Спать или заняться записью?
   Я прошел мимо пианино, дотронувшись стаканом до клавиш, те издали долгий звук, повисший в тишине. По пути скинул пиджак, и беспорядок комнаты без сомнений принял его.
   Диван. Небо над головой, звезды.
   Наверняка в записи ничего интересного. С другой стороны, в забытьи интересного не больше.
   Глоток виски, и через секунду мне стало совсем хорошо. Или так подействовала ночь, которую мы с компьютером устроили. Или сигарета, которую я как-то незаметно закурил.
   – Эспер.
   – Да.
   – Что ты чувствуешь, когда отключаешься?
   – Перед сном?
   – Да, перед сном.
   – Усталость. Накопленную за день энтропию.
   – А сны? Ты часто их видишь?
   – Вы знаете ответ…
   Да, знаю. Я создал ее из стандартной модели. Мне удалось внести в математику несколько сложных уравнений, не имеющих однозначного визуального решения, но сам поиск которого имел для системы смысл. Правда, время от времени Эспер просила своего создателя придумать новые уравнения. Иногда я сам поступал так, не предупреждая, – делая ей своеобразный сюрприз…
   Где-то сбоку находился глазок, который не мигая смотрел на меня. Я повернул туда голову и протянул руку.
   – … и я благодарна вам за них, – договорила Эспер.
   Система повернула настенную лампу (нарушила текущий протокол), чтобы луч света коснулся вытянутой руки.
   Я улыбнулся.
   – Сны здорово грузят память, Эспер.
   – Но это лучше, чем заполнять ее бесконечными нулями… Разве не так?
   «Так. Я вот заполняю себя этим небом», – вновь вернулся к по толк у.
   – Не узнаю рисунок. Что-то новое?
   – Мой последний сон.
   – Ну не последний…
   – Вчерашний.
   Надо же, она могла решать уравнения в виде любых образов, но ей почему-то снится звездное небо. Планеты и галактики. Наши сны почти одни и те же. Человек и машина. Неужели по образу и подобию? Что я дал ей – красивый математический лабиринт с ускользающим решением или что-то еще?
   Я все смотрел в это небо, вглядывался в сон собственного творения… а может быть, уже спал сам. Спал в хороводе ее снов, жил темнотой дальнего космоса, дышал блеском звезд и очертаниями галактик, исчезающими линиями газовых скоплений. Плыл в мелодичных звуках вселе…
   Это музыка?
   «Эспер незаметно включила своего Вангелиса».
 
   Я открыл глаза и увидел, как компьютер опять забавляется. Играет со светом, пока я не вижу. Впрочем, я бы не стал ругать ее, ведь это было по-настоящему красиво. Жалюзи с внешней стороны окон оставались закрытыми, а внутренний ряд то открывался, то закрывался под музыку, впуская внутрь синеватый свет ламп, двигавшихся между стекол.
   Наш дом. Наш с Эспер сумрачный рай – в отдельно взятой квартире, больше напоминающей хорошо обжитую, уютную и достаточно технологичную пещерку. Даже небольшая клаустрофобия – и та в радость. Ведь ты не в пустоте. Не на унылой улице, а у себя дома. Среди вещей, в каждой из которых твоя жизнь.
   Полубесконечные лабиринты на стенах – как твоя судьба.
   Пианино с замершими на бумаге нотами – как твоя душа в самой середине лабиринта. И над ним – звездное небо. Как несбыточная мечта.
   Это ведь так, Будда? Я прав?
   Как раз в этот момент статуэтка осветилась мягким синеватым лучом.
   Свет, следуя за мелодией, раз за разом проливался снаружи сквозь жалюзи. Касался беспорядка, нисколько не осуждая его, не порицая, превращая почти захламленную комнату в ожившую картину, будто из художественной галереи, или в сон, из которого не хочешь просыпаться. Статуэтка единорога, причудливые псевдокактусы, даже изначально неживые книги, импровизированный бар со строем пустых бутылок – все словно оживало от прикосновения света. Нагромождение мебели, кресла, столики и стулья, какие-то бумаги и россыпь карандашей на них – все становилось удивительно гармоничным, приятным глазу. Эспер умела работать с освещением, играть с ним как никто другой.
