Страница:
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- 6
- 7
- Следующая »
- Последняя >>
Игорь Данилевский
СEССИЯ: Дневник преподавателя-взяточника
«ЕСЛИ ДВА СОСЛОВИЯ СРЕДИ ЛЮДЕЙ
ПРАВЕДНЫ, – И ЛЮДИ БУДУТ ПРАВЕДНЫ, А ЕСЛИ ОНИ НЕПРАВЕДНЫ, ТО НЕПРАВЕДНЫ И ЛЮДИ,
– ЭТО ЭМИРЫ И УЧЁНЫЕ».
ИЗ СКАЗОК «ТЫСЯЧА И ОДНА НОЧЬ»
ЧАСТЬ I
МЁРТВЫЕ ДУШИ
ДЕНЬ ПЕРВЫЙ: 18 МАЯ 2009 ГОДА, ПОНЕДЕЛЬНИК
– Игорь Владиславович, здравствуйте! А можно с вами встретиться? – раздается в мобильнике звонкий девичий голос.
Игорь Владиславович – это я: доцент кафедры маркетинга и управления Волго-Камского государственного университета тяжелой индустрии. Работаю в «индустриале» (или, как чаще говорят студенты, в «индАстриале») пять лет, из них четыре – успешно. Что означает слово «успешно», вскоре станет ясно и без моих разъяснений.
– Да, конечно! – моя первая реакция на подобные обращения всегда одинакова. – А вы из какой группы?
– Из ЭПП-один-ноль-пять!
– Хорошо! (Это действительно хорошо. Группа знакомая, я вел у них два предмета. Ребята спокойные, покладистые; половина идет на красный диплом.) – Подходите сейчас в Д-четыреста шесть.
Нумерация корпусов нашего университета весьма специфическая. Первый выходящий на одну из ключевых магистралей города восьмиэтажный железобетонник, в котором еще полтора года назад размещалась вся администрация, обозначен литерой «Г». К оборотной стороне этого монстра примыкает прячущийся во внутреннем дворике корпус «В», который через кишкообразный коридор соединяется с глубоко законспирированными внутри всего комплекса «А» и «Б»-корпусами. А вот неказистое четырехэтажное здание, располагающееся отдельно во всё том же внутреннем дворе и чем-то напоминающее морскую черепаху на фоне окружающих ее барракуд – это корпус «Д». В нем находится кафедра, на которой я имею удовольствие работать, и та самая аудитория «Д-четыреста шесть», в которой я больше всего люблю проводить свободные минуты. Д-406 – комната (точнее – клетушка-комнатушка: назвать как-то иначе эти крохотные помещения в нашем «флигеле» язык не поворачивается) в некотором смысле особенная. Для того, чтобы попасть в нее, нужно пройти по коридору мимо всех остальных комнатёнок, а затем повернуть налево в тупик, столь же короткий по сравнению с коридором, как хвост у ротвейлера. В нем и находится эта обособленная от прочего гудящего в едином образовательном порыве мира территория – рядом, через стенку, только вечно закрытый хозяйственный блок.
Через минуту дверь распахивается, и на пороге с воркующим «Здравствуйте!» оказывается Людмила Синельникова – одна из самых эффектных девушек своей группы. И одновременно – едва ли не самая большая моя любовь. По крайней мере – в этом университете.
– А-а, Людмила, это вы! – не скрывая радости, восклицаю я. – Здравствуйте еще раз. Как вы узнали мой номер?
– Секрет! – улыбается она.
Синельникова подходит к преподавательскому столу, за которым я сейчас гордо восседаю в элегантном оттенка кофе с молоком костюме. Большие глаза, цвет которых соответствует фамилии, смотрят на меня озорно и даже задиристо. Рисунок губ словно украден с фото Синди Кроуфорд. Каштановые волосы собраны в пучок. При ее округлом лице это, как мне кажется, ей не слишком идет, но у каждого может быть свое мнение по вопросам красоты. «Упакована» отнюдь не гламурно, хотя при ее внешности это было бы естественно: под белым плащом – простое облегающее платье светло-бежевого цвета, черная сумка – неплохая, но явно не от «Prada» или «Louis Vuitton», туфли… я не очень разбираюсь в женской обуви, но, по-моему, соответствующие по уровню платью и сумке. «Я у мамы на выданье», – говорит ее облик, причем у мамы не богатой и даже не состоятельной. Но на выданье все же не за быдлана с деньгами, иначе к четвертому курсу при ее-то шарме это уже давно можно было бы сделать. Да и вряд ли девушку, посещающую все лекции и всегда сидящую при этом на первом ряду, устроит быдлан. Ей нужен кто-то поинтеллигентнее. Например – такой, как я. Сам улыбаюсь от этой мысли, но тут же возвращаю себя с небес на землю: она из группы экономистов и пришла наверняка ради какого-нибудь гуманитарного предмета, стандартная цена которому за «Отл.» в зачетке колеблется от шестисот (и это в 2009 году!) у совершенно неуважающей себя «метёлки» с их родной профилирующей кафедры до тысячи с небольшим. За такие деньги ни одна относительно нормальная, то бишь без перманентного триппера, студентка не будет спать с тем, кто ей поможет получить желаемую пятерку или, на худой конец, четверку. Если, конечно, он не похож на Рикки Мартина или Диму Билана. Но я, увы, не похож, хотя без ложной скромности могу сказать, что, по крайней мере, у себя в вузе среди молодых и не очень преподавателей мужского пола я один из самых привлекательных. Черты лица «американского президента», как мне говорят знакомые, и темно-русая шевелюра, которой мог бы позавидовать Эйнштейн, есть не у каждого.
– Игорь Владиславович, я пришла к вам по поводу «Финансов и кредита»! – чарующим голосом говорит мне моя Звезда.
«Ну, так и есть!» – усмехаюсь я про себя. – «Облом! Как жаль, что я в свое время выбрал не техническую, а гуманитарную аспирантуру в родном нефте-химе: сейчас вместо трех штук за тройку и восьми за пятерку можно было бы склеивать пачками таких вот красоток».
– У нас дифзачёт в этом семестре, а по другим предметам учить очень много нужно. Я ходила, но она автоматы не ставит…
– …А кто у вас ведет? – прищуриваюсь я.
– Пирогова, вы же ее знаете!
