Страница:
– Да. Разве это не производит на тебя должного впечатления?
Мадлен рассмеялась, когда Джин вдруг выкатил глаза, сделав вид, что его поразила пришедшая ему в голову идея.
– Послушай, а почему бы тебе не избавить меня от унижения быть кавалером без дамы и не стать моей спутницей? – Он наклонился к ней ближе и посмотрел на нее глазами преданной собачонки.
– Потому что она собирается пойти со мной, – сказал Филипп, выходя из лифта.
– Я? – опешила Мадлен, поворачиваясь к только что вернувшемуся боссу.
Она знала, что Джин хитер на выдумки. У него миллион женщин, из которых он мог выбрать любую и в любой момент. Уж если он и шел куда-нибудь один, так только по собственному желанию.
– Да, ты, – подтвердил Филипп. – Это обязательное мероприятие и для меня тоже. Так лучше я пойду с человеком, с которым можно поговорить о чем угодно, помимо его последнего тренера по теннису.
Мадлен не была уверена в том, как ей следует поступить. Раймона Стоунхолл произвела впечатление умной женщины. Поэтому она решила принять его слова за комплимент.
– А почему это ты должен идти с ней? – опечалено спросил Джин старшего брата. – Я попросил первый.
– Потому что она моя секретарша. К тому же я отсутствовал целую неделю, и у меня нет времени искать спутницу.
Это была такая явная галиматья, что Мадлен чуть не прыснула от смеха.
– Филипп, это смешно, – заявила она, не задумываясь.
– Еще бы! – согласился Джин.
Филипп приблизился к ней со строгим видом, на лице его было написано, что он принял решение, и оно окончательное.
– Если только нет веских причин, по которым ты не сможешь со мной пойти.
Едва ли он примет неудачные отговорки. Мадлен не понимала, что с ним происходит, но и не хотела спорить в этот момент.
– Гм, таких причин нет. Было бы приятно с тобой пойти.
– Вот и хорошо. Джин, – он обратил холодный взгляд на брата, – если ты здесь, чтобы повидаться со мной, прошу в кабинет.
Джин последовал за ним, и Филипп закрыл за собой дверь, надеясь, что на его лице не написано, каким дураком он сейчас себя чувствует. Филипп не мог объяснить, что на него нашло, когда он вышел из лифта и увидел, как Джин заигрывает с Мадлен. Захотелось схватить брата за шиворот и навешать ему тумаков.
А потом Филипп услышал, как Джин приглашает ее составить ему компанию. Это уже было чересчур. Филиппу не становилось легче оттого, что он прекрасно знал: под маской плейбоя скрывался обыкновенный шалопай. Нельзя допустить, чтобы Мадлен влюбилась в парня, подобного Джину. Веселое необременительное времяпрепровождение было в его стиле. И хотя леди, с которыми Джин общался, никогда на него не жаловались, такое не подходило для Мадлен. Филипп сомневался, что Мадлен устоит против чар Джина, а поэтому защитить ее – его обязанность. Кроме того, дьявол нашептывал ему в ухо, что, если девушка не против повеселиться, так уж лучше пусть с ним, чем с другим.
– Что за бес в тебя вселился? – потребовал ответа Джин, нарушая полет фантазий брата.
– Ты о чем?
– О номерах, которые ты выкидываешь. И не притворяйся дурачком, тебе это не идет.
Филипп поправил пиджак, рывком опустил манжеты.
– Знаю. Не уверен, что именно должен сказать в таком случае, кроме одного: держись подальше от моего секретаря.
Джин скорчил кислую гримасу.
– Опять ты за свое. Ну, давай, Филипп, расслабься.
Филипп хлопнул рукой но столу.
– Я выразился ясно. Мадлен не та девушка, которая ищет сумасшедших выходных. Оставь ее в покое.
Джин принял задумчивый и удивленный вид.
– Парень, да ты похоже, попался!
– Не смеши.
– И не думаю. Да я счастлив до смерти! В моем арсенале появилось крупнокалиберное оружие против тебя. Едва ли ты теперь сможешь ругать меня, когда сам по уши влюблен в свою секретаршу.
– Нет.
– Не нужно отрицать. Мне даже показалось на минуту, что ты собираешься вышибить мне мозги. Прежде ты никогда не вел себя так из-за женщин. Это любовь, дружище, что же еще?
Филипп решил, что с него достаточно.
– Уверен, ты пришел не для того, чтобы обсуждать мою личную жизнь, – сказал он многозначительно. – Тебе что-нибудь нужно?
Слава богу, что Джин согласился поменять тему разговора, но Филипп слушал деловые предложения брата вполуха. Он продолжал думать о Мадлен…
После ухода Джина Филипп вышел в приемную, чтобы предложить объекту своих мыслей пойти домой. Была пятница, и к тому же почти пять часов. Он знал, что Мадлен задержалась бы на работе, раз он только что вернулся. Но Филипп не собирался портить ей выходные, поскольку и сам не знал, когда сможет закончить дела.
Он остановился, увидев ее очень расстроенной.
– Мадлен? В чем дело?
– Только что позвонила тетя. Мама упала и сломала бедренную кость. Я должна ехать, чтобы позаботиться о ней. Тетя слишком слаба, даже чтобы заботиться о себе, и…
Мадлен зажмурила глаза, чтобы не брызнули слезы. Она раньше не представляла себе старость матери такой драматичной, и это расстраивало ее больше, чем она того ожидала. Она спокойно поговорила по телефону с тетей Лиз, но только когда повесила трубку, осознала, что произошло.
Глупо, но ей казалось, что мама всегда будет сильной, здоровой… Мадлен не представляла, что может ее потерять. Мама – единственная, кто у них с Эрин остался.
Мадлен не осознавала, что плачет, пока Филипп не притянул ее к себе. Стоило ей коснуться головой его груди, как слезы полились рекой. Презирая себя за слабость, она рыдала в его объятиях.
– Я просто не переживу, если мама умрет, – шептала она с надрывом, уткнувшись ему в пиджак.
– Ну что ты, – успокаивал ее Филипп, нежно убирая волосы со лба. – Она поправится. Сломанное бедро еще не конец света.
Мадлен высвободилась из кольца его рук и потихоньку успокоилась. Нашла салфетку, высморкалась и попыталась слабо улыбнуться.
– Ты не понимаешь. Они говорят об операции. Правительственной страховки хватит только на лечение перелома. А потом… – Она резко замолчала, поняв, что начала жаловаться. – Прости. Я не должна была всего этого говорить. – Не в состоянии поднять на него глаза, она направилась к своему столу. – Я почти все сделала, поэтому, если ты не возражаешь, я закончу и поеду. Нас с Эрин ждет долгая поездка.
