Инна Бачинская. Убийца манекенов

Инна Бачинская
Убийца манекенов

   Действующие лица и события романа вымышлены, и любое сходство их с реальными лицами и событиями абсолютно случайно.

Автор

Глава 1
Двое в снегопад

   Падал снег. А в саду мэйхуа,
   Как всегда, в эту пору цвела.
   Помню, веточку алых цветов,
   Захмелев, я в прическу вплела.
   Но осыпались эти цветы…

Ли Цын Чжао. Из сборника «Строки из граненой яшмы»

   Они брели по заснеженному пустому парку, взявшись за руки. Было время недолгих зимних сумерек перед наступлением ночи, и Полярная звезда уже зажглась в перламутрово-синем, светлом еще небе. Она пульсировала, выпуская и втягивая острые сверкающие лучи-колючки, и казалось, что там, в вышине, притаилось диковинное живое существо – космический еж. Подмораживало. Снег хрустел под ногами. Безмолвно стояли черные деревья вокруг. Посверкивали редкие снежинки в свете фонарей.
   – Замерзла? – спросил мужчина.
   – Немного, – ответила женщина. – Димочка, мне нужно возвращаться. – Голос у нее был виноватый.
   – Уже? – Он остановился, притянул ее к себе, уткнулся лицом в воротник шубки и втянул в себя аромат знакомых духов. От тепла его щеки на воротнике растаяли снежинки.
   – Да. Он приезжает в восемь, мне нужно быть дома. – Она осторожно высвободилась, погладила его по щеке и спросила: – Ты что, плачешь?
   Он поцеловал пальцы женщины, скользящие по его лицу.
   – Я люблю тебя, – сказал он ей в ладонь. – Ты даже не представляешь, как я тебя люблю. Да, я плачу, и мои слезы смешиваются со снегом. Ты заметила, что вокруг снегопад?
   – Заметила, сейчас нас засыплет, мы умрем вместе в один день и час, и нас найдут только весной. Не выпускай меня, слышишь?
   – Не выпущу. Я не хочу, чтобы ты уходила, не хочу расставаться с тобой. Я не желаю умирать всякий раз, когда ты уходишь, мучиться, представляя тебя с ним…
   – Потерпи еще немного. Я скажу ему… Я скажу, что требую развода и не люблю его больше. В январе. После Нового года. А ты заканчивай свой роман, только имей в виду, надо, чтобы там был счастливый конец. Никаких внезапных смертей, никаких аварий, разлук, ураганов и падения метеоритов. Пусть будет банальный хеппи-энд и торжествует любовь. И пусть бредут они вдоль кромки прибоя по бесконечному пляжу и подбирают кусочки бирюзы с белого песка. И крик чаек пусть будет. И яркие звезды в низком черном небе. И шипение волн, накатывающих на песок. И далекая музыка с проплывающего парохода.
   – Я никогда не был на море. Я вообще нигде не бывал.
   – Мы поедем на море. Мы будем путешествовать. Ты напишешь много книг, про нас тоже. Мы станем богатыми. У нас родятся трое детей. Два мальчика и девочка. – Она повторяла то, что говорила уже много раз, прижимаясь к его груди, слыша, как гулко бьется в ответ его сердце.
   – Может, зайдем в «Сову»? – спросил умоляюще он. – Хоть на полчаса…
   – Димочка, честное слово, не могу. Если я не появлюсь дома, разразится страшный скандал. Я боюсь его. Он что-то подозревает, выспрашивает, где я была, с кем. Первый хватает трубку телефона… Ты мне не звони, ладно? Не стоит дразнить его раньше времени. И на мобильник не звони. У нас все праздники будут гости, я даже не смогу с тобой поговорить. Ну-ну, Димочка… пожалуйста, а то я сейчас заплачу. Мне плохо с ним, ты же знаешь… Он грубый, жестокий, примитивный. Просто животное. Я не хотела тебе говорить… Он ударил меня… – Женщина начала всхлипывать.
   – Я убью его! – Мужчина сжал кулаки.
   – Глупый, – говорит она, улыбаясь сквозь слезы. – Никого не надо убивать. Я просто уйду от него.
   – Когда?
   – Скоро. Совсем уже скоро.
   – Почему нельзя прямо сейчас? – спросил он в тысячный раз. – Ты можешь жить у меня!
   – В твоей квартирке? Без денег? Нет, Димочка, сначала он отдаст мне все, что должен. А потом я уйду. Не раньше. У меня уже есть адвокат. Потерпи еще немножко, – в тысячный раз ответила она.
   – Сколько?
   – Месяц! Всего-навсего.
   Он говорил тоном капризного ребенка, стоящего у витрины детского магазина и выпрашивающего новую игрушку. Она – голосом терпеливой матери. Они познакомились три недели назад на выставке местного художника Николая Башкирцева в краеведческой галерее городского исторического музея. Потом пошли пить кофе в кафе через дорогу. Выставка была так себе, и от работ Башкирцева они перешли на проблемы искусства вообще. Она побывала в Лувре и Британском музее, он никогда не выезжал за границу. Так складывались обстоятельства. Да и денег лишних не было. Вот когда выйдет его книга… Труд всей его недолгой жизни. Мысли об истории, цивилизации, будущем человечества. Его философия бытия.
   Дмитрий Андронович Сотников – так его зовут – себе на жизнь зарабатывает литературной поденщиной. Четыре года назад он окончил факультет журналистики педагогического университета и с тех пор обрабатывает мемуары отставных военных и политиков, благо желающих много. Сейчас можно напечатать все, что угодно. Деньги на бочку – и пожалуйста! Тираж в тысячу экземпляров стоит три тысячи баксов. За удовольствие надписать собственную книгу его друзьям и знакомым не жалко отдать и больше. Конечно, платят Дмитрию за такую работу не бог весть сколько, но на жизнь хватает.
   Она удивлялась его откровенности – Дима не пытался хвастаться и пускать пыль в глаза, не рисовался, не надувал щеки. В его готовности рассказывать о себе, ничего не утаивая, было что-то ребяческое. Она решила, что это от одиночества. И позже поняла, что не ошиблась. Он был одинок, этот бывший маменький сынок, воспитанный интеллигентной мамой-библиотекарем вдали от грязного и жестокого мира на сочинениях прекраснодушных просветителей с их утопиями и наивным футуризмом. Он был настолько чист, этот Дима Сотников, что производил впечатление человека слегка неадекватного или, скажем прямо, чокнутого. Он мог одолжить деньги первому встречному, положившись на обещание вернуть их в самом скором времени, а потом долго сокрушаться: «Бедный человек, не отдает! Видимо, бедствует». Мама его умерла год назад, и просто удивительно, что Дима до сих пор продолжает существовать. Друзей у таких мальчиков, как правило, не бывает. Не оказалось их и у Димы. Книги были его друзьями. Он неплохо писал, немного занудно правда, излишне входя в детали, чего современный читатель, воспитанный на литературной поп-се, не способен воспринять. Но его работодателям, людям немолодым и старомодным, нравилось.
   Девушки у Димы тоже не было. В свои двадцать семь он… даже не знаю, как сказать… Он оставался девственником! Сколько раз, сидя ночами в Интернете, Дима собирался ответить какой-нибудь девушке, поместившей объявление в чате, но все не решался. Что-то останавливало его. Возможно, он был слишком не уверен в себе и боялся слишком активных особ, а потому все еще пребывал в ожидании, когда прекрасный случай пошлет ему девушку его мечты. Разумеется, девушка жила в Диминой мечте, и он относился к ней как к живой. Они часто разговаривали о всяких важных вещах, читали книги и даже ссорились иногда. Звали ее Мария.
   Обо всем этом, кроме Марии, разумеется, Дима выложил своей новой знакомой. После чего спохватился, что до сих пор не знает, как ее зовут. Ее звали Лидией. «Лидия?» – изумился простодушный Дима. Очень редкое имя – несовременное, нежное, тонкое, как бабушкины кружева. Она рассмеялась – у Димы было богатое воображение и поразительная способность соединять в сравнениях самые неожиданные предметы. Имя тонкое, как бабушкины кружева. Кто еще, спрашивается, мог бы так сказать в наше время?
   В тот первый раз они пили кофе в «Белой сове», а потом Дима отправился провожать Лидию домой, на другой конец города. Он рассказывал ей о своих старичках, диктующих мемуары, о собаке Юльке, которая появилась у него после смерти мамы. Юлька беспородная, Дима нашел ее в собственном дворе в прошлом году, зимой. Она маленькая, похожа на лисичку, умеет смеяться – у нее замечательное чувство юмора. Он много говорил о своей книге. Лидия молчала, была печальна и думала неизвестно о чем. Вдруг остановилась и сказала:
   – Дима, дальше я пойду одна. До свидания! – И протянула руку в тонкой перчатке.
   – Почему? – удивился он.
   – Нас не должны видеть вместе, я замужем.
   – Как замужем? – растерялся молодой человек.
   Лидия рассмеялась:
   – Женщины часто бывают замужем, Дима. У меня семья – муж, экономка, два кота-сиамца, Мымрик и Лешик.
   Дима смотрел на нее взглядом обиженного ребенка. Она рассмеялась, сняла перчатку и погладила его по щеке теплой ладонью:
   – Не грустите, Дима. Если хотите, можем погулять когда-нибудь. Я редко бываю на воздухе, не с кем. Позвоните мне…
   Она порылась в сумочке, достала крошечный блокнотик и ручку. Нацарапала номер мобильного телефона, вырвала страницу и протянула молодому человеку. Дима старательно спрятал листок во внутренний карман пиджака.
   Он шел домой, не чуя под собой ног, полный радости, невнятных надежд и ожиданий. Возвращался в свой спальный район у черта на куличках. Шел и разговаривал вслух сам с собой. Продолжал диалог с замечательной женщиной.
   – Лида, Лидочка, Лидонька, – говорил он, пробуя на язык необычное имя. – Я обязательно почитаю вам свою книгу. Ее никто еще не видел. Вам первой…
   Ему никогда не встречалась женщина по имени Лидия. Сейчас никто не называет так новорожденных девочек. У него на курсе учились одна Мишель и две по имени Николь, но ни одной Лидии. Ли-ди-я… Звук капели, треньканье металлических креплений на флагштоке, эхо в колодце. Удивительное имя!
 
   Дима влюбился в Лидию. На всю жизнь, страстно и жертвенно. Дожив до своих двадцати семи и пребывая в полном одиночестве и в состоянии некоторой социальной летаргии, он созрел именно для такой любви – светлой, прекрасной и на всю жизнь. «Вы верите в любовь с первого взгляда?» – спросила девушка по имени Гуттиэре у человека-амфибии из популярного когда-то романа известного писателя-фантаста. «А разве есть другая любовь?» – ответил тот. Дима ответил бы точно так же. А разве есть другая любовь?
   Он пришел домой. Заждавшаяся Юлька бросилась под ноги. Дима взял собачку на руки, сел на диван и рассказал ей про Лидию.
   После этой встречи все приобрело новый смысл. Кофе, бутерброд, овсянка, мемуары генерала Крымова, Интернет, труд всей жизни о смысле бытия – все это уже не было прежним. Смысл жизни стал другим. Любовь окрасила его в оптимистичные розовые тона.
   Он позвонил Лидии утром следующего дня, с трепетом прислушиваясь к длинным пронзительным сигналам телефона. Она ответила – и это было чудом! Она не потерялась в большом городе, не исчезла. Она не приснилась ему. Она существовала!
   – Да-а, – произнесла она протяжно, – слушаю.
   – Это я, – прошептал Дима. Голос отказал ему. Он откашлялся и повторил громче: – Это я, Дима.
   – Доброе утро! – рассмеялась Лидия. – Как поживают мемуары?
   – Хорошо. Мы не сможем увидеться сегодня? – Он репетировал эту фразу со вчерашнего вечера.
   – Сможем, – ответила Лидия и снова рассмеялась.
   Они увиделись в тот же день. И на следующий. И на следующий после следующего. Бродили всякими закоулками, чтобы не попасться на глаза знакомым Лидии, и по заснеженному парку. Замерзнув, бежали в «Белую сову», ее любимое кафе. Диме страшно хотелось спросить, с кем она приходила сюда раньше, но он не посмел. А кроме того, боялся обидеть ее. Лидия пила кофе без сахара, но с ликером «Амаретто», Дима – с сахаром и сливками, с бутербродом или большим пряником.
   – Лидия, ты изумительная женщина, – говорил Дима, глядя ей в глаза, тая от нежности и удерживая ее руки в своих. – Ты необыкновенная, ты замечательная, красивая, ты самая… чудесная. – Его любовь выражалась словами, иначе он не мог. Он ласкал ее словами и интонацией.
 
   Через неделю после знакомства Лидия пришла к нему домой.
   – Очень холодно, – сказала она по телефону. – Хочешь, я приеду к тебе?
   Дима потерял дар речи. Как часто он мечтал, что Лидия придет к нему, он снимет с нее шубку, проводит в гостиную, усадит на диван. Сядет рядом, возьмет ее за руку… Или нет, сядет на пол у ее ног… Фантазия, обычно такая богатая на бумаге, буксовала. Мелькали неясные картины из виденных фильмов – объятия, поцелуи, альковные сцены, от которых впору было потерять сознание или умереть на месте.
   Он беспокойно шагал по квартире до самого ее прихода, не в силах сидеть спокойно или читать. Юлька внимательно следила за ним из кресла. Раскрытая книга лежала на журнальном столике, мемуары генерала Крымова сиротливо ютились на письменном столе, а он все шагал от окна до прихожей и обратно. Сердце его колотилось, стремясь выскочить из груди, губы пересохли, щеки пылали румянцем.
   Мелодичный звук дверного звонка показался ему оглушительным. Он выскочил в прихожую, непослушными руками распахнул дверь. Лидия вошла… такая холодная с мороза, пахнущая своими нежными и горькими ванильными духами, и Дима совсем потерял голову. Он обнял Лидию так сильно, что она вскрикнула. Приподнялась на цыпочки, протянула ему губы… Дима припал к ее рту и задохнулся в обжигающем поцелуе.
   – Подожди, – шептала Лидия между поцелуями, – подожди, дай раздеться… Подожди, дурачок…
   Он снял с нее шубку и шарфик, положил, не глядя, мимо трюмо. Потом подхватил ее на руки и, ничего не видя, кроме Лидиного прекрасного лица, спотыкаясь, принес ее в гостиную и положил на диван. Она улыбаясь смотрела на него. Он опустился рядом, и Лидия притянула его к себе.
   – Не торопись, сейчас, сейчас, – шептала она, помогая ему стянуть свитер, расстегивая пуговички своей блузки… освобождаясь от лишних одежек. – Сейчас, мой мальчик, сейчас, мой славный… вот так…
 
   Дима почувствовал, как его тряхнуло словно электрическим разрядом, и перестал быть на долгую секунду. Со всхлипом втянул воздух, приходя в себя. Лидия порывисто вздохнула рядом.
   – Димочка, ты… у тебя… никого не было? – прошептала она, и ее губы пощекотали Димино ухо.
   – Я ждал тебя, – ответил он, засмеявшись, и собственный голос показался ему чужим. – Я люблю тебя. Если бы ты только знала, как я люблю тебя! Не плачь, Лидия!
   Она ушла поздно, не позволила проводить себя, сказала, что возьмет такси.
   – Я люблю тебя, – повторил Дима, целуя ее в прихожей.
   – Я люблю тебя, – вторила ему Лидия, отвечая на поцелуй. – Отпусти меня, а то я останусь здесь навсегда. Ты мое чудо!
   Лидия пришла еще раз, и они провели в постели весь день, вставая лишь перекусить всякими деликатесами, которые она принесла с собой.
   – Выходи за меня замуж, – сказал вдруг Дима.
   – Не так-то это просто, – ответила Лидия, не удивившись.
   – Ты же не любишь его, – настаивал Дима.
   – Не люблю, – согласилась Лидия.
   – Тогда почему?..
   – Деньги, – ответила она честно. – У меня нет профессии, на что мы станем жить?
   – Я буду писать книги. Детективы
   – Дурачок, – сказала она нежно, прикасаясь пальцами к его губам. – Ты совсем еще дурачок. Иди ко мне, люби меня, я хочу тебя снова!
   Диме казалось, что от ее слов мир опрокидывается и стоит на руках, дрыгая в воздухе ногами. Его захлестывало тяжелой горячей волной, причинявшей одновременно и восторг и боль.
 
   – Я разведусь с ним, – сказала Лидия однажды. – Ты прав, это не жизнь. Ты действительно делаешь мне предложение? Я же старше тебя.
   – Я делаю тебе предложение. Я люблю тебя. Это я старше, потому что я мужчина.
   – Спасибо тебе, Димочка, – сказала Лидия. – Спасибо. Я не думала, что можно так любить. Ты меня любишь?
   – Я тебя люблю. Нам не нужны деньги. Уходи от него скорее.
   – Нам нужно много денег, ты ничего не понимаешь в жизни. Красивая жизнь стоит дорого. А некрасивую я не хочу.
   – У нас и так будет красивая!
 
   Лидия не могла вырваться из дома долгих пять дней. Дима чуть не сошел с ума. Ему казалось, что с ней случилось нечто ужасное. Он звонил ей каждые пять минут, но телефон не отвечал, и автоответчик был отключен. Он бродил вокруг дома, пытаясь угадать, где ее окна. Через пять дней она позвонила, но прийти к нему не смогла. Они встретились около парка. С белесых небес сеялся мелкий дождь, снега не осталось и в помине. Лидия была подавлена, печальна. Дима едва не плакал от огорчения и страха.
   – Ты мне не звони, – сказала она. – Я позвоню тебе сама. Мы встречаем Новый год вместе с… ним, в мэрии. Потом у нас будут гости, я не смогу даже поговорить с тобой. Я позвоню сама.
   – Когда? – спросил Дима.
   – Четвертого или пятого января.
   – Что случилось? – спросил он снова. – Я же вижу, что-то случилось.
   – Мы поговорили, – неохотно призналась Лидия. – Это оказалось тяжелее, чем я думала. Ну, ничего, все будет хорошо. Димочка, не провожай меня. Я возьму такси. С Новым годом тебя! Будь счастлив.
   Она поцеловала его в щеку, он обнял ее, она пробормотала едва слышно:
   – Я виновата перед тобой, Димочка… – И, не оглядываясь, пошла из парка.
   Дима видел, как она помахала проезжавшей машине. Та притормозила у тротуара, Лидия уселась сзади и уехала. Он остался один, недоумевающий и разочарованный. Дотронулся до лица, смахивая капли дождя, и медленно побрел домой.
 
   У дома сидели на скамейке четыре или пять шарообразных старух – дворовый Страшный суд. Укутанные во всякие теплые одежки, они лузгали
   семечки и перемывали кости соседям. «Добрый вечер, Димочка!» – окликнула его одна из них, старушечий вожак. Дима скользнул по ним взглядом и молча скрылся в подъезде. Не потому, что он не любил их или презирал, просто мысли его были заняты Лидией, и он забыл, что нужно поздороваться.
   – Совсем плохой стал, как мать померла, царствие ей небесное, – вздохнула старуха. Подружки покачали головами, соглашаясь.
   – К нему женщина ходит, – сказала баба Поля. – Красивая, в шубе до пят. Постарше его будет.
   – Может, материна подруга? – предположила баба Стеша.
   – Как же, подруга, – фыркнула баба Поля. – От мужа гуляет! Димка парень холостой, чистый, видный из себя, чего не погулять!
   – О-хо-хо, девки, в наше время не так было, мы себя блюли. Муж – хозяин, все вокруг него крутилось.
   – Ну и чего хорошего? – возразила продвинутая баба Поля. – Он, паразит, пил и гулял, а ты с дитем сидела! И слава богу, что баба теперь самостоятельная стала. И не нужен он, ирод! И дитенка без него заводит, и деньги заробляет. И удовольствие получает, вот как эта, Димкина. А у меня, когда мужик лез, одна думка была – как бы не залететь. И никакого удовольствия. Даже вспомнить тошно.
   – И то, – согласилась баба Стеша. – Может, оно и так.
   И долго еще сидели они, вспоминая старую жизнь, сравнивая ее с новой. Пока не замерзли. Прощались, как будто расставались навсегда.
   – Ой, девочки! – вдруг вспомнила баба Поля. – У меня ж стюдень на огне стоит! Выкипел, поди, весь!
   Как молодая она помчалась вверх по лестнице. За ней разошлись и остальные.

