Страница:
наивности этих писателей. На самом деле "демократия" переживает сейчас
"великий и затяжной кризис", который может иметь только два исхода: или
торжество диктатур и тираний тоталитарного направления (чего не дай Бог!),
или же полное обновление демократического принципа в сторону отбора лучших и
политического воспитания. Идея "формальной демократии", выдвинутая за
последние полтораста лет в качестве всемирной политической панацеи
(всеисцеляющего средства), уже привела целый ряд государств, а за ними и все
остальное человечество, к величайшим затруднениям и бедствиям и уперлась в
выросший из ее последовательного осуществления тоталитарный строй. Не видеть
этого могут одни только доктринеры.
То, что в действительности произошло в мире за последние тридцать лет,
есть духовное обличение и отвержение тоталитарного строя, все равно --
левого или правого; но совсем не политическое оправдание формальной
демократии. Напротив, именно "формальная демократия" с ее внутренними
пустотами, ошибками и соблазнами, и привела к левому и правому
тоталитаризму: эти два политических режима связаны друг с другом, как
уродливая реакция на болезненное преувеличение, или как тирания, возникающая
из распада; или как рабство, возвращающееся на того, кто не сумел найти и
соблюсти духовноверную меру свободы. Ныне мы переживаем период, когда
человечество везде не разочаровалось ни в формальной демократии, ни в
право-левом тоталитаризме; когда одни наивно собираются лечить провалившийся
тоталитаризм -- формальной демократией, а другие организуются для того,
чтобы заменить формальную демократию -- правым или левым тоталитаризмом.
Мы же настаиваем для России на третьем исходе и считаем его
единственно-верным. Для того, чтобы уразуметь его, надо поставить весь
вопрос со всей возможной политико-юридической ясностью.
Государство, как многоголовый (или совокупный) субъект права, может
быть или "корпорацией" или "учреждением". Что же оно есть на самом деле?
Спросим себя прежде всего: что есть "корпорация" и что есть
"учреждение"?
Корпорация (например, кооператив) состоит из активных полномочных и
равноправных деятелей. Они объединяются в единую организацию по своей
свободной воле: хотят -- входят в нее, не хотят -- выходят из нее. Они имеют
общий интерес и вольны признать его и отвергнуть. Если они признают его и
входят в эту корпорацию, то они тем самым имеют и полномочие действовать для
его удовлетворения. Они уполномочены формулировать свою общую цель,
ограничивать ее, выбирать голосованием все" необходимые органы, утверждать
их и дезавуировать их, "отзывать" свою волю, погашать свои решения,
обусловливать свое участие "постольку-поскольку". Кооперация начинает с
индивидуума: с его мнения, изволения, решения; с его "свободы" и интереса.
Она строится снизу вверх; она основывает все на голосовании; она
организуется на свободно признанной (и соответственно свободно
ограничиваемой, свободно отвергаемой) солидарности заинтересованных
деятелей. "Все через народ" -- идеал формальной демократии.
Напротив, жизнь учреждения (например, больницы, гимназии) строится не
снизу, а сверху (даже и тогда, когда само учреждение -- учреждено
всенародным голосованием). Люди, заинтересованные в жизни этого учреждения,
получают от него благо и пользу, но не формулируют сами ни своего общего
интереса, ни своей общей цели. Они не имеют и полномочия действовать от лица
учреждения. Они "проходят" через него, но не составляют его и не строют его.
Они пассивно принимают от учреждения -- заботы, услуги, благодеяния и
распоряжения. Не их слушаются в учреждении, а они слушаются в учреждении.
Учреждение само решает, "принимает" оно их или нет; и, если "принимает", на
каких условиях и доколе. Они не выбирают его органов, не имеют права
"дезавуировать" или "сменять" их; и даже не всегда могут самовольно
отвергнуть его услуги и "уйти". Следовательно учреждение строится по
принципу опеки над заинтересованными людьми. Оно имеет свои права и
обязанности, свой устав, свою организацию; но все это оно получает не от
опекаемых; оно не отчитывается перед ними, и органы его не выбираются, а
назначаются. Больные в больнице не выбирают врачей; гимназисты в гимназии не
могут сменить директора и инспектора и кадеты не могут самовольно выйти из
кадетского корпуса; студенты принимаются в университет, но не определяют его
целей и задач, и профессора не слушаются их распоряжений. И поскольку
государство есть учреждение, постольку народ в нем не управляет собою и не
распоряжается, а воспитывается, опекается и повинуется.
И вот сторонники формальной демократии считают, что государство тем
лучше организовано, чем последовательнее оно превращено в корпорацию. А
сторонники тоталитарного строя убеждены, что государство тем лучше
организовано, чем последовательнее всякое самоуправление исключено и
подавлено, чем больше государство превращено в учреждение. Принцип
корпорации, проведенный последовательно до конца, погасит всякую власть и
организацию, разложит государство и приведет его к анархии. Принцип
учреждения, проведенный последовательно до конца, погасит всякую
человеческую самодеятельность, убьет свободу личности и духа, и приведет к
каторге. Анархия не лечится каторгой; это варварство. Каторга не
оздоравливается анархией: это безумие. Спасителен только третий путь. Какой
же? И как найти его?
Прежде всего надо понять и до конца продумать, что корпоративный строй
требует от граждан зрелого правосознания. Желающий участвовать в управлении
государством, должен уметь управлять самим собой, понимать сущность
государства, его задачи и цели, органичность народной жизни, значение и
смысл свободы, технику социальной организации, законы политики и хозяйства.
Нет этого -- и общий интерес останется неосознанным, подмененным частной
корыстью и личными вожделениями, принцип солидарности останется пустым
словом, общая цель утратится, полномочие будет подменено "кулачным правом";
-- начнется фальсификация государственности и развал. Государство погибнет
или сложится вновь по типу диктаториального учреждения.
И вот, по отношению ко всем гражданам с незрелым правосознанием (дети,
несовершеннолетние, душевнобольные, дикари, политически-бессмысленные,
уголовно-преступные, анормальные, жадные плуты и т.п.) -- государство всегда
останется опекающим учреждением. Тех, кто неспособен осознать и жизненно
оформить свой общественный интерес и кому нелепо давать право голоса, --
государство всегда будет опекать и вести.
Но и этим дело не ограничивается. Люди вообще живут на свете не для
того, чтобы убивать свое время и силы на политическую организацию, а чтобы
творить культуру. Политика не должна поглощать их досуга и отрывать их от
работы, а обеспечивать им порядок, свободу, законность, справедливость и
технически- хозяйственные удобства жизни. Кипение в политических
разногласиях, страстях и интригах, в тщеславии, честолюбии и властолюбии --
есть не культура, а растрата сил и жизненных возможностей. Поэтому политика
не должна поглощать времени и воли больше, чем это необходимо. Корпоративный
строй склонен растрачивать народные силы; строй учреждения, если он на
высоте, экономит их.
В довершение всего -- политическое дело требует особых знаний,
изучения, подготовки, опыта и таланта, которыми "все" никогда не обладали и
обладать не будут; политическое строительство всегда было и всегда будет
делом компетентного меньшинства.
Поэтому государство никогда не перестанет строиться по типу учреждения,
особенно в тех отношениях, где необходимы единая власть и дисциплина: а
именно -- в делах общественного воспитания, порядка, суда, управления,
обороны, дипломатии и некоторых других. Это совсем не означает, что принцип
самоуправления исключается из государственной жизни и строительства, что он
осуждается и отвергается; но это означает, что сфера его применения по
самому существу дела ограничена: 1) принудительным характером
государственного союза вообще (подданство -- гражданство, лояльность без
всякого "постольку-поскольку", налоги, воинская повинность, судебный
приговор и наказание); 2) самой техникой государственного и в особенности
военного строительства (вопросы, требующие тайны и личной ответственности,
вопросы стратегии и тактики -- не голосуются); 3) наличным уровнем
правосознания в стране; 4) необходимой экономией сил (люди живут на свете
решительно не для того, чтобы политиканствовать).
Все это означает, что современные крайности (формальной демократии и
тоталитарного режима) являются нездоровыми заблуждениями. Государство в
своем здоровом осуществлении всегда совмещает в себе черты корпорации с
чертами учреждения: оно строится -- и сверху, и снизу, и по принципу
властной опеки, и по принципу самоуправления. Есть государственные дела, в
которых уместно и полезно корпоративное самоуправление; и есть такие дела, в
которых оно решительно неуместно и недопустимо. Голосования в русской армии
в 1917 году были проявлением политического кретинизма и революционной
интриги (одновременно). Подобно этому есть государственные дела, которые
могут вестись только по принципу властного предписания, назначения и
взыскания; и есть такие дела, в которых необходимо самоуправление, ибо
тоталитарный централизм убивает в них жизнь (срв. советский строй). Нелепо
строить все государство по схеме больницы или школы: ибо государственно
зрелые граждане -- не больные и не школьники; их осознанная солидарность
драгоценна, их политическая активность необходима, их публично-правовая
уполномоченность зиждительна; все это есть могучий политический цемент.
Это означает также, что политик, организующий государство, должен
считаться, прежде всего, с наличным в данной стране и в данную эпоху уровнем
народного правосознания, определяя по нему то жизненное сочетание из
учреждения и корпорации, которое будет наилучшим "при данных условиях
жизни".
Такими условиями жизни являются:
1. Территория и ее размеры (чем больше эти размеры, тем необходимее
сильная власть и тем труднее проводить корпоративный строй).
2. Плотность населения (чем больше она, тем легче организация страны;
чем меньше она, тем необходимее начало учреждения).
3. Державные задачи государства (чем грандиознее они, тем меньшему
числу граждан они понятны и доступны, тем выше должен быть уровень
правосознания, тем труднее корпоративный строй).
4. Хозяйственные задачи страны (с примитивным хозяйством маленькой
страны может легко управиться и корпоративное государство).
5. Национальный состав страны (чем он однороднее, тем легче народу
самоуправляться).
6. Религиозная принадлежность народа (однородная религиозность масс
облегчает управление, разнородная -- затрудняет; обилие
противогосударственных сект -- может стать прямой государственной опасностью
и т. д.).
7. Социальный состав страны (чем он первобытное и проще, тем легче
дастся народу солидарность, тем проще управление).
8. Культурный уровень народа (чем он ниже, тем необходимее начало
учреждения).
9. Уклад народного характера (чем устойчивее и духовно
индивидуализированнее личный характер у данного народа, тем легче
осуществить корпоративный строй; народ индивидуализированный не духовно, а
только биологически, и притом бесхарактерный -- может управляться только
властною опекой).
Все это указуется здесь только для примера; при всем этом
подразумевается оговорка "при прочих равных условиях".
Итак: единого мерила, единого образцового строя для всех народов и
государств нет и быть не может. И тот, кто вечно твердит "все через народ"
-- обнаруживает свое верхоглядство и свою политическую неспособность.
Идея "государства -- учреждения" представлена в истории началом
монархическим (и диктаториальным); несмотря на это монархическая форма
государства способна уживаться с самым широким корпоративным самоуправлением
(например, Англия; Россия до 1917 г.).
Идея "государства -- корпорации" представлена в истории началом
републиканским (и демократическим); несмотря на это, республиканская форма
государства способна вырождаться в сущий тоталитаризм, приближаясь к
диктатуре (Германия после 1933 года; Россия после 1917 года).
