Страница:
Однако при всей видимости широкого распространения образования в западном мире, класс интеллектуалов воспроизводит себя в качестве элитарного и, в некотором смысле, все более и более замкнутого класса. С 1970 по 1990 год средняя стоимость обучения в частных университетах в США возросла на 474 процента, хотя средний рост потребительских цен не превысил 248 процентов. Темпы "замыкания" новой интеллектуальной элиты оказываются сходными с формированием наследственного предпринимательского класса конца XIX века. Как тогда две трети высших руководителей компаний были выходцами из состоятельных семей, так и сегодня две трети студентов ведущих университетов являются детьми родителей, чей доход превышает 100 тыс. долл.; отметим также, что в 1980 году эта доля не превышала одной четверти. Наблюдая этот процесс, мы вынуждены вслед за известным американским социологом констатировать, что, несмотря на то, что интеллектуальный класс по-прежнему не является замкнутым для новых членов, что получение образования облегчается грантами и субсидиями, "никогда ранее американский привилегированный класс не находился в такой опасной изоляции от окружающего мира" Lasch Ch. The Revolt of the Elites and the Betrayal of Democracy. N.Y. L, 1995. P. 4..
Становление интеллектуального класса в качестве элиты постиндустриального общества резко подчеркивает грань, отделяющую его от остального социума. В отличие от индустриального общества, это неравенство вполне оправдано, так как новая элита не является паразитической, а обращает себе на пользу результаты собственного труда, выступающего залогом прогрессивного развития общества. Между тем это не может смягчить и тем более погасить возникающий социальный конфликт, второй стороной которого неизбежно оказываются люди, в огромном количестве выталкиваемые из общественного производства той же самой технологической волной, которая вознесла интеллектуальный класс к его сегодняшнему беспрецедентному благосостоянию.
Обратная сторона "революции интеллектуалов": формирование устойчивого низшего классаРазвитие индустриального прогресса, приведшее в начале 60-х годов к радикальному сокращению масштабов имущественного неравенства, казалось бы, создало предпосылки для преодоления бедности. Учитывая, что в 1959 году за чертой бедности находились 23,2 процента американских граждан, администрации Дж.Ф. Кеннеди и Л.Джонсона поставили целью искоренение бeдности к 1976 году. С 1960 по 1975 год суммы прямых денежных трансфертов и пособий малоимущим выросли более чем вдвое, с 22,3 до 50,9 млрд. долл.; на выделение им бесплатного питания и медицинских услуг правительство направило в 1975 году 107,8 млрд. долл. - в четыре раза больше, чем в 1960 году; при этом наиболее быстрыми темпами росли затраты на социальное страхование (с 65,2 до 238,4 млрд. долл.), а также профессиональную подготовку и иные формы обучения (с 0,5 до 12,1 млрд. долл.) См.: Danziger S.H.. Sandcfur G., Weinherg D.H. (Eds.) Confronting Poverty: Prescription tor Change. Cambridge (Ma.), 1994. P. 57, 63-64.. В результате доля бедных американцев снизилась к 1974 году более чем вдвое и достигла минимального значения в 10,5 процентов населения.
Однако с середины 70-х годов, когда постиндустриальные тенденции начали проявляться во всех сферах общественной жизни, прогресс в данной области приостановился. В 1979 году, согласно официальным оценкам, за чертой бедности в США находились 11,7 процента населения, а к 1983 году эта доля достигла 15,2 процента; за те же годы "poverty gap", то есть выраженная в денежной форме сумма дотаций, необходимых для обеспечения всем неимущим прожиточного минимума, вырос с 33 до 47 млрд. долл. См.: Katz М.В. In the Shadow of the Poorhouse. A Social History of Welfare in America. N.Y.. 1996. P. 298. В странах Европейского Союза имели место аналогичные тренды: к 1997 году доля живущих ниже черты бедности достигла 17 процентов населения, причем наиболее тяжелое положение сложилось в Великобритании, где за чертой бедности оказалось 22 процента жителей. При этом нельзя не отметить, что в условиях постиндустриального общества проблема бедности приобрела новые очертания, охватив работников, занятых полный рабочий день. В 1992 году 18 процентов работавших на постоянной основе американских рабочих (и 47 [!] процентов работающих американцев в возрасте от 18 до 24 лет) получали зарплату, не достигавшую прожиточного минимума.
Государство приходит сегодня на помощь все более широкому кругу своих граждан. На цели социальной поддержки в США ежегодно направляется около 500 млрд. долл., или около 17 процентов всех расходов федерального бюджета. Государственные субсидии являются основным источником финансовых поступлений для более чем 22 млн. американцев. О масштабах этой помощи говорят следующие цифры: в 1995 году доход 20 процентов наименее обеспеченных американцев без учета трансфертов и пособий составлял лишь 0,9 процента распределяемого национального дохода, тогда как с учетом таковых достигал 5,2 процента См.: Luttwak E. Turbo-Capitalism. Winners and Losers in the Global Economy. L., 1998. P. 86-87.. Если бы заработная плата была единственным источником доходов американских граждан, в 1992 году 21 процент работающих американцев жили бы за чертой бедности, а для пожилых людей эта цифра составляла бы 50 (!) процентов. Усилия государства снизили эти показатели соответственно до 16 и 10 процентов. Каковы же причины, вызывающие к жизни данные тенденции, и могут ли они быть устранены на путях развития постиндустриального общества? - эти вопросы становятся сегодня как никогда актуальными.
На наш взгляд, обострение проблемы бедности на протяжении последних лет выглядит естественным следствием становления постиндустриального общества и отражает расслоение общества на "интеллектуальную элиту" и низший класс, оказывающийся отчужденным от процесса современного наукоемкого производства. В этой связи само понятие "низшего класса" (underclass), применяемое в социологии с начала 70-х годов, нуждается в пересмотре.
Изначально западные исследователи предпочитали причислять к "низшему классу" заведомо антисоциальные элементы. В августе 1977 года в журнале "Тайм" появился ряд материалов, в которых низший класс был изображен как состоящий из несовершеннолетних правонарушителей, отчисленных из школ учащихся, наркоманов, матерей-одиночек, живущих на пособие, грабителей, преступников, сутенеров, торговцев наркотиками, попрошаек и т. д. Эту позицию закрепил известный журналист и социолог К.Аулетта, выступивший в 1981 году с серией статей в журнале "Нью-Йоркер", где дал определение низшего класса, развитое затем в специально посвященной этой проблеме книге2*. Однако такой подход представляется нам несовершенным. Определяя underclass в качестве социальной группы, выключенной из состава общества либо по обстоятельствам непреодолимого характера (инвалидность, психические расстройства и т.д.), либо фактически по собственному желанию (устойчивые группы лиц с антисоциальными проявлениями и проч.), социологи фактически выносят эту группу за рамки общества, изображая конфликт между обществом и его "низшим классом" как внешний. Относя к этой категории не более трети лиц, официально находящихся за чертой бедности, исследователи фактически отказываются рассматривать данный социальный слой как значимую силу в современном обществе.
Иная, более предпочтительная, на наш взгляд, точка зрения была предложена в 1963 году известным шведским экономистом Г.Мюрдалем, определившим underclass как "ущемленный в своих интересах класс, состоящий из безработных, нетрудоспособных и занятых неполный рабочий день лиц, которые с большей или меньшей степенью безнадежности отделены от общества в целом, не участвуют в его жизни и не разделяют его устремлений и успехов" См.: Auletta К. The Underclass. N.Y., 1982. Myrdul G Challenge to Affluence. N.Y., 1963. P. 10.. Именно в этом смысле мы и используем понятие "низшего класса". Полагая, что в ближайшие десятилетия основными сторонами нового социального конфликта способны стать высокообразованная элита общества и те социальные группы, представители которых не могут найти себе адекватного применения в условиях экспансии высокотехнологичного производства, мы относим к формирующемуся "низшему классу" не только самые обездоленные слои общества, но и всех граждан, находящихся за чертой бедности, а также тех, кто получает сегодня доход, не превышающий половины дохода среднестатистического индустриального работника, занятого полный рабочий день. При таком подходе к данной категории относится не менее трети населения развитых постиндустриальных стран.
Предлагаемое нами определение "низшего класса" используется прежде всего для адекватного противопоставления его среднему классу и "классу интеллектуалов". Относя к последнему наиболее высокообеспеченные 20 процентов населения, мы считаем возможным разделить оставшиеся 80 процентов на две неравные группы: одна из них представляет собой "низший класс", куда входит 13-15 процентов населения, находящегося за гранью бедности (сюда включаются и представители деклассированных групп), а также около 15 процентов населения, чьи доходы не превышают половины среднего дохода современного наемного работника. Оставшиеся 50 процентов и формируют сегодня тот средний класс, который в ходе становления информационного хозяйства подвергается активной дезинтеграции, в результате которой большая его часть переходит в имущественный слой, близкий к низшему классу, а относительно немногочисленная пополняет высшие страты общества. В такой трактовке "низший класс" не представляется чем-то выключенным из общественной жизни; напротив, именно консолидация и формирование его самосознания способно оказаться в будущем одним из факторов нарастания социального конфликта. Подходя с таких позиций к анализу тенденций, отчетливо проявляющихся в хозяйственной жизни постиндустриальных обществ на протяжении последних десятилетий, мы находим подтверждения для самых пессимистических ожиданий.
Основной причиной происходящей сегодня в западных странах социальной стратификации выступает развитие экономики, базирующейся на потреблении и производстве информации и знаний. В этих условиях, как отмечают большинство социологов, "число рабочих мест, не требующих высокой квалификации, резко сокращается, и тенденция эта сохранится (курсив мой. - В.И.) и в будущем" Winshiw Ch.D., Bramer W.L. Future Work. Putting Knowledge to Work in the Knowledge Economy. P. 230.. Важнейшими вехами, отражающими становление новой реальности, являются, с одной стороны, середина 70-х, а с другой - вторая половина 80-х годов. В первом случае во всех постиндустриальных странах была зафиксирована разнонаправлснность движения долей капитала и труда в национальном доходе; доля капитала стали расти, а доля заработной платы снижаться. Наиболее рациональным объяснением этого феномена выступает, на наш взгляд, апелляция к тому, что в высокотехнологичных компаниях, где собственность и управление не разъединены, доходы создателей компаний отражаются в статистике как предпринимательские доходы, как доля капитала, а не как вознаграждение за высококвалифицированный труд, каковым по своей природе являются. Во втором случае заметно гораздо более фундаментальное изменение: производительность в промышленных компаниях начала расти при стабильной и даже снижающейся оплате труда. Этот факт ярко свидетельствует, на наш взгляд, о том, что принципы организации индустриального общества окончательно преодолены. С данного момента присвоение возрастающей доли национального богатства оказалось связанным не с интенсивностью труда, не с эффективностью использования материалов и оборудования и даже не с уровнем полученного формального образования, а с тем, насколько способен или неспособен человек использовать и генерировать новое знание, наращивать свой интеллектуальный капитал. Развитие подобных тенденций приводит к тому, что низкоквалифицированные работники оказываются сегодня в гораздо более тяжелом положении, нежели раньше, поскольку даже "экономический рост не может обеспечить их "хорошими" рабочими местами, как это было в прошлом" Danziger S.H., SandefurG.D., Weinberg D.H. Introduction //DanzigerS.H., Sandefur G.D., Weinberg D.H. (Eds.) Confronting Poverty: Prescription for Change. P. 10.. В то время как обладатели уникальных знаний и способностей оказываются в привилегированном положении на рынке труда, представители среднего и низшего классов сталкиваются со все большими трудностями не только в обеспечении достойного уровня жизни, но даже в поиске работы как таковой.
В 90-е годы положение лишь усугубилось в силу роста роли технологического фактора в развитии производства. Доходы низших 20 процентов населения, достигнув своего минимально возможного значения, перестали снижаться в относительном выражении и стабилизировались на уровне 3,7-3,9 процента национального дохода. Продолжающийся рост доходов "класса интеллектуалов" происходит сегодня за счет среднего класса. С 1990 по 1995 год доля 60 процентов американцев, объединяемых в эту категорию, в национальном доходе снизилась почти на пять процентных пунктов и составила 47,6 процента, а низшая граница среднего класса опустилась до уровня, за которым начинается официально признаваемая бедность: по состоянию на начало 1998 года почти 15 процентов населения США официально считались бедными и в значительной мере существовали за счет государственных субсидий, тогда как 18 процентов работников, занятых полный рабочий день, получали заработную плату, соответствующую официально определенному прожиточному минимуму См.: Chomsky N. World Orders, Old and New. L., 1997. P. 142..
В последние годы "низший класс", как и "класс интеллектуалов", становится в значительной мере наследственным. Анализ бедности среди белых американцев, проведенный в начале 90-х годов, свидетельствует, что среди выходцев из семей, принадлежащих к высшему слою среднего класса, доля бедных составляет не более 3 процентов, тогда как она возрастает до 12 процентов для тех, чьи родители живут фактически у черты бедности, и до 24 процентов для выходцев из собственно бедных семей. В еще большей степени зависят подобные перспективы от образовательного уровня родителей: если он низок (незаконченное школьное), то вероятность их детей пополнить низший класс составляет около 16 процентов, а если очень низок (начальное образование) повышается до 40 процентов См.: Herrnstein R.J.. Murray Ch. The Bell Curve. P. 131, 132.. Таким образом, становление основанного на знаниях общества порождает устойчивые социальные группы, как контролирующие информацию и знания, так и отчужденные от них.
Тенденции, вполне проявившиеся на протяжении последних десятилетий, свидетельствуют о том, что формирующееся постиндустриальное общество не лишено социальных противоречий и не может рассматриваться как общество равенства. Напротив, распространение информации и знаний как основного фактора производства становится основой новой поляризации общественных групп и формирования нового господствующего класса. Опасность этого нового противостояния заключается в том, что впервые доминирующее положение одной социальной группы по отношению к другой представляется вполне оправданной, так как ее материальное богатство выступает воплощением не эксплуатации человека человеком, а креативной деятельности самих ее представителей. В рамках современной этики не находится серьезных инструментов для обоснования несправедливости подобного положения вещей, так как оно объективно проистекает из реализации людьми своих неотъемлемых прав на развитие и совершенствование собственной личности в формах, которые непосредственно не направлены на создание препятствий для развития других человеческих существ.
Между тем этот факт не снимает остроты возникающего противоречия, а только подчеркивает ее. Поэтому важнейшим вопросом, вытекающим из анализа проблемы неравномерного распределения богатства в современном обществе, проблемы, кажущейся сугубо экономической, становится вопрос о том, может ли постиндустриальное общество преодолеть классовый, антагонистический характер, присущий не только индустриальному строю, но и всей экономической эпохе в целом, или же останется очередным историческим типом классового общества.
КОНТРОЛЬНЫЕ ВОПРОСЫ
1. К какому периоду относятся первые попытки новой трактовки природы доминирующего класса постиндустриального общества?
2. На основании какой трактовки понятия "класс" строится современная теория социальной стратификации постиндустриального общества?
3. В каком направлении эволюционировало имущественное неравенство в первой половине XX века?
4. Почему становление постиндустриального общества сопровождается ростом имущественного неравенства?
5. Каковы основные социальные страты постиндустриального общества?
6. Каковы основные черты представителей "интеллектуального класса"?
7. Как западные исследователи определяли понятие "низшего класса" и какие недостатки несет в себе подобное определение?
8. Выступает ли "низший класс" активной стороной социального конфликта в современном западном обществе?
9. Носят ли классовые противоречия постиндустриального общества антагонистический характер?
РЕКОМЕНДУЕМАЯ ЛИТЕРАТУРА
Обязательные источники
Иноземцев В.Л. За пределами экономического общества. М., 1998. С. 421-457; Иноземцев В.Л. Расколотая цивилизация. Наличествующие предпосылки и возможные последствия постэкономической революции. М., 1999. С. 453-575; Иноземцев В.Л. Социально-экономические проблемы XXI века: попытка нетрадиционной оценки. М., 1999; Иноземцев В.Л. "Класс интеллектуалов" в постиндустриальном обществе // Социологические исследования. 2000. No 6. С. 38-49; Иноземцев В.Л. Классовый аспект проблемы бедности в постиндустриальных обществах // Социологические исследования. 2000. No 8. С. 44-53.
Дополнительная литература
Auletta К. The Underclass. N.Y., 1982; Dahrendorf R. Class and Class Conflict in Industrial Society. Stanford, 1959; Danziger S., Gottschalk P. America Unequal. N.Y.-Cambridge (Ma.), 1995; Elliott L., Atkinson D. The Age of Insecurity. L., 1998; Fischer C.S., Hout M.. Jankowski M.S., Lucas S.R.. Swidler A., Voss K. Inequality by Design. Cracking the Bell Curve Myth. Princeton (NJ), 1996; Herrnstein R.J., Murray Ch. The Bell Curve. Intelligence and Class Structure in American Life. N.Y., 1996; KatzM.B. In the Shadow of the Poorhouse. A Social History of Welfare in America. N.Y" 1996; Lasch Ch. The Revolt of the Elites and the Betrayal of Democracy. N.Y.-L., 1995; Luttwak E. Turbo-Capitalism. Winners and Losers in the Global Economy. L., 1998. P. 86-87; Pierson Ch. Beyond the Welfare State? The New Political Economy of Welfare. Cambridge, 1995; TouraineA. The Post-Industrial Society. Tomorrow's Social History: Classes, Conflicts and Culture in the Programmed Society. N.Y, 1974; Winslow Ch.D., Bramer W.L. Future Work. Putting Knowledge to Work in the Knowledge Economy. N.Y, 1994.
