Ирина Леонидовна Касаткина. Встретимся у Амура, или Поцелуй судьбы

   И она дала себе слово, что когда-нибудь вернется сюда навсегда. Впервые в жизни ей не хотелось домой к папе и маме.
   А по возвращении она стала бредить Петербургом. Она развесила на стенах его репродукции и часами, молча, созерцала их, испытывая тянущую тоску. «Но возвращался я домой, в простор меж небом и Невой…» – слова этой песни так соответствовали ее душевному состоянию, что она снова и снова включала магнитофон, пока мать не начинала кричать: – Ну все, хватит! Смени пластинку!
   И когда она узнала от Никиты, что Вадим родом из Петербурга, то даже не удивилась. Конечно, этот юноша мог родиться только там. Ведь он был так схож со своим городом интеллигентностью и какой-то возвышенной одухотворенностью. Оказалось, что отца Вадима, офицера внутренних войск, перевели на Кавказ, и семья переехала с ним.
   Вот почему Вадим такой задумчивый и немногословный, думала Настя. Наверно, он тоскует по своему городу, наверно, Питер живет в нем, как во мне. Ведь Вадим вырос там, видел его каждый день – как же ему, наверно, здесь тяжко. И ее собственный городок с его узкими улочками и разбитыми тротуарами впервые стал казаться Насте скучным и убогим.
   Она согласилась заниматься постоянно у Натальи – ведь туда часто приходил Вадим. Он относился к подругам с приветливой сдержанностью, охотно помогал в учебе, шутил и смешил забавными историями из лицейской жизни, ничем не выказывая ни к одной особого расположения. Наташка отчаянно ревновала Никитиного приятеля к подруге, а Настя помалкивала, избегая даже его взгляда. И только изредка позволяла себе тихонько любоваться милым профилем, слабо надеясь, что он этого не замечает.
   Вообще-то говоря, в профиле не было ничего особенного: нос с небольшой горбинкой, глаза ничем не выдающиеся – обыкновенные, карие. В ее представлении образ красивого мужчины, вынесенный из детских сказок, выглядел совсем иначе. Но что-то в чертах его лица, в их соединении было такое, что с первой встречи врезалось ей в сердце, затронув в нем какие-то потаенные струны. И теперь, стоило ей услышать его голос или даже узнать, что он вот-вот должен прийти, они натягивались, вызывая в душе непонятно-радостную тревогу. Шестое чувство ей подсказывало, что, несмотря на ее напускное безразличие, он о чем-то догадывается, – и потому чувствовала себя при нем не в своей тарелке, разговор не поддерживала, а, закончив занятия, сразу уходила.
   Умом Настя понимала, что ее поведение неестественно, но ничего с собой поделать не могла. Она и раньше была не особенно разговорчива, а теперь вообще замкнулась, стремясь почаще уединяться в своей комнате.
   Первым ее состояние заметил отец. – Котенок, все хорошо? – спросил он однажды, заглянув к ней. Настя сидела на диване в своей любимой позе: поджав ноги и откинув голову на спинку. Она была настолько погружена в свои мысли, что не сразу сообразила, о чем ее спрашивают. Но, почувствовав его заботу, вдруг поняла: ей самой хочется поговорить с папой. Поговорить откровенно, как в детстве, – когда она забиралась к нему на колени, прижималась к широкой груди, вдыхая родной запах, и изливала все свои горести и проблемы этому самому близкому и любимому человеку. И вместе с тем она чувствовала, что о Вадиме не сможет сказать даже ему, – настолько это было трудно. Но может поделиться своим чувством к городу, который врезался ей в душу и ассоциировался с этим юношей.
   – Папа, я влюблена, – помедлив, ответила она. – И это очень серьезно. Никогда не думала, что могу так сильно влюбиться.
   – Что ж. – Отец погладил ее по головке, как маленькую. – Тебе уже шестнадцатый год – это естественно. И кто же он? Я его знаю?
   – Его знают все, и он прекрасен. Он стоит на Неве. Он город. Папа, это мой город. Вот, никогда не жила в нем, а все равно он мой. Папа, я решила: через два года окончу лицей и поеду поступать в вуз только туда. Вы меня отпустите?
   – Конечно, дочка. Будешь относиться к учебе серьезно, получишь хорошие знания, – почему нет? Любой питерский вуз даст тебе блестящее образование, безусловно, лучшее, чем здесь.
   – А мама? Думаешь, она отпустит меня одну.
   – Ну, мы ее уговорим. Неужели вдвоем не убедим? Ты, главное, веди себя соответственно. Чтобы она к тому времени видела, что ты уже достаточно взрослая, что тебе можно доверять. Тогда она не будет за тебя беспокоиться. А я думал, у тебя молодой человек появился.
   – Нет, не появился. Теперь ты знаешь, чего я хочу больше всего на свете. Поэтому… буду учиться изо всех сил. Буду бить на медаль, вот увидишь.
   – Только не перетрудись, – это тоже ни к чему. Жизни надо радоваться каждый день, особенно в твои годы. Юность – лучшее время, ею надо насладиться в полной мере, чтобы потом было чего вспомнить. Я очень хочу, чтобы ты была счастлива, девочка моя.
   – Я знаю. Спасибо тебе. Ты лучший папа на свете.
   Она прислонилась к его плечу – самому надежному плечу в мире, а он обнял ее и притянул к себе. Так они долго сидели, прижавшись друг к другу, пока в комнату не заглянула Галчонок.
   – Чего это вы сидите в темноте? Случилось что?
   – Ничего не случилось, – как можно убедительнее ответила Настя, – просто мы с папой соскучились друг по другу.
   – А по мне?
   – И по тебе тоже. Иди, пообнимаемся.
   Они занялись этим полезным делом, – а с кресла одобрительно глядел на них большими янтарными глазами любимый кот Федор.

Глава 5. Борис

   Каникулы кончились. За ними потянулась длинная третья четверть, заполненная школьной текучкой и ежедневными дополнительными занятиями, отнимавшими почти все свободное время. Но девочки уже втянулись в этот процесс и потому не особенно им тяготились. А Наталья от переполнявшего ее чувства ответственности даже похудела. Она уже стала стабильной четверочницей, чем страшно гордилась, свысока поглядывая на прежних приятелей, – те погрязли в трояках и давно смирились с этим.
   В один прекрасный день, когда после окончания уроков дежурная Настя подметала в классе обычный мусор: в основном выплюнутые жвачки и скатанные бумажные шарики, которыми обстреливали друг друга скучавшие на уроках мальчишки, – в класс влетела взволнованная Наташка.
   – Настюха, там во дворе этот… как его? Борис! – выпалила она. – По-моему, он тебя поджидает.
   – Какой Борис? – Настя давно забыла о приключении на новогодней дискотеке.
   – Ну, этот… из казачьей гимназии. Стоит с Новиковым и о чем-то треплется. Точно по твою душу явился.
   – О нет! – Настя мгновенно вспомнила запах перегара и омерзительный поцелуй. – Нет, Натка, я не хочу его видеть. Чего он приперся?
   – Мне откуда знать? Наверно, по тебе соскучился.
   – А может, просто к Сережке приходил? По делу. Сбегай, посмотри, может, уже ушел.
   – Нет, на месте. Стоит и смотрит на двери. Что делать будешь?
   – Не знаю. Буду сидеть, пока не уйдет.
   – А если он вздумает сюда подняться? Слушай, давай сбежим через окно на первом этаже. Там в малышовых классах окна на улицу выходят, – прыгать невысоко.
   – А они не заперты?
   – Не, не заперты. Я вчера слышала, как завучиха ругалась, что малышня окна на перемене пораскрывала. Чтобы, значит, заболеть и пропускать уроки. Пойдем, пока он сюда не явился.
