Выскочив из коридора на лестницу, я был вынужден остановиться, .чтобы изрыгнуть из себя все, чем недавно накормило меня Здание.
   Ну и куда теперь? Вверх или вниз? Лифт привез труп снизу. Значит, надо наверх.
   Задыхаясь, я взлетел по лестнице на несколько пролетов и в изнеможении плюхнулся на ступеньки. Сердце готово было выскочить из груди.
   Я обхватил колени и уткнулся в них лицом. «Вот тебе и игра! – стучало в моей голове. – Идиот, ты возомнил себя в безопасности, поверив в легенду, которую сам для себя сочинил!.. Секретный эксперимент! Второй Ноев ковчег! Телевизионная передача!.. С каждой новой версией ты все больше успокаивал себя, не желая верить в худшее, а жизнь такова, что от нее ежедневно и ежесекундно следует ждать каких-нибудь подлостей!.. И тогда Они заставили тебя вернуться к реальности. Самым простым и надежным способом. Они ткнули тебя носом в дерьмо, от которого ты постоянно отворачивался!..
   И теперь у тебя не должно остаться ни тени сомнения в том, что живым ты отсюда не выйдешь.
   Тебе надо было с самого начала, по всем Их дурацким выходкам, догадаться, что имеешь дело с больной, извращенной психикой. Что какой-то маньяк – а может, их даже несколько? – придумал эту огромную западню, куда заманивает таких простаков, как ты. А потом приканчивает их одного за другим. Причём так, чтобы очередная жертва видела труп своего предшественника. Наверно, этот псих ловит нездоровый кайф от чужого страха.
   И разве важно, чем он вооружен: пистолетом, опасной бритвой или бластером, если ты ничего не сможешь ему противопоставить? Абсолютно ничего. Ты можешь только спасаться бегством. До тех пор, пока он не нагонит тебя».
   И все-таки не хотелось оказаться в шкуре разумного барана, с усталым терпением ожидающего, когда мясник с окровавленным тесаком подойдет к нему, чтобы полоснуть острым лезвием по глотке.
   Только что ты можешь сделать, чтобы спастись? Что?
   Ни-че-го. Только дергать лапками, как лягушка, тонущая в сметане.
   Из тупиков не бывает выхода. А те, кто думает иначе, просто любят красивые фразы, вот и все!..
   Я оторвал голову от коленей, чтобы прислушаться. Снизу до меня донеслись какие-то странные звуки, напоминающие цокот копыт по бетону. Я представил себе, как по ступеням лестницы ко мне снизу поднимается всадник на черном коне, закрыв голову черным капюшоном с прорезями, вооруженный каким-нибудь длинным орудием типа «секир-башка», и мне опять стало не по себе.
   «Не будь дураком и трусом», – твердил себе я, чувствуя, как дрожь пробегает по мышцам, сведенным от напряжения судорогой. Это наверняка очередная психическая атака. Магнитофонная запись, вот что это такое. В крайнем случае – голография.
   Однако цокот копыт нарастал и становился все более реальным.
   Я прильнул к прутьям перил, пытаясь рассмотреть, что творится внизу, но просвет между лестничными маршами был слишком узким и не обеспечивал нужного обзора.
   К тому же я совсем некстати вспомнил, что мертвец приехал в лифте один. Но тело его было подобно тряпичной кукле. А не мог быть зафиксирован в кабине, потому что к стенке можно прислонить только застывший до несгибаемости труп. Но это невозможно сделать, находясь снаружи, по причине закрывающихся при старте дверей. Все это говорит о том, что убийца должен был ехать в лифте вместе со своей жертвой, придерживая ее под мышки, чтобы отпустить труп именно в тот момент, когда двери начнут открываться.
   Значит, я все-таки имею дело с человеком-невидимкой?! А почему бы и нет? Дешевая фантастика? Да. Бульварщина? Самой низкой пробы!.. Но зато в этом случае объясняется, каким образом маньяку удается постоянно быть рядом со мной, чтобы наслаждаться моим страхом, и в то же время оставаться незамеченным.
   То, что ты принимал за иллюзии, было твоей собственной иллюзией!
   И когда невидимого всадника отделяли от меня всего два или три пролета, я не выдержал и, вскочив, устремился в коридор ближайшего этажа.
   Я петлял по коридорному лабиринту до тех пор, пока сзади не воцарилась тишина. Тогда, стараясь дышать глубоко и в то же время беззвучно, я затаился за углом и прислушался.
   Нет, похоже, мне повезло, и то, что цокало копытами на лестнице, не погналось за мной. Неужели оно не слышшто моего топота по коридору? Невидимый, но глухой убийца?
   Чушь.
   Что-то другое стояло за всем этим, какая-то изощренная хитрость, придуманная воспаленным мозгом.
   И что теперь делать? Вариантов всего два: продолжать идти вперед или вернуться к лестнице. Нет, есть еще и третий: просто ждать.
   А если Их будет двое и Они окружат меня, зайдя с обеих сторон?
   Я до боли в ушах вслушивался в тишину, чтобы вовремя засечь маневры противника.
   Но вокруг было необычно тихо.
   Наконец я решил: лучше пойду вперед. Лестница здесь только одна. И один лифт. Так что бели я успею беспрепятственно миновать лифтовый холл, то невидимка не сможет устроить мне впереди засаду. А ему потребуется время, чтобы добежать до лифта на другом этаже, вызвать его, дождаться и только потом приехать…
   «Постой, а как же он вызовет лифт, если двумя или тремя этажами ниже дверь кабины не может закрыться из-за того, что ей мешают ноги трупа?» – сообразил я.
   И гораздо смелее зашагал вперед, то и дело оглядываясь назад.
   Желание проводить обыск в кабинетах у меня уже пропало начисто. Не до того мне было сейчас.
   Однако на попадавшиеся мне двери я все-таки косился.
   И невольно вздрогнул и замедлил шаг, когда увидел на очередной двери выписанную неровным почерком цифру. Мелом. Как та надпись на стене в конце лестницы.
   Эта цифра была – три шестерки. Это что – шестой этаж?.. Я быстро прикинул в уме. Хм, вполне возможно.
   Или дверь пронумеровали с умыслом? Все-таки число-то известно почти каждому, кто любит мистические «ужастики». Так называемый Знак Зверя. В данном случае – невидимого зверя. С лошадиными копытами и острыми, как бритва, когтями.
   Чтобы проверить свои предположения, я прошел еще несколько метров, до следующей двери. И у меня сразу отлегло с души, потому что на ней значилось: 665.
   Мистика была здесь ни при чем. Просто кто-то, как и я, решил упорядочить окружающую анонимность.
   Я дошел еще до одной двери и убедился, что на ней стоит номер 664.
   Тогда я вернулся на несколько дверей назад. Нет, номеров после 666-го больше не было. Интересно, почему? Потому что неизвестному писцу надоело? Или у него сломался карандаш? Или что-то помешало ему? Вполне возможно, что я этого так никогда и не узнаю, решил я и пошел дальше.
   Все мое внимание было обращено теперь на двери. Из-за этого я не сразу заметил бурые пятнышки на светлой ковровой дорожке, отделенные друг от друга равными промежутками.
   Я увидел их только тогда, когда дорожка внезапно закончилась под моими ногами.
   Причем конец ее не был, так сказать, естественным. Он представлял собой неровный, рваный край. Значит, кто-то разрезал ковер поперек в двух местах, изъяв из него приличный кусок: второй такой же резаный край начинался метрах в десяти.
   А по желтому, сияющему лаком паркетному полу тянулись капли той же самой жидкости, которой была испачкана дорожка.
   И это опять была кровь.