Лекция десятая
Классовое противостояние в постиндустриальном обществеСоциальные противоречия, возникающие по мере обретения постиндустриальным обществом зрелых форм, превосходят по уровню их комплексности любой прежний тип социального противостояния. Они способны не только серьезно дестабилизировать функционирующие общественные институты, но и реально воспрепятствовать дальнейшему прогрессивному развитию общества. Конфликт, вызревающий сегодня в недрах постиндустриальных социальных структур, представляется гораздо более опасным, нежели классовая борьба пролетариата и буржуазии, по целому ряду причин.
Основные противоречия в обществе индустриального и постиндустриального типаОсновные противоречия индустриальной (и, в более широком контексте, экономической) эпохи обусловливались позициями двух главных классов, располагавших, с одной стороны, монопольным ресурсом, без которого воспроизводство существующих порядков было невозможным (традициями и обычаями, военной силой, землей или капиталом), а с другой стороны - трудом. Противостоящие стороны имели, как это ни парадоксально, больше сходства, чем различий. Прежде всего, это была одна и та же система мотивов: как представители господствующих классов, так и трудящиеся стремились к максимизации присвоения материальных благ. Кроме того, что особенно важно, оба класса были взаимозависимы: ни представители низших слоев общества не могли обеспечить своего существования без выполнения соответствующей работы, ни высший класс не мог извлечь своей части национального богатства, не применяя для этого их труда.
Становление постиндустриального общества происходит в качественно иной ситуации. Композиция двух основных классов с формальной точки зрения остается прежней; с одной стороны, мы видим новую доминирующую социальную группу, сосредоточившую в своих руках контроль за информацией и знаниями, стремительно превращающимися в основной ресурс производства, с другой сохраняется большинство, способное претендовать на часть общественного достояния только в виде вознаграждения за свою трудовую деятельность. Однако теперь противостоящие стороны имеют больше отличных, чем сходных черт. Представители господствующего класса руководствуются, главным образом, мотивами нематериалистической природы: во-первых, потому что их материальные потребности удовлетворены в такой степени что потребление фактически становится одной из форм самореализации; во-вторых, потому что пополняющие его творческие работники стремятся не столько достичь материального благосостояния, сколько самоутвердиться в качестве уникальных личностей. Напротив, представители угнетенного класса в той же мере, что и ранее, нацелены на удовлетворение материальных потребностей и продают свой труд в первую очередь ради получения материального вознаграждения. Более того, в новых условиях господствующий класс не только, как прежде, владеет средствами производства, либо невоспроизводимыми по своей природе (земля), либо созданными трудом подавленного класса (капитал) на основе сложившихся принципов общественной организации, но сам создает эти средства производства, обеспечивая процесс самовозрастания информационных ценностей. Таким образом, низший класс оказывается в гораздо большей мере изолированным, нежели ранее; он фактически не представляет собой для высшего класса "его иного", без которого в прежние эпохи тот не мог существовать. В результате претензии низшего класса на часть национального продукта, которые ранее выдвигались как более чем обоснованные, сегодня выглядят гораздо менее аргументированными, и этим в значительной мере объясняется нарастающее материальное неравенство представителей высших и низших общественных слоев.
Современное социальное противостояние отличается от предшествующих и в институциональном аспекте.
Во-первых, во всей предшествующей истории угнетенные классы обладали собственностью на свою рабочую силу и были лишены собственности на средства производства. Социалисты, заявлявшие о необходимости реформирования буржуазного строя, считали, что единственной возможностью разрешения этого противоречия является обобществление земли, средств производства и придание им статуса так называемой общенародной собственности. Развитие пошло по иному пути, и сегодня мы наблюдаем ситуацию, в которой, с одной стороны, многие представители трудящихся классов имеют в своей собственности акции промышленных и сервисных компаний, не дающие, впрочем, никакого контроля над их деятельностью. Вместе с тем они в состоянии приобрести в личную собственность все средства производства, необходимые для создания информационных продуктов, представляющих собой основной ресурс современного производства. С другой стороны, представители господствующих классов также имеют в собственности акции и другие ценные бумаги, приносящие их держателям одинаковый доход вне зависимости от их социального статуса; как и все другие члены общества, они, разумеется, имеют возможность приобретать в личную собственность те средства производства, которые могут быть применены индивидуально. По сути дела, в течение последних десятилетий практически каждый случай перехода человека из среднего класса общества в его интеллектуальную и имущественную верхушку в той или иной мере связан не столько с удачной реализацией его прав собственности на капитальные активы (для чего необходимо иметь их изначально и уже принадлежать к высшей страте), сколько с эффективным использованием интеллектуальных возможностей и находящихся в личной собственности средств производства для создания новых информационных, производственных или социальных технологий. Таким образом, современный классовый конфликт не разворачивается вокруг собственности на средства производства, а формируется как результат неравного распределения самих человеческих возможностей; последние, безусловно, отчасти обусловлены принадлежностью человека к определенной части общества, но не детерминированы исключительно этой принадлежностью. Таково первое весьма заметное отличие нового социального конфликта от всех ему предшествовавших.
Во-вторых, на протяжении всей экономической эпохи представители высших классов извлекали свои основные доходы посредством отчуждения прибавочного продукта у его непосредственных производителей, вынужденных уступать часть созданных ими благ под воздействием прямого принуждения. Отчуждение прибавочного продукта (или эксплуатация) не только играло в истории роль фактора социального противостояния, но и служило механизмом концентрации материальных ресурсов и человеческих усилий там, где они были более всего необходимы; эксплуатация служила также развитию новых, передовых форм производства, ставших основой дальнейшего прогресса. Социалисты пытались преодолеть эксплуатацию посредством организации нового типа распределительной системы, однако и эта попытка оказалась несостоятельной. Эксплуатация становится достоянием истории, как мы показали выше, по мере того, как меняется система ценностей человека, и удовлетворение материальных потребностей перестает быть его основной целью. Если люди ориентируются прежде всего на приоритеты духовного роста и самореализации в творческой деятельности, а не только на повышение материального благосостояния, то изъятие в пользу государства или общества части производимой ими продукции, получение той или иной прибыли от своей деятельности они не воспринимают как фактор, кардинально воздействующий на их мироощущение и действия. Эта трансформация освобождает от эксплуатации тех, кто осознал реализацию именно нематериальных интересов в качестве наиболее значимой для себя потребности. Оказавшись за пределами этого противостояния, человек становится субъектом неэкономических отношений и обретает внутреннюю свободу, невозможную в границах экономического типа сознания. В итоге классовый конфликт перестает быть связан с проблемой эксплуатации и распределения собственности.
