О содержании завещания пока можно было только догадываться. И Элла догадывался. Он украдкой взглянул на своего брата – вот где собака-то зарыта. Вот он – Сигеберт, любимчик покойного короля и самый способный ученик Великого магистра.
После Кордейлы Пенардин у Идриса сменилось еще три или четыре жены. Или шесть, или восемь – тех, которые достаточно долго жили при дворе и делили с ним ложе. Хэвейд настаивал на том, чтобы король вступил в брак сообразно новому порядку: в церкви, при свечах и под пение служек, но в этом Леолин оказался несгибаем. Что он, каждую бабу должен к алтарю вести перед тем, как она ноги раздвинет? Или после того? Увольте. Главное – монаршая кровь, говорил он, а потом из отпрысков моих уж можно будет выбрать наиболее достойного. Какая разница, которая из них принесет мне доброго наследника? Так отцами установлено, и так при мне будет, заключал он, пьяно посмеиваясь, а дети мои пусть сами за себя решают.
Сигеберт был сыном Лиэннон, которую Элла до сих пор смутно помнил. Высокая, статная женщина с вызывающе пухлой грудью и озорным взглядом слегка прищуренных глаз. Родом она была вроде из Фергусов Айдгермарских, во всяком случае, так утверждала она сама, но для Идриса это не имело никакого значения. По какой надобности она оказалась во дворце, никто не знал, но ее беззаботный нрав и роскошные формы быстро протоптали ей тропинку в кровать короля. Она родила ему сына и двух дочерей, Айлин и Беатрис, а потом сгинула в одночасье от чумы.
Король переживал страшно, пил запоем. Лиэннон осталась самой большой его любовью, хотя еще при ее жизни это не мешало ему время от времени развлекаться с другими женщинами – знатными или из дворни. Идрис был не особенно разборчив. От одной из них, двумя годами позже Сигеберта, на свет появился Элла.
Своего младшего сына Идрис Леолин всерьез не воспринимал. Старший, Теодрик – тот был первенцем, похожим на отца, как отражение в зеркале: такой же большой и рыхлый, с удовольствием составлявший ему компанию на охоте или в попойке. Беорн – на первый взгляд туповат, но добродушен и послушен. Надо призвать к ответу какого-нибудь мелкого барона за то, что тот ополченцев не по норме прислал, или за тридевять земель в Корнавон съездить, там налогов недобор, или еще куда по мелочи – пожалуйста. Беорн к каждому поручению относился так, как будто от этого зависело спасение его души. Правда, получалось все у него почти всегда наперекосяк, но отец его послушание ценил. Сигеберт – ну, это отдельный разговор. Высокий красавчик с копной светлых волос, как у его любимой Лиэннон, правильный и благородный. Старый король довольно покачивал головой, слушая, как Сигеберт рассуждает о новой вере – проще и понятнее, чем сам Хэвейд, и откровенно любовался сыном, когда тот на поле брани, привстав на стременах, выхватывал сверкающий меч.
Сигеберта отличала только одна слабость – женщины (а у всех женщин, кажется, тоже была только одна слабость – Сигеберт, отметил про себя Элла), но Идрис лишь усмехался, когда узнавал про очередную зазнобу своего любимчика, видя в нем продолжение самого себя. Однако и при этом Сигеберт умудрялся вести себя правильно – он никогда не опускался до прислуги, и ни одна из тех смазливых девиц, что побывали у него в постели, надолго там не задерживалась. Супруга должна быть одна, считал он, не столько по личным соображениям, сколько исходя из пользы королевства. А достойной претендентки на роль супруги он пока себе не нашел.
Элла же вырос белой вороной в компании своих братьев. Хм, белой… Он мысленно фыркнул. Невысок, черен и всегда себе на уме. Отец слишком многое делал неправильно, и он, Элла, по собственному скромному мнению, стал бы куда лучшим правителем для этой страны. Беда в том, что его суждения в большинстве случаев расходились с мнением самого короля и старших братьев, которые только отмахивались от глупостей, которые нес этот хмурый недоросток. Эллу дико раздражало, что отец постоянно ставит Сигеберта ему в пример, даже в том, что касается женского пола, и намеренно начал поступать по-другому, не делая никаких различий между служанками и мелкими дворяночками.
Последняя, кстати, была ничего. Агнес, побочная дочка какого-то мелкого сира из Рудлана, молоденькая и горячая. Но уже на следующее утро Элла вышвырнул ее из своих покоев, наградив парой оплеух – за то, что та коровьими глазами пялилась на Сигеберта, который в это время показался во дворе.
Дождь между тем кончился, и выглянувшее из-за туч солнце стало заметно припекать. Элла небрежным движением скинул плащ с плеч, не озаботившись посмотреть, поймал ли его мальчишка, как его там – Глойн, что ли? Ежели не поймал – пусть пеняет на самого себя.
Впереди, в полумиле от процессии, показались бревенчатые стены Лонхенбурга.
Еще во времена Первого королевства Эдгар Длинная Шея заложил здесь замок, о существовании которого напоминали только огромные замшелые валуны, лежащие в основании нынешнего Лонливена.
Потом случилась Война Цветов – почему она получила такое странное название, Элла так и не разобрался. Людские племена, незадолго до того переселившиеся на эти благодатные земли, схлестнулись не на жизнь, а на смерть – остров Корнваллис показался им слишком маленьким для того, чтобы жить в мире. И Длинная Шея проиграл. Бывшие его соратники разорвали королевство на части, оставив Эдгару развалины его дома и, как признание его заслуг, корону.
Дважды замок пытались отстроить заново. Место было прекрасное: на высоких берегах полноводной Тэлейт, что неторопливо несла изумрудные волны к морю Арит, среди дубовых и грабовых лесов. Главное же, если отбросить все эти красивости в сторону, заключалось вот в чем (тут Элла усмехнулся): тот, кто владеет Лонливеном, владеет Северным трактом, единственной удобной дорогой, что связывала части королевства. Конечно, имелись и другие пути с юга на север – морем, или через Срединные горы, но жители Корнваллиса море не жаловали, а горы были слишком высоки и труднопроходимы. Старая дорога через Дубренский лес пользовалась дурной славой: во время войны Трех Королей там пропала сгинув без следа, целая армия, четыре тысячи всадников и пехоты, которых король Модред Эдгариддин неосмотрительно повел прямо через чащу.
После Кордейлы Пенардин у Идриса сменилось еще три или четыре жены. Или шесть, или восемь – тех, которые достаточно долго жили при дворе и делили с ним ложе. Хэвейд настаивал на том, чтобы король вступил в брак сообразно новому порядку: в церкви, при свечах и под пение служек, но в этом Леолин оказался несгибаем. Что он, каждую бабу должен к алтарю вести перед тем, как она ноги раздвинет? Или после того? Увольте. Главное – монаршая кровь, говорил он, а потом из отпрысков моих уж можно будет выбрать наиболее достойного. Какая разница, которая из них принесет мне доброго наследника? Так отцами установлено, и так при мне будет, заключал он, пьяно посмеиваясь, а дети мои пусть сами за себя решают.
Сигеберт был сыном Лиэннон, которую Элла до сих пор смутно помнил. Высокая, статная женщина с вызывающе пухлой грудью и озорным взглядом слегка прищуренных глаз. Родом она была вроде из Фергусов Айдгермарских, во всяком случае, так утверждала она сама, но для Идриса это не имело никакого значения. По какой надобности она оказалась во дворце, никто не знал, но ее беззаботный нрав и роскошные формы быстро протоптали ей тропинку в кровать короля. Она родила ему сына и двух дочерей, Айлин и Беатрис, а потом сгинула в одночасье от чумы.
Король переживал страшно, пил запоем. Лиэннон осталась самой большой его любовью, хотя еще при ее жизни это не мешало ему время от времени развлекаться с другими женщинами – знатными или из дворни. Идрис был не особенно разборчив. От одной из них, двумя годами позже Сигеберта, на свет появился Элла.
Своего младшего сына Идрис Леолин всерьез не воспринимал. Старший, Теодрик – тот был первенцем, похожим на отца, как отражение в зеркале: такой же большой и рыхлый, с удовольствием составлявший ему компанию на охоте или в попойке. Беорн – на первый взгляд туповат, но добродушен и послушен. Надо призвать к ответу какого-нибудь мелкого барона за то, что тот ополченцев не по норме прислал, или за тридевять земель в Корнавон съездить, там налогов недобор, или еще куда по мелочи – пожалуйста. Беорн к каждому поручению относился так, как будто от этого зависело спасение его души. Правда, получалось все у него почти всегда наперекосяк, но отец его послушание ценил. Сигеберт – ну, это отдельный разговор. Высокий красавчик с копной светлых волос, как у его любимой Лиэннон, правильный и благородный. Старый король довольно покачивал головой, слушая, как Сигеберт рассуждает о новой вере – проще и понятнее, чем сам Хэвейд, и откровенно любовался сыном, когда тот на поле брани, привстав на стременах, выхватывал сверкающий меч.
Сигеберта отличала только одна слабость – женщины (а у всех женщин, кажется, тоже была только одна слабость – Сигеберт, отметил про себя Элла), но Идрис лишь усмехался, когда узнавал про очередную зазнобу своего любимчика, видя в нем продолжение самого себя. Однако и при этом Сигеберт умудрялся вести себя правильно – он никогда не опускался до прислуги, и ни одна из тех смазливых девиц, что побывали у него в постели, надолго там не задерживалась. Супруга должна быть одна, считал он, не столько по личным соображениям, сколько исходя из пользы королевства. А достойной претендентки на роль супруги он пока себе не нашел.
Элла же вырос белой вороной в компании своих братьев. Хм, белой… Он мысленно фыркнул. Невысок, черен и всегда себе на уме. Отец слишком многое делал неправильно, и он, Элла, по собственному скромному мнению, стал бы куда лучшим правителем для этой страны. Беда в том, что его суждения в большинстве случаев расходились с мнением самого короля и старших братьев, которые только отмахивались от глупостей, которые нес этот хмурый недоросток. Эллу дико раздражало, что отец постоянно ставит Сигеберта ему в пример, даже в том, что касается женского пола, и намеренно начал поступать по-другому, не делая никаких различий между служанками и мелкими дворяночками.
Последняя, кстати, была ничего. Агнес, побочная дочка какого-то мелкого сира из Рудлана, молоденькая и горячая. Но уже на следующее утро Элла вышвырнул ее из своих покоев, наградив парой оплеух – за то, что та коровьими глазами пялилась на Сигеберта, который в это время показался во дворе.
Дождь между тем кончился, и выглянувшее из-за туч солнце стало заметно припекать. Элла небрежным движением скинул плащ с плеч, не озаботившись посмотреть, поймал ли его мальчишка, как его там – Глойн, что ли? Ежели не поймал – пусть пеняет на самого себя.
Впереди, в полумиле от процессии, показались бревенчатые стены Лонхенбурга.
* * *
Лонхенбург был молодым городом. Молодым и старым одновременно.Еще во времена Первого королевства Эдгар Длинная Шея заложил здесь замок, о существовании которого напоминали только огромные замшелые валуны, лежащие в основании нынешнего Лонливена.
Потом случилась Война Цветов – почему она получила такое странное название, Элла так и не разобрался. Людские племена, незадолго до того переселившиеся на эти благодатные земли, схлестнулись не на жизнь, а на смерть – остров Корнваллис показался им слишком маленьким для того, чтобы жить в мире. И Длинная Шея проиграл. Бывшие его соратники разорвали королевство на части, оставив Эдгару развалины его дома и, как признание его заслуг, корону.
Дважды замок пытались отстроить заново. Место было прекрасное: на высоких берегах полноводной Тэлейт, что неторопливо несла изумрудные волны к морю Арит, среди дубовых и грабовых лесов. Главное же, если отбросить все эти красивости в сторону, заключалось вот в чем (тут Элла усмехнулся): тот, кто владеет Лонливеном, владеет Северным трактом, единственной удобной дорогой, что связывала части королевства. Конечно, имелись и другие пути с юга на север – морем, или через Срединные горы, но жители Корнваллиса море не жаловали, а горы были слишком высоки и труднопроходимы. Старая дорога через Дубренский лес пользовалась дурной славой: во время войны Трех Королей там пропала сгинув без следа, целая армия, четыре тысячи всадников и пехоты, которых король Модред Эдгариддин неосмотрительно повел прямо через чащу.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента