Иннес Хэммонд. Белый юг

   — Пятифунтовик, — ответил я. — Мистер Брайдуэлл, управляющий фирмы, дал нам каждому на Новый год по пять фунтов. Казалось, прекрасно! Потом он стал всем делать наставления. Вот это-то и вывело меня из равновесия, и тогда…
   — Вам не нравился этот мистер Брайдуэлл? — перебил Бономи.
   — Нет, дело не в этом. Человек-то он славный. И этот жест его был добрым. Но вот его наставления, как разумно потратить деньги, мне были ни к чему. Я подумал, ну и тяжко же дался мне его пятифунтовик. Пошел и пропил его. А потом вечером я встретился с Бартлетом, пилотом нашего самолета. Он мне сказал, что летит в Южную Африку, есть свободные места, и я решил рискнуть.
   — Но вам хотя бы известно, какое сейчас положение в Южной Африке?
   — Конечно, я понимаю, что послевоенный бум кончился так же, как и в Англии. Но один мой приятель, с которым я познакомился во время войны, сказал, что, если я приеду, он всегда сможет найти мне работу.
   — Ах, приятель, с которым вы познакомились на войне! — Бономи пожал плечами. — Ну что ж, желаю удачи. Надеюсь, у него для вас есть очень хорошая работа…
   Вошел Тим Бартлет и объявил, что пора отправляться. Мы допили коньяк и пошли к самолету. Но когда самолет взмыл в голубые небеса Италии, Южная Африка вдруг показалась мне уже не столь заманчивой.
   Над Средиземным морем мы попали в болтанку. Вскоре вдали показалась Африка. Пустыня выглядела холодной и унылой. Обозначенный строгими квадратами пирамид Гиза, на нас надвигался Каир. Тим объявил нам, что здесь мы сделаем шестичасовую остановку. В десять полетим дальше.
   Аэропорт продувало ледяным ветром с пылью. Я стоял в раздумье, не зная, как распорядиться своим временем. Наконец решил пойти поискать какое-нибудь местечко, где можно было бы выпить.
   — Мистер Крейг, — раздался голос за моей спиной.
   Я обернулся. Это была Джуди, бледная и озябшая.
   — Вы бы не могли… вы бы не отказались съездить со мной в Каир — ну, выпить что-нибудь или так, вообще? — Ее серые глаза были широко открыты и губы слегка дрожали.
   — Не отказался бы… — Я взял ее под руку. Мы подозвали такси, и я велел отвезти нас в город.
   Мы молчали, пока автомобиль с грохотом выезжал из ворот аэропорта. Вдруг она прошептала:
   — Извините.
   — За что? — спросил я.
   — Да вот, навязываюсь вам. Я… я не думаю, что вам со мной будет весело.
   — Не беспокойтесь. Отдыхайте, и все.
   — Постараюсь. — Она закрыла глаза.
   В ресторане мы сели за угловой столик.
   — Что будете пить? — спросил я.
   — Виски.
   Я заказал две порции двойного. Мы попытались говорить о пустяках. Не получилось. Когда принесли виски, она молча выпила.
   — Может быть, станет легче, если вы мне обо всем расскажете? — предложил я.
   — Возможно.
   — Это всегда помогает, — добавил я. — И к тому же вряд ли мы встретимся снова.
   Она не отвечала. Будто и не слышала. Она неподвижно смотрела на шумную компанию за соседним столиком.
   Мне хотелось что-нибудь сделать, чтобы успокоить ее. Но ничего не приходило в голову. Я закурил сигарету и ждал.
   Наконец она решилась.
   — Всю прошлую ночь я думала о своем отце и об Эрике — что у них там, в Антарктике?..
   — Эрик ваш муж?
   — Да, муж… Эрик Бланд.
   — А ваш отец…
   — Он управляющий базой и начальник экспедиции. — Ее пальцы с силой сжимали стакан. — Если бы там не было этого Эрика! — прошептала она. И продолжала с неожиданной яростью: — Если бы его убили на войне! — Она печально посмотрела на меня. — Но ведь убивают всегда не тех, кого следует, ведь правда?
   «Уж не любит ли она кого-нибудь другого?» — подумал я.
   Джуди снова опустила глаза в стакан.
   — Мне страшно, — продолжала она. — Эрик с помощью своей матери — она норвежка — набрал по своему выбору много людей из Саннефьорда и убедил полковника Бланда, чтобы тот разрешил ему поехать на промысел помощником управляющего базой. Не прошло и двух недель после их отплытия из Кейптауна, как он прислал телеграмму, будто мой отец настраивает против него людей из Тёнсберга. Были и еще телеграммы, и вот наконец пришла такая: «Нордаль открыто заявляет, что скоро завладеет всей компанией». Отец никогда бы такого не сказал, особенно перед людьми. Все это рассчитано на то, чтобы поссорить их с полковником Бландом.
   — Нордаль ваш отец? — спросил я.
   — Да. Он замечательный! — Глаза ее впервые оживились с тех пор, как я ее увидел. — Девятнадцать раз он был в Антарктике. Он так же крепок и… — Она сдержалась и сказала более спокойно: — Понимаете, у Бланда только что был приступ. Сердце. Он знает, что долго не протянет. Вот почему он согласился на то, чтобы Эрик поехал туда. Бланд прекрасно осознает, что у его сына нет достаточного опыта. Но Бланду хочется, чтобы Эрик заменил его в делах компании. Это понятно. Любой отец хотел бы того же. Но он не знает своего сына. Не знает, что тот собой представляет.
   — А ваш отец знает? — предположил я.
   — Да.
   Я взглянул на нее.
   — Почему же вы вышли замуж за Эрика Бланда?
   — Почему девушка выходит замуж за того или иного человека? — медленно отвечала она. — Это было в 1938 году. Эрик был очень привлекательный: высокий, белокурый и очень живой. Он отличный лыжник, прекрасно танцует и держит красивую маленькую яхту. Все считали, что мне очень повезло.
   — А он оказался фальшивкой?
   — Да.
   — Когда же вы это обнаружили?
   — Во время войны. Ведь взрослыми мы стали во время войны. Прежде я только и думала как бы получше провести время… Я училась в Лондоне и в Париже… Но жила ради вечеринок, лыж и прогулок на яхте. Потом к нам в Норвегию пришли немцы. — Ее заблестевшие было глаза снова угасли. — Из Осло тогда исчезли все ребята, которых я знала. Они ушли на север, чтобы принять участие в борьбе: одни — через Северное море на воссоединение с норвежскими силами, другие — в горы, в ряды Сопротивления. — Тут она остановилась. Ее губы были плотно сжаты.
   — Но Эрик не ушел… — докончил я за нее.
   — Да. — В ее голосе неожиданно вспыхнула ярость. — Ему, видите ли, нравились немцы. Ему нравился нацистский образ жизни. В нем он находил удовлетворение какой-то — трудно сказать словами — жажде самовыражения, что ли. Вы понимаете?
   Я подумал о матери, так энергично помогавшей Эрику в подборе экипажа, об отце, который определял его жизнь, не оставляя ему ничего, за что приходилось бы самому бороться. Мне все было понятно.
   — Но почему его не интернировали? — спросил я. — Он ведь англичанин?
   — Нет. Южноафриканец. Он считает себя буром по отцу, а его мать — норвежка. Немецкая полиция часто проверяла его.
   — А был ли полковник Бланд в Норвегии во время войны?
   — Нет. В Лондоне. Но мать Эрика оставалась в Саннефьорде. Она очень богата, так что отсутствие отца не было для него столь уж важным… — После некоторого колебания она продолжала: — Мы стали ссориться. Я отказывалась с ним выходить. В большинстве компаний, куда он ходил, были немцы. Потом стало действовать Сопротивление. Я пыталась заставить его присоединиться к ребятам, продолжавшим борьбу. Я от него не отставала, пока наконец он не согласился. Мы считали, что он мог бы быть полезным, учитывая его связи с немцами. Мы забывали, что и немцы могли бы считать его полезным, учитывая его связи с норвежцами. Он отправился в горы для приема очередного груза, который сбрасывали с самолетов. Неделю спустя группа Сопротивления, принимавшая груз на этом же месте, была полностью уничтожена. Но ни у кого не возникло никаких подозрений…
   — Кроме вас, — произнес я, когда она остановилась, кусая губы.
   — Да. Я это вытянула из него однажды ночью, когда он был пьян. Ведь он… он даже хвастался этим. Это было ужасно. У меня не хватило мужества сообщить об этом руководству Сопротивления. Он это знал, и… — Она быстро взглянула на меня. — То, что я сейчас вам рассказала, не известно никому. Поэтому, пожалуйста… Хотя это не имеет никакого значения. — В ее тоне послышалась горечь. — Да никто бы этому и не поверил. Он так обаятелен… Его отец… — Она беспомощно вздохнула.
   — Вы, конечно, никогда не рассказывали ему об этом?
   — Нет, — ответила она. — Ни одному отцу не хотела бы я рассказать такое о его сыне… не будь в этом крайней необходимости.
   После этого последовало долгое молчание.
   — Давайте потанцуем, — вдруг сказала она.
   Когда я поднялся, она взяла мою руку:
   — Спасибо вам за то, что вы… такой милый.
   Танцуя, она прижималась ко мне, а в такси на обратном пути в аэропорт позволила себя поцеловать.
   Но когда машина въехала в ворота аэропорта, я снова заметил в ее глазах беспокойство. Она поймала мой взгляд и скривила губы.
   — Вот Золушка и снова дома, — сказала она ровным тоном. Затем во внезапном порыве она схватила мою руку. — Это был чудесный вечер, — тихо произнесла она. — Может быть, если бы я встретила такого человека, как вы… — Тут она задумалась…
   Нас ожидали. Через десять минут огни Каира уже исчезали под нами, а впереди простиралась черная ночь пустыни.
   Было, наверное, около четырех утра, когда меня разбудил звук задвигаемой двери. Из пилотской кабины вышел Тим. Пройдя мимо меня, он остановился возле Бланда и потрогал его за плечо.
   — Полковник Бланд, вам срочная радиограмма, — сказал он тихо.
   Я повернулся в кресле. Лицо Бланда было бледным и отекшим. Он растерянно глядел вниз, на дрожащую в его руке полоску бумаги.
   — Вы будете посылать ответ? — спросил Тим.
   — Нет, нет, ответа не будет. — Голос полковника был еле слышен.
   — Извините, что в такое раннее время приношу плохие вести.
   Тим пошел назад в кабину. Я попытался снова заснуть. Но не мог. Я все думал: что же там такое в этой радиограмме? Почему-то я был уверен, что она имеет отношение к Джуди.
   Наступил рассвет, вскоре над горизонтом выросла покрытая снегом вершина Килиманджаро, и мы пошли на посадку в Найроби.
   Мы завтракали все вместе, но Бланд ни к чему не притронулся.
   Когда все встали из-за стола, я заметил, как полковник сделал Джуди знак, чтобы она с ним вышла. Он отсутствовал недолго и вернулся один.
   — А где миссис Бланд? — спросил я его. — Что-нибудь случилось?
   — Нет, — ответил он. — Ничего.
   Своим тоном он дал мне понять, что это не мое дело.
   Я закурил сигарету и вышел. Повернув за угол здания, я увидел, что Джуди одиноко идет по аэродрому. Она брела без цели, как слепая. Я окликнул ее. Но она не ответила.
   Я побежал за ней.
   — Джуди! — крикнул я. — Джуди!
   Она остановилась.
   — Что случилось? — спросил я.
   Ее глаза были безжизненны. Я схватил ее за руку. Рука была холодна как лед.
   — Ну говорите же, — просил я. — Это сообщение, которое ваш свекор получил ночью?..
   Она мрачно кивнула.
   — Что в нем?
   Вместо ответа она разжала другую руку. Я расправил скомканный бумажный шарик.
   Это была радиограмма Южно-Антарктической компании — послана в 21 час 30 минут. В ней говорилось:
   «ЭЙДЕ СООБЩАЕТ ТЧК УПРАВЛЯЮЩИЙ НОРДАЛЬ ПРОПАЛ ЗА БОРТОМ ПЛАВУЧЕЙ БАЗЫ ТЧК ПОДРОБНОСТИ ПОЗДНЕЕ ТЧК»
   Ее отец мертв! Я снова прочел сообщение, думая, что бы ей сказать в утешение. Ведь она так любила отца. Я понял это по тому, как она говорила о нем тогда, в Каире: «Он замечательный!» В радиограмме не сообщалось, как это произошло, не сообщалось даже, был ли на море шторм. Было сказано только одно: «Пропал за бортом».
   — А кто этот Эйде? — спросил я.
   — Капитан «Южного Креста».
   Я взял Джуди под руку, и какое-то время мы медленно шли, не говоря ни слова. Потом внезапно ее чувства вырвались наружу.
   — Как это случилось? — вскричала она исступленно. — Не мог же он просто упасть за борт! Всю свою жизнь он провел на кораблях… Там что-то неладно. Да, да, я знаю.
   Она заплакала навзрыд, сотрясаясь всем телом и уткнувшись головой мне в грудь…
 
   В Кейптауне было лето. Ослепительно белые дома и Столовая гора на фоне ярко-голубого неба.
   Начиналась моя новая жизнь. Уже одно то, что в чистом небе сияло солнце, вселяло в меня беспокойно-радостное чувство свободы.
   Когда самолет коснулся длинной ленты посадочной дорожки, мне захотелось петь. Я оглянулся на Джуди — и мое настроение сразу испортилось. Она по-прежнему полулежала в кресле, как и на всем пути из Момбассы, напряженно вглядываясь в окно. Я вспомнил Каир и нашу поездку в город. А потом вспомнил тот момент на аэродроме в Найроби, когда она не смогла скрыть свое горе. Хотел бы я помочь ей хоть чем-нибудь. Но, увы, это было не в моей власти.
   Расставаясь с Бландом в здании аэропорта, я поблагодарил его.
   — Рад, что смогли вам помочь, — сухо произнес он, даже не посмотрев в мою сторону.
   Прощаясь с Тимом Бартлетом, я увидел идущую ко мне Джуди.
   — Ну, вот мы и расстаемся, Дункан, — сказала она и протянула руку. Ей даже удалось улыбнуться. Пальцы ее были теплыми и твердыми.
   — Как корабли… — добавила она. — Вы собираетесь остановиться в отеле?
   — Да. Поеду в «Сплендид». Возможно, в дальнейшем меня ожидают мрачные меблированные комнаты, так хоть несколько дней побуду важной персоной. А вы где остановитесь?
   — Вероятно, мы отправимся прямо на судно, — ответила Джуди. — Через час отплываем из Столовой бухты.
   Я замялся, не зная, что сказать.
   — Надеюсь, вы… вы… — Я не находил нужных слов.
   Она улыбнулась.
   — Знаю. И… спасибо. — Затем неожиданно повысила голос: — Если бы мне только знать, как это случилось. Если бы сообщили хоть какие-нибудь подробности! — Ее пальцы судорожно сжали мне руку. — Извините. У вас свои заботы. Желаю удачи. И спасибо за то, что вы были так милы.
   Она встала на цыпочки и поцеловала меня в губы. И прежде чем я успел что-либо сказать, повернулась, и ее каблучки застучали по бетонному полу к выходу…
   Устроившись в «Сплендиде», я позвонил Крамеру. Он значился в телефонном справочнике как консультант по горному делу. Секретарша сообщила, что он вернется после обеда. Только перед ужином мне удалось с ним поговорить. Крамер был рад моему приезду, пока я не упомянул о причине.
   — Ты бы прежде написал мне, старина, — сказал он. — Тогда бы я смог тебя предупредить, что сейчас не время ехать сюда искать работу, особенно если нет технической квалификации.
   — Но ты же говорил, что сможешь найти мне работу в любое время, — напомнил я.
   — Да это ж было сразу после войны! С тех пор многое изменилось. Особенно теперь.
   — А именно?..
   — Компания «Уордс» — один из филиалов «Уэст Рэнда» — оказалась дутой. Компания-то небольшая, но деловые круги в панике — боятся, что все предприятие может оказаться таким же. Впрочем, сегодня я устраиваю небольшую вечеринку. Приходи. Может, смогу что-нибудь для тебя сделать.
   Я положил трубку и долго сидел, глядя в окно. Наконец решил принять ванну и затем лежал в ней, обдумывая свое положение. Раздался телефонный звонок.
   — Это Крейг? — спросил мужской голос.
   — Да. Я у телефона.
   — Говорит Бланд. Мне сказали, что во время войны вы командовали корветом.
   — Верно, — подтвердил я.
   — Где и какое время?
   Я не понимал, к чему он клонит, но ответил:
   — Можно сказать, везде… Я командовал корветом с сорок третьего и до конца войны.
   — Хорошо… — последовала небольшая пауза. — Я хотел бы потолковать с вами. Можете спуститься в двадцать третий номер?
   — Здесь, в отеле?
   — Да.
   — А я-то думал, вы уже отплыли.
   — К сожалению, это не от меня зависит. Когда вы придете?
   — Сейчас я принимаю ванну, но, как только оденусь, сразу спущусь.
   — Отлично. — Он повесил трубку.
   Одеваться я не спешил. Мне нужно было время, чтобы собраться с мыслями.
   Наконец я спустился в лифте на третий этаж. Открыл мне сам Бланд.
   — Входите, Крейг.
   Он провел меня в большую комнату.
   — Что будете пить? Виски?
   — Все равно.
   — Садитесь… — сказал Бланд. — А теперь, молодой человек, посмотрим фактам в лицо. У вас нет работы, и вы узнали, что перспективы здесь далеко не блестящие.
   — Право, — протянул я, — еще не начинал искать…
   — Посмотрим фактам в лицо, — прервал полковник невозмутимо. — Я знаю здесь многих. К тому же в Южной Африке у меня есть капиталовложения. Сейчас на бирже паника, и новичку придется нелегко.
   Он опустился в кресло и начал оценивающе разглядывать меня, как будто видел впервые.
   — Я готов предложить вам работу в китобойной Южно-Антарктической компании, — произнес он наконец. — Хочу, чтобы вы приняли командование «Тауэром-3». Это буксирное судно, которое дожидается меня здесь, чтобы переправить на «Южный Крест»… Прошлой ночью капитан и его второй помощник попали в автомобильную катастрофу.
   — А первый помощник?
   — Он заболел еще до того, как «Тауэр-3» покинул китобойную базу. Я полагаю, вам известно, что управляющего «Южным Крестом» Бернта Нордаля нет в живых. Мне надо быть там как можно скорее. Весь день я искал человека, который мог бы принять командование этим буксиром, и не нашел. Только сейчас мне сказали, что вы во время войны командовали корветом. В вашем распоряжении тоже будет военный корвет, но переделанный в буксирное судно.
   — Но у меня нет необходимых документов, — сказал я, — чтобы командовать кораблем…
   Он отмахнулся.
   — Я все устрою. Можете предоставить это мне. Вы ведь не забыли, как им управляют, а?
   — Забыть-то не забыл. Но мне еще не приходилось водить суда в Антарктику…
   — Это не имеет значения. Теперь об условиях. Вы будете получать пятьдесят фунтов в месяц плюс премиальные. Нанимаетесь на весь сезон, а потом можете высадиться в Кейптауне или, если захотите, вас доставят в Англию. Командовать «Тауэром-3» вы будете временно — только на пути до китобойной базы. Там поступите в распоряжение старшего помощника китобойной флотилии. Я не могу назначить вас на какую-либо должность без его согласия. Но что-нибудь интересное вам подыщем. За вами останется все то же капитанское жалованье. Ну что скажете?
   — Не знаю, — ответил я, — мне бы хотелось все это обдумать.
   — На это нет времени. — Голос полковника стал отрывистым. — Мне нужно знать сейчас.
   — А вы не получали новых известий относительно гибели Нордаля? — полюбопытствовал я.
   — Получил, — ответил Бланд. — Сразу же после обеда пришло сообщение. Нордаль исчез. Вот и все. Шторма не было.
   — Мне нужно все обдумать, — повторил я. — Сегодня вечером я увижусь с другом. После этого дам вам ответ.
   Щеки полковника чуть дрогнули:
   — Ответ мне нужен сейчас.
   Я поднялся.
   — Извините, сэр. Я ценю это заманчивое предложение. Но вы должны дать мне для ответа несколько часов.
   Какое-то время Бланд сидел молча, потом грузно поднялся с кресла.
   — Ладно, — промолвил он. — Когда примете решение, позвоните.
   Особняк Крамера был стилизован под дом голландского фермера. Когда я пришел, вечеринка была уже в полном разгаре. Крамер тепло встретил меня, но делал вид, будто я пришел к нему только за тем, чтобы познакомиться с девочками, как он называл присутствующих на ужине молодых женщин.
   В компании мужчин-бизнесменов обсуждались последние слухи. Кто-то сказал:
   — Но, может быть, пробы в руднике не были искусственно завышены?
   — Уверен, что завышены, — ответил другой. — Если бы этого не было, полиция никогда не посмела бы арестовать Винберга. Я всегда считал, что анализы проб слишком хороши, чтобы быть настоящими.
   — Конечно, были завышены, — произнес третий, тучный американец со множеством золотых зубов. — Но бедняга Винберг только ширма. За ним стоят другие.
   — Кто же?
   — Мне называли три имени… Винберга и еще двух, о которых я раньше никогда не слышал: Бланда и Фишера. Все свои акции они сбыли с рук за сутки до того, как это дело раскрылось.
   — Простите, — меня толкнуло вступить в разговор упоминание имени Бланда. — Кого бы я ни встретил, все только и говорят о том, как отразится банкротство «Уордс» на местном финансовом положении. Скажите, что такое «Уордс»?
   Три пары глаз, устремленных на меня, насторожились.
   — Я только сегодня утром прибыл из Англии, — быстро пояснил я.
   — Вы хотите сказать, что не знаете, что такое «Уордс»? — спросил американец.
   — Я ничего не смыслю в финансах, — сказал я.
   — Вот тебе и на, будь я проклят! — воскликнул американец. — Как приятно встретить человека, который ни разу не обжегся. «Уордс» — это биржевое название компании «Уик Оденсдааль Раст Дивелопмент Сикьюритиз». И сокращение это оказалось очень даже подходящим^[1]. После того как анализы показали высокое содержание руды на сравнительно малой глубине, десятишиллинговые акции компании за последние четыре месяца поднялись в цене до целых пяти фунтов. А вот теперь-то вся игра и раскрылась. Главный директор арестован. Сделки на бирже прекращены. И к тому же акции слишком толсты для туалетной бумаги, — добавил он грубо. — У меня самого кое-что имелось.
   — Кто этот Бланд? Вы упомянули…
   — Молодой человек, я не упоминал ни о каком Бланде. И мне не нравятся люди, которые слишком прислушиваются к тому, что я говорю.
   Он посмотрел на меня холодно, остальные собеседники враждебно.
   Я допил стакан и, потихоньку выскользнув из дома, уехал в отель. Когда я шел к конторке за ключами, в углу вестибюля поднялась женщина и направилась ко мне. Это была Джуди.
   — Я вас жду, — сказала она.
   В золотистом обрамлении волос ее лицо казалось очень бледным.
   — Меня?
   — Вы еще не решили? Вы беретесь командовать «Тауэром-3»? — Ее глаза смотрели на меня с мольбой.
   — Берусь.
   — Слава богу, — вздохнула она. — Если бы вы не согласились, значит, нужно было бы дожидаться, пока пришлют человека из Англии. Так долго ждать я бы не смогла.
   Она сразу же повела меня к Бланду. Услышав мой ответ, полковник кивнул.
   — Все уже устроено, — сказал он. — Я догадывался, каково будет ваше решение.
   Он снял трубку, вызвал к подъезду такси и распорядился, чтобы багаж отнесли вниз.
   — Собирайте вещи, Крейг. Мы отплываем прямо сейчас…
   «Тауэр-3» стоял у причала. Это судно не очень-то походило на корвет. Оно было покрашено черной и серой красками, носовая часть усилена, чтобы корабль мог пробиваться во льдах, вооружение, разумеется, снято.
   Вся команда состояла из норвежцев. Но милостью божьей механиком оказался шотландец. Макфи — человек небольшого роста, с редкими волосами песочного цвета — протянул мне промасленную руку.
   — Еще один шотландец, — радостно вскричал он, услышав мою фамилию. — Да еще капитан!
   — Мое назначение временное, — видя такой восторг, я не мог удержаться от улыбки. — Надеюсь, у вас найдется на борту виски, чтобы отметить встречу земляков?
   — О да, у меня немного припрятано… — Макфи быстро и внимательно взглянул на меня. — Скажите, сэр, вы что-нибудь смыслите в этих консервных банках? Дай бог, чтобы смыслили, а то ведь это же бывший корвет, и в большую волну, когда обледенеет, ох и упрямой скотиной он становится.
   — Зря беспокоитесь, Макфи. Я вырос на корветах.
   — О, тогда я спокоен, сэр. Я-то ходил на больших судах.
   — Мы еще о многом сможем поговорить, — сказал я. — А теперь, как обстоят дела с горючим и водой?
   — Все баки полны.
   — Развели пары?
   — Развели. Мы готовы к отплытию с самого утра.
   — Прекрасно, — сказал я. — Как только получим разрешение полковника Бланда, будем отчаливать. Кто-нибудь из команды норвежцев говорит по-английски?
   — Большинство знает одно-два слова.
   — Тогда пришлите на мостик самого толкового.
   — Есть, сэр.
   Он ушел, и я поднялся на мостик. Вскоре я увидел, что ко мне по трапу грузно поднимается Бланд.
   — Ну как, освоились? — осведомился он.
   — Да, благодарю.
   — Тогда зайдем в штурманскую рубку, и я покажу вам местонахождение «Южного Креста».
   В рубке он разложил карту.
   — Приблизительно здесь. — Его палец уперся в точку, лежащую примерно в трехстах милях к юго-западу от Сандвичевых островов. Я пометил это место карандашом. — Корабль держит путь на юг. По словам Эйде, вокруг много льда и погода ухудшается. Завтра мы установим его точные координаты. — Бланд повернулся, и мы вышли на мостик. — Вы познакомились с главным механиком? Он — шотландец.
   — Да, только что с ним разговаривал.
   — Машины в порядке?
   — В порядке.
   Он кивнул.
   — Как будете готовы, можно отправляться. Буксир вам нужен?
   — Никогда еще не нуждался в буксире при выходе из порта, — сказал я.
   Бланд сжал мне руку выше локтя,
   — Мы с вами отлично сработаемся, — сказал он и тяжело зашагал по трапу.
   Я немного постоял, глядя сквозь портовые краны, беспорядочно торчащие передо мной, на полное звезд небо над Столовой горой. Я нервничал: незнакомое судно и незнакомая команда. А там, далеко-далеко на юге, паковый лед и флотилия китобойных судов. Дело мне совершенно незнакомое.
   С трапа снова послышались шаги. Я обернулся. Это был один из членов команды.
   — Каптейн Крейг? — он произносил «Криг». — Макфи говорит мне прийти сюда.
   — Правильно. Мне нужно, чтобы кто-нибудь переводил мои приказы.
   — Йа, — моряк кивнул окладистой бородой. — Я по-енгельск говорю хорошо. Я плаваю два года на американские суда. Я говорю о'кэй.
   — Превосходно. Вы встанете рядом со мной и будете повторять мои приказания по-норвежски. Как вас зовут?
   — Пер, — ответил он, — Пер Солейм.
   Я велел ему разыскать рулевого и обеспечить смену за штурвалом.
   — О'кэй, каптейн, — вскоре донесся его голос снизу. Он уже расставил людей у верповальных тросов и кранцев. Трап был поднят на борт.