Становление интеллектуального класса в качестве элиты постиндустриального общества резко подчеркивает грань, отделяющую его от остального социума. В отличие от индустриального общества, это неравенство вполне оправдано, так как новая элита не является паразитической, а обращает себе на пользу результаты собственного труда, выступающего залогом прогрессивного развития общества. Между тем это не может смягчить и тем более погасить возникающий социальный конфликт, второй стороной которого неизбежно оказываются люди, в огромном количестве выталкиваемые из общественного производства той же самой технологической волной, которая вознесла интеллектуальный класс к его сегодняшнему беспрецедентному благосостоянию.
Обратная сторона "революции интеллектуалов": формирование устойчивого низшего классаРазвитие индустриального прогресса, приведшее в начале 60-х годов к радикальному сокращению масштабов имущественного неравенства, казалось бы, создало предпосылки для преодоления бедности. Учитывая, что в 1959 году за чертой бедности находились 23,2 процента американских граждан, администрации Дж.Ф. Кеннеди и Л.Джонсона поставили целью искоренение бeдности к 1976 году. С 1960 по 1975 год суммы прямых денежных трансфертов и пособий малоимущим выросли более чем вдвое, с 22,3 до 50,9 млрд. долл.; на выделение им бесплатного питания и медицинских услуг правительство направило в 1975 году 107,8 млрд. долл. - в четыре раза больше, чем в 1960 году; при этом наиболее быстрыми темпами росли затраты на социальное страхование (с 65,2 до 238,4 млрд. долл.), а также профессиональную подготовку и иные формы обучения (с 0,5 до 12,1 млрд. долл.) См.: Danziger S.H.. Sandcfur G., Weinherg D.H. (Eds.) Confronting Poverty: Prescription tor Change. Cambridge (Ma.), 1994. P. 57, 63-64.. В результате доля бедных американцев снизилась к 1974 году более чем вдвое и достигла минимального значения в 10,5 процентов населения.
Однако с середины 70-х годов, когда постиндустриальные тенденции начали проявляться во всех сферах общественной жизни, прогресс в данной области приостановился. В 1979 году, согласно официальным оценкам, за чертой бедности в США находились 11,7 процента населения, а к 1983 году эта доля достигла 15,2 процента; за те же годы "poverty gap", то есть выраженная в денежной форме сумма дотаций, необходимых для обеспечения всем неимущим прожиточного минимума, вырос с 33 до 47 млрд. долл. См.: Katz М.В. In the Shadow of the Poorhouse. A Social History of Welfare in America. N.Y.. 1996. P. 298. В странах Европейского Союза имели место аналогичные тренды: к 1997 году доля живущих ниже черты бедности достигла 17 процентов населения, причем наиболее тяжелое положение сложилось в Великобритании, где за чертой бедности оказалось 22 процента жителей. При этом нельзя не отметить, что в условиях постиндустриального общества проблема бедности приобрела новые очертания, охватив работников, занятых полный рабочий день. В 1992 году 18 процентов работавших на постоянной основе американских рабочих (и 47 [!] процентов работающих американцев в возрасте от 18 до 24 лет) получали зарплату, не достигавшую прожиточного минимума.
Государство приходит сегодня на помощь все более широкому кругу своих граждан. На цели социальной поддержки в США ежегодно направляется около 500 млрд. долл., или около 17 процентов всех расходов федерального бюджета. Государственные субсидии являются основным источником финансовых поступлений для более чем 22 млн. американцев. О масштабах этой помощи говорят следующие цифры: в 1995 году доход 20 процентов наименее обеспеченных американцев без учета трансфертов и пособий составлял лишь 0,9 процента распределяемого национального дохода, тогда как с учетом таковых достигал 5,2 процента См.: Luttwak E. Turbo-Capitalism. Winners and Losers in the Global Economy. L., 1998. P. 86-87.. Если бы заработная плата была единственным источником доходов американских граждан, в 1992 году 21 процент работающих американцев жили бы за чертой бедности, а для пожилых людей эта цифра составляла бы 50 (!) процентов. Усилия государства снизили эти показатели соответственно до 16 и 10 процентов. Каковы же причины, вызывающие к жизни данные тенденции, и могут ли они быть устранены на путях развития постиндустриального общества? - эти вопросы становятся сегодня как никогда актуальными.
На наш взгляд, обострение проблемы бедности на протяжении последних лет выглядит естественным следствием становления постиндустриального общества и отражает расслоение общества на "интеллектуальную элиту" и низший класс, оказывающийся отчужденным от процесса современного наукоемкого производства. В этой связи само понятие "низшего класса" (underclass), применяемое в социологии с начала 70-х годов, нуждается в пересмотре.
Изначально западные исследователи предпочитали причислять к "низшему классу" заведомо антисоциальные элементы. В августе 1977 года в журнале "Тайм" появился ряд материалов, в которых низший класс был изображен как состоящий из несовершеннолетних правонарушителей, отчисленных из школ учащихся, наркоманов, матерей-одиночек, живущих на пособие, грабителей, преступников, сутенеров, торговцев наркотиками, попрошаек и т. д. Эту позицию закрепил известный журналист и социолог К.Аулетта, выступивший в 1981 году с серией статей в журнале "Нью-Йоркер", где дал определение низшего класса, развитое затем в специально посвященной этой проблеме книге2*. Однако такой подход представляется нам несовершенным. Определяя underclass в качестве социальной группы, выключенной из состава общества либо по обстоятельствам непреодолимого характера (инвалидность, психические расстройства и т.д.), либо фактически по собственному желанию (устойчивые группы лиц с антисоциальными проявлениями и проч.), социологи фактически выносят эту группу за рамки общества, изображая конфликт между обществом и его "низшим классом" как внешний. Относя к этой категории не более трети лиц, официально находящихся за чертой бедности, исследователи фактически отказываются рассматривать данный социальный слой как значимую силу в современном обществе.
