Ирина Леонидовна Касаткина. Встретимся у Амура, или Поцелуй судьбы

   – Так им мужское достоинство мешает, – насмешливо отозвалась дама в шляпе. – Как плохим танцорам.
   – Точно! – заржал парень. – Мое достоинство требует много места.
   Сидевший напротив пацан лет семи услужливо захихикал.
   – Хамство никогда не было признаком ума. – Настя осуждающе посмотрела на парня. В этот момент пацан оглянулся, и девочка вспомнила: это он стрелял в птиц.
   Пацан тоже узнал ее. – Толян, это она, – тихо сказал он, с ненавистью глядя на Настю. – Помнишь, рогатку разломала, что ты мне сделал?
   Парень уперся в Настю тяжелым взглядом, от которого ей стало не по себе. Тут в разговор вмешался пожилой мужчина в военной форме. – Ну-ка, встань! – потребовал он, обращаясь к парню. – Женщины стоят, а ты развалился, – совести у тебя нет!
   Парень смерил его презрительным взглядом и снова уставился в окно. Пассажиры возмущенно загудели.
   – Остановите автобус! – обратился военный к водителю. – Тут одного наглеца надо высадить.
   Автобус остановился. Молча встав, парень направился к открывшимся дверям, пацан последовал за ним. Уже в дверях парень оглянулся, и Настя снова почувствовала на себе его тяжелый взгляд. Потом двери закрылись, и автобус покатил дальше.
   – Чего он на тебя вызверился? – обеспокоилась Наталья. – Ты его знаешь?
   – Самого нет, а тот мальчишка у меня под окном птиц стрелял. Еще зимой. Когда я с Вадимом познакомилась, помнишь? Я тогда его рогатку разломала и пообещала уши надрать, если еще раз в нашем дворе увижу. А он мне братом пригрозил. Надо же, – сколько времени прошла, а не забыл. Маленький, а какой злопамятный.
   – Выходит, он знает, где ты живешь? Смотри, будь осторожнее: мне не понравилось, как этот тип на тебя смотрел. Еще устроит какую-нибудь пакость.
   – Да ну, боялась я всяких.
   Дома уже на лестничной площадке Настя почуяла сладкий запах ванили. Бабушка приехала, обрадовалась она. Бабушка Зара, мама Галчонка, пекла потрясающие плюшки и ватрушки, от аромата которых у любого слюнки текли, а уж у Насти и подавно.
   – Зарочка приехала, ура! – завопила она, повисая на шее бабушки. – Ка-ак хорошо! Ты надолго?
   – На пару деньков, если не прогоните. Хочу Федора забрать: мыши замучили. Может, хоть от запаха кота поубавятся. Ах ты, моя красавица, да как же ты выросла, Настюшечка-душечка! Небось, кавалеры проходу не дают.
   – Зара Вартановна, да разве вы способны мышонка прибить, вы их во двор выпускаете, признайтесь, – пошутил отец.
   – Нет, я их в поле выношу – не рядом с двором. Пусть бегают, им тоже жить хочется.
   Бабушка Зара физически не могла поднять руку на живое существо. Она жалела всех, включая мух и комаров. Доходило до анекдота. Однажды отец застукал ее на кухне за странным занятием: открыв настежь форточку, она что-то выбросила из сжатого кулачка. Оказалось, таракана.
   – Почему вы не раздавили его? – возмутился отец. – Хотите, чтоб обратно приполз?
   – Как можно, ему же будет больно! – всплеснула руками бабушка. – Представь, если бы тебя раздавили. Как бы твои косточки захрустели?
   – Я не таракан! И не ползаю по чужим тарелкам. Сравнили!
   – Он не виноват, – его Бог таким сделал. Он тоже любит свою спинку. Потому и убегает, сломя голову. Думаешь, не понимает, что его хотят прибить?
   После этих разговоров отец молча крутил пальцем у виска и уходил из кухни. С бабушкой Зарой спорить было невозможно: на любое возражение у нее всегда был готов контраргумент. А в трудных случаях она просто апеллировала к Всевышнему, который почему-то всегда оказывался на ее стороне.
   По окончании церемонии объятий внучка потащила бабушку в ванную. Увидев толстолоба, немедленно выставившего из воды рот, та пришла в восторг:
   – Ой, какая прелесть! Она кушать хочет. А как ее зовут?
   – Ее зовут Рыба. А папа на нее все время покушается. Ба, что с ней делать? Она все ест и такая неприхотливая: даже вода с хлоркой ей нипочем. Может, в дедушкин пруд?
   – Конечно! Можно еще и ее приятелей запустить – сейчас прудовую рыбу везде продают. Артурчик обещал за мной приехать, тогда и заберу ее с Федором, пусть поплавает на воле. Ну, а ты как? С мальчиками уже целовалась?
   – Мама, у вас одно на уме! – возмутилась Галчонок. – Ей об учебе надо думать: в самый трудный лицей поступать собралась.
   – Ай, зачем ей лицей? Такую красавицу и без лицея возьмут. Шестнадцатый год – как же без мальчиков? Я в ее годы твоего старшего брата под сердцем носила.
   – Мама, прекратите ваши глупости! Сейчас другое время. Пусть сначала высшее образование получит, а потом о кавалерах думает.
   – Так ей сколько тогда будет? Старой девой будет. Кто ее тогда возьмет? Внучка, глупая у тебя мать, не слушай ее. Меня слушай.
   – Все, закончили! – скомандовал отец, заходя в ванную. – Больше не о чем спорить? Давайте обедать, уже терпения нет.
   – Ну, поделись с бабушкой, есть у тебя мальчик? Кого любишь? – снова принялась приставать к внучке Зарочка, когда они вечером уединились в комнате.
   – Нет у меня никого, – отнекивалась Настя. Но та не отставала.
   – Ай, как нет! Зачем неправду говоришь? С родной бабушкой поделиться не хочешь. Я же не твоя мать – она всегда скрытной была. Не бойся, я ей ничего не скажу.
   – Да не боюсь я. Ба, давай я на раскладушке лягу? Люблю спать на раскладушке – как будто летом на балконе. А ты на моем диване. Положено: гостю место.
   – Ладно, стели. Что, ни разу на свидании не была? Неужели никакой мальчик не нравится? Это плохо.
   – Почему плохо?
   – В твои годы надо, чтоб мальчики нравились. Ты наполовину армяночка, в тебе южная кровь течет. Если никто не нравится, надо к доктору.
   – Да все у меня в порядке. Ладно, скажу: нравится один. Только он на три года старше.
   – Это хорошо, что старше. Так и надо. А ты ему?
   – Не знаю. Иногда вроде нравлюсь, а иногда… Все каникулы прошли, а всего два раза виделись. Он друг Никиты, вместе лицей оканчивают, куда я буду поступать. Его Вадимом зовут.
   – А фамилия?
   – Не знаю.
   – Не знаешь? Нравится, а фамилию не знаешь? А вдруг он какой-нибудь нерусский?
   – Ба, а я кто? А ты? Какая разница: русский, нерусский? Помнишь, как в мультике про поросенка: главное не кто ты, а какой ты.
   – Ну, все-таки… Ты в России живешь – лучше, чтобы русский.
   – Да у меня с ним ничего нет! Просто нравится – и все. Один раз показалось, что он ко мне тоже что-то испытывает, – когда он меня в клуб пригласил перед каникулами. А потом – ничего.
   – Тогда он глупый. Такая девочка! Если старше на три года, значит, ему восемнадцать уже. Уже женщина нужна – на что ему девочка? Забудь его – другого найди.
   – Ба, как ты можешь! Неправда, никого у него нет. Он в институт готовится, занимается много. И потом – как это: «найди другого»? Если один человек нравится, то никто другой уже не нужен. Это ведь от меня не зависит.
   – Молодая ты еще, глупая. Ладно, давай баиньки. Завтра побольше о нем расскажи. Так, значит, ты еще с ним не целовалась? Правду скажи.
   – Ба, да ты что? Конечно, нет! Я же тебе сказала: ничего нет. Нравится – и все. И вообще, мне в лицей надо готовиться. Вот поступлю, тогда буду влюбляться.
   – Бедняжка! Даже любить ей некогда. Самое лучшее – и все потом, потом. Ну, спи, голубка моя. Дай, я тебя в щечку поцелую.

Глава 10. Чужая беда

   Первый школьный день после каникул прошел под знаком любви и дружбы. Перед лицом скорой разлуки, и возможно навсегда, девятиклассники погрустнели и сделались подчеркнуто внимательными друг к другу. Слухи о том, что Снегирева с Белоконевой намылились в лицей при Политехе, все-таки просочились, но особенного ажиотажа не вызвали, поскольку добрая половина девятиклассников тоже навострила лыжи – кто куда. Только завучиха, встречая Настю в коридоре, грустно качала головой да математичка Светлана недвусмысленно дала подругам понять, что категорически не согласна с их предательством. Просто взяла и вкатала Насте подряд две четверки – ни за что. А Наталье вообще влепила трояк за пустяковую ошибку. Но подружки даже не стали выяснять с ней отношения: ясно же, что Светлана так поступила с горя. Как же, ее самая большая надежда и опора уходит, да еще и подругу с собой уводит, – когда та, наконец, поладила с алгеброй и выбилась в хорошистки. Выходит, трудилась-трудилась, возилась с ними едва ли не с начальной школы – и все напрасно, пожинать плоды на выпуске будет кто-то другой.
   Возвращаясь из школы, Настя стала свидетельницей конфликта, уже давно расколовшего их двор на жалельщиков бродячих псов и их ненавистников. Возле мусорного бака, грустно понурясь и став от этого еще миниатюрней, топталась бабушка Зара, а на нее наседала дворничиха, грозно размахивая метлой.
   – Еще раз увижу, что псов приваживаешь, прямо этой метлой огрею! – орала дворничиха. – А семейку оштрафую! Не смей больше их кормить! Всю песочницу загадили!
   – Но, как же не кормить? – жалобно лепетала Зарочка. – Они так нуждаются! Вон как животики присохли. Ты же кошек не гоняешь, а они тоже – в песочек.
   Три разнокалиберных пса за мусорными баками молча ожидали окончания разборки.
   – Не твое армянское дело! У себя дома распоряжайся! От кошек польза! Уйдут кошки – придут крысы. А псы мало что гадят, так еще на людей бросаются. Вон давеча малыша целая стая чуть не порвала. Чтоб я больше этой кормежки не видела, последний раз предупреждаю!
   Сокрушенно качая головой, Зарочка направилась к подъезду. Псы, не солоно хлебавши, гуськом побрели со двора.
   – Ба, не расстраивайся, – догнала ее Настя. – Ты собирай косточки или что там еще, а я буду в школьном дворе собачек подкармливать. Там их все жалеют – они добрые и никого не трогают. И сторожиха не ругается, они ведь ночью двор охраняют. Знаешь, какой лай поднимают, если бомжи или хулиганье забредут. Ты складывай в кулек, а я буду забирать. А захочешь сама покормить, пойдем вместе.
   Сбегав на улицу, она положила под дерево бабушкино угощение: размоченные в бульоне корочки хлеба с костями. И сейчас же прятавшиеся за углом собаки потянулись к еде.
   – У тебя или у меня сегодня обедаем? – позвонила Наталья. Они давно уже перешли на совместную кормежку, дабы зря не терять время на готовку: за едой можно было обсудить самые животрепещущие вопросы, чтобы потом уже ни на что не отвлекаться.
   – Давай у тебя. – Настя втайне надеялась что-нибудь узнать о Вадиме: может, объявится или хотя бы позвонит Никите. Ей очень хотелось спросить о нем, но она терпела, не хотела лишний раз привлекать Наташкино внимание. Ведь та такая ушлая: моментально просечет, что к чему, а потом Никите натреплется о Настином повышенном интересе.
   За все каникулы Настя так и не увидела Вадима – если не считать той дискотеки. Сначала ждала, что он зайдет или хотя бы позвонит, – но время шло, а ничего не происходило. И Настя крепко загрустила. Ведь тогда, после памятного объятия и его слов, полных заботы и участия, она была почти уверена, что небезразлична ему. И вдруг все – полное молчание. Но в глубине души она продолжала надеяться, и каждый день втайне чего-то ждала.
   Сидя у Натальи в комнате, Настя напряженно прислушивалась к звукам за стеной. Вот хлопнула дверь: это пришел Никита. Зазвонил телефон, потом умолк и послышался голос Наткиного братца:
   – Вы не знаете, почему Туманов опять не был в лицее? Я звоню, звоню, у них никто не отвечает.
   Туманов? У Насти екнуло в груди. Это, наверно, он. Это наверняка его фамилия, ведь она ему так подходит. Туманов – туманный, как его город, как его душа. Вадим Туманов – о, как прекрасно это сочетание! Вадим, я хочу тебя увидеть! Почему ты пропал?
   И будто услышав ее мольбу, в комнату заглянул Никита.
   – Представляете, девочки, какая у Вадима беда: с Дениской совсем плохо. Уже неделю жарит под сорок, и никакие антибиотики не помогают. Отец у них снова в командировке, а они с матерью по очереди дежурят в больнице. Такой славный пацан, вот жалко!
   – А кто это? – осторожно спросила Настя. – Дениска? Младший брат Вадима.
   – У Вадима есть брат?
   – Ну да, а ты что – не знала? Десять лет хлопцу. Такой умный, из шахматной секции, бывало, не вытащишь, и вдруг месяц назад как сглазили. Только сядет за уроки – сразу «не могу, голова болит». Вадим однажды хотел дать ему по шее, чтоб не придурялся, а он голову в плечи втянул и так жалобно попросил «не бей меня, мне плохо». – И вырвал. Его к врачам. Взяли кровь, а там – ужас! Положили в больницу, обследовали: красная волчанка системная. В общем, конец света.
   – А что это?
   – Типа рака соединительной ткани. Неизлечимо.
   – Как? Он что, умрет?
   – Да, говорят, долго не протянет. Нет, врачи пытаются спасти, – кровь ему переливают. Недавно за дикие бабки какое-то суперновое лекарство достали. Сказали, организм молодой, может, справится. Но надежды мало. Их мать прямо с лица спала, плачет и плачет. И Вадим – просто посерел. Уже неделю в лицее не был.
   – А давайте сходим к нему в больницу? – встрепенулась Наташка. – Фруктов отнесем или еще чего. Может, поможем чем. А ты, Никита, тоже мог бы иногда подежурить, все-таки он тебе друг. Хоть поспит. Пойдемте сейчас?
   – Но я даже не знаю в какой он больнице.
   – Так узнай! Звони подряд во все приемные, – в конце концов, попадешь, куда надо. Не так уж их много.
   Больницу, где лежал Дениска, они нашли быстро, – помогла его классная руководительница. Их сразу впустили в палату, только попросили долго не утомлять больного, – мальчик очень слаб. Вадим сидел возле постели дремавшего брата. При взгляде на него у Насти заныло сердце, таким усталым и осунувшимся было его лицо.
   – Вот, Настенька, какая у нас беда, – сказал он, глядя на нее покрасневшими от недосыпа глазами. – Не знаю, как справимся.
   – Говори, что надо, – вмешалась Наташка. – Что купить, приготовить? Мы апельсины принесли и шоколад.
   – Спасибо, но он почти не ест. Насильно заталкиваем. Мне самому ничего в горло не лезет. Только спать дико хочется. Он всю ночь метался, а сейчас вроде задремал. Может, полегчало.
   – Вадим, а вы поспите, – предложила Настя. – Я посижу с ним, а вы идите, прилягте где-нибудь. А потом меня Наташа сменит. Вы только скажите, что надо делать.
   – Вот спасибо! – обрадовался Вадим. – Я на свободной койке лягу. Немного посплю, а то совсем отупел, – ничего не соображаю. А Наташе не надо, мама скоро придет. Ты ничего не делай, просто посиди. Если он проснется, дай ему попить из этой баночки. Он только компот пьет или воду. Ох, ребята, какое великое вам спасибо! Вы даже не представляете, как я вам рад. А то такая безнадега, – хоть сам ложись да помирай.
   – Мы теперь будем каждый день приходить и по очереди дежурить, – распорядилась Наталья. – А ты, Никита, приноси Вадиму задания и помогай, чтоб он совсем не отстал. Что же ты молчал до сих пор? – напустилась она на Вадима. – Мы же друзья! Не в пустыне живешь.
   – Да как-то в голову не пришло. Растерялись мы с мамой. Она за работу страшно переживает: вдруг уволят, как тогда жить?
   – А ваш отец знает?
   – Нет, он звонил неделю назад, но мы ему ничего не сказали, думали, обойдется. А Дениске все хуже и хуже. Мама побоялась отцу говорить. Он же на задании – расстроится, еще и с ним что-нибудь приключится. Но теперь придется сказать.
   Вадим лег и сразу отключился. Наташка подмигнула Насте, и они с Никитой на цыпочках вышли. Настя осталась наедине со спящими братьями.
   Как они не похожи, думала она. Никогда не скажешь, что братья. Дениска беленький, кожица бледная, прозрачная, лоб высокий, выпуклый. А Вадим смуглый, чернявый и лоб у него совсем другой формы. Но какой красивый! Вот он спит, а я смотрю на него и не могу насмотреться. Я люблю его, да, люблю. И, кажется, он это понимает.
   Она почувствовала на себе чей-то взгляд и резко обернулась. Широко раскрыв серые глаза, на нее смотрел Дениска. Настя приложила палец к губам и показала на Вадима.
   – Пусть поспит, – прошептала она, – он только что прилег. Тебе дать чего-нибудь? Хочешь компоту?
   – Ты Настя? – тихо спросил мальчик. – Мне Вадим про тебя рассказывал.
   – Настя, – подтвердила она. – А что он рассказывал?
   – Что ты ему нравишься. У него твоя фотокарточка есть, он мне показывал.
   Будто горячей волной обдало Настю. Она украдкой быстро взглянула на Вадима – вдруг он слышит. Но тот, уткнувшись носом в подушку, крепко спал.
   – Ты его любишь? – Недетский испытующий взгляд мальчика, казалось, проникал прямо в душу. Не имело смысла перед ним притворяться. Вздохнув, она молча кивнула.
   Он отвернулся и долго глядел в окно. Потом спросил:
   – Я умру?
   – Ты что! – шепотом воскликнула Настя. – Даже и не думай об этом! Тебя обязательно вылечат.
   – Я умру, – утвердительно произнес Дениска. – Я это чувствую, я знаю.
   – Тебе больно?
   – Нет, мне никак.
   – Как это – никак?
   – Я будто падаю. Падаю, падаю. Внутри так пусто. Не знаю, как сказать. Пусто и холодно. А когда поем, сразу так тяжело. Хочется все вырвать.
   – Все равно надо кушать, иначе точно умрешь. Может, тебе апельсин почистить? Или шоколадку?
   – Разбуди Вадима.
   – Не надо. Пусть поспит.
   – Я писать хочу.
   Настя растерялась. Вот так ситуация. И что теперь делать? Может, правда, разбудить Вадима? Но он так сладко посапывал, что ей стало его жаль. Ведь только что заснул.
   – Я медсестру позову. – И она выскочила из палаты. В больничном коридоре было пусто. Она заглянула в одну палату, в другую, – везде были только больные. Наконец, в конце коридора Настя обнаружила кабинет, где сидели несколько человек в белых халатах.
   – Там мальчик хочет по-маленькому, – смущенно сказала она.
   – Так дайте ему утку, – раздраженно ответили ей. – Что вы с пустяками приходите?
   Настя вернулась в палату. Денис выжидающе смотрел на нее.
   – Давай, я дам тебе утку, – предложила она, плохо представляя себе, что это такое. – Где она?
   – Под кроватью.
   Нагнувшись, Настя достала белый продолговатый сосуд и растеряно посмотрела на него. Что дальше?
   – Сунь под простыню, – предложил мальчик. – Я попробую сам.
   Он повозился под простынкой, пытаясь пристроить судно, но у него не получилось.
   – Не могу больше терпеть. Больно! – Он едва не заплакал. – Разбуди Вадима.
   Глядя на это бледное личико с глубокими тенями под глазами, Настя почувствовала, как ее затапливает бесконечная жалость к беспомощному малышу.
   – Не надо. – Она решительно отдернула простыню. – Я тебе помогу.
   Настя увидела впалый живот, худенькие ножки и то, что отличало его пол от ее, что она видела раньше только на картинке в учебнике. Взяв маленький пенис двумя пальцами, она пристроила его к горловине судна. Дениска напрягся, и Настя увидела, как по эмалированной поверхности потекла мутная струйка.
   – Это все? – растерянно спросила она. – Так мало? Ты же говорил, что уже не можешь терпеть.
   – Больше не получается. Хочу еще, но не могу. Там в коридоре справа туалет, вылей. И сполосни.
   Когда Настя вернулась, Вадим сидел на кровати, протирая руками глаза. Увидев в ее руках судно, упрекнул брата:
   – Что же ты меня не разбудил?
   – Я ей говорил, а она не захотела, – жалобно ответил мальчик и вдруг тоненько заплакал.
   – Дениска, не надо, не плачь! – Настя наклонилась к мальчику и поцеловала его. А тот, с усилием приподнявшись, обхватил ее за шею и тесно-тесно прижался.
   – Ты придешь еще? – горячо зашептал он. – Скажи, придешь?
   – Конечно, приду, завтра же приду. Что тебе принести?
   – Не знаю. Принеси, что хочешь. Только приходи, – обещаешь? И бессильно упал на подушку. Вадим молча наблюдал за ними.
   – Первый раз вижу, чтоб он незнакомого человека обнял, – сказал он, провожая ее до дверей больницы. – Всегда чужих дичился.
   – Что врачи говорят?
   – Плохо. Нет, какое-то время они его потянут. Завтра снова кровь перельют. Только это все… – Он безнадежно махнул рукой. – Тает, как свечка. Маму жалко. А когда отец узнает, то вообще… Он же на него молится. Как мы будем без Дениски, не представляю.
   Тут лицо его дрогнуло, и он, быстро пожав ей руку, скрылся за больничной дверью.
   Настя немного постояла, с трудом пытаясь сообразить, куда ей теперь. Мир вдруг гнетуще переменился: стал тусклым и безрадостным, даже небо потемнело. А ведь еще утром все было другим. Она дурачилась с Наташкой, сидела на уроках, мечтала о Вадиме и даже не подозревала, что на свете есть такое страдание. Это чужое страдание, связанное с юношей, которого она любила, внезапно заслонило весь мир, сделав ее собственные проблемы просто микроскопическими. И вдруг она поняла, что никогда больше не будет прежней беззаботной девочкой, – сострадание резко сделало ее старше.
   Наконец она сообразила, куда ей надо, и медленно побрела домой.
   – Где ты пропадала? – Возмущенный тон матери диссонансом прозвучал в Настином мире, полном скорби и печали. – Наталья давно дома, а ты все где-то бродишь.
   – Погоди на нее кричать, видишь, она не в себе, – остановил отец жену. Он близко подошел к дочке и заглянул ей в глаза. – Что случилось, котенок?
   – О, папа! – Настя уткнулась в родную грудь и с облегчением заплакала. – Папочка, как мне его жалко!
   – Кого? Ну-ка успокойся и расскажи все по порядку.
   И Настя рассказала о маленьком мальчике, которому не суждено стать большим.
   – И что теперь? Ты решила сделаться сиделкой? А как же лицей? – Возмущенный тон матери так не соответствовал душевному состоянию Насти, что она даже растерялась. Как мама может? У людей такое горе, а она – о лицее.
   – Это мои друзья! – твердо сказала она. – И мы будем помогать Вадиму. Будем дежурить поочередно, чтоб он мог поспать и делать уроки.
   – У него что, родителей нет?
   – Отец в командировке на Кавказе, а мама работает. Она не может быть в больнице круглосуточно, – ее тогда уволят и им будет не на что жить.
   – Это их проблемы! Кстати, как фамилия этого Вадима?
   – Туманов. А что?
   – Я так и знала! Определенно, евреи! Только они так умеют устраиваться за чужой счет.
   – Галина, что ты мелешь! – рассерженно закричал отец. – Ты сама кто, забыла? Националистка какая выискалась!
   – Ничего не хочу знать! – Мать гневно топнула ногой. – Тебе надо, чтоб она тоже заболела? А если это вирусная инфекция? Я сама читала: природа волчанки до сих пор не установлена. Пусть сиделку нанимают!
   – У них денег нет на сиделку! – сквозь слезы выкрикнула Настя. – Там одни лекарства знаешь, сколько стоят! Я все равно буду ходить, я Дениске обещала! Он же меня ждать будет!
   – Ладно, дочка, не плачь, что-нибудь придумаем. Мы с мамой сейчас пойдем, прогуляемся и все обсудим. А ты обедай и садись за уроки. – Отец поднялся и вышел в прихожую, рассерженная Галчонок последовала за ним.
   После их ухода Настя немного успокоилась. Она надеялась, что мать вернется уже с другим настроением. Так бывало не раз. Отец никогда не допускал ссор при дочери. В минуту, когда скандал начинал разгораться, родители уходили из дому и выясняли отношения за его стенами, возвращаясь уже умиротворенными.
   Вернулись они нескоро. Едва взглянув на мать, Настя сразу поняла, что на этот раз взаимопонимание достигнуто не было.
   – Значит так, Настенька, – устало сказал отец. – В чем-то мама права: это не дело ежедневно бегать в больницу и тем более делаться сиделкой. Этим должны заниматься взрослые. Тебе надо готовиться к экзаменам. Друзей, конечно, бросать в беде негоже, но всему надо знать меру.
   – Папа, я все равно завтра пойду. Я обещала.
   – Никуда ты не пойдешь! – снова взорвалась мать. – Иначе я сама поговорю с этим Вадимом и его матерью. Нечего на чужом горбу выезжать!
   – Мама, что ты говоришь! – закричала в отчаянии Настя. – Никто ни на ком не выезжает, мы с Наташей сами так решили. Если ты это сделаешь, я тебе никогда – слышишь? – никогда не прощу!
   – Все, прекратили! – скомандовал отец. – Завтра сам пойду с тобой и разберусь на месте: что можно сделать и чем помочь. А сейчас успокойся и садись за уроки.
   Настя ушла в свою комнату и попыталась взять себя в руки. Угроза матери ошеломила ее. Но, понимая, что слезами горю не поможешь, она начала лихорадочно искать выход. И вскоре поняла, что предложение отца вполне разумно. Папа не способен никого обидеть и обязательно попытается помочь, думала она, он ведь такой добрый! И он знает, что Вадим мне нравится, он на моей стороне. Но мама! Никогда не думала, что она может быть такой… такой жестокой. Как же мне теперь жить с этим, как к ней относиться?
   Будто услышав ее мысли, в комнату вошел отец.
   – Котенок, ты не должна обижаться на маму, – сказал он, садясь рядом. – Это она от страха за тебя наговорила такое. Действительно, никто не знает, откуда эта болезнь берется. Вдруг ее и впрямь приносит вирус? А она смертельна.
   – Но ведь тогда и Вадим заболел бы, и его мама. И врачи, – горячо возразила дочь. – Нас бы туда не пустили.
   – Медицина далеко не все знает. А вдруг одни люди подвержены этой болезни, а другие нет. Ведь такое может быть?
   – Папа, я должна пойти! Пойми, он будет меня ждать. И Вадим – ему же тоже надо заниматься, в институт готовиться. Если мы не поможем, то кто? Ну как вам объяснить?
   – Ладно, ладно, не горячись. Пойдем вместе и посмотрим, что можно сделать. А на маму зла не держи, все-таки она твоя мама. Она, конечно, не права, но ты должна попытаться ее понять и простить.
   – Но как она могла? При чем здесь еврей, не еврей? Это мерзко!