Игорь Вагант. Монастырь

   – Эд, – вдруг спросила она, – а помнишь, я как-то сказала, что заметила тебя еще в Талейне? И ты спросил, почему?
   – Да. – Он немного смешался.
   – Теперь я могу сказать, почему. – Девушка задумалась на несколько мгновений, глядя на тлеющие угли. – Тогда мне пришло в голову, что я была бы совсем не против, если бы на месте Трира вдруг оказался ты.
   Не зная, что ответить, он промолчал.
   – А сейчас, – тихо продолжила Гвендилена, – я в этом уверена.
   – Да?.. – выдохнул Эдвин.
   Девушка медленно повернула к нему голову.
   – Да, – просто сказала она. В отблесках костра Эдвин увидел, а точнее, почувствовал, как дрогнули ее длинные ресницы. Она легко повела плечами, и шкура упала к ее ногам. – Обними меня.

* * *

   Они шли, взявшись за руки.
   Где-то там, на востоке, проходил Северный тракт – как рассказывали, широкая и оживленная дорога с множеством городов и деревень. И, если идти по ней дальше, то она напрямую выводила к столице королевства – Лонденбургу. О том, куда идти, Эдвин имел только самое общее представление, но если учесть, что Северный тракт пересекал весь Корнваллис, то миновать его невозможно. Сколько времени займет дорога, Эдвин тоже не знал.
   По здравому размышлению он отказался от первоначального плана идти в Талейн, а потом в Крид – выяснять судьбу отца и сестры. Во-первых, в тех краях еще шла война, а во-вторых, если его семью действительно увезли в какой-нибудь укрепленный замок, то сейчас ей ничего не угрожает. Если же не увезли, то… Эдвину не хотелось даже думать об этом.
   И главное: местность между Талейном и Сидмонским монастырем была обжитой. С многочисленными дорогами, лесными тропками и гарнизонами в деревянных башнях. А это означало, что для Эдвина с Гвендиленой сейчас нет более опасного места, чем владения его Высочества герцога Беркли.
   Хижина, в которой они провели ночь, стояла на склоне невысокого горного хребта, тянувшегося с юга на север. Недолго подумав, Эдвин решил, что где-то здесь обязательно должна быть дорога, которая бы связывала герцогство Беркли с восточными землями. Выйдя из хижины, они пошли на юг (склоны там показались им не такими крутыми), и в скором времени действительно обнаружили ту самую тропу. Наверняка имелись и другие, но эта Эдвина вполне устроила, поскольку, петляя по лесу, определенно вела в восточном направлении.
   Шли, улыбались и болтали обо всем, время от времени останавливаясь, чтобы сорвать уже редкую здесь землянику. Яблоки, часто попадавшиеся им на пути, были еще мелкими и кислыми. Чем дальше на восток, тем горы, и без того невысокие, мельчали и старели, переходя в пологие холмы, а лес становился все ниже и реже, перемежаясь с зарослями жимолости, крушины и шиповника. Солнце жарило вовсю с безоблачного неба.
   – Как красиво! – всплеснув руками, сказала Гвендилена, когда они оказались на вершине очередного холма.
   Перед ними расстилалась долина с сочной изумрудного цвета травой, среди которой несла свои воды река. Осиное гуденье висело в воздухе, а под ногами, шурша, то и дело пробегали маленькие ящерки.
   Чуть левее, вверх по течению, виднелся мост. Каменный, с доброй дюжиной арок; судя по бурлящей воде, река в этом месте была не особенно глубокой, а течение – быстрым. А на том берегу, милях в двух, посреди виноградников стояли, утопая в зелени, полтора десятка домиков. Заходящее солнце слепило, отражаясь от беленых стен.
   – Ты знаешь, что это за деревня? – спросила Гвен.
   Эдвин покачал головой.
   – Нет. Но это неважно. Кажется, по эту сторону гор – я даже не уверен, что это Срединные горы, – уже не владения Беркли. Отец рассказывал мне. Это то ли графство Хартворд, то ли Деверо. А может, Клеймор.
   – Ты знаешь всех господ? – изумилась девушка.
   – Честно говоря, слышал только об этих, – улыбнулся Эдвин, – и то потому, что они к нам ближе всего. Но где какое из графств, не представляю. Главное, что в этой деревне можно будет раздобыть еду. Поработаю немножко, свинарник кому-нибудь почищу, или что еще. Может, и другим платьем тебе разживемся.
   Гвендилена фыркнула.
   – А я думала, тебе это нравится.
   – Ну… да, – нерешительно протянул Эдвин.
   – Оно снимается легко, – пояснила Гвендилена.
   Эдвин расхохотался.
   Они вместе побежали вниз по холму, с удовольствием вдыхая запах прохлады, доносившийся с реки. Добежав до воды, пошли по берегу. С этой стороны он был обрывист, а на той, почти у моста, виднелось что-то вроде пристани, возле которой качались на волнах несколько лодок.
   Перед мостом Эдвин замедлил шаг.
   Мост был очень старый. Сложенный из огромных валунов, с обвалившимися краями и всего в пару шагов шириной. Его дальний конец терялся в кустах и зарослях орешника.
   – Что?.. – спросила Гвендилена.
   – Не знаю. – Он задумчиво покусал губу. – Нет никого.
   Она застыла в ожидании.
   – Вот что, – сказал Эдвин, – надо бы сначала разведать, что там такое.
   Гвендилена вдруг схватила его за рукав.
   – Смотри! – выдохнула она, указывая пальцем вниз.
   Прямо под ними в утлой лодчонке, уткнувшейся носом в берег, лежал на спине человек. Он прикрыл лицо рукой и как будто спал.
   Оглядевшись вокруг, Эдвин склонился над обрывом.
   – Эй! – тихонько позвал он. Человек не пошевелился. Эдвин коротко глянул на свою спутницу.
   – Подожди меня здесь. Я посмотрю, что с ним, и быстро вернусь.
   Гвендилена хмыкнула.
   – Помнится, ты уже один раз сказал мне это самое «подожди», а потом ринулся в дыру. И в результате я чуть не утонула. Плохое слово. Пойдем вместе.
   Эдвин обнял ее и нежно поцеловал.
   – По-до-жди, – строгим голосом повторил он.
   Гвендилена забавно нахмурила лоб. Помолчала мгновение, потом вдруг встала на цыпочки и поцеловала его в ответ.
   – Хо-ро-шо, – улыбнулась она.
   Держась за пучки травы и корни деревьев, Эдвин принялся спускаться вниз. Обрыв был крут и каменист. Похоже, подумал он, река здесь сильно разливается по весне. И тут же сорвался, шлепнувшись прямо в воду.
   Здесь оказалось неожиданно глубоко, почти по пояс. Отплевываясь и с трудом удерживая равновесие на скользких камнях, Эдвин подобрался к лодке.
   – Эй, – еще раз позвал он.
   Ноги у человека были неестественно вывернуты, как будто он упал сверху. Эдвин тихонько потряс его за плечо. Рука, которой тот закрывал лицо, безжизненно упала; в его шее, глубоко уйдя внутрь, торчало древко арбалетного болта.
   Эдвин нервно сжал зубы. Рана совсем свежая.
   И тут же сверху раздался истошный вопль Гвендилены. Крики и топот сапог.
   Эдвин ринулся по склону, тяжело дыша и цепляясь за землю скрюченными пальцами. На мосту мелькали человеческие фигуры; солнечные лучи отражались от металлических блях, нашитых на солдатские колеты.
   Гвендилена визжала. Ее схватили и, громко хохоча, потащили в сторону деревни.
   – Стойте! – прохрипел Эдвин, ухватившись за край обрыва. Чей-то сапог вдавил его руку в землю.
   – Ишь ты, – голос сверху был сипловат и спокоен. – Никак, женишок?..
   Эдвин поднял голову и в то же мгновение ощутил дикую боль в плече. В глазах помутилось, и он стремительно полетел вниз.

* * *

   Ее повалили на траву, в одно мгновение разорвав платье. Сразу несколько рук вцепились в нее, тиская грудь, лапая за ягодицы. Тяжело дыша, Гвендилена извивалась и брыкалась, но силы оказались слишком неравными. Кто-то схватил ее за руки, вжал голову в землю и, пахнув вонючим дыханием, принялся слюнявить губы. Гвендилена впилась в него зубами. Солдат охнул от боли и наотмашь ударил ее по лицу.
   – Сучка! – заорал он, отплевываясь и путаясь в завязках штанов. – Руки, ноги ей держите! Сейчас получишь, тварь!
   Гвендилена с ненавистью глядела на него, не переставая изворачиваться. На нее набросились сразу человек пять, пригвоздив руки к земле и раздвинув ноги так широко, что она захрипела от боли. Вырвала ногу и ударила одного из них в живот. Вокруг захохотали.
   – Да чего трепыхаешься, дура!
   Челюсть солдата дрожала от возбуждения, заставляя трястись жиденькую светло-рыжую бороденку; из уголка его рта текла кровь. Он навалился на нее, вцепившись в грудь, царапая ее обломанными ногтями. Гвендилена взвизгнула и неистово задергалась.
   – Сука! – завопил солдат. У него никак не получалось.
   Гвендилена плюнула ему в лицо.
   – Эй, эй, – раздался хриплый голос, на мгновение перекрыв царящий вокруг гвалт, – Инбер, отвали!
   Солдат с рыжей бороденкой, не оставляя своих попыток, мельком глянул в сторону.
   – Чего так?
   – Отвали, говорю…
   Произнесший эти слова схватил Инбера за шиворот и стащил с Гвендилены. Тот зарычал от злости, сделав такое движение, как будто хотел выхватить меч. Меча у него на поясе не оказалось, а сам он, запутавшись в спущенных штанах, повалился на землю. Вокруг заржали.
   – Она моя! – яростно заявил Инбер, брызгая слюной и безуспешно пытаясь подняться, – я ее нашел!
   – Успокойся. – Человек, дернувший его за ворот, стоял, засунув большие пальцы рук за поясной ремень. Он был невысокого роста, но очень широк в плечах. На его груди, на кожаном колете красовалась большая металлическая бляха с изображением медведя с суковатой палкой. Через все лицо наискось шел багрового цвета рубец.
   – Чего?! – взвизгнул Инбер.
   – К его светлости отвезем. Хороший подарок. Красотка. – Человек со шрамом взглянул на Гвендилену, мимоходом скосив глаза на ее широко раздвинутые ноги. – Да и, похоже, нерожавшая к тому же.
   Гвендилена вздрогнула, внезапно осознав, что ее уже не держат, и уселась на земле, сжавшись и обхватив колени.
   – Да этого добра в Килгерране, как грязи, – рявкнул Инбер. Ему все же удалось подняться. Скрюченные пальцы, которыми он поддерживал свои штаны, подрагивали.
   Глаз меченого сверкнул огнем.
   – Хочешь поспорить?! Я сказал – отвезем.
   Притихшие было солдаты заворчали.
   – Не по справедливости это, Модрон, – сказал кто-то из них. – Ты – сотник, тебе решать, но он правда первый девку нашел. Имеет право.
   – Да, да, имеет…
   – Тихо, – спокойно произнес Модрон. – Вы чего хотите его милости привезти? Две недели сюда на юг топали, а тут уже места живого нет. Что – десяток овец да пару горстей серебра? А его милость рыженьких любит. У нас там сивые одни, надоели ему хуже горькой редьки, а эта – вон какая вишенка. Хоть она – и то дело.
   – Она – моя! – как-то неубедительно крикнул Инбер. – Это – обычай!
   Модрон пожал плечами.
   – Ну, может, и обычай. Но ежели эта рыжая господину приглянется, да потом ляпнет что-нибудь про тебя – известно же, что у баб что на уме, то на языке, – то как он отнесется к тому, что ты поимел ее по полной, перед тем, как его Высочеству подарить?
   Солдаты зафыркали, переглядываясь.
   – Верно сотник говорит, верно, – подал голос один из наемников. Все его лицо покрывали татуировки.
   – То-то и оно, – кивнул Модрон, – ты, Инбер, другую дырку себе поищи.
   – Да откуда тут?.. – снова взвизгнул Инбер. – Всех путевых по замкам попрятали… старухи одни, да мокрые курицы…
   Меченый усмехнулся.
   – Зато эта сухая… видать, не по нраву ты ей.
   Вокруг раздался смех.
   – Точно-точно…
   – А как она Тэдригу в глаз залепила…
   – А у Инбера-то пол-языка нет уже, поди…
   – Да, не умеет он с бабами обращаться…
   – Куда ему… думает, как кочерыжку свою достанет, все девки в округе мокнуть начинают…
   – Заткнитесь, вы! – рявкнул Инбер, вызвав еще больший хохот.
   Модрон, еле заметно улыбаясь, поднял руку.
   – Все, хватит. Собираемся и уходим. Арн, подойди.
   Солдаты, посмеиваясь, принялись разбредаться. К Модрону подошел один из них, уже в летах и с длинными седыми усами, свешивавшимися по обе стороны рта. Усы были заплетены в косички, в которых забавно позванивали крохотные колокольчики, череп гладко выбрит, а прямо из затылка наподобие конского хвоста торчал длинный пук волос.
   – Арн, возьми ее да на речку своди. Пусть помоется хорошенько, а то загадили всю девку.
   – Может, помоложе кого, – проворчал Арн, коротко глянув на Гведилену, – удерет еще. Вон какая резвая.
   – Чушь, – пожал плечами Модрон, – веревку на шею привяжи. Да, и потом найди ей поесть что-нибудь, и тряпку какую – прикрыться.
   Арн кивнул и подошел к Гвендилене, дав солдатам знак отпустить ее. Сам крепко взял за руку и помог подняться. Девушка хрипло дышала, вздрагивая всем телом, слезы ручьями текли по щекам.
   – Успокойся, кроха, – тихо сказал Арн, – все уже. Никто тебя не тронет.
   В то же мгновение откуда-то сбоку к ним подскочил Инбер, с ненавистью заглянув Гвендилене в лицо.
   – Шлюха, – прошипел он, – я с тобой еще поквитаюсь…
   Она отшатнулась. С быстротой молнии – Гвен даже не поняла, как – Арн выхватил кинжал, уткнув тонкое лезвие в горло Инберу.
   – Ты не слышал? Сказано же было – отвали.
   Инбер оскалился, показав гнилые зубы.
   – Ладно, – прохрипел он, – потом поболтаем.
   Арн безразлично кивнул. Инбер, вытерев выступившую на шее капельку крови, вразвалку пошел прочь.

Глава 6
Темный лес

   Прямо над головой, выбиваясь из-под длинных сучковатых хворостин, из крыши торчали пучки соломы, черноватой и, судя по кислому запаху, слегка подгнившей. Эдвин повернул голову и тут же закашлялся, ощутив в груди ноющую боль.
   Хижина была кривая, с плетеными стенами, кое-как замазанными глиной, и очагом, над которым висел котелок. Очаг был устроен на полу прямо в середине комнаты – обложенный камнями и жутко чадящий, он отбрасывал на стены красноватые отблески.
   – Очнулся, милок…
   Что-то темное, чего Эдвин поначалу и не заметил, повернулось в его сторону, обратившись в старуху с крючковатым носом и распущенными седыми волосами. Прямо как ведьма из детских сказок, промелькнуло у него в голове.
   – Гве… – Голос его не слушался. Вместо «Гвен» из горла вырвался какой-то глухой хрип. Эдвин опять зашелся в кашле.
   Старуха понимающе кивнула и поворотилась к дощатому столу, заставленному кувшинами и бутылями всех размеров.
   – Пей. – Она поднесла к его губам глиняную плошку.
   Эдвин сделал пару глотков и попробовал приподняться на руках. Не получилось. Руки и ноги он чувствовал, но от слабости кружилась голова. Струйка горьковатой на вкус воды стекла по его подбородку.
   – Гвендилена… – просипел он.
   Бабка внимательно на него посмотрела.
   – Никак, подружку потерял?
   – Гвендилена… девушка. Не видели?
   Старуха пожала плечами и, повернувшись к очагу, помешала в котелке.
   – Нет. Один ты был. К берегу тебя прибило. И аккурат в том месте, где я сидела. – Она взглянула на него через плечо. – Радуйся, парень. Еще б чуть-чуть – и свиделся бы с Матолухом. Я уж как видела, что он к тебе свои лапы когтистые тянет, да чешуей посверкивает.
   – Что со мной?
   Старуха пошарила на столе.
   – Вот. – Она потрясла зажатой в кулаке арбалетной стрелой. – Она, красавица. Хорошо, что в ключицу. Чуть бы ниже – и все.
   Эдвин вновь сделал слабую попытку подняться. Перед глазами мутилось.
   – Я должен…
   – Ничего ты не должен. – Бабка хмыкнула, продолжая помешивать в котелке. – Спи давай. Зелье я тебе дала, скоро будешь, как новый. Уж и то хорошо, что очнулся. Поешь, отдохнешь, а там…
   Ее голос затихал в голове Эдвина, звуки наползали друг на друга, булькая и обращаясь в невнятный шепот. Журчание воды, усиливаясь до дикого грохота, закладывало уши, он раз за разом втыкал нож в спину Эльфина, а тот, не обращая на это никакого внимания, сидел на ступеньке лестницы, ведущей в верхний двор, и что-то мягко и терпеливо втолковывал Эдвину. Гвендилена лежала, закинув руки за голову, и смотрела на него из-под полуопущенных ресниц, а губы ее приоткрывались в ожидании поцелуя.
   – Милок… милок, – шептала она, а когда он наклонялся к ней, ее нос становился крючковатым, а разметавшиеся волосы обращались в седые космы. – Просыпайся. Время… – старческим голосом прошамкала Гвендилена. Эдвин вздрогнул: заглядывая в глаза, над ним нависало лицо бабки. – Вот и славно, – сказала она, – подымайся. Нельзя крушинок упускать.
   В хижине царил полумрак. Если утро, то почему темно?
   Похоже, он сказал это вслух. Старуха усмехнулась.
   – Не ночь нынче. Вечер. Ты ночь проспал, и день до кучи. Но сейчас уж нет больше времени спать. Поторапливаться надо. Вставай.
   Юноша кивнул и сделал слабую попытку подняться. Охнул от боли и повалился на спину. Грудь болела так, как будто в лесу на него упало дерево.
   Старуха недовольно фыркнула и, пошарив у пояса, что-то протянула Эдвину, ткнув пальцами прямо ему в рот.
   – Вот. Прожуй и проглоти. Ты должен встать. Иначе на всю жизнь калекой останешься. Будешь ходить согбенный, да кровью харкать, пока Вил тебя не заберет.
   Эдвин послушно принялся жевать. Это походило на листья какого-то растения, сладковатые и горькие одновременно. Боль отступила почти сразу же, а в теле появилась невероятная легкость. Эдвин вздохнул полной грудью, лишь на мгновение ощутив слабый укол где-то внутри.
   – Чудесно, спасибо вам, – сказал он, с удивлением услышав странный набор звуков, что вырвались изо рта. Язык шевелился с трудом, спотыкаясь о зубы.
   Эдвин легко поднялся и тут же упал, уткнувшись носом в утоптанный земляной пол. Боли не чувствовалось, но руки и ноги вели себя так, как в то памятное ему утро после Аонгусовой ночи, когда он первый раз напился медовухи. Напиток был тягучий, тело – легким, как пушинка, а язык не слушался, болтал что-то сам по себе.
   Голова кружилась, перед глазами плясали тени, хохоча и шепча ему в уши всякую чушь. Бабка что-то говорила: во всяком случае, Эдвин видел, как губы ее шевелились, но ничего не понимал, и только с изумлением наблюдал за тем, как она то приближалась, то стремительно удалялась, размахивая руками, а полы ее дырявого плаща и длинные седые волосы плавали в воздухе подобно клочкам тумана.
   Старуха помогла ему подняться и потянула за собой. Эдвин отчаянно щурился и протирал глаза, стараясь разглядеть, куда он идет, но бесконечное круженье всего вокруг сильно мешало.
   Они шли куда-то в темноту. Эдвин постоянно спотыкался, ветки хлестали его по лицу, а голова трещала от шепотков, криков и взвизгиваний тысяч невидимых исбри. Духи заглядывали ему в глаза, дергали за рукава и надоедливо о чем-то вопрошали.
   Они легко подняли Эдвина и уложили на большую каменную плиту. Толстые стволы деревьев нависали со всех сторон, раскачивались в разные стороны, кивали друг другу, тянулись ветвями и невнятно разговаривали.
   Старуха скинула с себя одежду, оставшись совершенно нагой. Эдвин едва не засмеялся: все это казалось ему необычайно забавным. Женщина принялась кружиться вокруг него, а белые космы топорщились в разные стороны, делая ее голову похожей на огромный одуванчик. Эдвин с удивлением глядел по сторонам: затянув странную песню, деревья начали раскачиваться в такт ее движениям, и вдруг некоторые из них, самые небольшие и светлые, обратились в женские фигуры, тоже обнаженные и с развевающимися длинными волосами. Древние старухи и совсем юные девушки танцевали, хлопали в ладоши и бесконечно кружились так быстро, что Эдвину сделалось холодно от вихрей ветра, что они поднимали, а прямо над ним – Эдвин изумленно помотал головой – в иссиня-черном небе среди мириадов звезд загорелись одна, две… нет, целый десяток лун. Небесные светила вели хоровод в одну сторону, исбри – в другую. Их волосы сплелись в рой светлячков, а пальцы скользили по телу Эдвина. Даже деревья – он уже не понимал, что происходит, – бродили с места на место, скрипя сучьями и переступая корнями.
   Женщины танцевали все быстрее и быстрее, сжимаясь вокруг него в тесный круг и протягивая руки-ветви. В его груди нарастал страшный жар, а глазам делалось больно от дикого мелькания белых фигур. Цветной водоворот в голове Эдвина превратился в гигантскую воронку с пульсирующей в центре чернотой; его крутило и бросало из стороны в сторону, пока не засосало окончательно. Липкие волны объяли Эдвина со всех сторон, и он потерял сознание.

* * *

   – До ночи тебе надобно отсюда уйти, – сказала старуха, глянув через плечо.
   Эдвин сидел в хижине и за обе щеки уплетал вкуснейшую похлебку из молодой козлятины. Он был голоден до крайности: настолько, что съел уже целых две плошки, но никак не мог понять, наелся или нет. От раны у него остался лишь крохотный рубец, который совсем не болел и имел такой вид, будто зажил уже давно.
   Его спасительницу звали Керадина. Она снова возилась у очага, что-то помешивая в небольшой глиняной посудине, стоявшей на огне.
   – Конечно. – Эдвин с трудом проглотил последний кусок мяса. – Я не задержусь. Керадина, чем я могу отблагодарить тебя?
   Старуха усмехнулась.
   – Да ничем. Очень уж ты на моего муженька похож, когда тот совсем молодой был. Оттого, наверное, и не смогла тебя оставить, когда на берегу заприметила. Да и не гоню тебя вовсе, тут в другом дело. Крушинки на тебя глаз положили.
   – Кто?
   – Те девушки. Хоть ты и не в себе был, но заприметил их, наверное? Знаю, трудно парню от таких красавиц взгляд оторвать.
   Эдвин пожал плечами.
   – Не знаю. Совсем плохо у меня с головой было. А кто они? Это – исбри? Лесные? И как я могу отблагодарить их?
   – Сама уж как-нибудь с ними договорюсь. Они не жадные, и простым смертным часто просто так помогают. А бывает, что просто так и губят. Очень обидчивые. Так что ты уйти должен.
   – Не понимаю. Ежели они меня спасли, то зачем же теперь губить?
   Старуха поставила перед ним деревянную кружку с горько пахнущей жидкостью.
   – Пей. Этим совсем залечишься. А губить – нет, не смерти хотят. Я ж сказала: понравился ты им. Ежели мужчина им какой приглянется, то часто так бывает, что к себе его забирают. Танцуют, ласкают, а ихняя любовь ох какая сладкая. А одна из них на тебя глаз положила. Ясноокая такая, небольшого росточка.
   – Так они же духи, разве нет?
   Керадина хмыкнула.
   – Духи иль не духи – то нам не ведомо. Но раз их за разные мягкие места можно пощупать, конечно, когда они того хотят, так стало быть, не совсем духи.
   Эдвин слегка покраснел, понадеявшись, что в полумраке хижины бабка этого не разглядит.
   – Да, да. – Керадина кивнула. – И мало у кого силы находятся, чтобы от такого телесного наслаждения оторваться. Истончаются быстро. А крушинки потом новых себе ищут. Ищут – даже не то слово. Мужики для них вроде забавы. Залюбят до смерти – им в этом интерес.
   – Ничего, у меня силы найдутся. У меня уже другая девушка есть, Гвендилена.
   – Так если по своей воле от них уйдешь, то они тебе этого не простят. Но в другом еще беда. Как думаешь, когда крушинки тебя подлечили? Сколько времени прошло?
   Эдвин непонимающе мотнул головой.
   – Так прошлой ночью. Разве не так? Или я опять два дня кряду проспал?
   – То-то и оно. По ихним-то меркам так и есть, что прошлой ночью, всего-то несколько минут вокруг тебя свои танцы отплясывали. А здесь, в нашем-то мире, уж неделя прошла.
   Эдвин подскочил на месте.
   – Как?
   – Именно. – Старуха с серьезным видом кивнула. – И если какая из них тебя за собой утянет, то будет тебе на пару ночей счастье, и за это же время состаришься, а старый ты крушинкам без надобности. А на нашей-то земле – и тем более. Все, кого знаешь, помрут, и Гвендилену твою уж похоронить успеют. А та голубоглазая, помяни мое слово, непременно ночью за тобой явится. Я видела, какими она глазами на тебя смотрела. Даром что они говорить не умеют, шипят только.
   Эдвин вскочил.
   – Так я пойду сейчас.
   – Не торопись. Тебе всего-то надо – на ту сторону реки перебраться.
   – А там они уже силы не имеют?
   – Нет. Эти крушинки – местные. Далеко не ходят.
   Эдвин задумчиво почесал нос.
   – Удивительно: всю жизнь в Талейне прожил, там тоже чащоба вокруг, но ни разу о таких тварях не слышал.
   – Тс-с. – Керадина приложила палец к губам. – Не говори так. Исбри есть везде, все они слышат, и все они разные. Злые, добрые, полезные и вредные. Но здесь, сынок – особое место. Здесь – темный лес. Слыхал о таком?
   – Слыхал, но даже не думал… Матушка сказывала, что он вроде как даже ходить может, бродить с места на место.
   Старуха пожала плечами.
   – Наверное, может, но я такого не видела. Уж сколько лет здесь живу. А в древние времена, говорят, случалось. Но для этого что-то особенное надобно, такое, чтобы все жители лесные как одно целое поднялись. – Керадина усмехнулась. – А это ох как трудно сделать. Исбри – они как дети. Ссорятся постоянно, верещат. Но все равно лучше людей. Зависти в них нет, и тайных мыслей тоже.
   – А эти крушинки – как вы о них узнали? Как их вызываете? Или здесь, в лесу, места какие особые есть?
   Керадина не ответила. Она села на лавку и принялась штопать эдвинову рубаху. Длинная костяная игла летала в ее пальцах словно бабочка.
   Наконец она подняла голову.
   – Как вызываю – не скажу. Тебе это все равно без надобности, мужчин они слушать не будут. А узнала о них случайно. Мужа они моего от смерти спасли. – Старуха скривила рот. – Или не спасли, не знаю.
   – Как так?
   – Давным-давно бежали мы с ним от злых людей с самой Тэлейт. Река такая есть, далеко отсюда, знаешь? Злые люди очень сильно его ранили, и он уж одной ногой по ту сторону Глейра стоял. А крушинки сказали, что спасут, но только если я его им отдам. Я и согласилась.
   – Согласились? – пораженно переспросил Эдвин.