Глава 19

   Он лежал сразу за очередным углом. Второй труп. На этот раз это был абсолютно голый мужчина лет сорока, с грубыми чертами лица, с лысиной во всю голову и руками рабочего-металлиста. Он лежал, скорчившись и отвернувшись к стене. Обе его руки были прижаты к животу. Под ним и вокруг него успела натечь солидная лужа крови, но кровь была совсем свежей, еще не засохшей. В ней что-то виднелось, какой-то бугорок. А, это же мел!.. Небольшой кусочек мела, пропитавшийсякровыо настолько, что стал буро-желтым.
   Преодолевая невольное отвращение, я приблизился к лежавшему и осторожно, стараясь не наступить в мерзкую лужу, заглянул под его руки. Мужчина там прятал от посторонних взглядов страшную рану, косо проходившую поперек живота. В глубине раны виднелись желтоватые скользкие кишки. Рот несчастного был разинут в немом крике, глаза вылезли из орбит.
   Я поспешно отвернулся. Колени мои продолжали дрожать, сколько я ни пытался взять себя в руки.
   Как раз в этом месте одно световое табло было с дефектом, и свет безостановочно мигал. Словно кто-то подавал мне знаки. На всякий случай я попытался уловить закономерность во вспышках табло. Нет, морзянкой здесь и не пахло.
   Судя по всему, произошло это так. Убийца поджидал этого человека за углом коридора, пока тот продвигался от двери к двери, проставляя на них номера мелом (только почему он при этом был нагишом? Вряд ли с него сняли одежду уже после убийства, иначе кишки вывалились бы наружу из раны). Потом напал на бедолагу и полоснул по животу острым лезвием. Скорее всего бритвой или скальпелем. Зажав живот, раненый еще нашел в себе силы преодолеть несколько метров, роняя на пол капли крови, пока не потерял сознание. И тогда он упал здесь и умер…
   За что его убили? Может быть, за то, что он осмелился посягнуть на безымянность интерьера Шайбы? Кем он был? Таким же пленником, как я, или одним из Них? Кто расправился с ним так жестоко и хладнокровно? Кто и зачем вырезал кусок дорожки на том месте, где на этого человека напал убийца?
   Все эти вопросы кружились каруселью в моей голове, и ответа на них я не находил. Сердце стучало неровно: то заходилось в частом дробном стуке, то замедляло свой ритм. Я весь взмок от пота.
   Ясно было одно: если невидимый убийца решит взяться за меня, то долго мне не продержаться. У него есть и холодное, и огнестрельное оружие. Он беспощаден, и его действия невозможно предвидеть. Вдобавок ко всему он еще и сумасшедший, поэтому бесполезно вступать с ним в мирные переговоры. Где же он сейчас бродит? Где?!. Словно отвечая на мой мысленный вопрос, в той стороне коридора, откуда я пришел, послышался знакомый цокот. Только теперь он был глуше – звук гасила ковровая дорожка. И направлялся цокот в мою сторону. Судя по ритму поступи, это был не бег, скорее, неспешная ходьба.
   Ничего другого не оставалось, кроме как, стараясь не топать, пуститься бежать дальше по коридору.
   Я бежал и думал: а что, если это лишь уловка, чтобы лишить меня возможности осторожничать? Вдруг за ближайшим углом и стоит в засаде убийца, сжимая в руке клинок и поджидая, когда я выскочу прямо на него?
   Под влиянием этих мыслей я начал останавливаться перед каждым поворотом, чтобы предварительно выглянуть из-за выступа коридора. Но цокот за спиной явно ускорялся. Судя по всему, мой бег все-таки услышали, и мне пришлось отбросить в сторону все предосторожности.
   Ситуация была тухлой: рано или поздно тот, кто гнался за мной, все равно меня настигнет. От страха я не мог дышать как следует, рот пересох, и меня душил кашель.
   Надо было что-то делать. Но что?
