Страница:
— Пожалуйста, мадам, дети расстроены. Мастер Маркус плачет, а мисс Нолли волнуется по поводу своей куклы. Не могла бы мисс Фанни…
— Неужели китаянка не может управиться с ними? В самом деле, Эдгар, зачем мы держим ее здесь, если она не может держать в порядке двух маленьких детей?
— Но она ушла искать куклу мисс Нолли, — вставила Дора. — Ее оставили внизу у озера, и она действительно не хочет ложиться спать без нее. Это единственная вещь, из-за которой она поднимает шум. — Дора огляделась, прислушиваясь. — Но Чинг Мей ушла за этой куклой уже ужасно давно, — сказала она тревожно.
Фанни вскочила.
— Я думаю, она заблудилась в тумане. Я пойду и найду ее.
Дядя Эдгар шагнул вперед, задерживая ее.
— Нет, вы не пойдете. Из-за тумана, а еще больше из-за этого заключенного.
— Я бы сказал, что вам наверняка не надо идти, — энергично сказал Джордж. — Пойду я. Я возьму свое ружье.
— О, не застрелите кого-нибудь! — попросила Амелия.
— Пойдем Баркер и я, — сказал дядя Эдгар. — Мы, вероятно, встретим эту глупую женщину у порога. Как она собиралась искать куклу в такой кромешной тьме?
— Она должна была быть в пагоде, — объяснила Дора. — У нее была свеча, чтобы зажечь на месте. Мисс Фанни…
— Да, я иду наверх, — сказала Фанни. Ей хотелось броситься к расстроенным детям, но еще больше ей хотелось выйти наружу и найти Чинг Мей. Она не знала, как объяснить это чувство необходимости, разве только тем, что она могла поклясться, что кукла была у Нолли, когда они вернулись с пикника. Дядя Эдгар, в хорошем настроении после успеха с музыкальными часами, донес Маркуса до дома на своем плече, а Нолли цеплялась за его руку. Звучали взрывы возбужденного хохота. Можно было бы догадаться, что позже они обернутся слезами. Но на счету дяди Эдгара был в самом деле очень большой успех, если он сумел заставить Нолли позабыть о своей возлюбленной кукле.
Она думала о внушающем суеверный страх звяканье воздушных колокольчиков в тумане и о беспомощности слабого света одной свечи в целом мире темноты. Туман всегда плотно собирался над озером, скрывая воду так же надежно, как это делали водяные лилии. А вдруг Чинг Мей, не знакомая с тропинками, оступилась…
— Как давно она ушла? — спросила Фанни, следуя за маленькой стремительной фигуркой Доры вверх по лестнице.
— О, я не могу сказать, мисс. До того, как дети принялись за свой хлеб с молоком, а с тех пор я еще искупала их.
— Но, Дора, это должно быть около часа назад!
— Я не могла бы сказать, мисс. Я не думала об этом до тех пор, пока мисс Нолли не отказалась ложиться спать без своей куклы. Затем я забылась и сказала, что, должно быть, глупая женщина свалилась в озеро, и мастер Маркус начал реветь.
Маркус все еще плакал, хотя и менее бурно, когда они добрались до детской. Он утомился настолько, что испускал только беззвучные сдавленные рыдания. На щеках Нолли не было слез. Она стояла у окна, отодвинув занавеску, и смотрела во тьму. Когда Фанни вошла, она обернулась, и Фанни увидела ее белое, как ночная сорочка, лицо и сердитые обвиняющие глаза.
— Что вы все сделали с Чинг Мей, кузина Фанни?
— Мы все, как ты говоришь, не сделали с ней ничего. Она, должно быть, потеряла дорогу в тумане. Дядя Эдгар ушел искать ее. Сейчас она будет здесь. Теперь я хочу, чтобы вы оба, дети, легли спать.
—Тогда вы поцелуете нас на ночь, кузина Фанни? — утомленно спросил Маркус.
— Конечно, поцелую. Разве я не делаю это всегда? Идем, Нолли. В постель. Ты получишь свою куклу, когда придет Чинг Мей.
— Вы посмотрите, не идет ли она, кузина Фанни?
— Никто не может ничего увидеть в таком тумане. — Фанни торопливо задернула оконную штору. — Дора, добавьте немного угля в камин. Я посижу около него, пока дети не заснут.
— Неужели вы задуете наши свечи, кузина Фанни? — Нолли нерешительно пошла к кровати.
— Когда вы заснете. Не раньше. Я обещаю.
— А Чинг Мей не испугается в темноте?
Фанни запихивала Маркуса в постель. Она сказала:
— Чинг Мей поступила очень храбро, приехав с вами в Англию. Я не думаю, что она испугается небольшой темноты. — Как бы между прочим она добавила: — Нолли, ты помнишь, что оставила свою куклу в пагоде?
— Нет, я не оставляла ее там. Я все время держала ее под мышкой. Потом мы побежали к дому По крайней мере, я думаю, что она была у меня.
— Так что ты не уверена, значит, она там, внизу. Ну что же, скоро ее спасут. Дора, вы можете идти. Я побуду здесь, пока не вернется Чинг Мей.
Маркус заснул почти сразу же. Еще через пятнадцать минут, как раз когда Фанни уже собиралась задуть свечи, Нолли сонно сказала:
— Я надеюсь, что те собаки не утащили мою куклу.
— Собаки?
— Те, лай которых мы слышали. Маркус сказал, что это волки. Вот какой глупый! Волки!
Нолли тоже спала, ее длинные темные ресницы лежали на белых щеках. Никто из детей не пошевелился, когда тетя Луиза подошла к двери и скрипуче прошептала:
— Фанни! Ваш дядя говорит, что бесполезно пытаться дальше искать в темноте. Он говорит, что или женщина вернется, или она сбежала.
— Сбежала! — воскликнула изумленно Фанни. — Она бы и не подумала о таком!
Тетя Луиза была тенью в дверном проеме, огромной, подавляющей начальственной тенью.
— Я не понимаю, как вы можете утверждать, что больше остальных знаете, Фанни, как работают мозги у этих азиатов. Я лично никогда не доверяла этой женщине. Я совершенно уверена, что она понимала каждое наше слово. И ваш дядя тоже уверен в этом. А теперь, прошу, не мешайте детям, не сидите здесь всю ночь.
Фанни поднялась.
— Но неужели это все, что можно сделать для Чинг Мей? Да еще с этим заключенным, к тому же.
— Моя дорогая девочка, что вы предлагаете? Чтобы мы начали искать в озере в кромешной темноте? Вы можете сидеть здесь и пытаться услышать ее, если хотите. Что касается меня, то я иду спать.
Вероятно, тетя Луиза не хотела быть бессердечной. Она просто не придавала большого значения безопасности одной маленькой молчаливой подозрительной иностранки, к тому же служанки. Дядя Эдгар, доброта которого всегда имела практический характер, отнесся бы к этому так же. Джордж думал бы только о том, чтобы разрядить свое ружье в любую тень. Так что Фанни оставалось только надеть плащ и уличные туфли, пробраться через террасу, миновать розовый сад и пойти вниз по тропинке к озеру.
Ветер утих. Не было слышно ни звука до тех пор, пока внезапно высокий нездешний силуэт пагоды не проявился сквозь густой туман и не послышалось тонкое прерывистое звяканье едва качающихся колокольчиков.
Она принесла с собой спички. Она стала зажигать их одну за другой, вошла в пагоду и увидела бамбуковые кресла и стол, где они так давно были на легкомысленном пикнике.
Она мягко позвала:
— Чинг Мей! Это я, Фанни. Ответьте мне, если можете.
Туман образовывал ореол вокруг слабого пламени спички. На озере что-то приглушенно плеснуло. Колокольчики снова звякнули, очень слабо. Кроме этого, не было ни движения, ни звука.
Дядя Эдгар был прав. Бесполезно пытаться искать в темноте. Чинг Мей, очевидно, сбилась с дороги и должна была укрыться до наступления дня в кустарнике. Было холодно, но не настолько, чтобы это было опасно. Она не должна была пострадать.
Успокаивая себя этими мыслями, Фанни пошла но направлению к дому. Как раз напротив рододендронов кто-то прыгнул на нее и яростно вцепился.
— Вот ты где наконец, иностранная чертовка!
— Джордж! Джордж, отпустите меня сейчас же! Удивительно сильные руки Джорджа наклонили ее голову назад. Он пытался рассмотреть ее лицо.
— Джордж, это я! Фанни! — еще хорошо, что она узнала его голос, или она сошла бы с ума от страха.
— Фанни! — он ослабил свою хватку. Твердый предмет, давивший ей в бок, оказался его шпагой, слава богу, она была в ножнах. Если бы у него в руке был обнаженный клинок, он мог бы проткнуть ее насквозь.
— Я думал, что вы одна из этих проклятых иностранцев.
— Проклятых иностранцев?
— Русские, китайцы, какая разница? Разве вы не знаете, что в темноте ходить небезопасно?
— Я выходила поискать Чинг Мей. Я не смогла найти ее. Отведите меня обратно в дом.
— Подождите немного, Фанни. — Его рука снова сжалась вокруг нее. Он отвел назад капюшон ее плаща. — У меня никогда не бывает возможности встретиться с вами наедине, как сейчас.
Он поцеловал ее, прежде чем она успела отвернуть лицо, поцеловал грубым царапающим жадным поцелуем, который наполнил ее сначала отвращением, а затем яростной злостью. Ее поцеловали впервые. Первый в жизни поцелуй — и он должен был оказаться именно таким! Ее глаза наполнились злыми слезами. Она вырвалась, и, преодолевая желание бить и царапать Джорджа, заставила себя стоять спокойно лицом к лицу с ним в темноте.
— Джордж Давенпорт, если вы когда-нибудь посмеете еще раз сделать это, если вы посмеете…
— Я же говорил вам, что темнота небезопасна, — пробормотал Джордж, однако страсть уже ушла из его голоса. И неизбежно злость Фанни тоже умерла. Она знала, каким увидела бы его, если бы могла рассмотреть — робким, ошеломленным, неповоротливым, пытающимся понять своим угнетенным умом проявившуюся в нем ярость.
Он небезопасен, беспокойно подумала Фанни. И все же неизбежная жалость наполняла ее. Это не его вина, что он стал таким. Как-то нужно набраться терпения, пока его состояние не улучшится.
— Простите, если я причинил вам боль, Фанни. Правда, Фанни, я не хотел сделать вам больно.
— Я говорю вам, Джордж, если вы когда-нибудь сделаете это снова, я думаю, что могла бы почти убить вас.
— Но вы бы не стали, не так ли, Фанни. Вы убиваете только врагов, не друзей. Так что оставайтесь моим другом, Фанни, и вы будете в безопасности.
Оказавшись в своей комнате, Фанни увидела китайскую куклу Нолли, лежащую вниз лицом на ее кровати. Она остолбенело уставилась на нее. Неужели она сама в рассеянности положила ее сюда? Или Нолли в забывчивости обронила ее? Во всяком случае она была здесь, причина всех неприятностей.
Это была очень маленькая и невинная игрушка, но она послужила причиной смерти старой китаянки.
9
— Неужели китаянка не может управиться с ними? В самом деле, Эдгар, зачем мы держим ее здесь, если она не может держать в порядке двух маленьких детей?
— Но она ушла искать куклу мисс Нолли, — вставила Дора. — Ее оставили внизу у озера, и она действительно не хочет ложиться спать без нее. Это единственная вещь, из-за которой она поднимает шум. — Дора огляделась, прислушиваясь. — Но Чинг Мей ушла за этой куклой уже ужасно давно, — сказала она тревожно.
Фанни вскочила.
— Я думаю, она заблудилась в тумане. Я пойду и найду ее.
Дядя Эдгар шагнул вперед, задерживая ее.
— Нет, вы не пойдете. Из-за тумана, а еще больше из-за этого заключенного.
— Я бы сказал, что вам наверняка не надо идти, — энергично сказал Джордж. — Пойду я. Я возьму свое ружье.
— О, не застрелите кого-нибудь! — попросила Амелия.
— Пойдем Баркер и я, — сказал дядя Эдгар. — Мы, вероятно, встретим эту глупую женщину у порога. Как она собиралась искать куклу в такой кромешной тьме?
— Она должна была быть в пагоде, — объяснила Дора. — У нее была свеча, чтобы зажечь на месте. Мисс Фанни…
— Да, я иду наверх, — сказала Фанни. Ей хотелось броситься к расстроенным детям, но еще больше ей хотелось выйти наружу и найти Чинг Мей. Она не знала, как объяснить это чувство необходимости, разве только тем, что она могла поклясться, что кукла была у Нолли, когда они вернулись с пикника. Дядя Эдгар, в хорошем настроении после успеха с музыкальными часами, донес Маркуса до дома на своем плече, а Нолли цеплялась за его руку. Звучали взрывы возбужденного хохота. Можно было бы догадаться, что позже они обернутся слезами. Но на счету дяди Эдгара был в самом деле очень большой успех, если он сумел заставить Нолли позабыть о своей возлюбленной кукле.
Она думала о внушающем суеверный страх звяканье воздушных колокольчиков в тумане и о беспомощности слабого света одной свечи в целом мире темноты. Туман всегда плотно собирался над озером, скрывая воду так же надежно, как это делали водяные лилии. А вдруг Чинг Мей, не знакомая с тропинками, оступилась…
— Как давно она ушла? — спросила Фанни, следуя за маленькой стремительной фигуркой Доры вверх по лестнице.
— О, я не могу сказать, мисс. До того, как дети принялись за свой хлеб с молоком, а с тех пор я еще искупала их.
— Но, Дора, это должно быть около часа назад!
— Я не могла бы сказать, мисс. Я не думала об этом до тех пор, пока мисс Нолли не отказалась ложиться спать без своей куклы. Затем я забылась и сказала, что, должно быть, глупая женщина свалилась в озеро, и мастер Маркус начал реветь.
Маркус все еще плакал, хотя и менее бурно, когда они добрались до детской. Он утомился настолько, что испускал только беззвучные сдавленные рыдания. На щеках Нолли не было слез. Она стояла у окна, отодвинув занавеску, и смотрела во тьму. Когда Фанни вошла, она обернулась, и Фанни увидела ее белое, как ночная сорочка, лицо и сердитые обвиняющие глаза.
— Что вы все сделали с Чинг Мей, кузина Фанни?
— Мы все, как ты говоришь, не сделали с ней ничего. Она, должно быть, потеряла дорогу в тумане. Дядя Эдгар ушел искать ее. Сейчас она будет здесь. Теперь я хочу, чтобы вы оба, дети, легли спать.
—Тогда вы поцелуете нас на ночь, кузина Фанни? — утомленно спросил Маркус.
— Конечно, поцелую. Разве я не делаю это всегда? Идем, Нолли. В постель. Ты получишь свою куклу, когда придет Чинг Мей.
— Вы посмотрите, не идет ли она, кузина Фанни?
— Никто не может ничего увидеть в таком тумане. — Фанни торопливо задернула оконную штору. — Дора, добавьте немного угля в камин. Я посижу около него, пока дети не заснут.
— Неужели вы задуете наши свечи, кузина Фанни? — Нолли нерешительно пошла к кровати.
— Когда вы заснете. Не раньше. Я обещаю.
— А Чинг Мей не испугается в темноте?
Фанни запихивала Маркуса в постель. Она сказала:
— Чинг Мей поступила очень храбро, приехав с вами в Англию. Я не думаю, что она испугается небольшой темноты. — Как бы между прочим она добавила: — Нолли, ты помнишь, что оставила свою куклу в пагоде?
— Нет, я не оставляла ее там. Я все время держала ее под мышкой. Потом мы побежали к дому По крайней мере, я думаю, что она была у меня.
— Так что ты не уверена, значит, она там, внизу. Ну что же, скоро ее спасут. Дора, вы можете идти. Я побуду здесь, пока не вернется Чинг Мей.
Маркус заснул почти сразу же. Еще через пятнадцать минут, как раз когда Фанни уже собиралась задуть свечи, Нолли сонно сказала:
— Я надеюсь, что те собаки не утащили мою куклу.
— Собаки?
— Те, лай которых мы слышали. Маркус сказал, что это волки. Вот какой глупый! Волки!
Нолли тоже спала, ее длинные темные ресницы лежали на белых щеках. Никто из детей не пошевелился, когда тетя Луиза подошла к двери и скрипуче прошептала:
— Фанни! Ваш дядя говорит, что бесполезно пытаться дальше искать в темноте. Он говорит, что или женщина вернется, или она сбежала.
— Сбежала! — воскликнула изумленно Фанни. — Она бы и не подумала о таком!
Тетя Луиза была тенью в дверном проеме, огромной, подавляющей начальственной тенью.
— Я не понимаю, как вы можете утверждать, что больше остальных знаете, Фанни, как работают мозги у этих азиатов. Я лично никогда не доверяла этой женщине. Я совершенно уверена, что она понимала каждое наше слово. И ваш дядя тоже уверен в этом. А теперь, прошу, не мешайте детям, не сидите здесь всю ночь.
Фанни поднялась.
— Но неужели это все, что можно сделать для Чинг Мей? Да еще с этим заключенным, к тому же.
— Моя дорогая девочка, что вы предлагаете? Чтобы мы начали искать в озере в кромешной темноте? Вы можете сидеть здесь и пытаться услышать ее, если хотите. Что касается меня, то я иду спать.
Вероятно, тетя Луиза не хотела быть бессердечной. Она просто не придавала большого значения безопасности одной маленькой молчаливой подозрительной иностранки, к тому же служанки. Дядя Эдгар, доброта которого всегда имела практический характер, отнесся бы к этому так же. Джордж думал бы только о том, чтобы разрядить свое ружье в любую тень. Так что Фанни оставалось только надеть плащ и уличные туфли, пробраться через террасу, миновать розовый сад и пойти вниз по тропинке к озеру.
Ветер утих. Не было слышно ни звука до тех пор, пока внезапно высокий нездешний силуэт пагоды не проявился сквозь густой туман и не послышалось тонкое прерывистое звяканье едва качающихся колокольчиков.
Она принесла с собой спички. Она стала зажигать их одну за другой, вошла в пагоду и увидела бамбуковые кресла и стол, где они так давно были на легкомысленном пикнике.
Она мягко позвала:
— Чинг Мей! Это я, Фанни. Ответьте мне, если можете.
Туман образовывал ореол вокруг слабого пламени спички. На озере что-то приглушенно плеснуло. Колокольчики снова звякнули, очень слабо. Кроме этого, не было ни движения, ни звука.
Дядя Эдгар был прав. Бесполезно пытаться искать в темноте. Чинг Мей, очевидно, сбилась с дороги и должна была укрыться до наступления дня в кустарнике. Было холодно, но не настолько, чтобы это было опасно. Она не должна была пострадать.
Успокаивая себя этими мыслями, Фанни пошла но направлению к дому. Как раз напротив рододендронов кто-то прыгнул на нее и яростно вцепился.
— Вот ты где наконец, иностранная чертовка!
— Джордж! Джордж, отпустите меня сейчас же! Удивительно сильные руки Джорджа наклонили ее голову назад. Он пытался рассмотреть ее лицо.
— Джордж, это я! Фанни! — еще хорошо, что она узнала его голос, или она сошла бы с ума от страха.
— Фанни! — он ослабил свою хватку. Твердый предмет, давивший ей в бок, оказался его шпагой, слава богу, она была в ножнах. Если бы у него в руке был обнаженный клинок, он мог бы проткнуть ее насквозь.
— Я думал, что вы одна из этих проклятых иностранцев.
— Проклятых иностранцев?
— Русские, китайцы, какая разница? Разве вы не знаете, что в темноте ходить небезопасно?
— Я выходила поискать Чинг Мей. Я не смогла найти ее. Отведите меня обратно в дом.
— Подождите немного, Фанни. — Его рука снова сжалась вокруг нее. Он отвел назад капюшон ее плаща. — У меня никогда не бывает возможности встретиться с вами наедине, как сейчас.
Он поцеловал ее, прежде чем она успела отвернуть лицо, поцеловал грубым царапающим жадным поцелуем, который наполнил ее сначала отвращением, а затем яростной злостью. Ее поцеловали впервые. Первый в жизни поцелуй — и он должен был оказаться именно таким! Ее глаза наполнились злыми слезами. Она вырвалась, и, преодолевая желание бить и царапать Джорджа, заставила себя стоять спокойно лицом к лицу с ним в темноте.