«Как не знать эту подрубающую своими ценами остальных экономистов клюшку: четыреста – три, пятьсот – четыре, шестьсот – пять… Сама по себе тётка ничего, вменяемая, но демпингушница…»
– Да, естественно. Вас, наверное, и четверка устроит – стипендия же, самое главное, будет…
– Конечно-конечно! – машет руками Мила. – Просто учить неохота, а отдавать ей…
– …пятисотку?
– Ага, тоже как-то не очень – все-таки я ходила на все занятия. Да она к тому же еще и не от каждого берет.
– Почему? Раньше у нее почти всегда была «пакетная» система для любых групп: всем сестрам по серьгам.
– Ну, не знаю – сейчас так. Зачетку спокойно испортить может.
– Ясно…
«Наверное, всё дело в твоей привлекательной внешности, моя голубка. У Пироговой дочь обладает таким лицом, что просится на картинку журнала “Здоровье” с подписью “У вас родятся похожие дети, если будете употреблять спиртное во время беременности!”»
С этими сентиментально-скабрезными мыслями я достаю из сумки чистый лист А-четвертого формата и не слишком крупными цифрами вырисовываю на нем число «300».
– Так устроит?
– Ой, спасибо! – радостно стрекочет моя любимица.
– Пока не за что, – улыбаюсь я, тут же зарисовывая цифры «клубами дыма».
Она расстегивает молнию сумки – не самой, как уже говорилось, понтовой, достает коричневатого цвета кошелек и несколькими секундами спустя протягивает мне три купюры с видом Большого театра.
– Угу! – я удовлетворенно киваю, быстро пряча сотки во внутреннем кармане пиджака. Хорошо, надо сказать, отработано у меня это движение руки – от соприкосновения с шелестящей формой благодарности, а иногда еще и с трепетно держащими эту форму наманикюренными пальцами клиентки (клиенты у меня бывают редко) до гладкой поверхности пиджачной подкладки. Но это не только результат большого опыта, но и дань необходимости: дверь не закрыта – в любой момент кто-нибудь может зайти или хотя бы заглянуть. А уж если дело происходит в коридоре, то надо быть скорым вдвойне.
– Я теперь знаю ваш сотовый. После того, как встречусь с Пироговой – позвоню. В какое время она, кстати, должна быть в универе на этой неделе? Сегодня-завтра-послезавтра?
– Насчет сегодня-завтра не знаю, Игорь Владиславович. У наших групп зачет будет в среду.
– Понятно. Ну, что ж – ладно, Людмила! Решим мы этот ваш вопрос, не переживайте! – При этих словах я улыбаюсь шире, чем гуимплен. Эдакая дурацкая форма сублимации взамен того, что не имеешь возможности соблазнить такую девочку. Но намекнешь – уйдет; скажет, что будет учить сама, да еще и может обидеться. А портить с ней хорошие отношения, пусть и сугубо в пределах правил приличия, совсем не хочется.
– Ладно, Игорь Владиславович! Я тогда побежала. Спасибо, до свидания!
– До свидания!
«Спортсменка, комсомолка и просто красавица», повернувшись, стремительно направляется к выходу, а я смотрю ей вслед, как персонаж Демьяненко или Мкртчяна. Ассоциации с «Кавказской пленницей» у меня неслучайны – Синельникова, как и Варлей, не очень высокого роста и с широкими бедрами. Но последнее мне в ней только нравится: не люблю худышек. Видимо, потому, что сам не худой, хотя и толстяком меня тоже не назовешь. И вновь – в какой уж раз! – жалею, что я – не кандидат технических или физико-математических наук…
– Да?
– Игорь Владиславович, здравствуйте, это Азат Салахов из ЭПЛ-1-04. Помните такого?
Такого я действительно помню. Очень хороший, я бы даже сказал – несовременный парень. Только вот беда – голубой… Во всяком случае, если судить по выражению его глаз, с которым он смотрел на меня два года назад во время лекций, и тону его голоса, когда он обращался ко мне с какими-нибудь вопросами после занятий.
– Конечно, Азат. Вы хотели по поводу какого-то предмета поговорить?
– Да.
– Ну, ладно, подходите в Д-406.
Через несколько минут в комнату заскакивает рослый, крупного телосложения «студень» с рыжими, как у героя известного мультфильма, волосами, держа под мышкой кожаную папку светло-коричневого цвета.
– Здравствуйте, Игорь Владиславович!
– Здравствуйте, Азат. Вы какой предмет имели в виду?
– Я посчёт математики. Не за себя, а за своего друга. Ему даже допуск не ставят.
«Так!… Гипотеза вновь косвенно подтверждается. Остались ли еще в наше время “быдловизации всей страны” достаточно интеллигентные парнишки, не имеющие как минимум латентной гомосексуальности? И ещё почему, интересно, сейчас все те, кто намного моложе меня (а мне тридцать четыре), – вместо “насчёт” говорят “посчёт”?»
– Математика? А кто именно ее ведет?
– Азбаров.
– Гм-м… Впервые о нем слышу.
– Такой лет пятидесяти, с темными волосами, серьезный все время ходит, – дает мало о чём говорящую характеристику загадочному Азбарову мой бывший студент.
– Понятно, – улыбаюсь я, – но мне все равно как-то проблематично браться за ваш заказ, Азат. – Я ведь его совсем не знаю.
– Но вы же и тогда, когда вели у нас, брались за заказы посчёт тех, кого не знали, – резонно возражает мне Салахов.
– Да, но тогда были наши, факультетские кафедры. А тут математика: это сложно. Ну, ладно – давайте посмотрим. Получится – получится, не получится – значит, нет.
– Конечно! – вспыхивает багрянцем юный «голубь» – то ли исключительно от радости, что сможет помочь своему другу, то ли, плюс к этому, от неостывших чувств ко мне.
– Сколько у него? – спрашиваю я.
– Нисколько! – выпаливает рыжий-честный-влюбленный.
– Как это? Чтобы на «вышке» – и нисколько? А откуда же у некоторых доцентш там «БМВ» нестарой модели?
– У их потока он ни от кого не взял. И вообще о нем ничего такого не слышно.
– М-да… – (Чувствуется, что дело будет трудным.) – От вас тогда, дорогой вы мой, требуется вот что… – я чуть сдвигаю на столе, чтобы удобнее было писать, неубранный после Синельниковой лист бумаги, и вывожу «3000».
– Хорошо! У меня все с собой, Игорь Владиславович. Минуту!…
…Пока он копошится в своей кожаной папке, моя рука автоматически добавляет порцию «клубов дыма» на поверхности бумаги.
– Вот, возьмите, пожалуйста! – Салахов протягивает мне три свежие, как только что из Центробанка, зеленые купюры.
– Да, порядок, – так же быстро, но не без изящества, как и в случае с Синельниковой, прячу я деньги в глубине внутреннего кармана. – Как у него фамилия, у вашего друга?
– Авхадеев. Арслан.
– А группа?
– ДПМ-3-04.
– У вас теперь билайновский номер, Азат? Раньше вроде «Волинком» был, как и у меня.
– Да! С друзьями по нему удобнее общаться, – поясняет он, и на его лице снова появляется румянец.
– Ну, ладно, хорошо. Когда он бывает в университете, этот Азбаров?
– По вторникам всегда бывает с десяти до часа. Вроде и сегодня у него что-то есть, но я точно не в курсе.
– Отлично. Я тогда схожу сегодня. Если что-то будет – перезвоню или пошлю эсэмэс.
– Ага! Буду на связи. И еще, Игорь Владиславович… – Салахов мнется с ноги на ногу. Стесняется, однако!…
– Что, Азат? – почти ласково осведомляюсь я.
«Что же ты еще хочешь спросить, милый? Уж не пригласить ли меня куда-нибудь?»
– Есть еще один мой друг. Ему тоже нужен зачет по математике. У Калимуллина.
«Бог ты мой! Ну, прямо служили три товарища! Точнее, учились».
– Калимуллина я тоже не знаю, Азат, – говорю, с трудом сдерживаясь, чтобы не рассмеяться. – Какой он из себя?
– Старик уже совсем, лет семьдесят точно есть, маленького роста, ходит еле-еле – семенит, можно сказать.
«Ух, какое слово-то ты ввернул, приятель! Сразу видно, начитанный. Ты его, это слово, вставил потому, что вообще литературную лексику хорошо знаешь, или потому, что оно у тебя с понятием «мужское семя» ассоциируется?»
– Ну, теперь придется записать. Двоих могу и забыть… – Я достаю из сумки блокнот с видом Парижа и прикрепленной к нему ручкой «Chateau de Puilaurens». Ручка – трофей индивидуального тура в район Южной Франции, где, как орлиные гнезда, разбросаны по Пиренеям катарские замки (почти все, кому говоришь о них, считают своим долгом схохмить – «Татарские?»). – Фамилию и номер группы его скажите, Азат.
– Таганов Антон, ТСП-2-05.
Довольно небрежно – не потому, что понтуюсь, а потому, что всегда пишу, как зверь лапой – чиркаю фамилии и группы двух друзей-партнеров моего бывшего студента вместе с фамилиями их преподавателей. В принципе я все подобные вещи запоминаю, но мало ли что? Случись, не дай Бог, какая-нибудь стрессовая ситуация, и тогда любая не самая важная информация вполне может вылететь из головы, а похожих названий групп и фамилий у нас (и не только у нас) в универе выше крыши.
– Ладно, Азат! – я с шумом захлопываю блокнот и убираю его обратно в сумку. – Попробуем. Ничего не обещаю, но попытка – не пытка. Да, и еще… – я делаю красноречивый жест пальцами.
– Да-да, конечно, вот – возьмите, Игорь Владиславович! – Салахов достает из кармана рубашки и протягивает мне еще три зарисовки памятников Ярославу Мудрому.
– Ага! – довольно киваю я, убирая «Мудрых» в положенное им пристанище для мелких доходов. – В общем, созвонимся или спишемся, Азат. Начну сегодня.
– Хорошо, Игорь Владиславович, спасибо большое. – Салахов улыбается так, словно услышал что-то особенно приятное. С чего бы? Может быть, слово «спишемся», то есть «напишем друг другу эсэмэски в случае необходимости», у него ассоциировалось с выражением «будем спать вместе»? Нет, это я что-то уже сам накручиваю лишнего. Просто парень воодушевлен тем, что сможет выглядеть молодцом перед своими бой-френдами. И плюс к этому просто рад меня видеть…
– Игорь Владиславович, здравствуйте! Это Лейсан Валиуллина из ВПП-1-04, вечерница. Помните меня?
«Да как же тебя не помнить? Будучи далеко не отличницей, сидела вечно на первой парте в мини-юбке или укороченном платье с совсем даже неукороченным вырезом на груди, и в рот мне смотрела. Но я твои достоинства, цыпочка, так и не скрестил со своими, потому что ты, хоть и не страшная, до уровня моих эстетических запросов все-таки не дотягиваешь».
– Конечно, помню, Лейсан! – бодро отвечаю я. – У вас какие-то проблемы с зачетами или экзаменами?
– Ой, и не какие-то, а большие проблемы, Игорь Владиславович! И только вы можете мне помочь!
«Конечно; исключительно я! Ты, наверное, еще десятерым молодым “преподам” то же самое говоришь!»
– Ладно, тогда подходите сейчас в Д-406. Только быстро!
– Лечу, лечу, Игорь Владиславович!
Через минуту она действительно «влетает» в мою любимую комнатку – эту тихую гавань, предназначенную самой планировкой здания для «отстаивания» бурного студенческого потока. При взгляде на нее я второй раз за последние полчаса жалею себя из-за того, что мне так катастрофически не везет. В каждой из групп, где я веду, есть какая-нибудь Резеда, или Гузель, или Алсу, которая мне офигенно нравится. Наш город, этот поволжский Вавилон, просто напичкан совершенно сногшибательными особами. Не зря к нам, как писали в газетах, несколько раз приезжал инкогнито Александр Серов. Как и в древнем мегаполисе, здесь происходит постоянное смешение рас и народов, и не приходится удивляться, что в итоге на постоянной основе рождаются такие экземпляры женского пола, по которым просто плачут Голливуд и все подиумы мира, вместе взятые. Хотя очень часто экстрасимпатичными бывают и чистые татарки. Только в нашем универе полным-полно девиц, которых за их мордашки было бы не зазорно снимать в любом, даже самом крутом сериале. Но, как назло, или им от меня ничего не нужно, потому что при таких внешних данных на свои зачетки они плевать хотели, или у меня в силу гуманитарной специфики моих предметов просто недостаточно ресурсов, чтобы склонить их к тому, для чего над ними так старалась природа. Вместо этого приходится иметь дело вот с такими – ни то, ни сё, – мадемуазелями, часть из которых, наверное, были бы не прочь расплатиться со мной за услуги в соответствии со своими биологическими возможностями, но вот незадача – они мне и сами на хрен ни нужны. Принцип «Если иметь, то королев» или хотя бы принцесс, мне кажется, придумали знающие толк в жизни люди.
– Ой, Игорь Владиславович, здрасте еще раз! Я так бежала, так бежала! – Она изображает, наверное, самую куртуазную, на какую только способна, улыбку.
– Здрасте еще раз!
«А твои чары все-таки на меня не действуют, дорогуша! Со стройными ногами и жгуче-черными локонами, но пресным, как лепешка, лицом не в моем ты вкусе».
– В общем, у нас «Горнодобывающие установки» Шарафеев ведет. С ним несколько человек договорились давно, а от других он сейчас ни-ни. Ему на той неделе накидали восемнадцать штук прямо на зачете – по три, короче, с шестерых. Он такой засмеялся: «Ха-ха-ха! Нет, не возьму!», и выгнал этих, которые ему дали. Щас, считай, проблема сдать ему. А у вас чё сегодня – зачет тут был?
«Правду ей сказать, что ли? Нет! На фига ей подробности».
– Ага, точно!
– Я-ясно! – «понимающе» улыбается она. Вскоре я за две штуки принял от нее заказ.
Она, конечно, исходя из собственного опыта обучения у меня в позапрошлом году, подумала, что никакого зачета не было. Просто две-три старосты, пока страждущие из их групп толпились кто в основном коридоре, кто за дверью в «тупике», зашли ко мне со всеми зачетками, и эти доказательства родителям серьезного отношения их детей к учебе я за двадцать минут блестяще расписал. Вся подготовительная работа, имеющая целью выявить «желания потребителей», была проведена намного раньше. Сегодня состоялся лишь процесс официального удовлетворения этих желаний (за небольшое вознаграждение, переданное на прошлой неделе). Вот что она подумала. Несомненно, всё бы так и было, если б не одно «но».
На то заседание я пробираюсь, в соответствии с фамилией нового шефа, бочком и со скрипом. Опоздав на пару минут к установленному часу, успеваю заметить, что вроде бы все, кроме Дулкановой, в сборе. Продравшись к единственному свободному стулу, я тут же оккупирую его, но, благодаря пакету с подарками, который шуршит, как еж в кустах, устраиваю при этом такую аранжировку выступлению ректора, что на секунду он даже прерывается, и все разом смотрят на меня. Я виновато опускаю голову, и ректор продолжает:
– Вы должны знать, коллеги, что в назначении Виталия Владимировича никакой тайной подоплеки, никакой интриги нет. БЫЛ ДОКАЗАННЫЙ ФАКТ ВЗЯТКИ, и…
«Ого! – чуть не вырывается у меня. Пол-года назад я уже слышал эту фразу. От самого Бочкова. Балетов, председатель диссертационного совета, в котором я планировал защищать докторскую, назвал мне имя – «Виталий Владимирович Бочков» – и рекомендовал его недавно созданный журнал, в котором печатались статьи по экономике, юриспруденции и социологии. «А туда можно приткнуть и философию? Журнал-то вроде специализирующийся на конкретике!» – спросил я тогда у Балетова. «Конечно. У них официальная плата – триста рублей за страницу, и под шапкой социологии они публикуют все, что угодно. Сходите, познакомьтесь. Там секретарь Венерочка – спросите у нее, когда он будет. Он – человек занятой: депутат, бизнесмен, – но у себя в офисе бывает регулярно». И я отправился во владения загадочного господина Бочкова, благо офис его находился в пяти минутах езды на трамвае, аккурат рядом с линией. Я вспомнил, как ко мне много раз подходили студенты из потока «03», прося помочь, потому что в преддверии получения диплома они не ожидали, что какой-то «мистер Икс» Бочков будет их немилосердно щемить. Но в то время я уже был достаточно обеспеченным по местным меркам человеком, чтобы браться за заработки, суммарно не превышающие двадцать тысяч. Да и судя по тому, что о нем рассказывали, это был не тот случай, когда можно подойти и так по-доброму сказать: «Мы с вами коллеги, я с дружественной кафедры – поставьте, пожалуйста».
Секретаря Венеру действительно хотелось называть «Венерочкой» – картинно красивая улыбка и контральтовый смех создавали такую ауру притягательности, которую нечасто встретишь. Сразу было видно, что у девчонки не просто приятная внешность, но и еще, что называется, «светлая душа». Осведомившись о порядке прохождения публикации, если принести статейку где-нибудь через неделю, я спросил, на месте ли ее шеф.
– Виталий Владимирович у себя, только что освободился, можете к нему зайти!
Пройдя по небольшому коридору, выполненному в манере «а ля обком», я открыл дверь, ведущую в начальственные покои.
Кабинет оказался впечатляющим и по размерам, и по дизайну. Особенно привлекал живописный портрет Александра Третьего, висевший почти прямо напротив входа. В дальнем правом углу сидел мужчина солидной комплекции лет сорока пяти, с артистической бородкой, и внимательно смотрел на меня.
– Здравствуйте, Виталий Владимирович! – стушевавшись, негромко произнес я. – Можно к вам?
– Проходите, проходите! Здравствуйте! – он вальяжно взмахнул рукой и указал на один из стульев, стоявших перед его внушительных размеров столом. Я пересек разделяющие нас метров десять паркетного пространства и, устроившись на указанном мне месте, непроизвольно посмотрел на занимавших весь левый угол стола огромных фэншуевских жаб.
– У вас, Виталий Владимирович, отличные аппартаменты!
– От других, – ответил он. Я хохотнул: кто-то еще помнит рекламу «Хопёр-инвеста, Отличной компании!». Хозяин аппартаментов оценил мою реакцию и улыбнулся, пригладив начинающие седеть темно-русые волосы.
– Меня зовут Игорь Сокол, Виталий Владимирович. Я с кафедры маркетинга нашего общего индустриального университета. Мне Михаил Борисович Балетов рассказал о вас. Может быть, и он вам про меня что-то говорил…
Игорь Владиславович – это я: доцент кафедры маркетинга и управления Волго-Камского государственного университета тяжелой индустрии. Работаю в «индустриале» (или, как чаще говорят студенты, в «индАстриале») пять лет, из них четыре – успешно. Что означает слово «успешно», вскоре станет ясно и без моих разъяснений.
– Да, конечно! – моя первая реакция на подобные обращения всегда одинакова. – А вы из какой группы?
– Из ЭПП-один-ноль-пять!
– Хорошо! (Это действительно хорошо. Группа знакомая, я вел у них два предмета. Ребята спокойные, покладистые; половина идет на красный диплом.) – Подходите сейчас в Д-четыреста шесть.
Нумерация корпусов нашего университета весьма специфическая. Первый выходящий на одну из ключевых магистралей города восьмиэтажный железобетонник, в котором еще полтора года назад размещалась вся администрация, обозначен литерой «Г». К оборотной стороне этого монстра примыкает прячущийся во внутреннем дворике корпус «В», который через кишкообразный коридор соединяется с глубоко законспирированными внутри всего комплекса «А» и «Б»-корпусами. А вот неказистое четырехэтажное здание, располагающееся отдельно во всё том же внутреннем дворе и чем-то напоминающее морскую черепаху на фоне окружающих ее барракуд – это корпус «Д». В нем находится кафедра, на которой я имею удовольствие работать, и та самая аудитория «Д-четыреста шесть», в которой я больше всего люблю проводить свободные минуты. Д-406 – комната (точнее – клетушка-комнатушка: назвать как-то иначе эти крохотные помещения в нашем «флигеле» язык не поворачивается) в некотором смысле особенная. Для того, чтобы попасть в нее, нужно пройти по коридору мимо всех остальных комнатёнок, а затем повернуть налево в тупик, столь же короткий по сравнению с коридором, как хвост у ротвейлера. В нем и находится эта обособленная от прочего гудящего в едином образовательном порыве мира территория – рядом, через стенку, только вечно закрытый хозяйственный блок.
Через минуту дверь распахивается, и на пороге с воркующим «Здравствуйте!» оказывается Людмила Синельникова – одна из самых эффектных девушек своей группы. И одновременно – едва ли не самая большая моя любовь. По крайней мере – в этом университете.
– А-а, Людмила, это вы! – не скрывая радости, восклицаю я. – Здравствуйте еще раз. Как вы узнали мой номер?
– Секрет! – улыбается она.
Синельникова подходит к преподавательскому столу, за которым я сейчас гордо восседаю в элегантном оттенка кофе с молоком костюме. Большие глаза, цвет которых соответствует фамилии, смотрят на меня озорно и даже задиристо. Рисунок губ словно украден с фото Синди Кроуфорд. Каштановые волосы собраны в пучок. При ее округлом лице это, как мне кажется, ей не слишком идет, но у каждого может быть свое мнение по вопросам красоты. «Упакована» отнюдь не гламурно, хотя при ее внешности это было бы естественно: под белым плащом – простое облегающее платье светло-бежевого цвета, черная сумка – неплохая, но явно не от «Prada» или «Louis Vuitton», туфли… я не очень разбираюсь в женской обуви, но, по-моему, соответствующие по уровню платью и сумке. «Я у мамы на выданье», – говорит ее облик, причем у мамы не богатой и даже не состоятельной. Но на выданье все же не за быдлана с деньгами, иначе к четвертому курсу при ее-то шарме это уже давно можно было бы сделать. Да и вряд ли девушку, посещающую все лекции и всегда сидящую при этом на первом ряду, устроит быдлан. Ей нужен кто-то поинтеллигентнее. Например – такой, как я. Сам улыбаюсь от этой мысли, но тут же возвращаю себя с небес на землю: она из группы экономистов и пришла наверняка ради какого-нибудь гуманитарного предмета, стандартная цена которому за «Отл.» в зачетке колеблется от шестисот (и это в 2009 году!) у совершенно неуважающей себя «метёлки» с их родной профилирующей кафедры до тысячи с небольшим. За такие деньги ни одна относительно нормальная, то бишь без перманентного триппера, студентка не будет спать с тем, кто ей поможет получить желаемую пятерку или, на худой конец, четверку. Если, конечно, он не похож на Рикки Мартина или Диму Билана. Но я, увы, не похож, хотя без ложной скромности могу сказать, что, по крайней мере, у себя в вузе среди молодых и не очень преподавателей мужского пола я один из самых привлекательных. Черты лица «американского президента», как мне говорят знакомые, и темно-русая шевелюра, которой мог бы позавидовать Эйнштейн, есть не у каждого.
– Игорь Владиславович, я пришла к вам по поводу «Финансов и кредита»! – чарующим голосом говорит мне моя Звезда.
«Ну, так и есть!» – усмехаюсь я про себя. – «Облом! Как жаль, что я в свое время выбрал не техническую, а гуманитарную аспирантуру в родном нефте-химе: сейчас вместо трех штук за тройку и восьми за пятерку можно было бы склеивать пачками таких вот красоток».
– У нас дифзачёт в этом семестре, а по другим предметам учить очень много нужно. Я ходила, но она автоматы не ставит…
– …А кто у вас ведет? – прищуриваюсь я.
– Пирогова, вы же ее знаете!
«Как не знать эту подрубающую своими ценами остальных экономистов клюшку: четыреста – три, пятьсот – четыре, шестьсот – пять… Сама по себе тётка ничего, вменяемая, но демпингушница…»
– Да, естественно. Вас, наверное, и четверка устроит – стипендия же, самое главное, будет…
– Конечно-конечно! – машет руками Мила. – Просто учить неохота, а отдавать ей…
– …пятисотку?
– Ага, тоже как-то не очень – все-таки я ходила на все занятия. Да она к тому же еще и не от каждого берет.
– Почему? Раньше у нее почти всегда была «пакетная» система для любых групп: всем сестрам по серьгам.
– Ну, не знаю – сейчас так. Зачетку спокойно испортить может.
– Ясно…
«Наверное, всё дело в твоей привлекательной внешности, моя голубка. У Пироговой дочь обладает таким лицом, что просится на картинку журнала “Здоровье” с подписью “У вас родятся похожие дети, если будете употреблять спиртное во время беременности!”»
С этими сентиментально-скабрезными мыслями я достаю из сумки чистый лист А-четвертого формата и не слишком крупными цифрами вырисовываю на нем число «300».
– Так устроит?
– Ой, спасибо! – радостно стрекочет моя любимица.
– Пока не за что, – улыбаюсь я, тут же зарисовывая цифры «клубами дыма».
Она расстегивает молнию сумки – не самой, как уже говорилось, понтовой, достает коричневатого цвета кошелек и несколькими секундами спустя протягивает мне три купюры с видом Большого театра.
– Угу! – я удовлетворенно киваю, быстро пряча сотки во внутреннем кармане пиджака. Хорошо, надо сказать, отработано у меня это движение руки – от соприкосновения с шелестящей формой благодарности, а иногда еще и с трепетно держащими эту форму наманикюренными пальцами клиентки (клиенты у меня бывают редко) до гладкой поверхности пиджачной подкладки. Но это не только результат большого опыта, но и дань необходимости: дверь не закрыта – в любой момент кто-нибудь может зайти или хотя бы заглянуть. А уж если дело происходит в коридоре, то надо быть скорым вдвойне.
– Я теперь знаю ваш сотовый. После того, как встречусь с Пироговой – позвоню. В какое время она, кстати, должна быть в универе на этой неделе? Сегодня-завтра-послезавтра?
– Насчет сегодня-завтра не знаю, Игорь Владиславович. У наших групп зачет будет в среду.
– Понятно. Ну, что ж – ладно, Людмила! Решим мы этот ваш вопрос, не переживайте! – При этих словах я улыбаюсь шире, чем гуимплен. Эдакая дурацкая форма сублимации взамен того, что не имеешь возможности соблазнить такую девочку. Но намекнешь – уйдет; скажет, что будет учить сама, да еще и может обидеться. А портить с ней хорошие отношения, пусть и сугубо в пределах правил приличия, совсем не хочется.
– Ладно, Игорь Владиславович! Я тогда побежала. Спасибо, до свидания!
– До свидания!
«Спортсменка, комсомолка и просто красавица», повернувшись, стремительно направляется к выходу, а я смотрю ей вслед, как персонаж Демьяненко или Мкртчяна. Ассоциации с «Кавказской пленницей» у меня неслучайны – Синельникова, как и Варлей, не очень высокого роста и с широкими бедрами. Но последнее мне в ней только нравится: не люблю худышек. Видимо, потому, что сам не худой, хотя и толстяком меня тоже не назовешь. И вновь – в какой уж раз! – жалею, что я – не кандидат технических или физико-математических наук…
* * *
Едва за моей несостоявшейся любовью закрывается дверь, как раздается новый звонок. И опять номер мне незнаком.– Да?
– Игорь Владиславович, здравствуйте, это Азат Салахов из ЭПЛ-1-04. Помните такого?
Такого я действительно помню. Очень хороший, я бы даже сказал – несовременный парень. Только вот беда – голубой… Во всяком случае, если судить по выражению его глаз, с которым он смотрел на меня два года назад во время лекций, и тону его голоса, когда он обращался ко мне с какими-нибудь вопросами после занятий.
– Конечно, Азат. Вы хотели по поводу какого-то предмета поговорить?
– Да.
– Ну, ладно, подходите в Д-406.
Через несколько минут в комнату заскакивает рослый, крупного телосложения «студень» с рыжими, как у героя известного мультфильма, волосами, держа под мышкой кожаную папку светло-коричневого цвета.
– Здравствуйте, Игорь Владиславович!
– Здравствуйте, Азат. Вы какой предмет имели в виду?
– Я посчёт математики. Не за себя, а за своего друга. Ему даже допуск не ставят.
«Так!… Гипотеза вновь косвенно подтверждается. Остались ли еще в наше время “быдловизации всей страны” достаточно интеллигентные парнишки, не имеющие как минимум латентной гомосексуальности? И ещё почему, интересно, сейчас все те, кто намного моложе меня (а мне тридцать четыре), – вместо “насчёт” говорят “посчёт”?»
– Математика? А кто именно ее ведет?
– Азбаров.
– Гм-м… Впервые о нем слышу.
– Такой лет пятидесяти, с темными волосами, серьезный все время ходит, – дает мало о чём говорящую характеристику загадочному Азбарову мой бывший студент.
– Понятно, – улыбаюсь я, – но мне все равно как-то проблематично браться за ваш заказ, Азат. – Я ведь его совсем не знаю.
– Но вы же и тогда, когда вели у нас, брались за заказы посчёт тех, кого не знали, – резонно возражает мне Салахов.
– Да, но тогда были наши, факультетские кафедры. А тут математика: это сложно. Ну, ладно – давайте посмотрим. Получится – получится, не получится – значит, нет.
– Конечно! – вспыхивает багрянцем юный «голубь» – то ли исключительно от радости, что сможет помочь своему другу, то ли, плюс к этому, от неостывших чувств ко мне.
– Сколько у него? – спрашиваю я.
– Нисколько! – выпаливает рыжий-честный-влюбленный.
– Как это? Чтобы на «вышке» – и нисколько? А откуда же у некоторых доцентш там «БМВ» нестарой модели?
– У их потока он ни от кого не взял. И вообще о нем ничего такого не слышно.
– М-да… – (Чувствуется, что дело будет трудным.) – От вас тогда, дорогой вы мой, требуется вот что… – я чуть сдвигаю на столе, чтобы удобнее было писать, неубранный после Синельниковой лист бумаги, и вывожу «3000».
– Хорошо! У меня все с собой, Игорь Владиславович. Минуту!…
…Пока он копошится в своей кожаной папке, моя рука автоматически добавляет порцию «клубов дыма» на поверхности бумаги.
– Вот, возьмите, пожалуйста! – Салахов протягивает мне три свежие, как только что из Центробанка, зеленые купюры.
– Да, порядок, – так же быстро, но не без изящества, как и в случае с Синельниковой, прячу я деньги в глубине внутреннего кармана. – Как у него фамилия, у вашего друга?
– Авхадеев. Арслан.
– А группа?
– ДПМ-3-04.
– У вас теперь билайновский номер, Азат? Раньше вроде «Волинком» был, как и у меня.
– Да! С друзьями по нему удобнее общаться, – поясняет он, и на его лице снова появляется румянец.
– Ну, ладно, хорошо. Когда он бывает в университете, этот Азбаров?
– По вторникам всегда бывает с десяти до часа. Вроде и сегодня у него что-то есть, но я точно не в курсе.
– Отлично. Я тогда схожу сегодня. Если что-то будет – перезвоню или пошлю эсэмэс.
– Ага! Буду на связи. И еще, Игорь Владиславович… – Салахов мнется с ноги на ногу. Стесняется, однако!…
– Что, Азат? – почти ласково осведомляюсь я.
«Что же ты еще хочешь спросить, милый? Уж не пригласить ли меня куда-нибудь?»
– Есть еще один мой друг. Ему тоже нужен зачет по математике. У Калимуллина.
«Бог ты мой! Ну, прямо служили три товарища! Точнее, учились».
– Калимуллина я тоже не знаю, Азат, – говорю, с трудом сдерживаясь, чтобы не рассмеяться. – Какой он из себя?
– Старик уже совсем, лет семьдесят точно есть, маленького роста, ходит еле-еле – семенит, можно сказать.
«Ух, какое слово-то ты ввернул, приятель! Сразу видно, начитанный. Ты его, это слово, вставил потому, что вообще литературную лексику хорошо знаешь, или потому, что оно у тебя с понятием «мужское семя» ассоциируется?»
– Ну, теперь придется записать. Двоих могу и забыть… – Я достаю из сумки блокнот с видом Парижа и прикрепленной к нему ручкой «Chateau de Puilaurens». Ручка – трофей индивидуального тура в район Южной Франции, где, как орлиные гнезда, разбросаны по Пиренеям катарские замки (почти все, кому говоришь о них, считают своим долгом схохмить – «Татарские?»). – Фамилию и номер группы его скажите, Азат.
– Таганов Антон, ТСП-2-05.
Довольно небрежно – не потому, что понтуюсь, а потому, что всегда пишу, как зверь лапой – чиркаю фамилии и группы двух друзей-партнеров моего бывшего студента вместе с фамилиями их преподавателей. В принципе я все подобные вещи запоминаю, но мало ли что? Случись, не дай Бог, какая-нибудь стрессовая ситуация, и тогда любая не самая важная информация вполне может вылететь из головы, а похожих названий групп и фамилий у нас (и не только у нас) в универе выше крыши.
– Ладно, Азат! – я с шумом захлопываю блокнот и убираю его обратно в сумку. – Попробуем. Ничего не обещаю, но попытка – не пытка. Да, и еще… – я делаю красноречивый жест пальцами.
– Да-да, конечно, вот – возьмите, Игорь Владиславович! – Салахов достает из кармана рубашки и протягивает мне еще три зарисовки памятников Ярославу Мудрому.
– Ага! – довольно киваю я, убирая «Мудрых» в положенное им пристанище для мелких доходов. – В общем, созвонимся или спишемся, Азат. Начну сегодня.
– Хорошо, Игорь Владиславович, спасибо большое. – Салахов улыбается так, словно услышал что-то особенно приятное. С чего бы? Может быть, слово «спишемся», то есть «напишем друг другу эсэмэски в случае необходимости», у него ассоциировалось с выражением «будем спать вместе»? Нет, это я что-то уже сам накручиваю лишнего. Просто парень воодушевлен тем, что сможет выглядеть молодцом перед своими бой-френдами. И плюс к этому просто рад меня видеть…
* * *
…Я уже собираюсь уходить, но раздается новый звонок:– Игорь Владиславович, здравствуйте! Это Лейсан Валиуллина из ВПП-1-04, вечерница. Помните меня?
«Да как же тебя не помнить? Будучи далеко не отличницей, сидела вечно на первой парте в мини-юбке или укороченном платье с совсем даже неукороченным вырезом на груди, и в рот мне смотрела. Но я твои достоинства, цыпочка, так и не скрестил со своими, потому что ты, хоть и не страшная, до уровня моих эстетических запросов все-таки не дотягиваешь».
– Конечно, помню, Лейсан! – бодро отвечаю я. – У вас какие-то проблемы с зачетами или экзаменами?
– Ой, и не какие-то, а большие проблемы, Игорь Владиславович! И только вы можете мне помочь!
«Конечно; исключительно я! Ты, наверное, еще десятерым молодым “преподам” то же самое говоришь!»
– Ладно, тогда подходите сейчас в Д-406. Только быстро!
– Лечу, лечу, Игорь Владиславович!
Через минуту она действительно «влетает» в мою любимую комнатку – эту тихую гавань, предназначенную самой планировкой здания для «отстаивания» бурного студенческого потока. При взгляде на нее я второй раз за последние полчаса жалею себя из-за того, что мне так катастрофически не везет. В каждой из групп, где я веду, есть какая-нибудь Резеда, или Гузель, или Алсу, которая мне офигенно нравится. Наш город, этот поволжский Вавилон, просто напичкан совершенно сногшибательными особами. Не зря к нам, как писали в газетах, несколько раз приезжал инкогнито Александр Серов. Как и в древнем мегаполисе, здесь происходит постоянное смешение рас и народов, и не приходится удивляться, что в итоге на постоянной основе рождаются такие экземпляры женского пола, по которым просто плачут Голливуд и все подиумы мира, вместе взятые. Хотя очень часто экстрасимпатичными бывают и чистые татарки. Только в нашем универе полным-полно девиц, которых за их мордашки было бы не зазорно снимать в любом, даже самом крутом сериале. Но, как назло, или им от меня ничего не нужно, потому что при таких внешних данных на свои зачетки они плевать хотели, или у меня в силу гуманитарной специфики моих предметов просто недостаточно ресурсов, чтобы склонить их к тому, для чего над ними так старалась природа. Вместо этого приходится иметь дело вот с такими – ни то, ни сё, – мадемуазелями, часть из которых, наверное, были бы не прочь расплатиться со мной за услуги в соответствии со своими биологическими возможностями, но вот незадача – они мне и сами на хрен ни нужны. Принцип «Если иметь, то королев» или хотя бы принцесс, мне кажется, придумали знающие толк в жизни люди.
– Ой, Игорь Владиславович, здрасте еще раз! Я так бежала, так бежала! – Она изображает, наверное, самую куртуазную, на какую только способна, улыбку.
– Здрасте еще раз!
«А твои чары все-таки на меня не действуют, дорогуша! Со стройными ногами и жгуче-черными локонами, но пресным, как лепешка, лицом не в моем ты вкусе».
– В общем, у нас «Горнодобывающие установки» Шарафеев ведет. С ним несколько человек договорились давно, а от других он сейчас ни-ни. Ему на той неделе накидали восемнадцать штук прямо на зачете – по три, короче, с шестерых. Он такой засмеялся: «Ха-ха-ха! Нет, не возьму!», и выгнал этих, которые ему дали. Щас, считай, проблема сдать ему. А у вас чё сегодня – зачет тут был?
«Правду ей сказать, что ли? Нет! На фига ей подробности».
– Ага, точно!
– Я-ясно! – «понимающе» улыбается она. Вскоре я за две штуки принял от нее заказ.