   Я окончательно проснулся, когда услышал шелест бумаг – система включила вентилятор, чтобы перевернуть страницу партитуры. Наверное, захотела сыграть на встроенном синтезаторе то, что я сам иногда играл на пианино.
   «Только не урони фотографии».
   Конечно, не уронит… она знает, насколько они важны.
   Рука уткнулась в пистолет, с которым я заснул почти в обнимку. Рядом была и пепельница, и бутылка виски.
   – Сварить кофе?
   – Да. Пожалуйста, – сухие губы едва открылись.
   На кухне заработала кофеварка. Бутылку в сторону.
   – И давай немного поработаем, – сказал я, когда почувствовал в кармане брюк нечто инородное.
   Карта памяти. Она.
   Пора перебираться на «рабочий диван». А вот сигареты надо взять.
   – Конечно, Рик.
   – Анализ изображений.
   Ожил терминал у маленького диванчика. Я устроился, перемахнув через его спинку.
   – Кофе готов.
   – Спасибо.
   У компьютерного порта мигнула миниатюрная лампа.
   «Сюда», – подсказала хозяйка Эспер.
   Я потянулся туда, и система услужливо вытянула навстречу телескопический порт. Карта памяти оказалось в нем, а затем и в компьютере.
   – Проиграть файл?
   – Он один?
   – Да.
   – Вперед.
   На экране возникла координатная сетка. Затем изображение. Правда… нельзя было сказать, чем оно отличается от кромешного мрака.
   – Чуть ярче.
   Изображение не поменялось.
   – Еще.
   Опять без толку. Ладно.
   «Что там?»
   – Вы спросили меня, Рик?
   – Да.
   – Наверное, тоннель. Перед нами стык бетонных стен и потолка.
   – Запись уже идет?
   – Да.
   – Я ничего не вижу.
   – Пока ничего не происходит.
   – Сделай контрастнее.
   Картинка никак не хотела проясняться. Марево стало чуть-чуть светлее. Затем в самом верху экрана возникла… какая-то прозрачная полусфера.
   Растущая капля воды? Она заняла около четверти экрана.
   – Стоп. Что это?
   Картинка замерла.
   – Анализ конструкции лагеря показывает…
   – Откуда ты знаешь, что это лагерь? – перебил я, после чего последовала секунда молчания.
   – Информация получена из внешней сети, – созналась-таки Эспер.
   – Я же сказал никогда не выходить в сеть!
   Снова секунда молчания.
   – Простите, Рик. Вы отдали приказ полгода назад. Семь дней и восемь часов. Тридцать ми…
   – Срок прошел, и ты восстановила заводские параметры?
   – Да.
   Мои ладони непроизвольно сжались в кулаки, но я быстро подавил вспышку.
   – Больше никогда так не делай. Немедленно отключись от сети.
   – Да, Рик.
   – Ты отключилась?
   – Да, Рик.
   Пришлось закурить. Сходить на кухню за кофе.
   Глубокая затяжка и глоток напитка помогли вернуть симпатию к машине. Я вернулся на место.
   – Спасибо, Эспер.
   – Рик, я больше никогда вас не подведу.
   – Знаю… Ладно, что показал анализ конструкции?
   – Над камерой был водопровод. Судя по всему, его конструкция повредилась. Поэтому перед объективом падают капли. Сама камера в результате какого-то воздействия была повернута в угол.
   – Взрыв, значит. Давай дальше.
   Большая капля оторвалась откуда-то сверху и полетела вниз.
   – Стоп.
   На поверхности воды что-то проявилось. Отражение. Деформированное изображение того, что за кадром.
   Однако оно оказалось совершенно непонятным.
   – Дальше.
   Система не исполнила приказ, а внесла свое предложение:
   – Я могу развернуть отражение и восстановить 3D-картин у.
   – М-м… давай.
   – Но для этого нужно подключиться к сети. Там недавно появился подходящий программный пакет.
   «Опять хочет в сеть. Что ей там нужно? С кем-то подружилась?»
   «Изменяет мне?» – ухмыльнулся я.
   – Нет. Сделай это сама.
   – Рик, моих ресурсов не хватит для быстрой обработки.
   – Сколько займет анализ одного изображения?
   – Зависит от сложности картины. От пяти часов и более.
   Сойдет. Выберу изображение, когда на капле отразится побольше объектов.
   Камера нацелена в угол. Взрыв, или ее просто свернули ударом… Но капли позволят более-менее рассмотреть, что творится в коридоре.
   – Дальше. Только замедли.
   Капля продолжила движение вниз, увеличиваясь в размерах и немного вытягиваясь по высоте.
   – Подожди минуту.
   Изображение замерло. Отражение можно было интерпретировать так, что позади камеры находился коридор, а в нем затемненная область. На периферии – лампа, судя по красноватым оттенкам, аварийное освещение.
   – Давай.
   Капля продолжила вытягиваться, на ее верху показалась шейка.
   – Подожди.
   Деформированная сфера достигла центра экрана и стала отражать больше пространства. Однако оно все еще было малопонятным.
   – Дальше.
   Шейка растянулась и лопнула, рассыпавшись на три-четыре относительно обособленных шарика. Большая капля тем временем приняла форму почти правильного шара и долетела до низа экрана.
   – Стоп.
   Может, перекрестные отражения со всех четырех сфер что-то подскажут?
   Нет. Стало еще туманнее. Хотя это может говорить о том, что информации стало действительно больше, просто мое пространственное мышление не справляется, а вот Эспер… Запомним. От начала записи 14 секунд.
   – Дальше.
   Большая капля исчезла из вида, а те, что остались от шейки при падении, слились в две, а ближе к нижнему краю – в одну.
   – Подожди.
   Одна маленькая капля отразила больше пространства, только информация стала более сжатой.
   – Перейти к квадрату 869.
   Прямо по центру возникло дополнительное перекрестие координатной сетки. Под аккомпанемент привычного электронного писка – «bleepa» – системы.
   – Увеличить.
   Изображение пришло в движение, приближая за каждую треть секунды выделенный квадрат. Изменение разрешения сопровождалось характерным звуком – будто старомодная машинка-проектор листает слайды. Капля заняла весь экран.
   – Стоп.
   Пришлось наклонить голову, чтобы более-менее разобраться. Так. Есть углы, стыки пола и стен. Потолок. Все уходит в перспективу. Значит, отражено полностью. Тоннель или коридор. По центру темное пятно, хотя… нет, это человеческие тела. Группа людей. Видны руки – две, три или четыре… тянутся к стене. Там что-то есть. Наверное, электронная система охраны. Больше ничего конкретного.
   Запомним. Восемнадцать секунд от начала.
   – Назад. Отцентрировать.
   Изображение полностью восстановилось.
   – Вперед.
   Запись начала проигрываться. Маленькая капля исчезла из вида, и экран через пару секунд вновь транслировал какую-то темень.
   – Там еще капли?
   – Да, Рик.
   – Перемотай до следующей.
   Внезапно снизу появилось множество капелек, фонтаном разлетавшихся в разные стороны.
   – Что это?
   Изображение замерло.
   – Думаю, та первая капля ударилась о какое-то препятствие, и мы видим ее осколки.
   – Что за препятствие?
   – Наверное, деформированная бронекапсула камеры.
   «Что не спроси, все знает».
   – Можно я выскажу собственную мысль? – спросила Эспер.
   – Конечно.
   – Мы имеем множество перекрестных отражений. С маленьких капель, поверхности которых из-за высокой кривизны отражают все помещение и друг друга… Перспективный кадр.
   – Согласен.
   Запомним. Девятнадцать секунд.
   – Дальше.
   После исчезновения капель вверх подбросило струйку, образовавшуюся от схлопывания каверны где-то внизу. Струйка вытянулась примерно до середины экрана.
   – Минуту.
   Интересный ракурс. Но чтобы понять его, придется лечь на бок. Нет, лучше перевернуть изображение.
   – Переверни на девяносто градусов.
   Ага. Странно, вроде человеческая голова. Или нет. Просто пятно.
   – Обратно и дальше.
   Картинка восстановилась. Вверху опять появилась полусфера.
   – Стоп.
   Нет, похоже, отражает только пол. Хотя… Что это? Опять голова?
   Только повернутая в профиль… Он отошел в угол. Перед взрывом? Они пытались взорвать дверь?
   – Дальше… О!
   Нет, точно голова!
   – Подожди.
   Мужчина. Да там еще кто-то, только видно совсем плохо. Затылок, наверное. Прическа… женская. Та-ак. Двадцать три секунды.
   – Давай.
   Капля постепенно вытянулась до середины экрана, став похожей на эллипсоид. Головы куда-то исчезли, возможно, диверсанты присели.
   Затем экран замер.
   – Это все?
   – Да, Рик.
   Выходит, последовал взрыв.
   Итак, мы имеем несколько перспективных кадров. Самый интересный – последний.
   – Сколько займет обработка кадра с двадцати трех секунд?
   – Около пяти часов.
   – А того, где множество капель?
   – Больше. Гораздо больше… Даже не могу сказать приблизительно.
   – Хорошо. Займись обработкой кадра, где видны головы.
   В груди поселилось тревожное чувство, но я пока не мог распознать его. По своему опыту я понимал, что происходит – подсознательное переваривает информацию, одновременно скрывая его от разума. Естественно, для его же блага. Ладно, пусть так. Рано или поздно бессознательное выдаст ответ.
   Взглянул на электронные часы. Судя по ним, наступил долгожданный вечер, и я приказал приоткрыть жалюзи.
   – Завтрак готов, но кофе остыл, – сказала Эспер.
   Черт. Совсем забыл. Интересное дело – разглядывать капли.
   Да и про душ не вспомнил. Время еще есть. Освежиться, перекусить и – на работу.
   Закутанный в халат, я стоял на балконе и потягивал кофе. Внизу раскинулся переходный субуровень, а где-то там, наверху, над глухими перекрытиями, был верхний город, надстроенный прямо над старым Чикаго…
   Дабы не ставить безопасность в зависимость от состояния ливневой канализации, бетонные перекрытия всегда делали со специальными отверстиями для слива воды. Кроме того, сотни тонн конденсированной атмосферной влаги находили тысячи других способов пролиться вниз: через швы и стыки, трещины в железобетонных плитах, вертикальные транспортные каналы. Поэтому нижние уровни были не менее дождливыми, чем самый верхний, тот, что был под настоящим небом, с которого шел настоящий природный дождь. Многоликий и разный. Моросящий и бьющий. Даже готовый ненадолго прерваться.
   По соображениям экономии и технологичности сети и канализация верхнего города выводились прямо по стенам нижележащих зданий в виде огромных пучков труб и кабелей. Создавалось впечатление, что ты в каких-то затейливых джунглях; что по зданиям, похожим на вытянутые валуны и коряги, ползут змеи; что их обвивают замершие лианы или гигантские обнаженные корни.
   Часть отходов без всякой переработки просто сбрасывалась вниз, и старому городу оставалось только гнить. Нижний город не мог убежать или скрыться, он мог только медленно умирать… Но и жителям, допущенным поближе к небу, приходилось не так уж и сладко.
