Г-н Риббентроп, олицетворявший собой тогда Германию, вырвал из тела Румынии колыбель румынского народа – Северную Трансильванию и передал ее Венгрии, которая не имеет на нее никаких юридических прав[100]. Я ссылаюсь на Риббентропа, так как в Вене с Италией и ее представителями вообще не считались.
Это единственный случай в истории, когда одно государство, с которым подобным образом поступило другое государство, идет не против последнего, а вместе с ним. Это единственный прецедент в истории, когда нация вступает в войну как союзник, не имея даже договора о политическом или военном союзе.
У многих простых румынских граждан, румынских солдат и офицеров в переданной Венгрии Трансильвании живут родители, сестры, братья, родственники; многие имеют там недвижимость. Несмотря на все мои заявления и представления германскому руководству, и в частности Риббентропу, который в соответствии с решением Венского арбитража обязался гуманно обращаться с румынским населением упомянутых территорий, последнее подвергается систематическому ограблению, арестам, издевательствам со стороны венгров. Вы полагаете, ваше превосходительство, что румынские граждане – солдаты и офицеры – не задают себе вопроса, почему союзники Румынии в войне против Советской России позволяют венграм совершать все это? Почему наши союзники не заявят открыто, что они признают утратившими силу несправедливые статьи Венского арбитража?
Какие чувства может испытывать румынский народ при подобном обращении, если учесть, что пропаганда западных союзников ежедневно обещает Румынии восстановить ее территориальные права, попранные германской дипломатией в Вене?»
Это была откровенная и впечатляющая политическая декларация. Одновременно это была искренняя присяга Антонеску на верность Германии. И в то же время это была многозначительная беседа между партнерами по коалиции, которая позволяла сделать ряд не теряющих своей актуальности выводов на будущее.
На следующий день после своего последнего визита в действующую армию Антонеску еще раз побывал у меня. К этому времени обстановка еще более осложнилась. Мы пришли к соглашению о создании совместного фронта обороны на рубеже Галац – Фокшаны с использованием давно оборудованных румынами укреплений. Антонеску дал свое согласие на срочную передачу группе армий всех имеющихся в Бухаресте румынских резервов с целью удержания фронта.
Этой встрече суждено было стать последней. В тот же день Антонеску улетел в Бухарест, чтобы доложить своему королю [Михаю] о положении на фронте.
Замысел противника был очевиден: он пытался как можно быстрее овладеть переправами через реку Прут с целью отрезать пути отхода армейской группе «Думитреску».
Получив указание отойти за Прут, 6-я армия направила корпусные моторизованные и зенитно-артиллерийские части к мостам через реку с задачей организовать здесь прочную наземную оборону. В последующие дни входившие в состав армии корпуса, напрягая все силы и ведя упорные оборонительные бои с превосходящими силами противника, который хотел заставить их изменить направление движения, пытались достигнуть реки Прут. За исключением ХХХ корпуса, который все это время вел тяжелые бои у себя на фланге и в тылу, всем корпусам 6-й армии удалось, как докладывало ее командование, «успешно отойти на запад». Связь между штабом 6-й армии и ее корпусами осуществлялась теперь только по радио. Утром 22 августа командный пункт армии находился еще в Комрате. В этот же день войска 6-й армии были переподчинены непосредственно командованию группы армий, а руководство отходом III румынского корпуса с приданной ему 9-й немецкой пехотной дивизией было возложено на штаб армейской группы «Думитреску».
Советские войска уже действовали в пространстве между командным пунктом 6-й армии и командными пунктами ее корпусов. Поэтому я приказал лично командующему 6-й армией генералу артиллерии Фреттер-Пико, который намеревался на свой страх и риск отправиться с созданной им небольшой оперативной группой штаба к окруженному LII армейскому корпусу, отойти с этой группой за Прут и руководить своей армией оттуда. Я упоминаю здесь об этом только потому, что один из публицистов, некто Хаземан, в своей книге «Мокрый хлеб» бросил командующему 6й армией упрек, будто бы тот «бежал с поля боя». Генерал Фреттер-Пико мог в подобной обстановке и сам, не дожидаясь моего приказа, перенести в тыл свой штаб или командный пункт, ибо в данном случае вопрос стоял о жизни и смерти многих тысяч солдат, которыми нужно было правильно руководить и которых нужно было поддержать любыми доступными средствами, если об этом вообще могла идти речь. А если бы штаб армии оставался под непосредственным воздействием противника, сделать это было бы невозможно.
