Но водитель не спешил отъезжать:
   - Слушайте, начальство, я сегодня не ел, со своей дражайшей половиной потявкался. Вон, посмотрите, на той стороне улицы пекарня австрийская, и хлеб там всегда горячий. Давайте купим! Правда, очередь большая, но она быстро движется, я-то уж знаю, я часто сюда к одной подруге залетаю!
   Ильин не возражал, тем более что и сам был не прочь закусить, так как выскочил из дома, не позавтракав. А аромат теплого, свежевыпеченного хлеба долетал сюда даже через улицу. И неожиданно для самого себя Ильин вызвался:
   - Вы тут посидите, а я схожу и куплю каждому по батону. Смолотим за милую душу!
   Ильин пересек улицу и занял место в очереди. Стоять здесь было все-таки лучше, чем томиться в пропахшей бензином и раскалившейся от жары машине.
   Работала всего одна печь, и знавшая об этом очередь терпеливо ждала. В вожделенное чрево булочной впускали сразу по тридцать человек, и, по подсчетам Ильина, он попадал только в следующую партию.
   И тут впереди, у самой двери неожиданно началась какая-то возня. Их было пятеро, глухонемых подростков, и они стремились втиснуть в очередь девчонку лет двенадцати. Крепкий мужчина у входа и его толстая спутница решительно оттеснили ребенка, но парнишки, навалившись худосочными телами на свою подругу, упорно сопротивлялись. При этом они отчаянно жестикулировали и обиженно мычали. Со всех сторон раздались возмущенные крики. И тут одна из женщин, стоявшая неподалеку от входа в булочную, молча поставила девочку впереди себя. Лицо ребенка озарила благодарная улыбка, и все внезапно поняли, что перед ними обыкновенная девчонка. К тому же несчастная в своей глухоте и немоте. И виноватое молчание повисло над толпой. И сама собой в душе Ильина сложилась молитва: "Спаси нас, Всевышний, не от врагов наших, а от самих себя, неразумных!"
   Вернувшись, Ильин раздал всем по батону. Правда, задержанный от еды отказался. А водитель, умяв сразу полбатона, тронул с места.
   Доехав до отделения милиции, Ильин сдал подозреваемого и изъятый нож в дежурную часть, где уже находился третий участник нападения. Теперь ими займется следователь, а он свое дело сделал. Довольный успешным раскрытием получившего широкую огласку преступления, Карпов отпустил его до обеда. Ильин вышел на улицу. Идти домой не хотелось. На миг он представил, что поехал-таки к себе, открыл дверь и... о чудо! Дома хлопочет Ольга, накрывая праздничный стол примирения. На ней та самая розовая кофточка, что он подарил когда-то, она улыбается ему, словно и не было года разлуки. Он настолько ясно это представил, что сам почти поверил в возвращение жены. Но усилием воли отбросив напрасные мысли, он зашагал по направлению к Киевской площади. Еще издалека он услышал звуки маленького оркестрика, который в джазовой манере самозабвенно наяривал старую народную песню.
   Возле оркестрика собралось довольно много народу. Все стояли неподвижно, слушали и смотрели, как стараются музыканты, ловко извлекая из своих побитых временем инструментов чистые звуки.
   Грязная, заплеванная, замусоренная площадь, и белесое от жары небо над головой, и бедная одежда у многих отплясывающих лихо людей - все вмиг отступило, словно растворилось и исчезло под воздействием Веры, Надежды, Любви.
   Ильину тоже хотелось послушать вместе со всеми, но он повернулся и зашагал дальше. И по дороге к отделению милиции его не покидало ожидание какой-то радостной встречи.
   Предчувствие его не обмануло: когда он проходил мимо дежурной части, капитал Кожин с усмешкой оповестил:
   - А тебя, Ильин, дама ждет уже больше часа. Одета по последней моде. А ты что же, свидание назначаешь, а сам гуляешь где-то? Нехорошо!
   Кожин слыл известным балагуром. Ему не важна была реакция собеседников - он сам получал удовольствие от собственных шуток. На него никто и не обижался, даже если он и переборщит в своем стремлении рассмешить окружающих. Но в этот раз Ильин, увидев у своего кабинета Михайлову, рассердился: нельзя смеяться над старостью. Хотя, конечно, шляпка с короткими перьями и гроздью поблекших от времени ягод была старше его лет на двадцать.
   Ильин пригласил посетительницу пройти в кабинет. Та, выпрямившись, с достоинством вошла, села, держась очень прямо, и неторопливо достала из сумочки сверток, завернутый в плотную светло-коричневую бумагу. При виде этой бандероли, на которой сверху был наклеен листок с указанием адреса Михайловой, у Ильина сильно забилось сердце. Он развернул бандероль, и в руках у него оказались аудиокассета и письмо - последнее послание убитой Турбиной. Он быстро пробежал глазами текст. Какая удача! Он глазам своим не поверил. Алла подробно описала все, что с ней случилось после того, как ей передали опасную аудиокассету. Прежде всего она, понимая важность материала, тайком сделала копию записи секретного разговора воротил криминального бизнеса и именно эту копию передала на хранение Михайловой. А после того как её похитили и угрозами принудили отдать аудиокассету, она благоразумно вернула преступникам только копию звукозаписи. Но, осознавая, что опасность, возможно, ещё не миновала, Алла подробно описала все происшедшее с ней в этом письме и вместе с оригинальной кассетой с компрометирующим "авторитетов" разговором бандеролью выслала на адрес своей бывшей няни. Больше ей довериться было некому. Ниже подробно описывались ставшие ей известными имена и приметы преступников. Ее письмо вместе с кассетой и номером хранимого в тайне банковского счета были неоспоримым доказательством вины Туза. Молодец, девчонка! Она боролась за справедливость и победила в конце концов.
   Ильин вопросительно посмотрел на Михайлову. Та кратко пояснила:
   - Газет не выписываю, писем не жду, раза три в месяц выгребаю из почтового ящика рекламные буклеты, ну и натолкнулась сегодня утром на извещение о приходе на мое имя бандероли. Получив её на почте, вскрыла, прочитала и сразу направилась к вам.
   Не в силах выразить благодарность этой старой женщине, Ильин, повинуясь безотчетному чувству, порывисто схватил её за руку. Женщина поморщилась от боли, но тут же овладела собой и снисходительно улыбнулась искренней благодарности сотрудника правоохранительных органов.
   Ильин смутился от своего неловкого порыва. Он поспешно вышел из кабинета, пригласил понятых и, вернувшись, оформил протокол добровольной передачи доставленных Михайловой материалов. Когда женщина ушла, он потянулся к телефону, но тотчас отдернул руку, поймав себя на желании сообщить о нежданной удаче именно Антонову.
   "Что это я завилял хвостиком, словно виноват и спешу оправдаться?"
   Он сам стал себе противен и поспешно вышел из кабинета, направляясь к начальству. Карпов, надо отдать ему должное, всегда все нюхом чуял.
   - Ну, Ильин, фартит тебе, ещё как фартит! Сейчас все сотрудники в твоем распоряжении. Поезжай, найди Синельникова и доложи ему, что он не туз, а в лучшем случае валет захудалый. Карт-бланш тебе, Ильин. Делай что хочешь! А уже после того как его задержим и допросим, можем сообщить и начальству повыше. Пусть подъезжают. Тогда уж никто не сможет нам помешать и отобрать у нас лавры победителей. Да и машину мою можете взять. Водитель сейчас заправляется, вернется минут через десять. Надеюсь, пару часов вам на эту операцию хватит.
   Ильин вернулся в кабинет. И после недол-гого раздумья все же поднял трубку и набрал телефон Антонова. Тот, выслушав краткое сообщение, некоторое время молчал, а затем, видимо пересилив себя, скороговоркой сказал:
   - Спасибо, что позвонил. Если можно, подожди меня. Я к тебе подскочу на машине минут через пятнадцать, вместе поедем на задержание Туза. Пойми, я уже года два мечтаю сделать это. Не лишай меня такого удовольствия! Ладно? Ну все! И еще, извини меня за вчерашнюю резкость!
   - Да ладно, Антонов, чего там? - Ильин нарочно сказал это беспечным тоном.
   А потом откинулся на спинку стула и прикрыл глаза. "И все-таки я испугался угрозы Антонова. Ведь я же вчера отпустил Туза, и это, естественно, выглядело подозрительно. Так что обижаться нечего. Хорошо, что так кстати всплыли письмо Турбиной и компрометирующая Туза аудиокассета. Нет, несмотря ни на что, есть высшая справедливость в этом мире. Есть!"
   И тут ему вспомнилось привидевшееся ночью грустное лицо следователя Павлова, простившего своих убийц, а затем его заслонило лицо Актера, страстно желающего отмщения своим обидчикам и ещё не знавшего, что они уже арестованы.
   Стук в дверь заставил Ильина встрепенуться. Пора было ехать на задержание.