   Убедившись, что этот тип и впрямь стоит под школьной дверью и явно не собирается уходить, – от его вида Настю даже передернуло, – девочки спустились в раздевалку, оделись, поминутно с опаской поглядывая на двери, затем проскользнули на первый этаж к первоклашкам. Окна у них действительно были не заперты. Настя взобралась на подоконник и глянула вниз. Оказалось, прыгать довольно высоко, но делать нечего, – прыгнула. Правда, на ногах не удержалась, – больно ударилась пятой точкой об асфальт. Наташка бросила ей сумку с книгами, а сама прошествовала через двор.
   – Ты Снегиря не видела? – преградил ей дорогу Новиков.
   – Нет, она давно ушла. – Находчивая Наташка, старалась не глядеть на его приятеля, подозрительно уставившегося на нее.
   – Как ушла? Она же дежурная.
   – Она меня попросила, – спешила куда-то. А тебе зачем?
   – Не твое дело. Смотри, если соврала!
   – Ой, как я испугалась! Пойди, убедись сам, если не веришь. – И Наташка, задрав нос, прошествовала мимо.
   Домой девочки добрались без приключений. Но было ясно, что приключения впереди, – определенно «этот тип» явится снова.
   И точно, – на следующий день он опять нарисовался в школьном дворе за пятнадцать минут до звонка, – отпросившаяся с урока Наташка обнаружила его на прежнем месте. Пришлось удирать тем же путем. Но уходить каждый день через окно – не лучший способ избавиться от нежелательной встречи. Надо было принимать кардинальные меры.
   – Новиков, а чего это твой казачок под нашей школой каждый день торчит? – поинтересовалась Настя, когда ей все это надоело. – Что он здесь забыл?
   – Тебя поджидает, – невозмутимо ответил тот. – А ты почему от него прячешься? Боишься, что ли?
   – Вот еще! Боялась я всяких! Чего ему надо?
   – Нравишься ты ему. Все время клянчит, чтоб я ему свидание с тобой устроил.
   – Да он же идиот! Пьяный был, да еще и приставать начал.
   – Настя, ты не права. Он неплохой парень. Знаешь, какой заводной. А выпил для понту, – он же на дискотеку трезвым пришел. Это его наши угостили. А как треснулся затылком, – помнишь, ты его толкнула, – сразу протрезвел. Он уже две недели просит, чтоб я его с тобой свел. Поговори с ним сама, он же тебя не съест. Не нравится – так и скажи. Но чтоб он это от тебя самой услышал.
   – Ладно, убедил.
   На следующий день, выйдя из школы, Настя сразу направилась к Борису. Он увидел ее и просиял: – Ну, наконец-то! Давай сумку понесу. Ох ты, какая тяжелая.
   – Там словарь толстый, – пояснила Настя. – Англо-русский и русско-английский в одной книге. И задачник Сканави.
   – А это кто?
   – Ты что, не знаешь? Это же хрестоматия по математике. Лучше нет.
   Они уже вышли из школьного двора и направились к Настиному дому. Наташка на всякий случай следовала в отдалении.
   – Настя, давай встречаться, – просительно протянул Борис. – Не дуйся за тот вечер, ладно? Выпивший я был – для храбрости. Потому и вел себя, как дурак.
   – А мы разве не встретились? – засмеялась Настя. – Будешь торчать каждый день под школой, – встречи обеспечены.
   – Нет, я не о том. Ну что ты, не понимаешь? Я гулять с тобой хочу.
   – Боря, мне не до гуляний, – серьезно сказала Настя. – Я очень занята. И вообще, если честно, ты мне не нравишься.
   – Почему? Чем я так уж плох? Может, у тебя кто другой есть?
   – Во-первых, это не твое дело. Во-вторых, мне с тобой не интересно. Просто не о чем говорить.
   – Не понимаю. Как это – не о чем?
   – Ну, хорошо, объясню. Вот скажи: что ты любишь делать? Чем занимаешься в свободное время?
   – Телик смотрю. Или с пацанами тусуюсь. На дискотеки ходим. Ну, выпиваем иногда. Но это так, от скуки.
   – А книги? Про что ты любишь читать?