   Фактически всю свою жизнь они учились мириться с клаустрофобией и привыкать к постоянному страху. Не думать о том, что в любую секунду можешь быть убит осколком крошащихся конструкций…
   Вот уже в который раз ты смотришь на обшарпанные здания и влажные чернеющие тротуары. На давно не убиравшуюся улицу и желтые неисправные парковщики, половина из которых просто не работает, а остальные угрожающе искрят… Если бы на этой улице жили хотя бы два десятка людей, она бы давно захлебнулась в мусоре и разрухе. Но по крайней мере здесь, на субуровне, нет прорывов газовой проводки, бесконтрольных выбросов плотного ядовитого пара, генетической отравы для грызунов и насекомых.
   Лучшие вывески и наиболее качественный, чистый неон только наверху. Они для тех, кому позволено летать под небом. Важным винтикам и механизмам системы, наемникам и полицейским. В здешних же домах давно живут только по два-три человека, а отбросам общества вход заказан даже на субуровень. Их заперли в «болоте».
   Здания подремонтированы и подкрашены только сверху, снизу – выкрошенный, поблекший бетон и кирпич, бывший когда-то красным. А если забредешь не туда, то рискуешь наткнуться на старую радиоактивную пыль и поднять ее в воздух, хотя таких мест почти под небом осталось мало. Другое дело – «болото».
   Получить от Чикаго цельного впечатления не удавалось. Тепло и холод. Всполохи света и мрак. Не рай, но и не ад. В крайнем случае его преддверие. Немного подкрашенное сверху.
   Там, наверху, играет и переливается неон, а сигнальные огни на крышах небоскребов так похожи на звезды… Означает ли это, что не все так плохо? Если да, то вокруг пока не ад. Холодная и мрачная бездна, созданная нашими руками, и блестящие верхние этажи, что тянутся в манящее черное небо. Когда пытаешься охватить все это, становится не по себе.
   Мерцающий свет, что притягивает взгляд и жжет психику. Волшебно и странно. Подозрительно. Холодный и пасмурный рай. Наполовину ад, в котором вроде бы оставлено место надежде. Где играет живой свет – точно заблудившийся здесь, среди круговорота высоченных громадин…
   Стоп! Ты не заметил, что уже не дома?! Что спинер оказался на крыше штаб-квартиры «БлекСкай»?!
   Ты выходишь из него, привычно укутавшись в плащ, но оставив в машине шляпу и кейс. Ныряешь под козырек у лифта и встречаешь свое творение – модифицированный экспресс-тестер.
   Да, да. Не террорист. Лоялен системе. Точнее, допустимо лоялен, ведь тебе, как разработчику, известно, что есть ряд тонкостей.
   Разрешите пройти?
   Из лифта выскочил Дэвид, старый армейский приятель, со словно приклеенной к губам и ставшей легендарной сигаретой.
   – Привет, как дела? – его светло-голубые глаза улыбнулись мне.
   – Порядок. А ты? – я выпустил его из лифта.
   – Задание. Срочный вызов, – он остановился, едва выйдя.
   – Переходи к нам. Спокойней, чем в спецназе, – мой палец замер у кнопки.
   – Не-а. Ты знаешь, меня прет от этого.
   Махнул рукой и убежал куда-то в сторону. Под дождь.
   «Хаска» – такое у него прозвище. И впрямь похож на лайку. Надо же, за столько лет совсем не изменился.
   Костяк ЧВК составляли такие, как он. Ветераны, которым нужно просто указывать цель. Если я был ищейкой или гончей, то они – боевыми псами, без страха и комплексов. Настоящая частная армия, готовая выполнить любой приказ.
 
   Кабинет Гарри.
   Выглядит так, будто в этом насквозь прокуренном месте кто-то проживает, как у себя дома. Прежде всего, в глаза бросались многочисленные фотографии семьи и друзей. На стенах награды. Полки с кубками и – опять же – с фотографиями в рамках. Мини-кухня. В углу три сейфа. В одном из них – я знаю точно – тома старого законодательства.
   В целом обставлено весьма старомодно. Как в полиции лет тридцать назад. Собственно, капитан из нее и пришел.
   Вместо нормального многофункционального интерфейса какие-то аналоговые штуковины. Вентиляторы и микрофоны. Выпуклый электронно-лучевой экран. Почти антиквариат. И, конечно, жалюзи, которые закрылись, когда я захлопнул дверь.
   Старый лысый толстяк, казалось, заснул за столом в окружении папок и бумаг. Не сомневаюсь, что в них есть все и про всех. Обезоруживающая внешность, покатые плечи и округлое тело, обвисшая кожа, мягкий взгляд серо-голубых глаз могли купить новичка. Но мне-то известно, каким типом он умеет быть, когда надо. Старый незаменимый коп на службе в ЧВК. Гарри знает о тебе все и понимает главное: для того чтобы получить максимум возможного, нужно требовать невозможного. Жестко, бескомпромиссно.
   Я сел на стул, и Гарри будто спросил взглядом: «Будешь?»
   – Нет, спасибо.
   – Решил-таки поработать? – он расплылся в улыбке.
   – Они дали запись с места нападения. Я ее крутил, крутил… Короче, не вышло.
   Он опустил взгляд и кивнул головой. Читал дневную свод к у.
   Несколько секунд было слышно лишь радиопередачу дежурного по району, который раздавал задания патрулям.
   – Так что с ней делать?
   – С кем? – не поднимая головы, переспросил Гарри.
   – С записью.
   – Ничего.
   Уг у.
   – Получается, мы ничего не нарыли. Как дальше работать?
   Кэп, наконец, оторвался от чтения и поднял на меня глаза.
   – Ты не понял? Мы на подхвате. Что скажут, то и сделаем.
   – Ну я пошел.
   – Нет. Пойдем вместе.
   А, да. Оперативка. Вовремя объявился.
   Мы перешли в соседний кабинет, почти так же пропахший табаком, но обставленный гораздо лаконичнее и современнее. Большой стол посередине, кресла и проектор. Пожалуй, все. Остальное скрыто под фальшстенами.
   В совещательной комнате уже собрался весь отдел. Девять человек. Если со мной, то десять. Гроссман, Пилудски, Торрес и… короче, все. Бывшие копы, военные, бандиты и оперативники разведки. Да пара людей с совершенно неясным прошлым.
   Гарри плюхнулся в свое кресло. Я пристроился у самого входа.
   – В фирму поступил заказ, – начал капитан. – Два заказа. Розыск. Установление причин отказа тестера. Поскольку они связаны, будем считать одним делом.
   Пауза. Переваривайте информацию.
   Очкарик-негр со странной фамилией Гроссман уперся в меня взглядом. Следом его дружок Пилудски, так же плохо видящий, но носящий линзы. Бывший беженец. Типичная крыса, всегда знающая, в какой момент надо делать ноги.
   «Облажался?» – как бы спрашивали их глаза из-за стекол.
   Да пошли вы.
   – Полиция вмешиваться не будет, силенки уже не те, – продолжал бывший коп, – даже ассоциация налогоплательщиков разорвала с ними контракт. Теперь им недолго осталось. Еще чуть-чуть, и мы их сами купим.
   – Если начальство захо… – попробовал вставить проныра Торрес, поджарый латинос, которому совершенно не шел строгий костюм.
   – Лишние руки не помешают, – перебил Гарри. – По делу с розыском пока ждем отмашки, – немного нервозно договорил он.
   Пауза. Типичное совещание, которое обречено превратиться в монолог. Остальные смотрят боссу в рот. Впрочем, как и я.
   – И хоть каких-то данных, – добавил шеф.
   Затем все посмотрели на меня.
   – По тесту есть один вариант.
   Ну? Давай, говори, что ли, а то все пялятся на меня.
   – Нам сообщили, что террористы, возможно, прошли спецподготовку.
   Часть сотрудников вернулась к созерцанию обстановки. Уже лучше.
   – Какую именно? – спросил я.
   – В RCC есть сотрудник, учившийся по той же программе…
   – Подожди, кэп, диверсанты тренировались в корпорации? – не удержался я.
   «Спрашивай больше, старлей, и сделаешь карьеру сержанта», – сообщил взгляд шефа.
   – В общем, так, – он немного повысил голос, – на том примере можно провести перекалибровку. Еще лучше вернуться к твоей старой идее с вопросами в дополнение к картинкам.
   – То есть увеличение продолжительности теста уже не критично, – я напомнил всем о долгих спорах со своими оппонентами по поводу идеологии ВК-теста.
   – Уже нет, – подтвердил Гарри. Относительно ВК он всегда доверял мне.
   Я не отказал себе в удовольствии обвести отдел торжествующим взглядом. Мои «доброжелатели» предсказуемо опустили глаза.
   Затем последовало продолжение «совещания». Босс что-то говорил, и все слушали. Даже записывали. Насколько помню, разговор был на вечную тему: поиски узлов нелегальной информационной сети Три-С, которые возникали то здесь, то там, как когда-то грибы после нормального дождя…
   Я очнулся, только когда Гарри окликнул:
   – Берк, загляни ко мне. Нет, пойдем вместе.
   Люди встали и потянулись к выходу. Мы с капитаном вышли последними.
 
   – Значит, так, – начал он, устраиваясь в своем кресле.
   Его рука потянулась куда-то вниз, надо полагать, к ящику стола.
   – О тех делах лучше поменьше знать.
   На столе очутились два стакана. Я очутился на стуле напротив капитана.
   – Идеальный вариант, совсем ничего. Но этот мир не идеален, и у каждого из нас есть мозги. Хоть немного.
   Ага, бутылка коньяка. Организм старого лиса давно ничего не принимал: ни водки, ни виски. Он мог пить только хороший коньяк, но зато стаканами, а не рюмками.
   – Поэтому, если что услышишь…
   Пока он наполнял один стакан, я успел положить за щеку таблетку – блокатор алкоголя.
   – Лучше пропустить мимо.
   Второй стакан. У шефа серьезный настрой.
   – Ну давай.
   Видимо, я непроизвольно поморщился, поскольку шеф мгновенно отреагировал:
   – Только не строй из себя девчонку.
   Мы синхронно выпили. Гарри достал шоколадку.
   – Ничего так, – выдохнул я и потянулся к плитке.
   – С той стервой ровнее, – гулко задышал шеф.
   – Да понял уже, – я понюхал дольку шоколада и положил ее в рот. Настоящий.
   «Вопросы для теста».
   – Слушай, кэп, какие вопросы задавать?
   – Ты у нас специалист. Вот и придумай.
   – Идея старая. Боюсь даже в бумагах не найти.
   Если бы на моем месте был Гарри, то в бумагах ничего бы не затерялось. Но он не на моем месте.
   – Ты всегда был мастером на импровизации.
   Какое-то время мы оба смотрели в потолок, ощущая, как тепло алкоголя распространяется по телу. Хотя нет, капитан глазел на фотографии.
   – Послушай, маловато информации. Скажи что-нибудь.
   Шеф вздохнул и с укором посмотрел мне в глаза: «Меньше знаешь, дольше проживешь, бери пример с меня». Стал наливать следующую порцию.
   – Первая версия… и она же последняя версия. Те пятеро – члены Три-С.
   Наполнил первый стакан.
   – Возможно, бывшие узники концлагеря… да, представляешь, оттуда можно сбежать. Примеры были…
   Второй стакан.
   – Или даже те, кто проходил по программам подготовки…
   Шелест обертки шоколадки.
   – … но я этого не говорил. Лимон?
   – Нет.
   – Хотели отомстить, перебить дирекцию, – усмехнулся, – ха-ха, «менеджмент» концлагеря.
   Да, прозвучало нелепо. И тем не менее такова жизнь.
   – Хотя давай лимон.
   Гарри потянулся к ящику стола, и через секунду передо мной возникла тарелка. С уже нарезанным лимоном.