Иная, более предпочтительная, на наш взгляд, точка зрения была предложена в 1963 году известным шведским экономистом Г.Мюрдалем, определившим underclass как "ущемленный в своих интересах класс, состоящий из безработных, нетрудоспособных и занятых неполный рабочий день лиц, которые с большей или меньшей степенью безнадежности отделены от общества в целом, не участвуют в его жизни и не разделяют его устремлений и успехов" См.: Auletta К. The Underclass. N.Y., 1982. Myrdul G Challenge to Affluence. N.Y., 1963. P. 10.. Именно в этом смысле мы и используем понятие "низшего класса". Полагая, что в ближайшие десятилетия основными сторонами нового социального конфликта способны стать высокообразованная элита общества и те социальные группы, представители которых не могут найти себе адекватного применения в условиях экспансии высокотехнологичного производства, мы относим к формирующемуся "низшему классу" не только самые обездоленные слои общества, но и всех граждан, находящихся за чертой бедности, а также тех, кто получает сегодня доход, не превышающий половины дохода среднестатистического индустриального работника, занятого полный рабочий день. При таком подходе к данной категории относится не менее трети населения развитых постиндустриальных стран.
Предлагаемое нами определение "низшего класса" используется прежде всего для адекватного противопоставления его среднему классу и "классу интеллектуалов". Относя к последнему наиболее высокообеспеченные 20 процентов населения, мы считаем возможным разделить оставшиеся 80 процентов на две неравные группы: одна из них представляет собой "низший класс", куда входит 13-15 процентов населения, находящегося за гранью бедности (сюда включаются и представители деклассированных групп), а также около 15 процентов населения, чьи доходы не превышают половины среднего дохода современного наемного работника. Оставшиеся 50 процентов и формируют сегодня тот средний класс, который в ходе становления информационного хозяйства подвергается активной дезинтеграции, в результате которой большая его часть переходит в имущественный слой, близкий к низшему классу, а относительно немногочисленная пополняет высшие страты общества. В такой трактовке "низший класс" не представляется чем-то выключенным из общественной жизни; напротив, именно консолидация и формирование его самосознания способно оказаться в будущем одним из факторов нарастания социального конфликта. Подходя с таких позиций к анализу тенденций, отчетливо проявляющихся в хозяйственной жизни постиндустриальных обществ на протяжении последних десятилетий, мы находим подтверждения для самых пессимистических ожиданий.
Основной причиной происходящей сегодня в западных странах социальной стратификации выступает развитие экономики, базирующейся на потреблении и производстве информации и знаний. В этих условиях, как отмечают большинство социологов, "число рабочих мест, не требующих высокой квалификации, резко сокращается, и тенденция эта сохранится (курсив мой. - В.И.) и в будущем" Winshiw Ch.D., Bramer W.L. Future Work. Putting Knowledge to Work in the Knowledge Economy. P. 230.. Важнейшими вехами, отражающими становление новой реальности, являются, с одной стороны, середина 70-х, а с другой - вторая половина 80-х годов. В первом случае во всех постиндустриальных странах была зафиксирована разнонаправлснность движения долей капитала и труда в национальном доходе; доля капитала стали расти, а доля заработной платы снижаться. Наиболее рациональным объяснением этого феномена выступает, на наш взгляд, апелляция к тому, что в высокотехнологичных компаниях, где собственность и управление не разъединены, доходы создателей компаний отражаются в статистике как предпринимательские доходы, как доля капитала, а не как вознаграждение за высококвалифицированный труд, каковым по своей природе являются. Во втором случае заметно гораздо более фундаментальное изменение: производительность в промышленных компаниях начала расти при стабильной и даже снижающейся оплате труда. Этот факт ярко свидетельствует, на наш взгляд, о том, что принципы организации индустриального общества окончательно преодолены. С данного момента присвоение возрастающей доли национального богатства оказалось связанным не с интенсивностью труда, не с эффективностью использования материалов и оборудования и даже не с уровнем полученного формального образования, а с тем, насколько способен или неспособен человек использовать и генерировать новое знание, наращивать свой интеллектуальный капитал. Развитие подобных тенденций приводит к тому, что низкоквалифицированные работники оказываются сегодня в гораздо более тяжелом положении, нежели раньше, поскольку даже "экономический рост не может обеспечить их "хорошими" рабочими местами, как это было в прошлом" Danziger S.H., SandefurG.D., Weinberg D.H. Introduction //DanzigerS.H., Sandefur G.D., Weinberg D.H. (Eds.) Confronting Poverty: Prescription for Change. P. 10.. В то время как обладатели уникальных знаний и способностей оказываются в привилегированном положении на рынке труда, представители среднего и низшего классов сталкиваются со все большими трудностями не только в обеспечении достойного уровня жизни, но даже в поиске работы как таковой.
В 90-е годы положение лишь усугубилось в силу роста роли технологического фактора в развитии производства. Доходы низших 20 процентов населения, достигнув своего минимально возможного значения, перестали снижаться в относительном выражении и стабилизировались на уровне 3,7-3,9 процента национального дохода. Продолжающийся рост доходов "класса интеллектуалов" происходит сегодня за счет среднего класса. С 1990 по 1995 год доля 60 процентов американцев, объединяемых в эту категорию, в национальном доходе снизилась почти на пять процентных пунктов и составила 47,6 процента, а низшая граница среднего класса опустилась до уровня, за которым начинается официально признаваемая бедность: по состоянию на начало 1998 года почти 15 процентов населения США официально считались бедными и в значительной мере существовали за счет государственных субсидий, тогда как 18 процентов работников, занятых полный рабочий день, получали заработную плату, соответствующую официально определенному прожиточному минимуму См.: Chomsky N. World Orders, Old and New. L., 1997. P. 142..
