Страница:
души".
Тухлое яйцо Адольф Бякжелток в его сказке подогревает ненависть сырых
яиц и яиц всмятку к крутым. Железный Щелкун в сказке Верховной бабушки
грозится "стереть в порошок" все орехи.
И "внешность" железного Щелкуна ("несгибаемые железные ноги",
"разевает железную пасть") и "поведение" (раскалывает орехи) дают основание
его очеловечить, включают "социальный" конфликт. Из этого и исходит
фантазия Крюса-сказочника.
Мысль этой сказки идет в том же направлении, что и мысль других
сказок, рассказов, стихов и бесед в книге "Мой прадедушка, герои и я":
героизм нашего времени - это героизм сопротивления замыслам, направленным
на подавление, "раскалывание", "стирание в порошок".
Современен и сам образ "железного Щелкуна" с его железной поступью и
железной всеперемалывающей пастью, с его склонностью к "ржавматизму", с его
бесславным концом на помойке.
У сказки счастливый конец: Щелкун сам кувырнулся вниз головой с
подоконника в сад. Да и тухлое яйцо Адольф Бякжелток кувырнулся вниз с
балкона (того, правда, слегка подтолкнули). Само движение жизни, по мысли
Крюса, - против таких и им подобных. Они, по сути, уже устарели (тот
подвержен "ржавматизму", а этот протух). Надо только помочь этому движению
- проявить стойкость. И герой здесь - "орех Грека": "скольким орехам
продлил он короткий век своей смелой выдумкой и присутствием духа!"
Джеймс Крюс - борец. Он вступил в нелегкий бой с многовековой
традицией в сознании нового поколения Германии. Палочной дисциплине и всем
тем исконным чертам "немецкого воспитания", которые не раз высмеивала
сатира, противостоит в его стихотворении новый учитель Унтермаер - вместо
традиционного с линейкой в руке. Этот учитель воспитывает ребят веселой
шуткой.
Но в книге "Мой прадедушка, герои и я" есть и еще одна, главная,
мудрость в запасе у Старого: "Любовь к людям хоть и выглядит часто
беспомощно и совсем не героически, в конце концов всегда побеждает.
Ненависть может быть хороша и целительна. Тот, кто любит людей, должен
ненавидеть тиранов. Но человеколюбие, просто любовь, больше, величественнее
и прекраснее ненависти".
В октябре 1972 года Крюс побывал с делегацией писателей в Советском
Союзе. В Московском кукольном театре он смотрел спектакль "Тим Талер, или
Проданный смех", в Центральной московской детской библиотеке встречался со
своими читателями. Беседа была удивительно оживленной, веселой и
непосредственной. Крюс рассказывал ребятам, что живет уже много лет на
Канарских островах. Ребята задавали ему самые разные вопросы, и он отвечал
на них с большой эрудицией, юмором и пониманием аудитории.
Крюс был радостно взволнован, узнав, что в Советском Союзе любят его
книги.
Отфрид Пройслер родился в 1923 году. Вернувшись после второй мировой
войны из русского плена, он больше двадцати лет проработал учителем и
директором школы в Баварии. Есть у него сказка про учителя Клингсора -
младшего брата знаменитого волшебника. Этот учитель то на одну минутку
превращает ребят в кривулек, похожих на их каракули, чтобы они поняли,
каково приходится бедным буквам, то заставляет фантастического Чертенка -
Кляксенка слизывать кляксы. И мы можем легко догадаться, каким учителем был
Пройслер, сколько фантазии, выдумки, юмора вкладывал он в воспитание и
обучение младшеклассников. Он и был наверняка тем самым "учителем
Унтермаером" из стихотворения Джеймса Крюса, который учит детей не с
линейкой в руке - вечным орудием немецкого "шульмайстера", а с веселой
шуткой.
И первые книжки Отфрида Пройслера, написанные им в годы учительства, -
"Маленький водяной", "Маленькая Баба-Яга", "Маленькое привидение" -
построены на шутке про традиционные образы немецких сказок: из-под
сказочной маски всякий раз здесь выглядывает лукавое и ничуть не страшное
лицо современного ребенка.
Пройслер часто обращается к известным фольклорным сюжетам и,
обрабатывая их в современном духе, утверждает в новых "антитрадиционных"
образах такие непреходящие ценности, как справедливость, верность в дружбе,
стойкость и силу духа. Его маленькая Баба-Яга, которой всего лишь 127 лет,
нарушая все сказочные правила, наказывает только злых и помогает добрым.
Пройслер по-новому пересказывает смешную немецкую народную сказку о городе
дураков Шильде и книжку чешского писателя Йозефа Лады "Кот Микеш".
Сказочник Пройслер пишет также фантастическую повесть "по мотивам" русского
фольклора, и хотя в этой книге, к сожалению, немало путаницы в отношении
хорошо знакомых нам всем образов русской сказки (Баба-Яга, например, скачет
у него на печке, а печка бегает на курьих ножках), герой ее, богатырь, или,
как называет его Пройслер, "Сильный Ваня", совершает все свои подвиги
только из благородного желания помочь тем, кто в беде: переносит на плечах
через реку тяжело нагруженного коня, тянет один баржу, впрягается в плуг
вместо старого крестьянина... Сильный Ваня всегда готов "впрячься за
другого", поделиться едой с солдатом, приложить свою силу к доброму
действию, направленному на благо простого народа. Так понимает Пройслер
"русский дух" и умышленно делает его движущей силой повествования о
подвигах Сильного Вани. "В силу особенностей моей биографии я испытываю
большую привязанность к России. Я люблю вашу страну и ее людей", - говорил
Пройслер, приехав в 1979 году в Москву на Международную встречу детских и
юношеских писателей.
Свою лучшую книгу "Крабат, или Легенды старой мельницы", намного
превосходящую по художественным достоинствам, а также по глубине и
многогранности содержания все остальное, написанное им, Отфрид Пройслер
создал по легендам лужицких сербов (или сорбов) - небольшой славянской
народности, проживающей на территории ГДР по берегам реки Шпрее. Издавна
рассказывали здесь предания о юноше Крабате, победившем Черного Мельника,
колдуна и чернокнижника, и освободившем народ от его злого могущества.
Пройслер, однако, дает в своей книге совсем новую интерпретацию этой темы.
Он рассказывает старинную легенду в интонации реалистической повести о
судьбе мальчика-сироты, жившего в определенную историческую эпоху (в конце
XVII века), в то же время сохраняя ее фантастический и углубляя
психологический план. Черной магии он противопоставляет "другое
волшебство", идущее "из глубины любящего сердца", могуществу зла -
преданность, непреклонность и действенную помощь. И, главное, он вносит в
свою повесть острое современное звучание. Но если в "Сиротке Марысе" Марии
Конопницкой действие и в самом деле происходит в старину и актуальность ее
образов свидетельствует о художественном прозрении поэтессы, то у
Пройслера, наоборот, "старина" - художественный прием для широкого
образного обобщения нынешних актуальных проблем. И вот перед нами опять
голодный, бездомный сирота - мальчик Крабат... Но книга не об этом. Книга
как раз о том, что крыша над головой, сытный обед и даже волшебное
облегчение труда могут, наоборот, стать средством полного духовного
закабаления. Книга о том, способен ли человек противостоять этому
закабалению, этой атмосфере обреченности любого протеста.
Но кто же такой таинственный Незнакомец с полыхающим петушиным пером,
которого сам Мастер величает Господином и которого он боится? Это само Зло,
персонифицированная фигура мирового Зла, представитель ада, а может быть, и
сам его владыка. А Мастер и страшная мельница - лишь один из его "филиалов"
на Земле, в которых процветает Власть Зла, стремящаяся заставить каждого
подавить в себе все доброе из страха за свою жизнь - любовь, доверие,
сочувствие к беде - и вместо этого насадить властолюбие, предательство,
слежку, доносы. Придет время, когда Мастер предложит власть над своим
"филиалом" Крабату, решит передать ему эстафету зла. Но тот откажется. И
мельница, оплот зла, рухнет - доброе начало в человеке победит Власть Зла.
Но пока она не рухнула, Мастер творит зло не только на мельнице, а,
разъезжая по всей стране, сеет его повсюду. Злая сила направлена и против
мира, на поддержку войны: Мастер выступает в роли советника Августа,
курфюрста Саксонского, убеждая его продолжать войну.
И тут в фантастическое повествование вступает сатирическая
антимилитаристская тема. Сцена во дворце курфюрста, где "полковники и
другие офицеры" кричат: "Лишь бы война! Все равно, победа или поражение!",
и глава "Военный оркестр" созвучны по карикатурной манере письма с
изображением солдафонов у Джеймса Крюса ("Рыцарь Зеленжуть", "Ландскнехт во
Фландрии").
Мастер сознательно "работает" над воспитанием подмастерьев "в духе
зла". Чему он учит их в школе чернокнижия? Злому волшебству, дающему
власть. "Это искусство высушить колодец. Так, чтобы уже на другой день в
нем не было ни капли воды..." Мастер провоцирует Крабата, предлагая ему
"как следует наказать Юро", выместить на нем свою боль. Но Крабат на это не
поддается. Так и Михал, когда его терзал Мастер, не захотел жестоко мстить
доносчику Лышко. В этом отказе от цепной реакции зла их сопротивление злу.
Когда-то Мастер погубил своего лучшего друга Ирко - вот она, вершина
зла! И он утверждает, что в его положении так поступил бы каждый.
Волшебство на сей раз заключается в том, что он ставит (в буквальном
смысле) на свое место Крабата, чтобы доказать это. Но он ошибается. Крабат
сумел оказать сопротивление, казалось бы, в безвыходной ситуации - не
выстрелил в друга. В этой истории еще раз находит свое выражение главная
мысль книги: человек, сохранивший лучшие человеческие качества, в том числе
и преданность дружбе, способен противостоять всесилию зла. Хотя иной раз
это стоит ему жизни, как Тонде и Михалу. Мысль эта, как уже говорилось,
была и в книге Крюса "Тим Талер, или Проданный смех", но в "Крабате"
расплата за право оставаться человеком более жестока и беспощадна.
Власть Мастера над подмастерьями безмерно велика. Она распространяется
даже на сны. Он может превращать подмастерьев в воронов, может сам
превращаться в кота, в лису, в старуху, в кого угодно, и следить за каждым.
Может водить по кругу, и этот заколдованный круг возвращает всякого, кто
хочет вырваться и уйти, снова на мельницу.
Но и в этих условиях полного подавления личности люди ведут себя
по-разному: Тонда помогает Крабату, берет на себя все трудности, и
остальные подмастерья этому сочувствуют. Только Лышко усмехается, и - нам
ясно - он донесет. А Юро, прикидываясь дурачком, обливает Лышко помоями.
В какой мере удается каждому из них не подчиниться, остаться самим
собой, внутренне противостоять этой власти? Вот как стоит вопрос в этой
книге. В какой мере может человек сохранить свою личность, не поддаться
тотальному психологическому порабощению? Тот, кто сохраняет эту внутреннюю
самостоятельность, не входит душой до конца в Тайное Братство Зла,
сохраняет сострадание, как Тонда, тот, кто хочет передать другим свой
горький жизненный опыт и попытку сопротивления, рискует жизнью. Его Мастер
(Власть) физически уничтожает, чтобы сохранить власть над душами.
Добрые гномы в "Сиротке Марысе" облегчали работу Петру Скарбеку и его
ребятишкам, чтобы помочь им. Здесь облегчение работы с помощью волшебства -
прием порабощения. Но Тонда пользуется колдовством, чтобы и вправду помочь
Крабату, за что и наказан Мастером смертью. Употреблять волшебство на благо
людям, им в помощь здесь строго запрещено. И только Юро удается это делать,
используя хитрость.
Следующий кандидат - Михал. Он заступается за Витко, и Лышко доносит.
Михал помогает Витко, а значит, как и Тонда, употребляет волшебство на
доброе дело. С такими Мастер расправляется.
Юро тоже направляет волшебство на добро: лечит раны Крабата, посылает
снег на поля крестьян, чтобы не погиб урожай, знает, как проучить злобного
и злорадного Лышко.
Крестьяне просят о милосердии, просят сжалиться, но Мастер грубо им
отказывает, а Лышко травит их псами - это его злое колдовство. И Мастер его
хвалит: "Хорошо придумано, Лышко!" Здесь уже тема добра и зла поставлена
более широко - это доброе или злое отношение к народу, к его бедам и
нуждам. Крабату жаль крестьян, жаль старосту и его спутников, а ведь именно
чувство жалости прежде всего пытается вытравить Мастер у своих
подмастерьев.
И первый сон Крабата о невозможности побега, о безвыходности тоже, как
видно, насылает Юро. Но он же и подсказывает в этом сне Крабату: "Что не
удалось одному, может, еще получится, если взяться вдвоем. Давай попробуем
вместе". Однако, прежде чем довериться Крабату, Юро проверяет его
возможности сочувствия, дружбы, помощи, и тот выдерживает проверку:
превращается вместо Юро в вороного коня. И хотя Мастер строго наказывает за
каждый добрый поступок - чуть не до смерти загнал он Крабата-Вороного, -
эстафета добра не прерывается: Крабат, в свою очередь, будет помогать
Лобошу.
Эстафета доброго отношения втайне передается от одного к другому,
несмотря на слежку, запреты, преследования, наказания, угрозу смерти. Михал
вступился за Витко и поплатился жизнью. Но Крабат перенимает эстафету, и
как когда-то Тонда втайне кивнул ему за столом в первое утро на мельнице,
так и он чуть заметно кивнул Маленькому Лобошу. И тот понял: "здесь, на
мельнице, у него есть друг!" И как Тонда помог когда-то Крабату справиться
в первый день с мучной пылью, так Крабат помогает Лобошу.
В этой повести-сказке многое построено на сказочных троекратных
повторах. Повторяется гибель одного из подмастерьев под Новый год и сцена с
одиннадцатью "призраками" у постели новичка. Повторяется день в каморке с
мучной пылью. Повторяется ритуал приема в подмастерья и сцена приезда
Незнакомца с огненным петушиным пером, сцена у костра в пасхальную ночь и
многое другое. Но повторы эти не точные, а с вариациями, в них есть
движение, развитие, и движение это не по кругу, а в развитии есть
предчувствие перемен. Эти же повторы одновременно и вехи на путях реальной
жизни и на путях эстафеты добра.
Таким образом, это сказка не только по своим фантастическим образам,
но и по своей композиции, и по своему счастливому концу - победа добра над
злом. И в то же время это реалистическая повесть о мальчике-сироте, о
подневольном труде на мельнице, о закрепощении не только физическом, но и
духовном, о реальных людях с различными характерами и разным поведением в
одинаковой ситуации. Но и это не все. У этой фантастической и в то же время
реалистической повести есть и еще один план, делающий ее актуальной
сегодня: противоборство всеподчиняющей власти - внутренний отпор ей всех
тех, кто сочувствует и помогает даже под страхом смерти. "А разве помогать
запрещено? - спрашивает Лобош Крабата. - А что тебе будет, если кто
узнает?" "Не думай об этом, - отвечает Крабат. - Как-нибудь я расскажу тебе
о моих друзьях - о Тонде и о Михале. Обоих уже нет. Если ты меня
выслушаешь, это и будет благодарность". Крабат хочет лишь одного: передать
Лобошу эстафету добра.
Эта повесть-сказка художественно закончена и не является лишь внешней
оболочкой, маской своего "тайного смысла". Но целая цепь глубоких
ассоциаций делает ее фантастической параллелью эпохи фашизма, власти
Гитлера и тоталитаризма вообще. Тем отраднее широкий оптимистический вывод
о возможности человека, пусть не с первой попытки, а ценой опыта многих
погибших, освободить себя и других от его мертвой хватки - вывод о том, что
эстафета добра и сопротивления злу, спроецированному на душу человека,
приводит к счастливому концу.
Три четверти века отделяют повесть-сказку Марии Конопницкой от
фантастической повести Отфрида Пройслера и от рассказа о героях
сопротивления злу Джеймса Крюса. Но не случайно оказались их книги под
одной обложкой. И дело не только в том, что у всех у них в творчестве,
пусть по-разному, переплетаются, накладываются один на другой, сливаются в
гармоничное художественное целое сказочно-фантастический и реалистический
планы повествования, но и, главное, в том, что у всех у них один и тот же
стимул обращаться именно к этому жанру: вера в доброе начало в человеке и в
его победу над реальным злом, даже если оно принимает фантастические
размеры и формы. В жизни такая победа во много раз труднее, и это тоже
отражено в их произведениях.
Но их вдохновляет надежда. И закон народной сказки - "добро побеждает
зло" - мог бы послужить эпиграфом ко всему этому сборнику. Авторы его
передают друг другу из книги в книгу эстафету добра.
А.Исаева
Тухлое яйцо Адольф Бякжелток в его сказке подогревает ненависть сырых
яиц и яиц всмятку к крутым. Железный Щелкун в сказке Верховной бабушки
грозится "стереть в порошок" все орехи.
И "внешность" железного Щелкуна ("несгибаемые железные ноги",
"разевает железную пасть") и "поведение" (раскалывает орехи) дают основание
его очеловечить, включают "социальный" конфликт. Из этого и исходит
фантазия Крюса-сказочника.
Мысль этой сказки идет в том же направлении, что и мысль других
сказок, рассказов, стихов и бесед в книге "Мой прадедушка, герои и я":
героизм нашего времени - это героизм сопротивления замыслам, направленным
на подавление, "раскалывание", "стирание в порошок".
Современен и сам образ "железного Щелкуна" с его железной поступью и
железной всеперемалывающей пастью, с его склонностью к "ржавматизму", с его
бесславным концом на помойке.
У сказки счастливый конец: Щелкун сам кувырнулся вниз головой с
подоконника в сад. Да и тухлое яйцо Адольф Бякжелток кувырнулся вниз с
балкона (того, правда, слегка подтолкнули). Само движение жизни, по мысли
Крюса, - против таких и им подобных. Они, по сути, уже устарели (тот
подвержен "ржавматизму", а этот протух). Надо только помочь этому движению
- проявить стойкость. И герой здесь - "орех Грека": "скольким орехам
продлил он короткий век своей смелой выдумкой и присутствием духа!"
Джеймс Крюс - борец. Он вступил в нелегкий бой с многовековой
традицией в сознании нового поколения Германии. Палочной дисциплине и всем
тем исконным чертам "немецкого воспитания", которые не раз высмеивала
сатира, противостоит в его стихотворении новый учитель Унтермаер - вместо
традиционного с линейкой в руке. Этот учитель воспитывает ребят веселой
шуткой.
Но в книге "Мой прадедушка, герои и я" есть и еще одна, главная,
мудрость в запасе у Старого: "Любовь к людям хоть и выглядит часто
беспомощно и совсем не героически, в конце концов всегда побеждает.
Ненависть может быть хороша и целительна. Тот, кто любит людей, должен
ненавидеть тиранов. Но человеколюбие, просто любовь, больше, величественнее
и прекраснее ненависти".
В октябре 1972 года Крюс побывал с делегацией писателей в Советском
Союзе. В Московском кукольном театре он смотрел спектакль "Тим Талер, или
Проданный смех", в Центральной московской детской библиотеке встречался со
своими читателями. Беседа была удивительно оживленной, веселой и
непосредственной. Крюс рассказывал ребятам, что живет уже много лет на
Канарских островах. Ребята задавали ему самые разные вопросы, и он отвечал
на них с большой эрудицией, юмором и пониманием аудитории.
Крюс был радостно взволнован, узнав, что в Советском Союзе любят его
книги.
Отфрид Пройслер родился в 1923 году. Вернувшись после второй мировой
войны из русского плена, он больше двадцати лет проработал учителем и
директором школы в Баварии. Есть у него сказка про учителя Клингсора -
младшего брата знаменитого волшебника. Этот учитель то на одну минутку
превращает ребят в кривулек, похожих на их каракули, чтобы они поняли,
каково приходится бедным буквам, то заставляет фантастического Чертенка -
Кляксенка слизывать кляксы. И мы можем легко догадаться, каким учителем был
Пройслер, сколько фантазии, выдумки, юмора вкладывал он в воспитание и
обучение младшеклассников. Он и был наверняка тем самым "учителем
Унтермаером" из стихотворения Джеймса Крюса, который учит детей не с
линейкой в руке - вечным орудием немецкого "шульмайстера", а с веселой
шуткой.
И первые книжки Отфрида Пройслера, написанные им в годы учительства, -
"Маленький водяной", "Маленькая Баба-Яга", "Маленькое привидение" -
построены на шутке про традиционные образы немецких сказок: из-под
сказочной маски всякий раз здесь выглядывает лукавое и ничуть не страшное
лицо современного ребенка.
Пройслер часто обращается к известным фольклорным сюжетам и,
обрабатывая их в современном духе, утверждает в новых "антитрадиционных"
образах такие непреходящие ценности, как справедливость, верность в дружбе,
стойкость и силу духа. Его маленькая Баба-Яга, которой всего лишь 127 лет,
нарушая все сказочные правила, наказывает только злых и помогает добрым.
Пройслер по-новому пересказывает смешную немецкую народную сказку о городе
дураков Шильде и книжку чешского писателя Йозефа Лады "Кот Микеш".
Сказочник Пройслер пишет также фантастическую повесть "по мотивам" русского
фольклора, и хотя в этой книге, к сожалению, немало путаницы в отношении
хорошо знакомых нам всем образов русской сказки (Баба-Яга, например, скачет
у него на печке, а печка бегает на курьих ножках), герой ее, богатырь, или,
как называет его Пройслер, "Сильный Ваня", совершает все свои подвиги
только из благородного желания помочь тем, кто в беде: переносит на плечах
через реку тяжело нагруженного коня, тянет один баржу, впрягается в плуг
вместо старого крестьянина... Сильный Ваня всегда готов "впрячься за
другого", поделиться едой с солдатом, приложить свою силу к доброму
действию, направленному на благо простого народа. Так понимает Пройслер
"русский дух" и умышленно делает его движущей силой повествования о
подвигах Сильного Вани. "В силу особенностей моей биографии я испытываю
большую привязанность к России. Я люблю вашу страну и ее людей", - говорил
Пройслер, приехав в 1979 году в Москву на Международную встречу детских и
юношеских писателей.
Свою лучшую книгу "Крабат, или Легенды старой мельницы", намного
превосходящую по художественным достоинствам, а также по глубине и
многогранности содержания все остальное, написанное им, Отфрид Пройслер
создал по легендам лужицких сербов (или сорбов) - небольшой славянской
народности, проживающей на территории ГДР по берегам реки Шпрее. Издавна
рассказывали здесь предания о юноше Крабате, победившем Черного Мельника,
колдуна и чернокнижника, и освободившем народ от его злого могущества.
Пройслер, однако, дает в своей книге совсем новую интерпретацию этой темы.
Он рассказывает старинную легенду в интонации реалистической повести о
судьбе мальчика-сироты, жившего в определенную историческую эпоху (в конце
XVII века), в то же время сохраняя ее фантастический и углубляя
психологический план. Черной магии он противопоставляет "другое
волшебство", идущее "из глубины любящего сердца", могуществу зла -
преданность, непреклонность и действенную помощь. И, главное, он вносит в
свою повесть острое современное звучание. Но если в "Сиротке Марысе" Марии
Конопницкой действие и в самом деле происходит в старину и актуальность ее
образов свидетельствует о художественном прозрении поэтессы, то у
Пройслера, наоборот, "старина" - художественный прием для широкого
образного обобщения нынешних актуальных проблем. И вот перед нами опять
голодный, бездомный сирота - мальчик Крабат... Но книга не об этом. Книга
как раз о том, что крыша над головой, сытный обед и даже волшебное
облегчение труда могут, наоборот, стать средством полного духовного
закабаления. Книга о том, способен ли человек противостоять этому
закабалению, этой атмосфере обреченности любого протеста.
Но кто же такой таинственный Незнакомец с полыхающим петушиным пером,
которого сам Мастер величает Господином и которого он боится? Это само Зло,
персонифицированная фигура мирового Зла, представитель ада, а может быть, и
сам его владыка. А Мастер и страшная мельница - лишь один из его "филиалов"
на Земле, в которых процветает Власть Зла, стремящаяся заставить каждого
подавить в себе все доброе из страха за свою жизнь - любовь, доверие,
сочувствие к беде - и вместо этого насадить властолюбие, предательство,
слежку, доносы. Придет время, когда Мастер предложит власть над своим
"филиалом" Крабату, решит передать ему эстафету зла. Но тот откажется. И
мельница, оплот зла, рухнет - доброе начало в человеке победит Власть Зла.
Но пока она не рухнула, Мастер творит зло не только на мельнице, а,
разъезжая по всей стране, сеет его повсюду. Злая сила направлена и против
мира, на поддержку войны: Мастер выступает в роли советника Августа,
курфюрста Саксонского, убеждая его продолжать войну.
И тут в фантастическое повествование вступает сатирическая
антимилитаристская тема. Сцена во дворце курфюрста, где "полковники и
другие офицеры" кричат: "Лишь бы война! Все равно, победа или поражение!",
и глава "Военный оркестр" созвучны по карикатурной манере письма с
изображением солдафонов у Джеймса Крюса ("Рыцарь Зеленжуть", "Ландскнехт во
Фландрии").
Мастер сознательно "работает" над воспитанием подмастерьев "в духе
зла". Чему он учит их в школе чернокнижия? Злому волшебству, дающему
власть. "Это искусство высушить колодец. Так, чтобы уже на другой день в
нем не было ни капли воды..." Мастер провоцирует Крабата, предлагая ему
"как следует наказать Юро", выместить на нем свою боль. Но Крабат на это не
поддается. Так и Михал, когда его терзал Мастер, не захотел жестоко мстить
доносчику Лышко. В этом отказе от цепной реакции зла их сопротивление злу.
Когда-то Мастер погубил своего лучшего друга Ирко - вот она, вершина
зла! И он утверждает, что в его положении так поступил бы каждый.
Волшебство на сей раз заключается в том, что он ставит (в буквальном
смысле) на свое место Крабата, чтобы доказать это. Но он ошибается. Крабат
сумел оказать сопротивление, казалось бы, в безвыходной ситуации - не
выстрелил в друга. В этой истории еще раз находит свое выражение главная
мысль книги: человек, сохранивший лучшие человеческие качества, в том числе
и преданность дружбе, способен противостоять всесилию зла. Хотя иной раз
это стоит ему жизни, как Тонде и Михалу. Мысль эта, как уже говорилось,
была и в книге Крюса "Тим Талер, или Проданный смех", но в "Крабате"
расплата за право оставаться человеком более жестока и беспощадна.
Власть Мастера над подмастерьями безмерно велика. Она распространяется
даже на сны. Он может превращать подмастерьев в воронов, может сам
превращаться в кота, в лису, в старуху, в кого угодно, и следить за каждым.
Может водить по кругу, и этот заколдованный круг возвращает всякого, кто
хочет вырваться и уйти, снова на мельницу.
Но и в этих условиях полного подавления личности люди ведут себя
по-разному: Тонда помогает Крабату, берет на себя все трудности, и
остальные подмастерья этому сочувствуют. Только Лышко усмехается, и - нам
ясно - он донесет. А Юро, прикидываясь дурачком, обливает Лышко помоями.
В какой мере удается каждому из них не подчиниться, остаться самим
собой, внутренне противостоять этой власти? Вот как стоит вопрос в этой
книге. В какой мере может человек сохранить свою личность, не поддаться
тотальному психологическому порабощению? Тот, кто сохраняет эту внутреннюю
самостоятельность, не входит душой до конца в Тайное Братство Зла,
сохраняет сострадание, как Тонда, тот, кто хочет передать другим свой
горький жизненный опыт и попытку сопротивления, рискует жизнью. Его Мастер
(Власть) физически уничтожает, чтобы сохранить власть над душами.
Добрые гномы в "Сиротке Марысе" облегчали работу Петру Скарбеку и его
ребятишкам, чтобы помочь им. Здесь облегчение работы с помощью волшебства -
прием порабощения. Но Тонда пользуется колдовством, чтобы и вправду помочь
Крабату, за что и наказан Мастером смертью. Употреблять волшебство на благо
людям, им в помощь здесь строго запрещено. И только Юро удается это делать,
используя хитрость.
Следующий кандидат - Михал. Он заступается за Витко, и Лышко доносит.
Михал помогает Витко, а значит, как и Тонда, употребляет волшебство на
доброе дело. С такими Мастер расправляется.
Юро тоже направляет волшебство на добро: лечит раны Крабата, посылает
снег на поля крестьян, чтобы не погиб урожай, знает, как проучить злобного
и злорадного Лышко.
Крестьяне просят о милосердии, просят сжалиться, но Мастер грубо им
отказывает, а Лышко травит их псами - это его злое колдовство. И Мастер его
хвалит: "Хорошо придумано, Лышко!" Здесь уже тема добра и зла поставлена
более широко - это доброе или злое отношение к народу, к его бедам и
нуждам. Крабату жаль крестьян, жаль старосту и его спутников, а ведь именно
чувство жалости прежде всего пытается вытравить Мастер у своих
подмастерьев.
И первый сон Крабата о невозможности побега, о безвыходности тоже, как
видно, насылает Юро. Но он же и подсказывает в этом сне Крабату: "Что не
удалось одному, может, еще получится, если взяться вдвоем. Давай попробуем
вместе". Однако, прежде чем довериться Крабату, Юро проверяет его
возможности сочувствия, дружбы, помощи, и тот выдерживает проверку:
превращается вместо Юро в вороного коня. И хотя Мастер строго наказывает за
каждый добрый поступок - чуть не до смерти загнал он Крабата-Вороного, -
эстафета добра не прерывается: Крабат, в свою очередь, будет помогать
Лобошу.
Эстафета доброго отношения втайне передается от одного к другому,
несмотря на слежку, запреты, преследования, наказания, угрозу смерти. Михал
вступился за Витко и поплатился жизнью. Но Крабат перенимает эстафету, и
как когда-то Тонда втайне кивнул ему за столом в первое утро на мельнице,
так и он чуть заметно кивнул Маленькому Лобошу. И тот понял: "здесь, на
мельнице, у него есть друг!" И как Тонда помог когда-то Крабату справиться
в первый день с мучной пылью, так Крабат помогает Лобошу.
В этой повести-сказке многое построено на сказочных троекратных
повторах. Повторяется гибель одного из подмастерьев под Новый год и сцена с
одиннадцатью "призраками" у постели новичка. Повторяется день в каморке с
мучной пылью. Повторяется ритуал приема в подмастерья и сцена приезда
Незнакомца с огненным петушиным пером, сцена у костра в пасхальную ночь и
многое другое. Но повторы эти не точные, а с вариациями, в них есть
движение, развитие, и движение это не по кругу, а в развитии есть
предчувствие перемен. Эти же повторы одновременно и вехи на путях реальной
жизни и на путях эстафеты добра.
Таким образом, это сказка не только по своим фантастическим образам,
но и по своей композиции, и по своему счастливому концу - победа добра над
злом. И в то же время это реалистическая повесть о мальчике-сироте, о
подневольном труде на мельнице, о закрепощении не только физическом, но и
духовном, о реальных людях с различными характерами и разным поведением в
одинаковой ситуации. Но и это не все. У этой фантастической и в то же время
реалистической повести есть и еще один план, делающий ее актуальной
сегодня: противоборство всеподчиняющей власти - внутренний отпор ей всех
тех, кто сочувствует и помогает даже под страхом смерти. "А разве помогать
запрещено? - спрашивает Лобош Крабата. - А что тебе будет, если кто
узнает?" "Не думай об этом, - отвечает Крабат. - Как-нибудь я расскажу тебе
о моих друзьях - о Тонде и о Михале. Обоих уже нет. Если ты меня
выслушаешь, это и будет благодарность". Крабат хочет лишь одного: передать
Лобошу эстафету добра.
Эта повесть-сказка художественно закончена и не является лишь внешней
оболочкой, маской своего "тайного смысла". Но целая цепь глубоких
ассоциаций делает ее фантастической параллелью эпохи фашизма, власти
Гитлера и тоталитаризма вообще. Тем отраднее широкий оптимистический вывод
о возможности человека, пусть не с первой попытки, а ценой опыта многих
погибших, освободить себя и других от его мертвой хватки - вывод о том, что
эстафета добра и сопротивления злу, спроецированному на душу человека,
приводит к счастливому концу.
Три четверти века отделяют повесть-сказку Марии Конопницкой от
фантастической повести Отфрида Пройслера и от рассказа о героях
сопротивления злу Джеймса Крюса. Но не случайно оказались их книги под
одной обложкой. И дело не только в том, что у всех у них в творчестве,
пусть по-разному, переплетаются, накладываются один на другой, сливаются в
гармоничное художественное целое сказочно-фантастический и реалистический
планы повествования, но и, главное, в том, что у всех у них один и тот же
стимул обращаться именно к этому жанру: вера в доброе начало в человеке и в
его победу над реальным злом, даже если оно принимает фантастические
размеры и формы. В жизни такая победа во много раз труднее, и это тоже
отражено в их произведениях.
Но их вдохновляет надежда. И закон народной сказки - "добро побеждает
зло" - мог бы послужить эпиграфом ко всему этому сборнику. Авторы его
передают друг другу из книги в книгу эстафету добра.
А.Исаева