмурская тюрьма полна запертых тигров и пантер с когтями и горящими глазами.
Амелия подошла посмотреть в окно. У нее была невысокая округлая фигура с уютной домашней внешностью. Человек мог бы обнять эту мягкую полноватую талию и думать о теплых очагах, хорошо накрытых столах и заполненных колыбельках. Он не подумал бы, что в этой молодой женщине может быть что-нибудь еще.
— Я не знаю, почему у меня такое желание увидеть одного из них, — прошептала она. — Я могла бы ужаснуться, и все же… Ведь они тоже человеческие существа, не так ли, которых когда-то любила мать. Полагаю, что они давно забыли о любви…
Фанни ухитрилась не покраснеть, когда во время завтрака дядя Эдгар спросил ее о молодом человеке из судоходной компании.
— У нас не было возможности поговорить вчера вечером. Но я понял, что все было сделано как нужно. Компания послала надежного человека?
— Очень надежного, дядя Эдгар.
— Великолепно, я пошлю им письмо с благодарностью. Я полагаю…
— Я отдала ему гинею, дядя Эдгар. — Фанни опустила голову, так как на этот раз почувствовала румянец на щеках. Она была все более и более уверена, что Адам Марш положил в карман гинею только для того, чтобы выручить ее из трудного положения, что он совершенно не привык получать деньги от дам. Она была почти уверена, что они в будущем будут смеяться над этим случаем.
— Фанни хорошо выглядит, не так ли, Луиза, — прогудел дядя Эдгар. — Это маленькое развлечение пошло ей на пользу.
— Я сказала, что она влюбилась, — смело заявила Амелия, а затем разразилась безудержным смехом.
— В кого? В кого, черт побери? — зарычал Джордж.
— Джордж!
Реплика его матери была такой резкой, что Джордж упал обратно на свое место. Он начал растерянно хмуриться, а сильный румянец гнева стал исчезать.
— Это неправда, Фанни, не так ли? Амелия дразнит, как обычно?
— Разумеется, — ответила Фанни, так как в этот момент больше нечего было сказать.
Она посмотрела вокруг. Тетя Луиза была за блестящими серебряными чайником и кофейником на одном конце стола, внимание дяди Эдгара с засунутой за жилет салфеткой было целиком поглощено его пищей. Амелия в своем свежем голубом утреннем платье опустила ресницы, чтобы спрятать коварный блеск, который возбудила ее выходка, и Джордж на своем месте, мгновенно забывший о еде, смотрел на Фанни так, что прежний Джордж нашел бы это неприличным и неловким.
Кто мог бы подумать, что эта сцена была чем-либо другим, помимо приятного дружеского семейного завтрака? В центре стола была ваза с только что срезанными розами, еще хранящими ночную росу. Мебель блестела от ежедневной полировки, сделанной перед завтраком. В комнате царил приятный теплый аромат хорошо приготовленной пищи, пчелиного воска и роз, запах, такой же старый, как и дом. Лиззи принесла еще горячей воды, и тетя Луиза, подняв чайник рукой, украшенной кольцами, спрашивала:
— Еще чая, Амелия? Фанни? А как вам, любовь моя? Лиззи, принеси чашку мистера Давенпорта.
И никто бы не догадался, что только что она яростно ненавидела Фанни. Она всегда могла только терпеть ее, но ребенком она была достаточно безвредна, даже полезна, как подруга для Амелии в классной комнате и во многих других случаях. Она могла бы относиться к ней терпимо, если бы не ее вызывающая тревогу восхитительная внешность, которая, как не мог заметить только слепой или чересчур занятый человек, полностью затмила Амелию, да еще эта неразумная влюбленность в нее Джорджа.
Фанни знала все это. Но, хотя она понимала, что терпимость тети Луизы превратилась в ненависть, она ничего не знала об отношении к ней дяди Эдгара. Он был мужчиной. Он должен был иметь естественную нежность к женщине, даже если она представляла собой угрозу для его собственных детей.
Амелия была молодой, глупой и нежной. Но на нее было легко влиять, и мать могла и ее сделать чужой.
Джордж — что будет, если его любовь не встретит отклика? Это был темный вопрос, на который она не могла ответить.
Но все эти вопросы находились вне приятного спокойного комфорта семейного завтрака. И она все же не жалела, что вернулась в Даркуотер.
— Что же, — сказал шутливо настроенный дядя Эдгар, — если Фанни не потеряла свое сердце во время этого путешествия, может быть, она способна направить свои мысли на более практические вещи. Моя дорогая, — он повернулся к Фанни, — как только мои маленькие племянник и племянница будут в надлежащем виде, не будете ли настолько добры, чтобы привести их ко мне в библиотеку. Я должен познакомиться с ними. Думаю, что они выглядят многообещающей парой. Да, и няню тоже. Она может рассказать мне кое-что о моем бедном брате и о матери детей.
— Она очень плохо говорит по-английски, дядя Эдгар.
— Чепуха! Она должна была говорить по-английски у моего брата в Шанхае.
— Она говорит, что нет.
— Значит, она не говорит правду. Эти китайцы хитрая раса, сплошные поклоны и улыбки скрывают их подлинные чувства. Мне жаль тратить время на них. Как и на французов или греков. Даже на американцев. У них хватает наглости вытеснять нас из их страны.
— Может быть, на всех, кроме англичан, папа? — лукаво спросила Амелия.
— Совершенно верно, моя дорогая, совершенно верно. О, я допускаю, что от других народов может быть какая-то польза, хотя я никогда не понимал, какая именно. Из итальянцев получаются хорошие слуги. И я помню, как покупал чертовски хорошие перчатки в Вене. Но китаянка должна заговорить. Я ее заставлю. Приведите ее вниз, Фанни.
7
Детской стала все та же старая классная комната, где Фанни и Амелия, и Джордж тоже, пока не уехал в закрытую школу, перенесли столько лет правления мисс Фергюсон. Там по-прежнему была классная доска в углу и возвышение, на котором обычно сидела мисс Фергюсон, чтобы иметь возможность наблюдать сверху за своими очень быстро растущими «юными леди».
Для новых детей тетя Луиза не стала производить никаких внешних изменений. На камин снова установили старую каминную решетку для детской, и принесли несколько низеньких стульчиков. Фанни перерыла шкафы и достала те игрушки и игры, которые уцелели после грубого обращения Джорджа. Там был потрепанный кукольный домик для Нолли и несколько игрушечных солдатиков для Маркуса.
Но у детей еще не появилось интереса к европейским игрушкам, так как, когда Фанни, следуя инструкциям дяди Эдгара, поднялась за ними, она обнаружила две маленькие диковинные фигурки в состоянии дикого возбуждения.
Их чемоданы стояли открытыми, содержимое было разбросано вокруг. Нолли была одета в алое кимоно, украшенное черными и золотыми драконами, Маркус — в шелковые штанишки и рубашку. На Нолли были не только туфли на высоком каблуке, слишком большие для нее, но в ушах у нее к тому же ненадежно висели сережки, а на пальцах она с трудом удерживала кольца. Чинг Мей яростно и сердито смотрела на них, она, очевидно, потеряла контроль над ситуацией.
— Мисс Нолли осень плохая, — сказала она Фанни.
— Маркус тоже, — заявила Нолли. — Он захотел надеть свою китайскую одежду. Это была его идея.
Маркус прекратил дурачиться, чтобы уставиться на Нолли с открытым ртом. Его рабское подражание сестре принесло свой ошеломляющий результат. Но уже через мгновение он счастливо улыбался и говорил, что они китайские дети.
— Это очень приятно, — сказала Фанни. — Но сейчас ваш дядя хочет видеть вас внизу. Так что быстро одевайтесь как следует.
Нолли отступила в угол.
— Нет, — сказала она. — Мы не хотим. Мы хотим быть китайскими детьми.
Ее черные глаза смотрели мрачно и сурово, на щеках горели яркие пятна румянца. Но в своих фальшивых драгоценностях и криво сидящих туфлях она выглядела слишком комичной, чтобы относиться к ней всерьез.
— Тогда мне придется снова превратить тебя в английского ребенка, — весело сказала Фанни. — Для начала сними эти нелепые туфли.
— Они не нелепые, — сказала Нолли тихо. — Они мамины.
Фанни посмотрела на серебряные слегка потускневшие парчовые туфли, слишком большие для Нолли, но маленькие для взрослой женщины. Она почувствовала острую болезненную жалость, думая о мертвой женщине с маленькими ногами и любовью к слишком ярким драгоценностям. Потому что на Нолли были надеты большие матовые зеленые камни, совсем не похожие на неброский жемчуг и гранаты, которые носили английские женщины.
— Мисс Нолли осень плохая, — снова беспомощно сказала Чинг Мей.
Фанни кивнула с несколько отсутствующим видом. Чувство жалости напомнило ей о почти забытых сценах, которые она сама когда-то разыгрывала. Она вспомнила, как яростно трясла Амелию в ее колыбели через несколько мгновений после того, как ее мать ласково поцеловала ее на ночь. После этого был большой шум и мисс Фанни не позволялось подходить близко к малышке в течение нескольких недель. Были вспышки раздражения в классной комнате, когда новоприбывшей мисс Фергюсон объяснили, что мисс Амелия — дочь хозяина дома, а мисс Фанни — всего-навсего кузина. Она всегда ненавидела дни рождения и даже Рождество.
Теперь маленькая девочка, злобно отступившая в угол, уже не казалась настолько чужой.
Фанни была заинтересована не в том, чтобы выиграть сражение, а в том, чтобы сделать девочку счастливой.
Она внезапно приняла решение.
— Нолли, дорогая малышка, ты не сможешь пойти вниз в этих туфлях. Ты сразу их потеряешь. Поэтому надень свои, и ты можешь пойти к дяде Эдгару в своем кимоно.
Нолли посмотрела изумленно.
— Он не рассердится?
— Он очень добрый. Разве ты не помнишь, как вчера вечером он обещал показать тебе свои часы, которые играют мелодию?
Дядя Эдгар был действительно добрым. Она рассчитывала на это. Но если бы он стал возражать против того, как дети себя вели, Фанни собиралась сражаться на их стороне. Неужели он не знает, каково быть таким маленьким и одиноким в незнакомом месте… Но, конечно же, он не знает. Он никогда не был в этой ситуации. Она должна полагаться только на его доброту.
Она не рассчитывала вызвать в нем веселье. Когда он увидел двоих странно одетых детей, он разразился взрывом хохота.
— Э-э, что это? Шарада? Маскарад? Неужели это вся одежда, которую вы привезли с собой из Китая? Неужели это все было в тех чемоданах?
Последний вопрос был адресован Чинг Мей, стоявшей в своей обычной позе, с опущенной головой и сложенными руками.
— Дядя Эдгар, она не понимает, — встревожено сказала Фанни.
Но внезапно дядя Эдгар перестал слушать. Он уставился на Нолли. Он подошел к ней, и снова взял ее пальцами под подбородком, поднимая ее лицо.
— Ого, что это за штуковины ты на себя надела, дитя? Немного не по возрасту для тебя, не так ли? — он мягко рассмеялся. — Ей-богу, и кольца. Какая женщина не любит драгоценностей. Разреши мне посмотреть на кольца. Дай их мне.