– Почему бы тебе не воспользоваться самолетом? Я могу распорядиться, чтобы его немедленно подготовили…
– Нет. Спасибо.
– Но…
– Нет. Я… не могу злоупотреблять твоим терпением. Не имею ни малейшего представления, вернусь ли я к понедельнику, поэтому…
– Мадлен, ты так ничего и не поняла. Ты все еще думаешь, что я могу тебя уволить?
– Ну, честно говоря, не знаю. Отсутствие на работе в течение одного дня из-за больного ребенка не то же самое, что происходит сейчас.
– Тогда дай мне сказать. За тобой гарантировано рабочее место, когда ты вернешься. Пожалуйста, не переживай из-за этого.
– Спасибо. – Она с облегчением вздохнула. Мадлен уже представляла, как истратит все свои сбережения на уход за матерью. Гарантия сохранения места в данной ситуации была для нее жизненной необходимостью. По крайней мере, ей не придется искать работу и ухаживать за мамой одновременно. Не в первый раз она пожалела об упрямстве матери и тети и их нежелании переехать к ней поближе.
– А теперь насчет самолета…
– Нет, Филипп. Твое предложение более чем великодушно, но я не могу себе позволить воспользоваться им.
– Почему?
– Ты предоставляешь самолет, принадлежащий корпорации, всем служащим, когда у них возникают проблемы?
– Нет, но какое это…
– Я не могу допустить привилегированного отношения к себе, Филипп. Это было бы несправедливо. Если бы у матери случился сердечный приступ, я, вероятно, ухватилась бы за твое предложение. Но при данных обстоятельствах семичасовая поездка ничего не меняет.
– Ерунда.
– Возможно, для тебя, но не для меня. Кроме того, если я полечу на самолете, мне придется брать напрокат машину, а это связано с определенными расходами.
– Черт, я возьму тебе машину напрокат!
– В последний раз говорю, нет! – Она не заметила, как повысила голос, пока не увидела, что его брови удивленно приподнялись. – Пожалуйста, извини меня. Я не хотела кричать.
– Ничего страшного, ты ведь взволнована. Я только не понимаю, почему ты не хочешь, чтобы я помог тебе.
Мадлен собрала сумочку, взяла жакет и снова повернулась к нему лицом.
– Потому, Филипп, что я долгое время забочусь о себе сама. Если начну принимать от тебя помощь сейчас, что я буду делать потом, когда, например, у меня зависнет компьютер или случится что-то еще в этом роде? Поэтому спасибо за твое предложение. Оно было очень милым. Но я со всем справлялась сама до настоящего момента и буду это делать впредь. Она перекинула сумочку через плечо и пошла к лифту. – Я оставила телефон матери и больницы на всякий случай, если ты вдруг не найдешь что-нибудь из документов.
Двери раскрылись, и Мадлен вошла в лифт, не сказав больше ни слова. Двери тихо закрылись.
– Упрямая женщина, – пробормотал Филипп в пустоту.
Он еще долго не отводил взгляд от лифта.
Глава 8
Глава 9
Мадлен рассмеялась, когда Джин вдруг выкатил глаза, сделав вид, что его поразила пришедшая ему в голову идея.
– Послушай, а почему бы тебе не избавить меня от унижения быть кавалером без дамы и не стать моей спутницей? – Он наклонился к ней ближе и посмотрел на нее глазами преданной собачонки.
– Потому что она собирается пойти со мной, – сказал Филипп, выходя из лифта.
– Я? – опешила Мадлен, поворачиваясь к только что вернувшемуся боссу.
Она знала, что Джин хитер на выдумки. У него миллион женщин, из которых он мог выбрать любую и в любой момент. Уж если он и шел куда-нибудь один, так только по собственному желанию.
– Да, ты, – подтвердил Филипп. – Это обязательное мероприятие и для меня тоже. Так лучше я пойду с человеком, с которым можно поговорить о чем угодно, помимо его последнего тренера по теннису.
Мадлен не была уверена в том, как ей следует поступить. Раймона Стоунхолл произвела впечатление умной женщины. Поэтому она решила принять его слова за комплимент.
– А почему это ты должен идти с ней? – опечалено спросил Джин старшего брата. – Я попросил первый.
– Потому что она моя секретарша. К тому же я отсутствовал целую неделю, и у меня нет времени искать спутницу.
Это была такая явная галиматья, что Мадлен чуть не прыснула от смеха.
– Филипп, это смешно, – заявила она, не задумываясь.
– Еще бы! – согласился Джин.
Филипп приблизился к ней со строгим видом, на лице его было написано, что он принял решение, и оно окончательное.
– Если только нет веских причин, по которым ты не сможешь со мной пойти.
Едва ли он примет неудачные отговорки. Мадлен не понимала, что с ним происходит, но и не хотела спорить в этот момент.
– Гм, таких причин нет. Было бы приятно с тобой пойти.
– Вот и хорошо. Джин, – он обратил холодный взгляд на брата, – если ты здесь, чтобы повидаться со мной, прошу в кабинет.
Джин последовал за ним, и Филипп закрыл за собой дверь, надеясь, что на его лице не написано, каким дураком он сейчас себя чувствует. Филипп не мог объяснить, что на него нашло, когда он вышел из лифта и увидел, как Джин заигрывает с Мадлен. Захотелось схватить брата за шиворот и навешать ему тумаков.
А потом Филипп услышал, как Джин приглашает ее составить ему компанию. Это уже было чересчур. Филиппу не становилось легче оттого, что он прекрасно знал: под маской плейбоя скрывался обыкновенный шалопай. Нельзя допустить, чтобы Мадлен влюбилась в парня, подобного Джину. Веселое необременительное времяпрепровождение было в его стиле. И хотя леди, с которыми Джин общался, никогда на него не жаловались, такое не подходило для Мадлен. Филипп сомневался, что Мадлен устоит против чар Джина, а поэтому защитить ее – его обязанность. Кроме того, дьявол нашептывал ему в ухо, что, если девушка не против повеселиться, так уж лучше пусть с ним, чем с другим.
– Что за бес в тебя вселился? – потребовал ответа Джин, нарушая полет фантазий брата.
– Ты о чем?
– О номерах, которые ты выкидываешь. И не притворяйся дурачком, тебе это не идет.
Филипп поправил пиджак, рывком опустил манжеты.
– Знаю. Не уверен, что именно должен сказать в таком случае, кроме одного: держись подальше от моего секретаря.
Джин скорчил кислую гримасу.
– Опять ты за свое. Ну, давай, Филипп, расслабься.
Филипп хлопнул рукой но столу.
– Я выразился ясно. Мадлен не та девушка, которая ищет сумасшедших выходных. Оставь ее в покое.
Джин принял задумчивый и удивленный вид.
– Парень, да ты похоже, попался!
– Не смеши.
– И не думаю. Да я счастлив до смерти! В моем арсенале появилось крупнокалиберное оружие против тебя. Едва ли ты теперь сможешь ругать меня, когда сам по уши влюблен в свою секретаршу.
– Нет.
– Не нужно отрицать. Мне даже показалось на минуту, что ты собираешься вышибить мне мозги. Прежде ты никогда не вел себя так из-за женщин. Это любовь, дружище, что же еще?
Филипп решил, что с него достаточно.
– Уверен, ты пришел не для того, чтобы обсуждать мою личную жизнь, – сказал он многозначительно. – Тебе что-нибудь нужно?
Слава богу, что Джин согласился поменять тему разговора, но Филипп слушал деловые предложения брата вполуха. Он продолжал думать о Мадлен…
После ухода Джина Филипп вышел в приемную, чтобы предложить объекту своих мыслей пойти домой. Была пятница, и к тому же почти пять часов. Он знал, что Мадлен задержалась бы на работе, раз он только что вернулся. Но Филипп не собирался портить ей выходные, поскольку и сам не знал, когда сможет закончить дела.
Он остановился, увидев ее очень расстроенной.
– Мадлен? В чем дело?
– Только что позвонила тетя. Мама упала и сломала бедренную кость. Я должна ехать, чтобы позаботиться о ней. Тетя слишком слаба, даже чтобы заботиться о себе, и…
Мадлен зажмурила глаза, чтобы не брызнули слезы. Она раньше не представляла себе старость матери такой драматичной, и это расстраивало ее больше, чем она того ожидала. Она спокойно поговорила по телефону с тетей Лиз, но только когда повесила трубку, осознала, что произошло.
Глупо, но ей казалось, что мама всегда будет сильной, здоровой… Мадлен не представляла, что может ее потерять. Мама – единственная, кто у них с Эрин остался.
Мадлен не осознавала, что плачет, пока Филипп не притянул ее к себе. Стоило ей коснуться головой его груди, как слезы полились рекой. Презирая себя за слабость, она рыдала в его объятиях.
– Я просто не переживу, если мама умрет, – шептала она с надрывом, уткнувшись ему в пиджак.
– Ну что ты, – успокаивал ее Филипп, нежно убирая волосы со лба. – Она поправится. Сломанное бедро еще не конец света.
Мадлен высвободилась из кольца его рук и потихоньку успокоилась. Нашла салфетку, высморкалась и попыталась слабо улыбнуться.
– Ты не понимаешь. Они говорят об операции. Правительственной страховки хватит только на лечение перелома. А потом… – Она резко замолчала, поняв, что начала жаловаться. – Прости. Я не должна была всего этого говорить. – Не в состоянии поднять на него глаза, она направилась к своему столу. – Я почти все сделала, поэтому, если ты не возражаешь, я закончу и поеду. Нас с Эрин ждет долгая поездка.
– Почему бы тебе не воспользоваться самолетом? Я могу распорядиться, чтобы его немедленно подготовили…
– Нет. Спасибо.
– Но…
– Нет. Я… не могу злоупотреблять твоим терпением. Не имею ни малейшего представления, вернусь ли я к понедельнику, поэтому…
– Мадлен, ты так ничего и не поняла. Ты все еще думаешь, что я могу тебя уволить?
– Ну, честно говоря, не знаю. Отсутствие на работе в течение одного дня из-за больного ребенка не то же самое, что происходит сейчас.
– Тогда дай мне сказать. За тобой гарантировано рабочее место, когда ты вернешься. Пожалуйста, не переживай из-за этого.
– Спасибо. – Она с облегчением вздохнула. Мадлен уже представляла, как истратит все свои сбережения на уход за матерью. Гарантия сохранения места в данной ситуации была для нее жизненной необходимостью. По крайней мере, ей не придется искать работу и ухаживать за мамой одновременно. Не в первый раз она пожалела об упрямстве матери и тети и их нежелании переехать к ней поближе.
– А теперь насчет самолета…
– Нет, Филипп. Твое предложение более чем великодушно, но я не могу себе позволить воспользоваться им.
– Почему?
– Ты предоставляешь самолет, принадлежащий корпорации, всем служащим, когда у них возникают проблемы?
– Нет, но какое это…
– Я не могу допустить привилегированного отношения к себе, Филипп. Это было бы несправедливо. Если бы у матери случился сердечный приступ, я, вероятно, ухватилась бы за твое предложение. Но при данных обстоятельствах семичасовая поездка ничего не меняет.
– Ерунда.
– Возможно, для тебя, но не для меня. Кроме того, если я полечу на самолете, мне придется брать напрокат машину, а это связано с определенными расходами.
– Черт, я возьму тебе машину напрокат!
– В последний раз говорю, нет! – Она не заметила, как повысила голос, пока не увидела, что его брови удивленно приподнялись. – Пожалуйста, извини меня. Я не хотела кричать.
– Ничего страшного, ты ведь взволнована. Я только не понимаю, почему ты не хочешь, чтобы я помог тебе.
Мадлен собрала сумочку, взяла жакет и снова повернулась к нему лицом.
– Потому, Филипп, что я долгое время забочусь о себе сама. Если начну принимать от тебя помощь сейчас, что я буду делать потом, когда, например, у меня зависнет компьютер или случится что-то еще в этом роде? Поэтому спасибо за твое предложение. Оно было очень милым. Но я со всем справлялась сама до настоящего момента и буду это делать впредь. Она перекинула сумочку через плечо и пошла к лифту. – Я оставила телефон матери и больницы на всякий случай, если ты вдруг не найдешь что-нибудь из документов.
Двери раскрылись, и Мадлен вошла в лифт, не сказав больше ни слова. Двери тихо закрылись.
– Упрямая женщина, – пробормотал Филипп в пустоту.
Он еще долго не отводил взгляд от лифта.
Глава 8
Поездка в родной город протекала гладко, даже маленькая Эрин не мешала, сладко проспав всю дорогу. Было уже почти три часа ночи, когда они подъехали к дому и Мадлен вытащила девочку из машины. Над крыльцом горел свет, но в окне тети Лиз было темно. Ну и хорошо, пусть отдохнет, подумала Мадлен. Мать и тетя Лиз были очень близки друг другу, но, к сожалению, обе они теперь слабы здоровьем. Мадлен всегда переживала за них, а сейчас сильнее обычного.
Мадлен старалась не шуметь, тетя никогда не спала крепко. Когда она уложила дочку в кровать и накрывала ее одеялом, в комнате для гостей появилась тетя Лиз.
– Боже мой, милая, да что ж ты не подождала утра, зачем отправилась в дорогу ночью с такой крошкой?
– Я в полном порядке, тетя Лиз, – заверила она пожилую женщину, нежно целуя ее в щеку. Затем направилась к дверям. – Я сейчас вернусь.
Она перенесла из машины сумки и личные вещи в дом, а потом заперла дверь.
– Я приготовила тебе чай, милая. А после ты обязательно должна отдохнуть.
– Ты так добра, – ответила девушка, принимая чашку из рук тети.
– Разговаривала с мамой?
– Нет. Я звонила перед отъездом из Далласа, но она спала. В дороге я поговорила с дежурной медсестрой. Та сказала, что с мамой все в порядке, насколько это возможно в ее положении.
Внезапные слезы наполнили глаза Лиз.
– Как я упреждала эту старую курицу: „Не лазай в своих тапках вниз по той лестнице“. Говорила: „Ты, глупая ослица, шмякнешься и сломаешь себе шею“. А послушалась она? Тьфу. Кого она слушает? И что сейчас? Сама видишь, что…
– Тетя Лиз, – прервала ее Мадлен, подавая салфетку из стакана, который стоял на боковом столике столько, сколько она себя помнила, – все хорошо. Мама поправится.
– А не поправится, так будет ей урок. Я совсем из-за нее свихнулась.
– И она всегда переживает за тебя. Вы обе очень любите друг друга.
– Ха. Как будто теперь кому-то есть до этого дело, – фыркнула Лиз. Ее лицо приняло страдальческое выражение, и по щеке скользнула слеза. – Ума не приложу, что нам делать, милая. Доктора говорят, нужна операция. Сама знаешь, старики тяжело их переносят. Уж не знаю, как мы за все это заплатим.
Пожилая женщина накидала целую гору из скомканных салфеток. Мадлен накрыла рукой ее руку с сильно просвечивающими венами.
– Ты перестанешь переживать сию же минуту. У меня есть деньги, которые я приберегла на черный день. – Девушка попыталась весело улыбнуться. – И я бы сказала, что такой день настал. У нас все будет хорошо.
Но Лиз только нахмурилась в ответ на ее улыбку – А теперь ты меня послушай, детка. Может, я просто становлюсь брюзгой, но те деньги для тебя и ребенка. У тебя нет мужа, который бы позаботился о тебе, поэтому те деньги понадобятся тебе самой.
Мадлен знала: бесполезно пытаться доказывать тете Лиз, что она больше не нуждается ни в каком муже, так же как она не смогла убедить в этом свою мать. Поэтому Мадлен не стала ничего объяснять. Сестры никогда не верили, что она может позаботиться о себе.
– Поговорим об этом позже. Эрин наверняка начнет капризничать, когда проснется. Мне лучше поспать, пока есть такая возможность. – Мадлен поднялась, обогнула стол и еще раз поцеловала тетю в лоб. – Ты тоже отдохни, а утром мы навестим маму.
– Ты добрая девочка, дочка. Всегда была такая.
– Спокойной ночи, тетя Лиз, – пожелала она ей с любовью.
Ополоснув чашки и погасив везде свет, Мадлен позволила себе понежиться в горячем душе, а потом накинула ночную сорочку и забралась в кровать, где чистое, накрахмаленное постельное белье так сладко пахло домом.
Добрая девочка, да? Мадлен взбила подушку. Доброй в этот момент она себя не чувствовала. Скорее сейчас она была измотанная, подавленная и раздражительная. Мадлен боялась того, что не состоится как мать. Она отчаянно влюблена в мужчину, который просто недосягаем для нее. И маме, и Эрин необходимо, чтобы она была сильной, и на ее плечи давил тяжкий груз ответственности.
Мадлен еще раз взбила подушку. Она не станет потакать жалости к самой себе. Хныканье никогда еще никому не помогало.
Несмотря на строгий выговор, который она себе сделала, ей снились сияющие доспехи, белые лошади и Филипп.
Проснувшись, Мадлен удивилась, что уже так светло. Она бросила сонный взгляд на часы и резко села. Пятнадцать минут девятого!
Сбросив одеяло, она одним прыжком оказалась у детской кроватки, сердце бешено билось. Должно быть, что-то не так.
Кроватка оказалась пуста.
Только потом она услышала звонкий смех Эрин, и страх отступил, не успев перерасти в настоящую панику.
На ходу натягивая халат, Мадлен спустилась в гостиную. Там на полу сидели тетя Лиз и Эрин, а все игрушки, которые они привезли, были разбросаны вокруг.
– Тетя Лиз, ты с ума сошла? – сделала она выговор тете, входя в комнату. – Ты тоже хочешь получить перелом бедра, развалившись вот так на полу?
Лиз взглянула на Эрин и покачала головой:
– Предупреждала тебя, крошка, не шуми. Предупреждала, что твоя мамочка будет ворчать, когда проснется.
Эрин пустила изо рта пузыри, смеясь над бабушкой.
Мадлен помогла Лиз подняться на ноги, пытаясь оставаться строгой, но в этом не было смысла. Она тоже рассмеялась и обняла тетю.
– И ты еще называешь упрямой маму, – сказала молодая женщина, подходя к столу и наливая себе чашку кофе.
Гостиная плавно переходила в кухню в этом тесном доме, в котором она выросла. Но все здесь казалось уютным. Ей следовало бы чувствовать себя обделенной, но Мадлен никогда не испытывала ничего подобного, ведь родной дом дышал покоем и любовью. Может, поэтому она всегда шла по жизни с улыбкой на лице. Ни к чему винить судьбу за несправедливо посланную бедность и грозить небесам. Отец и мать сделали ее детство поистине счастливым.
Она покачала головой и отпила глоток кофе с цикорием.
– Тебе следовало бы меня разбудить, тетя Лиз. Тогда бы мы могли уже быть в больнице.
– А я звонила в больницу, медсестра сказала, что ей делают рентген и физиолечение утром, поэтому нет нужды ехать туда до десяти часов. Ее даже не будет в палате.
Мадлен не терпелось повидаться с матерью, но тетя была права. Глупо сидеть в пустой палате.
– Тогда спасибо тебе за то, что дала мне поспать. Уже много лет я не могла так хорошо выспаться.
– Мы переживаем за тебя, милая. Мама и я. Ты одинока и все такое.
– Я говорила вам тысячу раз, у меня все прекрасно. Я могу позаботиться об Эрин и о себе.
– Но…
Стук в дверь прервал их бесконечный спор, чему Мадлен была очень рада.
Вопль тети у двери минуту спустя испугал ее, и она облила руку горячим кофе, поспешно ставя чашку на столик.
– Милая! Иди сюда и посмотри на это. Это был доставленный букет бледно-розовых роз. Лиз расписывалась в квитанции, а Мадлен принесла вазу.