   – Детективы всякие. У ребят иногда беру, – у нас дома книг мало. Да я книги – не очень. Зачем, есть же телик.
   – Но, Боря, в телевизоре показывают, что придумали другие. Тебе думать не надо, – смотришь готовенькое. А когда читаешь, представляешь себе героев, какие они, – ты же их не видишь. Это же в сто раз интереснее! Например, каким ты представляешь Пьера Безухова?
   – Кого?
   – Ты «Войну и мир» читал?
   – Не, пытался, но не смог. Такая муть!
   – Ну, у меня нет слов! О чем тогда разговаривать? Ты же темный непроходимо. Нет, у нас с тобой ничего не получится.
   – Погоди, что ты так сразу: «не получится, не получится!». Давай просто встречаться. Как это? Во, дружить. А то – дай мне чего почитать. Что сама любишь. Только не «Войну и мир».
   – Боря, я же сказала: мне некогда. У меня уроков тьма. Да еще дополнительно занимаюсь.
   – Дополнительно? А зачем?
   – Надо. Какой ты любопытный! Ну, все, прощай. Мне домой пора.
   – А можно, я тебя хоть иногда провожать буду? После школы.
   – Зачем тебе время терять? Ну, провожай, если хочется. Только это зря.
   – Тогда, может, завтра принесешь что-нибудь интересное? Из твоих книг. У тебя, наверно, много книг? Кто твои родители?
   – Они в педвузе работают. Преподаватели. Да, у нас большая библиотека.
   – Вот почему ты такая умная. Не, мы простые. Мать дома сидит – у меня еще младшая сеструха есть. А отец бизнесом занимается – крутится помаленьку.
   – Так что же тебе принести? Детектив?
   – Не, не надо, ну их. Ты дай что-нибудь серьезное. Только, чтоб не нудно было.
   – Хочешь про путешествия? Ты Конецкого читал?
   – Не, не слыхал даже. Но про путешествия я люблю.
   – Я дам тебе его «Ледовые брызги». Он капитаном был. Много плавал, а потом повести написал. Очень интересно. Читаешь и как будто с ним плаваешь.
   – Тогда я завтра снова приду, хорошо? Сколько у тебя будет уроков?
   – Как сегодня. Приходи, я книгу захвачу. Только никому не давай – это папина любимая. Еще порвут.
   – Не бойся, не дам. Оберну, чтобы не запачкать.
   – Ладно, договорились. Ну, пока. Только, пожалуйста, без поцелуев.
   – Да не буду я, – мы же просто дружим. Какая ты недотрога!
   Он немного задержал ее ладошку, потом отпустил и, отвернувшись, быстро пошел прочь. Выходя со двора, не выдержал – обернулся, но Настя уже вошла в подъезд.
   Наташка, спрятавшись за дерево, дождалась, когда Борис ушел, потом поднялась к Насте.
   – Ну, рассказывай, – нетерпеливо потребовала она. – О чем ты с ним так долго трепалась? Я думала, ты его сразу отошьешь.
   – Да я пыталась, – призналась Настя. – Но не получилось. Он, знаешь, такой приставучий. Предложил просто дружить.
   – А ты что?
   – Сказала, что мне не до этого, что очень занята. А он: «Можно тебя хоть иногда провожать из школы, ты же все равно домой идешь». Книгу у меня попросил.
   – А ты?
   – Пообещала. Завтра дам. Понимаешь, неудобно как-то. Он так просил – по-хорошему. Да пусть читает, мне не жалко.
   – Думаешь, ему книга нужна? Просто ищет предлог. А он тебе совсем никак? Он ведь хорошенький, очень даже.
   – Да, симпатичный – пока молчит. Но стоит открыть рот… Полная темнота, даже поговорить не о чем. Представляешь, он «Войну и мир» не читал.
   – Да кто ее читал? Если честно: я тоже не одолела, – призналась Наташка. – Так, кусками еще кое-где… а чтоб всю, у меня силы воли не хватило. Там местами такая муть!
   – Во-во, он тоже сказал «муть». Вы, Натка, с ним два сапога пара. Надо его на тебя натравить.
   – Не, он мне не нужен. Я хочу Вадима! – гордо объявила Наташка. – Хочу и получу! Ой, как он мне нравится! Только посмотрит, – у меня просто коленки подгибаются. Все равно я его соблазню, вот увидишь.
   От этих наглых слов Настя просто онемела. Вот бесстыжая! И ведь соблазнит, у нее ума хватит. Вон она какая хорошенькая. Глазки голубенькие, волосики на висках кудрявенькие, золотистые – чистый ангелочек. А под локонами рожки торчат. И впервые в жизни она почувствовала к подруге острую неприязнь.
   – Ты же мне его уступила! Первое слово дороже второго.
   – А я хозяйка своего слова! Хочу – дам, хочу – назад возьму. Зачем он тебе – ты же не способна влюбиться. А я уже. По уши!
   – А, по-моему, с твоей стороны это напрасный труд! Ты ему не пара – он слишком для тебя умный.
   – А я что, по-твоему, – дура? Вот, значит, какого ты обо мне мнения? Ну, спасибо!
   Наташка надулась и отвернулась. А Настя, молча, собрала книги, и, не попрощавшись, ушла. Дома она забилась в угол дивана и уставилась в одну точку, пытаясь собраться с мыслями. И чего я, собственно, взбеленилась? – думала она. Ну, нашла себе Наташка новый предмет, ну и что? Раньше ведь она, Настя, на это не реагировала. Сколько у Наташки их было – этих предметов. Но Вадим!
   Вадим! Вот в чем дело. Наташка не должна его касаться, это… это нельзя. Он не такой – он необыкновенный. Чище чистого! Лучше лучшего! С ним так не годится. Но как это объяснить другим – той же Наташке? Еще смеяться начнет. Или ляпнет что-нибудь Никите. А тот – Вадиму. Что он подумает про нее, Настю? Сразу решит: влюбилась. Тогда хоть сквозь землю провались.
   Так что же делать? Идти к Наташке мириться? Ой, как противно! Хотя, – а почему нет? Надо притвориться, что раскаиваюсь. Конечно, больно наблюдать, как она перед Вадимом вертит хвостом, но надо терпеть. Все равно у нее ничего не выйдет: он не из таких. Зато подруга не наговорит глупостей своему братцу.
   И только Настя собралась поднять трубку, как Наташка позвонила сама.
   – Настюха, до меня только дошло: мы же из-за парня поссорились! – изумленно заорала она. – Нет, ты представляешь? Выходит, какие-то брюки дороже нашей дружбы? Да никогда! Гори он синим пламенем – этот Вадим. Бери его себе с ручками-ножками и со всем остальным – ты мне дороже. Прости, я же не знала, что ты в него тоже втрескалась.
   – Ничего я не втрескалась! – запротестовала Настя. – Просто нашло на меня, сама не знаю что. Знаешь, ну их, этих ребят, от них одни неприятности. Давай забудем все, и приходи ко мне, будем заниматься.

Глава 6. Подружки и «княжна Джаваха»

   А нудная третья четверть с ее длинными неделями и редкими праздниками все тянулась и тянулась, – и не было ей ни конца, ни края. Больше всего Настя налегала на математику. Даже старательная Ирочка Соколова, переведенная к ним два года назад из школы с математическим уклоном, за ней не поспевала. Вначале Ирочка преуспевала в учебе: сказывалась сильная база ее прежней школы. Но потом, почувствовав, что здесь можно не переутомляться: пятерки сами плывут в руки, – Ирочка расслабилась и быстро скатилась с передовых позиций. Лишь нахватав четверок и даже трояков, она забеспокоилась и стала набиваться к Насте в подруги. Но Настя не забыла, как, обратившись однажды к Ирочке с каким-то пустяковым вопросом, получила полный отлуп. – Ишь чего захотела: чужим умом жить! – отрезала Ирочка, презрительно поджав полные губки. – Свой надо иметь!
   С тех пор Настя на все Ирочкины поползновения никак не реагировала.
   Наталья Ирочку ненавидела смертельно. Та однажды ее страшно унизила перед самым красивым мальчиком в их городе и его окрестностях. Мальчика звали Саша Оленин, и по нему умирали все – или почти все – ученицы их английской школы, а также расположенных поблизости немецкой, французской и даже музыкальной.
   Ах, какой это был красивый мальчик! Появившись однажды в их школе на одной из дискотек, он произвел настоящий фурор: все школьницы сбежались полюбоваться его льняными локонами, фарфоровым личиком и умопомрачительными глазами цвета голубой эмали. А он с равнодушным видом обозрел их компанию, выискивая себе подходящую пару, и выискал-таки: остановился на Дианке Бермант, – которую Наташка называла не иначе как «крыса заморская» за ее экстравагантные наряды и вечное стремление хоть чем-нибудь да выделиться.
   Всю дискотеку Саша клеился к Дианке, а та, закатывая глаза, млела от счастья. И когда он пошел ее провожать, за ними в отдалении плелась целая толпа умиравших от зависти девчат, среди которых была и Настина подруга.
   Вообще-то Дианка была довольно хорошенькая с ее восточным типом лица, немного великоватым, но безупречно прямым носом и большими, слегка навыкате глазами. Пока она молчала, вполне могла понравиться. Но стоило Дианке открыть рот, как любому становилось ясно: перед ним набитая дура. Это довольно быстро понял и Саша – уже по дороге к Дианкиному дому. Поэтому, когда она, не дождавшись предложения встретиться, попросила о свидании сама, то получила вежливый отказ.
   Для Наташки Оленин был хрустальной мечтой. Она смаковала, как шоколадки, все случайные встречи с ним и взахлеб расписывала Насте их мельчайшие подробности: во что Саша был одет, с кем шел, как на нее, Наташку, посмотрел, и тому подобную чушь. Потом ей приспичило достать Сашину фотографию. И как раз в это время Ирочку Соколову перевели из школы, где она училась вместе с Сашей, в их класс. Наталья откуда-то об этом прознала и стала настойчиво подлизываться к Ирочке с целью выпросить у нее вожделенное фото. Но Ирочка мгновенно просекла, что тут дело нечисто, и с мнимым сочувствием предложила Наташке не ходить вокруг до около, а прямо сказать, чего ей надо. «Ты скажи, ты скажи, че те надо, че те надо? Может, дам, может, дам, че ты хошь» – лисьим голоском пропела она строчку из затертого шлягера. Наивная Наталья, не долго думая, и ляпнула: чего. Поверила в Ирочкину искренность. А на следующий день девчата, вывалившись из школы, неожиданно обнаружили во дворе Сашу, поджидавшего кого-то. Как вскоре выяснилось, именно эту стерву Ирочку. Задрав нос, она подозвала Наташку и громогласно объявила:
   – Саша, вот эта дурочка из нашего класса умоляет подарить ей твое фото. Но я же не могу без твоего разрешения.
   Наташка оцепенела. Как она потом признавалась, больше всего ей хотелось тут же вцепиться в Ирочкину рожу. Только присутствие Саши не позволило ей выполнить это жгучее желание.
   Но самыми потрясающими были его ответные действия: он с улыбкой полез в нагрудный карман, достал из него снимок размером 3х4 и протянул Наташке. Однако бдительная Ирочка перехватила карточку и со словами «перебьется, ишь, чего захотела!» сунула к себе в сумку. А потом, по-хозяйски взяв Сашу под руку, прошествовала мимо Натальи, стоявшей как оплеванная. А Саша только сочувственно развел руками.
   Стало ясно, что красавец Оленин полностью у Ирочки под каблуком. И потому Наталья с этой минуты его просто запрезирала. До такой степени, что когда на следующий день он неожиданно окликнул ее: «Эй, Белолоконова, постой!» – она только презрительно сморщила нос и гордо показала спину. Но Саша догнал ее и преградил дорогу:
   – Да ладно тебе, Белолоконова. Не дуйся. На, возьми.
   И достал из кармана большую цветную открытку со своей физиономией. За такую любая из его поклонниц отдала бы полжизни. Однако закусившая удила Наталья только процедила: «Я не Белолоконова, я Белоконева. А это барахло можешь отдать своей крысе – мне и даром не нужно». И аккуратно обойдя его, прошествовала дальше. Но Ирочке ее подлость запомнила и только ждала подходящего случая, чтобы достойно отомстить.
   Надо сказать, Ирочку не любила не только Наташка: из-за своего заносчивого характера Соколова умудрилась испортить отношения с доброй половиной класса. Но казалось, не замечала этого, наоборот, чем хуже относились к ней одноклассницы, тем выше задирала нос.
   Особенно обожала Ирочка созерцать собственную физиономию. Редкую перемену она не вертелась в раздевалке перед большим зеркалом, накручивая на палец каштановые локоны и самодовольно мурлыкая. Даже самый умный и интеллигентный мальчик школы Саша Давыдов однажды выразился в ее адрес так: «Красивая. Но глупая».
   Точнее и не скажешь.
   Правда, последнее время физиономия Ирочки сильно озаботилась. По слухам, ей стало крепко доставаться от родителей за низкие оценки и гульки допоздна. Мать пообещала потребовать у Сашиных родителей, чтобы их сын оставил ее дочь в покое. Эта угроза так подействовала на Ирочку, что она прямо-таки набросилась на учебу. А поскольку для преуспевания в математике своих мозгов у нее не хватало, она судорожно стала искать, у кого бы их позаимствовать. И снова уперлась в Снегиреву: просто в их классе больше не к кому было обратиться, большинство само плавало в этом предмете. Ведь в английскую школу стремятся, как правило, гуманитарии, которых не привлекают точные науки. Почему-то никто до сих пор не додумался сделать английскую школу с математическим уклоном.
   Однако Снегирева на Ирочкины поползновения никак не реагировала. На переменках ходила только с Белоконевой, да и на уроках, включая физкультуру, они не расставались ни на минуту, – короче, у Ирочки не было никакой возможности стать к Насте поближе. Тогда терпеливая Ирочка решила подождать подходящего случая. И дождалась-таки.
   Дело в том, что Настя была жуткой книгочейкой. Без книг она просто не могла нормально существовать. И повинна в том была Галчонок: это она привила Насте ненормальную любовь к чтению. С самого рождения Настя видела свою маму только с книгой. Даже когда та кормила дочку грудью, умудрялась читать. И за столом, – сколько муж с ней ни бился, так и не смог отучить от этой вредной привычки. В результате подросшая Настя переняла ее полностью: за обед без книги не садилась. На возмущение отца дочь отвечала, что иначе она не чувствует вкуса еды.
   А сидение с книгой в туалете? «Кончай читать, выходи!» – нетерпеливые возгласы родителя ежедневно звучали в их квартире, относясь в равной мере как к матери, так и к дочери.
   Впрочем, папочка в этом деле тоже недалеко ушел, только вместо книг он глотал за едой газеты. И при этом активно комментировал читаемое, правда, без всякого внимания со стороны слушательниц, поскольку каждая была погружена в свое чтиво.
   Однажды мать рассказала Насте о своей любимой книге, прочитанной в детстве. Книга называлась «Княжна Джаваха» – ее написала дореволюционная писательница Лидия Чарская. В советское время эта книга почему-то была запрещена, хотя, по словам Галчонка, ничего запретного там не было, одна сентиментальная любовь. Правда, в ней описывалась жизнь и нравы дворянства, – но ведь и Пушкин был из той среды, и Лермонтов, и Лев Толстой. Мать с таким восторгом отзывалась об этом романе, что прочитать его стало заветной Настиной мечтой. И когда на уроке литературы зашел разговор о писателях дореволюционной поры, Настя спросила учительницу, слышала ли та о Чарской. Литераторша ответила, что, конечно, слышала и даже пыталась отыскать ее книги в библиотеках, но не нашла.