К вечеру 22 августа противник подошел вплотную к Комрату[102]. Теперь он проник глубоко в тыл, охватив фланг 6-й армии. В тот же вечер передовые танковые части противника, наступавшие с севера, вышли в район Васлуя на рубеже реки Бырлад. В результате возникла серьезная угроза полного окружения 6-й армии, чья задача заключалась в том, чтобы остановить продвижение русских с севера на юг между Прутом и Серетом на рубеже Хуши – Васлуй – Бакэу и удержать переправу у Леово. Таким образом, весь наш оперативный замысел был расстроен противником.
Посмотрим теперь, как развивалась обстановка до вечера 22 августа на фронте армейской группы «Вёлер».
Против северного участка фронта группы армий «Южная Украина» противник бросил в наступление 27 стрелковых дивизий (из них 15 дивизий первоначально сохранялись в резерве), 2–3 танковых корпуса и несколько соединений 6-й гвардейской танковой армии, в том числе 6-й гвардейский механизированный корпус. Противник перешел в наступление после интенсивной полуторачасовой артиллерийской подготовки, направив свой главный удар по участку между левым флангом группы Мита, в состав которой входили IV и VI румынские корпуса[103], и правым флангом группы Кирхнера.
На левом крыле армейской группы «Вёлер» оборонялась группа Кирхнера. На центральном участке армейской группы оборона строилась на защите позиции «Траян», которую занимали румынские войска. 22 августа противник прорвал и эту укрепленную позицию. Ею танковые соединения продвинулись до Васлуя. В результате между Прутом и Серетом образовался широкий коридор для прорыва в южном направлении. И здесь возникла угроза полного окружения армейской группы «Думитреску».
Наконец в этот же день, 22 августа, Верховное командование сухопутных войск (ОКХ) разрешило оттянуть назад фронт группы армий. Но было уже слишком поздно! Я не хотел бы рассказывать здесь о том, какое удручающе неприятное впечатление произвел на всех нас этот совершенно не учитывавший сложившейся обстановки приказ Гитлера.
Вследствие того что часть румынских войск фактически выбыла из игры, обстановка на фронте группы армий приобрела катастрофический характер. IV [румынскому] корпусу пришлось эвакуировать Яссы и занять новую оборону к югу от города. На западном фланге была отведена на правый берег реки Серет группа Кирхнера. Командование 4-й румынской армии решило по своей инициативе отойти в южном направлении. Оно сослалось на то, что якобы получило соответствующий приказ Антонеску. Лишь с большим трудом нам удалось помешать этой армии выйти из сражения. При этом между командующими немецкой и румынской армиями имели место серьезные разногласия и споры.
Неслыханное вмешательство в дела немецкого командования позволил себе в эти дни и румынский Генеральный штаб, по приказу которого три полка тяжелой артиллерии были направлены в тыл, в район Аджуда.
Эти грозящие бедой действия наших союзников ставили нас в неимоверно тяжелое положение.
С большой тревогой следили мы за столь роковым развитием обстановки. Все чаще поступали донесения о том, что румынские войска утрачивают боеспособность не только в случаях, полностью оправдываемых сложившейся обстановкой, но и далеко не в безвыходном положении, позволяют противнику просачиваться на свои позиции и даже бегут с поля боя до начала атаки противника. Однако нельзя пройти мимо того факта, что и среди румынских соединений были такие, которые мужественно сражались, не оставляя своих немецких союзников в беде. Совершенно ясно, что отказ от борьбы большей части румынских вооруженных сил явился результатом заранее спланированного саботажа со стороны некоторых высокопоставленных румынских войсковых начальников, как, например, командующего 4-й румынской армией генерала Раковиты.
Это предательство было тяжелым ударом для ведущих исключительно напряженные бои немецких и оставшихся верными союзу румынских войск, а также лично для меня как ответственного за их судьбу военачальника.
23 августа передовые танковые части противника вышли в район к западу от Комрата. Некоторые отсюда повернули на юг и с ходу овладели населенными пунктами Татарэшти и Фурманка. В результате III румынский корпус оказался окружен. Хотя в районе Кубей продвижение противника и было задержано, ему удалось прорваться танковыми силами на Ханешти. Поэтому командование 6-й армии, которой теперь была переподчинена и оперативная группа Мита, отходившая по приказу командующего армейской группой генерала Вёлера через Хуши и имевшая задачу соединиться с войсками северного крыла 6-й армии, вначале решило оттянуть свои главные силы на позицию «Штефан».