— Джордж Давенпорт, если вы когда-нибудь посмеете еще раз сделать это, если вы посмеете…
— Я же говорил вам, что темнота небезопасна, — пробормотал Джордж, однако страсть уже ушла из его голоса. И неизбежно злость Фанни тоже умерла. Она знала, каким увидела бы его, если бы могла рассмотреть — робким, ошеломленным, неповоротливым, пытающимся понять своим угнетенным умом проявившуюся в нем ярость.
Он небезопасен, беспокойно подумала Фанни. И все же неизбежная жалость наполняла ее. Это не его вина, что он стал таким. Как-то нужно набраться терпения, пока его состояние не улучшится.
— Простите, если я причинил вам боль, Фанни. Правда, Фанни, я не хотел сделать вам больно.
— Я говорю вам, Джордж, если вы когда-нибудь сделаете это снова, я думаю, что могла бы почти убить вас.
— Но вы бы не стали, не так ли, Фанни. Вы убиваете только врагов, не друзей. Так что оставайтесь моим другом, Фанни, и вы будете в безопасности.
Оказавшись в своей комнате, Фанни увидела китайскую куклу Нолли, лежащую вниз лицом на ее кровати. Она остолбенело уставилась на нее. Неужели она сама в рассеянности положила ее сюда? Или Нолли в забывчивости обронила ее? Во всяком случае она была здесь, причина всех неприятностей.
Это была очень маленькая и невинная игрушка, но она послужила причиной смерти старой китаянки.
9
Мальчишка садовника нашел ее утром. Она лежала в пруду среди водяных лилий на глубине едва ли восемнадцати дюймов. Ее сильно ударили по голове. Утонула ли она, или умерла от этих жестоких ударов, сказать было невозможно.
Но было ясно, что смерть ее не была несчастным случаем. Казалось, не было сомнений в том, что произошло. В поисках куклы Нолли она наткнулась на бежавшего заключенного. Он, по свидетельству сэра Джайлса Моуэтта, был отчаянным и опасным человеком. Он не мог рисковать, ведь могла подняться тревога, и жестоко напал на обнаружившего его невинного человека. Более сильный человек мог бы перенести его удары, но Чинг Мей была маленькой пожилой женщиной с хрупкими костями. У нее не было никаких шансов выжить.
Все это было очень печально, и поиски беглеца продолжались с удвоенной интенсивностью. Все эти приходы и уходы, верховые и пешие, держали Нолли и Маркуса у окон. Они были полны интереса, и, казалось, даже поверили придуманной Фанни истории, что Чинг Мей внезапно так затосковала по дому, что не смогла остаться с ними. Она тихонько выбралась из дома прошлой ночью, чтобы сесть на поезд в Лондон и потом на клипер, идущий в Китай.
— Она напишет нам? — спросила Нолли. — Она умеет. Я научила ее, как надо писать письма.
— Тогда она, возможно, напишет, но попозже.
— Это значит, через годы и годы, — бесстрастно сказала Нолли, прижав свой нос к стеклу. — О, Маркус, посмотри на эту собаку с белым хвостом. Это будет моя. А ты можешь взять себе черную.
— Нет, я хочу ту, которая с белым хвостом.
— Ты глупый малыш, хочешь ее только потому, что она моя. Ты можешь взять черную.
— Я хочу белую!
— Тогда очень хорошо, ты можешь взять белую, а у нее огромные большие зубы, и она перекусит тебя пополам!
— Нолли! — воскликнула Фанни, когда Маркус взорвался неизбежными громкими рыданиями. — Это было очень нехорошо с твоей стороны. Скажи Маркусу, что ты просишь прощения.
— Почему я должна просить у него прощения? Он всегда хочет мои вещи. Папа всегда говорит, что ему придется быть поосторожнее или у него уже никогда не будет своего ума.
Было достаточно легко понять, что причиной задиристого настроения Нолли были взвинченные нервы, но это не делало задачу восстановления мира сколько-нибудь более простой. Этот ребенок многое бесхитростно интуитивно чувствовал. Насколько о многом она догадывается, или знает? Ее следующий вопрос заморозил всю кровь Фанни.
— Кузина Фанни, почему Чинг Мей не взяла свои сандалии?
— Я думаю, что она взяла.
— Она не взяла. По крайней мере, лучшие сандалии. Они в гардеробе, завернуты в шелковую бумагу. Она хранила их для праздничных дней и дальних путешествий. Поэтому я знаю, что она ушла не в далекое путешествие.
Фанни подумала об одиноком путешествии Чинг Мей, и все, что она смогла сделать, это ответить тихо:
— Тогда, возможно, она однажды вернется. А до этого никто из вас не должен беспокоиться, так как я о вас позабочусь.
Она думала, что этот ужасный день никогда не кончится. Туман обернулся дождем, и это уничтожило все следы, которые мог оставить беглец.
Если он был здесь… Фанни старалась изо всех сил изгнать из своего сознания эпизод встречи с Джорджем прошлой ночью в темном саду. Была ли она первой беззащитной женщиной, на которую он кинулся со своей одержимостью идеей иностранных врагов?
Нет, конечно, то, что говорили дядя Эдгар, полиция и сэр Джайлс Моуэтт, было правдой. Заключенный был отчаянным человеком. В своем предыдущем побеге из Уондсворта он связал домохозяйку в ее собственной кухне, заткнул ей рот кляпом и украл хлеб и половину бараньей ноги. Очень возможно, по одиноким жилищам среди пустошей прокатится целая волна насилия, и так будет до тех пор, пока его снова не поймают.
Приходилось верить, что именно преступник был причиной гибели Чинг Мей.
Фанни еще сильнее почувствовала это после того, как нашла Джорджа в биллиардной, в одном из его тихих и уравновешенных настроений.
— Привет, Фанни. Вы пришли, чтобы сыграть со мной?
— Нет, у меня нет времени. Я должна быть с детьми.
— Разве слуги не могут заменить вас? Как насчет этой китаян… о, с ней случился несчастный случай, не так ли? На мгновение я забыл.
Действительно ли слуги настолько не имели для него значения как человеческие существа, или в его сознание не проникло то, что Чинг Мей мертва? Наблюдая, как он умело расставляет шары, с полностью сосредоточенным симпатичным лицом, Фанни была искренне ошеломлена.
— Джордж, вы ведь помните, что были в саду прошлой ночью?
— Когда я наткнулся на вас? Простите, если я напугал вас. Я просто шутил.
— Шутили!
— О боже, Фанни, вы же всерьез не думаете, что я мог бы убить женщину, не правда ли? Я подумал, что вы беглый преступник, пока не дотронулся до вас руками. Тогда понял, что вы женщина — юбки и все такое.
— Джордж! — выдохнула Фании. — Чинг Мей носила брюки.
— Какое это имеет отношение к данному случаю? Бросьте, Фанни, вы же не думаете, что я брожу по округе в поисках азиатов!
Ужас в его голосе звучал убедительно. Он выглядел настолько оскорбленным, что Фании нашла ситуацию почти комической. Она сжала губы. Она обнаружила, что ее тянет смеяться, легкомысленно, беззаботно, над чем угодно. Смех показался очень далеким.
— Нет, вы приберегаете свою благосклонность для английских женщин, — резко сказала она. — А я не приму ее, Джордж. Я сказала вам это вчера ночью.
Джордж выглядел сконфуженным.
— Простите, — пробормотал он. — Потерял голову. Думаю, что такой возможности больше не должно представиться. Если же да — то не могу обещать…
В этот момент было невозможно представить Джорджа в роли убийцы, он был просто влюбленным и беспокойным. Но его настроения менялись, и он, возможно, очень кстати, не способен был помнить ни хорошего ни дурного. Иногда он по-прежнему преследовал русских. Задавать ему вопросы было совершенно бесполезно.
Для Амелии этот день был невыносимым. Ей пришлось провести большую его часть в одиночестве, так как мама была с папой, они разговаривали сперва с доктором Бейтсом, а потом со спешно вызванными полицейскими. Встреч с бабушкой в подобной ситуации лучше было избегать. Она обязательно начала бы разговор о приметах и дурных предзнаменованиях и, вероятно, об этой зловещей птице в дымоходе. А Фанни не разрешила бы Амелии прийти в детскую, потому что она глупо плакала (не об этой странной китаянке, но от потрясения, депрессии и от странного напряженного состояния ожидания), и глаза ее до сих пор были красными.
— Я бы не хотела расстраивать детей, — сказала Фанни. — Они думают, что няня уехала обратно в Китай, но они достаточно быстро обо всем догадываются. А почему вы плачете?
Амелия шмыгнула носом и вытерла свои глаза.
— Фанни, вы начинаете слишком много тут распоряжаться. Мама тоже так говорит. И почему вы должны проводить весь день с детьми? Мне тоже нужна компания.
— Но, Амелия, они такие маленькие!
Амелия надулась.
— Значит, они не понимают этого ужаса. А я понимаю. Я не могу выносить одиночество. Я все время думаю…
— Думаете о чем? — с любопытством спросила Фанни, видя уклончивые напуганные глаза Амелии.
— О том, что этот ужасный человек мог бы ворваться в дом. Вы знаете — вдруг откинется штора, и он окажется там.
— О, Амелия, дорогая! Люди, за которыми охотятся, как за ним, не входят в дома. Они скрываются на пустошах, в пещерах, под живыми изгородями. И вообще он, должно быть, уже далеко. Так говорит сэр Джайлс.
— Интересно, где именно, — со страхом сказала Амелия.
Этот ужасный день, конечно, все же кончился. Даже обед уже прошел. Лишь после этого Амелия и леди Арабелла остались внизу. Леди Арабелла уснула у огня, а Амелия, будучи не в состоянии подумать о своей пустой спальне, сидела у пианино, наигрывала мелодии, напевала, но все это несколько нерешительно. Чтобы немного подбодрить себя, она надела свое лучшее голубое шелковое платье и повязала голубые ленты в волосы. Она ожидала, что мама пожурит ее за это, однако никто, и даже папа, не сделал никаких замечаний, и, казалось, даже не заметил ее. Это был кошмарный день, и слава небесам, что он уже почти кончился.
В большом камине с приглушенным треском упало полено. Леди Арабелла не проснулась. Амелия вскрикнула от раздражения и плохого настроения. Она опустила пальцы на клавиши в гулком аккорде, но бабушка по-прежнему была глубоко погружена в дремоту и не проснулась. Из окна сзади нее послышался звук, похожий на удары клювом. Птица? Росток увивающей стены глицинии? Амелия обернулась и заворожено уставилась на задернутые шторы.
На самом деле они не были задернуты до конца. Между ними был промежуток в два дюйма, через который было видно темное оконное стекло — и неужели там что-то двигалось?
Руки Амелии взлетели к горлу. Стук настойчиво прозвучал снова.
Она не знала, откуда взялась храбрость, толкнувшая ее к окну. На самом деле ей хотелось кричать до тех пор, пока не прибежит папа, или Джордж, или Баркер. Вместо этого она уже отодвигала штору и вглядывалась в дикие сверкающие глаза человека снаружи.
Он делал повелительные движения, прося ее открыть окно.
Снова она не знала, что за гипнотизм заставил ее повиноваться. Однако в одно мгновение окно было открыто, в лицо ей дул холодный ветер, и человек этот, прижавшись к стене под прикрытием зарослей глицинии, хрипло прошептал:
— Принесите мне что-нибудь поесть! Я голодаю. Вы похожи на ангела.
— Вы п-преступник! — задохнулась Амелия.
— Не важно, кто я такой. Закройте окно и принесите мне поесть. Быстро! Не разбудите ее.
Он кивнул в сторону леди Арабеллы, которая все еще спала, ее чепец сбился на бок, подбородок упал на пухлую грудь.
Амелия подавила истеричный смешок.
— Ничто не в состоянии разбудить бабушку.
— Тогда поторопитесь! Вы же не допустите, чтобы человек умер с голоду.
Всего на одно ужасающее, вгоняющее в дрожь мгновение его пальцы, холодные и жесткие, дотронулись до ее пальцев. Амелия выдернула руку и сжала ее в другой ладони, как будто она была ранена.
— Вы обещаете мне не входить в дом?
— Да, да, я обещаю. Закройте окно. Опять задерните шторы. Я буду здесь. Но поторопитесь.
Внезапно Амелия поняла, что ее испуг на самом деле был просто сильным возбуждением. Она сделала, как он велел, мягко прикрыла окно и задернула шторы. Затем выбежала из комнаты и побежала вниз по лестнице в кухню, где были зажжены лампы и в большой печи уютно горел огонь. Лиззи мыла тарелки, а Кук сидела за длинным вытертым столом, заканчивая свой ужин.
Кухня для Амелии была знакомым и удобным местом. Ее полнота в значительной степени происходила оттого, что в течение дня она не раз любила заходить сюда, где ее баловали слуги, и уничтожать свежеиспеченные бисквиты и горячую сдобу.
— Кук, сделайте мне, пожалуйста, сандвич. Большой.
Кук, которая также считала еду главным удовольствием в жизни, откинула голову и громко рассмеялась.
— Мисс Амелия, таким образом вы никогда не получите талию в восемнадцать дюймов, богом клянусь.
— Пожалуйста, Кук. Холодное мясо, если есть, и кусок кекса с изюмом. Честно говоря, я не смогла съесть ни кусочка за обедом. Все были такие тихие и мрачные, как будто умер кто-то из нас. (И неужели там, в зарослях глицинии, притаился убийца, доверчиво ожидая ее возвращения?) Кук качала своей массивной головой.
