Страница:
– Эй, а аккуратней нельзя? У нас тут беременная девушка! – заорал я на пилотов, но те даже не обратили на меня внимания, спешно доставая пистолеты и десантные АКСу.
– Алё? Вы меня слышите? – снова рявкнул я, медленно подходя к ним. – Кому-то я сейчас дам в бубен, если у вас не окажется веской причины объясняющей это воздушное лихачество!
– Охотник зацепился за внешнюю подвеску! Для Вас это веская причина капитан Алёшин?
Позади меня бортовая перегородка смялась, словно была сделана из фольги. Сквозь образовавшуюся рваную щель внутрь грузового отсека просунулось нечто длинное и отвратительное. Я инстинктивно отпрыгнул, а руки действовали сами собой. Выхваченный из-за спины бритвенной остроты меч, отсек кончик языка Охотника, в тот момент, когда он опутал бортстрелка и выдернул его наружу сквозь разрыв в обшивке. Антон тоже не сидел, сложа руки. Выхватив из наплечной кобуры пистолет-пулемет ПП-2000, всадил всю обойму в образовавшуюся в корпусе дыру, пока не опустел магазин. Гильзы звонко застучали о стальной пол, катаясь под ногами. Вертолет снова завалился на бок, когда пилоты в очередной раз попытались стряхнуть Охотника. Это было глупо. Если эта тварь во что-то вцепиться – пиши, пропало. Приложив палец к губам, я призвал девушку не кричать и не выдавать нашего местоположения. Если Охотник ползает под брюхом вертушки, он легко вычислит по звуку жертву и утащит сквозь пол. Я поднял с лавки ранец. Раскачав, швырнул подальше от себя в сторону хвостовой части. Мгновенно пол вспучился, словно после попадания противотанкового снаряда и из отверстия снова появился длинный отросток, покрытый крючковатыми наростами собственно и делающие из него грозное оружие. Пока эта отвратительная конечность была занята моим ранцем, Антон выстрелил в него из короткоствольного гранатомета кумулятивным зарядом. Оглушительный грохот на мгновение оглушил нас, а когда немного рассеялся кислый дым дальнюю часть отсека, словно корова языком слизнула – одна большая дыра в днище. Внизу на земле в хаотичном беспорядке мелькали деревья. Хорошо еще мы стабильно летели в горизонтальной плоскости, иначе бы при малейшем маневре вывалились сквозь дыру.
– Вы совсем охренели?! – разъярился пилот. – Угробить нас всех хотите? Взрывом поврежден хвостовой винт. Если он отвалится то нам крышка! Сильная вибрация по всему корпусу говорит о том, что все к тому и идет. Мы будем в аварийном режиме приземляться на лес пока еще в состоянии маневрировать. Пристегнитесь…
– Нет, это ты пристегнись болтун! – прорычал я, хватая его за воротник. – Ты сейчас же восстановишь управление и дотянешь до базы! Мы еще не избавились от этого выродка.
– Как? Разве вы не прикончили некроморфа?
– Размечтался! Охотник зализывает раны снаружи, а когда мы сядем, спокойно нас прикончит. Поэтому, отставить панику! Мы дотянем до аварийной площадки или сдохнем!
Не сводя напряженного взгляда с дыры в полу, я осторожно встал рядом с девушкой, вместе с Антоном загородив ее от возможной атаки. Мы заглядывали во все иллюминаторы, пока не увидели виновника наших бед. На первый взгляд, это было жалкое гуманаидное создание некогда бывшее человеком, а теперь являющее миру свою отвратительную сущность из самых темных уголков преисподних. Это был сам Сатана, учитывая ловкость, с какой этот воздушный акробат запрыгнул с дерева на пролетавший мимо вертолет. Что мы знали про Ночных Охотников? Немногое. Они одиночки и никогда не охотятся парами. Передвигаются только ночью но, учитывая дневное нападение это утверждение теперь, не выдерживает никакой критики. Еще эта дрянь чрезвычайно живучая и даже без головы, может прожить достаточно долго чтобы прикончить жертву. И это если не брать в расчет его чудовищные квазикогти, цепляющиеся практически за любую поверхность. Словно почувствовав, что за ним наблюдают, Охотник развернул в нашу сторону кошмарную, безглазую морду с пастью на пол лица. Утыканная гнилыми треугольными зубами как у акулы, она открывалась и закрывалась как у рыбы выброшенной на берег. Крепко держась лапой за внешнюю подвеску ракет, тремя другими Охотник жалостливо умывался, словно безволосая кошка, которой подпалили шкуру. Его раны невероятно быстро регенерировали, затягиваясь буквально на глазах. Еще минута и он снова будет в форме. Каким образом он чувствует свою жертву до сих пор никто не мог сказать.
– Помоги мне! – позвал Антона, быстро откручивая клеммы шестиствольного пулемета привинченного к специальному держателю. За пол минуты мы высвободили пулемет и тяжеленную ленту к нему. Чуть не заработав себе грыжу, я удерживал его на уровне бедра.
– Он еще там, где был! – выглянув в иллюминатор, шепнул напарник.
– Ну, тогда ему крышка, брат. Посторонись-ка в сторону…
Уперев приклад пулемета в переборку, я уверенно вдавил кнопку. Все шесть стволов с зубодробительным жужжанием раскрутились. Мы на минуту оглохли и ослепли от рева и огненной струи вырвавшейся из всех стволов. Переборка прямо передо мной стала, словно дуршлаг, а потом и вовсе целый кусок вывалилась наружу, оставив огромную пробоину с рваными краями. В беззвучном крике, распахнув свою отвратительную пасть, Охотник смотрел на дыру в своей груди, пока его длинный язык извивался по сторонам, словно огромный червяк.
– Нравится мразь? – зло рассмеялся я, прочитав в глазах уродливого создания страх и отчаяние перед неизбежным. – Не на тех напрыгнул! Жри свинец, выродок!
Охотнику еще хватило ума понять, что его песенка спета, но так просто смиряться с поражением он был, по-видимому, не готов. Инстинктивно оттолкнувшись лапами, он словно огромный кузнечик в одном мощном прыжке взмыл вверх, ненароком угодив в работающий винт вертолета. Не выдержав столь крупного и плотного объекта, авиационный винт разрубил тварь на множество кусков, после чего разлетелся. Мгновенно Ми-8 клюнул носом вниз и стал быстро падать. Выпустив из рук пулемет и скользя по полу, я изо всех сил вцепился руками в поручни. Задыхаясь от давящих на тело перегрузок, я обреченно наблюдал сквозь разбитое стекло кабины, как в мареве перегретого воздуха от двигателя мы неотвратимо приближаемся к деревьям. Чудовищной по силе удар отбросил меня далеко назад, под треск и скрип жалобно сминающихся вокруг переборок. Вертолет стал удаляться, а вокруг меня заплясали ветки деревьев.