Вследствие выхода из боя некоторых румынских соединений[104] противник сумел быстрым рывком продвинуть свои войска, и прежде всего танки, находившиеся уже к западу от реки Прут, далеко на юг. 23 августа днем русские танки появились у Бырлада, и здесь упорные бои с ними завязали подоспевшие с юга подразделения оружейно-технической школы 8-й армии. Вечером того же дня советские войска уже были в районе восточнее Бакэу. Именно здесь командир 76-й пехотной дивизии генерал-лейтенант Абрахам создал из разрозненных и разгромленных подразделений и остатков армейских частей усиления оперативную группу, которая сумела еще некоторое время удерживать небольшой плацдарм на левом берегу Серета. В районе же между Бакэу и Бырладом немецких войск уже не было.
Группу Кирхнера, испытывавшую сильный нажим со стороны противника, пришлось отвести на правый берег Молдовы еще днем 23 августа. Этот маневр был осуществлен вполне успешно, но город Роман в результате перешел в руки противника.
Таким образом, к концу дня 23 августа фронт армейской группы Вёлера оказался развернутым на северо-восток и проходил по правому берегу Молдовы, а затем линия фронта поворачивала на восток, возвращаясь к старым позициям на восточных склонах Карпат. К югу от Бакэу, на реке Серет, оборонялись лишь слабые сводные оперативные группы, спешно составленные из разрозненных боевых, строительных и тыловых частей и подразделений. Одна из таких групп имела задачу прикрыть у Аджуда вход в долину реки Тротуш.
В это время главные силы 6-й армии, реорганизованные в более или менее боеспособные оперативные группы, вели бои еще к востоку от реки Прут. На правом берегу Прута было выставлено немногочисленное боевое охранение, прикрывавшее два плацдарма – у Кагула и у Леово. Населенный пункт Хуши уже был занят противником[105]. Короче говоря, окружение 6-й немецкой армии можно было считать свершившимся фактом.
В тот же день поздно вечером, в 22.00, король Румынии, надеясь заключить перемирие с советским командованием, обратился по радио ко всем румынским войскам с приказом прекратить борьбу[107]. Началась потрясающая трагедия, инспирированная кликой предателей во главе с несовершеннолетним королем[108].
Первое и не совсем еще ясное сообщение об этом пришло в штаб группы армий по телефону из германской военной миссии в Бухаресте: с Антонеску и заместителем председателя Совета министров Михаем Антонеску случилось что-то непонятное! Мой штаб сразу же связался по телефону с германскими инстанциями в Бухаресте, пытаясь выяснить обстановку. Эти телефонные разговоры подтвердили полное изменение ситуации.
После состоявшихся незадолго до этого встречи и разговоров с Антонеску для меня лично эта новость была совершенно ошеломляющей. Я и сегодня еще не могу поверить в то, что Антонеску не знал о так далеко зашедшем заговоре, когда навестил меня 22 августа. Не понятно, как мог глава правительства не разгадать всю развернувшуюся вокруг него интригу до самых последних мелочей, тем более что, как утверждает Йон Георге, государственный переворот готовился долго и король был посвящен в его планы!
Вряд ли когда-либо военные расчеты и планы полководца, построенные на верности союзу, оказывались более спутанными, чем здесь, в Румынии! Эти события проливают свет и на состояние нашего тогдашнего государственного руководства, и прежде всего – на Верховное командование в лице ОКВ, которое до самого конца держал ответственного командующего в полном неведении относительно возможного изменения обстановки. Таким было «взаимодействие» на высшем уровне.
Это единственный случай в истории, когда одно государство, с которым подобным образом поступило другое государство, идет не против последнего, а вместе с ним. Это единственный прецедент в истории, когда нация вступает в войну как союзник, не имея даже договора о политическом или военном союзе.
У многих простых румынских граждан, румынских солдат и офицеров в переданной Венгрии Трансильвании живут родители, сестры, братья, родственники; многие имеют там недвижимость. Несмотря на все мои заявления и представления германскому руководству, и в частности Риббентропу, который в соответствии с решением Венского арбитража обязался гуманно обращаться с румынским населением упомянутых территорий, последнее подвергается систематическому ограблению, арестам, издевательствам со стороны венгров. Вы полагаете, ваше превосходительство, что румынские граждане – солдаты и офицеры – не задают себе вопроса, почему союзники Румынии в войне против Советской России позволяют венграм совершать все это? Почему наши союзники не заявят открыто, что они признают утратившими силу несправедливые статьи Венского арбитража?
Какие чувства может испытывать румынский народ при подобном обращении, если учесть, что пропаганда западных союзников ежедневно обещает Румынии восстановить ее территориальные права, попранные германской дипломатией в Вене?»
Это была откровенная и впечатляющая политическая декларация. Одновременно это была искренняя присяга Антонеску на верность Германии. И в то же время это была многозначительная беседа между партнерами по коалиции, которая позволяла сделать ряд не теряющих своей актуальности выводов на будущее.
На следующий день после своего последнего визита в действующую армию Антонеску еще раз побывал у меня. К этому времени обстановка еще более осложнилась. Мы пришли к соглашению о создании совместного фронта обороны на рубеже Галац – Фокшаны с использованием давно оборудованных румынами укреплений. Антонеску дал свое согласие на срочную передачу группе армий всех имеющихся в Бухаресте румынских резервов с целью удержания фронта.
Этой встрече суждено было стать последней. В тот же день Антонеску улетел в Бухарест, чтобы доложить своему королю [Михаю] о положении на фронте.
* * *
Как и следовало ожидать, противник быстро ввел в пробитые накануне бреши свои моторизованные соединения и танковый силы. Он опрокинул наше слабое прикрытие и, устремившись на юго-запад, прорвался до рубежа Паулэни, Фрумушица, Вече, Николаэни. Частью этих сил противник сумел охватить правый фланг ХХХ корпуса и продвинуться в северо-западном направлении, зайдя при этом в тыл LII корпусу[101]. Обстановка становилась все более и более критической, особенно на участке ХХХ корпуса, которому удалось в тяжелых, проходивших с переменным успехом боях на своем открытом правом фланге отразить мощный удар советских войск, направленный против правого крыла 6-й немецкой армии. Этим корпусом, в состав которого входили закаленные в боях 306-я (вестфальская) и 15-я (гессенская) дивизии, командовал уже не раз отличавшийся в боях опытный военачальник генерал Постель. Действия корпуса умело поддерживала 13-я (ганноверская) танковая дивизия, которая в те дни многократно выручала наши войска из беды. Противник оставил на поле боя много танков. Однако и наши потери также были очень велики.Замысел противника был очевиден: он пытался как можно быстрее овладеть переправами через реку Прут с целью отрезать пути отхода армейской группе «Думитреску».
Получив указание отойти за Прут, 6-я армия направила корпусные моторизованные и зенитно-артиллерийские части к мостам через реку с задачей организовать здесь прочную наземную оборону. В последующие дни входившие в состав армии корпуса, напрягая все силы и ведя упорные оборонительные бои с превосходящими силами противника, который хотел заставить их изменить направление движения, пытались достигнуть реки Прут. За исключением ХХХ корпуса, который все это время вел тяжелые бои у себя на фланге и в тылу, всем корпусам 6-й армии удалось, как докладывало ее командование, «успешно отойти на запад». Связь между штабом 6-й армии и ее корпусами осуществлялась теперь только по радио. Утром 22 августа командный пункт армии находился еще в Комрате. В этот же день войска 6-й армии были переподчинены непосредственно командованию группы армий, а руководство отходом III румынского корпуса с приданной ему 9-й немецкой пехотной дивизией было возложено на штаб армейской группы «Думитреску».
Советские войска уже действовали в пространстве между командным пунктом 6-й армии и командными пунктами ее корпусов. Поэтому я приказал лично командующему 6-й армией генералу артиллерии Фреттер-Пико, который намеревался на свой страх и риск отправиться с созданной им небольшой оперативной группой штаба к окруженному LII армейскому корпусу, отойти с этой группой за Прут и руководить своей армией оттуда. Я упоминаю здесь об этом только потому, что один из публицистов, некто Хаземан, в своей книге «Мокрый хлеб» бросил командующему 6й армией упрек, будто бы тот «бежал с поля боя». Генерал Фреттер-Пико мог в подобной обстановке и сам, не дожидаясь моего приказа, перенести в тыл свой штаб или командный пункт, ибо в данном случае вопрос стоял о жизни и смерти многих тысяч солдат, которыми нужно было правильно руководить и которых нужно было поддержать любыми доступными средствами, если об этом вообще могла идти речь. А если бы штаб армии оставался под непосредственным воздействием противника, сделать это было бы невозможно.
К вечеру 22 августа противник подошел вплотную к Комрату[102]. Теперь он проник глубоко в тыл, охватив фланг 6-й армии. В тот же вечер передовые танковые части противника, наступавшие с севера, вышли в район Васлуя на рубеже реки Бырлад. В результате возникла серьезная угроза полного окружения 6-й армии, чья задача заключалась в том, чтобы остановить продвижение русских с севера на юг между Прутом и Серетом на рубеже Хуши – Васлуй – Бакэу и удержать переправу у Леово. Таким образом, весь наш оперативный замысел был расстроен противником.
Посмотрим теперь, как развивалась обстановка до вечера 22 августа на фронте армейской группы «Вёлер».
Против северного участка фронта группы армий «Южная Украина» противник бросил в наступление 27 стрелковых дивизий (из них 15 дивизий первоначально сохранялись в резерве), 2–3 танковых корпуса и несколько соединений 6-й гвардейской танковой армии, в том числе 6-й гвардейский механизированный корпус. Противник перешел в наступление после интенсивной полуторачасовой артиллерийской подготовки, направив свой главный удар по участку между левым флангом группы Мита, в состав которой входили IV и VI румынские корпуса[103], и правым флангом группы Кирхнера.
На левом крыле армейской группы «Вёлер» оборонялась группа Кирхнера. На центральном участке армейской группы оборона строилась на защите позиции «Траян», которую занимали румынские войска. 22 августа противник прорвал и эту укрепленную позицию. Ею танковые соединения продвинулись до Васлуя. В результате между Прутом и Серетом образовался широкий коридор для прорыва в южном направлении. И здесь возникла угроза полного окружения армейской группы «Думитреску».
Наконец в этот же день, 22 августа, Верховное командование сухопутных войск (ОКХ) разрешило оттянуть назад фронт группы армий. Но было уже слишком поздно! Я не хотел бы рассказывать здесь о том, какое удручающе неприятное впечатление произвел на всех нас этот совершенно не учитывавший сложившейся обстановки приказ Гитлера.
Вследствие того что часть румынских войск фактически выбыла из игры, обстановка на фронте группы армий приобрела катастрофический характер. IV [румынскому] корпусу пришлось эвакуировать Яссы и занять новую оборону к югу от города. На западном фланге была отведена на правый берег реки Серет группа Кирхнера. Командование 4-й румынской армии решило по своей инициативе отойти в южном направлении. Оно сослалось на то, что якобы получило соответствующий приказ Антонеску. Лишь с большим трудом нам удалось помешать этой армии выйти из сражения. При этом между командующими немецкой и румынской армиями имели место серьезные разногласия и споры.
Неслыханное вмешательство в дела немецкого командования позволил себе в эти дни и румынский Генеральный штаб, по приказу которого три полка тяжелой артиллерии были направлены в тыл, в район Аджуда.
Эти грозящие бедой действия наших союзников ставили нас в неимоверно тяжелое положение.
С большой тревогой следили мы за столь роковым развитием обстановки. Все чаще поступали донесения о том, что румынские войска утрачивают боеспособность не только в случаях, полностью оправдываемых сложившейся обстановкой, но и далеко не в безвыходном положении, позволяют противнику просачиваться на свои позиции и даже бегут с поля боя до начала атаки противника. Однако нельзя пройти мимо того факта, что и среди румынских соединений были такие, которые мужественно сражались, не оставляя своих немецких союзников в беде. Совершенно ясно, что отказ от борьбы большей части румынских вооруженных сил явился результатом заранее спланированного саботажа со стороны некоторых высокопоставленных румынских войсковых начальников, как, например, командующего 4-й румынской армией генерала Раковиты.
Это предательство было тяжелым ударом для ведущих исключительно напряженные бои немецких и оставшихся верными союзу румынских войск, а также лично для меня как ответственного за их судьбу военачальника.
