В период «ДвуАлександрия» был ликвидирован системный изъян государства, восстановлена изначальная справедливость устройства, возобновлено действие «Общественного договора», выражаясь по Жан-Жак Руссо (а так тогда выражались почти все), и исчезло, после Крымской войны ложное ощущение навсегда решённого вопроса безопасности России. Но Соловьёв протянул тот значок «лиги», возобновил традицию вненационального мышления, из 1820-х – в 1880-е. Тогда думали о «Священном Союзе», теперь – о «Богочеловечестве». Соловьёвское «Богочеловечество», напомню, состояло в мировом теокритическом господстве папы римского и достигалось ценой сущего пустяка – жертвы России, как государства.
Выражаясь точнее, думали об этом тогда и теперь единицы, влиятельные единицы, устанавливая некий мыслительный вектор, исключающий мысль о безопасности, сохранении страны. И на всю интеллигентскую толщу влияло следствие именно этого. Вспомните, как рисуют стрелки указателей, стрелки компасов: стилизованная стрела с наконечником и хвостовым оперением. Сей «дуализм», двуконечность стрелы в части мыслительного вектора показывал: а) куда смотреть, б) от чего отвернуться.
И всю толщу нашей интеллигенции, образно выражаясь, не наконечник затронул, а, скорее, пощекотал перьевой хвостик стрелы. Это я всё пытаюсь подыскать уподобление нашему случаю. В направлении «куда смотреть» – особо ничего не высмотрели (и Священный союз не расцвёл, и соловьёвский папа римский над всем миром не воссиял), но «от чего отвернуться» – с этим-то и получилось, очень получилось.
Вот и причина соловьёвского барражирования над страницами первой четверти этой книги. Думаю, в калейдоскопе русской истории найден и выделен именно тот человек. Уделённое ему внимание – это внимание к микробу, выявленному как наиболее опасный. Лично Соловьёв важен, но как яркий представитель всего штамма. Предъявлено два уровня связей:
– на тактическом уровне, на уровне действия, поступка Соловьёв своей защитой террористов связал поколение Каракозова, Засулич, Желябова с поколением Савинкова, Каляева, Азефа, Камо, Свердлова;
– на дальнем, стратегическом уровне (в физике был термин «дальнодействие»), на уровне мысли, книги он связал ошибки периода «царей-растратчиков» – поверх благословенного периода творческой работы «ДвуАлександрия» – с «последышем» Романовых.
И та соловьёвская поза командира роты на утреннем разводе, уверенно раздающего задания государствам, народам и Церквям – оттуда. Только само направление соловьёвского праздномыслия, выбор его «солдатиков», «кубиков» связан с его кабинетными штудиями (он много изучал историю Церквей, историю разделения Католичества и Православия). Примерно так же отличается попугай, чья клетка висела в матросском/пиратском кубрике, от попугая из купеческой гостиной.
Но значок соловьёвского «залиговывания» объединяет и преумножает не только все ошибки (его) прошлого. Бикфордов шнур протянут и в (наше) сегодня, соловьёвщина угадывается и в сочетании «евангельских» требованиий к действующим правительствам с покровительством террористам в «лихие 1990-е». Сей вирус начинает особо успешную работу именно в период ослабления государственной мысли.
«Философско-евангельский ультиматум» Соловьёва был предъявлен сначала Александру Третьему… безуспешно, но тринадцатью годами позже он нашёл-таки «подходящего» адресата. А Соловьёв – противника себе под стать.
Праздномыслие и безответственность – эта соловьёвская инфекция действует и в наши дни, и, наверно, всевременно. В русской общественной мысли словно нет иммунитета к этой заразе, мы слабы к «соловьёвщине» как северные народы к алкоголю. Например, в Британии на схожую болезнь нашёлся иммунитет: знаменитый вестник и защитник здравого смысла Честертон. У нас же ближайший кандидат на эту роль Константин Леонтьев оказался очень и очень слаб. Не по мысли слаб, а по действенности. Написал процитированную выше хорошую, умную работу в защиту Данилевского от Соловьёва. Что ж, изрядно… весьма… концептуально. А Честертон опубликовал сотни коротких эссе практически против того же врага. Убогие либеральные попугаи, объединённые в мафию, клаку, касту, по сути ведь враги здравого смысла, самой жизни, вот Честертон и берёт в союзники жизнь и здравый смысл в их повседневных, почти бытовых проявлениях, вплоть до рисунков почтовых открыток, проблем воспитания… В недавней статье касаясь болезненно слабой семьи, демографии, ювенальной юстиции я благодарно цитировал Честертона: «Мы вправе приказывать детям; начни мы убеждать их, мы бы лишили их детства».