   Вдруг я увидел, что одна из дверей, мимо которых я пробегал, приоткрыта и внутри – кромешная тьма. Не раздумывая, я скользнул в помещение за дверью, плотно притворил ее и встал так, чтобы оказаться за ней, когда дверь будет открываться.
   На ощупь я понял, что замка в двери нет, а включать свет, чтобы убедиться в этом, уже не было времени.
   Но в ту же секунду до меня дошло, что я сморозил глупость. Даже если мой преследователь сейчас по инерции пронесется мимо моего укрытия, то скоро он наверняка поймет, что больше не слышит меня, и тогда он вернется, чтобы обыскать все кабинеты.
   Однако пути назад уже не было. Топот был уже совсем рядом.
   Действительность оказалась хуже, чем я предполагал.
   Вместо того, чтобы пробежать мимо кабинета, где я стоял, приклеившись спиной к стене, неизвестный резко затормозил прямо напротив моей двери.
   Он что – чует мой запах, что ли?!
   После секундной паузы я услышал, как дверь кабинета напротив открывается.
   Ну вот и все.
   Он приступил к обыску помещений и через несколько секунд войдет сюда!
   Это конец.
   Было слышно, как по ту сторону коридора щелкнул выключатель.
   Может, все-таки попробовать выскочить из кабинета и рвануть со всех ног обратно?
   А какой смысл? Он же сразу меня засечет!..
   Я машинально пошарил рукой вокруг себя. Рука натолкнулась на какой-то гладкий выступ. Потом пальцы нащупали небольшую дверную ручку.
   Шкаф для одежды!
   Через несколько секунд я уже сидел, скрючившись внутри шкафа. В нем висели какие-то пыльные тряпки, и мне захотелось чихнуть, но я сдержался.
   Дверь по другую сторону коридора хлопнула.
   Господи, спаси и сохрани меня, до сих пор упрямо не верившего в тебя!
   Замок, открываясь, щелкнул, и я различил цокающие шаги совсем рядом со мной.
   Сработал выключатель, и в щелочки моего укрытия просочился яркий свет. Правда, щели в шкафу были слишком узкими, и через них все равно не было ничего видно. Однако я каким-то шестым чувством угадывал, что делает тот, кто искал меня.
   Вот сейчас он сделал несколько шагов к шкафу (я облился потом). Нет, остановился. Наверное, вертит головой из стороны в сторону. Дышит шумно, видимо, пробежка и ему сбила дыхалку.
   Секунды тянулись слишком долго.
   Я невольно зажмурился, чтобы не ослепнуть от света, когда незнакомец откроет дверцу шкафа.
   Однако неизвестный почему-то не стал обыскивать весь кабинет. Может быть, его внимание привлек какой-нибудь шорох в коридоре, может, у него были свои соображения насчет того, где я мог отсиживаться, не знаю…
   Постояв еще некоторое время, он вдруг прошагал к двери, открыл ее и вышел из кабинета, оставив свет включенным.
   Сквозь нарастающий шум в ушах я слышал, как он хлопает дверями соседних кабинетов, удаляясь все дальше и дальше по коридору.
   Мне просто не верилось в то, что я спасся.
   Когда шаги неизвестного окончательно стихли в глубине коридора, я выждал для верности еще несколько минут, а потом кое-как выбрался из тесного отсека. Тело успело затечь в неудобной позе, и я первым делом потянулся, разминая мышцы. А потом я увидел ее.
   На ней было простенькое сиреневое хлопчатобумажное платье. Она лежала на полу посреди кабинета, вытянув руки по швам и задрав подбородок кверху. Голова ее была наполовину отделена от остального тела. Ярко-синие глаза бессмысленно смотрели в потолок. Однако нигде не было ни малейшего следа крови, и я догадался, что убили ее не здесь. Ее принесли сюда уже мертвую и аккуратно положили на пол, как в камере хранения.
   Ей было лет двадцать пять. Молодая и красивая, она вполне могла бы претендовать на звание «мисс Вселенная», если бы ее не отправили на тот свет.
   Я заставил себя наклониться и дотронуться до ее руки. Рука была твердой и холодной, как, впрочем, полагается быть конечности покойника.
   Как ни странно, лицо ее не было искажено гримасой ужаса. Оно было спокойным, словно у человека, до конца исполнившего свой долг.
   Однако я был уверен, что это именно она накануне звала меня на помощь по телефону. «Комната шестьсот десять», – сказала она. Я осторожно выглянул в коридор. Пусто. Поднял взгляд на дверь. Все правильно: 610, мелом…
   Я бросил последний взгляд на убитую.
   И мне стало так хреново, как не бывало еще никогда в жизни. Даже тогда, когда Ма сильно простудилась и лежала в постели с высокой температурой, время от времени начиная бредить, а я, восьмилетний несмышленыш, сидел у нее в ногах и плакал, потому что не знал, что следует делать в таких случаях.
   Но тогда я просто переживал за единственного родного человека, и в этом переживании, наверное, был оттенок эгоизма – ведь я боялся, что если Ма умрет, то я останусь совсем один и меня тогда заберут в какой-нибудь сиротский приют.
   А сейчас меня терзали угрызения совести.
   Я вспоминал вновь и вновь срывающийся женский голос в трубке, взывающий о помощи. Она была тут одна, совсем одна. Лицом к лицу с безумным живодером. И когда страх переполнил окончательно ее душу, она схватила вот этот телефон и стала набирать все номера подряд, в надежде, что кто-нибудь откликнется. Ей повезло, и она наткнулась на меня.
   А я, ослепленный своей уверенностью в том, что все творившееся в Шайбе – одна сплошная игра, не поверил ей. Я положил трубку и принялся набивать свою утробу. Я успокоил себя аргументом, который приводят в свою защиту все трусы: мол, даже если ей действительно угрожает опасность, то что я могу сделать?
   «Подонок – вот ты кто», – сказал я себе, не отводя взгляда от пышной прически мертвой красавицы.
   Это из-за тебя она погибла.
   Если бы ты отправился разыскивать ее, ты мог бы отвлечь убийцу на себя.
   «Ну и что? – спросил внутри меня насмешливый голосок. – А толку-то? Маньяк просто убил бы тебя первым, а потом вернулся и прикончил ее. Какая была бы польза от твоего никчемного героизма?»…
   «Заткнись, гнус, – приказал я этому противному голосу. – Ты же ни черта не понимаешь, жалкая твоя душонка. Я обманул доверие этой девушки. Значит, когда-нибудь я смогу бросить в беде Ленку. Или предать Ма. Стоит лишь один раз пойти на уступку заботе о своей собственной шкуре – и эта зараза будет медленно, но верно пожирать душу».
   «Ладно, стрясем, – торопливо согласился со мной голосок. – Я молчу. Только что толку в твоем самобичевании, если все равно ничего уже нельзя изменить?»
   Это было отчасти верно.
   Вернуться в прошлое и помешать убийству этой незнакомой девушки я не мог.
   Но зато у меня была возможность измениться самому.
   Как там было у полузабытого ныне писателя прошлого века? «Жизнь дается человеку один только раз…» Хм. Смерть тоже дается человеку только один раз. И встретить ее надо достойно, чтобы до конца оставаться человеком.
   Я огляделся, и взгляд мой упал на шкаф.
   Костюмы. Разношерстный набор мужских костюмов на все случаи жизни. Похоже, совсем новеньких, еще ни разу не надеванных. Опять декорация? Теперь это неважно.
   На всякий случай я прошелся по карманам пиджаков. Разумеется, ничего я в них не нашел.
   Тогда я взял всю эту груду барахла и вместе с плечиками выкинул из шкафа на пол, не особенно заботясь о шуме, который поднимаю.
   Потом я вытащил из пазов деревянную круглую палку, на которой висели вешалки.
   Прикинул на вес. Не очень тяжелая, но за неимением лучшего сойдет в качестве дубинки.