Глава 2
Зачем убивать манекен?

   Холодная зимняя ночь опустилась на город. Он искрился огнями в преддверии Нового года. На площади стояла громадная елка, сверкающая украшениями, серебряным и золотым дождиком, разноцветными гигантскими фонариками. Двухметровый Дед Мороз устрашающей наружности с красным носом и увесистым мешком за плечами строго смотрел на прохожих сквозь круглые очки. Рядом с ним стояла улыбающаяся Снегурочка в голубом наряде, усыпанном блестками. Вокруг елки прохаживался полицейский в тулупе.
   К ночи поток зевак на площади иссяк. Стало подмораживать, и посыпался легкий невесомый снежок. Страж порядка топал валенками и по-извозчичьи охаживал себя по бокам руками в больших рукавицах. Часы на здании мэрии пробили двенадцать. Потом час. Город опустел.
   В витринах магазинов стояли сверкающие искусственные елки, румяные деды-морозы, нарядные снегурочки и всякая звериная мелочь. Человек в черной куртке и вязаной шапочке, натянутой до бровей, остановился перед витриной бутика «Арлекино». Некоторое время он рассматривал сцену новогоднего бала: елку в глубине витрины и танцующих на ее фоне механических людей – мужчину в смокинге и даму с очень прямой спиной, в длинном бирюзового цвета платье. Две другие дамы в черном и белом вечерних туалетах, щедро увешанные блестящей бижутерией, застыли по бокам, глядя на танцующих. Одна из дам держала в руке фужер с шампанским. Отчетливо были видны пузырьки воздуха в золотистом пластике. Днем куклы оживали и медленно кружились под звуки вальса, покачивая головами. Сейчас игрушки были выключены. Неподвижные, почти в человеческий рост, фигуры застыли с поднятыми руками и неестественно повернутыми головами. Рты их улыбались, невидящие глаза смотрели в пространство.
   Человек огляделся по сторонам. Улица была пустынна и тиха. Снег, посверкивая в свете неяркого уличного фонаря и скрадывая звуки ночного города, летел с белесых небес. Он уже покрыл тротуар, деревья, крыльцо магазина. Человек перевел взгляд на витрину. Протянул руку и потрогал стекло рукой в кожаной перчатке. Снова оглянулся и вытащил из-под куртки металлический ломик. Размахнулся и коротко и сильно ударил. Негромко зазвенело разбитое стекло. От круглого отверстия побежала паутина трещин. Человек размахнулся и ударил еще раз. Беззвучно посыпались в снег осколки. Он ударил еще и еще. Когда отверстие стало достачно большим, сунул руку по плечо внутрь и схватил за руку манекен в черном платье, стоявший справа. Опрокинув его, он попытался вытащить куклу через дыру в стекле. Острые края дыры разрезали рукав куртки и, видимо, поранили его. Он вскрикнул негромко, но продолжал тянуть добычу. Через несколько секунд ему удалось вырвать исцарапанный манекен в разорванном платье наружу. Он оглянулся и замер. Казалось, он прислушивается к едва слышным далеким городским шумам или раздумывает над чем-то. И вдруг он стремительно побежал к дереву на краю тротуара. Движения его были поспешны, но точны. Он опасался появления патрульной машины и хотел успеть до ее появления сделать то, что задумал. За ним по снегу тащился длинный блестящий шарф. Прислонив манекен к дереву, человек стал завязывать петлю на конце шарфа. При этом он бормотал что-то себе под нос и все время озирался. Покончив с петлей, он сунул в нее голову манекена и туго затянул. Другой конец шарфа перекинул через нижнюю ветку дерева и резко дернул, подтягивая манекен кверху. Закрепляя, несколько раз обмотал свободный конец шарфа вокруг ветки. Манекен висел, поворачиваясь вокруг собственной оси, до кошмара похожий на человека. Светились в полумраке обнаженные руки и плечи. Невидящие глаза смотрели в небо, красный рот расплылся в бесмыссленно-радостной улыбке. Снежинки белесой пеленой оседали на черном платье.
   Человек протянул руку и дернул «молнию». Манекен закачался сильнее и как живой вывернулся из-под его руки. Он все дергал молнию, придерживая куклу другой рукой, но застежку заклинило. Раздался треск ткани. Человек застыл и прислушался – ему показалось, что он слышит шум мотора. Он отскочил, подобрал ломик и отбежал за угол. Остановился и оглянулся. Манекен покачивался на дереве как гигантская елочная игрушка, посверкивая блестками на платье. В конце улицы, слепя огнями, показался черный джип. Мужчина нырнул за угол и помчался. Пробежав до конца квартала, свернул за угол, потом еще раз и еще. Наконец остановился и прислонился к стене дома, выравнивая дыхание. Сунул руку под куртку, потрогал раненое плечо. Поморщился от боли. Внимательно рассмотрел кровь на ладони. Постоял еще немного, поправил под курткой ломик и, не торопясь, пошел к городской площади.
 
   Черный джип резко затормозил около магазина. Из него высыпали люди частного охранного агентства «Сокол». Рослые секьюрити столпились у разбитой витрины. Старший присвистнул. От удара по стеклу сработала не только сигнализация. Включились механические куклы, и заиграла му-
   зыка – сентиментальный медленный вальс. Жутковатая пара в вечерних нарядах кружилась в танце, правда не так слаженно, как прежде. Движения кукол стали дергаными и не попадали в такт мелодии. Легкий сквозняк шевелил платье женщины-манекена.
   Четверо парней стояли перед разбитой витриной, глядя на танцующую пару и испытывая оторопь. Хотя они не боялись ни бога, ни черта и за свою жизнь прошли через многое и всякого навидались. «Твою мать!» – старший сплюнул сквозь зубы. Один из бойцов вдруг тронул его за плечо и указал на дерево на краю тротуара. Покачиваясь в свете неяркого фонаря, на дереве висел человек. Женщина в черном платье с блестками…

* * *

   – Ничего там страшного не случилось. Какой-то псих разбил витрину магазина «Арлекино» на Пятницкой, шестнадцать, вытащил женский манекен и повесил на дереве.
   Старший лейтенант Николай Астахов излагал события прошедшей ночи своему начальнику, подполковнику Леониду Максимовичу Кузнецову.
   – Погоди, Николай, не торопись. Ты говоришь, некто…
   – Я говорю «псих»!
   – Допустим, – согласился Кузнецов. – Некто разбил витрину… Чем, кстати, он ее разбил?
   – Скорее всего, ломом. Орудие найдено не было. Вероятно, преступник унес его с собой.
   – Что взято?
   – Ничего, кроме манекена. Да и он оставлен на месте преступления. Повешен на дереве.
   – На чем повешен?
   – На дереве, я говорю. А! На шарфе.
   – Откуда взялся шарф?
   – Хозяин сказал, что наряд на манекене не предусматривал шарфа. По всей вероятности, преступник принес его с собой. Этот псих зачем-то разбил витрину, вытащил манекен и повесил его. Ее то есть. Это была кукла-женщина. Если бы его застукали, он бы схлопотал лет пять за грабеж. Хотя на грабеж это не похоже. Он ничего не взял.