И в случае российской разновидности этой заразы, «синдроме Соловьёва» более действенным было бы раскрыть веер всех его частных благоглупостей: его «рейтингование» русских учёных, его упования на папу римского Льва XIII, его спиритизм, его совершенно убогое чувство юмора (вот уж чего не симулируешь; уделить бы ещё 4–5 страниц – вы бы поразились, насколько неуклюжи, жалки были его подражания Кузьме Пруткову, Алексею Константиновичу Толстому).
Наш же «Честертон» (Леонтьев), увы, не дотянул, не вышел из своего неширокого круга читателей. Так со своими нерасслышанными предостережениями и опочил, удостоясь снисходительной статьи в Энциклопедии Брокгауза – того же Соловьёва:
«…Свои крайние мнения он без всяких оговорок высказывал и в такое время, когда это не могло принести ему ничего, кроме общего презрения и осмеяния. Большая часть политических, критических и публицистических произведений Л. соединена в сборнике “Восток, Россия и Славянство” (М., 1885–1886). После этого он напечатал в “Гражданине” ряд статей, под общим заглавием “Записки Отшельника”. Одна из них, “Национальная политика как орудие всемирной революции”, изд. отдельной брошюрой (М., 1889). При жизни Л. на него мало обращали внимания в литературе; можно назвать только статьи Н. С. Лескова (“Голос”, 1881 и “Новости”, 1883) и Вл. Соловьёва (“Русь”, 1883). После его смерти, кроме некрологов, появились следующие ст.: В. Розанова в “Русск. Вестнике” (1892), А. Александрова (там же), Влад. Соловьёва в “Русск. обозрении” (1892), кн. С. Трубецкого в “Вестн. Европы” (1892), П. Милюкова в “Вопр. филос. и психологии” (1893), Л. Тихомирова в “Русск. обозрении” (1894), свящ. И. Фуделя (там же, 1895). По обилию материала для характеристики особенно важны статьи о. Фуделя и г. Александрова…» (Вл. Соловьёв, статья «Леонтьев, Константин Николаевич».)
А почему Соловьёв? Почему Брокгауз? Об этом речь в нижеследующем лирико-энциклопедическом отступлении.
Глава 7
Выражаясь точнее, думали об этом тогда и теперь единицы, влиятельные единицы, устанавливая некий мыслительный вектор, исключающий мысль о безопасности, сохранении страны. И на всю интеллигентскую толщу влияло следствие именно этого. Вспомните, как рисуют стрелки указателей, стрелки компасов: стилизованная стрела с наконечником и хвостовым оперением. Сей «дуализм», двуконечность стрелы в части мыслительного вектора показывал: а) куда смотреть, б) от чего отвернуться.
И всю толщу нашей интеллигенции, образно выражаясь, не наконечник затронул, а, скорее, пощекотал перьевой хвостик стрелы. Это я всё пытаюсь подыскать уподобление нашему случаю. В направлении «куда смотреть» – особо ничего не высмотрели (и Священный союз не расцвёл, и соловьёвский папа римский над всем миром не воссиял), но «от чего отвернуться» – с этим-то и получилось, очень получилось.
Вот и причина соловьёвского барражирования над страницами первой четверти этой книги. Думаю, в калейдоскопе русской истории найден и выделен именно тот человек. Уделённое ему внимание – это внимание к микробу, выявленному как наиболее опасный. Лично Соловьёв важен, но как яркий представитель всего штамма. Предъявлено два уровня связей:
– на тактическом уровне, на уровне действия, поступка Соловьёв своей защитой террористов связал поколение Каракозова, Засулич, Желябова с поколением Савинкова, Каляева, Азефа, Камо, Свердлова;
– на дальнем, стратегическом уровне (в физике был термин «дальнодействие»), на уровне мысли, книги он связал ошибки периода «царей-растратчиков» – поверх благословенного периода творческой работы «ДвуАлександрия» – с «последышем» Романовых.
И та соловьёвская поза командира роты на утреннем разводе, уверенно раздающего задания государствам, народам и Церквям – оттуда. Только само направление соловьёвского праздномыслия, выбор его «солдатиков», «кубиков» связан с его кабинетными штудиями (он много изучал историю Церквей, историю разделения Католичества и Православия). Примерно так же отличается попугай, чья клетка висела в матросском/пиратском кубрике, от попугая из купеческой гостиной.
Но значок соловьёвского «залиговывания» объединяет и преумножает не только все ошибки (его) прошлого. Бикфордов шнур протянут и в (наше) сегодня, соловьёвщина угадывается и в сочетании «евангельских» требованиий к действующим правительствам с покровительством террористам в «лихие 1990-е». Сей вирус начинает особо успешную работу именно в период ослабления государственной мысли.
«Философско-евангельский ультиматум» Соловьёва был предъявлен сначала Александру Третьему… безуспешно, но тринадцатью годами позже он нашёл-таки «подходящего» адресата. А Соловьёв – противника себе под стать.
Праздномыслие и безответственность – эта соловьёвская инфекция действует и в наши дни, и, наверно, всевременно. В русской общественной мысли словно нет иммунитета к этой заразе, мы слабы к «соловьёвщине» как северные народы к алкоголю. Например, в Британии на схожую болезнь нашёлся иммунитет: знаменитый вестник и защитник здравого смысла Честертон. У нас же ближайший кандидат на эту роль Константин Леонтьев оказался очень и очень слаб. Не по мысли слаб, а по действенности. Написал процитированную выше хорошую, умную работу в защиту Данилевского от Соловьёва. Что ж, изрядно… весьма… концептуально. А Честертон опубликовал сотни коротких эссе практически против того же врага. Убогие либеральные попугаи, объединённые в мафию, клаку, касту, по сути ведь враги здравого смысла, самой жизни, вот Честертон и берёт в союзники жизнь и здравый смысл в их повседневных, почти бытовых проявлениях, вплоть до рисунков почтовых открыток, проблем воспитания… В недавней статье касаясь болезненно слабой семьи, демографии, ювенальной юстиции я благодарно цитировал Честертона: «Мы вправе приказывать детям; начни мы убеждать их, мы бы лишили их детства».
И в случае российской разновидности этой заразы, «синдроме Соловьёва» более действенным было бы раскрыть веер всех его частных благоглупостей: его «рейтингование» русских учёных, его упования на папу римского Льва XIII, его спиритизм, его совершенно убогое чувство юмора (вот уж чего не симулируешь; уделить бы ещё 4–5 страниц – вы бы поразились, насколько неуклюжи, жалки были его подражания Кузьме Пруткову, Алексею Константиновичу Толстому).
Наш же «Честертон» (Леонтьев), увы, не дотянул, не вышел из своего неширокого круга читателей. Так со своими нерасслышанными предостережениями и опочил, удостоясь снисходительной статьи в Энциклопедии Брокгауза – того же Соловьёва:
«…Свои крайние мнения он без всяких оговорок высказывал и в такое время, когда это не могло принести ему ничего, кроме общего презрения и осмеяния. Большая часть политических, критических и публицистических произведений Л. соединена в сборнике “Восток, Россия и Славянство” (М., 1885–1886). После этого он напечатал в “Гражданине” ряд статей, под общим заглавием “Записки Отшельника”. Одна из них, “Национальная политика как орудие всемирной революции”, изд. отдельной брошюрой (М., 1889). При жизни Л. на него мало обращали внимания в литературе; можно назвать только статьи Н. С. Лескова (“Голос”, 1881 и “Новости”, 1883) и Вл. Соловьёва (“Русь”, 1883). После его смерти, кроме некрологов, появились следующие ст.: В. Розанова в “Русск. Вестнике” (1892), А. Александрова (там же), Влад. Соловьёва в “Русск. обозрении” (1892), кн. С. Трубецкого в “Вестн. Европы” (1892), П. Милюкова в “Вопр. филос. и психологии” (1893), Л. Тихомирова в “Русск. обозрении” (1894), свящ. И. Фуделя (там же, 1895). По обилию материала для характеристики особенно важны статьи о. Фуделя и г. Александрова…» (Вл. Соловьёв, статья «Леонтьев, Константин Николаевич».)
А почему Соловьёв? Почему Брокгауз? Об этом речь в нижеследующем лирико-энциклопедическом отступлении.