23 августа передовые танковые части противника вышли в район к западу от Комрата. Некоторые отсюда повернули на юг и с ходу овладели населенными пунктами Татарэшти и Фурманка. В результате III румынский корпус оказался окружен. Хотя в районе Кубей продвижение противника и было задержано, ему удалось прорваться танковыми силами на Ханешти. Поэтому командование 6-й армии, которой теперь была переподчинена и оперативная группа Мита, отходившая по приказу командующего армейской группой генерала Вёлера через Хуши и имевшая задачу соединиться с войсками северного крыла 6-й армии, вначале решило оттянуть свои главные силы на позицию «Штефан».
Вследствие выхода из боя некоторых румынских соединений[104] противник сумел быстрым рывком продвинуть свои войска, и прежде всего танки, находившиеся уже к западу от реки Прут, далеко на юг. 23 августа днем русские танки появились у Бырлада, и здесь упорные бои с ними завязали подоспевшие с юга подразделения оружейно-технической школы 8-й армии. Вечером того же дня советские войска уже были в районе восточнее Бакэу. Именно здесь командир 76-й пехотной дивизии генерал-лейтенант Абрахам создал из разрозненных и разгромленных подразделений и остатков армейских частей усиления оперативную группу, которая сумела еще некоторое время удерживать небольшой плацдарм на левом берегу Серета. В районе же между Бакэу и Бырладом немецких войск уже не было.
Группу Кирхнера, испытывавшую сильный нажим со стороны противника, пришлось отвести на правый берег Молдовы еще днем 23 августа. Этот маневр был осуществлен вполне успешно, но город Роман в результате перешел в руки противника.
Таким образом, к концу дня 23 августа фронт армейской группы Вёлера оказался развернутым на северо-восток и проходил по правому берегу Молдовы, а затем линия фронта поворачивала на восток, возвращаясь к старым позициям на восточных склонах Карпат. К югу от Бакэу, на реке Серет, оборонялись лишь слабые сводные оперативные группы, спешно составленные из разрозненных боевых, строительных и тыловых частей и подразделений. Одна из таких групп имела задачу прикрыть у Аджуда вход в долину реки Тротуш.
В это время главные силы 6-й армии, реорганизованные в более или менее боеспособные оперативные группы, вели бои еще к востоку от реки Прут. На правом берегу Прута было выставлено немногочисленное боевое охранение, прикрывавшее два плацдарма – у Кагула и у Леово. Населенный пункт Хуши уже был занят противником[105]. Короче говоря, окружение 6-й немецкой армии можно было считать свершившимся фактом.
* * *
Теперь уже не могло быть и речи о проведении тех мероприятий, которые мы обсуждали с Антонеску 22 августа. Вечером 23 августа Антонеску был арестован по приказу короля Михая в королевском дворце в Бухаресте[106].В тот же день поздно вечером, в 22.00, король Румынии, надеясь заключить перемирие с советским командованием, обратился по радио ко всем румынским войскам с приказом прекратить борьбу[107]. Началась потрясающая трагедия, инспирированная кликой предателей во главе с несовершеннолетним королем[108].
Первое и не совсем еще ясное сообщение об этом пришло в штаб группы армий по телефону из германской военной миссии в Бухаресте: с Антонеску и заместителем председателя Совета министров Михаем Антонеску случилось что-то непонятное! Мой штаб сразу же связался по телефону с германскими инстанциями в Бухаресте, пытаясь выяснить обстановку. Эти телефонные разговоры подтвердили полное изменение ситуации.
После состоявшихся незадолго до этого встречи и разговоров с Антонеску для меня лично эта новость была совершенно ошеломляющей. Я и сегодня еще не могу поверить в то, что Антонеску не знал о так далеко зашедшем заговоре, когда навестил меня 22 августа. Не понятно, как мог глава правительства не разгадать всю развернувшуюся вокруг него интригу до самых последних мелочей, тем более что, как утверждает Йон Георге, государственный переворот готовился долго и король был посвящен в его планы!
Вряд ли когда-либо военные расчеты и планы полководца, построенные на верности союзу, оказывались более спутанными, чем здесь, в Румынии! Эти события проливают свет и на состояние нашего тогдашнего государственного руководства, и прежде всего – на Верховное командование в лице ОКВ, которое до самого конца держал ответственного командующего в полном неведении относительно возможного изменения обстановки. Таким было «взаимодействие» на высшем уровне.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента