Страница:
Церковная педагогика была направлена на защиту интересов государства, которое, в свою очередь, предоставляло церковному институту огромные привилегии и создавало наилучшие условия его существования. Отсюда в церковном воспитании практиковалось с детских лет внушение уважения к государственной власти и лицам, пребывавшим на более высокой ступени социальной лестницы. Дети под руководством священников и родителей неустанно молились и привыкали быть послушными тем, кто значительно превосходит их по родовитости и богатству.
2.2
2.3
2.2
Семейное воспитание
В семейном воспитании переплетались негативные и позитивные явления. Дети воспитывались в неукоснительном послушании родителям, особенно отцу. Руководством к воспитанию служил известнейший памятник средневековой русской литературы, составленный в середине XVI в. и получивший название «Домострой». Его автором называют Сильвестра[5].
Вслед за божественными наставлениями «Домострой» гласил: «…любите отца своего и мать свою и слушайтесь их, и повинуйтесь им божески во всем, и старость их чтите, и немощь их…»6. Такое отношение объяснялось превосходством родителей, давших ребенку жизнь, чем тот никогда не мог им ответить.
Почтение к родителям, составлявшее основу семейных отношений, нередко нарушалось. Дети чувствовали себя рабами с деспотичными родителями и переносили такое же отношение на своих сверстников из прислуги, с младенчества усваивая грубость, невежество и жестокость. Став старше, начинали пререкаться с родителями, и даже насмехаться над ними. Побывавший на Руси иностранец Яков Рейтенфельс так сообщал о воспитании и об отношениях в русских семьях: «…дети подрастают у них на полной свободе и распущенности… к школьным занятиям дети приступают поздно, так что нередко познают жену раньше, чем грамоту… Отцов они уважают весьма мало, матерей – едва ли уважают вообще»7. Чтобы защитить себя от вольностей младшего поколения, старшие неукоснительно требовали соблюдения древних традиций уважения к возрасту и старшинству. Этого добивались самыми различными способами. Недаром один из советов «Домостроя» рекомендовал хозяину дома в случае непослушания «пересчитать ребра» своим «чадам и домочадцам».
В семейном воспитании, в отличие от появившегося позже школьного, дававшего прежде всего знания, делалась установка на воспитание души: «Следует оберегать душевную чистоту при отсутствии телесных страстей, имея походку кроткую, голос тихий, слово благочинно, пишу и питье не острые; при старших – молчание, перед мудрейшими – послушание, знатным – повиновение, к равным себе и младшим – искреннюю любовь; нечестивых, плотских, любострастных людей избегать, поменьше говорить да побольше смекать, не дерзить словами, не засиживаться в беседах, не бесчинствовать смехом, стыдливостью украшаться, с распутными бабами не якшаться, опустив очи долу, душу возносить горе, избегать прекословия, не стремиться к высокому сану и ничего не желать, кроме чести от всех»8. Эти слова из поучения почитаемого на Руси Василия Кесарийского[6] были взяты автором «Домостроя» в основу воспитания и взаимоотношений родителей с детьми, так как, по мысли его составителя, нравственное начало непременно проявляется в поведении и образе жизни.
Одна из глав «Домостроя», написанная в виде Послания и словно подводящая итог всему сказанному, предназначалась сыну Сильвестра Анфиму. Нравственные принципы Послания были близки к нравоучительным идеям произведений XI–XII вв.: «Повинуйся … отцу духовному и любому священнику во всяком духовном наставлении»; «…нищих, и маломощных, и бедных, и страдающих, и странников приглашай в дом свой и, как можешь, накорми, напои и согрей, и милостыню давай от праведных своих трудов, ибо и в дому, и на рынке, и в пути очищаются тем все грехи»; «…не осуждай никого ни в чем», «…чего сам не любишь, того и другому не делай, и сохраняй чистоту телесную пуще всего…», «…от хмельного питья, Господа ради, откажись, ибо пьянство – болезнь, и все дурные поступки порождаются им»9. Эти строки невольно сопоставляются с «Поучением своим детям»
Владимира Мономаха: с XI до XVI в. мало что изменилось в воспитательных взглядах.
Какие же средства воспитания применялись в средневековой русской семье? Из всех средств первое место занимало наказание, как рекомендовал «Домострой»: «…пройдись по ребрам его, пока он растет»; «…не жалей, младенца поря: если прутом посечешь его, не умрет, но здоровее будет, ибо ты, казня его тело, душу его избавляешь от смерти. Если дочь у тебя – и на нее направь свою строгость». На телесных наказаниях была построена вся средневековая педагогика, ставившая своей целью уничтожить в ребенке не только своеволие и упрямство, но и самостоятельность мышления и действия. С ранних лет человек чувствовал себя несвободным, преследуемым и принуждаемым. Была широко распространена идея неотвратимости наказания за любой проступок или осуждаемый недостаток. Старший обладал властью и обязывался в воспитании использовать розги, хомут, плетку, жезл, палку и т. п. До конца XVII в. допускалось даже убийство собственного ребенка, посягнувшего на жизнь и достоинство родителей, поскольку его жизнь не рассматривалась равноценной жизни взрослого человека. Особенно тяжелым оказывалось положение внебрачных детей, которых никто не защищал: ни государство, ни закон, ни общество.
Слово «наказать» в те времена имело не только негативное значение как мера физического воздействия за проступок. До XIV в. «наказати» означало также поучать, воспитывать. Действительно, помимо телесных наказаний в воспитательном арсенале родителей были также поучения и наставления, постоянные запреты и строгость, например, не рекомендовалось с ребенком играть, смеяться и даже улыбаться ему. Призыв избегать веселья и смеха во время игр с детьми отражал средневековые представления о смехе как греховном действии, порочащем душу человеческую. Все направлялось на то, чтобы держать детей в «страхе Божьем», «целомудрии и в чистоте телесной»10.
Огромную роль в воспитании играл тогда и личный родительский пример. Недаром Сильвестр, наставляя сына, постоянно ссылался на то, как сам он поступал: не грешил против церкви, помогал обездоленным, кормил голодных, освобождал людей из рабства, обучал грамоте и ремеслу11.
Одна из родительских функций – подготовка детей к взрослой жизни – заключалась в постоянном привлечении их к работе по дому. В соответствии с возрастом и потребностями семьи их учили «рукоделию», т. е. умению все делать своими руками. Рукоделом на Руси нередко называли ремесленника. По «Домострою» рекомендовалось отцу заниматься воспитанием и обучением сыновей, матери – дочерей. В семьях проявляли большую заинтересованность в сыновьях – работниках, продолжателях рода, хранителях семейного богатства. Мальчиков из знатных боярских семей в соответствии с родовыми привилегиями готовили к государевой службе. Но и с помощью дочери можно было решить семейные проблемы, удачно выдав ее замуж. Для этого следовало воспитывать дочь сообразно требованиям общества, сохранив ее целомудрие и девственность, собрав приличное приданое к свадебному торжеству: «Так дочь растет, страху Божьему и знаниям учится, а приданое ей все прибывает»12. Если же родители не могли выдать дочь замуж, то постригали ее в монастырь, чтобы освободить семью от лишнего рта13.
Царские дети жили в окружении многочисленного штата мамок и нянек. В первый год жизни ребенку для воспитания выделялась женщина дворянского происхождения, жена дворцового служителя. С пятилетнего возраста к царевичу приставляли боярина – главного воспитателя и учителя, которому в помощники давали окольничего или думного человека. Из боярских детей выбирали слуг и стольников, ровесников царевича. Из Посольских подьячих подбирали учителя, который обучал своего воспитанника разным языкам: латинскому, греческому, немецкому и другим. Читать он учился, как все дети, по букварю, изучал Часослов, Псалтырь и апостольские деяния. С семи лет его учили письму, с девяти – церковному пению. Так воспитывался будущий царь Алексей Михайлович, окруженный игрушками, книгами, музыкальными инструментами и военным оружием. По обычаю, до 15-летнего возраста царевича никто, кроме бояр, ближних людей и приставленных к нему слуг видеть не мог. В 15 лет его «объявляли народу» и тогда он открыто выходил вместе с отцом в церковь, участвовал в потехах, в Москву из разных уголков страны приезжали подданные, чтобы посмотреть на него.
Царевны любого возраста, как и маленькие царевичи, были укрыты от посторонних глаз. Они редко выходили из своих покоев, общаясь только с прислуживавшими им женщинами и девушками знатных боярских родов, ни один представитель мужского пола, кроме самого царя, не мог их видеть. Да и он редко заглядывал к ним и никогда не садился с ними за обеденный стол. Из царского дворца царевны выходили только в церковь или выезжали с царицей в монастыри. Когда они шли по улице, с обеих сторон от них несли суконные полотна. В храм в их присутствии допускались только бояре и ближние люди, но и при этом царевны стояли в специально завешенном тафтою притворе. Во время выездов их везли в закрытых колымагах или каптанах[7]. Так членов царской семьи оберегали от сглаза.
Относительной свободой пользовались царские дочери только в детстве, но повзрослев, готовились к однообразной и одинокой жизни во дворце или в монастыре. Выйти замуж они не могли, так как для них не было на Руси равнозначной пары, а брак с иноземцем считался невозможным в силу различия религий. Царевны пребывали в постоянных молитвах, вслед за царицей прося у Господа защиты царскому дому, помощи царю в его государственной заботе, здоровья всем членам царской семьи.
Только во времена Алексея Михайловича их положение несколько изменилось. Царь, остро чувствовавший потребности общества в глубоких переменах, предоставил своим дочерям некоторую свободу. Особенно выделялась царевна Софья, с детства ненавидевшая теремные порядки и нравы. Став старше, она самовольно покидала женскую часть дворца, присутствовала на комедийных представлениях и даже царских обедах, разговаривала с чужеземными послами, не обнаруживая при этом стыда и смущения, свойственного теремным затворницам, и поражая самостоятельностью своих взглядов и суждений.
Чему обучались царевны? Тому, что считалось необходимым для их жизни: минимум знаний, позволявший составить послание, прочитать и понять книгу религиозного содержания, иметь представление о ведении домашнего быта. Они учились шитью и вышиванию шелками, золотом и серебром, нанизыванию жемчуга и драгоценных камней на одежду или церковную утварь. Они видели, как их мать – царица – сама шила и вышивала, создавая детали царского одеяния, ожерелья к кафтанам, сорочки, платки, ширинки, полотенца, детское белье.
В порядке исключения царевна Софья училась вместе с братьями у Симеона Полоцкого, довольного своей ученицей. Она была любознательной, способной и прилежной, ей хотелось узнать как можно больше, и она задавала такие вопросы, на которые Полоцкий не всегда мог сразу ответить, он искал ответы к следующему уроку, расширяя круг своих собственных знаний и интересов. Библиотека царевны Софьи включала в себя лучшие произведения того времени: книги Епифания Славинецкого, Симеона Полоцкого, Арсения Сатановского и др. Она читала нравоучительные сочинения, книги по географии, по истории своего и других народов, рассказывавших о современности и древности.
Вслед за божественными наставлениями «Домострой» гласил: «…любите отца своего и мать свою и слушайтесь их, и повинуйтесь им божески во всем, и старость их чтите, и немощь их…»6. Такое отношение объяснялось превосходством родителей, давших ребенку жизнь, чем тот никогда не мог им ответить.
Почтение к родителям, составлявшее основу семейных отношений, нередко нарушалось. Дети чувствовали себя рабами с деспотичными родителями и переносили такое же отношение на своих сверстников из прислуги, с младенчества усваивая грубость, невежество и жестокость. Став старше, начинали пререкаться с родителями, и даже насмехаться над ними. Побывавший на Руси иностранец Яков Рейтенфельс так сообщал о воспитании и об отношениях в русских семьях: «…дети подрастают у них на полной свободе и распущенности… к школьным занятиям дети приступают поздно, так что нередко познают жену раньше, чем грамоту… Отцов они уважают весьма мало, матерей – едва ли уважают вообще»7. Чтобы защитить себя от вольностей младшего поколения, старшие неукоснительно требовали соблюдения древних традиций уважения к возрасту и старшинству. Этого добивались самыми различными способами. Недаром один из советов «Домостроя» рекомендовал хозяину дома в случае непослушания «пересчитать ребра» своим «чадам и домочадцам».
В семейном воспитании, в отличие от появившегося позже школьного, дававшего прежде всего знания, делалась установка на воспитание души: «Следует оберегать душевную чистоту при отсутствии телесных страстей, имея походку кроткую, голос тихий, слово благочинно, пишу и питье не острые; при старших – молчание, перед мудрейшими – послушание, знатным – повиновение, к равным себе и младшим – искреннюю любовь; нечестивых, плотских, любострастных людей избегать, поменьше говорить да побольше смекать, не дерзить словами, не засиживаться в беседах, не бесчинствовать смехом, стыдливостью украшаться, с распутными бабами не якшаться, опустив очи долу, душу возносить горе, избегать прекословия, не стремиться к высокому сану и ничего не желать, кроме чести от всех»8. Эти слова из поучения почитаемого на Руси Василия Кесарийского[6] были взяты автором «Домостроя» в основу воспитания и взаимоотношений родителей с детьми, так как, по мысли его составителя, нравственное начало непременно проявляется в поведении и образе жизни.
Одна из глав «Домостроя», написанная в виде Послания и словно подводящая итог всему сказанному, предназначалась сыну Сильвестра Анфиму. Нравственные принципы Послания были близки к нравоучительным идеям произведений XI–XII вв.: «Повинуйся … отцу духовному и любому священнику во всяком духовном наставлении»; «…нищих, и маломощных, и бедных, и страдающих, и странников приглашай в дом свой и, как можешь, накорми, напои и согрей, и милостыню давай от праведных своих трудов, ибо и в дому, и на рынке, и в пути очищаются тем все грехи»; «…не осуждай никого ни в чем», «…чего сам не любишь, того и другому не делай, и сохраняй чистоту телесную пуще всего…», «…от хмельного питья, Господа ради, откажись, ибо пьянство – болезнь, и все дурные поступки порождаются им»9. Эти строки невольно сопоставляются с «Поучением своим детям»
Владимира Мономаха: с XI до XVI в. мало что изменилось в воспитательных взглядах.
Какие же средства воспитания применялись в средневековой русской семье? Из всех средств первое место занимало наказание, как рекомендовал «Домострой»: «…пройдись по ребрам его, пока он растет»; «…не жалей, младенца поря: если прутом посечешь его, не умрет, но здоровее будет, ибо ты, казня его тело, душу его избавляешь от смерти. Если дочь у тебя – и на нее направь свою строгость». На телесных наказаниях была построена вся средневековая педагогика, ставившая своей целью уничтожить в ребенке не только своеволие и упрямство, но и самостоятельность мышления и действия. С ранних лет человек чувствовал себя несвободным, преследуемым и принуждаемым. Была широко распространена идея неотвратимости наказания за любой проступок или осуждаемый недостаток. Старший обладал властью и обязывался в воспитании использовать розги, хомут, плетку, жезл, палку и т. п. До конца XVII в. допускалось даже убийство собственного ребенка, посягнувшего на жизнь и достоинство родителей, поскольку его жизнь не рассматривалась равноценной жизни взрослого человека. Особенно тяжелым оказывалось положение внебрачных детей, которых никто не защищал: ни государство, ни закон, ни общество.
Слово «наказать» в те времена имело не только негативное значение как мера физического воздействия за проступок. До XIV в. «наказати» означало также поучать, воспитывать. Действительно, помимо телесных наказаний в воспитательном арсенале родителей были также поучения и наставления, постоянные запреты и строгость, например, не рекомендовалось с ребенком играть, смеяться и даже улыбаться ему. Призыв избегать веселья и смеха во время игр с детьми отражал средневековые представления о смехе как греховном действии, порочащем душу человеческую. Все направлялось на то, чтобы держать детей в «страхе Божьем», «целомудрии и в чистоте телесной»10.
Огромную роль в воспитании играл тогда и личный родительский пример. Недаром Сильвестр, наставляя сына, постоянно ссылался на то, как сам он поступал: не грешил против церкви, помогал обездоленным, кормил голодных, освобождал людей из рабства, обучал грамоте и ремеслу11.
Одна из родительских функций – подготовка детей к взрослой жизни – заключалась в постоянном привлечении их к работе по дому. В соответствии с возрастом и потребностями семьи их учили «рукоделию», т. е. умению все делать своими руками. Рукоделом на Руси нередко называли ремесленника. По «Домострою» рекомендовалось отцу заниматься воспитанием и обучением сыновей, матери – дочерей. В семьях проявляли большую заинтересованность в сыновьях – работниках, продолжателях рода, хранителях семейного богатства. Мальчиков из знатных боярских семей в соответствии с родовыми привилегиями готовили к государевой службе. Но и с помощью дочери можно было решить семейные проблемы, удачно выдав ее замуж. Для этого следовало воспитывать дочь сообразно требованиям общества, сохранив ее целомудрие и девственность, собрав приличное приданое к свадебному торжеству: «Так дочь растет, страху Божьему и знаниям учится, а приданое ей все прибывает»12. Если же родители не могли выдать дочь замуж, то постригали ее в монастырь, чтобы освободить семью от лишнего рта13.
Царские дети жили в окружении многочисленного штата мамок и нянек. В первый год жизни ребенку для воспитания выделялась женщина дворянского происхождения, жена дворцового служителя. С пятилетнего возраста к царевичу приставляли боярина – главного воспитателя и учителя, которому в помощники давали окольничего или думного человека. Из боярских детей выбирали слуг и стольников, ровесников царевича. Из Посольских подьячих подбирали учителя, который обучал своего воспитанника разным языкам: латинскому, греческому, немецкому и другим. Читать он учился, как все дети, по букварю, изучал Часослов, Псалтырь и апостольские деяния. С семи лет его учили письму, с девяти – церковному пению. Так воспитывался будущий царь Алексей Михайлович, окруженный игрушками, книгами, музыкальными инструментами и военным оружием. По обычаю, до 15-летнего возраста царевича никто, кроме бояр, ближних людей и приставленных к нему слуг видеть не мог. В 15 лет его «объявляли народу» и тогда он открыто выходил вместе с отцом в церковь, участвовал в потехах, в Москву из разных уголков страны приезжали подданные, чтобы посмотреть на него.
Царевны любого возраста, как и маленькие царевичи, были укрыты от посторонних глаз. Они редко выходили из своих покоев, общаясь только с прислуживавшими им женщинами и девушками знатных боярских родов, ни один представитель мужского пола, кроме самого царя, не мог их видеть. Да и он редко заглядывал к ним и никогда не садился с ними за обеденный стол. Из царского дворца царевны выходили только в церковь или выезжали с царицей в монастыри. Когда они шли по улице, с обеих сторон от них несли суконные полотна. В храм в их присутствии допускались только бояре и ближние люди, но и при этом царевны стояли в специально завешенном тафтою притворе. Во время выездов их везли в закрытых колымагах или каптанах[7]. Так членов царской семьи оберегали от сглаза.
Относительной свободой пользовались царские дочери только в детстве, но повзрослев, готовились к однообразной и одинокой жизни во дворце или в монастыре. Выйти замуж они не могли, так как для них не было на Руси равнозначной пары, а брак с иноземцем считался невозможным в силу различия религий. Царевны пребывали в постоянных молитвах, вслед за царицей прося у Господа защиты царскому дому, помощи царю в его государственной заботе, здоровья всем членам царской семьи.
Только во времена Алексея Михайловича их положение несколько изменилось. Царь, остро чувствовавший потребности общества в глубоких переменах, предоставил своим дочерям некоторую свободу. Особенно выделялась царевна Софья, с детства ненавидевшая теремные порядки и нравы. Став старше, она самовольно покидала женскую часть дворца, присутствовала на комедийных представлениях и даже царских обедах, разговаривала с чужеземными послами, не обнаруживая при этом стыда и смущения, свойственного теремным затворницам, и поражая самостоятельностью своих взглядов и суждений.
Чему обучались царевны? Тому, что считалось необходимым для их жизни: минимум знаний, позволявший составить послание, прочитать и понять книгу религиозного содержания, иметь представление о ведении домашнего быта. Они учились шитью и вышиванию шелками, золотом и серебром, нанизыванию жемчуга и драгоценных камней на одежду или церковную утварь. Они видели, как их мать – царица – сама шила и вышивала, создавая детали царского одеяния, ожерелья к кафтанам, сорочки, платки, ширинки, полотенца, детское белье.
В порядке исключения царевна Софья училась вместе с братьями у Симеона Полоцкого, довольного своей ученицей. Она была любознательной, способной и прилежной, ей хотелось узнать как можно больше, и она задавала такие вопросы, на которые Полоцкий не всегда мог сразу ответить, он искал ответы к следующему уроку, расширяя круг своих собственных знаний и интересов. Библиотека царевны Софьи включала в себя лучшие произведения того времени: книги Епифания Славинецкого, Симеона Полоцкого, Арсения Сатановского и др. Она читала нравоучительные сочинения, книги по географии, по истории своего и других народов, рассказывавших о современности и древности.
2.3
Учебные заведения Древней Руси
В Древней Руси в основном воспитание и образование детей осуществлялось семьей и влиянием окружающей среды. Родители договаривались с «мастером грамоты» об обучении детей: чему учить, за сколько времени и за какую плату. Но существовали и учебные заведения. Со времени установления христианства на Руси постоянно увеличивалась потребность в людях, способных переписывать и читать священные книги, распространяя в народе основы христианского учения. Уже в 988 г. при князе Владимире, после крещения Руси, в Киеве возникла первая школа «учения книжного», которая, как и все последующие, испытывала на себе влияние Византии, передавшей Руси христианскую веру. Особого размаха такие школы достигли при Ярославе Мудром. Учителями чаще всего были русские или греческие монахи. При княжеском дворе, церквах и монастырях Киева, Новгорода, Переяславля, Суздаля, Владимира и других городов создавались школы, обучение в которых велось на славянском языке, родном и понятном, в отличие от европейских школ, обучавших детей на незнакомом или малознакомом латинском.
Создание в 863 г. Кириллом и Мефодием славянской азбуки способствовало сохранению самобытности русской древней школы, доступности переводных текстов религиозных учений. О распространении грамотности не только среди князей и служителей церкви, но и среди простого народа свидетельствуют берестяные грамоты, обнаруженные во время раскопок Древнего Новгорода, Пскова, Витебска и других городов. В 1988 г. такие грамоты, а также костяные и бронзовые писала, с одного конца заостренные, а с другого – округленные, были обнаружены на территории Москвы в культурных слоях XII–XVI вв. В грамотах отражены не только бытовые подробности жизни горожан, но и особенности обучения того времени. Например, фрагменты азбуки или перепись отдельных букв, упражнения в счете показывают процесс обучения письму и счету. Помимо письма и чтения детей обучали умению на основе изученных текстов составлять, переплетать и иллюстрировать свои собственные книги-изборники, в содержание которых входили основные принципы христианского учения. Знакомя с навыками счета, использовали образные примеры, счет на пальцах, а также цифровой алфавит, т. е. написание цифр посредством букв: а – 1, б – 2, в – Зи т. д. В 1136 г. было написано сочинение Кирика Новгородца «Учение им же ведати человеку числа всех лет», которое обращалось к практическому значению счета в повседневной жизни, использовало математическую логику и символику.
Обучались не только мальчики, но и девочки, для которых открывались специальные школы, например, в 1086 г. княгиня Анна Всеволодовна собрала при Андреевском монастыре Киева около 300 воспитанниц для обучения их «писанию, такоже ремеслам, пению, швению…», а в XIII в. в Суздале существовали училища для девочек14.
О широком распространении грамотности на Руси свидетельствует не только наличие школ «книжного учения», берестяные грамоты и орудия письма, но также и обилие надписей на различных бытовых предметах (горшках, посуде, рукомойниках, оружии), сделанные их изготовителями или владельцами. Развитие образовательной системы было прекращено и школы «учения книжного» пришли в упадок в XIII в., когда многие русские города оказались разгромленными татаро-монгольскими завоевателями.
Закончилось время Киевской Руси и ее воспитательно-образовательной деятельности, которое мы обозначили IX–XIII вв., и наступало время развития, вместе с Московским государством, московской педагогики XIV–XVII вв.
Ордынское нашествие, нанесшее значительный ущерб русской культуре, не сумело надолго остановить образовательные процессы, получившие в XIV в. новое развитие. На смену бересте и пергаменту пришла бумага. Один из первых русских документов, написанных на ней, относится к 1351 г. Это была грамота о порядке управления Московским княжеством, подписанная сыновьями Ивана Калиты. Церковные школы по-прежнему обучали детей умению читать и писать на основе Часослова и Псалтыри. Достаточно высоким по тем временам стало монастырское обучение, зачинателем которого явился основатель Троицкого монастыря, «Игумен Земли Русской» Сергий Радонежский (1314–1391), выдвинувший задачу нравственно-религиозного воспитания и духовного самосовершенствования. Опыт монастырского обучения обобщил православный мыслитель XV в. Нил Сорский (ок.1433–1508). Он основал на реке Соре первый в России скит, послуживший своеобразной формой сочетания монашеского общежития с уединенным отшельничеством. Он определил главную цель воспитания как достижение духовного совершенства путем напряженной мыслительной деятельности, для которой необходимы такие методы как беседы со старцами, чтение и осмысление святых книг и наставлений отцов церкви, рукоделие (различные ремесленные работы), пение, молитвы, выполнение заповедей Христа и подражание святым. Для соблюдения заповедей, считал скитский пустынник, необходимо не нарушать их ни в поступках, ни в мыслях.
Во второй половине XV – начале XVI в. грамотность снова стала распространенным явлением. Обучать ей начинали рано: с пяти-шестилетнего возраста либо под руководством священников, либо в семье. Детей знати учили греческому языку, а с середины XVI в. немецкому и польскому, иногда латинскому. При царском дворе служили толмачи, т. е. переводчики, говорившие на разных иностранных языках и участвовавшие в дипломатических переговорах. Зажиточные хозяева вели письменный учет своего имущества, ремесленники подписывали свои изделия: кружки и братины, кувшины и рукомойники, оружие и доспехи. Челобитные, т. е. просьбы и донесения, направляемые к царю и властям, нередко писались самими горожанами. Появление «Домостроя», дававшего рекомендации по ведению дома, начиная от взаимоотношений с домочадцами, священниками, гостями и кончая сведениями хозяйственного порядка, также служит доказательством грамотности, так как он был предназначен для владевшего навыками чтения городского населения.
В XVI в. к имеющимся монастырским и церковным библиотекам добавились частные, принадлежавшие отдельным хозяевам, например, такая библиотека была у царя Ивана Грозного, у Сильвестра, собирателя рукописных книг и организатора книгописной мастерской, автора «Домостроя».
И все-таки образованных людей не хватало. Об этом писал архиепископ Геннадий, управлявший с 1484 по 1504 г. Новгородской епархией, в Послании митрополиту всея Руси Симону, жалуясь на трудности обучения, нехватку специальных книг и отсутствие необходимых школ: приведут к нему мужика, велит он прочесть тому «Апостол» или «Псалтырь», а тот не умеет и не может научиться читать, негде, да и книги невозможно достать. Просил архиепископ: «бью челом государю, чтобы велел училища учинити», «чтобы и попов ставленных[8] велел учити»15.
Потребность в училищах отразили и решения Стоглавого собора 1551 г.[9], в которых отмечалось: следует назначать попами и дьяконами только благочестивых и грамотных людей, способных читать священные книги и обучать прихожан их чтению; организовать у священников в домах училища, чтобы в них все православные христиане могли обучать детей своих грамоте, книжному письму, церковному пению. Задача, поставленная перед священнослужителями, состояла в том, чтобы учить учеников «страху Божию, и грамоте, и писати, и пети, и чести со всяким духовным наказанием. Наипаче же всего учеников бы своих брегли и хранили во всякой чистоте, и блюли их от всякого растления»16.
На состоянии образовательного дела отразилось возникновение книгопечатания. До середины XVI в. книг было мало, писались они трудно и долго, стоили чрезвычайно дорого, к тому же переписчики нередко вносили в тексты собственные исправления, допускали при переписи ошибки и неточности. Теперь появилась возможность широкого и недорогого издания. В 1564 г. московский дьякон Иван Федоров (ок. 1510–1583) и его помощник Петр Тимофеев Мстиславец издали первую на Руси печатную книгу «Деяния апостольские и послания соборные», известную в народе под названием «Апостол». В 1574 г. Иван Федоров издал для обучения детей грамоте «Азбуку», основу которой составил буквослагательный метод. Ученики заучивали названия букв: аз, буки, веди, глагол, добро и т. д., затем тренировались в их написании. Потом шло заучивание слогов: буки, аз -ба; веди, аз -ва и т. д. Читали и писали сочетание двух, трех, четырех букв, складывая из слогов слова. После этого приступали к чтению и переписи молитв и цитат из церковных книг. Такой способ обучения азбучным тайнам был весьма труден, о чем можно судить даже по народным пословицам: «Азбука наука, а ребятам бука (мука)», «Азбуку уча т, во всю избу кричат», «Фита и ижица – к ленивому плеть ближится»17. Вместе с тем этот метод развивал в детях смиренномудрие, кротость, долготерпение, т. е. те качества, которые должны были воспитывать детские наставники. Об этом Иван Федоров писал в послесловии к «Азбуке», названном «Обращение к детям и родителям».
Другим распространенным учебником была «Псалтырь», одна из книг Ветхого завета, состоящая из текстов религиозного и морально-поучительного содержания. В XV в. угличский книгописец Федор Климов изготовил для домашнего обучения детей богато иллюстрированную учебную Псалтырь. Значение первых учебных книг велико: у всех учащихся теперь был один и тот же учебник, в котором отсутствовали ошибки переписчиков, что облегчало учителю и ученикам процесс обучения.
Во второй половине XVI в. в Москве для подготовки дьяков, подьячих, переводчиков и писцов, организовывались школы, в которых обучали славянской грамматике, литературе, риторике, греческому и латинскому языкам. В это же время в Киеве, Львове, Луцке и других городах западных рубежей страны создавались «братские школы», задача которых состояла в защите православного вероисповедания от натиска католических настроений. В этих школах преподавали славянскую и греческую грамматику, латинский язык, диалектику, риторику, философию, математику. Вместе с тем близость других стран давала возможность познакомиться с европейскими традициями образования. На основе деятельности братских школ в 1632 г. в Киеве митрополит Петр Могила создал высшее учебное заведение – коллегиум, получившее позже название Киево-Могилянской коллегии. Отдельные выпускники коллегиума – Епифаний Славинецкий, Симеон Полоцкий и другие – стали основателями новых учебных заведений Руси.
XVII век – время создания широкой базы для будущего российского школьного образования. Появились первые школы, в которых детей обучали счету и грамоте. Например, в Москве такие школы действовали в Барашской и Мещанской слободах. Но обучение большинства детей по-прежнему проводилось «мастерами», т. е. учителями из грамотных священников, дьяконов, подьячих. Обычно ученики обучались с семи до шестнадцати лет.
В 1648 г. при Андреевском монастыре на Воробьевых горах было организовано боярином и активным государственным деятелем Федором Михайловичем Ртищевым училище словесных наук и греческого языка. В «училищном монастыре» по указу царя Алексея Михайловича жили «учительные люди», знавшие языки и науки, занимавшиеся переводом и комментированием Библии и другой религиозной литературы. Около 20 лет просуществовало духовное училище в стенах Андреевского монастыря, затем его ученые-старцы были переведены в другие московские монастыри и открыли там духовные школы.
Был организован целый ряд обучающих школ: появились греко-латинская школа Чудова монастыря под руководством Епифания Славинецкого (1653 г.), «школа для промышленного учения» при Спасском монастыре, «школа для грамматического учения» Симеона Полоцкого (1665 г.), типографское училище при Печатном дворе (1681 г.). В 1685 г. доктора Падуанского университета, греческие иеромонахи братья Иоанникий и Софроний Лихуды создали в Богоявленском монастыре Москвы школу, которая, по их мысли, должна была перерасти в высшее учебное заведение.
Для учебных заведений издавались руководства по арифметике и грамматике, азбуковники, иностранные словари и разговорники. О методике преподавания говорит, например, обложка изданного в 1634 г. букваря подьячего Василия Бурцова, на которой изображен учебный класс и учитель, наказывающий розгами нерадивого ученика. Этот учебник, неоднократно издававшийся на московском Печатном дворе, стоил одну копейку и был доступен широким слоям населения. В конце XVII в. появился иллюстрированный букварь монаха Кариона Истомина. В 1682 г. было издано пособие для обучения навыкам счета. В рукописях распространялись пособия по обучению математике.
В 1687 г. в Заиконоспасском монастыре Китай-города по инициативе Симеона Полоцкого открылась Славяно-греко-латинская академия, преобразованная в 1814 г. в Московскую духовную академию. Это было первое высшее учебное заведение России, главная задача которого состояла в том, чтобы научить представителей всех сословий, защищать православные принципы. Помимо богословия и древних языков здесь изучали философию, риторику, логику, пиитику, естествознание. Обучение велось на греческом и латинском языках. Учебники составлялись братьями Лихудами на основе европейских книг, переосмысленных для интересов православия. Преподавателями в академию назначались лица русского или греческого происхождения, верные, по мнению патриарха, православию. Среди учащихся академии было много знаменитых впоследствии деятелей русской культуры: церковный деятель и публицист Стефан Яворский, математик и педагог Леонтий Магницкий, церковный и государственный деятель Феофан Прокопович, поэт и государственный деятель Антиох Кантемир, крупнейший ученый-энциклопедист Михаил Ломоносов и многие другие.
Создание в 863 г. Кириллом и Мефодием славянской азбуки способствовало сохранению самобытности русской древней школы, доступности переводных текстов религиозных учений. О распространении грамотности не только среди князей и служителей церкви, но и среди простого народа свидетельствуют берестяные грамоты, обнаруженные во время раскопок Древнего Новгорода, Пскова, Витебска и других городов. В 1988 г. такие грамоты, а также костяные и бронзовые писала, с одного конца заостренные, а с другого – округленные, были обнаружены на территории Москвы в культурных слоях XII–XVI вв. В грамотах отражены не только бытовые подробности жизни горожан, но и особенности обучения того времени. Например, фрагменты азбуки или перепись отдельных букв, упражнения в счете показывают процесс обучения письму и счету. Помимо письма и чтения детей обучали умению на основе изученных текстов составлять, переплетать и иллюстрировать свои собственные книги-изборники, в содержание которых входили основные принципы христианского учения. Знакомя с навыками счета, использовали образные примеры, счет на пальцах, а также цифровой алфавит, т. е. написание цифр посредством букв: а – 1, б – 2, в – Зи т. д. В 1136 г. было написано сочинение Кирика Новгородца «Учение им же ведати человеку числа всех лет», которое обращалось к практическому значению счета в повседневной жизни, использовало математическую логику и символику.
Обучались не только мальчики, но и девочки, для которых открывались специальные школы, например, в 1086 г. княгиня Анна Всеволодовна собрала при Андреевском монастыре Киева около 300 воспитанниц для обучения их «писанию, такоже ремеслам, пению, швению…», а в XIII в. в Суздале существовали училища для девочек14.
О широком распространении грамотности на Руси свидетельствует не только наличие школ «книжного учения», берестяные грамоты и орудия письма, но также и обилие надписей на различных бытовых предметах (горшках, посуде, рукомойниках, оружии), сделанные их изготовителями или владельцами. Развитие образовательной системы было прекращено и школы «учения книжного» пришли в упадок в XIII в., когда многие русские города оказались разгромленными татаро-монгольскими завоевателями.
Закончилось время Киевской Руси и ее воспитательно-образовательной деятельности, которое мы обозначили IX–XIII вв., и наступало время развития, вместе с Московским государством, московской педагогики XIV–XVII вв.
Ордынское нашествие, нанесшее значительный ущерб русской культуре, не сумело надолго остановить образовательные процессы, получившие в XIV в. новое развитие. На смену бересте и пергаменту пришла бумага. Один из первых русских документов, написанных на ней, относится к 1351 г. Это была грамота о порядке управления Московским княжеством, подписанная сыновьями Ивана Калиты. Церковные школы по-прежнему обучали детей умению читать и писать на основе Часослова и Псалтыри. Достаточно высоким по тем временам стало монастырское обучение, зачинателем которого явился основатель Троицкого монастыря, «Игумен Земли Русской» Сергий Радонежский (1314–1391), выдвинувший задачу нравственно-религиозного воспитания и духовного самосовершенствования. Опыт монастырского обучения обобщил православный мыслитель XV в. Нил Сорский (ок.1433–1508). Он основал на реке Соре первый в России скит, послуживший своеобразной формой сочетания монашеского общежития с уединенным отшельничеством. Он определил главную цель воспитания как достижение духовного совершенства путем напряженной мыслительной деятельности, для которой необходимы такие методы как беседы со старцами, чтение и осмысление святых книг и наставлений отцов церкви, рукоделие (различные ремесленные работы), пение, молитвы, выполнение заповедей Христа и подражание святым. Для соблюдения заповедей, считал скитский пустынник, необходимо не нарушать их ни в поступках, ни в мыслях.
Во второй половине XV – начале XVI в. грамотность снова стала распространенным явлением. Обучать ей начинали рано: с пяти-шестилетнего возраста либо под руководством священников, либо в семье. Детей знати учили греческому языку, а с середины XVI в. немецкому и польскому, иногда латинскому. При царском дворе служили толмачи, т. е. переводчики, говорившие на разных иностранных языках и участвовавшие в дипломатических переговорах. Зажиточные хозяева вели письменный учет своего имущества, ремесленники подписывали свои изделия: кружки и братины, кувшины и рукомойники, оружие и доспехи. Челобитные, т. е. просьбы и донесения, направляемые к царю и властям, нередко писались самими горожанами. Появление «Домостроя», дававшего рекомендации по ведению дома, начиная от взаимоотношений с домочадцами, священниками, гостями и кончая сведениями хозяйственного порядка, также служит доказательством грамотности, так как он был предназначен для владевшего навыками чтения городского населения.
В XVI в. к имеющимся монастырским и церковным библиотекам добавились частные, принадлежавшие отдельным хозяевам, например, такая библиотека была у царя Ивана Грозного, у Сильвестра, собирателя рукописных книг и организатора книгописной мастерской, автора «Домостроя».
И все-таки образованных людей не хватало. Об этом писал архиепископ Геннадий, управлявший с 1484 по 1504 г. Новгородской епархией, в Послании митрополиту всея Руси Симону, жалуясь на трудности обучения, нехватку специальных книг и отсутствие необходимых школ: приведут к нему мужика, велит он прочесть тому «Апостол» или «Псалтырь», а тот не умеет и не может научиться читать, негде, да и книги невозможно достать. Просил архиепископ: «бью челом государю, чтобы велел училища учинити», «чтобы и попов ставленных[8] велел учити»15.
Потребность в училищах отразили и решения Стоглавого собора 1551 г.[9], в которых отмечалось: следует назначать попами и дьяконами только благочестивых и грамотных людей, способных читать священные книги и обучать прихожан их чтению; организовать у священников в домах училища, чтобы в них все православные христиане могли обучать детей своих грамоте, книжному письму, церковному пению. Задача, поставленная перед священнослужителями, состояла в том, чтобы учить учеников «страху Божию, и грамоте, и писати, и пети, и чести со всяким духовным наказанием. Наипаче же всего учеников бы своих брегли и хранили во всякой чистоте, и блюли их от всякого растления»16.
На состоянии образовательного дела отразилось возникновение книгопечатания. До середины XVI в. книг было мало, писались они трудно и долго, стоили чрезвычайно дорого, к тому же переписчики нередко вносили в тексты собственные исправления, допускали при переписи ошибки и неточности. Теперь появилась возможность широкого и недорогого издания. В 1564 г. московский дьякон Иван Федоров (ок. 1510–1583) и его помощник Петр Тимофеев Мстиславец издали первую на Руси печатную книгу «Деяния апостольские и послания соборные», известную в народе под названием «Апостол». В 1574 г. Иван Федоров издал для обучения детей грамоте «Азбуку», основу которой составил буквослагательный метод. Ученики заучивали названия букв: аз, буки, веди, глагол, добро и т. д., затем тренировались в их написании. Потом шло заучивание слогов: буки, аз -ба; веди, аз -ва и т. д. Читали и писали сочетание двух, трех, четырех букв, складывая из слогов слова. После этого приступали к чтению и переписи молитв и цитат из церковных книг. Такой способ обучения азбучным тайнам был весьма труден, о чем можно судить даже по народным пословицам: «Азбука наука, а ребятам бука (мука)», «Азбуку уча т, во всю избу кричат», «Фита и ижица – к ленивому плеть ближится»17. Вместе с тем этот метод развивал в детях смиренномудрие, кротость, долготерпение, т. е. те качества, которые должны были воспитывать детские наставники. Об этом Иван Федоров писал в послесловии к «Азбуке», названном «Обращение к детям и родителям».
Другим распространенным учебником была «Псалтырь», одна из книг Ветхого завета, состоящая из текстов религиозного и морально-поучительного содержания. В XV в. угличский книгописец Федор Климов изготовил для домашнего обучения детей богато иллюстрированную учебную Псалтырь. Значение первых учебных книг велико: у всех учащихся теперь был один и тот же учебник, в котором отсутствовали ошибки переписчиков, что облегчало учителю и ученикам процесс обучения.
Во второй половине XVI в. в Москве для подготовки дьяков, подьячих, переводчиков и писцов, организовывались школы, в которых обучали славянской грамматике, литературе, риторике, греческому и латинскому языкам. В это же время в Киеве, Львове, Луцке и других городах западных рубежей страны создавались «братские школы», задача которых состояла в защите православного вероисповедания от натиска католических настроений. В этих школах преподавали славянскую и греческую грамматику, латинский язык, диалектику, риторику, философию, математику. Вместе с тем близость других стран давала возможность познакомиться с европейскими традициями образования. На основе деятельности братских школ в 1632 г. в Киеве митрополит Петр Могила создал высшее учебное заведение – коллегиум, получившее позже название Киево-Могилянской коллегии. Отдельные выпускники коллегиума – Епифаний Славинецкий, Симеон Полоцкий и другие – стали основателями новых учебных заведений Руси.
XVII век – время создания широкой базы для будущего российского школьного образования. Появились первые школы, в которых детей обучали счету и грамоте. Например, в Москве такие школы действовали в Барашской и Мещанской слободах. Но обучение большинства детей по-прежнему проводилось «мастерами», т. е. учителями из грамотных священников, дьяконов, подьячих. Обычно ученики обучались с семи до шестнадцати лет.
В 1648 г. при Андреевском монастыре на Воробьевых горах было организовано боярином и активным государственным деятелем Федором Михайловичем Ртищевым училище словесных наук и греческого языка. В «училищном монастыре» по указу царя Алексея Михайловича жили «учительные люди», знавшие языки и науки, занимавшиеся переводом и комментированием Библии и другой религиозной литературы. Около 20 лет просуществовало духовное училище в стенах Андреевского монастыря, затем его ученые-старцы были переведены в другие московские монастыри и открыли там духовные школы.
Был организован целый ряд обучающих школ: появились греко-латинская школа Чудова монастыря под руководством Епифания Славинецкого (1653 г.), «школа для промышленного учения» при Спасском монастыре, «школа для грамматического учения» Симеона Полоцкого (1665 г.), типографское училище при Печатном дворе (1681 г.). В 1685 г. доктора Падуанского университета, греческие иеромонахи братья Иоанникий и Софроний Лихуды создали в Богоявленском монастыре Москвы школу, которая, по их мысли, должна была перерасти в высшее учебное заведение.
Для учебных заведений издавались руководства по арифметике и грамматике, азбуковники, иностранные словари и разговорники. О методике преподавания говорит, например, обложка изданного в 1634 г. букваря подьячего Василия Бурцова, на которой изображен учебный класс и учитель, наказывающий розгами нерадивого ученика. Этот учебник, неоднократно издававшийся на московском Печатном дворе, стоил одну копейку и был доступен широким слоям населения. В конце XVII в. появился иллюстрированный букварь монаха Кариона Истомина. В 1682 г. было издано пособие для обучения навыкам счета. В рукописях распространялись пособия по обучению математике.
В 1687 г. в Заиконоспасском монастыре Китай-города по инициативе Симеона Полоцкого открылась Славяно-греко-латинская академия, преобразованная в 1814 г. в Московскую духовную академию. Это было первое высшее учебное заведение России, главная задача которого состояла в том, чтобы научить представителей всех сословий, защищать православные принципы. Помимо богословия и древних языков здесь изучали философию, риторику, логику, пиитику, естествознание. Обучение велось на греческом и латинском языках. Учебники составлялись братьями Лихудами на основе европейских книг, переосмысленных для интересов православия. Преподавателями в академию назначались лица русского или греческого происхождения, верные, по мнению патриарха, православию. Среди учащихся академии было много знаменитых впоследствии деятелей русской культуры: церковный деятель и публицист Стефан Яворский, математик и педагог Леонтий Магницкий, церковный и государственный деятель Феофан Прокопович, поэт и государственный деятель Антиох Кантемир, крупнейший ученый-энциклопедист Михаил Ломоносов и многие другие.