   Снял с себя надоевшую и бесполезную сумку и швырнул ее в шкаф.
   Крепко сжав палку, повернулся и с высоко поднятой головой двинулся в коридор.

Глава 20

   Наверное, если бы кто-нибудь попался мне, когда я, стиснув зубы, обходил шестой этаж, я бы, не задумываясь, забил его насмерть своей импровизированной дубинкой. Причем мне было наплевать, кем этот кто-нибудь окажется: головорезом с фигурой Шварценеггера и с противотанковой «базукой» наперевес; ниндзей, затянутым с головы до ног в черный комбинезон и с черной маской на лице, или Фредди Крюгером с полуметровыми стальными когтями вместо пальцев.
   Я был агрессивен и неустрашим.
   Однако никого я так и не встретил, и не только на этом этаже, но и еще на трех этажах подряд.
   В поисках маньяка я даже опять спустился на нижние этажи – вдруг мой противник устроил там нечто вроде своей опорной базы, полагая, что я побоюсь возвращаться к мертвецу, лежащему поперек выхода из лифтовой кабины?
   Но и там я никого не нашел. Даже мертвеца. От него на лифтовой площадке осталось только большое кровавое пятно и лужица подсыхающей крови.
   «Ага, – сказал я мысленно „невидимке“. – Заметаешь следы, сволочь? Небось устроил где-нибудь склад трупов и теперь собираешь туда тела своих жертв? Интересно, сколько человек ты уже успел прикончить?..»
   Проходя по второму этажу, я вдруг сообразил, что номера, которые я ставил карандашом на дверях, бесследно исчезли. Пристальный осмотр одной из дверей показал, что их тщательно чем-то стерли, может быть, даже мокрой тряпкой со специальной чистящей пастой.
   Но зачем? Почему Они так опасаются, что я начну ориентироваться в Шайбе? Может быть, в этом случае я сумел бы обнаружить выход?
   Эх, зря я отвлекся на сведение счетов с маньяком! Наверное, надо было продолжать рекогносцировку и составление плана Здания. Я забыл, что главное в моем положении – не уничтожить убийцу, а выбраться отсюда. А вообще-то неизвестно, что тут главное, а что второстепенное…
   Уж не для того ли тебя и заманили сюда, чтобы именно ты положил конец бесчинствам этого гнусного мерзавца? А они, создатели Шайбы, наблюдают, как это у тебя получится. Совмещают, так сказать, приятное с полезным… садисты!..
   Только какими же глупцами надо быть, чтобы избрать меня на роль уничтожителя маньяков! Взяли бы лучше кого-нибудь поздоровее. А я и на турнике-то больше пяти раз не подтягиваюсь, и в беге на любую дистанцию занимаю неизменно первое место – с конца…
   И вообще, каждый должен заниматься своим делом. Так сказать, заполнять отведенную ему социальную нишу и выполнять уникальную общественную функцию. И почему я должен бегать с палкой за опасными преступниками, когда есть у нас специальные службы и специальные агенты, которых содержит армия налогоплательщиков?..
   Вяло размышляя в этом духе, я поднимался по лестнице, машинально отсчитывая этажи.
   Когда я достиг тринадцатого этажа, пыл мой уже иссяк. Намерение сокрушить любого противника улетучилось бесследно. Зато опять захотелось есть. А еще больше – пить. Селедка давала знать о себе.
   Да и цифра была знаменательной. На этом этаже просто-таки обязано было обнаружиться что-нибудь новенькое.
   Столовая на сто посадочных мест, например. Или продуктовый склад.
   Подбадривая себя этими фантазиями, я свернул в коридор и поплелся по нему в глубь Здания.
   Новенькое здесь действительно было. Но не в том смысле, который я имел в виду.
   Никакими общепитовскими заведениями здесь и не пахло. Здесь пахло свежей краской и известкой.
   На этаже производился ремонт. Ковровая дорожка на полу отсутствовала, в паркете зияли провалы, то тут, то там виднелись заляпанные раствором и краской лестницы-стремянки и козлы. Двери кабинетов были распахнуты настежь, и в пустых комнатах не было ничего, кроме рулонов обоев да слоя опилок на полу. Го-лографическме окна были отключены, и кабинеты напоминали подземные казематы для содержания особо опасных узников.
   Свернув за угол коридора, я споткнулся о ведро с какой-то мутноватой строительной бурдой и опрокинул его.
   «Нет, ловить на этом этаже нечего», – подумал я, наклонившись и очищая брюки от брызг разлившейся жидкости. Надо подняться повыше. В конце концов, на нескольких этажах я вообще еще не был…
   Закончив приводить себя в порядок, я поднял с пола палку и разогнулся.
   В ту же секунду сердце мое провалилось в пятки.
   В противоположном конце отрезка коридора стоял здоровый серый пес и исподлобья глядел на меня огромными желтыми глазами. Никогда еще я не видел собак такой породы. Одно было несомненно: к комнатным болонкам этот пес не относится. Ростом он был с небольшого теленка, голова у него была приплюснутой сверху, уши – медвежьими, а хвоста не было вовсе. Гибрид орангутанга и волка. Или медведя и бульдога. В общем, явный продукт генной инженерии. И, судя по мускулистому туловищу и мощным лапам с длинными когтями, выведен он был не для того, чтобы с ним могли играть маленькие дети.
   Откуда взялось здесь это чудовище?! Не оно ли цокало своими когтями по полу, когда гналось за мной на шестом этаже? И где, в конце концов, его хозяин?
   Пока все эти вопросы вспышками возникали в моей затуманенной страхом голове, ни я, ни животное не шевелились, созерцая друг друга.
   Вообще, взаимоотношения с собаками у меня не сложились с детства. Видимо, эта взаимная нелюбовь началась с того случая, когда я играл один на детской площадке, а неизвестно откуда взявшаяся шавка вдруг погналась за мной со злобным лаем. Сейчас-то мне ясно, что карлица эта особого вреда мне причинить не могла, но тогда, ошарашенный столь беспричинной агрессией, я принял ее за монстра и позорным образом спасся бегством домой. В последующем неприязнь моя к этим злобным созданиям еще больше усилилась. Словно чувствуя мою антипатию к ним, собаки тоже не упускали случая, чтобы выразить свою ненависть ко мне.
   Одно время мне даже пришлось обходить кругами места наиболее вероятных встреч с бродячими псами по пути в школу.
   А пиком стала та памятная встреча с целой стаей четвероногих бомжей на пустыре. Если бы не дерево, росшее рядом с кирпичной стеной, к которой они меня приперли, я бы не отделался несколькими укусами. Псы были рослые, как на подбор, и, по-моему, жаждали не только моей крови, но и мяса. Бросив им на растерзание свою новенькую куртку (за что потом мне влетело от Ма), я сумел за те доли секунды, пока они рвали ее клыками в клочья, вскарабкаться по абсолютно голому стволу до нижних веток, а уж потом перебраться через стену…
   И вот теперь – новая встреча с одним из мохнатых убийц. Которая для меня вполне может оказаться последней.
   Потому что пытаться убежать от этого зверя бес-смысленно, а обороняться от него палкой так же нелепо, как охотиться на львов с игрушечным пистолетиком.
   Ничего не оставалось, кроме как попытаться уладить дело миром.
   «Хороший пееик, хороший, – проговорил я противным заискивающим голосом. – Послушай, я не хочу тебе ничего плохого. Ни тебе, ни твоему хозяину, если он у тебя есть… Почему бы тебе не дать мне уйти, а?»
   Пес моргнул безволосыми веками, словно переваривая мои слова. Черт, у него даже хвоста нет, а поэтому непонятно, как он относится ко мне. Обычно эти твари выражают симпатию вилянием хвоста.