– Кто их прислал? – спросила Лиз, взволнованная, как ребенок на Рождество.
Мадлен была абсолютно уверена, от кого они, а открытка только подтвердила ее догадку.
– „Мадлен, прости за то, что задел твою гордость“, – прочитала она вслух. – „Надеюсь, твоя мама скоро поправится. Филипп“.
– О! Дочка, ты не рассказала, что у тебя есть кавалер!
– У меня нет кавалера.
– Ну, как же. Если у мужчины нет серьезных намерений, он не будет присылать такие цветы.
– Он мой босс, а не кавалер. И просто очень добр ко мне.
–..двадцать четыре, двадцать пять. Мда. Я спрашиваю, сколько боссов ты знаешь, которые шлют по двадцать пять роз кому-нибудь только потому, что добры?
– Тетя Лиз, этот человек мог бы послать по двадцать роз каждой знакомой женщине, и это никак не отразилось бы на его кошельке. Это всего лишь красивый жест, и ничего больше.
– Мда.
Мадлен только развела руками и перестала спорить.
– Если ты не против присмотреть за девочкой, я бы хотела принять душ.
Даже задержавшись из-за дорожной пробки, они прибыли в больницу раньше, чем Каролина прошла осмотр у физиотерапевта. Во время отсутствия матери Мадлен поговорила с лечащим врачом и проконсультировалась у геронтолога-ортопеда. Теперь она лучше знала, чего можно ожидать. После беседы ей стало несколько легче.
Но спокойно она себя почувствовала, только когда увидела мать. Принимая во внимание случившееся, Каролина выглядела замечательно. Несмотря на то, что все еще испытывала боль, она с радостью встретилась с внучкой.
– Врачи говорят, ты принимаешь недостаточное количество обезболивающих средств. Ты уверена, что тебе этого хватает?
– Со мной все хорошо, дочка. Мне не нравится, когда все плывет в голове. Не беспокойся. Я выпиваю их столько, сколько мне нужно, чтобы чувствовать себя неплохо.
Хотя ее мама верила в сказки, тем не менее она была практичной женщиной, пусть даже иногда поступала неразумно.
Отец часто говорил, что Мадлен очень похожа на мать, но сама дочь это отрицала.
Лиз просто умирала от желания рассказать Каролине о цветах. Мадлен застонала, обхватив голову руками, когда сестры принялись обсуждать „явный“ намек в этих цветах. Когда немного спустя огромный букет весенних цветов доставили Каролине, обе женщины были вне себя от радости. Мужчина, который шлет цветы матери девушки, просто не может не иметь серьезных намерений.
Мадлен была готова прибить Филиппа.
– Мама, эти цветы не свидетельствуют ни о чем, кроме как о его добром расположении к нам. Филипп может быть очень великодушным, и он…
– Ты ему нравишься, дочка. И это просто замечательно!
– Я ему не нравлюсь, – произнесла Мадлен сквозь зубы.
– Говорю тебе…
– А я говорю тебе то же, что уже говорила тете Лиз. Филипп – мой босс. Только мой босс. Просто повезло, что он порядочный человек.
– Очень богатый порядочный человек, – уточнила Каролина, обращаясь к сестре.
Это переполнило чашу терпения Мадлен.
– Сейчас же прекратите, прошу вас! Сейчас, когда я наконец перестала верить в глупые сказки, которые вы мне вбили в голову в детстве, случается что-то такое, что лишает меня спокойствия. Говорю вам в последний раз, что счастливый конец бывает только в сказке.
Чувствуя себя отвратительно, Мадлен схватила Эрин и вылетела из палаты. Она шла, не останавливаясь, пока, наконец, не оказалась в педиатрическом отделении рядом с пустой игровой комнатой. Медсестра разрешила ей побыть там с Эрин. Мадлен удобно свернулась в кресле, наблюдая, как дочка с ликованием понеслась к надувному клоуну, неуклюже раскачивающемуся в центре комнаты.
Отбросив волосы с лица, Мадлен изо всех сил старалась взять себя в руки. Ей не хотелось обидеть ни мать, ни тетю, но она должна была заставить их слушать себя. Ее сводило с ума и одновременно смешило, что сестры так разволновались и обрадовались возможному появлению мужчины в жизни Мадлен. Словно в этом весь смысл ее существования. Она понимала, что они не имели в виду ничего плохого. Мать и тетя – не только люди своего поколения, но и южане, для которых замужество – венец всех достижений. Но они должны оставить глупые фантазии по поводу ее жизни. Мадлен вообще сомневалась, что когда-нибудь выйдет замуж. И была абсолютно уверена, что никогда не выйдет за босса.
Боже сохрани, если они узнают, как сильно она влюблена в Филиппа!
Сердце ныло, и нервы были на пределе. Если женщины будут продолжать в том же духе, она просто не сможет выдержать.
Вскоре Эрин начала хныкать, и Мадлен выбрала одно из кресел-качалок, выставленных вдоль стены. Успокаивающее покачивание и сладкое дыхание ребенка успокоили и ее.
К возвращению в палату матери она полностью взяла себя в руки и была готова принести сердечные извинения.
– Мама, – сказала она тихо, чтобы не разбудить спящую Эрин, – извини меня. Я нагрубила и была не права.
– А теперь ты послушай, дочка. Тебе не за что извиняться. Мы две старые свахи, и мы были не правы. Это мы должны извиняться.
– Ах, мама, – произнесла Мадлен. – Как бы мне хотелось, чтобы каждая история имела счастливый конец. Но такого просто не бывает.
Каролина взглянула на цветы на подоконнике и только улыбнулась.
Филипп решил, что сходит с ума.
Миссис Монтаг была превосходной секретаршей. Он не показал охватившей его паники, когда она попросила долгосрочный отпуск. А потом он нашел Мадлен.
Теперь Мадлен уехала, и Филипп окончательно потерял голову. Хуже всего то, что он мог думать только о ней. По одной этой причине его работа не двигалась с места.
Слава богу, сегодня она возвращается. То, что он дожил до среды, можно объяснить только чудом.
Интересно, его объяснение по поводу телефонного звонка показалось ей таким же неуклюжим, как и ему? Но Филиппу очень хотелось услышать ее голос. И удостовериться, что с ее матерью все в порядке.
Когда звякнул колокольчик, возвещавший о том, что лифт остановился на его этаже, пульс Филиппа участился по крайней мере на тридцать ударов.
– Добро пожаловать, – поприветствовал он Мадлен, стоя у ее стола и намеренно притворяясь, что просматривает файл.
– Вижу, что ты был слишком занят, чтобы сильно обо мне скучать, – заметила она, улыбаясь.
– Напротив, – возразил Филипп. – Я ужасно по тебе скучал. Ты же знаешь, как я ненавижу диктофоны. Но мне пришлось заставить себя пользоваться ими.
Мадлен рассмеялась и сняла жакет. Потом с деловым видом уселась за свой стол. Филипп понял, что она готова сразу окунуться в работу.
– Как дела у твоей матери?
– С ней все будет хорошо. Кстати, маме очень понравились цветы, которые ты послал ей. Мои розы тоже были превосходны. Спасибо.
– Пожалуйста. Как операция?
– Пока они решили ее не делать. Я смогла устроить маме консультацию у лучшего местного физиотерапевта. И хотя ей придется долгое время пользоваться костылями, врачи полагают, что постепенно она восстановит полную способность передвигаться самостоятельно. – Румянец, который заливал лицо Мадлен в моменты сильного волнения, снова вернулся к ней. – Теперь ты получил исчерпывающую информацию. Вывод таков: она быстро поправляется.
Филипп даже не подозревал, как скучал по Мадлен, до тех пор, пока снова не увидел, как она краснеет. Несмотря на ее профессионализм, на те трудности, которые выпали ей в жизни, Мадлен сохранила в себе непосредственность, которое всегда проявлялась спонтанно.
– Рад это слышать. Я знаю, что ты была вне себя от волнения.
– А-а, это. – Она снова покраснела. – Даже не могу найти подходящих слов для извинения…
– Ни слова больше. Все забыто. А сейчас давай посмотрим, смогу ли я оправдать репутацию эксплуататора и успеем ли мы наверстать упущенное.
Мадлен весело рассмеялась.
Удивительная девушка! Всегда умеет подстроиться под его настроение.
Филипп направился в свой кабинет, но остановился в дверях:
– Не забудь о субботе.
– О субботе?
– Я заеду за тобой в шесть, и мы отправимся на праздник к моей матери.
– А, да. Прекрасно.
Филипп закрыл дверь и задумался, почему ему вдруг так захотелось, чтобы скорее закончилась рабочая неделя.
Мадлен старалась не шуметь, тетя никогда не спала крепко. Когда она уложила дочку в кровать и накрывала ее одеялом, в комнате для гостей появилась тетя Лиз.
– Боже мой, милая, да что ж ты не подождала утра, зачем отправилась в дорогу ночью с такой крошкой?
– Я в полном порядке, тетя Лиз, – заверила она пожилую женщину, нежно целуя ее в щеку. Затем направилась к дверям. – Я сейчас вернусь.
Она перенесла из машины сумки и личные вещи в дом, а потом заперла дверь.
– Я приготовила тебе чай, милая. А после ты обязательно должна отдохнуть.
– Ты так добра, – ответила девушка, принимая чашку из рук тети.
– Разговаривала с мамой?
– Нет. Я звонила перед отъездом из Далласа, но она спала. В дороге я поговорила с дежурной медсестрой. Та сказала, что с мамой все в порядке, насколько это возможно в ее положении.
Внезапные слезы наполнили глаза Лиз.
– Как я упреждала эту старую курицу: „Не лазай в своих тапках вниз по той лестнице“. Говорила: „Ты, глупая ослица, шмякнешься и сломаешь себе шею“. А послушалась она? Тьфу. Кого она слушает? И что сейчас? Сама видишь, что…
– Тетя Лиз, – прервала ее Мадлен, подавая салфетку из стакана, который стоял на боковом столике столько, сколько она себя помнила, – все хорошо. Мама поправится.
– А не поправится, так будет ей урок. Я совсем из-за нее свихнулась.
– И она всегда переживает за тебя. Вы обе очень любите друг друга.
– Ха. Как будто теперь кому-то есть до этого дело, – фыркнула Лиз. Ее лицо приняло страдальческое выражение, и по щеке скользнула слеза. – Ума не приложу, что нам делать, милая. Доктора говорят, нужна операция. Сама знаешь, старики тяжело их переносят. Уж не знаю, как мы за все это заплатим.
Пожилая женщина накидала целую гору из скомканных салфеток. Мадлен накрыла рукой ее руку с сильно просвечивающими венами.
– Ты перестанешь переживать сию же минуту. У меня есть деньги, которые я приберегла на черный день. – Девушка попыталась весело улыбнуться. – И я бы сказала, что такой день настал. У нас все будет хорошо.
Но Лиз только нахмурилась в ответ на ее улыбку – А теперь ты меня послушай, детка. Может, я просто становлюсь брюзгой, но те деньги для тебя и ребенка. У тебя нет мужа, который бы позаботился о тебе, поэтому те деньги понадобятся тебе самой.
Мадлен знала: бесполезно пытаться доказывать тете Лиз, что она больше не нуждается ни в каком муже, так же как она не смогла убедить в этом свою мать. Поэтому Мадлен не стала ничего объяснять. Сестры никогда не верили, что она может позаботиться о себе.
– Поговорим об этом позже. Эрин наверняка начнет капризничать, когда проснется. Мне лучше поспать, пока есть такая возможность. – Мадлен поднялась, обогнула стол и еще раз поцеловала тетю в лоб. – Ты тоже отдохни, а утром мы навестим маму.
– Ты добрая девочка, дочка. Всегда была такая.
– Спокойной ночи, тетя Лиз, – пожелала она ей с любовью.
Ополоснув чашки и погасив везде свет, Мадлен позволила себе понежиться в горячем душе, а потом накинула ночную сорочку и забралась в кровать, где чистое, накрахмаленное постельное белье так сладко пахло домом.
Добрая девочка, да? Мадлен взбила подушку. Доброй в этот момент она себя не чувствовала. Скорее сейчас она была измотанная, подавленная и раздражительная. Мадлен боялась того, что не состоится как мать. Она отчаянно влюблена в мужчину, который просто недосягаем для нее. И маме, и Эрин необходимо, чтобы она была сильной, и на ее плечи давил тяжкий груз ответственности.
Мадлен еще раз взбила подушку. Она не станет потакать жалости к самой себе. Хныканье никогда еще никому не помогало.
Несмотря на строгий выговор, который она себе сделала, ей снились сияющие доспехи, белые лошади и Филипп.
Проснувшись, Мадлен удивилась, что уже так светло. Она бросила сонный взгляд на часы и резко села. Пятнадцать минут девятого!
Сбросив одеяло, она одним прыжком оказалась у детской кроватки, сердце бешено билось. Должно быть, что-то не так.
Кроватка оказалась пуста.
Только потом она услышала звонкий смех Эрин, и страх отступил, не успев перерасти в настоящую панику.
На ходу натягивая халат, Мадлен спустилась в гостиную. Там на полу сидели тетя Лиз и Эрин, а все игрушки, которые они привезли, были разбросаны вокруг.
– Тетя Лиз, ты с ума сошла? – сделала она выговор тете, входя в комнату. – Ты тоже хочешь получить перелом бедра, развалившись вот так на полу?
Лиз взглянула на Эрин и покачала головой:
– Предупреждала тебя, крошка, не шуми. Предупреждала, что твоя мамочка будет ворчать, когда проснется.
Эрин пустила изо рта пузыри, смеясь над бабушкой.
Мадлен помогла Лиз подняться на ноги, пытаясь оставаться строгой, но в этом не было смысла. Она тоже рассмеялась и обняла тетю.
– И ты еще называешь упрямой маму, – сказала молодая женщина, подходя к столу и наливая себе чашку кофе.
Гостиная плавно переходила в кухню в этом тесном доме, в котором она выросла. Но все здесь казалось уютным. Ей следовало бы чувствовать себя обделенной, но Мадлен никогда не испытывала ничего подобного, ведь родной дом дышал покоем и любовью. Может, поэтому она всегда шла по жизни с улыбкой на лице. Ни к чему винить судьбу за несправедливо посланную бедность и грозить небесам. Отец и мать сделали ее детство поистине счастливым.
Она покачала головой и отпила глоток кофе с цикорием.
– Тебе следовало бы меня разбудить, тетя Лиз. Тогда бы мы могли уже быть в больнице.
– А я звонила в больницу, медсестра сказала, что ей делают рентген и физиолечение утром, поэтому нет нужды ехать туда до десяти часов. Ее даже не будет в палате.
Мадлен не терпелось повидаться с матерью, но тетя была права. Глупо сидеть в пустой палате.
– Тогда спасибо тебе за то, что дала мне поспать. Уже много лет я не могла так хорошо выспаться.
– Мы переживаем за тебя, милая. Мама и я. Ты одинока и все такое.
– Я говорила вам тысячу раз, у меня все прекрасно. Я могу позаботиться об Эрин и о себе.
– Но…
Стук в дверь прервал их бесконечный спор, чему Мадлен была очень рада.
Вопль тети у двери минуту спустя испугал ее, и она облила руку горячим кофе, поспешно ставя чашку на столик.
– Милая! Иди сюда и посмотри на это. Это был доставленный букет бледно-розовых роз. Лиз расписывалась в квитанции, а Мадлен принесла вазу.
– Кто их прислал? – спросила Лиз, взволнованная, как ребенок на Рождество.
Мадлен была абсолютно уверена, от кого они, а открытка только подтвердила ее догадку.
– „Мадлен, прости за то, что задел твою гордость“, – прочитала она вслух. – „Надеюсь, твоя мама скоро поправится. Филипп“.
– О! Дочка, ты не рассказала, что у тебя есть кавалер!
– У меня нет кавалера.
– Ну, как же. Если у мужчины нет серьезных намерений, он не будет присылать такие цветы.
– Он мой босс, а не кавалер. И просто очень добр ко мне.
–..двадцать четыре, двадцать пять. Мда. Я спрашиваю, сколько боссов ты знаешь, которые шлют по двадцать пять роз кому-нибудь только потому, что добры?
– Тетя Лиз, этот человек мог бы послать по двадцать роз каждой знакомой женщине, и это никак не отразилось бы на его кошельке. Это всего лишь красивый жест, и ничего больше.
– Мда.
Мадлен только развела руками и перестала спорить.
– Если ты не против присмотреть за девочкой, я бы хотела принять душ.
Даже задержавшись из-за дорожной пробки, они прибыли в больницу раньше, чем Каролина прошла осмотр у физиотерапевта. Во время отсутствия матери Мадлен поговорила с лечащим врачом и проконсультировалась у геронтолога-ортопеда. Теперь она лучше знала, чего можно ожидать. После беседы ей стало несколько легче.
Но спокойно она себя почувствовала, только когда увидела мать. Принимая во внимание случившееся, Каролина выглядела замечательно. Несмотря на то, что все еще испытывала боль, она с радостью встретилась с внучкой.
– Врачи говорят, ты принимаешь недостаточное количество обезболивающих средств. Ты уверена, что тебе этого хватает?
– Со мной все хорошо, дочка. Мне не нравится, когда все плывет в голове. Не беспокойся. Я выпиваю их столько, сколько мне нужно, чтобы чувствовать себя неплохо.
Хотя ее мама верила в сказки, тем не менее она была практичной женщиной, пусть даже иногда поступала неразумно.
Отец часто говорил, что Мадлен очень похожа на мать, но сама дочь это отрицала.
Лиз просто умирала от желания рассказать Каролине о цветах. Мадлен застонала, обхватив голову руками, когда сестры принялись обсуждать „явный“ намек в этих цветах. Когда немного спустя огромный букет весенних цветов доставили Каролине, обе женщины были вне себя от радости. Мужчина, который шлет цветы матери девушки, просто не может не иметь серьезных намерений.
Мадлен была готова прибить Филиппа.
– Мама, эти цветы не свидетельствуют ни о чем, кроме как о его добром расположении к нам. Филипп может быть очень великодушным, и он…
– Ты ему нравишься, дочка. И это просто замечательно!
– Я ему не нравлюсь, – произнесла Мадлен сквозь зубы.
– Говорю тебе…
– А я говорю тебе то же, что уже говорила тете Лиз. Филипп – мой босс. Только мой босс. Просто повезло, что он порядочный человек.
– Очень богатый порядочный человек, – уточнила Каролина, обращаясь к сестре.
Это переполнило чашу терпения Мадлен.
– Сейчас же прекратите, прошу вас! Сейчас, когда я наконец перестала верить в глупые сказки, которые вы мне вбили в голову в детстве, случается что-то такое, что лишает меня спокойствия. Говорю вам в последний раз, что счастливый конец бывает только в сказке.
Чувствуя себя отвратительно, Мадлен схватила Эрин и вылетела из палаты. Она шла, не останавливаясь, пока, наконец, не оказалась в педиатрическом отделении рядом с пустой игровой комнатой. Медсестра разрешила ей побыть там с Эрин. Мадлен удобно свернулась в кресле, наблюдая, как дочка с ликованием понеслась к надувному клоуну, неуклюже раскачивающемуся в центре комнаты.
Отбросив волосы с лица, Мадлен изо всех сил старалась взять себя в руки. Ей не хотелось обидеть ни мать, ни тетю, но она должна была заставить их слушать себя. Ее сводило с ума и одновременно смешило, что сестры так разволновались и обрадовались возможному появлению мужчины в жизни Мадлен. Словно в этом весь смысл ее существования. Она понимала, что они не имели в виду ничего плохого. Мать и тетя – не только люди своего поколения, но и южане, для которых замужество – венец всех достижений. Но они должны оставить глупые фантазии по поводу ее жизни. Мадлен вообще сомневалась, что когда-нибудь выйдет замуж. И была абсолютно уверена, что никогда не выйдет за босса.