Наверное, при ударе корпуса о кроны деревьев меня просто вышибло наружу сквозь дыру в грузовом отсеке. Приложившись многократно о жесткую кору, я застрял в ветвях. Исковерканный корпус воздушной машины еще какое-то время гулко катился по земле, после чего занялся пламенем недалеко от того дерева, на котором я болтался. Выплюнув сгусток крови, я печально проследил, как долго падает кровавая слюна. До земли было метров десять не меньше. По чистой случайности во время падения я зацепился за ветку автоматным ремнем уже второй раз подряд, спасающий меня от неминуемой гибели. Я не поверил глазам, когда из горящей горы железа того, что еще совсем недавно было вертолетом, выполз шатающийся Антон, на котором дымилась одежда. Он держал на руках хрупкое тело мертвой девушки. То, что она мертва было очевидно, учитывая количество крови, что стекало с её одежде. Даже если она и жива, значит ненадолго, потеря крови убивает очень быстро и ничуть не менее эффективно, чем смерть от пули. Мой напарник из последних сил сделал еще пять шагов и упал в траву, выпустив из рук девушку. Когда пламя добралось до топливных баков, взрыв взметнул высоко над деревьями черный дым, указывающий спасателям место нашего падения. Где-то вдали над деревьями послышался стрекот множества винтов – к нам спешила помощь из Гнезда.
Я еще находился в сознании, когда из-за ближайших холмов вылетели на бреющем полете два Аллигатора – штурмовые вертолеты Ка-52 – сопровождающие Ми-8. Транспорт завис над местом крушения. Из грузового люка выпали бухты веревок, по которым быстро спустилась группа спасения из шести бойцов. Трое солдат грамотно заняли оборону, а остальные, заметив неподвижные тела в траве, побежали к ним. Меня никто не видел в густой кроне, а кричать на грани потери сознания я не мог – у меня было серьезное подозрение, что я сломал себе ключицу или ребра. От этого при каждом вздохе меня терзала страшная боль в груди. Тогда непослушными, окровавленными руками я в последнем усилии сорвал пальцем чеку с дымовой гранаты и принялся ждать, пока меня заметят с земли, что и произошло через несколько секунд.
Я не запомнил, как меня снимали с дерева и укладывали на носилки, но помню боль и еще более сильную боль уже в воздухе на борту вертолета. Глядя в мертвые глаза лежащей, напротив, от меня девушки, я, ощущаю вину. Проклиная слабость, что позволил себя уговорить взять ее с собой. Возможно, без нас все у нее было бы хорошо. Она благополучно родила и растила малыша. Пусть место ее обитания не самое лучшее место на земле, зато в кругу знакомых она была среди своих. Почему я был против ее присутствия в Гнезде? Потому что Центр безжалостно пожирает людей вместе с их мечтами. Это образно, но суть именно в этом.
– Все будет хорошо, капитан! – ободряюще подмигнул мне боец спецподразделения, после чего я окончательно потерял сознание до самого госпиталя.
Часть 2
– Алё? Вы меня слышите? – снова рявкнул я, медленно подходя к ним. – Кому-то я сейчас дам в бубен, если у вас не окажется веской причины объясняющей это воздушное лихачество!
– Охотник зацепился за внешнюю подвеску! Для Вас это веская причина капитан Алёшин?
Позади меня бортовая перегородка смялась, словно была сделана из фольги. Сквозь образовавшуюся рваную щель внутрь грузового отсека просунулось нечто длинное и отвратительное. Я инстинктивно отпрыгнул, а руки действовали сами собой. Выхваченный из-за спины бритвенной остроты меч, отсек кончик языка Охотника, в тот момент, когда он опутал бортстрелка и выдернул его наружу сквозь разрыв в обшивке. Антон тоже не сидел, сложа руки. Выхватив из наплечной кобуры пистолет-пулемет ПП-2000, всадил всю обойму в образовавшуюся в корпусе дыру, пока не опустел магазин. Гильзы звонко застучали о стальной пол, катаясь под ногами. Вертолет снова завалился на бок, когда пилоты в очередной раз попытались стряхнуть Охотника. Это было глупо. Если эта тварь во что-то вцепиться – пиши, пропало. Приложив палец к губам, я призвал девушку не кричать и не выдавать нашего местоположения. Если Охотник ползает под брюхом вертушки, он легко вычислит по звуку жертву и утащит сквозь пол. Я поднял с лавки ранец. Раскачав, швырнул подальше от себя в сторону хвостовой части. Мгновенно пол вспучился, словно после попадания противотанкового снаряда и из отверстия снова появился длинный отросток, покрытый крючковатыми наростами собственно и делающие из него грозное оружие. Пока эта отвратительная конечность была занята моим ранцем, Антон выстрелил в него из короткоствольного гранатомета кумулятивным зарядом. Оглушительный грохот на мгновение оглушил нас, а когда немного рассеялся кислый дым дальнюю часть отсека, словно корова языком слизнула – одна большая дыра в днище. Внизу на земле в хаотичном беспорядке мелькали деревья. Хорошо еще мы стабильно летели в горизонтальной плоскости, иначе бы при малейшем маневре вывалились сквозь дыру.
– Вы совсем охренели?! – разъярился пилот. – Угробить нас всех хотите? Взрывом поврежден хвостовой винт. Если он отвалится то нам крышка! Сильная вибрация по всему корпусу говорит о том, что все к тому и идет. Мы будем в аварийном режиме приземляться на лес пока еще в состоянии маневрировать. Пристегнитесь…
– Нет, это ты пристегнись болтун! – прорычал я, хватая его за воротник. – Ты сейчас же восстановишь управление и дотянешь до базы! Мы еще не избавились от этого выродка.
– Как? Разве вы не прикончили некроморфа?
– Размечтался! Охотник зализывает раны снаружи, а когда мы сядем, спокойно нас прикончит. Поэтому, отставить панику! Мы дотянем до аварийной площадки или сдохнем!
Не сводя напряженного взгляда с дыры в полу, я осторожно встал рядом с девушкой, вместе с Антоном загородив ее от возможной атаки. Мы заглядывали во все иллюминаторы, пока не увидели виновника наших бед. На первый взгляд, это было жалкое гуманаидное создание некогда бывшее человеком, а теперь являющее миру свою отвратительную сущность из самых темных уголков преисподних. Это был сам Сатана, учитывая ловкость, с какой этот воздушный акробат запрыгнул с дерева на пролетавший мимо вертолет. Что мы знали про Ночных Охотников? Немногое. Они одиночки и никогда не охотятся парами. Передвигаются только ночью но, учитывая дневное нападение это утверждение теперь, не выдерживает никакой критики. Еще эта дрянь чрезвычайно живучая и даже без головы, может прожить достаточно долго чтобы прикончить жертву. И это если не брать в расчет его чудовищные квазикогти, цепляющиеся практически за любую поверхность. Словно почувствовав, что за ним наблюдают, Охотник развернул в нашу сторону кошмарную, безглазую морду с пастью на пол лица. Утыканная гнилыми треугольными зубами как у акулы, она открывалась и закрывалась как у рыбы выброшенной на берег. Крепко держась лапой за внешнюю подвеску ракет, тремя другими Охотник жалостливо умывался, словно безволосая кошка, которой подпалили шкуру. Его раны невероятно быстро регенерировали, затягиваясь буквально на глазах. Еще минута и он снова будет в форме. Каким образом он чувствует свою жертву до сих пор никто не мог сказать.
– Помоги мне! – позвал Антона, быстро откручивая клеммы шестиствольного пулемета привинченного к специальному держателю. За пол минуты мы высвободили пулемет и тяжеленную ленту к нему. Чуть не заработав себе грыжу, я удерживал его на уровне бедра.
– Он еще там, где был! – выглянув в иллюминатор, шепнул напарник.
– Ну, тогда ему крышка, брат. Посторонись-ка в сторону…
Уперев приклад пулемета в переборку, я уверенно вдавил кнопку. Все шесть стволов с зубодробительным жужжанием раскрутились. Мы на минуту оглохли и ослепли от рева и огненной струи вырвавшейся из всех стволов. Переборка прямо передо мной стала, словно дуршлаг, а потом и вовсе целый кусок вывалилась наружу, оставив огромную пробоину с рваными краями. В беззвучном крике, распахнув свою отвратительную пасть, Охотник смотрел на дыру в своей груди, пока его длинный язык извивался по сторонам, словно огромный червяк.
– Нравится мразь? – зло рассмеялся я, прочитав в глазах уродливого создания страх и отчаяние перед неизбежным. – Не на тех напрыгнул! Жри свинец, выродок!
Охотнику еще хватило ума понять, что его песенка спета, но так просто смиряться с поражением он был, по-видимому, не готов. Инстинктивно оттолкнувшись лапами, он словно огромный кузнечик в одном мощном прыжке взмыл вверх, ненароком угодив в работающий винт вертолета. Не выдержав столь крупного и плотного объекта, авиационный винт разрубил тварь на множество кусков, после чего разлетелся. Мгновенно Ми-8 клюнул носом вниз и стал быстро падать. Выпустив из рук пулемет и скользя по полу, я изо всех сил вцепился руками в поручни. Задыхаясь от давящих на тело перегрузок, я обреченно наблюдал сквозь разбитое стекло кабины, как в мареве перегретого воздуха от двигателя мы неотвратимо приближаемся к деревьям. Чудовищной по силе удар отбросил меня далеко назад, под треск и скрип жалобно сминающихся вокруг переборок. Вертолет стал удаляться, а вокруг меня заплясали ветки деревьев.
Наверное, при ударе корпуса о кроны деревьев меня просто вышибло наружу сквозь дыру в грузовом отсеке. Приложившись многократно о жесткую кору, я застрял в ветвях. Исковерканный корпус воздушной машины еще какое-то время гулко катился по земле, после чего занялся пламенем недалеко от того дерева, на котором я болтался. Выплюнув сгусток крови, я печально проследил, как долго падает кровавая слюна. До земли было метров десять не меньше. По чистой случайности во время падения я зацепился за ветку автоматным ремнем уже второй раз подряд, спасающий меня от неминуемой гибели. Я не поверил глазам, когда из горящей горы железа того, что еще совсем недавно было вертолетом, выполз шатающийся Антон, на котором дымилась одежда. Он держал на руках хрупкое тело мертвой девушки. То, что она мертва было очевидно, учитывая количество крови, что стекало с её одежде. Даже если она и жива, значит ненадолго, потеря крови убивает очень быстро и ничуть не менее эффективно, чем смерть от пули. Мой напарник из последних сил сделал еще пять шагов и упал в траву, выпустив из рук девушку. Когда пламя добралось до топливных баков, взрыв взметнул высоко над деревьями черный дым, указывающий спасателям место нашего падения. Где-то вдали над деревьями послышался стрекот множества винтов – к нам спешила помощь из Гнезда.
Я еще находился в сознании, когда из-за ближайших холмов вылетели на бреющем полете два Аллигатора – штурмовые вертолеты Ка-52 – сопровождающие Ми-8. Транспорт завис над местом крушения. Из грузового люка выпали бухты веревок, по которым быстро спустилась группа спасения из шести бойцов. Трое солдат грамотно заняли оборону, а остальные, заметив неподвижные тела в траве, побежали к ним. Меня никто не видел в густой кроне, а кричать на грани потери сознания я не мог – у меня было серьезное подозрение, что я сломал себе ключицу или ребра. От этого при каждом вздохе меня терзала страшная боль в груди. Тогда непослушными, окровавленными руками я в последнем усилии сорвал пальцем чеку с дымовой гранаты и принялся ждать, пока меня заметят с земли, что и произошло через несколько секунд.
Я не запомнил, как меня снимали с дерева и укладывали на носилки, но помню боль и еще более сильную боль уже в воздухе на борту вертолета. Глядя в мертвые глаза лежащей, напротив, от меня девушки, я, ощущаю вину. Проклиная слабость, что позволил себя уговорить взять ее с собой. Возможно, без нас все у нее было бы хорошо. Она благополучно родила и растила малыша. Пусть место ее обитания не самое лучшее место на земле, зато в кругу знакомых она была среди своих. Почему я был против ее присутствия в Гнезде? Потому что Центр безжалостно пожирает людей вместе с их мечтами. Это образно, но суть именно в этом.
– Все будет хорошо, капитан! – ободряюще подмигнул мне боец спецподразделения, после чего я окончательно потерял сознание до самого госпиталя.
Часть 2
Города разбитых надежд
– Меня тошнит от одной только мысли! Идея тухлая, как десятидневный покойник!
Быстро облачаясь в свою потрепанную временем и непогодой тигровую амуницию, я всем своим видом стараюсь игнорировать нежданного гостя. Восьмая неделя пребывания в госпитале, стала последней каплей, что сломала спину верблюда. Регенерация моей костной ткани закончилась благополучно еще неделю назад, но на всякий случай медики решили продержать меня в госпитале еще одну неделю, так, на всякий случай. Другой был бы рад, да только не я.
– Капитан Алёшин, хочу лишний раз напомнить, что только своевременное заступничество полковника Высокова спасло Вас и капитана Сергеева от неминуемого трибунала. Слыханное ли дело подделка графиков дежурств, нарушение приказа, несогласованная инициатива, повлекшая гибель гражданского и утрата ценного материального имущества. Это все, по-вашему, шутки?
Адъютант генерала, которого за глаза называли Кабелем за схожесть с собакой, сейчас важно расхаживал по палате, чеканя шаги, словно на параде. Этот выхолощенный, розовощекий обмылок, был обычной штабной шавкой привыкшей тявкать только из-за спины своего босса. То, что он от меня хотел, никоим образом не укладывалось в мое понимание здравого смысла. Всего лишь возглавить группу по изучению китайского плавучего консервного завода, выброшенного волнами на южной оконечности острова. Идея опасная. Там могли оказаться огромные запасы продовольствия или очередные неприятности. Когда думаешь что уже все повидал на этом свете и ничто более тебя не удивит, судьба злодейка подкидывает сюрприз, от которого волосы становятся дыбом. Возглавить отряд по изучению консервного завода, значило по ноздри, окунутся в неприятности, чего я всеми силами старался избегать в последнее время.
– Вам выделят в помощь танковый взвод, – продолжал настаивать Кобель. – Пять вертолетов огневой поддержки и треть наших людских резервов. Эта миссия будет проходить под полным контролем с самого верха. Любой риск исключен…
– Почему бы в таком случае “верхам” самолично не заняться этим делом? – воскликнул я, быстро шнуруя берцы на толстой каучуковой подошве. – Я едва уцелел в схватке с гнилым боровом из южных топей, истребил адскую колонию зодчих, выследил Ведьму и совсем недавно едва не сдох в лапах Охотника сбившего вертолет, на котором я возвращался с задания. А теперь в благодарность мне предлагают заняться делом, которое окажется опаснее всего этого вместе взятого? Вы склонны недооценивать угрозы, я знал об этом всегда.
– А Вы склонны преувеличивать, нам стало это известно совсем недавно.
– А что будет, если я пошлю Вас всерьез и надолго и не подчинюсь приказу?
– Не пошлете. Вот распоряжение полковника Высокова, вашего начальника и покровителя.
Выхватив из его рук сложенный втрое лист, я впился взглядом в мелкие строчки, после чего презрительно швырнул его адъютанту в лицо, оттолкнув его самого с дороги.
– А мне плевать. Можете поставить меня к стенке, но пока я не проведаю своего друга, я и пальцем не пошевелю. Полковника вынудили подписать эту бумаженцию, а иначе, зачем ему меня подставлять? Я надеюсь, ради вашего же здоровья, Вы не последуете следом за мной.
Подхватив с кровати вещмешок с пожитками, я выскочил за дверь и был таков. Быстро распрощавшись с соседями по терапевтическому отделению, я заглянул к заведующей, но ее не оказалось на месте. Измученная ночным дежурством медсестра сообщила, что заведующая спустилась в морг для вскрытия экспоната, доставленного разведчиками. Моргом оказался обычный подвал, наскоро оборудованный морозильными установками. Зябко поежившись, я заглянул в первое попавшееся помещение, но там никого не оказалось. Я потерянно бродил по коридору, заглядывая в каждую комнату, когда заметил за очередным поворотом знакомый женский силуэт, который не спутаешь ни с каким другим. Заведующая зашла в комнату предварительного вскрытия и быстро стала делать надрезы лазерным скальпелем на чудовищно раздутой туше, похожей текстурой на древесный ствол дуба. Мертвый некроморф весь покрылся инеем и промерз насквозь, скальпель с трудом разрезал неподатливую толстую кожу.
– Тебе лучше не подходить к этой дряни слишком близко. – Посоветовал я у нее из-за спины.
– Это почему? – с трудом подавила улыбку заведующая, даже не обернувшись на мой голос.
– От этого он может растаять. Я разве не говорил, что ты девушка горячая?
Я обнял ее сзади, ощутив, что ее дыхание заметно участилось благодаря моим манипуляциям с ее халатом обтягивающим чудные формы.
– Ты всегда такой нахальный или только когда знаешь что мои уколы тебе больше не угрожают? Что ты здесь забыл? Тебя разве не выписали? Ты волен вернутся на службу…
– Ах, эта служба. Неужели я могу видеться с тобой, только попав сюда в качестве пациента?
Светловолосая девушка вырвалась из моих объятий и быстро застегнула пуговицы халата.
– Я собственно по этой причине и заглянул, – притворно вздохнул я, окинув ее плотоядным взглядом. – Мне нужны МОИ лекарства. Без них мне ни за что не блокировать действие инъекций, а без уколов меня заподозрят в заражении. Ты ведь не хочешь, что бы меня пристрелили или того хуже – препарировали в твоем Центре общественного здоровья? Я готов умереть в бою с нежитью, но только не от твоей нежной руки. Это уже будет перебором…
– Извини, лекарств больше нет.
– Что?!
– …и в ближайшее время не ожидаются.
Быстро выглянув в коридор, я захлопнул за собой дверь и медленно обернулся к Светлане.
– Повтори, пожалуйста, только чуть помедленней. Я не расслышал последних слов…
– Все ты расслышал! – Тихо сказала девушка, стараясь не смотреть на меня.
– Что насчет кетрасина-Т и теразина?
– Закончились обе смеси. Послушай…
– Да ты хоть представляешь, что это означает? – меня охватило нешуточное волнение. – Пора переходить на сыворотку. У меня другого выбора нет!
– Она может убить тебя, так как не прошла еще всех клинических тестов и испытаний.
Стукнув кулаком об стену, я прислонился лбом к стальной двери. Страх и отчаяние бились у меня в душе, словно две загнанные в клетку птицы, рвущие друг друга клювами.
– А что прикажешь мне делать с этим? – я снял контактные линзы и обернулся к ней. – Что?
Светлана ахнула, но, быстро взяла себя в руки, стараясь не смотреть мне в глаза.
– Мы что нибудь придумаем. Дело совсем не в глазах. Все намного сложнее, чем ты думаешь.
– Тогда проясни. Мне интересно чего я не учел.
– Мы считали, что начальные мутации всего лишь фикция. Мелкий дефект генома. Я перепроверила, расчеты. Суперкомпьютер РОСАТОМа подтвердил мои наихудшие опасения. Мне жаль, но будут и другие побочные изменения физиологии и уже в ближайшее время.
– Какие еще изменения? – мое горло перехватил внезапный спазм. Слова застревали в горле.
– Нам чужды процессы, порождаемые Радостью жизни. Конечный результат… неизвестен. Возможно, в скором времени нам удастся разгадать эту загадку, тогда у таких как ты появится надежда. А пока я ничем не могу обрадовать, только продолжать скрывать правду.
Видя, что я собираюсь уходить, она перегородила мне дорогу, не давая уйти.
– Я обещала, что помогу и сделаю это. Все должно быть в тайне. Обними меня.
Медленно подняв на нее взгляд, я долго молчал не зная, что ответить:
– В любом случае спасибо. Что занималась моими биохимическими анализами крови. Если бы кто другой про них прознал, то не сносить мне головы и тебе кстати тоже. За сокрытие подобных фактов предусмотрено суровое наказание. Ты единственная кому я еще верю.
Обняв ее за талию, я внезапно почувствовал дикое и необузданное желание. Не удержавшись от соблазна, прижал к одному из свободных столов. Она не сопротивлялась. Мы бешено любили друг друга на столе для трупов, даже не задумываясь над символичностью этого действа. Нас не волновал холод и что сюда могли зайти лаборанты. Страсть ослепила и заглушила рассудок.
Через пол часа, мы быстро приводили свою одежду в порядок, пока нас и вправду не застукали. В глазах Светы отчетливо светилось скрытое торжество. А в моих – опустошение.
Переведя взор на зеркальную крышку шкафчика, для инструментов я, как и прежде вздрогнул, увидев свои глаза. Это были глаза не человека. Без белков и без зрачков с однородной поверхностью, сейчас еще и подернутые масленой пленкой. Глаза словно сделанные из металла отполированного до зеркального блеска. На обычном лице человека, они смотрелись ужасно неестественно, если не сказать больше. Наблюдая, как они двигаются, когда я смотрю по сторонам, меня каждый раз охватывала животная паника перед этим обращением. Какой же я после этого человек? Урод, иначе не скажешь! Но я по-прежнему чувствую себя человеком, а не кровожадным, бездушным монстром. Разговариваю как все. Дышу воздухом, ем обычную пищу.
– Что же это значит? Я вижу, как и прежде. Даже лучше, но ощущения иные.
Светлана нежно провела по моей небритой щеке своими тонкими пальцами:
– Все объяснить будет сложно. Трансмутация на генном уровне – эти знания, нам пока недоступны. Пройдут столетия, прежде чем люди научатся этим управлять.
– Если к тому времени все не вымрут! – на душе вдруг сделалось тоскливо.
– Будем надеяться на лучшее, – вздохнула Светлана. – Но готовится к худшему как всегда. А теперь уходи. Если на тебя наткнется Воронин нам обоим несдобровать.
Я снова надел контактные линзы, имитирующие человеческую радужку и порывисто развернувшись, вышел из комнаты. Идти до выхода с территории Центра общественного здоровья было не близко. Мрачные пеналы корпусов зданий находящиеся внутри закрытой территории под усиленной охраной, охранялись лучше, чем штаб специальных операций. Меня постоянно останавливали для досмотра пропуска, но, взглянув на выписку из госпиталя, пропускали. Такие меры предосторожности были оправданы, ведь ЦОЗ занимался изучением некроморфов и до кучи разрабатывал оружие против них. Например, серебристый порошок, которым мы уничтожали тела некроморфов – это их разработка как и аминокислотные антиоксиданты, с помощью которых пытались остановить распространение Радости жизни.
Перед опущенным шлагбаумом КПП стоял старенький УАЗ-3151 с тяжелым пулеметом на станине. Видавшая виды машина без крыши, была любимой рабочей лошадкой персонала Гнезда. Водитель в нетерпении нажал на сигнал, привлекая к себе мое внимание.
Пока мы ехали к комплексу хирургического отделения, я безразлично смотрел по сторонам. За сеточным забором в километре отсюда в долине застыли ровными рядами силуэты самолетов АН-2 и АН-12. Не все из них летали, зато действующие самолеты дальней разведки Ту-95РЦ – были нашими глазами и ушами во внешнем мире. Самолет летал на максимальную дальность в тринадцать тысяч километров на максимальной высоте десять тысяч метров. Мог работать по реальным морским целям и устойчиво передавать информацию на командные пункты Гнезда. Топливо в нашем распоряжении оставалось мало, поэтому временно все разведывательные полеты были отменены. Если смотреть правде в лицо то на ходу было, всего шесть самолетов, из парка вертолетов в тридцать машин, половина никуда не годилась, даже на запчасти. Больше половины танков Т-90М и бронемашин были в плачевном состоянии. Оружие обветшало и требовало замены. Вот с такой вот ”мощью” нам приходилось хранить мир на всем острове. Хорошо еще старые патрульные катера на подводных крыльях проекта 133 "Антарес" были по прежнему на ходу иначе не избежать нам новых весточек с континента. Эти плавучие банки эпохи Холодной войны великолепно справлялись с незваными гостями, распыляя на куски вдали от берега. Так же с их помощью буксировали вдоль побережья острова старые баржи с грузами, но самое главное солярки для них было в избытке.
Предъявив охранникам на входе в хирургическое отделение свой жетон, я был разочарован, когда, пробив по базе данных на компьютере, мне сообщили, что капитана Сергеева, выписали еще два дня назад, а где именно он находится сейчас не известно.
– Тоже мне друг называется. – Ворчал я, возвращаясь к машине.
– Куда сейчас, Дмитрий Игоревич? К штабу? – уныло поинтересовался водитель.
– Нет, к штабу не нужно, – чуть подумав, я добавил. – Отвези меня Костя домой.
– К церковной бухте? – еще сильнее скис водила и с тяжким вздохом завел двигатель.
– Домой. – Поправил я, откидывая голову на спинку кресла.
Ехать сейчас в штаб и видеть там людей просиживающих штаны в полной безопасности пока оперативники умирали, было сейчас совсем не кстати. Мои нервы были не из металла и на этом фоне могли произойти разные неприятные казусы, благо поводов скопилось преизрядно.
Извилистая дорога, вела вниз по склону холма к побережью, где разбивались о скалы огромные буруны волн. Мне пришлось еще раз предъявлять жетон на КПП, прежде чем нас оставили в покое и позволили выехать за пределы Гнезда. Дорога до военного городка на берегу Церковной бухты была не близкая, поэтому пол часа езды по разбитой дороге присыпанной гравием, превратилась для меня в настоящую пытку. Водитель Костя – веселый, жизнерадостный парень лет двадцати, с претензией на остроумие – несколько раз пытался меня развеселить веселыми историями, но быстро сдался, когда понял что это не под силу даже ему.
Когда мы добрались до места, я отпустил водителя обратно на базу, решив, что до вечера он мне вряд ли понадобиться, только если вдруг случится что-то по настоящему тревожное и меня вызовут на аэродром. Военный городок был заселен лишь на половину. Старые пеналы девяти и пяти этажных зданий, построенных еще в эпоху СССР, были рассчитаны на проживание двух тысяч человек, в то время как здесь проживало меньше тысячи. С каждым годом людей становилось все меньше, а свободного жилья все больше, что, на мой взгляд, и являлось настоящим торжеством над жилищным кризисом начала двадцать первого века. Почему же сюда в таком случае не переселяли людей из Северного? Ответ был прост – нецелесообразно. Для них все равно не хватит еды и тех скудных ресурсов, что еще оставались в ведении Центра. Пока здесь проживали солдаты и персонал базы, ни у кого не болела голова о судьбе простых людей. Мне это казалось вопиющей несправедливостью, граничащей с преступлением против оставшихся в живых немногочисленных гражданских, но тут как говаривал полковник Высоков, было много от политики. Пересели сюда население Северного и уже завтра сюда потянутся жители Южного. Кроме того, граждане обоих поселений друг друга терпеть не могли, и их невольное смешивание могло привести к ненужным волнениям и даже социальному взрыву. Чтобы понять причины их ненависти стоит немного отступить в прошлое, лет эдак на десять назад, когда бушевал Курильский кризис. Высадив на спорные острова десант, японцы стали укреплять оборону занятых территорий. В попытках вернуть их, правители Федерации утопили острова в крови своих солдат, отправив их на самую настоящую бойню. В тот момент мир был как никогда близок к ядерной войне, ведь американцы и европейцы встали на сторону японцев, поддержав их якобы законные требования. Японцы задыхались на своих медленно уходящих под воду островках, их потуги расширить территории были понятны и в чем-то вызывали сочувствие, но то, как они себя повели при их захвате, не укладывалось ни в какие рамки. Они депортировали захваченное население в спецлагеря, где держали людей в качестве заложников на случай боевых действий. Колонисты из Японии быстро заполонили брошенные поселения и стали обустраиваться на островах как у себя дома. Поселок Северный играл роль спецлагеря для пленных гражданских, а Южный был первым японским поселением, возведенным захватчиками. Отсюда и жгучая ненависть бывших заключенных к надзирателям. С тех пор в их отношении друг к другу ничего не изменилось.
Быстро облачаясь в свою потрепанную временем и непогодой тигровую амуницию, я всем своим видом стараюсь игнорировать нежданного гостя. Восьмая неделя пребывания в госпитале, стала последней каплей, что сломала спину верблюда. Регенерация моей костной ткани закончилась благополучно еще неделю назад, но на всякий случай медики решили продержать меня в госпитале еще одну неделю, так, на всякий случай. Другой был бы рад, да только не я.
– Капитан Алёшин, хочу лишний раз напомнить, что только своевременное заступничество полковника Высокова спасло Вас и капитана Сергеева от неминуемого трибунала. Слыханное ли дело подделка графиков дежурств, нарушение приказа, несогласованная инициатива, повлекшая гибель гражданского и утрата ценного материального имущества. Это все, по-вашему, шутки?
Адъютант генерала, которого за глаза называли Кабелем за схожесть с собакой, сейчас важно расхаживал по палате, чеканя шаги, словно на параде. Этот выхолощенный, розовощекий обмылок, был обычной штабной шавкой привыкшей тявкать только из-за спины своего босса. То, что он от меня хотел, никоим образом не укладывалось в мое понимание здравого смысла. Всего лишь возглавить группу по изучению китайского плавучего консервного завода, выброшенного волнами на южной оконечности острова. Идея опасная. Там могли оказаться огромные запасы продовольствия или очередные неприятности. Когда думаешь что уже все повидал на этом свете и ничто более тебя не удивит, судьба злодейка подкидывает сюрприз, от которого волосы становятся дыбом. Возглавить отряд по изучению консервного завода, значило по ноздри, окунутся в неприятности, чего я всеми силами старался избегать в последнее время.
– Вам выделят в помощь танковый взвод, – продолжал настаивать Кобель. – Пять вертолетов огневой поддержки и треть наших людских резервов. Эта миссия будет проходить под полным контролем с самого верха. Любой риск исключен…
– Почему бы в таком случае “верхам” самолично не заняться этим делом? – воскликнул я, быстро шнуруя берцы на толстой каучуковой подошве. – Я едва уцелел в схватке с гнилым боровом из южных топей, истребил адскую колонию зодчих, выследил Ведьму и совсем недавно едва не сдох в лапах Охотника сбившего вертолет, на котором я возвращался с задания. А теперь в благодарность мне предлагают заняться делом, которое окажется опаснее всего этого вместе взятого? Вы склонны недооценивать угрозы, я знал об этом всегда.
– А Вы склонны преувеличивать, нам стало это известно совсем недавно.
– А что будет, если я пошлю Вас всерьез и надолго и не подчинюсь приказу?
– Не пошлете. Вот распоряжение полковника Высокова, вашего начальника и покровителя.
Выхватив из его рук сложенный втрое лист, я впился взглядом в мелкие строчки, после чего презрительно швырнул его адъютанту в лицо, оттолкнув его самого с дороги.
– А мне плевать. Можете поставить меня к стенке, но пока я не проведаю своего друга, я и пальцем не пошевелю. Полковника вынудили подписать эту бумаженцию, а иначе, зачем ему меня подставлять? Я надеюсь, ради вашего же здоровья, Вы не последуете следом за мной.
Подхватив с кровати вещмешок с пожитками, я выскочил за дверь и был таков. Быстро распрощавшись с соседями по терапевтическому отделению, я заглянул к заведующей, но ее не оказалось на месте. Измученная ночным дежурством медсестра сообщила, что заведующая спустилась в морг для вскрытия экспоната, доставленного разведчиками. Моргом оказался обычный подвал, наскоро оборудованный морозильными установками. Зябко поежившись, я заглянул в первое попавшееся помещение, но там никого не оказалось. Я потерянно бродил по коридору, заглядывая в каждую комнату, когда заметил за очередным поворотом знакомый женский силуэт, который не спутаешь ни с каким другим. Заведующая зашла в комнату предварительного вскрытия и быстро стала делать надрезы лазерным скальпелем на чудовищно раздутой туше, похожей текстурой на древесный ствол дуба. Мертвый некроморф весь покрылся инеем и промерз насквозь, скальпель с трудом разрезал неподатливую толстую кожу.
– Тебе лучше не подходить к этой дряни слишком близко. – Посоветовал я у нее из-за спины.
– Это почему? – с трудом подавила улыбку заведующая, даже не обернувшись на мой голос.
– От этого он может растаять. Я разве не говорил, что ты девушка горячая?
Я обнял ее сзади, ощутив, что ее дыхание заметно участилось благодаря моим манипуляциям с ее халатом обтягивающим чудные формы.
– Ты всегда такой нахальный или только когда знаешь что мои уколы тебе больше не угрожают? Что ты здесь забыл? Тебя разве не выписали? Ты волен вернутся на службу…
– Ах, эта служба. Неужели я могу видеться с тобой, только попав сюда в качестве пациента?
Светловолосая девушка вырвалась из моих объятий и быстро застегнула пуговицы халата.
– Я собственно по этой причине и заглянул, – притворно вздохнул я, окинув ее плотоядным взглядом. – Мне нужны МОИ лекарства. Без них мне ни за что не блокировать действие инъекций, а без уколов меня заподозрят в заражении. Ты ведь не хочешь, что бы меня пристрелили или того хуже – препарировали в твоем Центре общественного здоровья? Я готов умереть в бою с нежитью, но только не от твоей нежной руки. Это уже будет перебором…
– Извини, лекарств больше нет.
– Что?!
– …и в ближайшее время не ожидаются.
Быстро выглянув в коридор, я захлопнул за собой дверь и медленно обернулся к Светлане.
– Повтори, пожалуйста, только чуть помедленней. Я не расслышал последних слов…
– Все ты расслышал! – Тихо сказала девушка, стараясь не смотреть на меня.
– Что насчет кетрасина-Т и теразина?
– Закончились обе смеси. Послушай…
– Да ты хоть представляешь, что это означает? – меня охватило нешуточное волнение. – Пора переходить на сыворотку. У меня другого выбора нет!
– Она может убить тебя, так как не прошла еще всех клинических тестов и испытаний.
Стукнув кулаком об стену, я прислонился лбом к стальной двери. Страх и отчаяние бились у меня в душе, словно две загнанные в клетку птицы, рвущие друг друга клювами.
– А что прикажешь мне делать с этим? – я снял контактные линзы и обернулся к ней. – Что?
Светлана ахнула, но, быстро взяла себя в руки, стараясь не смотреть мне в глаза.
– Мы что нибудь придумаем. Дело совсем не в глазах. Все намного сложнее, чем ты думаешь.
– Тогда проясни. Мне интересно чего я не учел.
– Мы считали, что начальные мутации всего лишь фикция. Мелкий дефект генома. Я перепроверила, расчеты. Суперкомпьютер РОСАТОМа подтвердил мои наихудшие опасения. Мне жаль, но будут и другие побочные изменения физиологии и уже в ближайшее время.
– Какие еще изменения? – мое горло перехватил внезапный спазм. Слова застревали в горле.
– Нам чужды процессы, порождаемые Радостью жизни. Конечный результат… неизвестен. Возможно, в скором времени нам удастся разгадать эту загадку, тогда у таких как ты появится надежда. А пока я ничем не могу обрадовать, только продолжать скрывать правду.
Видя, что я собираюсь уходить, она перегородила мне дорогу, не давая уйти.
– Я обещала, что помогу и сделаю это. Все должно быть в тайне. Обними меня.
Медленно подняв на нее взгляд, я долго молчал не зная, что ответить:
– В любом случае спасибо. Что занималась моими биохимическими анализами крови. Если бы кто другой про них прознал, то не сносить мне головы и тебе кстати тоже. За сокрытие подобных фактов предусмотрено суровое наказание. Ты единственная кому я еще верю.
Обняв ее за талию, я внезапно почувствовал дикое и необузданное желание. Не удержавшись от соблазна, прижал к одному из свободных столов. Она не сопротивлялась. Мы бешено любили друг друга на столе для трупов, даже не задумываясь над символичностью этого действа. Нас не волновал холод и что сюда могли зайти лаборанты. Страсть ослепила и заглушила рассудок.
Через пол часа, мы быстро приводили свою одежду в порядок, пока нас и вправду не застукали. В глазах Светы отчетливо светилось скрытое торжество. А в моих – опустошение.
Переведя взор на зеркальную крышку шкафчика, для инструментов я, как и прежде вздрогнул, увидев свои глаза. Это были глаза не человека. Без белков и без зрачков с однородной поверхностью, сейчас еще и подернутые масленой пленкой. Глаза словно сделанные из металла отполированного до зеркального блеска. На обычном лице человека, они смотрелись ужасно неестественно, если не сказать больше. Наблюдая, как они двигаются, когда я смотрю по сторонам, меня каждый раз охватывала животная паника перед этим обращением. Какой же я после этого человек? Урод, иначе не скажешь! Но я по-прежнему чувствую себя человеком, а не кровожадным, бездушным монстром. Разговариваю как все. Дышу воздухом, ем обычную пищу.
– Что же это значит? Я вижу, как и прежде. Даже лучше, но ощущения иные.
Светлана нежно провела по моей небритой щеке своими тонкими пальцами:
– Все объяснить будет сложно. Трансмутация на генном уровне – эти знания, нам пока недоступны. Пройдут столетия, прежде чем люди научатся этим управлять.
– Если к тому времени все не вымрут! – на душе вдруг сделалось тоскливо.
– Будем надеяться на лучшее, – вздохнула Светлана. – Но готовится к худшему как всегда. А теперь уходи. Если на тебя наткнется Воронин нам обоим несдобровать.
Я снова надел контактные линзы, имитирующие человеческую радужку и порывисто развернувшись, вышел из комнаты. Идти до выхода с территории Центра общественного здоровья было не близко. Мрачные пеналы корпусов зданий находящиеся внутри закрытой территории под усиленной охраной, охранялись лучше, чем штаб специальных операций. Меня постоянно останавливали для досмотра пропуска, но, взглянув на выписку из госпиталя, пропускали. Такие меры предосторожности были оправданы, ведь ЦОЗ занимался изучением некроморфов и до кучи разрабатывал оружие против них. Например, серебристый порошок, которым мы уничтожали тела некроморфов – это их разработка как и аминокислотные антиоксиданты, с помощью которых пытались остановить распространение Радости жизни.
Перед опущенным шлагбаумом КПП стоял старенький УАЗ-3151 с тяжелым пулеметом на станине. Видавшая виды машина без крыши, была любимой рабочей лошадкой персонала Гнезда. Водитель в нетерпении нажал на сигнал, привлекая к себе мое внимание.
Пока мы ехали к комплексу хирургического отделения, я безразлично смотрел по сторонам. За сеточным забором в километре отсюда в долине застыли ровными рядами силуэты самолетов АН-2 и АН-12. Не все из них летали, зато действующие самолеты дальней разведки Ту-95РЦ – были нашими глазами и ушами во внешнем мире. Самолет летал на максимальную дальность в тринадцать тысяч километров на максимальной высоте десять тысяч метров. Мог работать по реальным морским целям и устойчиво передавать информацию на командные пункты Гнезда. Топливо в нашем распоряжении оставалось мало, поэтому временно все разведывательные полеты были отменены. Если смотреть правде в лицо то на ходу было, всего шесть самолетов, из парка вертолетов в тридцать машин, половина никуда не годилась, даже на запчасти. Больше половины танков Т-90М и бронемашин были в плачевном состоянии. Оружие обветшало и требовало замены. Вот с такой вот ”мощью” нам приходилось хранить мир на всем острове. Хорошо еще старые патрульные катера на подводных крыльях проекта 133 "Антарес" были по прежнему на ходу иначе не избежать нам новых весточек с континента. Эти плавучие банки эпохи Холодной войны великолепно справлялись с незваными гостями, распыляя на куски вдали от берега. Так же с их помощью буксировали вдоль побережья острова старые баржи с грузами, но самое главное солярки для них было в избытке.
Предъявив охранникам на входе в хирургическое отделение свой жетон, я был разочарован, когда, пробив по базе данных на компьютере, мне сообщили, что капитана Сергеева, выписали еще два дня назад, а где именно он находится сейчас не известно.
– Тоже мне друг называется. – Ворчал я, возвращаясь к машине.
– Куда сейчас, Дмитрий Игоревич? К штабу? – уныло поинтересовался водитель.
– Нет, к штабу не нужно, – чуть подумав, я добавил. – Отвези меня Костя домой.
– К церковной бухте? – еще сильнее скис водила и с тяжким вздохом завел двигатель.
– Домой. – Поправил я, откидывая голову на спинку кресла.
Ехать сейчас в штаб и видеть там людей просиживающих штаны в полной безопасности пока оперативники умирали, было сейчас совсем не кстати. Мои нервы были не из металла и на этом фоне могли произойти разные неприятные казусы, благо поводов скопилось преизрядно.
Извилистая дорога, вела вниз по склону холма к побережью, где разбивались о скалы огромные буруны волн. Мне пришлось еще раз предъявлять жетон на КПП, прежде чем нас оставили в покое и позволили выехать за пределы Гнезда. Дорога до военного городка на берегу Церковной бухты была не близкая, поэтому пол часа езды по разбитой дороге присыпанной гравием, превратилась для меня в настоящую пытку. Водитель Костя – веселый, жизнерадостный парень лет двадцати, с претензией на остроумие – несколько раз пытался меня развеселить веселыми историями, но быстро сдался, когда понял что это не под силу даже ему.
Когда мы добрались до места, я отпустил водителя обратно на базу, решив, что до вечера он мне вряд ли понадобиться, только если вдруг случится что-то по настоящему тревожное и меня вызовут на аэродром. Военный городок был заселен лишь на половину. Старые пеналы девяти и пяти этажных зданий, построенных еще в эпоху СССР, были рассчитаны на проживание двух тысяч человек, в то время как здесь проживало меньше тысячи. С каждым годом людей становилось все меньше, а свободного жилья все больше, что, на мой взгляд, и являлось настоящим торжеством над жилищным кризисом начала двадцать первого века. Почему же сюда в таком случае не переселяли людей из Северного? Ответ был прост – нецелесообразно. Для них все равно не хватит еды и тех скудных ресурсов, что еще оставались в ведении Центра. Пока здесь проживали солдаты и персонал базы, ни у кого не болела голова о судьбе простых людей. Мне это казалось вопиющей несправедливостью, граничащей с преступлением против оставшихся в живых немногочисленных гражданских, но тут как говаривал полковник Высоков, было много от политики. Пересели сюда население Северного и уже завтра сюда потянутся жители Южного. Кроме того, граждане обоих поселений друг друга терпеть не могли, и их невольное смешивание могло привести к ненужным волнениям и даже социальному взрыву. Чтобы понять причины их ненависти стоит немного отступить в прошлое, лет эдак на десять назад, когда бушевал Курильский кризис. Высадив на спорные острова десант, японцы стали укреплять оборону занятых территорий. В попытках вернуть их, правители Федерации утопили острова в крови своих солдат, отправив их на самую настоящую бойню. В тот момент мир был как никогда близок к ядерной войне, ведь американцы и европейцы встали на сторону японцев, поддержав их якобы законные требования. Японцы задыхались на своих медленно уходящих под воду островках, их потуги расширить территории были понятны и в чем-то вызывали сочувствие, но то, как они себя повели при их захвате, не укладывалось ни в какие рамки. Они депортировали захваченное население в спецлагеря, где держали людей в качестве заложников на случай боевых действий. Колонисты из Японии быстро заполонили брошенные поселения и стали обустраиваться на островах как у себя дома. Поселок Северный играл роль спецлагеря для пленных гражданских, а Южный был первым японским поселением, возведенным захватчиками. Отсюда и жгучая ненависть бывших заключенных к надзирателям. С тех пор в их отношении друг к другу ничего не изменилось.