Нолли резко отодвинулась назад, крепко сжав руки.
— Нет, — сказала она.
— Послушай, дитя, я только хочу посмотреть. У меня нет никаких замыслов по отношению к твоим фальшивым драгоценностям.
Глаза Нолли сверкнули.
— Не смейте касаться их! Это мамины драгоценности! Дядя Эдгар слегка покраснел, хотя все еще улыбался.
— Фанни, эту маленькую девочку необходимо учить манерам. Мы не собираемся потворствовать такой вульгарной вещи, как непослушание. Возьмите ее наверх и отошлите в ее комнату. Мальчик… — но Маркус, чувствуя беду, опустил нижнюю губу и начинал всхлипывать.
— О малыш, малыш! — сказал дядя Эдгар. — Наши отношения едва ли улучшаются. Возьмите также и мальчика, Фанни. — Он повелительно указал на няню: — Вы останьтесь.
— Дядя Эдгар, Чинг Мей…
— Моя дорогая Фанни, я не глухой. Вы уже несколько раз объяснили, что эта женщина не понимает по-английски. Разрешите мне судить об этом самому, Бога ради, — нетерпеливо закончил он. — И вообще, почему плачет этот мальчик? Надеюсь, он не будет плаксой?
— Он надеялся увидеть ваши часы, дядя Эдгар.
— Неужели он и его сестра думают, что их поведение заслуживает этого? О нет, им придется подождать до другого случая.
За ленчем дядя Эдгар полностью восстановил свое добродушие. Он провел некоторое время, в деталях описывая особенно памятную охоту, это напомнило ему об охотничьей лошади, которую он обещал Джорджу. Когда Амелия, со скромно опущенными глазами, сказала:
— Папа, если Джордж получит лошадь…, — он добродушно прервал ее:
— То есть, вы думаете, что вам тоже что-нибудь полагается.
— Я думаю только, что мне тоже нужно очень много вещей, папа, — искрение сказала Амелия.
— Это относится ко всем, моя дорогая. Или мы все так думаем. Кстати, Фанни, — было похоже, что он только что заметил ее, — вам удалось добиться, чтобы настроение ваших подопечных улучшилось?
— Моих подопечных, дядя Эдгар? — подбородок Фанни приподнялся, ее голос звучал прохладно. Она все еще была расстроена после ужасного и тревожного утра.
Дядя Эдгар громко засмеялся и продолжал говорить, следуя каким-то своим вызывающим веселье мыслям.
— Маленькие чужестранные дьяволята, а? Хотя у девочки есть характер. Жаль, что не у мальчика. Он кажется несколько изнеженным. Кстати, Фанни, тетя просмотрит чемоданы, которые они привезли. Возможно, там есть какие-нибудь личные бумаги. Я не хочу, чтобы слуги прикасались к чему-нибудь.
— Это Чинг Мей сказала вам? — удивленно спросила Фанни. — Но я не думала, что она может…
— Говорить по-английски? Ее словарь, конечно, не велик. Но я ухитряюсь понимать ее. Лично я думаю, что эта женщина скрывает свои способности.
— Она такая странная и так тоскует но дому, — порывисто сказала Фанни. — Адам Марш думает, что с вашей стороны было бы очень великодушно, если бы вы отправили ее обратно в Китай.
— А кто такой Адам Марш? — с интересом спросил дядя Эдгар.
— Как же, джентльмен из судоходной компании. Он был очень добрым и внимательным к ним.
— А не мог бы он заниматься своими собственными делами?
— О, он не имел это в виду. Он просто выразил свою озабоченность о ней.
— Вероятно, он полагает, что в английском доме ее подстерегает смертельная опасность? А вдруг мы собираемся вернуть китаянку ее любящей семье, пальчик за пальчиком?
Амелия в ужасе вскрикнула. Дядя Эдгар эмоционально объяснил:
— Я слышал, что у китайских бандитов есть такой очаровательный обычай. Нет, не беспокойтесь, Фанни, Чинг Мей в полной безопасности у нас. Мне решать, когда она покинет нас, — в его голосе появилась некоторая твердость. — И никому больше.
Она была еще раз поставлена на свое место. Это было очевидно по отношению тети Луизы, когда она пришла осматривать чемоданы.
— Уведите детей в сад, Фанни. Я не хочу, чтобы тут начался шум и вопли протеста. Кстати, я вижу, вы решили переехать в другую комнату.
— Да, тетя Луиза. Если это будет удобно.
— Не поздновато ли спрашивать об этом, когда Дора уже перенесла ваши вещи? Мне кажется, что эта комната была одной из самых больших комнат для гостей.
— Но полагаю, тетя Луиза, вы бы не захотели размещать гостей около детской.
— Я имела в виду не это, — сердито сказала тетя Луиза. Ее нос приобрел оттенок, напоминающий цвет виноградной кисти, который он принимал всегда, когда она была возбуждена или расстроена. Она уже склонилась над побитыми чемоданами, похожая на большой отцветающий георгин в своем темно-красном платье с широкой юбкой. У тети Луизы была склонность к пышности в одежде. В дополнение она могла бы надеть зеленые сережки в разукрашенной золотой оправе, в том случае, разумеется, если можно было доказать, что камни но крайней мере полудрагоценные.
— Я всего лишь имею в виду, — продолжала она, — что вы могли, хотя бы из вежливости, проконсультироваться со мной но поводу вашего нового размещения.
— Но я считала само собой разумеющимся, что дети будут на моем попечении.
Тетя Луиза заметила знакомый блеск мятежа в глазах Фанни. Никогда нельзя было угадать, о чем думает эта несносная девчонка. И что больше всего раздражало, так это то, что она выглядела наиболее хорошенькой, когда была в одном из своих противных настроений.
— Естественно, мистер Давенпорт и я считаем, что было бы очень кстати, если бы вы проявили интерес к этим детям. И, я согласна, спать рядом с ними — дополнительное преимущество. Но вам следовало просто спросить моего разрешения. Я все же думаю, что доверие, которое проявил к вам мистер Давенпорт, послав вас в Лондон, ударило вам в голову. Вы должны попытаться подавить это высокомерие в своем характере. Это не приличествует молодой женщине.
— Что вы собираетесь делать с этими вещами? — спросила Фанни не менее агрессивным тоном.
Тетя Луиза собиралась дать ей резкую отповедь, по ее внимание переключилось на кипы одежды, в беспорядке разбросанные вокруг после того, как дети утром дико перерыли чемоданы. Она с отвращением и замешательством нахмурилась.
— Я думаю, сжечь большую часть. Вероятно, они полны паразитов.
— Но что, если что-то из вещей имеет ценность?
— Если вы думаете о тех варварских драгоценностях, что надела Нолли, то если что-то из них имеет какую-то ценность (что в высшей степени маловероятно, имея в виду постоянное безденежье моего несчастного деверя), это будет надежно положено в банк до совершеннолетия детей. Это удовлетворит вас, мисс? Почему же, вы думаете, я сама взялась за эту неприятную работу, вместо того, чтобы поручить ее слугам?
Фанни решительно отбросила свои неясные и недостойные подозрения.
— Простите, тетя Луиза. Мне не следовало этого говорить.
— Вы всегда торопитесь что-то сболтнуть — это еще один из ваших недостатков. Сколько раз я говорила вам об этом? Но не будем больше говорить на эту тему, однако, хотя ваш дядя и я возлагаем на вас дополнительную ответственность, мы ожидаем, что у вас все же будет время для своих обычных обязанностей. Я уверена, что не стала бы успокаивать ни мою мать, ни Амелию, если бы вы пренебрегли ими. И что же, интересно, это должно быть?
Она держала некое одеяние из яркого шелка неопределимой формы.
— Не чонгзам ли это, тетя Луиза? Одежда, которую носят китайские леди.
— Такое тесное, — пробормотала тетя Луиза. — И юбка с разрезом. Уверена, что женщина не могла носить нечто столь неприличное. Но, я полагаю, от них можно было бы ожидать чего угодно… Ну, зачем же вы здесь стоите, Фанни? Я ведь просила вас увести детей в сад. И помните, что вам очень повезло. Вы знаете, скука может быть хуже несчастья. Поэтому мы должны как можно скорее выдать мою праздную дочь замуж.
Оказавшись в саду, Фанни не стала завидовать праздности Амелии. День был прохладный и ветреный, тени облаков мчались по земле, а когда выглядывало солнце, отдаленное озеро отбрасывало сверкающие вспышки. На лужайке напротив медного бука расправлял свой хвост павлин, как если бы он сознательно старался создать яркий сверкающий фон. Его подруга рылась в траве рядом, не обращая внимания на царственное великолепие своего спутника. Но все же у него была восхищенная аудитория в лице Нолли, Маркуса и маленькой восточной няни.
Подошел старый Уильям, старший садовник, и дотронулся до своей шапки, искоса поглядывая на китаянку.
Он сказал, что в огороде созрела клубника, так что если бы малыши заинтересовались несколькими ягодами…
После этого они спустились к пагоде у озера. Нолли, с перемазанным клубничным соком ртом, неожиданно превратилась в обыкновенную маленькую девочку, возбужденную и счастливую. Она радостно бегала вокруг пагоды, желая знать, для чего предназначены стол, и стулья, и бамбуковые экраны.
Фанни объяснила, что, если на берег озера приносили чай и начинался дождь, как это часто случалось, можно было перейти и укрыться в пагоде.
— Так мы можем устроить пикник? — воскликнула Нолли. — Чинг Мей, разве не замечательно получилось бы, если бы мы здесь наверху повесили воздушные колокольчики. Посмотри, ветер задувает со всех сторон. Они звенели бы все время.
— Воздушные колокольчики? — сказала Фанни. — Как очаровательно. Мы сделаем это завтра.
Маркус хотел окунуть ноги в озеро. Ему казалось, что можно безопасно пройти там, где так густо растут водяные лилии.
— Нет, нет! — воскликнула Фанни. — Только птицы могут ходить но листьям. Ты никогда не должен пробовать делать это. А то ты провалишься и утонешь.
— Утонешь? Это как? — спросил Маркус, поднимая свои глаза цвета луговых колокольчиков на Фанни.
— Это значит, что вода пройдет вниз по твоему горлу и задушит тебя, — грубо сказала Нолли. — Вы когда-нибудь тонули, кузина Фанни?
Всегда, с того самого долгого дня, озеро вызывало у Фанни холодное чувство беды. Когда его освещало солнце, озеро выглядело достаточно привлекательно. Но она никогда не ступала в лодку без вызывающих стыд опасений. Она никогда не смогла бы забыть руки дяди Эдгара вокруг своего горла, когда он вытаскивал ее. И еще кто-то где-то безудержно кричал. Это была одна из служанок на берегу. У глупой женщины случилась истерика, а дядя Эдгар разозлился, так как ей следовало бы быстро унести Фанни домой, чтобы принять горячую ванну и сменить одежду на сухую. Вместо этого ее пришлось нести тете Луизе. И мало того, что Фанни была до смерти напугана, ей еще дали понять, что она всем испортила день. Выпасть из лодки — это так неуклюже! Другие могут достать водяную лилию, не падая при этом за борт.
Даже кремовые водяные лилии с того дня были ей неприятны.
Хрипло прокричал павлин, и Нолли подлетела к Фанни.
— Что это было?
— Всего лишь павлин. Вы должны привыкнуть к странным звукам. К озеру приходят и другие птицы, и у них всех разные голоса.
— Фанни! Фанни! — это Джордж стоял на склоне лужайки и повелительно звал ее. — Идите сюда. Я хочу поговорить с вами.
За каждую руку Фанни держалось по одному ребенку. Девушка медленно и неохотно пошла к нему. В то же время на верхнем этаже открылось окно и высунулась голова леди Арабеллы в белом чепчике.
— Фанни, это вы? — Ее скрипучий голос был хорошо слышен через лужайку. — Ни у кого не хватило вежливости привести детей ко мне. Пошлите их наверх сейчас же.
— Кто это? — спросила Нолли, съежившись рядом с Фанни.
— Ваша двоюродная бабушка Арабелла. Вы должны зайти к ней на несколько минут. Дора отведет вас.
— Она похожа на ведьму.
Глаза Маркуса необыкновенно увеличились. Фанни резко сказала:
— Ты испугалась, Нолли?
— Испугалась? — сказала Нолли презрительно. — Я?
— Тогда не пугай своего брата. Скажешь ведь, ведьма! Чинг Мей, попросите Дору проводить детей к леди Арабелле. К леди Арабелле. Вы понимаете?
Чинг Мей поклонилась. Рука Маркуса дрогнула в ладони Фанни.
— У бабушки Арабеллы есть леденцы, — пробормотала Фанни. — Сбегай и посмотри.
Она проследила, как они ушли. У нее уже было это абсурдное чувство, что ей не следует выпускать их из виду. Отчего бы ей испытывать такое чувство? Это озеро и ожившая память о том, как она чуть не утонула, расстроили ее.
Джордж, хмурясь, неторопливо шел ей навстречу.
— Неужели я теперь не буду видеть вас без этих отродий?
— Джордж! Не говорите так о ваших кузенах.
— Разве это неправда? Они ходят за вами по пятам с тех пор, как вы привезли их домой. А мама серьезно настроена сделать из вас служанку. Вы ведь знаете об этом, не правда ли?
— Я уже люблю этих детей, — пробормотала Фанни, чувствуя себя неловко под его пристальным взглядом. Его лоб был слегка нахмурен, а карие глаза были слишком яркими, почти лихорадочными.
— Пойдемте погуляем. Давайте пойдем лесом на другую сторону озера.
— Не сейчас, Джордж.
— Но следующего раза уже никогда не будет. Я почти не вижу вас. Вы такая хорошенькая, Фанни. Я бы хотел… — его пальцы были на вороте ее платья.
— Джордж! — она рванулась назад. — Пожалуйста, не прикасайтесь ко мне!
Он тут же раскаялся. Теперь его глаза стали тусклыми. Он вдруг стал выглядеть на годы моложе, настоящим школьником-переростком.
— Я сожалею. Я не хотел сделать вам больно. Но Амелия сказала, что вы ведете себя так, как если бы влюбились за время своего путешествия в Лондон.
Для новых детей тетя Луиза не стала производить никаких внешних изменений. На камин снова установили старую каминную решетку для детской, и принесли несколько низеньких стульчиков. Фанни перерыла шкафы и достала те игрушки и игры, которые уцелели после грубого обращения Джорджа. Там был потрепанный кукольный домик для Нолли и несколько игрушечных солдатиков для Маркуса.
Но у детей еще не появилось интереса к европейским игрушкам, так как, когда Фанни, следуя инструкциям дяди Эдгара, поднялась за ними, она обнаружила две маленькие диковинные фигурки в состоянии дикого возбуждения.
Их чемоданы стояли открытыми, содержимое было разбросано вокруг. Нолли была одета в алое кимоно, украшенное черными и золотыми драконами, Маркус — в шелковые штанишки и рубашку. На Нолли были не только туфли на высоком каблуке, слишком большие для нее, но в ушах у нее к тому же ненадежно висели сережки, а на пальцах она с трудом удерживала кольца. Чинг Мей яростно и сердито смотрела на них, она, очевидно, потеряла контроль над ситуацией.
— Мисс Нолли осень плохая, — сказала она Фанни.
— Маркус тоже, — заявила Нолли. — Он захотел надеть свою китайскую одежду. Это была его идея.
Маркус прекратил дурачиться, чтобы уставиться на Нолли с открытым ртом. Его рабское подражание сестре принесло свой ошеломляющий результат. Но уже через мгновение он счастливо улыбался и говорил, что они китайские дети.
— Это очень приятно, — сказала Фанни. — Но сейчас ваш дядя хочет видеть вас внизу. Так что быстро одевайтесь как следует.
Нолли отступила в угол.
— Нет, — сказала она. — Мы не хотим. Мы хотим быть китайскими детьми.
Ее черные глаза смотрели мрачно и сурово, на щеках горели яркие пятна румянца. Но в своих фальшивых драгоценностях и криво сидящих туфлях она выглядела слишком комичной, чтобы относиться к ней всерьез.
— Тогда мне придется снова превратить тебя в английского ребенка, — весело сказала Фанни. — Для начала сними эти нелепые туфли.
— Они не нелепые, — сказала Нолли тихо. — Они мамины.
Фанни посмотрела на серебряные слегка потускневшие парчовые туфли, слишком большие для Нолли, но маленькие для взрослой женщины. Она почувствовала острую болезненную жалость, думая о мертвой женщине с маленькими ногами и любовью к слишком ярким драгоценностям. Потому что на Нолли были надеты большие матовые зеленые камни, совсем не похожие на неброский жемчуг и гранаты, которые носили английские женщины.
— Мисс Нолли осень плохая, — снова беспомощно сказала Чинг Мей.
Фанни кивнула с несколько отсутствующим видом. Чувство жалости напомнило ей о почти забытых сценах, которые она сама когда-то разыгрывала. Она вспомнила, как яростно трясла Амелию в ее колыбели через несколько мгновений после того, как ее мать ласково поцеловала ее на ночь. После этого был большой шум и мисс Фанни не позволялось подходить близко к малышке в течение нескольких недель. Были вспышки раздражения в классной комнате, когда новоприбывшей мисс Фергюсон объяснили, что мисс Амелия — дочь хозяина дома, а мисс Фанни — всего-навсего кузина. Она всегда ненавидела дни рождения и даже Рождество.
Теперь маленькая девочка, злобно отступившая в угол, уже не казалась настолько чужой.
Фанни была заинтересована не в том, чтобы выиграть сражение, а в том, чтобы сделать девочку счастливой.
Она внезапно приняла решение.
— Нолли, дорогая малышка, ты не сможешь пойти вниз в этих туфлях. Ты сразу их потеряешь. Поэтому надень свои, и ты можешь пойти к дяде Эдгару в своем кимоно.
Нолли посмотрела изумленно.
— Он не рассердится?
— Он очень добрый. Разве ты не помнишь, как вчера вечером он обещал показать тебе свои часы, которые играют мелодию?
Дядя Эдгар был действительно добрым. Она рассчитывала на это. Но если бы он стал возражать против того, как дети себя вели, Фанни собиралась сражаться на их стороне. Неужели он не знает, каково быть таким маленьким и одиноким в незнакомом месте… Но, конечно же, он не знает. Он никогда не был в этой ситуации. Она должна полагаться только на его доброту.
Она не рассчитывала вызвать в нем веселье. Когда он увидел двоих странно одетых детей, он разразился взрывом хохота.
— Э-э, что это? Шарада? Маскарад? Неужели это вся одежда, которую вы привезли с собой из Китая? Неужели это все было в тех чемоданах?
Последний вопрос был адресован Чинг Мей, стоявшей в своей обычной позе, с опущенной головой и сложенными руками.
— Дядя Эдгар, она не понимает, — встревожено сказала Фанни.
Но внезапно дядя Эдгар перестал слушать. Он уставился на Нолли. Он подошел к ней, и снова взял ее пальцами под подбородком, поднимая ее лицо.
— Ого, что это за штуковины ты на себя надела, дитя? Немного не по возрасту для тебя, не так ли? — он мягко рассмеялся. — Ей-богу, и кольца. Какая женщина не любит драгоценностей. Разреши мне посмотреть на кольца. Дай их мне.
Нолли резко отодвинулась назад, крепко сжав руки.
— Нет, — сказала она.
— Послушай, дитя, я только хочу посмотреть. У меня нет никаких замыслов по отношению к твоим фальшивым драгоценностям.
Глаза Нолли сверкнули.
— Не смейте касаться их! Это мамины драгоценности! Дядя Эдгар слегка покраснел, хотя все еще улыбался.
— Фанни, эту маленькую девочку необходимо учить манерам. Мы не собираемся потворствовать такой вульгарной вещи, как непослушание. Возьмите ее наверх и отошлите в ее комнату. Мальчик… — но Маркус, чувствуя беду, опустил нижнюю губу и начинал всхлипывать.
— О малыш, малыш! — сказал дядя Эдгар. — Наши отношения едва ли улучшаются. Возьмите также и мальчика, Фанни. — Он повелительно указал на няню: — Вы останьтесь.
— Дядя Эдгар, Чинг Мей…
— Моя дорогая Фанни, я не глухой. Вы уже несколько раз объяснили, что эта женщина не понимает по-английски. Разрешите мне судить об этом самому, Бога ради, — нетерпеливо закончил он. — И вообще, почему плачет этот мальчик? Надеюсь, он не будет плаксой?
— Он надеялся увидеть ваши часы, дядя Эдгар.
— Неужели он и его сестра думают, что их поведение заслуживает этого? О нет, им придется подождать до другого случая.
За ленчем дядя Эдгар полностью восстановил свое добродушие. Он провел некоторое время, в деталях описывая особенно памятную охоту, это напомнило ему об охотничьей лошади, которую он обещал Джорджу. Когда Амелия, со скромно опущенными глазами, сказала:
— Папа, если Джордж получит лошадь…, — он добродушно прервал ее:
— То есть, вы думаете, что вам тоже что-нибудь полагается.
— Я думаю только, что мне тоже нужно очень много вещей, папа, — искрение сказала Амелия.
— Это относится ко всем, моя дорогая. Или мы все так думаем. Кстати, Фанни, — было похоже, что он только что заметил ее, — вам удалось добиться, чтобы настроение ваших подопечных улучшилось?
— Моих подопечных, дядя Эдгар? — подбородок Фанни приподнялся, ее голос звучал прохладно. Она все еще была расстроена после ужасного и тревожного утра.
Дядя Эдгар громко засмеялся и продолжал говорить, следуя каким-то своим вызывающим веселье мыслям.
— Маленькие чужестранные дьяволята, а? Хотя у девочки есть характер. Жаль, что не у мальчика. Он кажется несколько изнеженным. Кстати, Фанни, тетя просмотрит чемоданы, которые они привезли. Возможно, там есть какие-нибудь личные бумаги. Я не хочу, чтобы слуги прикасались к чему-нибудь.
— Это Чинг Мей сказала вам? — удивленно спросила Фанни. — Но я не думала, что она может…
— Говорить по-английски? Ее словарь, конечно, не велик. Но я ухитряюсь понимать ее. Лично я думаю, что эта женщина скрывает свои способности.
— Она такая странная и так тоскует но дому, — порывисто сказала Фанни. — Адам Марш думает, что с вашей стороны было бы очень великодушно, если бы вы отправили ее обратно в Китай.
— А кто такой Адам Марш? — с интересом спросил дядя Эдгар.
— Как же, джентльмен из судоходной компании. Он был очень добрым и внимательным к ним.
— А не мог бы он заниматься своими собственными делами?
— О, он не имел это в виду. Он просто выразил свою озабоченность о ней.
— Вероятно, он полагает, что в английском доме ее подстерегает смертельная опасность? А вдруг мы собираемся вернуть китаянку ее любящей семье, пальчик за пальчиком?
Амелия в ужасе вскрикнула. Дядя Эдгар эмоционально объяснил:
— Я слышал, что у китайских бандитов есть такой очаровательный обычай. Нет, не беспокойтесь, Фанни, Чинг Мей в полной безопасности у нас. Мне решать, когда она покинет нас, — в его голосе появилась некоторая твердость. — И никому больше.
Она была еще раз поставлена на свое место. Это было очевидно по отношению тети Луизы, когда она пришла осматривать чемоданы.
— Уведите детей в сад, Фанни. Я не хочу, чтобы тут начался шум и вопли протеста. Кстати, я вижу, вы решили переехать в другую комнату.
— Да, тетя Луиза. Если это будет удобно.
— Не поздновато ли спрашивать об этом, когда Дора уже перенесла ваши вещи? Мне кажется, что эта комната была одной из самых больших комнат для гостей.
— Но полагаю, тетя Луиза, вы бы не захотели размещать гостей около детской.
— Я имела в виду не это, — сердито сказала тетя Луиза. Ее нос приобрел оттенок, напоминающий цвет виноградной кисти, который он принимал всегда, когда она была возбуждена или расстроена. Она уже склонилась над побитыми чемоданами, похожая на большой отцветающий георгин в своем темно-красном платье с широкой юбкой. У тети Луизы была склонность к пышности в одежде. В дополнение она могла бы надеть зеленые сережки в разукрашенной золотой оправе, в том случае, разумеется, если можно было доказать, что камни но крайней мере полудрагоценные.
— Я всего лишь имею в виду, — продолжала она, — что вы могли, хотя бы из вежливости, проконсультироваться со мной но поводу вашего нового размещения.
— Но я считала само собой разумеющимся, что дети будут на моем попечении.
Тетя Луиза заметила знакомый блеск мятежа в глазах Фанни. Никогда нельзя было угадать, о чем думает эта несносная девчонка. И что больше всего раздражало, так это то, что она выглядела наиболее хорошенькой, когда была в одном из своих противных настроений.
— Естественно, мистер Давенпорт и я считаем, что было бы очень кстати, если бы вы проявили интерес к этим детям. И, я согласна, спать рядом с ними — дополнительное преимущество. Но вам следовало просто спросить моего разрешения. Я все же думаю, что доверие, которое проявил к вам мистер Давенпорт, послав вас в Лондон, ударило вам в голову. Вы должны попытаться подавить это высокомерие в своем характере. Это не приличествует молодой женщине.
— Что вы собираетесь делать с этими вещами? — спросила Фанни не менее агрессивным тоном.
Тетя Луиза собиралась дать ей резкую отповедь, по ее внимание переключилось на кипы одежды, в беспорядке разбросанные вокруг после того, как дети утром дико перерыли чемоданы. Она с отвращением и замешательством нахмурилась.
— Я думаю, сжечь большую часть. Вероятно, они полны паразитов.
— Но что, если что-то из вещей имеет ценность?
— Если вы думаете о тех варварских драгоценностях, что надела Нолли, то если что-то из них имеет какую-то ценность (что в высшей степени маловероятно, имея в виду постоянное безденежье моего несчастного деверя), это будет надежно положено в банк до совершеннолетия детей. Это удовлетворит вас, мисс? Почему же, вы думаете, я сама взялась за эту неприятную работу, вместо того, чтобы поручить ее слугам?
Фанни решительно отбросила свои неясные и недостойные подозрения.
— Простите, тетя Луиза. Мне не следовало этого говорить.
— Вы всегда торопитесь что-то сболтнуть — это еще один из ваших недостатков. Сколько раз я говорила вам об этом? Но не будем больше говорить на эту тему, однако, хотя ваш дядя и я возлагаем на вас дополнительную ответственность, мы ожидаем, что у вас все же будет время для своих обычных обязанностей. Я уверена, что не стала бы успокаивать ни мою мать, ни Амелию, если бы вы пренебрегли ими. И что же, интересно, это должно быть?
Она держала некое одеяние из яркого шелка неопределимой формы.
— Не чонгзам ли это, тетя Луиза? Одежда, которую носят китайские леди.
— Такое тесное, — пробормотала тетя Луиза. — И юбка с разрезом. Уверена, что женщина не могла носить нечто столь неприличное. Но, я полагаю, от них можно было бы ожидать чего угодно… Ну, зачем же вы здесь стоите, Фанни? Я ведь просила вас увести детей в сад. И помните, что вам очень повезло. Вы знаете, скука может быть хуже несчастья. Поэтому мы должны как можно скорее выдать мою праздную дочь замуж.
Оказавшись в саду, Фанни не стала завидовать праздности Амелии. День был прохладный и ветреный, тени облаков мчались по земле, а когда выглядывало солнце, отдаленное озеро отбрасывало сверкающие вспышки. На лужайке напротив медного бука расправлял свой хвост павлин, как если бы он сознательно старался создать яркий сверкающий фон. Его подруга рылась в траве рядом, не обращая внимания на царственное великолепие своего спутника. Но все же у него была восхищенная аудитория в лице Нолли, Маркуса и маленькой восточной няни.
Подошел старый Уильям, старший садовник, и дотронулся до своей шапки, искоса поглядывая на китаянку.
Он сказал, что в огороде созрела клубника, так что если бы малыши заинтересовались несколькими ягодами…
После этого они спустились к пагоде у озера. Нолли, с перемазанным клубничным соком ртом, неожиданно превратилась в обыкновенную маленькую девочку, возбужденную и счастливую. Она радостно бегала вокруг пагоды, желая знать, для чего предназначены стол, и стулья, и бамбуковые экраны.
Фанни объяснила, что, если на берег озера приносили чай и начинался дождь, как это часто случалось, можно было перейти и укрыться в пагоде.
— Так мы можем устроить пикник? — воскликнула Нолли. — Чинг Мей, разве не замечательно получилось бы, если бы мы здесь наверху повесили воздушные колокольчики. Посмотри, ветер задувает со всех сторон. Они звенели бы все время.
— Воздушные колокольчики? — сказала Фанни. — Как очаровательно. Мы сделаем это завтра.
Маркус хотел окунуть ноги в озеро. Ему казалось, что можно безопасно пройти там, где так густо растут водяные лилии.
— Нет, нет! — воскликнула Фанни. — Только птицы могут ходить но листьям. Ты никогда не должен пробовать делать это. А то ты провалишься и утонешь.
— Утонешь? Это как? — спросил Маркус, поднимая свои глаза цвета луговых колокольчиков на Фанни.
— Это значит, что вода пройдет вниз по твоему горлу и задушит тебя, — грубо сказала Нолли. — Вы когда-нибудь тонули, кузина Фанни?
Всегда, с того самого долгого дня, озеро вызывало у Фанни холодное чувство беды. Когда его освещало солнце, озеро выглядело достаточно привлекательно. Но она никогда не ступала в лодку без вызывающих стыд опасений. Она никогда не смогла бы забыть руки дяди Эдгара вокруг своего горла, когда он вытаскивал ее. И еще кто-то где-то безудержно кричал. Это была одна из служанок на берегу. У глупой женщины случилась истерика, а дядя Эдгар разозлился, так как ей следовало бы быстро унести Фанни домой, чтобы принять горячую ванну и сменить одежду на сухую. Вместо этого ее пришлось нести тете Луизе. И мало того, что Фанни была до смерти напугана, ей еще дали понять, что она всем испортила день. Выпасть из лодки — это так неуклюже! Другие могут достать водяную лилию, не падая при этом за борт.
Даже кремовые водяные лилии с того дня были ей неприятны.
Хрипло прокричал павлин, и Нолли подлетела к Фанни.
— Что это было?
— Всего лишь павлин. Вы должны привыкнуть к странным звукам. К озеру приходят и другие птицы, и у них всех разные голоса.
— Фанни! Фанни! — это Джордж стоял на склоне лужайки и повелительно звал ее. — Идите сюда. Я хочу поговорить с вами.
За каждую руку Фанни держалось по одному ребенку. Девушка медленно и неохотно пошла к нему. В то же время на верхнем этаже открылось окно и высунулась голова леди Арабеллы в белом чепчике.
— Фанни, это вы? — Ее скрипучий голос был хорошо слышен через лужайку. — Ни у кого не хватило вежливости привести детей ко мне. Пошлите их наверх сейчас же.
— Кто это? — спросила Нолли, съежившись рядом с Фанни.
— Ваша двоюродная бабушка Арабелла. Вы должны зайти к ней на несколько минут. Дора отведет вас.
— Она похожа на ведьму.
Глаза Маркуса необыкновенно увеличились. Фанни резко сказала:
— Ты испугалась, Нолли?
— Испугалась? — сказала Нолли презрительно. — Я?
— Тогда не пугай своего брата. Скажешь ведь, ведьма! Чинг Мей, попросите Дору проводить детей к леди Арабелле. К леди Арабелле. Вы понимаете?
Чинг Мей поклонилась. Рука Маркуса дрогнула в ладони Фанни.
— У бабушки Арабеллы есть леденцы, — пробормотала Фанни. — Сбегай и посмотри.
Она проследила, как они ушли. У нее уже было это абсурдное чувство, что ей не следует выпускать их из виду. Отчего бы ей испытывать такое чувство? Это озеро и ожившая память о том, как она чуть не утонула, расстроили ее.
Джордж, хмурясь, неторопливо шел ей навстречу.
— Неужели я теперь не буду видеть вас без этих отродий?
— Джордж! Не говорите так о ваших кузенах.
— Разве это неправда? Они ходят за вами по пятам с тех пор, как вы привезли их домой. А мама серьезно настроена сделать из вас служанку. Вы ведь знаете об этом, не правда ли?
— Я уже люблю этих детей, — пробормотала Фанни, чувствуя себя неловко под его пристальным взглядом. Его лоб был слегка нахмурен, а карие глаза были слишком яркими, почти лихорадочными.
— Пойдемте погуляем. Давайте пойдем лесом на другую сторону озера.
— Не сейчас, Джордж.
— Но следующего раза уже никогда не будет. Я почти не вижу вас. Вы такая хорошенькая, Фанни. Я бы хотел… — его пальцы были на вороте ее платья.
— Джордж! — она рванулась назад. — Пожалуйста, не прикасайтесь ко мне!
Он тут же раскаялся. Теперь его глаза стали тусклыми. Он вдруг стал выглядеть на годы моложе, настоящим школьником-переростком.
— Я сожалею. Я не хотел сделать вам больно. Но Амелия сказала, что вы ведете себя так, как если бы влюбились за время своего путешествия в Лондон.