В последние годы "низший класс", как и "класс интеллектуалов", становится в значительной мере наследственным. Анализ бедности среди белых американцев, проведенный в начале 90-х годов, свидетельствует, что среди выходцев из семей, принадлежащих к высшему слою среднего класса, доля бедных составляет не более 3 процентов, тогда как она возрастает до 12 процентов для тех, чьи родители живут фактически у черты бедности, и до 24 процентов для выходцев из собственно бедных семей. В еще большей степени зависят подобные перспективы от образовательного уровня родителей: если он низок (незаконченное школьное), то вероятность их детей пополнить низший класс составляет около 16 процентов, а если очень низок (начальное образование) повышается до 40 процентов См.: Herrnstein R.J.. Murray Ch. The Bell Curve. P. 131, 132.. Таким образом, становление основанного на знаниях общества порождает устойчивые социальные группы, как контролирующие информацию и знания, так и отчужденные от них.
Тенденции, вполне проявившиеся на протяжении последних десятилетий, свидетельствуют о том, что формирующееся постиндустриальное общество не лишено социальных противоречий и не может рассматриваться как общество равенства. Напротив, распространение информации и знаний как основного фактора производства становится основой новой поляризации общественных групп и формирования нового господствующего класса. Опасность этого нового противостояния заключается в том, что впервые доминирующее положение одной социальной группы по отношению к другой представляется вполне оправданной, так как ее материальное богатство выступает воплощением не эксплуатации человека человеком, а креативной деятельности самих ее представителей. В рамках современной этики не находится серьезных инструментов для обоснования несправедливости подобного положения вещей, так как оно объективно проистекает из реализации людьми своих неотъемлемых прав на развитие и совершенствование собственной личности в формах, которые непосредственно не направлены на создание препятствий для развития других человеческих существ.
Между тем этот факт не снимает остроты возникающего противоречия, а только подчеркивает ее. Поэтому важнейшим вопросом, вытекающим из анализа проблемы неравномерного распределения богатства в современном обществе, проблемы, кажущейся сугубо экономической, становится вопрос о том, может ли постиндустриальное общество преодолеть классовый, антагонистический характер, присущий не только индустриальному строю, но и всей экономической эпохе в целом, или же останется очередным историческим типом классового общества.
КОНТРОЛЬНЫЕ ВОПРОСЫ
1. К какому периоду относятся первые попытки новой трактовки природы доминирующего класса постиндустриального общества?
2. На основании какой трактовки понятия "класс" строится современная теория социальной стратификации постиндустриального общества?
3. В каком направлении эволюционировало имущественное неравенство в первой половине XX века?
4. Почему становление постиндустриального общества сопровождается ростом имущественного неравенства?
5. Каковы основные социальные страты постиндустриального общества?
6. Каковы основные черты представителей "интеллектуального класса"?
7. Как западные исследователи определяли понятие "низшего класса" и какие недостатки несет в себе подобное определение?
8. Выступает ли "низший класс" активной стороной социального конфликта в современном западном обществе?
9. Носят ли классовые противоречия постиндустриального общества антагонистический характер?
РЕКОМЕНДУЕМАЯ ЛИТЕРАТУРА
Обязательные источники
Иноземцев В.Л. За пределами экономического общества. М., 1998. С. 421-457; Иноземцев В.Л. Расколотая цивилизация. Наличествующие предпосылки и возможные последствия постэкономической революции. М., 1999. С. 453-575; Иноземцев В.Л. Социально-экономические проблемы XXI века: попытка нетрадиционной оценки. М., 1999; Иноземцев В.Л. "Класс интеллектуалов" в постиндустриальном обществе // Социологические исследования. 2000. No 6. С. 38-49; Иноземцев В.Л. Классовый аспект проблемы бедности в постиндустриальных обществах // Социологические исследования. 2000. No 8. С. 44-53.
Дополнительная литература
Auletta К. The Underclass. N.Y., 1982; Dahrendorf R. Class and Class Conflict in Industrial Society. Stanford, 1959; Danziger S., Gottschalk P. America Unequal. N.Y.-Cambridge (Ma.), 1995; Elliott L., Atkinson D. The Age of Insecurity. L., 1998; Fischer C.S., Hout M.. Jankowski M.S., Lucas S.R.. Swidler A., Voss K. Inequality by Design. Cracking the Bell Curve Myth. Princeton (NJ), 1996; Herrnstein R.J., Murray Ch. The Bell Curve. Intelligence and Class Structure in American Life. N.Y., 1996; KatzM.B. In the Shadow of the Poorhouse. A Social History of Welfare in America. N.Y" 1996; Lasch Ch. The Revolt of the Elites and the Betrayal of Democracy. N.Y.-L., 1995; Luttwak E. Turbo-Capitalism. Winners and Losers in the Global Economy. L., 1998. P. 86-87; Pierson Ch. Beyond the Welfare State? The New Political Economy of Welfare. Cambridge, 1995; TouraineA. The Post-Industrial Society. Tomorrow's Social History: Classes, Conflicts and Culture in the Programmed Society. N.Y, 1974; Winslow Ch.D., Bramer W.L. Future Work. Putting Knowledge to Work in the Knowledge Economy. N.Y, 1994.
Лекция десятая
Классовое противостояние в постиндустриальном обществеСоциальные противоречия, возникающие по мере обретения постиндустриальным обществом зрелых форм, превосходят по уровню их комплексности любой прежний тип социального противостояния. Они способны не только серьезно дестабилизировать функционирующие общественные институты, но и реально воспрепятствовать дальнейшему прогрессивному развитию общества. Конфликт, вызревающий сегодня в недрах постиндустриальных социальных структур, представляется гораздо более опасным, нежели классовая борьба пролетариата и буржуазии, по целому ряду причин.
Основные противоречия в обществе индустриального и постиндустриального типаОсновные противоречия индустриальной (и, в более широком контексте, экономической) эпохи обусловливались позициями двух главных классов, располагавших, с одной стороны, монопольным ресурсом, без которого воспроизводство существующих порядков было невозможным (традициями и обычаями, военной силой, землей или капиталом), а с другой стороны - трудом. Противостоящие стороны имели, как это ни парадоксально, больше сходства, чем различий. Прежде всего, это была одна и та же система мотивов: как представители господствующих классов, так и трудящиеся стремились к максимизации присвоения материальных благ. Кроме того, что особенно важно, оба класса были взаимозависимы: ни представители низших слоев общества не могли обеспечить своего существования без выполнения соответствующей работы, ни высший класс не мог извлечь своей части национального богатства, не применяя для этого их труда.
Становление постиндустриального общества происходит в качественно иной ситуации. Композиция двух основных классов с формальной точки зрения остается прежней; с одной стороны, мы видим новую доминирующую социальную группу, сосредоточившую в своих руках контроль за информацией и знаниями, стремительно превращающимися в основной ресурс производства, с другой сохраняется большинство, способное претендовать на часть общественного достояния только в виде вознаграждения за свою трудовую деятельность. Однако теперь противостоящие стороны имеют больше отличных, чем сходных черт. Представители господствующего класса руководствуются, главным образом, мотивами нематериалистической природы: во-первых, потому что их материальные потребности удовлетворены в такой степени что потребление фактически становится одной из форм самореализации; во-вторых, потому что пополняющие его творческие работники стремятся не столько достичь материального благосостояния, сколько самоутвердиться в качестве уникальных личностей. Напротив, представители угнетенного класса в той же мере, что и ранее, нацелены на удовлетворение материальных потребностей и продают свой труд в первую очередь ради получения материального вознаграждения. Более того, в новых условиях господствующий класс не только, как прежде, владеет средствами производства, либо невоспроизводимыми по своей природе (земля), либо созданными трудом подавленного класса (капитал) на основе сложившихся принципов общественной организации, но сам создает эти средства производства, обеспечивая процесс самовозрастания информационных ценностей. Таким образом, низший класс оказывается в гораздо большей мере изолированным, нежели ранее; он фактически не представляет собой для высшего класса "его иного", без которого в прежние эпохи тот не мог существовать. В результате претензии низшего класса на часть национального продукта, которые ранее выдвигались как более чем обоснованные, сегодня выглядят гораздо менее аргументированными, и этим в значительной мере объясняется нарастающее материальное неравенство представителей высших и низших общественных слоев.
Современное социальное противостояние отличается от предшествующих и в институциональном аспекте.
Во-первых, во всей предшествующей истории угнетенные классы обладали собственностью на свою рабочую силу и были лишены собственности на средства производства. Социалисты, заявлявшие о необходимости реформирования буржуазного строя, считали, что единственной возможностью разрешения этого противоречия является обобществление земли, средств производства и придание им статуса так называемой общенародной собственности. Развитие пошло по иному пути, и сегодня мы наблюдаем ситуацию, в которой, с одной стороны, многие представители трудящихся классов имеют в своей собственности акции промышленных и сервисных компаний, не дающие, впрочем, никакого контроля над их деятельностью. Вместе с тем они в состоянии приобрести в личную собственность все средства производства, необходимые для создания информационных продуктов, представляющих собой основной ресурс современного производства. С другой стороны, представители господствующих классов также имеют в собственности акции и другие ценные бумаги, приносящие их держателям одинаковый доход вне зависимости от их социального статуса; как и все другие члены общества, они, разумеется, имеют возможность приобретать в личную собственность те средства производства, которые могут быть применены индивидуально. По сути дела, в течение последних десятилетий практически каждый случай перехода человека из среднего класса общества в его интеллектуальную и имущественную верхушку в той или иной мере связан не столько с удачной реализацией его прав собственности на капитальные активы (для чего необходимо иметь их изначально и уже принадлежать к высшей страте), сколько с эффективным использованием интеллектуальных возможностей и находящихся в личной собственности средств производства для создания новых информационных, производственных или социальных технологий. Таким образом, современный классовый конфликт не разворачивается вокруг собственности на средства производства, а формируется как результат неравного распределения самих человеческих возможностей; последние, безусловно, отчасти обусловлены принадлежностью человека к определенной части общества, но не детерминированы исключительно этой принадлежностью. Таково первое весьма заметное отличие нового социального конфликта от всех ему предшествовавших.
Во-вторых, на протяжении всей экономической эпохи представители высших классов извлекали свои основные доходы посредством отчуждения прибавочного продукта у его непосредственных производителей, вынужденных уступать часть созданных ими благ под воздействием прямого принуждения. Отчуждение прибавочного продукта (или эксплуатация) не только играло в истории роль фактора социального противостояния, но и служило механизмом концентрации материальных ресурсов и человеческих усилий там, где они были более всего необходимы; эксплуатация служила также развитию новых, передовых форм производства, ставших основой дальнейшего прогресса. Социалисты пытались преодолеть эксплуатацию посредством организации нового типа распределительной системы, однако и эта попытка оказалась несостоятельной. Эксплуатация становится достоянием истории, как мы показали выше, по мере того, как меняется система ценностей человека, и удовлетворение материальных потребностей перестает быть его основной целью. Если люди ориентируются прежде всего на приоритеты духовного роста и самореализации в творческой деятельности, а не только на повышение материального благосостояния, то изъятие в пользу государства или общества части производимой ими продукции, получение той или иной прибыли от своей деятельности они не воспринимают как фактор, кардинально воздействующий на их мироощущение и действия. Эта трансформация освобождает от эксплуатации тех, кто осознал реализацию именно нематериальных интересов в качестве наиболее значимой для себя потребности. Оказавшись за пределами этого противостояния, человек становится субъектом неэкономических отношений и обретает внутреннюю свободу, невозможную в границах экономического типа сознания. В итоге классовый конфликт перестает быть связан с проблемой эксплуатации и распределения собственности.