Боже сохрани, если они узнают, как сильно она влюблена в Филиппа!
Сердце ныло, и нервы были на пределе. Если женщины будут продолжать в том же духе, она просто не сможет выдержать.
Вскоре Эрин начала хныкать, и Мадлен выбрала одно из кресел-качалок, выставленных вдоль стены. Успокаивающее покачивание и сладкое дыхание ребенка успокоили и ее.
К возвращению в палату матери она полностью взяла себя в руки и была готова принести сердечные извинения.
– Мама, – сказала она тихо, чтобы не разбудить спящую Эрин, – извини меня. Я нагрубила и была не права.
– А теперь ты послушай, дочка. Тебе не за что извиняться. Мы две старые свахи, и мы были не правы. Это мы должны извиняться.
– Ах, мама, – произнесла Мадлен. – Как бы мне хотелось, чтобы каждая история имела счастливый конец. Но такого просто не бывает.
Каролина взглянула на цветы на подоконнике и только улыбнулась.
Филипп решил, что сходит с ума.
Миссис Монтаг была превосходной секретаршей. Он не показал охватившей его паники, когда она попросила долгосрочный отпуск. А потом он нашел Мадлен.
Теперь Мадлен уехала, и Филипп окончательно потерял голову. Хуже всего то, что он мог думать только о ней. По одной этой причине его работа не двигалась с места.
Слава богу, сегодня она возвращается. То, что он дожил до среды, можно объяснить только чудом.
Интересно, его объяснение по поводу телефонного звонка показалось ей таким же неуклюжим, как и ему? Но Филиппу очень хотелось услышать ее голос. И удостовериться, что с ее матерью все в порядке.
Когда звякнул колокольчик, возвещавший о том, что лифт остановился на его этаже, пульс Филиппа участился по крайней мере на тридцать ударов.
– Добро пожаловать, – поприветствовал он Мадлен, стоя у ее стола и намеренно притворяясь, что просматривает файл.
– Вижу, что ты был слишком занят, чтобы сильно обо мне скучать, – заметила она, улыбаясь.
– Напротив, – возразил Филипп. – Я ужасно по тебе скучал. Ты же знаешь, как я ненавижу диктофоны. Но мне пришлось заставить себя пользоваться ими.
Мадлен рассмеялась и сняла жакет. Потом с деловым видом уселась за свой стол. Филипп понял, что она готова сразу окунуться в работу.
– Как дела у твоей матери?
– С ней все будет хорошо. Кстати, маме очень понравились цветы, которые ты послал ей. Мои розы тоже были превосходны. Спасибо.
– Пожалуйста. Как операция?
– Пока они решили ее не делать. Я смогла устроить маме консультацию у лучшего местного физиотерапевта. И хотя ей придется долгое время пользоваться костылями, врачи полагают, что постепенно она восстановит полную способность передвигаться самостоятельно. – Румянец, который заливал лицо Мадлен в моменты сильного волнения, снова вернулся к ней. – Теперь ты получил исчерпывающую информацию. Вывод таков: она быстро поправляется.
Филипп даже не подозревал, как скучал по Мадлен, до тех пор, пока снова не увидел, как она краснеет. Несмотря на ее профессионализм, на те трудности, которые выпали ей в жизни, Мадлен сохранила в себе непосредственность, которое всегда проявлялась спонтанно.
– Рад это слышать. Я знаю, что ты была вне себя от волнения.
– А-а, это. – Она снова покраснела. – Даже не могу найти подходящих слов для извинения…
– Ни слова больше. Все забыто. А сейчас давай посмотрим, смогу ли я оправдать репутацию эксплуататора и успеем ли мы наверстать упущенное.
Мадлен весело рассмеялась.
Удивительная девушка! Всегда умеет подстроиться под его настроение.
Филипп направился в свой кабинет, но остановился в дверях:
– Не забудь о субботе.
– О субботе?
– Я заеду за тобой в шесть, и мы отправимся на праздник к моей матери.
– А, да. Прекрасно.
Филипп закрыл дверь и задумался, почему ему вдруг так захотелось, чтобы скорее закончилась рабочая неделя.
Глава 9
Суббота выдалась прекрасной: ясное синее небо, температура около двадцати градусов. Мадлен чувствовала возбуждение после прогулки с Эрин среди весенних цветов на поляне. Она беспокоилась, что будет чувствовать себя разбитой после дня, проведенного в хлопотах, но даже неиссякаемая энергия Эрин не мешала ей переживать радостное волнение в предвкушении вечера.
Мадлен пыталась убедить себя, что ничего особенного в этом вечере нет, но у нее ничего не получалось.
Когда они вернулись домой, Мадлен уложила Эрин в кроватку и прилегла сама. Такого она никогда раньше себе не позволяла. Драгоценные часы во время сна Эрин посвящались работе по дому, которую невозможно сделать с ребенком на руках, или даже таким непростительным вещам, как чашка кофе или книга любимого писателя. Когда позвонили в дверь, она подавила стон и с трудом поднялась с кушетки.
При виде посыльного, протягивающего ей перевязанную атласным бантом коробку, ее затуманенный разум сразу прояснился. Удивившись, Мадлен расписалась в квитанции и внесла сверток в комнату. Она оставила его на кушетке и нашла в конверте маленькую, но очень красивую этикетку одного из наиболее дорогих бутиков города. Потом достала сопроводительную записку и сразу узнала почерк Филиппа. Он писал: „Не спорь. Просто получи удовольствие“.
Мадлен пыталась убедить себя, что ничего особенного в этом вечере нет, но у нее ничего не получалось.
Когда они вернулись домой, Мадлен уложила Эрин в кроватку и прилегла сама. Такого она никогда раньше себе не позволяла. Драгоценные часы во время сна Эрин посвящались работе по дому, которую невозможно сделать с ребенком на руках, или даже таким непростительным вещам, как чашка кофе или книга любимого писателя. Когда позвонили в дверь, она подавила стон и с трудом поднялась с кушетки.
При виде посыльного, протягивающего ей перевязанную атласным бантом коробку, ее затуманенный разум сразу прояснился. Удивившись, Мадлен расписалась в квитанции и внесла сверток в комнату. Она оставила его на кушетке и нашла в конверте маленькую, но очень красивую этикетку одного из наиболее дорогих бутиков города. Потом достала сопроводительную записку и сразу узнала почерк Филиппа. Он писал: „Не спорь. Просто получи удовольствие“.