Страница:
Судя по тому, что плавные повороты все учащаются, фургон въехал в сумасшедший лабиринт разветвляющихся улочек и приближается к МБР. Здесь уже совершенно невозможно мысленно следить за маршрутом. Наконец фургон останавливается. Я выжидаю тридцать секунд, чтобы убедиться, что он не просто наткнулся на какое-то неожиданное препятствие. Потом выбираюсь наружу и оказываюсь почти на том же месте, с которого тогда, в январе, я запустил в здание Culex'a. В памяти с кристальной ясностью оживают воспоминания той ночи, но это больше похоже на подсматривание за кем-то другим, чем на ностальгию. Я не вправе так бесцеремонно копаться в прошлом этого незнакомца, который давно мертв.
Сейчас три минуты третьего. У меня в запасе пятьдесят семь минут. Я смотрю на серое небо – на Пузырь, давящий, как нависшая грозовая туча. Откуда-то всплывает неприятная мысль: надо было дождаться, пока Лу мне заплатит. Все-таки пятьсот тысяч долларов. Получить деньги, а уже потом решать, входит ли безумство, которое я сейчас совершаю, в мои обязательства перед истинным Ансамблем.
Можно ведь и залезть обратно в фургон.
Однако я не залезаю. А все версии, которые залезли, могут считать себя покойниками, и они это знают. Интересно, какая логика толкает их поступить именно так?
Я направляюсь к забору.
Перебираюсь через него тем же способом, что в прошлый раз. Не хочется лишний раз творить чудеса, особенно на открытой местности. Размазанное «я», как всегда, не обманывает моих ожидании. Или я – его ожиданий.
Я представляю себе, что сегодня дежурят Хуан Кинь и Ли Со Лунь. Причем они играют в карты вместо того, чтобы следить за монитором. По-прежнему не знаю, что конкретно не срабатывает, чтобы я мог обмануть наблюдателей, – микропроцессор телекамеры, кабель, дисплей, или же сетчатка или мозг дежурного. Я выбираю только исход, и неизвестно, какой механизм оказывается наиболее вероятным.
Я залезаю в то же самое окно, что в прошлый раз. Только теперь вскрывать его не требуется – при моем прикосновении створки сами скользят в стороны. Забравшись внутрь, я медленно двигаюсь по лаборатории, вытянув руки и думая о том, как хорошо было бы иметь в голове план расположения предметов. Я натыкаюсь на табурет, потом на скамейку, но ничего стеклянного не разбиваю. Те «я», которые разбили, могли здорово порезаться. Я выхожу в холл и иду к лестнице. Если верить Ли Сю Вай, хранилище находится на четвертом этаже, в задней комнате кабинета Чень Я Пинь. Мне кажется, что я до сих пор помню синий квадрат «Данных нет» именно в этом месте схемы, составленной Culex'ом.
На полпути вверх по лестнице я резко останавливаюсь, как от удара в грудь. По Квай в двадцати километрах отсюда. Она крепко спит. Мы с ней не «связаны», не «размазаны», и она не помогает мне «выбирать реальность». Да как я вообще мог поверить в эту квантово-мистическую галиматью? Лу просто подставил меня, это же ясно. Он выдумал Канон, чтобы проверить мою лояльность. Он выводил из строя мои моды. Он подбросил обманный генератор игральных костей в магазинчик возле моего дома. Он договорился и с По Квай, и с охраной ПСИ, и с охраной МБР.
Допустим. А цифровой замок? Откуда он знал, что я с первой же попытки выберу такую дурацкую комбинацию, как 9999999999?
Господи, да если он добрался до моих модов, он мог сделать со мной все что угодно. «Гипернова» вполне может обеспечить ему полный контроль над всем, что я делаю и даже думаю. Ему ничего не стоило заставить меня угадать верную комбинацию.
Привалившись к стене, я лихорадочно пытаюсь решить, что является большим безумием: верить в этот бессмысленный, комичный, неправдоподобный заговор всех против меня или всерьез полагать, что я могу открывать запертые двери, распадаясь для этого на десять миллиардов независимых личностей?
Я гляжу вниз, в темноту лестничного пролета. А как же истинный Ансамбль? Тайна, во имя которой я живу на свете? Неужели тоже обман? Конечно, тут дело в моде верности, и ни в чем другом, но все же...
Я обшариваю карманы в поисках монетки или чего-нибудь в этом роде, до чего не мог бы добраться Лу. Кроме плоской круглой батарейки, ничего подходящего нет. На одной стороне ее выгравирован знак «плюс», на другой – «минус». Присев на корточки на лестничной площадке, я включаю фонарик. Его луч высекает освещенный клин на бетонном полу.
– Пусть выпадет пять плюсов подряд, – шепчу я. – Только это, и больше ничего.
Вероятность – одна тридцать вторая. Не бог весть о каком чуде я прошу.
Плюс.
Плюс.
Я улыбаюсь. Могло ли быть иначе? Истинный Ансамбль никогда не предаст меня.
Минус.
Меня начинает охватывать странное оцепенение, но я сразу же подбрасываю батарейку снова, как будто новый результат может каким-то образом отменить предыдущий – если только делать все очень быстро.
Плюс.
Минус.
Я тупо гляжу на окончательный приговор и постепенно осознаю, что и он ничего не решает. Все, ради чего я жил до сих пор, по-прежнему может оказаться либо правдой, либо обманом.
Впрочем, в любом случае двигаться дальше не имеет смысла.
В кабинете Чень я включаю фонарик. Не знаю, почему я не «рискнул» сделать это в лаборатории на первом этаже – сейчас я твердо знаю, что это мне ничем не грозит. Я могу включить хоть все освещение в здании, могу орать во все горло – все равно никто не заметит, что я здесь.
За обычной дверью в маленькую внутреннюю комнату находится само хранилище – неприметное сооружение из серого полимерного композита, который труднее прорезать, сточить, расплавить или прожечь, чем метр-два сплошной стали, хотя он и легче стали раз в тысячу. На панели управления – окошко для сканирования подушечки большого пальца, числовая клавиатура и три скважины для ключей. Я не спешу, словно давая замку время «получше размазаться», но зеленый свет зажигается на панели почти сразу же. Все правильно, замок же неодушевленный предмет. Значит, он находился в размазанном состоянии с момента последнего наблюдения. Я же всего лишь пронаблюдал его без схлопывания, отчего мое размазанное «я» вызвало к жизни новые бесчисленные ветви моего «рода», по одной на каждое состояние замка, и выбрало нужную из них.
Я сильно дергаю за ручку – куда сильнее, чем нужно. Дверь с легким щелчком распахивается, едва не ударяя меня в лицо. Обогнув ее, я вхожу в хранилище.
Помещение размером шесть на шесть метров почти пусто. Лучом фонарика я веду по дальней стене. Там стеллажи от пола до потолка. Восемь полок, на каждой – двадцать аккуратных пластиковых коробок с носителями информации. В каждой такой коробке хранится двести чипов памяти.
Я подхожу ближе. Почти на всех коробках цифры – диапазоны серийных номеров, к примеру, «с 019200 по 019399», и так далее. Коробки на двух нижних полках и две крайние коробки справа на третьей полке пусты, и на них нет номеров. Остальные, похоже, заполнены. Стало быть, всего в них находится двадцать три тысячи шестьсот чипов.
Я вынимаю из кармана генератор игральных костей – почему бы не облегчить себе жизнь, – но сразу передумываю и прячу его обратно. Уцелеет ли хоть один из моих «сыновей» или «племянников», кто все-таки бросил кости? И у тех и у других есть шансы. Я быстро протягиваю руку и хватаю с полки коробку. Она закрыта простеньким, чисто механическим замком. Наверное, я мог бы и его заставить самопроизвольно открыться. Это был бы мой первый успех в непосредственном квантовом воздействии на макрообъекты. Но я открываю его отмычкой, что занимает примерно минуту. Вытаскивая чип из гнезда в литом лотке, я подавляю искушение зажмуриться. Когда я замечаю, что выбрал чип из самого крайнего гнезда, мне хочется положить его обратно и взять другой. Но я справляюсь и с этим искушением.
Я вставляю чип в считыватель, снабженный инфракрасным приемопередатчиком. Потом включаю «Красную Сеть» и «Шифроклерка» и обращаюсь к считывателю. Я говорю ему:
– Покажи мне титульный лист. На английском языке.
Тени в хранилище сгущаются до абсолютной черноты, а в середине моего поля зрения вспыхивает квадрат с текстом белыми буквами на ярко-синем фоне:
«АНСАМБЛЬ»
Алгоритм нейронной модификации.
Международные биомедицинские разработки, 2068.
Авторские права защищены.
Несанкционированное воспроизведение данного программного продукта на любом носителе является нарушением Конвенции об интеллектуальной собственности от 2045 года и преследуется по законам Республики Нью-Гонконг, а также других стран, подписавших Конвенцию.
Я на ощупь вставляю чистый чип во второй порт считывателя и говорю:
– Скопировать все, убирая только защиту и кодировку. Проверить результат одну тысячу раз.
На фоне текстового окна появляется изображение часового. Оно произносит:
– Пароль?
Я закрываю глаза (зачем?), отключаюсь от всех мыслей и слышу, как в моей голове кто-то шепчет что-то на кантонском диалекте. Это не осмысленное слово, и я не прошу «Дежа Вю» перевести. Часовой кланяется и исчезает. На его месте появляется средневековый монах, с комичной быстротой переписывающий свой манускрипт.
Легонько покачиваясь, я стою посреди хранилища. Нет способа узнать, переживаю я успех или некую комбинацию ошибок аппаратуры, мода и собственного мозга, которая внешне неотличима от успеха. Судя по промежуточным этапам, шансы на подлинный успех неплохие. Если я действительно нахожусь в хранилище в здании МБР, то состояний, где я наугад выбираю нужный чип из всего лишь двадцати трех тысяч шестисот, неизмеримо больше, чем тех, где считыватель или/и «Шифроклерк» врут, выдавая за «Ансамбль» что-то совсем другое. Но как оценить, какая вероятность выше: того, что все события сегодняшней ночи пригрезились мне от начала до конца, или того, что все эти запертые двери действительно открывались передо мной? Вот после схлопывания все сразу станет ясно – либо у меня в кармане будет лежать копия «Ансамбля», либо нет.
Тысячекратная проверка – это, пожалуй, слишком. Если размазанное «я» не стремится внести ошибку специально, то ее вероятность можно не принимать в расчет. Но я не жалею, что заказал такую проверку – после всех этих фокусов с отказом камер и замков трудно поверить, что существует аппаратура, на которую по-прежнему можно положиться.
Через несколько минут монах заканчивает работу, кланяется и исчезает. Я отключаю «Шифроклерка», вытаскиваю чип из считывателя, кладу его на место в коробку, прячу считыватель в карман, запираю коробку и ставлю ее обратно на полку. Смешно, но я проделываю все это с большим облегчением. Лучом фонарика я шарю по стеллажам, высматривая, не перепутал ли что-нибудь – нет, все выглядит в точности так же, как до моего появления.
Я поворачиваюсь к выходу. В дверном проеме стоит женщина в ночной рубашке. Худощавая, тридцати с небольшим лет. Тип лица англосаксонский, кожа, как и у меня, черная.
Лаура Эндрюс, но не та, которую я видел в подвале, преображенной в Хань Сю Лиен. Лаура Эндрюе с фотографии в Институте Хильгеманна.
Как же она выбралась из подвала? Глупый вопрос. Но почему ей не удавалось это раньше, а удалось именно в эту ночь? Может быть, я нечаянно заблокировал систему наблюдения за ней? И почему, выбравшись из подвала, она направилась сюда?
Я тянусь за баллончиком усыпляющего газа. Зачем мое размазанное «я» позволяет ей мешать мне? Не значит ли это, что я не буду выбран? Что я уже все равно что мертв?..
Она говорит:
– Ты получил то, за чем пришел?
Вытаращившись на нее, я киваю.
– Что конкретно ты собираешься с этим делать?
– Кто ты? Лаура? Ты реальна?
Она смеется:
– Нет. Но твое восприятие меня будет реальным. Я говорю от имени Лауры – или от имени Лауры-плюс-размазанные-Ник-плюс-По Квай и так далее. Но в основном от имени Лауры.
– Что значит «от имени»? Ты Лаура или не Лаура?
– Лаура находится в размазанном состоянии, она не может говорить с тобой сама. Она говорит с размазанными «Ником-плюс-По Квай», но чтобы говорить с тобой, она создала меня.
– Я не...
– Ее личность распределена по чистым состояниям. Вы с ней не могли бы непосредственно взаимодействовать. Но она перевела в режим единственного состояния достаточно информации, чтобы передать тебе главное. Она установила контакт с размазанными Ником-плюс-По Квай, но они как дети, на них нельзя положиться. Именно поэтому я говорю с тобой.
– Я не...
– Ты похитил «Ансамбль». Лаура не собирается этому препятствовать. Но она хочет, чтобы ты до конца понимал, что может делать «Ансамбль».
Я по-прежнему растерян, и от этого говорю слишком резким тоном:
– Я и так знаю, что он может делать. Ведь я же сумел проникнуть сюда? Я же открыл хранилище? – Наверное, не следует удивляться тому, что у размазанной Лауры нет и следа идиотизма, ведь у нее было тридцать четыре года на то, чтобы постоянно улучшать работу своего мозга в этом режиме. Но как она научилась создавать призраки, которые читают мне лекции по работе с «Ансамблем»?..
Она качает головой:
– Ты не понимаешь меня. Но обязательно поймешь. Лаура усилит состояние, в котором ты сможешь понять.
– Она что же, управляет мной?..
– Она поддерживает с тобой связь единственным доступным ей способом. Я обещаю, что ее действия не помешают действиям размазанных Ника-плюс-По Квай. А при вашей физиологии мозга лучший путь к пониманию – беседа, такая, как у нас с тобой.
«Такая, как у нас?» Ну конечно, значит, есть другие, и не обязательно, что успешной будет именно эта. Но до сих пор все, что я делал, было успешным, и теперь трусить уже просто нелепо.
– Продолжай.
Женщина – посланец Лауры говорит:
– Первое, что ты должен понять: сфера действия схлопывания конечна. Человеческий мозг имеет определенную степень сложности, и конечное число людей, имеющих мозги конечной сложности, не способны разрушить бесконечное число состояний. Более того, есть такие состояния, в которых структуры мозга, производящие схлопывание, вышли из строя. А без таких структур эти состояния недосягаемы. Схлопывание – явление локальное. Оно разрушает часть суперпространства – пространства всех чистых состояний, – но всего лишь часть. Бесконечно много состояний остается нетронутыми.
Единственная ветвь реальности среди гигантской пустыни, окруженной бесконечными зарослями. Ведь именно такую картину мира я себе представлял, когда размазался и схлопнулся в первый раз! Но...
– Как же мы можем жить в окружении всего этого... и ничего не замечать?
– Чтобы обнаружить состояние, вы должны схлопнуть его, перенести в реальность. А эти состояния не участвуют в схлопывании.
– В таком случае откуда о них знаешь ты?
– О них знает Лаура.
– Откуда?
– Несхлопнутые области суперпространства обитаемы. В них есть разумная жизнь, рассеянная по состояниям. Когда одна из цивилизаций обнаружила опустошенный район, который населяете вы, она осторожно обследовала его границы, а потом приняла меры, чтобы изолировать этот район.
– При помощи Пузыря?
– Да. Но до того, как Пузырь был установлен, один индивидуум решил провести дальнейшие исследования. Решил проникнуть в глубь района.
– И... Лаура видела это существо? Оно разыскало ее и вошло с ней в контакт – потому что она не схлопывает волну?
Женщина-посланец улыбается:
– Нет. Лаура и есть тот исследователь. По крайней мере, исследователь сделал ее строение близким, насколько возможно, к своему собственному. Исследователь пересек опустошенный район и вступил во взаимодействие с вашей реальностью. При этом он схлопнулся, то есть погиб, но он устроил схлопывание так, что часть его сложности закодировалась в генах Лауры. Когда Лаура схлопнута, она едва способна поддерживать физиологические процессы, ибо почти весь ее мозг занимают структуры, работающие лишь в размазанном состоянии. Но когда она размазывается, то превращается, в сущности, в того самого исследователя.
– Что?! Лаура – это инкарнация одного из создателей Пузыря? – Далекий голос шепчет: «верь в это, не то обязательно погибнешь». – Зачем же она жила у Хильгеманна? Зачем она жила здесь? Она могла сбежать, и...
– Она так и поступила. Она изучила почти всю планету.
– Почти всю планету? Но ее дважды поймали...
– Да, ее ловили рядом с Институтом, но не потому, что она пыталась скрыться из него навсегда. Она хотела охлопываться только в своей комнате, но было два путешествия, когда ей это не удалось. Институт Хильгеманна – спокойное, безопасное место, удобная база, где она могла подолгу оставаться без наблюдения. Это давало ей возможность размазываться до такой степени сложности, чтобы можно было устраивать экспедиции. Достигнув этой сложности, она уже могла избегать схлопывания. Тебе это знакомо.
– А зачем вообще было возвращаться в Институт? Почему не остаться размазанной навсегда?
– Размазывание идет экспоненциально быстро. Через пару дней ей пришлось бы подавить схлопывание всех жителей Земли. А еще через пару дней... – Она запинается.
– Что?
– Еще через пару дней опустошенный район был бы вновь заполнен. Человечество проникло бы сквозь Пузырь и вошло бы в контакт с остальной частью Вселенной. Трудно предсказать, к чему бы это привело. Но есть вероятность, что волновую функцию этого района больше не удалось бы стянуть никогда.
Я напряженно пытаюсь понять это. Мир был бы размазан целиком и навсегда? Каким образом? Ведь все сосуществующие варианты должны включать состояния, которые вызывают схлопывание? Правда... срабатывает только то схлопывание, которое делает само себя реальным. Мир, где схлопывание никогда не делает себя реальным, так же непротиворечив, как и тот, где существует единственная реальность.
– Так... Значит, Лаура не оставалась размазанной, чтобы не ввергнуть нас всех в катастрофу?
– Совершенно верно. И именно это тебе следует понять – каждый, кто использует «Ансамбль», может сделать то же самое.
– Ты имеешь в виду, что я мог бы...
– Это может любой, кто достаточно долго остается в размазанном состоянии. Потребуется всего несколько дней. Лаура не хочет лишать вас возможности покинуть Пузырь – но она не хочет и навязывать вам это. А ваши размазанные «я» могут оказаться не столь деликатными.
– Мое размазанное «я» всегда делало только то, чего я хотел.
– Разумеется – ведь ты держишь его в качестве заложника. Ваш мир ему враждебен. Без тебя оно пропадет. Но каждый раз, когда ты размазываешься и схлопываешься, оно способно не только выбирать нужные тебе исходы, но и совершенствовать само себя. Оно выбирает те изменения в структуре твоего мозга, которые делают его более изощренным и сложным. Оно развивается, набирает силу.
По моей спине пробегает холодок:
– Но... позволит ли оно мне хотя бы вспомнить то, что ты сейчас говоришь?
– Лаура это гарантирует.
Я качаю головой:
– Лаура то, Лаура се... А почему я вообще должен верить тому, что ты говоришь? Откуда я знаю, что ты та, за кого себя выдаешь?
Она пожимает плечами:
– Так или иначе, ты в это поверишь – должны быть чистые состояния, в которых ты веришь. Что касается меня, то я набор ощущений, и достаточно убедительных. Не больше, но и не меньше.
Я брызгаю в нее из баллончика. Пока облачко оседает на ее кожу, она улыбается, затем округляет губы и легонько дует. Облако крошечных капелек опять появляется перед ней, затем оно несется ко мне, сжимается и, раньше, чем я успеваю заслониться рукой в перчатке, втягивается обратно в сопло баллончика.
Я оседаю, опускаюсь на колени. Она исчезает.
Через некоторое время я с трудом поднимаюсь на ноги и направляюсь прочь из здания.
– Ник! Выходи! Случилось что-то серьезное! – Я узнаю голос Лу.
Я не спешу выходить. Я зол и растерян. Он что, с ума сошел? Или в самом деле хочет, чтобы все пошло насмарку? Если я останусь в фургоне, может быть, мне удастся успешно вернуться в ПСИ. Но тут до меня доходит, что без важной причины он бы здесь не появился. Наверняка я уже схлопнулся.
Я вылезаю наружу. Он стоит на пути грузовика, расставив руки в стороны. Мимо нас, оглядываясь, проезжает группа велосипедистов. Я стою посреди улицы, чувствуя себя совершенно голым. Я снова доступен наблюдению, снова подвержен тем же неожиданностям, что и все.
Машина остановилась недалеко от центра. Мигая, я смотрю вперед, где, окруженные сиянием, угадываются контуры небоскребов. Трудно свыкнуться с мыслью, что я снова выброшен в обычный мир, не ощутив при этом ровно ничего.
Лу говорит:
– Они знают, что ты ушел с дежурства.
– В чем дело? Почему я не смог это скрыть?
Он сердито трясет головой:
– Откуда я знаю почему? Может, участников было слишком много. Теперь это не имеет значения – знают, и все.
– Что значит – слишком много участников?
– Они нашли бомбу. Минут двадцать назад.
– О, черт. Это Дети. Что с По Квай?..
– С ней все хорошо. Бомбу удалось обезвредить. Никто не пострадал. Но всю охрану подняли по тревоге, обыскали каждый уголок – в общем, представляешь. Нашли еще три бомбы. И обнаружилось, что тебя нигде нет. Наверное, ты был просто не в состоянии перетасовать все возможные варианты – сделать так, чтобы бомбы не взорвались и чтобы их не нашли. Не знаю. В любом случае тебе необходимо уехать из города.
– А ты? А остальные?
– Я остаюсь. Канону придется на время затаиться, хотя они до сих пор не знают о нашем существовании. Думаю, ПСИ решит, что Дети каким-то образом добрались до тебя. Марионеточный мод или что-то в этом духе...
– Если бы Дети поставили мне марионеточный мод, они бы заставили меня остаться в здании и проследить, чтобы бомбы взорвались.
Он бросает на меня свирепый взгляд. Он явно спешит:
– Ладно, допустим. Что подумает ПСИ, я не знаю. Это не важно. Тебе надо бежать. Остальные члены Канона смогут позаботиться о себе сами. – Он отходит в сторону с пути грузовика, и тот, набирая скорость, уносится во тьму. Затем он достает из кармана рубашки карточку и вручает ее мне. – Пятьсот тысяч долларов. Чистый кредит на предъявителя, взятый с орбитального счета. Поезжай в морской порт, а не в аэропорт. Там ПСИ будет труднее использовать свои связи. А с этим ты сможешь подкупить кого угодно.
Я качаю головой:
– Я не могу уехать.
– Не делай глупостей. Если останешься, ты погиб. Но имея мод чистых состояний, Канон сможет предвидеть все их шаги. Мод у тебя?
Я киваю:
– Да. Но пользоваться им нельзя – риск слишком велик.
– Что ты имеешь в виду?
Я рассказываю, что случилось со мной в хранилище. Он выслушивает это откровение с замечательным равнодушием. Сомневаюсь, что он поверил хоть одному слову. Когда я заканчиваю, он говорит:
– Мы будем осторожны – будем использовать его только в течение короткого времени. Ты оставался размазанным четыре часа, и ничего не случилось.
Я ошарашено смотрю на него:
– Ты что, собираешься играть судьбой... – Не могу найти подходящее слово. Планеты? Человечества? Нет, ни то ни другое ведь не исчезнет. Просто станет частью чего-то большего. Но дело не в этом.
– Ник, ты же на своем опыте доказал, что это безопасно. Час-другой не причинит вреда никому. Что ты предлагаешь – закопать эти данные в землю? Сделать вид, что ничего не было? Невозможно. У фальшивого «Ансамбля» по-прежнему есть описание. Ты хочешь сохранить превосходство за ними – после всего, что они с тобой сделали? Так или иначе, любой вопрос, связанный с модом, должен быть исследован. Я думал, что для тебя это важно.
Механически я отвечаю:
– Конечно, важно.
И тут же осознаю, что это неправда. Мне и на хрен не нужна тайна истинного Ансамбля. Ошеломленный, я жду, что сознание нанесет ответный удар – но его нет.
Тишина. Так, значит, мод верности исчез. Я выскользнул прямо из его лап. Я закрываю глаза. Мне кажется, что душа, лишившись своей единственной цели, сейчас отлетит прочь, растворится в воздухе.
– Ник, что с тобой?
Я трясу головой, открываю глаза:
– Ничего, прости. Голова закружилась. Наверное, реакция на схлопывание.
Я снимаю перчатки и засовываю руку в карман, туда, где в считывателе находится чип с копией «Ансамбля». Не вынимая устройства из кармана, я вызываю «Красную Сеть» и «Шифроклерка» и начинаю копировать информацию с чипа в буферы «Шифроклерка».
Лу говорит:
– Нельзя терять время на споры. Отдай мне чип и срочно уходи.
– Я же сказал тебе, мод слишком опасен. – Зачем же тогда я копирую его, прежде чем стереть? Вполне ли я уверен, что буду обращаться с ним разумно – сколочу небольшое состояние на взламывании шифров, не подвергая угрозе Жизнь, какой мы ее знаем? У меня дух захватывает от самонадеянности. Но я не останавливаю копирование.
Лу тихо говорит:
– Позвони в банк, проверь карту. Полмиллиона долларов. Как договорились.
Сейчас три минуты третьего. У меня в запасе пятьдесят семь минут. Я смотрю на серое небо – на Пузырь, давящий, как нависшая грозовая туча. Откуда-то всплывает неприятная мысль: надо было дождаться, пока Лу мне заплатит. Все-таки пятьсот тысяч долларов. Получить деньги, а уже потом решать, входит ли безумство, которое я сейчас совершаю, в мои обязательства перед истинным Ансамблем.
Можно ведь и залезть обратно в фургон.
Однако я не залезаю. А все версии, которые залезли, могут считать себя покойниками, и они это знают. Интересно, какая логика толкает их поступить именно так?
Я направляюсь к забору.
Перебираюсь через него тем же способом, что в прошлый раз. Не хочется лишний раз творить чудеса, особенно на открытой местности. Размазанное «я», как всегда, не обманывает моих ожидании. Или я – его ожиданий.
Я представляю себе, что сегодня дежурят Хуан Кинь и Ли Со Лунь. Причем они играют в карты вместо того, чтобы следить за монитором. По-прежнему не знаю, что конкретно не срабатывает, чтобы я мог обмануть наблюдателей, – микропроцессор телекамеры, кабель, дисплей, или же сетчатка или мозг дежурного. Я выбираю только исход, и неизвестно, какой механизм оказывается наиболее вероятным.
Я залезаю в то же самое окно, что в прошлый раз. Только теперь вскрывать его не требуется – при моем прикосновении створки сами скользят в стороны. Забравшись внутрь, я медленно двигаюсь по лаборатории, вытянув руки и думая о том, как хорошо было бы иметь в голове план расположения предметов. Я натыкаюсь на табурет, потом на скамейку, но ничего стеклянного не разбиваю. Те «я», которые разбили, могли здорово порезаться. Я выхожу в холл и иду к лестнице. Если верить Ли Сю Вай, хранилище находится на четвертом этаже, в задней комнате кабинета Чень Я Пинь. Мне кажется, что я до сих пор помню синий квадрат «Данных нет» именно в этом месте схемы, составленной Culex'ом.
На полпути вверх по лестнице я резко останавливаюсь, как от удара в грудь. По Квай в двадцати километрах отсюда. Она крепко спит. Мы с ней не «связаны», не «размазаны», и она не помогает мне «выбирать реальность». Да как я вообще мог поверить в эту квантово-мистическую галиматью? Лу просто подставил меня, это же ясно. Он выдумал Канон, чтобы проверить мою лояльность. Он выводил из строя мои моды. Он подбросил обманный генератор игральных костей в магазинчик возле моего дома. Он договорился и с По Квай, и с охраной ПСИ, и с охраной МБР.
Допустим. А цифровой замок? Откуда он знал, что я с первой же попытки выберу такую дурацкую комбинацию, как 9999999999?
Господи, да если он добрался до моих модов, он мог сделать со мной все что угодно. «Гипернова» вполне может обеспечить ему полный контроль над всем, что я делаю и даже думаю. Ему ничего не стоило заставить меня угадать верную комбинацию.
Привалившись к стене, я лихорадочно пытаюсь решить, что является большим безумием: верить в этот бессмысленный, комичный, неправдоподобный заговор всех против меня или всерьез полагать, что я могу открывать запертые двери, распадаясь для этого на десять миллиардов независимых личностей?
Я гляжу вниз, в темноту лестничного пролета. А как же истинный Ансамбль? Тайна, во имя которой я живу на свете? Неужели тоже обман? Конечно, тут дело в моде верности, и ни в чем другом, но все же...
Я обшариваю карманы в поисках монетки или чего-нибудь в этом роде, до чего не мог бы добраться Лу. Кроме плоской круглой батарейки, ничего подходящего нет. На одной стороне ее выгравирован знак «плюс», на другой – «минус». Присев на корточки на лестничной площадке, я включаю фонарик. Его луч высекает освещенный клин на бетонном полу.
– Пусть выпадет пять плюсов подряд, – шепчу я. – Только это, и больше ничего.
Вероятность – одна тридцать вторая. Не бог весть о каком чуде я прошу.
Плюс.
Плюс.
Я улыбаюсь. Могло ли быть иначе? Истинный Ансамбль никогда не предаст меня.
Минус.
Меня начинает охватывать странное оцепенение, но я сразу же подбрасываю батарейку снова, как будто новый результат может каким-то образом отменить предыдущий – если только делать все очень быстро.
Плюс.
Минус.
Я тупо гляжу на окончательный приговор и постепенно осознаю, что и он ничего не решает. Все, ради чего я жил до сих пор, по-прежнему может оказаться либо правдой, либо обманом.
Впрочем, в любом случае двигаться дальше не имеет смысла.
* * *
Последние два лестничных пролета я пробегаю на одном дыхании. Я ликую. Я неуязвим. Если пять плюсов подряд не вытравили последние страхи из моей души, то на эти страхи просто не надо обращать внимания.В кабинете Чень я включаю фонарик. Не знаю, почему я не «рискнул» сделать это в лаборатории на первом этаже – сейчас я твердо знаю, что это мне ничем не грозит. Я могу включить хоть все освещение в здании, могу орать во все горло – все равно никто не заметит, что я здесь.
За обычной дверью в маленькую внутреннюю комнату находится само хранилище – неприметное сооружение из серого полимерного композита, который труднее прорезать, сточить, расплавить или прожечь, чем метр-два сплошной стали, хотя он и легче стали раз в тысячу. На панели управления – окошко для сканирования подушечки большого пальца, числовая клавиатура и три скважины для ключей. Я не спешу, словно давая замку время «получше размазаться», но зеленый свет зажигается на панели почти сразу же. Все правильно, замок же неодушевленный предмет. Значит, он находился в размазанном состоянии с момента последнего наблюдения. Я же всего лишь пронаблюдал его без схлопывания, отчего мое размазанное «я» вызвало к жизни новые бесчисленные ветви моего «рода», по одной на каждое состояние замка, и выбрало нужную из них.
Я сильно дергаю за ручку – куда сильнее, чем нужно. Дверь с легким щелчком распахивается, едва не ударяя меня в лицо. Обогнув ее, я вхожу в хранилище.
Помещение размером шесть на шесть метров почти пусто. Лучом фонарика я веду по дальней стене. Там стеллажи от пола до потолка. Восемь полок, на каждой – двадцать аккуратных пластиковых коробок с носителями информации. В каждой такой коробке хранится двести чипов памяти.
Я подхожу ближе. Почти на всех коробках цифры – диапазоны серийных номеров, к примеру, «с 019200 по 019399», и так далее. Коробки на двух нижних полках и две крайние коробки справа на третьей полке пусты, и на них нет номеров. Остальные, похоже, заполнены. Стало быть, всего в них находится двадцать три тысячи шестьсот чипов.
Я вынимаю из кармана генератор игральных костей – почему бы не облегчить себе жизнь, – но сразу передумываю и прячу его обратно. Уцелеет ли хоть один из моих «сыновей» или «племянников», кто все-таки бросил кости? И у тех и у других есть шансы. Я быстро протягиваю руку и хватаю с полки коробку. Она закрыта простеньким, чисто механическим замком. Наверное, я мог бы и его заставить самопроизвольно открыться. Это был бы мой первый успех в непосредственном квантовом воздействии на макрообъекты. Но я открываю его отмычкой, что занимает примерно минуту. Вытаскивая чип из гнезда в литом лотке, я подавляю искушение зажмуриться. Когда я замечаю, что выбрал чип из самого крайнего гнезда, мне хочется положить его обратно и взять другой. Но я справляюсь и с этим искушением.
Я вставляю чип в считыватель, снабженный инфракрасным приемопередатчиком. Потом включаю «Красную Сеть» и «Шифроклерка» и обращаюсь к считывателю. Я говорю ему:
– Покажи мне титульный лист. На английском языке.
Тени в хранилище сгущаются до абсолютной черноты, а в середине моего поля зрения вспыхивает квадрат с текстом белыми буквами на ярко-синем фоне:
«АНСАМБЛЬ»
Алгоритм нейронной модификации.
Международные биомедицинские разработки, 2068.
Авторские права защищены.
Несанкционированное воспроизведение данного программного продукта на любом носителе является нарушением Конвенции об интеллектуальной собственности от 2045 года и преследуется по законам Республики Нью-Гонконг, а также других стран, подписавших Конвенцию.
Я на ощупь вставляю чистый чип во второй порт считывателя и говорю:
– Скопировать все, убирая только защиту и кодировку. Проверить результат одну тысячу раз.
На фоне текстового окна появляется изображение часового. Оно произносит:
– Пароль?
Я закрываю глаза (зачем?), отключаюсь от всех мыслей и слышу, как в моей голове кто-то шепчет что-то на кантонском диалекте. Это не осмысленное слово, и я не прошу «Дежа Вю» перевести. Часовой кланяется и исчезает. На его месте появляется средневековый монах, с комичной быстротой переписывающий свой манускрипт.
Легонько покачиваясь, я стою посреди хранилища. Нет способа узнать, переживаю я успех или некую комбинацию ошибок аппаратуры, мода и собственного мозга, которая внешне неотличима от успеха. Судя по промежуточным этапам, шансы на подлинный успех неплохие. Если я действительно нахожусь в хранилище в здании МБР, то состояний, где я наугад выбираю нужный чип из всего лишь двадцати трех тысяч шестисот, неизмеримо больше, чем тех, где считыватель или/и «Шифроклерк» врут, выдавая за «Ансамбль» что-то совсем другое. Но как оценить, какая вероятность выше: того, что все события сегодняшней ночи пригрезились мне от начала до конца, или того, что все эти запертые двери действительно открывались передо мной? Вот после схлопывания все сразу станет ясно – либо у меня в кармане будет лежать копия «Ансамбля», либо нет.
Тысячекратная проверка – это, пожалуй, слишком. Если размазанное «я» не стремится внести ошибку специально, то ее вероятность можно не принимать в расчет. Но я не жалею, что заказал такую проверку – после всех этих фокусов с отказом камер и замков трудно поверить, что существует аппаратура, на которую по-прежнему можно положиться.
Через несколько минут монах заканчивает работу, кланяется и исчезает. Я отключаю «Шифроклерка», вытаскиваю чип из считывателя, кладу его на место в коробку, прячу считыватель в карман, запираю коробку и ставлю ее обратно на полку. Смешно, но я проделываю все это с большим облегчением. Лучом фонарика я шарю по стеллажам, высматривая, не перепутал ли что-нибудь – нет, все выглядит в точности так же, как до моего появления.
Я поворачиваюсь к выходу. В дверном проеме стоит женщина в ночной рубашке. Худощавая, тридцати с небольшим лет. Тип лица англосаксонский, кожа, как и у меня, черная.
Лаура Эндрюс, но не та, которую я видел в подвале, преображенной в Хань Сю Лиен. Лаура Эндрюе с фотографии в Институте Хильгеманна.
Как же она выбралась из подвала? Глупый вопрос. Но почему ей не удавалось это раньше, а удалось именно в эту ночь? Может быть, я нечаянно заблокировал систему наблюдения за ней? И почему, выбравшись из подвала, она направилась сюда?
Я тянусь за баллончиком усыпляющего газа. Зачем мое размазанное «я» позволяет ей мешать мне? Не значит ли это, что я не буду выбран? Что я уже все равно что мертв?..
Она говорит:
– Ты получил то, за чем пришел?
Вытаращившись на нее, я киваю.
– Что конкретно ты собираешься с этим делать?
– Кто ты? Лаура? Ты реальна?
Она смеется:
– Нет. Но твое восприятие меня будет реальным. Я говорю от имени Лауры – или от имени Лауры-плюс-размазанные-Ник-плюс-По Квай и так далее. Но в основном от имени Лауры.
– Что значит «от имени»? Ты Лаура или не Лаура?
– Лаура находится в размазанном состоянии, она не может говорить с тобой сама. Она говорит с размазанными «Ником-плюс-По Квай», но чтобы говорить с тобой, она создала меня.
– Я не...
– Ее личность распределена по чистым состояниям. Вы с ней не могли бы непосредственно взаимодействовать. Но она перевела в режим единственного состояния достаточно информации, чтобы передать тебе главное. Она установила контакт с размазанными Ником-плюс-По Квай, но они как дети, на них нельзя положиться. Именно поэтому я говорю с тобой.
– Я не...
– Ты похитил «Ансамбль». Лаура не собирается этому препятствовать. Но она хочет, чтобы ты до конца понимал, что может делать «Ансамбль».
Я по-прежнему растерян, и от этого говорю слишком резким тоном:
– Я и так знаю, что он может делать. Ведь я же сумел проникнуть сюда? Я же открыл хранилище? – Наверное, не следует удивляться тому, что у размазанной Лауры нет и следа идиотизма, ведь у нее было тридцать четыре года на то, чтобы постоянно улучшать работу своего мозга в этом режиме. Но как она научилась создавать призраки, которые читают мне лекции по работе с «Ансамблем»?..
Она качает головой:
– Ты не понимаешь меня. Но обязательно поймешь. Лаура усилит состояние, в котором ты сможешь понять.
– Она что же, управляет мной?..
– Она поддерживает с тобой связь единственным доступным ей способом. Я обещаю, что ее действия не помешают действиям размазанных Ника-плюс-По Квай. А при вашей физиологии мозга лучший путь к пониманию – беседа, такая, как у нас с тобой.
«Такая, как у нас?» Ну конечно, значит, есть другие, и не обязательно, что успешной будет именно эта. Но до сих пор все, что я делал, было успешным, и теперь трусить уже просто нелепо.
– Продолжай.
Женщина – посланец Лауры говорит:
– Первое, что ты должен понять: сфера действия схлопывания конечна. Человеческий мозг имеет определенную степень сложности, и конечное число людей, имеющих мозги конечной сложности, не способны разрушить бесконечное число состояний. Более того, есть такие состояния, в которых структуры мозга, производящие схлопывание, вышли из строя. А без таких структур эти состояния недосягаемы. Схлопывание – явление локальное. Оно разрушает часть суперпространства – пространства всех чистых состояний, – но всего лишь часть. Бесконечно много состояний остается нетронутыми.
Единственная ветвь реальности среди гигантской пустыни, окруженной бесконечными зарослями. Ведь именно такую картину мира я себе представлял, когда размазался и схлопнулся в первый раз! Но...
– Как же мы можем жить в окружении всего этого... и ничего не замечать?
– Чтобы обнаружить состояние, вы должны схлопнуть его, перенести в реальность. А эти состояния не участвуют в схлопывании.
– В таком случае откуда о них знаешь ты?
– О них знает Лаура.
– Откуда?
– Несхлопнутые области суперпространства обитаемы. В них есть разумная жизнь, рассеянная по состояниям. Когда одна из цивилизаций обнаружила опустошенный район, который населяете вы, она осторожно обследовала его границы, а потом приняла меры, чтобы изолировать этот район.
– При помощи Пузыря?
– Да. Но до того, как Пузырь был установлен, один индивидуум решил провести дальнейшие исследования. Решил проникнуть в глубь района.
– И... Лаура видела это существо? Оно разыскало ее и вошло с ней в контакт – потому что она не схлопывает волну?
Женщина-посланец улыбается:
– Нет. Лаура и есть тот исследователь. По крайней мере, исследователь сделал ее строение близким, насколько возможно, к своему собственному. Исследователь пересек опустошенный район и вступил во взаимодействие с вашей реальностью. При этом он схлопнулся, то есть погиб, но он устроил схлопывание так, что часть его сложности закодировалась в генах Лауры. Когда Лаура схлопнута, она едва способна поддерживать физиологические процессы, ибо почти весь ее мозг занимают структуры, работающие лишь в размазанном состоянии. Но когда она размазывается, то превращается, в сущности, в того самого исследователя.
– Что?! Лаура – это инкарнация одного из создателей Пузыря? – Далекий голос шепчет: «верь в это, не то обязательно погибнешь». – Зачем же она жила у Хильгеманна? Зачем она жила здесь? Она могла сбежать, и...
– Она так и поступила. Она изучила почти всю планету.
– Почти всю планету? Но ее дважды поймали...
– Да, ее ловили рядом с Институтом, но не потому, что она пыталась скрыться из него навсегда. Она хотела охлопываться только в своей комнате, но было два путешествия, когда ей это не удалось. Институт Хильгеманна – спокойное, безопасное место, удобная база, где она могла подолгу оставаться без наблюдения. Это давало ей возможность размазываться до такой степени сложности, чтобы можно было устраивать экспедиции. Достигнув этой сложности, она уже могла избегать схлопывания. Тебе это знакомо.
– А зачем вообще было возвращаться в Институт? Почему не остаться размазанной навсегда?
– Размазывание идет экспоненциально быстро. Через пару дней ей пришлось бы подавить схлопывание всех жителей Земли. А еще через пару дней... – Она запинается.
– Что?
– Еще через пару дней опустошенный район был бы вновь заполнен. Человечество проникло бы сквозь Пузырь и вошло бы в контакт с остальной частью Вселенной. Трудно предсказать, к чему бы это привело. Но есть вероятность, что волновую функцию этого района больше не удалось бы стянуть никогда.
Я напряженно пытаюсь понять это. Мир был бы размазан целиком и навсегда? Каким образом? Ведь все сосуществующие варианты должны включать состояния, которые вызывают схлопывание? Правда... срабатывает только то схлопывание, которое делает само себя реальным. Мир, где схлопывание никогда не делает себя реальным, так же непротиворечив, как и тот, где существует единственная реальность.
– Так... Значит, Лаура не оставалась размазанной, чтобы не ввергнуть нас всех в катастрофу?
– Совершенно верно. И именно это тебе следует понять – каждый, кто использует «Ансамбль», может сделать то же самое.
– Ты имеешь в виду, что я мог бы...
– Это может любой, кто достаточно долго остается в размазанном состоянии. Потребуется всего несколько дней. Лаура не хочет лишать вас возможности покинуть Пузырь – но она не хочет и навязывать вам это. А ваши размазанные «я» могут оказаться не столь деликатными.
– Мое размазанное «я» всегда делало только то, чего я хотел.
– Разумеется – ведь ты держишь его в качестве заложника. Ваш мир ему враждебен. Без тебя оно пропадет. Но каждый раз, когда ты размазываешься и схлопываешься, оно способно не только выбирать нужные тебе исходы, но и совершенствовать само себя. Оно выбирает те изменения в структуре твоего мозга, которые делают его более изощренным и сложным. Оно развивается, набирает силу.
По моей спине пробегает холодок:
– Но... позволит ли оно мне хотя бы вспомнить то, что ты сейчас говоришь?
– Лаура это гарантирует.
Я качаю головой:
– Лаура то, Лаура се... А почему я вообще должен верить тому, что ты говоришь? Откуда я знаю, что ты та, за кого себя выдаешь?
Она пожимает плечами:
– Так или иначе, ты в это поверишь – должны быть чистые состояния, в которых ты веришь. Что касается меня, то я набор ощущений, и достаточно убедительных. Не больше, но и не меньше.
Я брызгаю в нее из баллончика. Пока облачко оседает на ее кожу, она улыбается, затем округляет губы и легонько дует. Облако крошечных капелек опять появляется перед ней, затем оно несется ко мне, сжимается и, раньше, чем я успеваю заслониться рукой в перчатке, втягивается обратно в сопло баллончика.
Я оседаю, опускаюсь на колени. Она исчезает.
Через некоторое время я с трудом поднимаюсь на ноги и направляюсь прочь из здания.
* * *
На полпути фургон резко останавливается. Я слышу, как машина сигналит, затем кто-то отчаянно кричит:– Ник! Выходи! Случилось что-то серьезное! – Я узнаю голос Лу.
Я не спешу выходить. Я зол и растерян. Он что, с ума сошел? Или в самом деле хочет, чтобы все пошло насмарку? Если я останусь в фургоне, может быть, мне удастся успешно вернуться в ПСИ. Но тут до меня доходит, что без важной причины он бы здесь не появился. Наверняка я уже схлопнулся.
Я вылезаю наружу. Он стоит на пути грузовика, расставив руки в стороны. Мимо нас, оглядываясь, проезжает группа велосипедистов. Я стою посреди улицы, чувствуя себя совершенно голым. Я снова доступен наблюдению, снова подвержен тем же неожиданностям, что и все.
Машина остановилась недалеко от центра. Мигая, я смотрю вперед, где, окруженные сиянием, угадываются контуры небоскребов. Трудно свыкнуться с мыслью, что я снова выброшен в обычный мир, не ощутив при этом ровно ничего.
Лу говорит:
– Они знают, что ты ушел с дежурства.
– В чем дело? Почему я не смог это скрыть?
Он сердито трясет головой:
– Откуда я знаю почему? Может, участников было слишком много. Теперь это не имеет значения – знают, и все.
– Что значит – слишком много участников?
– Они нашли бомбу. Минут двадцать назад.
– О, черт. Это Дети. Что с По Квай?..
– С ней все хорошо. Бомбу удалось обезвредить. Никто не пострадал. Но всю охрану подняли по тревоге, обыскали каждый уголок – в общем, представляешь. Нашли еще три бомбы. И обнаружилось, что тебя нигде нет. Наверное, ты был просто не в состоянии перетасовать все возможные варианты – сделать так, чтобы бомбы не взорвались и чтобы их не нашли. Не знаю. В любом случае тебе необходимо уехать из города.
– А ты? А остальные?
– Я остаюсь. Канону придется на время затаиться, хотя они до сих пор не знают о нашем существовании. Думаю, ПСИ решит, что Дети каким-то образом добрались до тебя. Марионеточный мод или что-то в этом духе...
– Если бы Дети поставили мне марионеточный мод, они бы заставили меня остаться в здании и проследить, чтобы бомбы взорвались.
Он бросает на меня свирепый взгляд. Он явно спешит:
– Ладно, допустим. Что подумает ПСИ, я не знаю. Это не важно. Тебе надо бежать. Остальные члены Канона смогут позаботиться о себе сами. – Он отходит в сторону с пути грузовика, и тот, набирая скорость, уносится во тьму. Затем он достает из кармана рубашки карточку и вручает ее мне. – Пятьсот тысяч долларов. Чистый кредит на предъявителя, взятый с орбитального счета. Поезжай в морской порт, а не в аэропорт. Там ПСИ будет труднее использовать свои связи. А с этим ты сможешь подкупить кого угодно.
Я качаю головой:
– Я не могу уехать.
– Не делай глупостей. Если останешься, ты погиб. Но имея мод чистых состояний, Канон сможет предвидеть все их шаги. Мод у тебя?
Я киваю:
– Да. Но пользоваться им нельзя – риск слишком велик.
– Что ты имеешь в виду?
Я рассказываю, что случилось со мной в хранилище. Он выслушивает это откровение с замечательным равнодушием. Сомневаюсь, что он поверил хоть одному слову. Когда я заканчиваю, он говорит:
– Мы будем осторожны – будем использовать его только в течение короткого времени. Ты оставался размазанным четыре часа, и ничего не случилось.
Я ошарашено смотрю на него:
– Ты что, собираешься играть судьбой... – Не могу найти подходящее слово. Планеты? Человечества? Нет, ни то ни другое ведь не исчезнет. Просто станет частью чего-то большего. Но дело не в этом.
– Ник, ты же на своем опыте доказал, что это безопасно. Час-другой не причинит вреда никому. Что ты предлагаешь – закопать эти данные в землю? Сделать вид, что ничего не было? Невозможно. У фальшивого «Ансамбля» по-прежнему есть описание. Ты хочешь сохранить превосходство за ними – после всего, что они с тобой сделали? Так или иначе, любой вопрос, связанный с модом, должен быть исследован. Я думал, что для тебя это важно.
Механически я отвечаю:
– Конечно, важно.
И тут же осознаю, что это неправда. Мне и на хрен не нужна тайна истинного Ансамбля. Ошеломленный, я жду, что сознание нанесет ответный удар – но его нет.
Тишина. Так, значит, мод верности исчез. Я выскользнул прямо из его лап. Я закрываю глаза. Мне кажется, что душа, лишившись своей единственной цели, сейчас отлетит прочь, растворится в воздухе.
– Ник, что с тобой?
Я трясу головой, открываю глаза:
– Ничего, прости. Голова закружилась. Наверное, реакция на схлопывание.
Я снимаю перчатки и засовываю руку в карман, туда, где в считывателе находится чип с копией «Ансамбля». Не вынимая устройства из кармана, я вызываю «Красную Сеть» и «Шифроклерка» и начинаю копировать информацию с чипа в буферы «Шифроклерка».
Лу говорит:
– Нельзя терять время на споры. Отдай мне чип и срочно уходи.
– Я же сказал тебе, мод слишком опасен. – Зачем же тогда я копирую его, прежде чем стереть? Вполне ли я уверен, что буду обращаться с ним разумно – сколочу небольшое состояние на взламывании шифров, не подвергая угрозе Жизнь, какой мы ее знаем? У меня дух захватывает от самонадеянности. Но я не останавливаю копирование.
Лу тихо говорит:
– Позвони в банк, проверь карту. Полмиллиона долларов. Как договорились.