Крайние лозунги -- "все сверху" и "все снизу", -- столь соблазнительные
для людей примитивного мышления и страстного темперамента, одинаково
несостоятельны и опасны. Тот, кто попытается делать все "сверху", -- убьет
творческую самостоятельность своего народа, отвратит его от себя, ожесточит
его, изолирует себя, захлебнется в сетях формальной и продажной бюрократии и
подорвет жизненную силу своего государства, независимо от того, будет ли он
левым или правым тоталитаристом. Тот, кто попытается строить все "снизу", --
разложит государство на систему маленьких и бессильных общинок, сделает
невозможным единение и правопорядок, даст преобладание дурному количеству
над творческим качеством, захлебнется в волнах демагогии и смуты и очнется
под пятой у тирана.
Государство по самому существу своему есть организация не
частно-правовая, наподобие кооператива, добровольно-свободная, а
публично-правовая, властно-повелительная, обязательно-принудительная. И этим
одним уже предопределено, что оно никогда не перестает быть учреждением и
никогда не превратится в корпорацию чистой воды. Дух учреждения может
временно отступать на задний план, но горе той республике или демократии, в
которой он выветрится совсем! В час смуты, революции, войны, стихийного
бедствия, общей опасности, голода, заразы -- самая демократическая,
архифедеративная республика вспомнит о ведущей, повелевающей и
принудительной опеке учреждения и не будет решать "все через народ", как
этого требовали наши русские сверхдемократические головотяпы в 1917 г.
Грядущей России предстоит найти для себя -- свою, особую, оригинальную
государственную форму, такое сочетание из "учреждения" и "корпорации",
которое соответствовало бы русским, национальным историческим данным,
начиная от наличного в России по-революционного правосознания и кончая
национальной территорией.
Перед лицом такой творческой задачи -- призывы зарубежных партий к
формальной демократии остаются наивными, легкомысленными и
безответственными.
Этот сложный и очень ответственный вопрос надо ставить с осторожностью
и с полной непредвзятостью мысли.
Прежде всего: государственная форма есть не "отвлеченное понятие" и не
"политическая схема", безразличная к жизни народов, а строй жизни и живая
организация народа. Необходимо, чтобы народ понимал свой жизненный строй;
чтобы он умел -- именно "так" -- организоваться; чтобы он уважал законы
этого строя и вкладывал свою волю в эту организацию. Иными словами: именно
живое правосознание народа дает государственной форме осуществление, жизнь,
силу; так, что государственная форма зависит прежде всего от уровня
народного правосознания, от исторического нажитого народом политического
опыта, от силы его воли и от его национального характера.
Нелепо сажать за шахматы человека, не понимающего игры и ее правил, не
умеющего задумать план партии, не желающего вложить в игру свою мысль и свою
волю.
Спортивная дружина, не сыгравшаяся в футбол, провалит состязание.
Суворов готовил каждое сражение, разъясняя солдатам ход и смысл
предстоящей операции; и именно благодаря этому он выигрывал бой за боем.
Так и в политической жизни: она делается живыми людьми, их
патриотической любовью, их государственным пониманием, их характером, их
чувством долга, их организационными навыками, их уважением к закону. Все это
надо воспитать. Нелепо вводить в стране государственную форму, не считаясь с
уровнем и с навыками народного правосознания.
Далее, государственная форма должна считаться с территориальными
размерами страны и с численностью ее населения. В республике Сан-Марино (59
квадрат, километров, 9000 жителей!) исполнительная власть доселе принадлежит
двум капитанам, избираемым "Большим Советом" (парламентом) на 6 месяцев,
причем один из них обыкновенно выбирается из пришлых иностранцев...
Некоторые, совсем маленькие Кантоны Швейцарии доселе собирают раз в год свое
"однодневное вече" -- на площади, и, в случае дождя,--под зонтами... Уже в
большинстве остальных Кантонов Швейцарии -- это невозможно.
Далее, государственная форма должна считаться с климатом и с природою
страны. Суровый климат затрудняет всю организацию народа, все сношения, все
управление. Природа влияет на характер людей, на продовольствие страны, на
ее промышленность; она определяет ее географические и стратегические
границы, ее оборону, характер и обилие ее войн. Все это должно быть учтено в
государственной форме.
Многонациональный состав населения предъявляет к государственной форме
свои требования. Он может стать фактором распада и привести к гибельным
гражданским войнам. Но эта опасность может быть и преодолена: природой
страны и горным свободолюбием солидаризирующихся народов (Швейцария); или же
долгим и свободным эмигрантским отбором, заокеанским положением страны и
торгово- промышленным характером государства (Соединенные Штаты); или же --
наконец -- религиозно-культурным преобладанием и успешным политическим
водительством численно сильнейшего племени, если оно отличается настоящей
уживчивостью и добротой (Россия).
Выводы: -- Каждый народ и каждая страна есть живая индивидуальность со
своими особыми данными, со своей неповторимой историей, душой и природой.
Каждому народу причитается поэтому своя, особая, индивидуальная
государственная форма и конституция, соответствующая ему и только ему. Нет
одинаковых народов и не должно быть одинаковых форм и конституций. Слепое
заимствование и подражание нелепо, опасно и может стать гибельным.
Растения требуют индивидуального ухода. Животные в зоологическом саду
имеют, -- по их роду и виду, -- индивидуальные режимы. Даже людям шьют
платья по мерке... Откуда же эта нелепая идея, будто государственное
устройство можно переносить механическим заимствованием из страны в страну?
Откуда это наивное представление, что своеобразнейшая английская
государственность, выношенная веками в своеобразной стране (смешение кровей!
остров! море! климат! история!) своеобразнейшим народом (характер!
темперамент! правосознание! культура!) -- может воспроизводиться любым
народом с любым правосознанием и характером, в любой стране любого размера и
с любым климатом!? Можно поистине подумать, что образованные политики совсем
не читали -- ни Аристотеля, ни Маккиавели, ни Монтескье, ни Бокля...
Какое же политическое верхоглядство нужно для того, чтобы навязывать
всем народам государственную форму монархии, даже и тем, у которых нет и
тени монархического правосознания (например. Соединенным Штатам, Швейцарии
или бунтовщической Мексике, -- где Император Максимилиан был убит
восставшими республиканцами через три года по воцарении в 1867 г.)?!..
Однако, не столь же ли безответственно -- загонять в республиканскую форму
жизнь народа, выносившего в долгие века монархическое правосознание
(например, Англию, Германию, Испанию, Сербию и Россию)?!.. Какое
политическое доктринерство нужно было для того, чтобы в 1917 году сочинять в
России некую сверхдемократическую, сверхреспубликанскую, сверхфедеративную
конституцию и повергать Россию с ее наииндивидуальнейшей историей, душой и
природой в хаос бессмысленногб и бестолкового распада, который только и мог
закончиться тиранией бессовестных интернационалистов! Сколь прав был один из
составителей избирательного закона в учредительное собрание, говоривший
через три года (1920) с горем и ужасом: "О чем мы тогда думали?! Что мы
делали? Ведь это был просто психоз! Мы стремились превзойти в
демократичности все известные конституции--и погубили все!"... К сожалению
этому умному, честному и мужественному патриоту, погибшему вскоре после того
в советской тюрьме, нисколько не подражают эмигрантские политики...
. Ныне почти все эмигрантские партии, следуя по-прежнему собственному
политическому доктринерству и нашептам своих интернациональных
"покровителей", снова требуют для России -- демократической, федеративной
республики. Они знают, что вышло из "однодневного" учредительного собрания в
1917 году; они знают, что с тех пор русских людей обобрали до нищеты,
стараясь превратить их в рабов; они знают, что их в течение тридцати лет
лишали всякой верной осведомленности во внутренних и внешних делах и
превращали в политических слепцов; они знают, что русских людей
систематически отучали от всякого самостоятельного знания, суждения и
понимания, от независимого труда и от личной ответственности; что их
тридцать лет унижали, разрушали их веру и все духовные и нравственные основы
жизни, приучая их к голодной продажности и гнусному взаимодоносительству...
Они знают все это и считают это подходящим условием для немедленного
введения демократической республики...
. Чего же можно ждать от осуществления этих программ, -- кроме новых
всенародных бедствий?
. Пройдут годы национального опамятования, оседания, успокоения,
уразумения, осведомления, восстановления элементарного правосознания,
возврата к частной собственности, к началам чести и честности, к личной
ответственности и лояльности, к чувству собственного достоинства, к
неподкупности и самостоятельной мысли, -- прежде, чем русский народ будет в
состоянии произвести осмысленные и не погибельные политические выборы. А до
тех пор его может повести только национальная, патриотическая, отнюдь не
тоталитарная, но авторитарная -- воспитывающая и возрождающая -- диктатура.
То политическое течение, которое, по-видимому, преобладает в
современном мире, должно быть обозначено как "фанатизм формальной
демократии". Фанатизм -- потому, что это течение превратило свой лозунг в
"исповедание веры", в панацею (всеисцеляющее средство), в критерий добра и
зла, в предмет слепой верности и присяги; так как если бы надо было выбирать
между тоталитарным режимом и формальной демократией, ибо ничего больше нет
(тогда как на самом деле есть еще многое другое!). Это есть фанатизм
формальной демократии, которая сводит все государственное устройство к форме
всеобщего и равного голосования, отвлекаясь от качества человека и от
внутреннего достоинства его намерении и целей, примиряясь со свободою
злоумышления и предательства, сводя все дело к видимости "бюллетеня" и к
арифметике голосов (количество).
Но в действительности такая "демократия" ни от чего не обеспечивает: ни
от всеобщей продажности, ни от предательских заговоров, ни от эксплуатации
плутами слабых, добрых, темных и глупых, ни от анархии, ни от тирании, ни от
тоталитаризма. История (1914-1951) только что дала новые жестокие уроки,
присоединившиеся к прежним (из эпохи греко-римской, из эпохи Возрождения и
из революций нового времени). Но разве фанатик внемлет урокам исторического
опыта? Сколько раз формальные демократии вырождались, теряли свою творческую
силу и губили государства! И нам, русским патриотам, совершенно необходимо
додуматься в этом вопросе до конца и договориться друг с другом.
Демократический строй далеко не всегда и не везде у места. Он имеет
свои необходимые основы или "предпосылки": если нет их налицо, то ничего,
кроме длительного разложения и гибели, демократия не дает.
Каковы же эти предпосылки творческой демократии?
1. -- Первое: народ должен разуметь свободу, нуждаться в ней, ценить
ее, уметь пользоваться ею и бороться за нее. Все это вместе должно быть
обозначено как искусство свободы. Нет его -- и демократия обречена.
Дело в том, что свобода совсем не состоит в "развязании" граждан или в
"разнуздании" народа, но в замене внешней связанности, идущей "сверху" --
внутренней самосвязью, самодисциплиной. Свободный народ сам знает свои
права, сам держит себя в пределах чести и закона; он знает, для чего ему
дается свобода: он наполняет ее верной творческой инициативой -- в религии,
в самоуправлении, в хозяйстве, в общении, в науке и в искусстве. Он не
пойдет за негодяями, соблазняющими его "вседозволенностью", но заставит их
замолчать. Он не позволит тоталитаристам отнять у него свободу, но сумеет
отстоять ее.
Народ, лишенный искусства свободы, будет настигнут двумя классическими
опасностями: анархией и деспотией.
Если он воспримет свободу как вседозволенность и начнет злоупотреблять
ею (попирать все законы, вторгаться в чужие жилища, грабить чужое имущество,
"великий и затяжной кризис", который может иметь только два исхода: или
торжество диктатур и тираний тоталитарного направления (чего не дай Бог!),
или же полное обновление демократического принципа в сторону отбора лучших и
политического воспитания. Идея "формальной демократии", выдвинутая за
последние полтораста лет в качестве всемирной политической панацеи
(всеисцеляющего средства), уже привела целый ряд государств, а за ними и все
остальное человечество, к величайшим затруднениям и бедствиям и уперлась в
выросший из ее последовательного осуществления тоталитарный строй. Не видеть
этого могут одни только доктринеры.
То, что в действительности произошло в мире за последние тридцать лет,
есть духовное обличение и отвержение тоталитарного строя, все равно --
левого или правого; но совсем не политическое оправдание формальной
демократии. Напротив, именно "формальная демократия" с ее внутренними
пустотами, ошибками и соблазнами, и привела к левому и правому
тоталитаризму: эти два политических режима связаны друг с другом, как
уродливая реакция на болезненное преувеличение, или как тирания, возникающая
из распада; или как рабство, возвращающееся на того, кто не сумел найти и
соблюсти духовноверную меру свободы. Ныне мы переживаем период, когда
человечество везде не разочаровалось ни в формальной демократии, ни в
право-левом тоталитаризме; когда одни наивно собираются лечить провалившийся
тоталитаризм -- формальной демократией, а другие организуются для того,
чтобы заменить формальную демократию -- правым или левым тоталитаризмом.
Мы же настаиваем для России на третьем исходе и считаем его
единственно-верным. Для того, чтобы уразуметь его, надо поставить весь
вопрос со всей возможной политико-юридической ясностью.
Государство, как многоголовый (или совокупный) субъект права, может
быть или "корпорацией" или "учреждением". Что же оно есть на самом деле?
Спросим себя прежде всего: что есть "корпорация" и что есть
"учреждение"?
Корпорация (например, кооператив) состоит из активных полномочных и
равноправных деятелей. Они объединяются в единую организацию по своей
свободной воле: хотят -- входят в нее, не хотят -- выходят из нее. Они имеют
общий интерес и вольны признать его и отвергнуть. Если они признают его и
входят в эту корпорацию, то они тем самым имеют и полномочие действовать для
его удовлетворения. Они уполномочены формулировать свою общую цель,
ограничивать ее, выбирать голосованием все" необходимые органы, утверждать
их и дезавуировать их, "отзывать" свою волю, погашать свои решения,
обусловливать свое участие "постольку-поскольку". Кооперация начинает с
индивидуума: с его мнения, изволения, решения; с его "свободы" и интереса.
Она строится снизу вверх; она основывает все на голосовании; она
организуется на свободно признанной (и соответственно свободно
ограничиваемой, свободно отвергаемой) солидарности заинтересованных
деятелей. "Все через народ" -- идеал формальной демократии.
Напротив, жизнь учреждения (например, больницы, гимназии) строится не
снизу, а сверху (даже и тогда, когда само учреждение -- учреждено
всенародным голосованием). Люди, заинтересованные в жизни этого учреждения,
получают от него благо и пользу, но не формулируют сами ни своего общего
интереса, ни своей общей цели. Они не имеют и полномочия действовать от лица
учреждения. Они "проходят" через него, но не составляют его и не строют его.
Они пассивно принимают от учреждения -- заботы, услуги, благодеяния и
распоряжения. Не их слушаются в учреждении, а они слушаются в учреждении.
Учреждение само решает, "принимает" оно их или нет; и, если "принимает", на
каких условиях и доколе. Они не выбирают его органов, не имеют права
"дезавуировать" или "сменять" их; и даже не всегда могут самовольно
отвергнуть его услуги и "уйти". Следовательно учреждение строится по
принципу опеки над заинтересованными людьми. Оно имеет свои права и
обязанности, свой устав, свою организацию; но все это оно получает не от
опекаемых; оно не отчитывается перед ними, и органы его не выбираются, а
назначаются. Больные в больнице не выбирают врачей; гимназисты в гимназии не
могут сменить директора и инспектора и кадеты не могут самовольно выйти из
кадетского корпуса; студенты принимаются в университет, но не определяют его
целей и задач, и профессора не слушаются их распоряжений. И поскольку
государство есть учреждение, постольку народ в нем не управляет собою и не
распоряжается, а воспитывается, опекается и повинуется.
И вот сторонники формальной демократии считают, что государство тем
лучше организовано, чем последовательнее оно превращено в корпорацию. А
сторонники тоталитарного строя убеждены, что государство тем лучше
организовано, чем последовательнее всякое самоуправление исключено и
подавлено, чем больше государство превращено в учреждение. Принцип
корпорации, проведенный последовательно до конца, погасит всякую власть и
организацию, разложит государство и приведет его к анархии. Принцип
учреждения, проведенный последовательно до конца, погасит всякую
человеческую самодеятельность, убьет свободу личности и духа, и приведет к
каторге. Анархия не лечится каторгой; это варварство. Каторга не
оздоравливается анархией: это безумие. Спасителен только третий путь. Какой
же? И как найти его?
Прежде всего надо понять и до конца продумать, что корпоративный строй
требует от граждан зрелого правосознания. Желающий участвовать в управлении
государством, должен уметь управлять самим собой, понимать сущность
государства, его задачи и цели, органичность народной жизни, значение и
смысл свободы, технику социальной организации, законы политики и хозяйства.
Нет этого -- и общий интерес останется неосознанным, подмененным частной
корыстью и личными вожделениями, принцип солидарности останется пустым
словом, общая цель утратится, полномочие будет подменено "кулачным правом";
-- начнется фальсификация государственности и развал. Государство погибнет
или сложится вновь по типу диктаториального учреждения.
И вот, по отношению ко всем гражданам с незрелым правосознанием (дети,
несовершеннолетние, душевнобольные, дикари, политически-бессмысленные,
уголовно-преступные, анормальные, жадные плуты и т.п.) -- государство всегда
останется опекающим учреждением. Тех, кто неспособен осознать и жизненно
оформить свой общественный интерес и кому нелепо давать право голоса, --
государство всегда будет опекать и вести.
Но и этим дело не ограничивается. Люди вообще живут на свете не для
того, чтобы убивать свое время и силы на политическую организацию, а чтобы
творить культуру. Политика не должна поглощать их досуга и отрывать их от
работы, а обеспечивать им порядок, свободу, законность, справедливость и
технически- хозяйственные удобства жизни. Кипение в политических
разногласиях, страстях и интригах, в тщеславии, честолюбии и властолюбии --
есть не культура, а растрата сил и жизненных возможностей. Поэтому политика
не должна поглощать времени и воли больше, чем это необходимо. Корпоративный
строй склонен растрачивать народные силы; строй учреждения, если он на
высоте, экономит их.
В довершение всего -- политическое дело требует особых знаний,
изучения, подготовки, опыта и таланта, которыми "все" никогда не обладали и
обладать не будут; политическое строительство всегда было и всегда будет
делом компетентного меньшинства.
Поэтому государство никогда не перестанет строиться по типу учреждения,
особенно в тех отношениях, где необходимы единая власть и дисциплина: а
именно -- в делах общественного воспитания, порядка, суда, управления,
обороны, дипломатии и некоторых других. Это совсем не означает, что принцип
самоуправления исключается из государственной жизни и строительства, что он
осуждается и отвергается; но это означает, что сфера его применения по
самому существу дела ограничена: 1) принудительным характером
государственного союза вообще (подданство -- гражданство, лояльность без
всякого "постольку-поскольку", налоги, воинская повинность, судебный
приговор и наказание); 2) самой техникой государственного и в особенности
военного строительства (вопросы, требующие тайны и личной ответственности,
вопросы стратегии и тактики -- не голосуются); 3) наличным уровнем
правосознания в стране; 4) необходимой экономией сил (люди живут на свете
решительно не для того, чтобы политиканствовать).
Все это означает, что современные крайности (формальной демократии и
тоталитарного режима) являются нездоровыми заблуждениями. Государство в
своем здоровом осуществлении всегда совмещает в себе черты корпорации с
чертами учреждения: оно строится -- и сверху, и снизу, и по принципу
властной опеки, и по принципу самоуправления. Есть государственные дела, в
которых уместно и полезно корпоративное самоуправление; и есть такие дела, в
которых оно решительно неуместно и недопустимо. Голосования в русской армии
в 1917 году были проявлением политического кретинизма и революционной
интриги (одновременно). Подобно этому есть государственные дела, которые
могут вестись только по принципу властного предписания, назначения и
взыскания; и есть такие дела, в которых необходимо самоуправление, ибо
тоталитарный централизм убивает в них жизнь (срв. советский строй). Нелепо
строить все государство по схеме больницы или школы: ибо государственно
зрелые граждане -- не больные и не школьники; их осознанная солидарность
драгоценна, их политическая активность необходима, их публично-правовая
уполномоченность зиждительна; все это есть могучий политический цемент.
Это означает также, что политик, организующий государство, должен
считаться, прежде всего, с наличным в данной стране и в данную эпоху уровнем
народного правосознания, определяя по нему то жизненное сочетание из
учреждения и корпорации, которое будет наилучшим "при данных условиях
жизни".
Такими условиями жизни являются:
1. Территория и ее размеры (чем больше эти размеры, тем необходимее
сильная власть и тем труднее проводить корпоративный строй).
2. Плотность населения (чем больше она, тем легче организация страны;
чем меньше она, тем необходимее начало учреждения).
3. Державные задачи государства (чем грандиознее они, тем меньшему
числу граждан они понятны и доступны, тем выше должен быть уровень
правосознания, тем труднее корпоративный строй).
4. Хозяйственные задачи страны (с примитивным хозяйством маленькой
страны может легко управиться и корпоративное государство).
5. Национальный состав страны (чем он однороднее, тем легче народу
самоуправляться).
6. Религиозная принадлежность народа (однородная религиозность масс
облегчает управление, разнородная -- затрудняет; обилие
противогосударственных сект -- может стать прямой государственной опасностью
и т. д.).
7. Социальный состав страны (чем он первобытное и проще, тем легче
дастся народу солидарность, тем проще управление).
8. Культурный уровень народа (чем он ниже, тем необходимее начало
учреждения).
9. Уклад народного характера (чем устойчивее и духовно
индивидуализированнее личный характер у данного народа, тем легче
осуществить корпоративный строй; народ индивидуализированный не духовно, а
только биологически, и притом бесхарактерный -- может управляться только
властною опекой).
Все это указуется здесь только для примера; при всем этом
подразумевается оговорка "при прочих равных условиях".
Итак: единого мерила, единого образцового строя для всех народов и
государств нет и быть не может. И тот, кто вечно твердит "все через народ"
-- обнаруживает свое верхоглядство и свою политическую неспособность.
Идея "государства -- учреждения" представлена в истории началом
монархическим (и диктаториальным); несмотря на это монархическая форма
государства способна уживаться с самым широким корпоративным самоуправлением
(например, Англия; Россия до 1917 г.).
Идея "государства -- корпорации" представлена в истории началом
републиканским (и демократическим); несмотря на это, республиканская форма
государства способна вырождаться в сущий тоталитаризм, приближаясь к
диктатуре (Германия после 1933 года; Россия после 1917 года).
Крайние лозунги -- "все сверху" и "все снизу", -- столь соблазнительные
для людей примитивного мышления и страстного темперамента, одинаково
несостоятельны и опасны. Тот, кто попытается делать все "сверху", -- убьет
творческую самостоятельность своего народа, отвратит его от себя, ожесточит
его, изолирует себя, захлебнется в сетях формальной и продажной бюрократии и
подорвет жизненную силу своего государства, независимо от того, будет ли он
левым или правым тоталитаристом. Тот, кто попытается строить все "снизу", --
разложит государство на систему маленьких и бессильных общинок, сделает
невозможным единение и правопорядок, даст преобладание дурному количеству
над творческим качеством, захлебнется в волнах демагогии и смуты и очнется
под пятой у тирана.
Государство по самому существу своему есть организация не
частно-правовая, наподобие кооператива, добровольно-свободная, а
публично-правовая, властно-повелительная, обязательно-принудительная. И этим
одним уже предопределено, что оно никогда не перестает быть учреждением и
никогда не превратится в корпорацию чистой воды. Дух учреждения может
временно отступать на задний план, но горе той республике или демократии, в
которой он выветрится совсем! В час смуты, революции, войны, стихийного
бедствия, общей опасности, голода, заразы -- самая демократическая,
архифедеративная республика вспомнит о ведущей, повелевающей и
принудительной опеке учреждения и не будет решать "все через народ", как
этого требовали наши русские сверхдемократические головотяпы в 1917 г.
Грядущей России предстоит найти для себя -- свою, особую, оригинальную
государственную форму, такое сочетание из "учреждения" и "корпорации",
которое соответствовало бы русским, национальным историческим данным,
начиная от наличного в России по-революционного правосознания и кончая
национальной территорией.
Перед лицом такой творческой задачи -- призывы зарубежных партий к
формальной демократии остаются наивными, легкомысленными и
безответственными.
Этот сложный и очень ответственный вопрос надо ставить с осторожностью
и с полной непредвзятостью мысли.
Прежде всего: государственная форма есть не "отвлеченное понятие" и не
"политическая схема", безразличная к жизни народов, а строй жизни и живая
организация народа. Необходимо, чтобы народ понимал свой жизненный строй;
чтобы он умел -- именно "так" -- организоваться; чтобы он уважал законы
этого строя и вкладывал свою волю в эту организацию. Иными словами: именно
живое правосознание народа дает государственной форме осуществление, жизнь,
силу; так, что государственная форма зависит прежде всего от уровня
народного правосознания, от исторического нажитого народом политического
опыта, от силы его воли и от его национального характера.
Нелепо сажать за шахматы человека, не понимающего игры и ее правил, не
умеющего задумать план партии, не желающего вложить в игру свою мысль и свою
волю.
Спортивная дружина, не сыгравшаяся в футбол, провалит состязание.
Суворов готовил каждое сражение, разъясняя солдатам ход и смысл
предстоящей операции; и именно благодаря этому он выигрывал бой за боем.
Так и в политической жизни: она делается живыми людьми, их
патриотической любовью, их государственным пониманием, их характером, их
чувством долга, их организационными навыками, их уважением к закону. Все это
надо воспитать. Нелепо вводить в стране государственную форму, не считаясь с
уровнем и с навыками народного правосознания.
Далее, государственная форма должна считаться с территориальными
размерами страны и с численностью ее населения. В республике Сан-Марино (59
квадрат, километров, 9000 жителей!) исполнительная власть доселе принадлежит
двум капитанам, избираемым "Большим Советом" (парламентом) на 6 месяцев,
причем один из них обыкновенно выбирается из пришлых иностранцев...
Некоторые, совсем маленькие Кантоны Швейцарии доселе собирают раз в год свое
"однодневное вече" -- на площади, и, в случае дождя,--под зонтами... Уже в
большинстве остальных Кантонов Швейцарии -- это невозможно.
Далее, государственная форма должна считаться с климатом и с природою
страны. Суровый климат затрудняет всю организацию народа, все сношения, все
управление. Природа влияет на характер людей, на продовольствие страны, на
ее промышленность; она определяет ее географические и стратегические
границы, ее оборону, характер и обилие ее войн. Все это должно быть учтено в
государственной форме.
Многонациональный состав населения предъявляет к государственной форме
свои требования. Он может стать фактором распада и привести к гибельным
гражданским войнам. Но эта опасность может быть и преодолена: природой
страны и горным свободолюбием солидаризирующихся народов (Швейцария); или же
долгим и свободным эмигрантским отбором, заокеанским положением страны и
торгово- промышленным характером государства (Соединенные Штаты); или же --
наконец -- религиозно-культурным преобладанием и успешным политическим
водительством численно сильнейшего племени, если оно отличается настоящей
уживчивостью и добротой (Россия).
Выводы: -- Каждый народ и каждая страна есть живая индивидуальность со
своими особыми данными, со своей неповторимой историей, душой и природой.
Каждому народу причитается поэтому своя, особая, индивидуальная
государственная форма и конституция, соответствующая ему и только ему. Нет
одинаковых народов и не должно быть одинаковых форм и конституций. Слепое
заимствование и подражание нелепо, опасно и может стать гибельным.
Растения требуют индивидуального ухода. Животные в зоологическом саду
имеют, -- по их роду и виду, -- индивидуальные режимы. Даже людям шьют
платья по мерке... Откуда же эта нелепая идея, будто государственное
устройство можно переносить механическим заимствованием из страны в страну?
Откуда это наивное представление, что своеобразнейшая английская
государственность, выношенная веками в своеобразной стране (смешение кровей!
остров! море! климат! история!) своеобразнейшим народом (характер!
темперамент! правосознание! культура!) -- может воспроизводиться любым
народом с любым правосознанием и характером, в любой стране любого размера и
с любым климатом!? Можно поистине подумать, что образованные политики совсем
не читали -- ни Аристотеля, ни Маккиавели, ни Монтескье, ни Бокля...
Какое же политическое верхоглядство нужно для того, чтобы навязывать
всем народам государственную форму монархии, даже и тем, у которых нет и
тени монархического правосознания (например. Соединенным Штатам, Швейцарии
или бунтовщической Мексике, -- где Император Максимилиан был убит
восставшими республиканцами через три года по воцарении в 1867 г.)?!..
Однако, не столь же ли безответственно -- загонять в республиканскую форму
жизнь народа, выносившего в долгие века монархическое правосознание
(например, Англию, Германию, Испанию, Сербию и Россию)?!.. Какое
политическое доктринерство нужно было для того, чтобы в 1917 году сочинять в
России некую сверхдемократическую, сверхреспубликанскую, сверхфедеративную
конституцию и повергать Россию с ее наииндивидуальнейшей историей, душой и
природой в хаос бессмысленногб и бестолкового распада, который только и мог
закончиться тиранией бессовестных интернационалистов! Сколь прав был один из
составителей избирательного закона в учредительное собрание, говоривший
через три года (1920) с горем и ужасом: "О чем мы тогда думали?! Что мы
делали? Ведь это был просто психоз! Мы стремились превзойти в
демократичности все известные конституции--и погубили все!"... К сожалению
этому умному, честному и мужественному патриоту, погибшему вскоре после того
в советской тюрьме, нисколько не подражают эмигрантские политики...
. Ныне почти все эмигрантские партии, следуя по-прежнему собственному
политическому доктринерству и нашептам своих интернациональных
"покровителей", снова требуют для России -- демократической, федеративной
республики. Они знают, что вышло из "однодневного" учредительного собрания в
1917 году; они знают, что с тех пор русских людей обобрали до нищеты,
стараясь превратить их в рабов; они знают, что их в течение тридцати лет
лишали всякой верной осведомленности во внутренних и внешних делах и
превращали в политических слепцов; они знают, что русских людей
систематически отучали от всякого самостоятельного знания, суждения и
понимания, от независимого труда и от личной ответственности; что их
тридцать лет унижали, разрушали их веру и все духовные и нравственные основы
жизни, приучая их к голодной продажности и гнусному взаимодоносительству...
Они знают все это и считают это подходящим условием для немедленного
введения демократической республики...
. Чего же можно ждать от осуществления этих программ, -- кроме новых
всенародных бедствий?
. Пройдут годы национального опамятования, оседания, успокоения,
уразумения, осведомления, восстановления элементарного правосознания,
возврата к частной собственности, к началам чести и честности, к личной
ответственности и лояльности, к чувству собственного достоинства, к
неподкупности и самостоятельной мысли, -- прежде, чем русский народ будет в
состоянии произвести осмысленные и не погибельные политические выборы. А до
тех пор его может повести только национальная, патриотическая, отнюдь не
тоталитарная, но авторитарная -- воспитывающая и возрождающая -- диктатура.
То политическое течение, которое, по-видимому, преобладает в
современном мире, должно быть обозначено как "фанатизм формальной
демократии". Фанатизм -- потому, что это течение превратило свой лозунг в
"исповедание веры", в панацею (всеисцеляющее средство), в критерий добра и
зла, в предмет слепой верности и присяги; так как если бы надо было выбирать
между тоталитарным режимом и формальной демократией, ибо ничего больше нет
(тогда как на самом деле есть еще многое другое!). Это есть фанатизм
формальной демократии, которая сводит все государственное устройство к форме
всеобщего и равного голосования, отвлекаясь от качества человека и от
внутреннего достоинства его намерении и целей, примиряясь со свободою
злоумышления и предательства, сводя все дело к видимости "бюллетеня" и к
арифметике голосов (количество).
Но в действительности такая "демократия" ни от чего не обеспечивает: ни
от всеобщей продажности, ни от предательских заговоров, ни от эксплуатации
плутами слабых, добрых, темных и глупых, ни от анархии, ни от тирании, ни от
тоталитаризма. История (1914-1951) только что дала новые жестокие уроки,
присоединившиеся к прежним (из эпохи греко-римской, из эпохи Возрождения и
из революций нового времени). Но разве фанатик внемлет урокам исторического
опыта? Сколько раз формальные демократии вырождались, теряли свою творческую
силу и губили государства! И нам, русским патриотам, совершенно необходимо
додуматься в этом вопросе до конца и договориться друг с другом.
Демократический строй далеко не всегда и не везде у места. Он имеет
свои необходимые основы или "предпосылки": если нет их налицо, то ничего,
кроме длительного разложения и гибели, демократия не дает.
Каковы же эти предпосылки творческой демократии?
1. -- Первое: народ должен разуметь свободу, нуждаться в ней, ценить
ее, уметь пользоваться ею и бороться за нее. Все это вместе должно быть
обозначено как искусство свободы. Нет его -- и демократия обречена.
Дело в том, что свобода совсем не состоит в "развязании" граждан или в
"разнуздании" народа, но в замене внешней связанности, идущей "сверху" --
внутренней самосвязью, самодисциплиной. Свободный народ сам знает свои
права, сам держит себя в пределах чести и закона; он знает, для чего ему
дается свобода: он наполняет ее верной творческой инициативой -- в религии,
в самоуправлении, в хозяйстве, в общении, в науке и в искусстве. Он не
пойдет за негодяями, соблазняющими его "вседозволенностью", но заставит их
замолчать. Он не позволит тоталитаристам отнять у него свободу, но сумеет
отстоять ее.
Народ, лишенный искусства свободы, будет настигнут двумя классическими
опасностями: анархией и деспотией.
Если он воспримет свободу как вседозволенность и начнет злоупотреблять
ею (попирать все законы, вторгаться в чужие жилища, грабить чужое имущество,