— Мы не могли ничего добиться от этого языческого идола. Сказать правду, она вгоняла нас в дрожь. Хорошо, мисс Амелия, не нервничайте так. Я приготовлю вам сандвич. Лиззи, достань мне то холодное мясо из кладовки. И хлеб. Лиззи принесет его к вам наверх, мисс Амелия.
— Нет, я подожду и возьму его сама. Но поторопитесь. Я так устала, что вот-вот помру с голоду.
Она убедительно зевнула. Она надеялась, что румянец на ее щеках будет отнесен Кук и любопытной Лиззи на счет переутомления. Они, казалось, тратили так много лишнего времени, отрезая хлеб и намазывая его маслом, что Амелия могла закричать от нетерпения. Но, наконец, все было готово, и Кук покашливала от удовольствия при мысли о ненасытности Амелии.
Прижимая к себе тарелку, молясь, чтобы никого не встретить и чтобы не проснулась бабушка, она поспешила обратно в гостиную.
Все осталось по-прежнему, открытые ноты лежали на пианино, огонь потрескивал, леди Арабелла мягко похрапывала. Это была такая невинная сцена. Она едва верила, что стоило ей раздвинуть шторы и открыть окно, как должна будет появиться голодная рука и схватить еду.
В самом деле, минуту, когда она откинула крючок, снаружи не было ни движения. У нее появилось сумасшедшее чувство, что все это было сном. Она была ужасно разочарована.
Затем листья зашелестели и появилась копна темных волос и худое лицо.
Он не вцепился в еду. Вместо этого он прямо посмотрел в лицо Амелии.
— Я думаю, что никогда в жизни не видел ни одной женщины красивее вас, — сказал он.
Амелия почувствовала, как горячая волна изумления и удовольствия прошла по всему ее телу.
— Вот ваша еда. Возьмите и уходите.
Он быстро опустошил тарелку, осторожно положил сандвичи и кекс в свой карман. Затем, хотя она очень хотела, чтобы он ушел, испытывая от него пугающее возбуждение, Амелия задержала его.
— Вы весь день скрывались здесь поблизости? Как случилось, что собаки вас не нашли?
— Потому что меня здесь не было. Прошлой ночью я пошел в другом направлении, затем в середине дня вернулся обратно по своим следам, чтобы обмануть их. Я пробираюсь в Плимут. Сяду там на корабль — и поминай как звали.
— Вы… вы не были в здешних окрестностях прошлой ночью?
Он ухмыльнулся, показывая замечательно крепкие белые зубы.
— Конечно, не был. Я спал под валуном, и от меня воняло овцами.
— Почему вы доверяете мне? — прошептала Амелия.
— Потому что, когда я увидел, как вы сидите там за пианино и ваши волосы светятся, я понял, что вы не что иное как ангел. Я никогда не забуду вас. Теперь я ухожу. Господь да благословит вас.
Листья очень слабо зашуршали, и он исчез. Он двигался быстро и тихо, как лисица. Амелия не сомневалась, что он доберется до Плимута и благополучно сядет на судно, отплывающее во Францию или Голландию, или, может быть, в одну из Америк. Она была рада, что помогла ему, рада! Она никогда не проронит ни единого словечка о том, что он был здесь. Если потребуется, она будет лгать до самой своей смерти. Потому что он сделал для нее то, чего не делал до сих пор ни один мужчина. Он дал ей возможность почувствовать себя красивой и желанной, почувствовать себя женщиной. Она не думала, что сможет когда-нибудь снова кокетничать со школьниками, вроде Роберта Хэдлоу.
Когда она мягко закрыла окно, проснулась леди Арабелла.
— Ух! — воскликнула она, вздрогнув. — Холодно. В комнате ветер. Что вы делаете у окна?
— Просто смотрю, ясная ли ночь, — сказала Амелия.
— И как?
— Да, светит луна.
— Тогда они, скорее всего, поймают этого несчастного. У него больше не будет возможности скрыться в тумане. Ух! — она снова вздрогнула. — Холодно. Я чувствую себя так, словно в моих жилах течет кровь этой мертвой женщины. Что такое, дитя мое? Почему вы выглядите такой испуганной?
Амелия прижала руки к своему сильно бьющемуся сердцу. Она только что осознала ужасную вещь. Она одна знала, что беглый преступник не убивал Чинг Мей, но, если она будет хранить свой секрет, то больше не будет предприниматься попыток найти настоящего виновника. И кто это был? Кто?
Но было ясно, что смерть ее не была несчастным случаем. Казалось, не было сомнений в том, что произошло. В поисках куклы Нолли она наткнулась на бежавшего заключенного. Он, по свидетельству сэра Джайлса Моуэтта, был отчаянным и опасным человеком. Он не мог рисковать, ведь могла подняться тревога, и жестоко напал на обнаружившего его невинного человека. Более сильный человек мог бы перенести его удары, но Чинг Мей была маленькой пожилой женщиной с хрупкими костями. У нее не было никаких шансов выжить.
Все это было очень печально, и поиски беглеца продолжались с удвоенной интенсивностью. Все эти приходы и уходы, верховые и пешие, держали Нолли и Маркуса у окон. Они были полны интереса, и, казалось, даже поверили придуманной Фанни истории, что Чинг Мей внезапно так затосковала по дому, что не смогла остаться с ними. Она тихонько выбралась из дома прошлой ночью, чтобы сесть на поезд в Лондон и потом на клипер, идущий в Китай.
— Она напишет нам? — спросила Нолли. — Она умеет. Я научила ее, как надо писать письма.
— Тогда она, возможно, напишет, но попозже.
— Это значит, через годы и годы, — бесстрастно сказала Нолли, прижав свой нос к стеклу. — О, Маркус, посмотри на эту собаку с белым хвостом. Это будет моя. А ты можешь взять себе черную.
— Нет, я хочу ту, которая с белым хвостом.
— Ты глупый малыш, хочешь ее только потому, что она моя. Ты можешь взять черную.
— Я хочу белую!
— Тогда очень хорошо, ты можешь взять белую, а у нее огромные большие зубы, и она перекусит тебя пополам!
— Нолли! — воскликнула Фанни, когда Маркус взорвался неизбежными громкими рыданиями. — Это было очень нехорошо с твоей стороны. Скажи Маркусу, что ты просишь прощения.
— Почему я должна просить у него прощения? Он всегда хочет мои вещи. Папа всегда говорит, что ему придется быть поосторожнее или у него уже никогда не будет своего ума.
Было достаточно легко понять, что причиной задиристого настроения Нолли были взвинченные нервы, но это не делало задачу восстановления мира сколько-нибудь более простой. Этот ребенок многое бесхитростно интуитивно чувствовал. Насколько о многом она догадывается, или знает? Ее следующий вопрос заморозил всю кровь Фанни.
— Кузина Фанни, почему Чинг Мей не взяла свои сандалии?
— Я думаю, что она взяла.
— Она не взяла. По крайней мере, лучшие сандалии. Они в гардеробе, завернуты в шелковую бумагу. Она хранила их для праздничных дней и дальних путешествий. Поэтому я знаю, что она ушла не в далекое путешествие.
Фанни подумала об одиноком путешествии Чинг Мей, и все, что она смогла сделать, это ответить тихо:
— Тогда, возможно, она однажды вернется. А до этого никто из вас не должен беспокоиться, так как я о вас позабочусь.
Она думала, что этот ужасный день никогда не кончится. Туман обернулся дождем, и это уничтожило все следы, которые мог оставить беглец.
Если он был здесь… Фанни старалась изо всех сил изгнать из своего сознания эпизод встречи с Джорджем прошлой ночью в темном саду. Была ли она первой беззащитной женщиной, на которую он кинулся со своей одержимостью идеей иностранных врагов?
Нет, конечно, то, что говорили дядя Эдгар, полиция и сэр Джайлс Моуэтт, было правдой. Заключенный был отчаянным человеком. В своем предыдущем побеге из Уондсворта он связал домохозяйку в ее собственной кухне, заткнул ей рот кляпом и украл хлеб и половину бараньей ноги. Очень возможно, по одиноким жилищам среди пустошей прокатится целая волна насилия, и так будет до тех пор, пока его снова не поймают.
Приходилось верить, что именно преступник был причиной гибели Чинг Мей.
Фанни еще сильнее почувствовала это после того, как нашла Джорджа в биллиардной, в одном из его тихих и уравновешенных настроений.
— Привет, Фанни. Вы пришли, чтобы сыграть со мной?
— Нет, у меня нет времени. Я должна быть с детьми.
— Разве слуги не могут заменить вас? Как насчет этой китаян… о, с ней случился несчастный случай, не так ли? На мгновение я забыл.
Действительно ли слуги настолько не имели для него значения как человеческие существа, или в его сознание не проникло то, что Чинг Мей мертва? Наблюдая, как он умело расставляет шары, с полностью сосредоточенным симпатичным лицом, Фанни была искренне ошеломлена.
— Джордж, вы ведь помните, что были в саду прошлой ночью?
— Когда я наткнулся на вас? Простите, если я напугал вас. Я просто шутил.
— Шутили!
— О боже, Фанни, вы же всерьез не думаете, что я мог бы убить женщину, не правда ли? Я подумал, что вы беглый преступник, пока не дотронулся до вас руками. Тогда понял, что вы женщина — юбки и все такое.
— Джордж! — выдохнула Фании. — Чинг Мей носила брюки.
— Какое это имеет отношение к данному случаю? Бросьте, Фанни, вы же не думаете, что я брожу по округе в поисках азиатов!
Ужас в его голосе звучал убедительно. Он выглядел настолько оскорбленным, что Фании нашла ситуацию почти комической. Она сжала губы. Она обнаружила, что ее тянет смеяться, легкомысленно, беззаботно, над чем угодно. Смех показался очень далеким.
— Нет, вы приберегаете свою благосклонность для английских женщин, — резко сказала она. — А я не приму ее, Джордж. Я сказала вам это вчера ночью.
Джордж выглядел сконфуженным.
— Простите, — пробормотал он. — Потерял голову. Думаю, что такой возможности больше не должно представиться. Если же да — то не могу обещать…
В этот момент было невозможно представить Джорджа в роли убийцы, он был просто влюбленным и беспокойным. Но его настроения менялись, и он, возможно, очень кстати, не способен был помнить ни хорошего ни дурного. Иногда он по-прежнему преследовал русских. Задавать ему вопросы было совершенно бесполезно.
Для Амелии этот день был невыносимым. Ей пришлось провести большую его часть в одиночестве, так как мама была с папой, они разговаривали сперва с доктором Бейтсом, а потом со спешно вызванными полицейскими. Встреч с бабушкой в подобной ситуации лучше было избегать. Она обязательно начала бы разговор о приметах и дурных предзнаменованиях и, вероятно, об этой зловещей птице в дымоходе. А Фанни не разрешила бы Амелии прийти в детскую, потому что она глупо плакала (не об этой странной китаянке, но от потрясения, депрессии и от странного напряженного состояния ожидания), и глаза ее до сих пор были красными.
— Я бы не хотела расстраивать детей, — сказала Фанни. — Они думают, что няня уехала обратно в Китай, но они достаточно быстро обо всем догадываются. А почему вы плачете?
Амелия шмыгнула носом и вытерла свои глаза.
— Фанни, вы начинаете слишком много тут распоряжаться. Мама тоже так говорит. И почему вы должны проводить весь день с детьми? Мне тоже нужна компания.
— Но, Амелия, они такие маленькие!
Амелия надулась.
— Значит, они не понимают этого ужаса. А я понимаю. Я не могу выносить одиночество. Я все время думаю…
— Думаете о чем? — с любопытством спросила Фанни, видя уклончивые напуганные глаза Амелии.
— О том, что этот ужасный человек мог бы ворваться в дом. Вы знаете — вдруг откинется штора, и он окажется там.
— О, Амелия, дорогая! Люди, за которыми охотятся, как за ним, не входят в дома. Они скрываются на пустошах, в пещерах, под живыми изгородями. И вообще он, должно быть, уже далеко. Так говорит сэр Джайлс.
— Интересно, где именно, — со страхом сказала Амелия.
Этот ужасный день, конечно, все же кончился. Даже обед уже прошел. Лишь после этого Амелия и леди Арабелла остались внизу. Леди Арабелла уснула у огня, а Амелия, будучи не в состоянии подумать о своей пустой спальне, сидела у пианино, наигрывала мелодии, напевала, но все это несколько нерешительно. Чтобы немного подбодрить себя, она надела свое лучшее голубое шелковое платье и повязала голубые ленты в волосы. Она ожидала, что мама пожурит ее за это, однако никто, и даже папа, не сделал никаких замечаний, и, казалось, даже не заметил ее. Это был кошмарный день, и слава небесам, что он уже почти кончился.
В большом камине с приглушенным треском упало полено. Леди Арабелла не проснулась. Амелия вскрикнула от раздражения и плохого настроения. Она опустила пальцы на клавиши в гулком аккорде, но бабушка по-прежнему была глубоко погружена в дремоту и не проснулась. Из окна сзади нее послышался звук, похожий на удары клювом. Птица? Росток увивающей стены глицинии? Амелия обернулась и заворожено уставилась на задернутые шторы.
На самом деле они не были задернуты до конца. Между ними был промежуток в два дюйма, через который было видно темное оконное стекло — и неужели там что-то двигалось?
Руки Амелии взлетели к горлу. Стук настойчиво прозвучал снова.
Она не знала, откуда взялась храбрость, толкнувшая ее к окну. На самом деле ей хотелось кричать до тех пор, пока не прибежит папа, или Джордж, или Баркер. Вместо этого она уже отодвигала штору и вглядывалась в дикие сверкающие глаза человека снаружи.
Он делал повелительные движения, прося ее открыть окно.
Снова она не знала, что за гипнотизм заставил ее повиноваться. Однако в одно мгновение окно было открыто, в лицо ей дул холодный ветер, и человек этот, прижавшись к стене под прикрытием зарослей глицинии, хрипло прошептал:
— Принесите мне что-нибудь поесть! Я голодаю. Вы похожи на ангела.
— Вы п-преступник! — задохнулась Амелия.
— Не важно, кто я такой. Закройте окно и принесите мне поесть. Быстро! Не разбудите ее.
Он кивнул в сторону леди Арабеллы, которая все еще спала, ее чепец сбился на бок, подбородок упал на пухлую грудь.
Амелия подавила истеричный смешок.
— Ничто не в состоянии разбудить бабушку.
— Тогда поторопитесь! Вы же не допустите, чтобы человек умер с голоду.
Всего на одно ужасающее, вгоняющее в дрожь мгновение его пальцы, холодные и жесткие, дотронулись до ее пальцев. Амелия выдернула руку и сжала ее в другой ладони, как будто она была ранена.
— Вы обещаете мне не входить в дом?
— Да, да, я обещаю. Закройте окно. Опять задерните шторы. Я буду здесь. Но поторопитесь.
Внезапно Амелия поняла, что ее испуг на самом деле был просто сильным возбуждением. Она сделала, как он велел, мягко прикрыла окно и задернула шторы. Затем выбежала из комнаты и побежала вниз по лестнице в кухню, где были зажжены лампы и в большой печи уютно горел огонь. Лиззи мыла тарелки, а Кук сидела за длинным вытертым столом, заканчивая свой ужин.
Кухня для Амелии была знакомым и удобным местом. Ее полнота в значительной степени происходила оттого, что в течение дня она не раз любила заходить сюда, где ее баловали слуги, и уничтожать свежеиспеченные бисквиты и горячую сдобу.
— Кук, сделайте мне, пожалуйста, сандвич. Большой.
Кук, которая также считала еду главным удовольствием в жизни, откинула голову и громко рассмеялась.
— Мисс Амелия, таким образом вы никогда не получите талию в восемнадцать дюймов, богом клянусь.
— Пожалуйста, Кук. Холодное мясо, если есть, и кусок кекса с изюмом. Честно говоря, я не смогла съесть ни кусочка за обедом. Все были такие тихие и мрачные, как будто умер кто-то из нас. (И неужели там, в зарослях глицинии, притаился убийца, доверчиво ожидая ее возвращения?) Кук качала своей массивной головой.
— Мы не могли ничего добиться от этого языческого идола. Сказать правду, она вгоняла нас в дрожь. Хорошо, мисс Амелия, не нервничайте так. Я приготовлю вам сандвич. Лиззи, достань мне то холодное мясо из кладовки. И хлеб. Лиззи принесет его к вам наверх, мисс Амелия.
— Нет, я подожду и возьму его сама. Но поторопитесь. Я так устала, что вот-вот помру с голоду.
Она убедительно зевнула. Она надеялась, что румянец на ее щеках будет отнесен Кук и любопытной Лиззи на счет переутомления. Они, казалось, тратили так много лишнего времени, отрезая хлеб и намазывая его маслом, что Амелия могла закричать от нетерпения. Но, наконец, все было готово, и Кук покашливала от удовольствия при мысли о ненасытности Амелии.
Прижимая к себе тарелку, молясь, чтобы никого не встретить и чтобы не проснулась бабушка, она поспешила обратно в гостиную.
Все осталось по-прежнему, открытые ноты лежали на пианино, огонь потрескивал, леди Арабелла мягко похрапывала. Это была такая невинная сцена. Она едва верила, что стоило ей раздвинуть шторы и открыть окно, как должна будет появиться голодная рука и схватить еду.
В самом деле, минуту, когда она откинула крючок, снаружи не было ни движения. У нее появилось сумасшедшее чувство, что все это было сном. Она была ужасно разочарована.
Затем листья зашелестели и появилась копна темных волос и худое лицо.
Он не вцепился в еду. Вместо этого он прямо посмотрел в лицо Амелии.
— Я думаю, что никогда в жизни не видел ни одной женщины красивее вас, — сказал он.
Амелия почувствовала, как горячая волна изумления и удовольствия прошла по всему ее телу.
— Вот ваша еда. Возьмите и уходите.
Он быстро опустошил тарелку, осторожно положил сандвичи и кекс в свой карман. Затем, хотя она очень хотела, чтобы он ушел, испытывая от него пугающее возбуждение, Амелия задержала его.
— Вы весь день скрывались здесь поблизости? Как случилось, что собаки вас не нашли?
— Потому что меня здесь не было. Прошлой ночью я пошел в другом направлении, затем в середине дня вернулся обратно по своим следам, чтобы обмануть их. Я пробираюсь в Плимут. Сяду там на корабль — и поминай как звали.
— Вы… вы не были в здешних окрестностях прошлой ночью?
Он ухмыльнулся, показывая замечательно крепкие белые зубы.
— Конечно, не был. Я спал под валуном, и от меня воняло овцами.
— Почему вы доверяете мне? — прошептала Амелия.
— Потому что, когда я увидел, как вы сидите там за пианино и ваши волосы светятся, я понял, что вы не что иное как ангел. Я никогда не забуду вас. Теперь я ухожу. Господь да благословит вас.
Листья очень слабо зашуршали, и он исчез. Он двигался быстро и тихо, как лисица. Амелия не сомневалась, что он доберется до Плимута и благополучно сядет на судно, отплывающее во Францию или Голландию, или, может быть, в одну из Америк. Она была рада, что помогла ему, рада! Она никогда не проронит ни единого словечка о том, что он был здесь. Если потребуется, она будет лгать до самой своей смерти. Потому что он сделал для нее то, чего не делал до сих пор ни один мужчина. Он дал ей возможность почувствовать себя красивой и желанной, почувствовать себя женщиной. Она не думала, что сможет когда-нибудь снова кокетничать со школьниками, вроде Роберта Хэдлоу.
Когда она мягко закрыла окно, проснулась леди Арабелла.
— Ух! — воскликнула она, вздрогнув. — Холодно. В комнате ветер. Что вы делаете у окна?
— Просто смотрю, ясная ли ночь, — сказала Амелия.
— И как?
— Да, светит луна.
— Тогда они, скорее всего, поймают этого несчастного. У него больше не будет возможности скрыться в тумане. Ух! — она снова вздрогнула. — Холодно. Я чувствую себя так, словно в моих жилах течет кровь этой мертвой женщины. Что такое, дитя мое? Почему вы выглядите такой испуганной?
Амелия прижала руки к своему сильно бьющемуся сердцу. Она только что осознала ужасную вещь. Она одна знала, что беглый преступник не убивал Чинг Мей, но, если она будет хранить свой секрет, то больше не будет предприниматься попыток найти настоящего виновника. И кто это был? Кто?