Она, конечно, исходя из собственного опыта обучения у меня в позапрошлом году, подумала, что никакого зачета не было. Просто две-три старосты, пока страждущие из их групп толпились кто в основном коридоре, кто за дверью в «тупике», зашли ко мне со всеми зачетками, и эти доказательства родителям серьезного отношения их детей к учебе я за двадцать минут блестяще расписал. Вся подготовительная работа, имеющая целью выявить «желания потребителей», была проведена намного раньше. Сегодня состоялся лишь процесс официального удовлетворения этих желаний (за небольшое вознаграждение, переданное на прошлой неделе). Вот что она подумала. Несомненно, всё бы так и было, если б не одно «но».
* * *
Это «Но» заключалось в изменившемся ко мне отношении со стороны моего непосредственного шефа. Виталий Владимирович Бочков, доктор экономических наук и крупный по масштабам Волго-Камска бизнесмен, был назначен заведующим нашей кафедрой год назад, когда с поличным поймали предыдущую заведующую. Сабира Рафисовна Дулканова умудрилась пройти по всему университету и кинуть меченые купюры сразу двум другим преподавателям в обмен на «хоры» студентке одной из подведомственных нашей кафедре групп, после чего всех троих и повязали. У студентки той, как оказалось, был зуб и на саму Дулканову, и на ее ближайшую подругу Левемаскарову, о чем Дулканова, на свое несчастье, не знала, а девушка та была особа чувствительная, если не сказать – нервная. Сабира Рафисовна своим приближенным не раз говорила, что у нее в вузе «всё схвачено», чем еще раз подтвердила известную мудрость о непредсказуемости развития Вселенной вообще и бренного человеческого мира в частности. Иначе говоря, того, что никогда нельзя быть уверенным в своей полной неуязвимости. Дулканова, конечно, была по-своему права. Её, несмотря на заработанный условный срок, снова назначили заведующей кафедрой (впрочем, бразды правления из своих рук она и не выпускала). И все было бы ничего, если б не фактор внезапных флуктуаций в природе и обществе. Она не знала или не придавала значения тому, что на другой экономической кафедре нашего института (которую, не мудрствуя лукаво, все именовали просто «Кафедрой экономики») тихо и незаметно работал на четверть ставки и душил студентов на экзаменах, не давая им по привычке купить нужную оценку, депутат и бизнесмен Виталий Владимирович Бочков. Аккурат через два месяца после скандала с Дулкановой он защитился в Москве, спустя три месяца получил из ВАКа «корку» доктора, а еще через месяц его на заседании кафедры представляли ректор и декан факультета. Я до сих пор помню этот день во всех деталях. Картинка стоит перед глазами так ясно, словно действие происходит прямо сейчас.На то заседание я пробираюсь, в соответствии с фамилией нового шефа, бочком и со скрипом. Опоздав на пару минут к установленному часу, успеваю заметить, что вроде бы все, кроме Дулкановой, в сборе. Продравшись к единственному свободному стулу, я тут же оккупирую его, но, благодаря пакету с подарками, который шуршит, как еж в кустах, устраиваю при этом такую аранжировку выступлению ректора, что на секунду он даже прерывается, и все разом смотрят на меня. Я виновато опускаю голову, и ректор продолжает:
– Вы должны знать, коллеги, что в назначении Виталия Владимировича никакой тайной подоплеки, никакой интриги нет. БЫЛ ДОКАЗАННЫЙ ФАКТ ВЗЯТКИ, и…
«Ого! – чуть не вырывается у меня. Пол-года назад я уже слышал эту фразу. От самого Бочкова. Балетов, председатель диссертационного совета, в котором я планировал защищать докторскую, назвал мне имя – «Виталий Владимирович Бочков» – и рекомендовал его недавно созданный журнал, в котором печатались статьи по экономике, юриспруденции и социологии. «А туда можно приткнуть и философию? Журнал-то вроде специализирующийся на конкретике!» – спросил я тогда у Балетова. «Конечно. У них официальная плата – триста рублей за страницу, и под шапкой социологии они публикуют все, что угодно. Сходите, познакомьтесь. Там секретарь Венерочка – спросите у нее, когда он будет. Он – человек занятой: депутат, бизнесмен, – но у себя в офисе бывает регулярно». И я отправился во владения загадочного господина Бочкова, благо офис его находился в пяти минутах езды на трамвае, аккурат рядом с линией. Я вспомнил, как ко мне много раз подходили студенты из потока «03», прося помочь, потому что в преддверии получения диплома они не ожидали, что какой-то «мистер Икс» Бочков будет их немилосердно щемить. Но в то время я уже был достаточно обеспеченным по местным меркам человеком, чтобы браться за заработки, суммарно не превышающие двадцать тысяч. Да и судя по тому, что о нем рассказывали, это был не тот случай, когда можно подойти и так по-доброму сказать: «Мы с вами коллеги, я с дружественной кафедры – поставьте, пожалуйста».
Секретаря Венеру действительно хотелось называть «Венерочкой» – картинно красивая улыбка и контральтовый смех создавали такую ауру притягательности, которую нечасто встретишь. Сразу было видно, что у девчонки не просто приятная внешность, но и еще, что называется, «светлая душа». Осведомившись о порядке прохождения публикации, если принести статейку где-нибудь через неделю, я спросил, на месте ли ее шеф.
– Виталий Владимирович у себя, только что освободился, можете к нему зайти!
Пройдя по небольшому коридору, выполненному в манере «а ля обком», я открыл дверь, ведущую в начальственные покои.
Кабинет оказался впечатляющим и по размерам, и по дизайну. Особенно привлекал живописный портрет Александра Третьего, висевший почти прямо напротив входа. В дальнем правом углу сидел мужчина солидной комплекции лет сорока пяти, с артистической бородкой, и внимательно смотрел на меня.
– Здравствуйте, Виталий Владимирович! – стушевавшись, негромко произнес я. – Можно к вам?
– Проходите, проходите! Здравствуйте! – он вальяжно взмахнул рукой и указал на один из стульев, стоявших перед его внушительных размеров столом. Я пересек разделяющие нас метров десять паркетного пространства и, устроившись на указанном мне месте, непроизвольно посмотрел на занимавших весь левый угол стола огромных фэншуевских жаб.
– У вас, Виталий Владимирович, отличные аппартаменты!
– От других, – ответил он. Я хохотнул: кто-то еще помнит рекламу «Хопёр-инвеста, Отличной компании!». Хозяин аппартаментов оценил мою реакцию и улыбнулся, пригладив начинающие седеть темно-русые волосы.
– Меня зовут Игорь Сокол, Виталий Владимирович. Я с кафедры маркетинга нашего общего индустриального университета. Мне Михаил Борисович Балетов рассказал о вас. Может быть, и он вам про меня что-то говорил…