Глава 7
Лирико-энциклопедическая глава
Хорошо известен феномен сведения всей информации о мире под политически выверенном на тот момент углом зрения в «Большой советской…», «Малой советской…» и ещё раз «Большой советской…», а всего, значит, в трёх энциклопедиях, изданных за время существования СССР. Мощное, зримое проявление государственного влияния на мировоззрение своих граждан.
Так они и запомнились: первая – «Большая…», внушительные чёрные тома – «Сталинская». Далее: новая версия истории мира была отражена в «Хрущёвской», пропорционально его сроку правления «Малой советской энциклопедии», десять зелёненьких томов. И потом – снова «Большая…», «Брежневская» – пятьдесят красных. С детства – моё любимое чтение, великолепный, яркий образ времени. В «Малой», зелёненькой, понятно – статьи-опровержения предшественницы, «Большой», «Сталинской». И некая общая суетливость – забавный и несколько неожиданный портрет эпохи Хрущёва. На статью «Тридцатилетняя война» отведено 20 строчек и… убийственно тоскливая россыпь всяких… артистов балета Таджикистана, депутатов Верх. Совета, видных деятелей компартии Мадагаскара…
А «Большая», «сталинская» – таинственная, полузапретная. В нашем маленьком городке в одной библиотеке её не было вовсе, а в другой черномундирный строй томов стоял в таком дальнем углу, к которому почему-то никто не подходил. Школьник, библиотечный завсегдатай, я прекрасно помню своё тихое одинокое пересечение незримой границы, пять – семь шагов к таинственному стеллажу: глаз бежит по дикому набору слов, совершенно случайно попавших на алфавитные границы томов и потому вынесенные на корешок. «Варилоид – Вибратор» – это седьмой том, где статья «Ватерлоо» с картой знаменитого сражения.
Несколько страниц статьи «Сталин» в «сталинской» энциклопедии были – нет, не вырваны – аккуратнейше, тончайше вырезаны, вероятно бритвой, так что пропажа замечалась только по нарушенной нумерации страниц. Много лет спустя я узнал и «Претворение в жизнь решений XXII съезда КПСС», секретного доклада Хрущёва о культе личности. Лишь приглядевшись, можно было различить у самого корешка тоньчайшую, меньше миллиметра полоску – остатки крамольных страниц. Так же поступили и с другими статьями, касавшимися таинственной темы…
Это в библиотеках. А частные подписчики Большой советской энциклопедии (2-е издание) получили в 1953 году по почте большие конверты, содержащие: 1) отдельные листы энциклопедии со статьёй «Берингов пролив», 2). Специальное извещение: «Подписчику БСЭ. Государственное научное издательство “БСЭ“ рекомендует изъять из пятого тома БСЭ 21, 22, 23 и 24 страницы, а также портрет, вклеенный между 22 и 23 страницами, взамен которых Вам высылаются страницы с новым текстом. Ножницами или бритвенным лезвием следует отрезать указанные страницы, сохранив близ корешка поля, к которым приклеить новые страницы».
В пятом томе БСЭ на страницах 21–24 была статья «Л. П. Берия», а упомянутый, но не поименованный «портрет, вклеенный между 22 и 23 страницами» – его портрет.
В моей районной библиотеке, увы, так и не была вклеена та статья с Беринговым проливом, которому вдруг так невероятно посчастливилось с алфавитным соседом. Подменить его, как заболевшую оперную приму…
Ах если бы хрущёвцы не так его (не названного в извещении «подписчикам БСЭ») боялись бы и учли, что назначенный в НКВД лишь в 1938 году он и освободил более 300 000 жертв 1937 года, и атомную бомбу сделал… В общем, не расстреляли бы, а отправили его в его бывшие лагеря, и если бы он мог представляться… И тут видится потрясающая картина. Заключенный, как известно, должен называть о себе лишь цифры: «з/к № … статья № …». И тот, неназванный, докладывался бы: «БСЭ, том 5, страницы 21–24»…
Спустя много лет я узнал, что такова была судьба и той самой знаменитой французской La grande Encyclo-pédie, «второй Библии» Дидро, д’Аламбера и иже с ними… когда Государственный совет решил, что «…польза, приносимая искусству и науке, совершенно не соответствует вреду, наносимому религии и нравственности», и французские подписчики стали получать очередные тома через полицию, с вырезанными страницами. Мировой переворот, революции, в том числе Великая французская выглядели как «сноски», как приложение к статьям Вольтера, Монтескье, Гельвеция и к… 1,5 миллиона (тогдашних) ливров, заработанных издателем Ле-Бретоном, только от первого издания, и не считая дохода от переводов на европейские языки.
Так они и запомнились: первая – «Большая…», внушительные чёрные тома – «Сталинская». Далее: новая версия истории мира была отражена в «Хрущёвской», пропорционально его сроку правления «Малой советской энциклопедии», десять зелёненьких томов. И потом – снова «Большая…», «Брежневская» – пятьдесят красных. С детства – моё любимое чтение, великолепный, яркий образ времени. В «Малой», зелёненькой, понятно – статьи-опровержения предшественницы, «Большой», «Сталинской». И некая общая суетливость – забавный и несколько неожиданный портрет эпохи Хрущёва. На статью «Тридцатилетняя война» отведено 20 строчек и… убийственно тоскливая россыпь всяких… артистов балета Таджикистана, депутатов Верх. Совета, видных деятелей компартии Мадагаскара…
А «Большая», «сталинская» – таинственная, полузапретная. В нашем маленьком городке в одной библиотеке её не было вовсе, а в другой черномундирный строй томов стоял в таком дальнем углу, к которому почему-то никто не подходил. Школьник, библиотечный завсегдатай, я прекрасно помню своё тихое одинокое пересечение незримой границы, пять – семь шагов к таинственному стеллажу: глаз бежит по дикому набору слов, совершенно случайно попавших на алфавитные границы томов и потому вынесенные на корешок. «Варилоид – Вибратор» – это седьмой том, где статья «Ватерлоо» с картой знаменитого сражения.
Несколько страниц статьи «Сталин» в «сталинской» энциклопедии были – нет, не вырваны – аккуратнейше, тончайше вырезаны, вероятно бритвой, так что пропажа замечалась только по нарушенной нумерации страниц. Много лет спустя я узнал и «Претворение в жизнь решений XXII съезда КПСС», секретного доклада Хрущёва о культе личности. Лишь приглядевшись, можно было различить у самого корешка тоньчайшую, меньше миллиметра полоску – остатки крамольных страниц. Так же поступили и с другими статьями, касавшимися таинственной темы…
Это в библиотеках. А частные подписчики Большой советской энциклопедии (2-е издание) получили в 1953 году по почте большие конверты, содержащие: 1) отдельные листы энциклопедии со статьёй «Берингов пролив», 2). Специальное извещение: «Подписчику БСЭ. Государственное научное издательство “БСЭ“ рекомендует изъять из пятого тома БСЭ 21, 22, 23 и 24 страницы, а также портрет, вклеенный между 22 и 23 страницами, взамен которых Вам высылаются страницы с новым текстом. Ножницами или бритвенным лезвием следует отрезать указанные страницы, сохранив близ корешка поля, к которым приклеить новые страницы».
В пятом томе БСЭ на страницах 21–24 была статья «Л. П. Берия», а упомянутый, но не поименованный «портрет, вклеенный между 22 и 23 страницами» – его портрет.
В моей районной библиотеке, увы, так и не была вклеена та статья с Беринговым проливом, которому вдруг так невероятно посчастливилось с алфавитным соседом. Подменить его, как заболевшую оперную приму…
Ах если бы хрущёвцы не так его (не названного в извещении «подписчикам БСЭ») боялись бы и учли, что назначенный в НКВД лишь в 1938 году он и освободил более 300 000 жертв 1937 года, и атомную бомбу сделал… В общем, не расстреляли бы, а отправили его в его бывшие лагеря, и если бы он мог представляться… И тут видится потрясающая картина. Заключенный, как известно, должен называть о себе лишь цифры: «з/к № … статья № …». И тот, неназванный, докладывался бы: «БСЭ, том 5, страницы 21–24»…
Спустя много лет я узнал, что такова была судьба и той самой знаменитой французской La grande Encyclo-pédie, «второй Библии» Дидро, д’Аламбера и иже с ними… когда Государственный совет решил, что «…польза, приносимая искусству и науке, совершенно не соответствует вреду, наносимому религии и нравственности», и французские подписчики стали получать очередные тома через полицию, с вырезанными страницами. Мировой переворот, революции, в том числе Великая французская выглядели как «сноски», как приложение к статьям Вольтера, Монтескье, Гельвеция и к… 1,5 миллиона (тогдашних) ливров, заработанных издателем Ле-Бретоном, только от первого издания, и не считая дохода от переводов на европейские языки.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента