Итак… шаг в ледяную воду… первый постулат гласил, что я принадлежу себе и могу распоряжаться собой по своему усмотрению.
   Второй утверждал, что любой человек может все.
   Отсюда неизбежно следует третий, который я так боюсь обнародовать, вывод — любой человек имеет право на все.
   Любой!
   И на все!
   Хотел бы иначе, но иначе не получается! Может делать все, что хочет, и не делать, что нужно, может не слушать, кого не желает, может пить, курить, сквернословить, врать, драться, гулять, воровать… Уф.
   Ну может, может! Из песни слова не выкинешь.
   Но… Но может при одном маленьком, но обязательном к исполнению условии. Я его даже шрифтом выделил.
   Да — ВСЯКИЙ ЧЕЛОВЕК ИМЕЕТ ПРАВО НА ВСЕ, НО ПОНИМАЯ, ЧТО ДЕЛАЕТ, И НАЗЫВАЯ, ЧТО ДЕЛАЕТ, ТЕМ, ЧТО ОН ДЕЛАЕТ. Путано? Тогда упрощу, называя обман — обманом, воровство — воровством, гулянку — гулянкой.
   Гулянкой, а не поиском своего идеала. А то как-то странно получается я, говорит, I потерянную свою половинку ищу, а сам, паразит, девок одну за другой портит и каждой в уши втирает — что «очень ты похожа на предмет моей мечты, жить без тебя не могу»… и предложение делает. А после от ворот поворот — нет, говорит, оказалась не половинка, оказалась четвертинка или даже осьмушка. В общем, надкушенная.
   — Кем?
   — Как кем — мною! Ха-ха-ха…
   Что вы говорите? Что я говорил… Да, говорил. Имеет право. Но оговаривался, что если все называть своими именами. Пусть бы так и объявлял — хочу погулять, себя показать, девок потоптать. Ты хочешь?
   Уверен — нашлись бы желающие. Чего не найтись, парень видный, можно и…
   И все бы по-честному. И всем хорошо. Ей хорошо, ему хорошо. А то оставляет девок брюхатыми, а те в бутылку лезут и в петлю.
   Отчего их родственники сильно обижаются и его обижают — три раза уже ловили и обижали чем ни попадя, куда ни попадя. Но более всего попадая в то место, которым обиду нанес.
   Вот к чему приводит пересортица.
   Обманывая не только других, но в том числе и себя.
   Причем когда себя, это даже хуже, чем когда их.
   К примеру, если вы надумали воровать, называя это не воровством, а как-то иначе, то считайте себя уже в кутузке. Потому что в этом деле особенно важно не вводить самого себя в заблуждение. А у нас как: если у меня червонец украли, то тот, кто украл, понятное дело, — вор. По определению. А если я тысячу-другую у кого-то спер, то это у меня такие обстоятельства были сложные. И куча оправданий: я, хороший человек, у него, мерзавца, совершенно не нужную ему вещь, которая все равно бы пропала, взял на доброе дело, а он… Примерно так. С вариациями про еще более худшего человека, вашу благородную в этом деле роль и обращение во благо человечества той пропадавшей без толку вещицы.
   Короче, заговорите сами себя, обманете и сдуру пойдете на дело ясным днем, на шухер никого не поставите и обязательно попадетесь.
   А вот кабы признались самому себе, что вор вы, то обтяпали бы это дельце ночью и штыфт, с лоха снятый, у себя на хате ныкать бы не стали, а по-быстрому скинули знакомому барыге. Тогда бы легавые вас за жабры не взяли. И гуляли бы вы на свободе еще год или два до следующей ходки.
   Если бы считали себя вором…
   Так что честность по отношению к самому себе дело мало что хорошее, но еще и выгодное.
   А коли так, то я к тому, в начале главы, списку еще один пункт добавлю — пожалуй, и убивать мы имеем право. Человека убивать. При условии, что называть убийство убийством, а не как-то иначе — состоянием аффекта, «пьяный был в дым», «сам не помню, чего натворил», «он просто споткнулся и упал виском на молоток, который я держал, три раза».
   Если по-честному, тогда — можно.
   Ваше право.
   Своей жизнью вы распоряжаетесь сами.
   Почему своей, а не его, того, кого вы убили? Потому что если вы право имеете, то и другие тоже имеют. И если вы кого-то можете жизни лишить, то и вас могут.
   Или вы хотите в одностороннем порядке? Чтобы только вы?
   Нет, в одностороннем не получится. Права не только у вас, права у всех!
   Поэтому когда вас, по приговору суда, поведут в камеру без окон стрелять в затылок, то не надо кричать, ругаться матом и молить о пощаде. Не надо терять лица. Все нормально, все справедливо. Вы свое удовольствие, убив другого человека, получили, дайте потешиться другим. Все по-честному, все баш на баш.
   Согласны?
   Если согласны, если готовы платить своей жизнью за жизнь вашего врага, то все нормально, значит, допек он вас. Идите.
   А если не готовы… то подумайте, стоит ли его жизнь вашей? Равноценен ли размен? Сто раз подумайте, а лучше тысячу. И откажитесь. Ну или… не отказывайтесь. Это ваше дело.
   Ваше право.
   И ваш риск.
   Первое авторское отступление, или Попытка оправдаться перед высокоморальным читателем
   Я понимаю и принимаю ваш праведный гнев.
   Да — преступил. Все, что только можно было: заповеди божьи, общественную мораль, кодекс строителя коммунизма, уголовное право, заветы классиков… Есть грех. Надо было запрещать, говорить: не убий, не укради, не возжелай… Согласен.
   Но только что бы от того изменилось? Не стали бы убивать?
   Стали бы. Еще как стали!
   Перестали воровать?
   Держи карман шире! Еще шире, еще, чтобы сподручнее было кошелек вытащить.
   Не возжелали бы жену в отсутствие мужа?
   В отсутствие мужа, чемпиона в тяжелом весе, может быть, и соглашусь. А просто мужа…
   Две тысячи лет, несмотря на запреты, убивали, воровали, желали. В том числе именем господа нашего. Никого еще запреты и наказания не останавливали. Общеизвестно, что самое большое число краж случалось во время публичных казней карманников. По схеме — один внимание отвлекает, другие деньги зарабатывают.
   Поэтому я не хочу заниматься безнадежным делом, не хочу запрещать, призывать и перевоспитывать. Предлагаю не обманывать себя и не обманывать других. Если на что-то идти, то с широко открытыми глазами. Что, смею вас уверить, непросто. Потому что с открытыми глазами видны не только плюсы, но минусы — камеры КПЗ, полосатые робы смертников, мстящие родственники, вернувшийся из командировки в «горячую точку» муж.
   И надо вам этих сложностей?
   Здравый смысл подсказывает, что не надо, что выйдет себе дороже… А другие части тела можно не слушать. Ну их.
   Такая, основанная на сознании, мораль мне милее и, как мне кажется, защищает лучше догм. Ну не способен человек, понимающий, на что идет и что с того получится, не остановиться. Хотя бы из чувства самосохранения.
   И останавливается!
   Наверное, не всегда. Но много чаще тех, что творят грязные дела, не ведая, что творят.
   А иначе разве бы я решился взять на себя смелость кому-то чего-то разрешать? Да ни в жизнь!
   Хотя бы… из чувства самосохранения…
   И если вы со мной хоть чуть-чуть согласны, то давайте представим, как должен мыслить человек разумный, подвергшийся искусу. Искус возьмем простенький, я бы даже сказал, банальный.
   Как-то пришла ко мне знакомая девушка и с порога заявила, что собирается ехать в Петербург, бывший тогда еще Ленинградом. Ну собирается и собирается, я-то здесь при чем? Я ей не папа, не мама и не министр путей сообщения и никак повлиять на ее решение не могу.
   А она тем не менее пришла…
   Выходит, дело не в Петербурге, а в чем-то совсем другом.
   В чем?
   И я начал выяснять правду. Потому что выяснить правду не так трудно, как кажется. Я начал блефовать.
   — Отлично! — радостно вскричал я. — Мне тоже надо в Питер. Поедем вместе, вместе веселее. Ты когда собираешься?
   — Да я, да еще точно не знаю, может, через неделю, а может быть, вообще.
   Так, ясно, я ей ни в Питере, ни в поезде не нужен. Интересно, почему не нужен? Ведь вместе действительно веселее…
   И сделал следующий ход:
   — Ой, нет, забыл, я тоже не могу, дела.
   Явно обрадовалась.
   — Я — не могу, но тебе — помогу.
   — Как?
   — Родственники у меня в Ленинграде, на Невском живут, прелесть что за родственники, только и мечтают, чтобы к ним кто-нибудь приехал. Дня не могут без гостей, с ума сходят, на стены лезут! У них даже и замков на входных дверях нет.
   — Как нет?
   — Ну так — нет. А зачем им замки? Дверь-то все равно не закрывается.
   — И ночью?
   — И ночью. А вдруг гость в три часа ночи приедет и не попадет?
   — Так что, прямо так можно к ним зайти и…
   — И сразу на кухню. Там гостевой пирог на столе и чай горячий. Всегда. Примут тебя как родную, накормят, напоят, спать уложат. Живи хоть до Нового года. Хоть всю жизнь.
   Нет у меня таких родственников в Питере. И не в Питере — нет. Потому что быть не может. В принципе. Таких, чтобы без замков и с пирогом… Но это неважно, ведь мне не похвастаться своими родственными связями надо, а правду узнать. Вот я и придумываю.
   — Ну что, черкнуть адресок?
   — Ну, я не знаю, может быть, на всякий случай…
   — Но только чтобы точно, без самоотводов, а то я им телеграмму отобью, а ты не приедешь, а они ждать будут, телеграммы срочные слать, на вокзале дежурить… Расстроятся страшно. Инсульт их разобьет. Они такие.
   — Да нет… Да ладно… Я лучше в гостиницу.
   Значит, не нужны ей жилье и бесплатные пироги. Что очень странно. И потому интересно.
   Ладно, нажмем еще:
   — Ой, слушай, чего это я тут дурью маюсь. У меня же в Ленинграде друг есть, который на Север уехал и пустую двухкомнатную оставил. Тоже на Невском проспекте. Я тут кое с кем переговорю и тебе завтра, в крайнем случае послезавтра, ключи дам. От пустой двухкомнатной на Невском.
   Что, и двухкомнатная не нужна? Бесплатно, в Питере, с обстановкой, с полным холодильником?
   Не может такого быть, чтобы не нужна!
   Значит, дело не в Ленинграде, а в чем-то совсем другом. Вернее, в ком-то другом. Потому что девушки начинают путаться в понятиях и отказываться от заведомо выгодных предложений только в одном случае: только если в деле замешан мужчина.
   Продолжая выдумывать небылицы про квартиры и людей, с которыми обязательно надо будет познакомиться, я быстро прижал ее к стенке и узнал, что да, едет она не одна, а едет в Ленинград с парнем, у которого там есть какое-то жилье.
   С чего и надо было начинать! Так как едет она вовсе даже не в Ленинград, а едет с парнем в пустую квартиру. Одна, в пустую квартиру, с парнем на несколько дней. В смысле ночей.
   Что и есть истина.
   Пустая квартира и парень! А Эрмитаж, белые ночи и набережные Невы — это все чушь, повод для… ну пусть будет знакомства.
   Нет, я совершенно не против, чтобы симпатичная девушка и не менее симпатичный юноша, оказавшись вдвоем… Это сугубо личное их дело — что делать, с кем делать и где делать. Хочется в Ленинграде — бога ради, можно в Ленинграде. Я всеми руками и прочими частями тела — за. Но… Но если тот юноша и та девушка ведают, что творят. Что не «знакомятся с городом-героем на Неве», не «приобщаются, к мировым культурным ценностям», а… ну в общем, вы знаете что. И я хочу, чтобы они знали. Чтобы он сказал:
   — Ты хочешь со мной?..
   Да не на экскурсию съездить! А со мной, одна, в пустой квартире, четыре ночи. А?
   Соответственно, она должна понимать, что будет четыре ночи, одна, в пустой квартире, с вообще-то парнем. Не побоюсь этого слова — мужчиной. Самцом.
   И что он, не из-за того, что такая редкостная сволочь, а следуя инстинкту продолжения человеческого рода, может в первую же ночь, так ненароком и ничего плохого не имея в виду, взгромоздиться на нее сверху. И что тогда она будет делать?
   Вот это и есть скрытая и истинная суть ее пребывания в Северной столице нашей Родины! Из которой проистекает главный вопрос, на который она, прежде чем сесть в поезд, должна себе ответить.
   Согласна она или нет?
   Если да — то совет да любовь. Все нормально, никто никого не использует и не затуманивает разум видом разведенных мостов. Напротив, с удовольствием и обоюдным согласием наблюдает из окна вид задранных над Невой мостовых ферм и ростральных колонн, что, если верить старине Фрейду, способствует более полной реализации своих эстетических начал.
   Хотя лично я, при совпадении взглядов на концепцию осмотра Ленинграда, Москвы, Парижа и других городов мира, посоветовал бы никуда не ездить, чего деньги и время тратить, посоветовал бы остаться дома и снять на пару какую-нибудь квартирку, где и… заняться осмотром тех самых достопримечательностей. Чего вы ухмыляетесь, я серьезно. Купить наборы слайдов «Архитектурные формы Петербурга» и «Государственный Эрмитаж», задернуть шторы и… сколько угодно. В полное свое удовольствие…
   Вид набережной возле Дворцового моста.
   М-м-м… Хорошо…
   Панорамный снимок крейсера «Аврора».
   О-о-о! Прекрасно…
   Невский…
   Очень хорошо. Очень…
   Памятник Петру.
   Все… Я дальше не пойду. Надо передохнуть.
   — А тебе не кажется, что как-то уж слишком быстро Ленинград осмотрели. Как-то поверхностно.
   — Да ну, нормально. В самый раз!
   — И вчера так даже до Финляндского вокзала не дошли.
   — А куда спешить? У нас времени…
   И то верно. Спешить незачем. Куда он, Петербург, денется…
   Вот и все. В смысле все, что вы хотели получить от Петербурга, но боялись об этом друг другу сказать…
   И все довольны.
   Он.
   Она…
   Если, конечно, она согласна.
   А вот если не согласна… То так и надо сказать — не согласная я. Или довести свое несогласие каким-нибудь более изысканным образом. Например, сказать:
   — Ах, я уже была в Петербурге два раза, и теперь вектор моих эстетических интересов устремлен в сторону нечерноземной глубинки России. И пошел ты…
   Или сказать:
   — В Питер, конечно, я поеду с удовольствием, но спать мы будем в разных комнатах с закрытой на замок и припертой шваброй дверью.
   И тоже всем все понятно. И все по-честному. Питер вместе — постель врозь. А дальше ему решать.
   Боитесь, что тогда вас не пригласят в поездку?
   А вы-то чего хотите? Питер или… Вы вначале с собой разберитесь. А лишь потом с ним.
   Я тоже предполагаю, что после того, как вы ему откажете, он так же рьяно, как раньше, уговаривать вас посетить Петергоф не будет, вполне вероятно, немного скиснет, скажет, что в общем-то погода в Ленинграде нездоровая, приезжих не жалуют, цены высокие, а экспозиции большинства музеев даже уступают местному краеведческому.
   И значит, понятно, что ему было нужно. Не фонтаны.
   А если ваш приятель согласится на предложенные условия и сможет их выдержать, то у вас появился исключительной преданности друг.
   Примерно так вы должны мыслить в этой и похожих ситуациях.
   А то как-то нехорошо получается — она ничего не говорит, но ехать в пустую квартиру вроде бы собирается. Он думает, раз собирается с ним ночевать в пустой квартире, то согласна. На все согласна. Ну не дура же она, чтобы не понять, с какой целью приглашают к себе на ночь молоденьких девиц! А раз понимает, то, значит, все будет очень хорошо.
   Приезжают. Он в первый же вечер демонстрирует ей свои знаки внимания. Она в крик и сопли:
   — Гад, подлец, сволочь! Чего удумал! Меня, честную девицу… Как ты мог?..
   — А ты как будто не понимала? Все ты понимала! Я сколько денег на тебя вбухал — кафе, шоколадки-эклерчики, цветы… А деньги на билет?
   — Я думала, это ты от чистого сердца.
   — Ага, от сердца. От сердца валидол дарят. Не изображай идиотку!
   — Я не изображаю…
   И ведь действительно не изображает, раз деньги авансом брала.
   В итоге два нормальных человека, не разобравшись в себе и друг в друге, такого наворотили… И каждый, считая себя правым, шельмует вторую половину где только может.
   — Он маньяк, насильник, бандит… Я точно знаю!
   — Ох она и сволочь, деньги взяла, а потом фигу под нос…
   И враги на всю жизнь. А могли составить очень неплохую пару. Если бы не обманывали друг друга и себя. Если бы назвали все своими именами.
   Но не разобрались. Увы…
   Другая история. На этот раз не про молодежь, про очень даже зрелых людей. Заявляется ко мне одна старинная знакомая, ныне замужняя дама, мать двоих детей, и кается:
   — Полюбила я лучшего друга своего мужа. Как увидела, что-то екнуло, и я сразу поняла, что он мне нужен.
   Ну что ж, екнуть, конечно, может. В любом возрасте может. Это дело индивидуальное.
   — Рад, — говорю, — за тебя.
   — Да я не в этом смысле.
   Ах вот оно что. За разрешением она пришла. За индульгенцией. Чтобы, значит, я сказал ей — «да» и с ней ответственность разделил. А тот кавалер ложе. Нет проблем.
   — Если ты насчет того, что можно или нельзя, так можешь даже не сомневаться. Твоя жизнь — твоя собственность. Что хочешь, то и делай. Можешь даже с двенадцатого этажа вниз головой сигануть, если тебе это доставляет какое-то удовольствие. Оно, конечно, одноразовое, но может такое… что того стоит…
   — Вот ты опять шутишь, а я…
   — Ладно, ладно, не шучу. Чем я могу тебе помочь?
   — Полюбила я его. Сильно.
   — Валяй.
   — Что — валяй?
   — Ну что делают, когда любят?
   — А муж?
   — А при чем здесь муж? Ты ему не принадлежишь, он твою жизнь не покупал.
   — То есть ты считаешь, что можно?
   — Абсолютно. Твоя жизнь…
   И снова про то же, про право распоряжаться принадлежащей лично тебе собственностью по своему усмотрению.
   — Хочешь, я тебе разрешение в письменном виде выдам?
   — Как это?
   — Напишу, что податель сего документа имеет право спать с лучшим другом своего мужа, равно как со всеми прочими его друзьями, его приятелями, его ближними и дальними родственниками по мужской линии, родственниками тех родственников, соседями по лестничной клетке, подъезду, дому и: микрорайону, а также земляками, согражданами и прочим мужским населением планеты Земля, а также, если будет на то желание, с женским населением и представителями фауны, флоры и неживой природы…
   Со всеми имеешь!
   — Ой, что это ты говоришь? Я только с ним.
   А это без разницы — с одним или с десятью, один раз украл или десять. Важно назвать, что это такое. Это — гулянка. Пусть даже замешенная на большой и чистой любви. Уж коли ты не свободная женщина и состоишь в браке.
   — А теперь прикинем, какие это будет иметь последствия. Ведь если твое право — гульнуть на сторону, то право мужа, раскрыв измену, — выкинуть тебя на улицу. Что даже и неплохо, так как в другие времена мог забить до смерти камнями.
   — Но как же так, у нас ведь дети?
   — Я тебе право дал? Дал. Так почему ты лишаешь того же самого мужа? Это дело обоюдоравное. Все имеют право на всё, а не только ты одна на это. В этой конкретной ситуации ты — погулять, он — прогнать. Все нормально.
   Да не нервничай ты так, он выгонит, другой подберет. Тот, желанный, подберет. И обретешь ты свое счастье.
   — Так-то оно, конечно, так, но…
   — Какие могут быть «но»?
   Обычные «но». Не нужен ей ее кавалер как муж. В качестве любовника — по всем статьям, а как муж — как-то не очень. Не вписывается. Не семейный он человек.
   А муж? Нынешний муж как муж ее устраивает?
   Этот — да. Добрый, тихий, не пьет, детей любит, деньги в дом приносит. Все подруги завидуют.
   Так, ясно.
   — А квартира на ком числится?
   — При чем здесь квартира?
   — При том. Если квартира принадлежит тебе, то после того, как вы расстанетесь, тебе будет где жить. А если квартира его — то ты становишься бомжихой с двумя малолетними бомжатами на руках.
   Ну так на ком?
   — На нем.
   Большой недосмотр, когда собираешься приделывать супругу рога.
   — Ладно. Как у тебя с работой, много получаешь?
   — Сейчас совсем не получаю. Сократили меня.
   Дальше — больше.
   — Накопления есть?
   — Зачем?
   — Затем, чтобы, когда ты изменишь мужу и он тебя выгонит на улицу из своей квартиры, ты могла продержаться, прокормить себя и детей, хотя бы два-три месяца. А не бежать вымаливать прощение на следующее же утро. На следующее утро их могут не принять. Или принять, но на очень невыгодных для тебя условиях.
   Поняла?
   — Поняла.
   — Тогда пошли дальше. Юридической стороной вопроса владеешь?
   — Насчет чего?
   — Насчет детей. Вдруг твой бывший муж надумает забрать у тебя детей. На основании того, что ты не можешь их содержать, так как не работаешь и бомж? Не думала об этом?
   — Нет.
   — Ты, я вижу, вообще ни о чем не думала, кроме…
   Нет, ты, конечно, можешь все, что угодно, можешь в том числе это. Только подумай о раскладе: квартиры — нет, денег — нет, работы — нет, а туда же.
   Конечно, я ей мог запретить прелюбодеяние, мог сказать: «Жена, да убойся мужа своего…» Сказать мог, но она бы все равно сделала по-своему. Сделала под влиянием сиюминутных желаний. Когда-нибудь, случайно, в не самый подходящий момент, столкнулась с предметом своего обожания и в состоянии любовного аффекта завалила на ближайший диван. Пять-десять минут было бы очень хорошо. Но потом, как бывает, туда кто-нибудь обязательно бы сунулся, сам того не желая, увидел… посчитав себя не вправе, доложил мужу и… И дальше началась бы классическая итальянская комедия с российским трагическим привкусом.
   И стоило оно того?
   Не знаю, какое решение она приняла и что сделала. Может быть, сделала, но тогда уже разумно, без катастрофических последствий для семьи. А может, быть ничего и не было. Я предполагаю, что не было. Нам ведь когда чего нельзя — так вынь да положь! А когда можно… Когда можно, мы не спешим — не убежит ведь. И подходим к этому делу очень разумно, я бы даже сказал, расчетливо — что будет, если я это сделаю, чего убудет, если я это сделаю, зачем мне это надо, когда я это сделаю… И все — и как отрезало.
   А то у них дошло до смешного — сидят они за праздничным столом: она, ее муж, его лучший друг, его дама, присутствующие гости, и все друг на друга искоса поглядывают. Она, со всей возможной ненавистью, на даму своего еще не состоявшегося (!) любовника, несостоявшийся любовник с чувством раскаяния за неосознаваемую им вину — на нее, его дама на нее и на своего приятеля даже не с возмущением, а с большим удивлением, ее муж в пустую тарелку из-под салата, гости — с нескрываемым интересом на них и друг на друга.
   Дурдом. Ничего еще нет, но все обо всем уже знают!
   Ну ладно, это примеры простые и понятные. Я бы даже сказал, стандартные. А в моей практике случались и нестандартные.
   Нашла меня как-то молоденькая девушка, сама нашла, и полчаса молча сидела, уставив глаза в пол. Вот просто сидела и молчала.
   — Что у вас случилось, что такое?
   Молчит и только, не раскрывая рта, головой мотает.
   — Может, вас обидел кто?
   Опять головой мотает.
   Решил я взять инициативу на себя.
   — Да не переживайте вы так, справимся с вашей бедой. Вместе обязательно справимся. Ну давайте я попробую сам сказать, что у вас произошло, может, так вам легче будет.
   Молчит. Но головой не мотает. Значит — согласна.
   Что там у нее могло случиться?
   И, исходя из типичных молодежных проблем, я начинаю предполагать.
   Конфликт с родителями? Едва ли. Про не понимающих молодых устремлений родителей их дети рассказывают с большой охотой.
   Проблемы с учебой? Это тоже тема легкая.
   Наркотики? Нет, она вела бы себя иначе.
   Остается еще два десятка предположений, но голову даю на отсечение, здесь речь идет о любви. Потому что всегда идет о ней. По крайней мере, в этом возрасте.
   Как поется в песне — о любви не говори, о ней все сказано… Вот она и молчит.
   Ладно, ввяжемся в бой, а там посмотрим, куда двигаться дальше. Начнем с артподготовки банальностями.
   — Ты, главное, не впадай в отчаяние, дело это поправимое, не ты первая, не ты последняя, со всяким бывает. Все мы подобны, болеем одними и теми же болячками, отчего лечение хорошо известно и проверено. Все будет нормально, никуда он не денется…
   Нет, кажется, мимо.
   — А то, что вас не понимают…
   Аж вздрогнула.
   — Так никого не понимают. Им кажется, что вы не пара.
   Опять напряглась.
   — И имеют на это полное право. Ты тоже просто в заявления не веришь. Нужны доказательства. Доказательства прочности ваших отношений.
   Есть реакция.
   — И дело не в них, дело в вас самих. Если бы вы были уверены друг в друге, вы бы смогли навязать окружающим свою волю, а вы, похоже, сами сомневаетесь.
   Глаза подняла.
   — Чем провоцируете чужое сомнение. Так всегда бывает: кто совершает пусть даже самое непристойное деяние спокойно, уверенно, тот не обращает на себя внимания. Кто суетится, тот бросается в глаза и вызывает подозрение.
   Слушает.
   — Вся беда в неумении защитить ваши отношения от посягательств окружающего мира. Проверьте свои чувства, дайте возможность то же самое сделать другой половине и, если вы убедитесь, что не можете друг без друга, выработайте общую линию поведения, и тогда никто — ни родители, ни педагоги, ни друзья — не сможет вам ничего сделать.
   И это даже хорошо, что вам придется вашу любовь защищать, она от этого только крепче станет.
   Кажется, не промахнулся…
   И все-таки… промахнулся.
   Потому что, когда она рассказала мне про свою беду, я только развел руками.
   — Извини, — сказал, — был не прав. Насчет всеобщей подобности и схожести проблем. Твой случай нетипичный.
   Хотя… Хотя с какой стороны посмотреть.
   А дело в том, что она действительно любила, но любила не его, а ее. Подругу свою, однокурсницу. Такой вот неожиданный поворот. Но только в этом. Только в этом! Потому что в остальном все было, как у всех.
   Она любит предмет обожания, предмет то любит ее, то не любит, то уходит, то приходит, пытаясь уйти — изменяет (здесь небольшое от стандарта отклонение — с юношами изменяет), вновь возвращается и просит прощения, родители по линии невесты и жениха (ну а кого еще?), узнав обо всем, хватаются за головы, кричат: «Мы не допустим, чтобы они…», подружки и друзья сплетничают… Все как всегда. Кроме персоналий. Вставьте в текст вместо двух «она» одно «он», и говорить не о чем было бы. Но в тексте были «она» плюс «она»…