Кстати, и в выборе книг мой консерватизм проявляется тоже. Потому что люблю я читать не все подряд, а только то, что было издано лет примерно двадцать-тридцать назад. Современная литература нагоняет на меня тоску своей рациональностью и просчитанно-стью. Да, там все правильно, логично и достоверно. Но как-то чересчур – до тошноты. Поэтому кажется, что творил ее один и тот же человек, а точнее, искусственно разумное существо. Компьютер. Впрочем, чаще всего так оно и есть. С тех пор, как создали мощные компиляторы, теперь любой может создать вполне удобоваримое произведение, составленное из множества фрагментов ранее опубликованных текстов. Зачем мучиться, придумывая новые обороты речи для описания одних и тех же ситуаций, когда имеется готовый литературный опыт, накопленный человечеством за две с лишним тысячи лет? Да и сюжеты, как известно, сводятся к нескольким десяткам устойчивых схем – подставляй в них только новых персонажей, задавай новое место и время действия – и вот готов новый роман или повесть. На любую тему. Даже с иллюстративным видеорядом, если это не просто книга, а видеокнига, которые пользуются в наше время все большей популярностью. Помесь книги и фильма. Хочешь – читай, хочешь – смотри, хочешь – и то, и другое одновременно.
   Хорошо, что еще сохранились обычные библиотеки, где можно всласть покопаться в пахнущих старой бумагой полках, чтобы отыскать всеми забытого автора, имя которого было популярным всего несколько десятилетий тому назад. Слава богу, еще не все электронные библиотеки в Сети перешли на коллекционирование компилятов и современных текстов, и там тоже можно найти любую книгу из тех, что издавались когда-то в бумажном виде.
   Только вот времени не хватает, чтобы прочитать все это богатство.
   Какие уж тут походы?!
   Тут на личную жизнь-то времени не хватает. Ухаживать за девушкой Леной тоже время требуется. И никакие электронные почты и видеосвязи не помогут удержать ее симпатию к твоей мерзкой особе, если ты не будешь хотя бы раз в неделю вжи вую встречаться с ней и таскаться по так называемым местам развлечений – по кафе, голорамам, дискотекам, паркам и театрам.
   И ведь, что самое странное, ничего особенного в этой девчонке нет. Не блещет она ни интеллектом, ни суперсексуальной внешностью, ни кроткостью характера – однако ж почему-то не могу я взять да и перестать волочиться за ней. Первобытные инстинкты какие-то проявляются, что ли? Если правда, что любовь – это когда не можешь обойтись ни минуты без общения с определенным существом противоположного пола, то Ленку я вряд ли люблю, потому что спокойно могу несколько дней подряд общаться только с героями книг. Но рано или поздно все же наступает момент, когда мне хочется увидеть ее, дотронуться до ее мягких волос, услышать ее хрипловатый голос, и тогда я откладываю книгу в сторону и звоню ей, чтобы договориться о встрече…
   Ма мылит мне мозги одной и той же песней: пора определиться, будешь ты на ней жениться или нет. Как будто я покупаю себе какую-нибудь шмотку и должен примерить, подойдет ли она мне. Чудачка она, моя Ма!..
   Тут, наконец, мои вялые размышления были прерваны тем, что женский голос объявил: «Двадцать пятый этаж». Кабина лифта плавно затормозила ход и с услужливым шипением пневматики распахнула передо мной свои дверные створки.
   Выходя, я зацепился носком левой кроссовки за проклятый ковер и поэтому не вышел, а в прямом смысле слова вывалился в лифтовый холл, словно астронавт из корабля в открытый космос.
   К счастью, свидетелей моей неуклюжести не,было. Иначе они не удержались бы от смеха.
   Восстановив вертикальное положение, подобающее хомо сапиенсу, я вновь вытащил из сумки пакет и, держа его перед собой как некий универсальный пропуск в любые секретные помещения, устремился в коридор.
   Я ожидал, что это будет кольцеобразная кишка, опоясывающая Здание по окружности, и что с одной стороны будут окна, выходящие наружу, а с другой – двери кабинетов. Однако в действительности коридор оказался прямолинейным, в виде старинной анфилады со множеством сквозных дверей, и двери кабинетов выходили в него с обеих сторон, а окон тут не было вовсе, поэтому несмотря на то, что снаружи день был в самом разгаре, коридор освещался лишь узкими лампами, прикрепленными к потолку…
   Некоторое время я колебался, в какую сторону направить свои стопы. При этом сама собой в памяти всплыла известная сказочная надпись на камне, лежащем на перепутье, насчет того, что если пойдешь налево, то потеряешь коня, если направо – потеряешь жену, а если прямо – сам отбросишь коньки. В моем случае прямо идти было нельзя, если, конечно, ты не самоубийца, решивший размозжить башку о стену, с конем у меня как-то не сложилось, а что касается жены, то считать таковой, хотя бы и потенциально, мою Ленку можно было бы лишь с очень грубой натяжкой (см. выше).
   К тому же я подумал, что хотя коридор и кажется прямым, но Здание имеет форму круга, а это значит, что в любом случае коридор должен проходить по всему периметру, поэтому особого значения нет, в какую сторону его обходить, и решительно двинулся налево.
   В тот же момент до меня дошло, почему я пошел в эту сторону. В «Справочнике туриста», который мне одно время настойчиво навязывала для изучения моя Ма, я вычитал, что у человека правая нога развита чуть больше, чем левая. Именно по этой причине, заблудившись в лесу, неопытный турист всегда выписывает огромные круги против часовой стрелки, с тупым упорством раз за разом возвращаясь к одному и тому же месту, вместо того чтобы забирать чуть вправо.
   Ассоциация с блуждающим по лесной чащобе туристом мне не понравилась. И неспроста. Как потом выяснилось, таким способом мозг мой, подспудно переваривавший информацию об окружающей обстановке, пытался подать мне сигнал тревоги, но я отмахнулся и даже заткнул себе уши, чтобы не слышать дудку боцмана, высвистывающую всеобщий аврал на борту судна.
   Я беспечно топал по коридору, вертя черепом из стороны в сторону, хотя смотреть, в общем-то, тут было не на что. Обыкновенный учрежденческий коридор, на высоту человеческого роста обшитый деревянными панелями. На паркетном полу – однообразно бурая ковровая дорожка, довольно пыльная и протертая множеством ног. Значит, посетителей здесь бывает немало, сделал вывод я. Хотя сейчас почему-то не было ни единой души.
   Пройдя уже метров тридцать, я ощутил слабое беспокойство.
   Что-то в этом ярко освещенном коридоре было не так, но что именно – определению не поддавалось.
   Я замедлил шаг и принялся еще активнее сканировать взглядом стены, пол и потолок.
   Что же так поразило мое неугомонное подсознание?
   Не тот ли факт, что на окрашенных в казенный желтоватый цвет стенах нет ни одного предмета, имеющего предназначение оживлять и разнообразить интерьер? Ни картин с пейзажами, ни кашпо с искусственными букетами или с пыльной традесканцией, ни даже стендов с объявлениями внутреннего назначения и уж тем более ни досок почета с многократно увеличенными паспортными фото сотрудников, и ни стенгазет, переполненных натужным творчеством самодеятельных юмористов…
   Хотя что в этом особенного? Просто, видимо, руководству САВЭСа присущ оголтелый деловой прагматизм, не допускающий ничего лишнего в рабочее время и на рабочем месте.
   Нет, дело, наверное, в чем-то другом.
   Я прошел еще несколько метров, и тут меня озарило.
   В этом коридоре не было ни единой надписи, ни единой информационной таблички, которые обычно присутствуют в казенных заведениях – иногда даже сверх меры. Всевозможные стрелки-указатели, дверные таблички с номерами, с названиями подразделений или с фамилиями сотрудников – ничем подобным здесь и не пахло. Все было до такой степени девственно-безымянным, каким бывает интерьер только что отстроенного, но еще не сданного в эксплуатацию здания. Отсутствовали даже стандартные бюрократические призывы не курить и не сорить!
   Вот это действительно непонятно!
   Мне стало стремно: как же я найду нужную мне приемную, если она никак не обозначена?
   Правда, вскоре я убедился, что здание не было пустым, и это укрепило мою уверенность в себе. Из-за дверей, мимо которых я проходил, доносились полуразборчивые голоса мужчин и женщин. В глубинах коридора раздавались настойчивые телефонные трели. Стрекотали клавиши компьютерных клавиатур. Отчетливо веяло различными запахами. Где-то варили кофе из зерен, и горьковатый аромат расползался по всему этажу. Хлопали закрывающиеся двери, и за толщей стен отчетливо слышался рокот ползущего лифта…
   А когда я прошел все колено коридора до самого конца и свернул под прямым углом направо, то ощутил вонь табачного дыма и увидел, что в стенной нише стоит на треноге не то пепельница, не то плевательница, в которой лежит не до конца затушенный окурок со следами пурпурной помады на фильтре.
   Это меня окончательно привело в чувство, и я с новыми силами зашагал дальше.
   Этот участок коридора был не таким протяженным, как предыдущий, но отличался повышенной зигзагообразностью. Повороты под прямым углом следовали один за другим чуть ли не через каждые пять метров, так что создавалось впечатление, что проектировал это колено некто, увлекающийся горнолыжным слаломом, только в горизонтальной плоскости.
   Однако никаких указателей не было и здесь.
   Успешно преодолев этот лабиринт, я добрался до следующего изгиба коридора, и тут у меня опять противно заныло под ложечкой.
   Вопреки схеме планировки здания, которую я успел мысленно набросать для себя, коридор сворачивал налево, что ни в какие ворота не лезло.
   Однако, хоть удивляйся, хоть нет, другого выхода не было, кроме как слепо следовать по всем загогулинам этого яркого образца архитектурного безумия.
   Тут у меня мелькнула мысль постучать в первый попавшийся кабинет, чтобы на всякий случай уточнить местонахождение (а заодно и возможность опознания) приемной, и благоприятный случай не заставил себя ждать. Из-за очередной безымянной двери до меня донесся чей-то громкий жизнерадостный баритон. Я тукнул пару раз костяшками пальцев в деревянную обшивку, и баритон оборвался на полуслове, чтобы крикнуть явно в мой адрес: «Подождите одну секундочку, у меня важные переговоры по телефону!»
   Промаявшись перед дверью с минуту (баритон не прекращал словесных излияний), я тукнул второй раз. Баритон раздраженно завопил: «Да что ж это такое? Ну прямо не дают работать!.. Минуточку можете подождать?»
   Видя такое дело и подозревая, что в следующий раз баритон попросит «часочек» для завершения неотложных переговоров, я больше не стал ждать, а пошел себе дальше.
   Следующий кабинет оказался закрытым на ключ, а еще один был открыт, но там никого не было, хотя имелись явные признаки того, что хозяин кабинета буквально на минутку куда-то выскочил. На столе были разложены исписанные бумаги и стоял стакан с чаем, от которого поднимался парок, телевизор в углу приглушенно бубнил про особенности спаривания кенгуру в неволе, а на экране настольного компа маячила не до конца заполненная таблица.
   Уже прикрыв осторожно за собой дверь, я сообразил, что мне показалось странным в этом кабинете. Свет! Несмотря на солнечный день снаружи, кабинет, так же как коридор, был освещен лампами дневного света. По той простой причине, что в нем не было ни одного окна!
   Я пожал плечами. Ну и что? Мало ли по какой причине сотрудники данного заведения питают неприязнь к естественному освещению. Если система вентиляции и кондиционирования воздуха пашет достаточно эффективно, то, в принципе, окно в помещении действительно является определенным излишеством.
   Да, но где в таком случае те окна, которые я наблюдал снаружи, перед входом в Шайбу? В других помещениях? Хм, возможно, хотя, насколько помнится, окна шли по всему фасаду непрерывными рядами. Или они сосредоточены только на одной стороне здания? Но какой в этом смысл? А какой смысл было располагать в том доме, где обитаем мы с Ма, лоджии и балконы только на одной стороне, причем выходящей не во двор, как было бы логично, а на улицу?
   Поистине неисповедимы пути современных архитекторов и строителей. И наверняка неизвестный шутник, который пустил по свету лозунг: «Мы рождены, чтоб Кафку сделать былью!» – был кем-нибудь из градостроителей…
   Ладно, стрясли! Идем дальше. Искомая приемная обнаружилась несколько минут спустя. Опознать ее не составило труда, несмотря . на полное отсутствие пояснительных табличек и надписей. Просто в одном месте коридор неожиданно расширялся до размеров небольшого зала ожидания на каком-нибудь богом забытом полустанке, и в стенах, по обеим сторонам этого бетонного аппендикса имелся ряд окошек, а в центре стояли журнальные столики, кресла и стулья, видимо, для просителей, ожидающих своей очереди.
   Впрочем, ни очереди, ни обслуживающих лиц в окошках, к моей досаде, не оказалось. Фанерные ставни во всех окнах были наглухо закрыты, и на самом ближнем к коридору бросалась в глаза лаконичная записка:
   ПЕРЕРЫВ НА 30 МИНУТ.
   Прочие окна были закупорены без каких-либо объяснений.
   Полный облом.
   Я опять было дернулся посмотреть, который час, и вновь обнаружил, что часов на руке нет, а мобил по-прежнему находится в мертвой зоне для приема радиоволн, и искренне, от всего сердца ругнулся вполголоса.
   Предупреждал же меня тот тип в черном мундире, что скоро у них начнется обед! А я терял время на выслушивание отповедей баритона, изучение открытого кабинета!
   Но все равно здесь что-то не то… Неужели я добирался сюда больше получаса? Или местные порядки не очень-то строги, и сотрудницы приемной ходят на обед, когда им вздумается?
   Тем не менее ничего не оставалось делать, кроме как рухнуть в ближайшее к окну с запиской кресло и, прикрыв глаза, предаться изматывающему бездеятельностью ожиданию.
   Знал бы, что так получится, захватил бы с собой какую-нибудь книжку. Что угодно, хоть сборник научных трудов по структурной лингвистике, хоть пустейший любовный роман. Все равно было бы не так скучно. А теперь сиди тут как проклятый, убивая напрасно время!
   Хоть бы газетки или какие-нибудь дохлые журнальчики для посетителей положили, кайфоломы! Сейчас я был бы рад даже самому скучному печатному изданию типа «Биржевых ведомостей» или «Товары и услуги».
   На всякий случай я обшарил вновь свою тощую суму: не завалялось ли там чего-нибудь интересного, но, кроме проклятого конверта, уже изученного мною вдоль и поперек, там, конечно же, ничего больше не было.
   О-хо-хо… Не уснуть бы…

Глава 4

   Наверное, временами я все-таки впадал в дрему, потому что вскоре мне стало казаться, что торчу я в этом отстойнике уже целую вечность. Во всяком случае, времени у меня было достаточно, чтобы изучить стены и скудные предметы мебели до малейших деталей.
   А окошко в стене все не открывалось, и до меня только теперь дошло скрытое коварство объявления. «30 минут»!.. А с какого момента следует начинать отсчет, одному богу известно. И еще той особе, которая сочинила записку. Потом, когда вернется, она вполне может сказать, что отлучилась буквально перед самым моим приходом. Если, конечно, вообще вернется, в чем я уже начинал глубоко сомневаться.
   Вот так я сидел неизвестно сколько времени, тупо уставившись на пакет, который положил перед собой на журнальный столик, и меня все больше разбирало любопытство: что же может быть в этом тощем конверте формата А4, захватанном множеством рук, в том числе и моих собственных? Какое такое срочное послание? Поздравление с юбилеем? Реклама товаров? Или секретное донесение о предстоящем падении акций на Нью-йоркской фондовой бирже?
   И ведь, что самое скверное, отправитель этого пакета даже не удосужился конкретизировать получателя, стервец! Иначе можно было бы не торчать тут в ожидании канцелярской мымры, любящей с чувством, с толком и с расстановкой пожрать, а отправиться на поиски непосредственного адресата.
   Одно из двух: либо письмо было действительно ничего не значившим циркуляром, из тех, что в рекламных целях пачками рассылают по офисам, список которых берут в телефонном справочнике, либо отправитель и сам не ведал, кому следует направлять эту депешу. И в том, и в другом случае, на мой взгляд, ничего страшного бы не произошло, если бы этот пакет вообще никогда не был доставлен по назначению.
   Поэтому меня так и подзуживало вскрыть письмо, чтобы раз и навсегда поставить все точки над «i», но, разумеется, я сумел воздержаться от этого. И не столько потому, что опасался предстоящих объяснений с отсутствующей «мымрой», сколько из-за того, что мне нужна была расписка в получении этого проклятого послания.
   Без нее любые мои доводы и аргументы не подействуют на Тихона.
   И тогда он опять заведет свою любимую пластинку про важное значение экспресс-доставки в современном мире и про принципы, на которых оная должна зиждиться. А один из этих принципов – доставка корреспонденции под расписку получателя.
   Нет, конечно, бывают разные исключения из этого базового правила. Например, если получатель неграмотен. Или находится в столь немощном состоянии, что не в силах держать ручку.
   Но в данном случае все это не годится.
   Разве что самому поставить закорючку на квитанции?
   Опять-таки не пройдет. Правила нашей конторы требуют, чтобы получатель не только расписался, но и указал свои паспортные данные, номер кредитной карточки или элсиая. И если у Тихона возникнет сомнение в моей честности, он всегда может проверить личность получателя, чем, кстати, он частенько пользовался, и не только по отношению ко мне…
   Значит, иного выхода нет, кроме как торчать здесь впустую, задыхаясь от скуки и информационной недостаточности.
   Может, тоже пойти пообедать? Есть, правда, не хочется из-за жары, но вот от стакана-другого ледяного компота или сока я бы сейчас не отказался.
   Только кто знает, где у них находится столовая. Судя по запахам, время от времени пролетающим вместе со сквозняками по коридору, не очень далеко. Может быть, даже этажом ниже. Но как представишь, что Придется опять блуждать по недрам Шайбы в поисках местной забегаловки, а потом торчать в длинной очереди ради нескольких глотков сомнительной жидкости… И потом: вдруг стоит мне уйти, как откуда ни возьмись появится эта самая «мымра» из окошка? Закон подлости, открытый незабвенным Эдом Мерфи, именно в таких случаях и срабатывает. И вдруг за время моего хождения по столовым успеет набежать толпа других посетителей, и тогда придется, вернувшись, опять маяться в ожидании своей очереди?
   Нет уж, лучше мы рисковать не будем, а стойко перенесем все лишения и тяготы ожидания.
   Хоть бы узнать, сколько сейчас времени. Этот вопрос вдруг почему-то стал для меня жизненно важным. Наверное, потому, что я в очередной раз провалился в болото дремоты, а потом, неизвестно через сколько времени, вынырнул оттуда.
   М-да, а контора у них – еще та. Прижимистая, как дочь Гобсека. Что им, жалко было повесить на стенах электрические часы, как это делают все приличные учреждения? Нет же, одни-единственные часы, которые мне попались на глаза, висят над входными дверями, да и они впали в старческий маразм.
   Видно, остается прибегнуть к опросу местного населения.
   Некоторое время я ерзал в кресле, борясь с внезапно возникшим побуждением, но потом уговорил себя, что ничего страшного не успеет произойти, если я буквально на пару минут отлучусь из этого бюрократического склепа.
   Я встал, с наслаждением потянулся, а потом вышел из «аппендикса» так, чтобы мне был виден коридор, и задумчиво поглядел сначала в одну, а потом в другую сторону.
   И там и сям не было видно ни единой живой души. Правда, справа – откуда я пришел – доносились чьи-то приближающиеся шаги, а слева кто-то чахоточно кашлял в одном из близлежащих кабинетов, двери которых выходили в коридор.
   Взвесив шансы, я поставил на правую сторону и стал дожидаться того, кому принадлежали шаги. Судя по тому, как он шаркал подошвами по ковру и с какой размеренной неторопливостью передвигал ноги, а также с учетом отчетливого хруста паркета под весом идущего я мигом представил его себе: грузный седовласый старик в шляпе, в костюме пятидесятилетней давности и (тут я напряг слух) наверняка с тростью. И часы у него, конечно же, должны быть не наручные и не вмонтированные в мобил или элсиай, как сейчас модно, а какой-нибудь древний брегет в форме луковицы на цепочке, прикрепленной к специальной петельке на поясе брюк. И откроет он крышку часов под дребезжащий звон музыкального механизма, и дребезжащим же голосом скажет…
   Черт!
   Не доходя совсем чуть-чуть до выступа коридора, шаги вдруг остановились, потом заскрежетал ключ в замке, я рванулся было в ту сторону, но не успел. Дверь захлопнулась с отчетливым щелчком, и вновь стало тихо.
   Эх ты, ленивый гиппопотам, укорил я себя. Надо было не ждать, как баран, а самому идти навстречу этому старцу-толстяку!
   Где теперь его искать, в каком кабинете?
   Собственно; дверей, непосредственно соседствующих с поворотом коридора, было всего две, и расположены они были почти одна напротив другой. Я встал между ними и прислушался, но до меня не донеслось ни звука.
   Ладно.
   Постучав в ту дверь, что была справа от меня, я повернул массивную бронзовую ручку и попытался открыть дверь, но обнаружил, что она заперта.
   Значит, вон та…
   Я перешел на другую сторону коридора и проделал те же манипуляции.
   С тем же успехом.
   Странно.
   Я же отчетливо слышал, как старик, или кто там был, только что вошел в одну из этих дверей! Неужто он сразу заперся изнутри? Но зачем? Что – за ним гналась свора кровожадных маньяков?
   Я постучал поочередно в обе двери сильнее, в надежде, что тот, кто почему-то спрятался за ними, подаст голос, но за дверями по-прежнему было тихо.
   Я с досадой пнул стену и отправился в обратную сторону.
   Кашель невидимого чахоточника, однако, уже не слышался, и, пройдя несколько метров до поворота коридора, я обнаружил, что в обозримом пространстве (длиной метров тридцать) никого не видно.
   Ну и что теперь делать?
   Окончательно сбрендить и пойти вламываться во все двери подряд?
   А теперь представь себе: сидит в кабинете этакий надменный «перпендикуляр» из тех бритоголовых молокососов, которые, с грехом пополам окончив пять обязательных классов школы, ринулись по папиным стопам в большой бизнес; которые ездят непременно на «Кольте» и непременно розового цвета; которые обедают на тысячу долларов и наиболее освоенными выражениями которых являются обороты «в натуре», «типа» и «как бы», – и тут вдруг дверь распахивается, ты просовываешь в образовавшуюся щель голову и в ответ на грозное «Че надо?» лепечешь: «Вы не подскажете, который час?»…
   Такой придурок может спустить тебя по лестнице с двадцать пятого этажа на первый, а оттуда – пинком на улицу, и ничего ему за это потом не будет.
   А вот ты вынужден будешь распрощаться со своим курьерством.
   Хотя, честно говоря, оно мне и не особенно нравится. Просто Ма будет расстроена – это раз, и одной трети наших скромных доходов мы лишимся в одночасье – это два.
   А куда еще может устроиться на работу пацан, едва-едва покинувший школьное гнездо? Я бы пошел в библиотекари, но там все места заняты старушками-одуванчиками, да и платят в библиотеках совсем уж символические гроши.
   А ведь ничего больше делать я не умею и, признаться, не люблю.
   Маменькин сынок.
   Это только в мыслях я позволяю себе быть раскованным и циничным, как супермен из вестернов прошлого века о Диком Западе.
   А на деле… Права все-таки Ленка, когда говорит, что я, вообще-то, хороший, но бесхарактерный.
   Нет во мне того ребра жесткости, которое позволяет сказать другим «нет» и подчинять их своей воле…
   Я топтался на месте, не зная, что делать. Возвращаться обратно к закрытому окошку приемной мне уже расхотелось. Внутри меня медленно, но неуклонно нарастало отчаяние, и, наверное, только из-за этого я решился на глупейшую авантюру.
   Идея была простейшей, будто амеба.
   Ходить по коридору, который наверняка замкнут в одно большое кольцо, до тех пор, пока мне не ветретится хоть кто-нибудь во плоти и крови. Желательно – из числа представителей этого самого САВЭСа. Службы Аномального Времени и Экспериментов над Слабохарактерными. Затем брать этого встречного-поперечного за грудки (применительно к женскому полу), либо за шиворо'т (применительно к мужикам), либо за хобот (на тот случай, если встречным окажется зеленокожий инопланетянин) и не отпускать его до тех пор, пока он не просветит меня: а) сколько сейчас времени; б) кому я могу, кроме гурманки из приемной, вручить пакет и, на самый худой конец, в) не могу ли я попросить его (ее) принять под расписку этот вшивый конверт, чтобы в дальнейшем передать его в приемную или выбросить в мусорную корзину – на свое усмотрение.
   Конечно, это был явно не лучший способ выбраться из патовой позиции, в которой я очутился, но во мне ожила усвоенная еще со школьной скамьи убежденность, что запутанные узлы лучше всего разрубать, а не развязывать. Все-таки прав был наш историк Семен Аркадьевич: иногда исторические примеры дурно влияют на таких недорослей, как я…
   Приняв такое решение, я повеселел и устремился на штурм невидимой крепости в темпе «Дранг нах Остен».