Пройти широким полем,
   Колосья раздвигая,
   Подставив спину жарким солнечным лучам,
   И пить, ладонями черпая
   Воду холодного ручья,
   Блаженно лечь на траву,
   Душою отдыхая,
   Взяв на ладонь живого муравья...
   ...Кстати, насчет "душою отдыхая".
   М-р Хаггард категорически высказал пожелание по проведению праздника: чтобы все было выдержано в пастельных тонах, и если никак нельзя обойтись без шумных развлечений (Размечтался! Дети - и без шума!), то пусть это будут веселые и безобидные детские игры, и боже упаси что-либо похожее на "хэви-металл" обед с балетной викториной!
   Гости уже в полном составе (см. выше "ретро"-карнавал) расположились на открытой лужайке. Скорее это был склон большого холма, на вершине которого стоял загородный дом Хаггардов, а у подножия его лежало давешнее озеро, возле которого резвились дети.
   Они играли на причале лодочной станции, стилизованной под речной вокзал. От него только что отшвартовался старинный пароход с двумя большими гребными колесами. Труба дымила вовсю, колеса поднимали тучу брызг, искрившихся в лучах клонившегося к закату солнца. На капитане был белый китель и огромная фуражка с золотым крабом-кокардой. Боцман свистел в дудку, матросы бегали по палубам, как обезьяны, на верхней палубе дамы с зонтиками и веерами степенно беседовали со своими кавалерами, которые не выпускали изо рта... нет, не трубки и гаванские сигары, а самые настоящие, первосортные... леденцы на палочке!
   Та часть публики, которой не хватило билетов на этот рейс, каталась вокруг парохода на увешанных гирляндами разноцветных лодках. А между лодками, как угорелый, носился сам виновник торжества - Томми на своем подводном глиссере, поднимая высокую волну и ныряя время от времени.
   Лодки качались, публика радостно визжала, пароход басовито гудел, а капитан, естественно, отдавал всем честь.
   Одним словом, детишки веселились вовсю и не мешали отдыхать взрослым, а те лениво потягивали коктейли, вели непринужденные светские беседы о всяких пустяках, некоторые сидели кто за легкими столиками в креслах-качалках, а кто - прямо на траве, а один старый генерал, расстегнув свой китель, прилег маленько вздремнуть под ласковым солнцем.
   М-р Хаггард присоединился к центральной группе гостей, перецеловав гирлянду ручек (миссис Хаггард, миссис Моррисон, миссис Пэтрофф и другие не менее достойные особы) и пожав руки их спутникам (себе, как сопровождающему миссис Хаггард, он пожал руку мысленно).
   - Какой сегодня прекрасный вечер, друзья! - воскликнул он, будто бы не содержал у себя на службе ораву синоптиков и не имел никакого понятия о моделировании климата, - Как я рад вас здесь всех видеть! А где же наши милые дети?
   - По-моему, они решили устроить Трафальгарскую битву, - ответила ему миссис Хаггард, - Наш именинник, того и гляди, протаранит дредноут под командованием адмирала Пэтроффа-младшего.
   - Вряд ли, - возразил ей отец "адмирала", - С таким боцманом, как сын м-ра Моррисона, и с такой бравой командой они сами кого хочешь возьмут на абордаж!
   "Это точно, - подумал м-р Хаггард, - У этой милой семейки подрастает на нашу голову вылитый - в папашу - Билли Бонс. Эва как лихо раздает он подзатыльники направо и налево. Его счастье, что капитан "вне его компетенции"! А то бы Ваня быстро ему накостылял: сразу и за Цусиму, и за Порт-Артур, и за Курилы с Южным Сахалином!"
   - Чем сегодня Вы нас порадуете, м-р Хаггард? - мило улыбнулась ему миссис Моррисон, - В этом пикнике есть также что-то от "ретро"?!
   - Вы можете мне не поверить, но я не знаю программы вечера, - не моргнув глазом, соврал м-р Хаггард. Он прекрасно знал, что представление должно быть грандиозным в пику шабашу Моррисона, - По-моему, никакой программы и не предвидится. Давайте просто отдыхать, благо денек выдался неплохой, и будем надеяться, что коктейли не иссякнут.
   Приглашение было, разумеется, излишним - гости и так развлекались, кто во что горазд: одни уселись и расписали пульку на встроенном в барный столик дисплее, другие затеяли игру на объемном гравитационном биллиарде. Дамы же мило судачили, наблюдая за играми мужчин, комментируя их удачи и промахи.
   Среди приглашенных были лучшие поэты, певцы и художники. Последние рисовали световыми карандашами на люминесцентных пластинах образы милых дам и веселые шаржи на их кавалеров.
   Когда же кому-то захотелось провести конкурс на лучший рисунок, то самым прекрасным единодушно был признан портрет миссис Пэтрофф. И не удивительно!
   Тридцатипятилетняя Оксана Петрова была в зените женской красоты и своей мягкой статью и среднерусским спокойным очарованием буквально околдовывала и завораживала всех без исключения мужчин.
   Ее огромные васильково-дымчатые глаза излучали одновременно сразу две совершенно несовместимые для здравого европейского разума вещи наполненные непостижимым смыслом: неправдоподобную и доступную лишь богам мудрость и доброту с языческой страстью и девичьим милым лукавством!
   В одном-единственном взгляде соединить материнскую заботливую строгость и юного бесшабашного бесенка могла лишь эта загадочная и недоступная гиперборейская Венера!
   Увидев ее впервые, м-р Хаггард в буквальном смысле остолбенел, словно от удара молнией, до того она была красива и так непохожа на всех окружавших его женщин. И вследствие такого впечатления от жены м-ра Пэтроффа, в м-ре Хаггарде безмерно росло уважение к самому м-ру Пэтроффу. И в самом деле, какими же необычайными достоинствами должен обладать мужчина, чтобы владеть безраздельно такой женщиной?!
   Этой Акуле Империализма было невдомек, что для этого достаточно было быть порядочным и добрым, каким, несомненно, и был м-р Пэтрофф.
   "Эх, махнул бы не глядя все свое барахло (включая жену) на эту богиню, - с русской тоской и буржуазной завистью подумал бедный м-р Хаггард, - но, к сожалению, это невозможно. Впрочем, у них есть шестилетняя дочь, так что, когда подрастет мой Томми, заложим программу в стратегический компьютер и устроим им ненавязчивое знакомство. Это единственный шанс прикоснуться губами к этому божественному созданию. Я думаю, невестка не откажет в поцелуе своему любимому свекру. А тещу как бы заодно облобызаю!" - и, охваченный радостным предчувствием этой дальней, но радужной перспективы, он с интересом включился в следующий конкурс на лучший шарж.
   Шаржи, благодаря встроенным в пластины компьютерам, были мультиплицированы, и все искренне смеялись по очереди над каждым следующим приключением изображенных на них героев, в которых без труда узнавали сами себя.
   Лучшим был признан шарж на вздремнувшего генерала. На рисунке он задорно храпел, лежа кверху пузом на склоне холма. В это время к нему подкрались юные дамы и стали его раздевать. Генерал на это отреагировал причмокиванием и облизыванием губ и, не просыпаясь, стал приставать к девицам (при помощи синтезированного компьютером голоса) с риторическими замечаниями: "Мамочка, я не хочу с тобой играть, дай мне поспать перед боем!", или: "Мамочка, обратись с этим вопросом к моему адъютанту!"
   Таким макаром его раздели догола и начали облачать уже в предметы женского туалета: огромные кружевные панталоны, корсет, чепчик и туфли на шпильках.
   На чепчик прикрепили козырек и кокарду от фуражки, на корсет, который никак не хотел сходиться на животе, нацепили все (то есть много) генеральские ордена, поверх всего одели портупею с аксельбантом и огромной саблей (покажи ее современному генералу, он бы долго соображал, что это за селедка!), а на туфли пришпилили шпоры.
   Потом каждая из шалуний со знанием дела крепко поцеловала его, оставляя "дэ факто" по всему лицу следы губной помады (не обойдя вниманием лысину), и, выстроившись в ряд по росту, стали ждать его благосклонного пробуждения.
   Для того чтобы это ожидание не превысило разумные пределы, самая юная из них элегантно и шаловливо пощекотала у него в носу травинкой. Генерал на этот легкий флирт ответил бравым чихом, милостивым пробуждением и приятным удивлением при виде столь почетного караула.
   Сделав им ручкой, он мельком взглянул на часы. Не заметив, что они женские, генерал ужаснулся, вскочил и вприпрыжку побежал принимать парад своих доблестных войск, не забыв вернуться и пригласить дам следовать за ним.
   И вот кульминация...
   Войска построены во-фрунт, каски блестят, на лицах солдат отражено мужество и решительность. Подъезжает генеральский экипаж, и из него выходит сам генерал со своей свитой.
   Солдаты стойко крепятся, чтобы не прыснуть, и едят глазами почетный эскорт; генерал обходит войска, выпятив грудь (под корсетом, естественно) и, оставшись довольным выправкой своей армии, гаркает пискливым (хорошо поставленным) голосом:
   - Здорово, молодцы!
   А те, как положено, отвечают ему:
   - Здравия желаем, ваше превосходительство!
   Но вместо троекратного "Ура!" из их раскрытых глоток несется задорное ржание. Им звонко вторят дамы и, задрав юбки, начинают отплясывать канкан, а генерал, довольный собой, поглаживает себя по животу, помадой на солнце сверкая...
   Вот какой веселый шарж!
   Одна юная, а значит еще непочтительная к старости гостья, отсмеявшись, тут же предложила осуществить это действие в натуре, но м-р Хаггард ловко отшутился, сославшись на нереальность быстро достать для этого саблю и босоножки сорок пятого размера!
   Получив такой грубый и негалантный отказ, избалованная вниманием особь, пардон, особа потребовала сатисфакции в виде веселой музыки.
   Гости ее поддержали, и м-р Хаггард пошел им навстречу и объявил (по подсказке информатора, естественно):
   - Сегодня у нас в гостях сверхпопулярнейший, малоизвестный и находящийся в подполье, запрещенный во всем мире и его окрестностях, только что вернувшийся из-за границы нашей области, камерный диксиленд "Террариум" во главе со своим бессменным вдохновителем и автором текстов Пьером Присыпкиным, известным в широких кругах неформальной общественности под псевдонимом Майкл Массажная Щетка!
   Взору гостей предстал легендарный коллектив. Он был облачен в лучшие костюмы, надеваемые только по великим праздникам на работу нищими на паперть.
   Мэтр был длинноволос и сутул и светился блаженной улыбкой юродивого.
   В одной руке у него было заказное, коллекционное банджо, а другой он плавно поводил над головой, выпятив два пальца на манер старообрядцев (кто не знает, объясняю: сей знак глаголет "вива!", прошу не путать с "козой" металлистов).
   Вдоволь благословив всех присутствующих своей дланью, он интригующе прохрипел:
   - Я - водитель трамвая!
   На что его последователи ответили энергичными хлопками и улюлюканьем.
   Когда восторги утихли, Майкл Прищепкин изрек:
   - Я в этот гимн вложил философию своего бытия, наперекор толпы презренья!
   После чего вдарил по струнам и под аккомпанемент расстроенных трещоток и гнусавых флейт монотонно завыл:
   Я - водитель трамвая!
   Что грохочет по улицам сонным!
   Но трамвай мой ведет
   Поводок - электрический провод!
   Мимо окон, что свыклись
   И не видят мое отраженье,
   Сотни раз промелькнувшее в их диафрагмах!
   Хватит сладко дремать!
   Я возьму руль, которого нет
   И направо сверну
   Там, где рельсы свернули налево!
   И асфальт затрещит,
   Подчиняясь колесам стальным!
   А на улице тихой
   Проснутся деревья,
   Удивленно глядя
   На невиданную колесницу
   Мне плевать, что нельзя!
   И что мне говорят каждый день!
   Я хочу изменить свой маршрут
   И увидеть другие углы тех домов,
   Что сумел разбудить
   И забрызгать гудроном!
   Я добился всего, что хотел!
   Только жаль, что повис токосъемник
   Он больше не нужен!
   С последним аккордом Пьер Расческин, мотнув головой, отпустил слушателям прощальный поклон, так что волосы упали ему на грудь, и начал пятиться, увлекая за собой своих сотоварищей, что явилось знаком его скромности и английского воспитания. (На самом деле это была его давняя привычка - удаляться раньше, чем начнут бить.)
   - Какой скромный и очаровательный молодой человек! В его глазах есть нечто демоническое! - воскликнула миссис Хаггард и захлопала в ладоши, - Но я ничего не поняла из того, о чем он пел.
   - Смысл его декларации объясняется довольно просто, - подсказал ей м-р Моррисон, ядовито ухмыляясь, - Видимо, эта песня была написана на одной из отсталых планет, где в руки оператора допотопного средства коммуникации попался детский журнал "Юный схемотехник", после чего ему удалось избирательно усовершенствовать свою колымагу, введя автономный энергоблок, телепатическое управление и заменить рудименты колес на более прогрессивную гравитационную подушку. И, радуясь такому прогрессу в своей застойной стороне, он с азиатской непосредственностью поет о том, что ему впервой пришло на ум и что он видит окрест!
   - Все равно он очень милый и обаятельный! - заявила миссис Хаггард и обратилась к мужу: - А теперь, дорогой, я хочу послушать что-нибудь про любовь!
   - У нас в гостях как раз находится известный шансонье, автор любовных баллад и лирических песен - Степан Здоровый! - ответил ей м-р Хаггард и указал на щуплого паренька, прижимавшего к груди гитару.
   Юноша вышел в импровизированный круг и тихо сказал:
   - Я спою свою последнюю песню, написанную мной вчера.
   Так же тихо зазвучала его гитара, и приятным баритоном бард запел:
   Устав от юности потерь,
   Забыв прекрасную мечту,
   Я запер за собой очередную дверь,
   Где не нашел святую доброту...
   Растратив времени мешок,
   Отдав традициям долги,
   Я выпил, морщась, счастия глоток,
   Заев, давясь, большим куском тоски...
   Найдя в кармане лишь пятак,
   Упав в объятья суеты,
   Я понял, что мой дом кабак,
   Торгующий коктейлем пустоты...
   Нажив на совести мигрень,
   Пропив последнюю мораль,
   Я выжил и прозрел в тот черный день,
   Когда меня втоптала в грязь родная дрянь...
   И получив для бодрости пинка,
   Влетев в расчетную любовь,
   Я говорил себе: "Терпи, пока
   не наступил кладбищенский покой..."
   И оплатив по векселям сполна,
   Узнаешь, что всему виной она!
   Певец умолк и горько заплакал.
   - Да, что-то грустные песни поют наши барды, - м-р Моррисон смахнул слезу, - И что-то имена у них странные. Уж не соотечественники ли это м-ра Пэтроффа?
   - К сожалению, Вы правы, м-р Моррисон, - констатировал этот факт м-р Пэтрофф, - Среди талантливых людей иногда встречается необъяснимое неприятие окружающего их мира. Чаще всего это происходит на почве нервного срыва. Виной тому может быть личная трагедия, досадное непонимание и черствость окружающих, или же промахи в нашем воспитании. Ничего, перебесятся и вернутся на Родину, как не раз уже случалось.
   - Пьер вряд ли вернется, - сказала миссис Моррисон.
   - Возможно, - согласился с ней м-р Пэтрофф, - Лет так триста назад его еще стали б слушать, а сейчас, я думаю, ему будет трудно найти себе у нас аудиторию. Ведь и у вас он держится, как я понимаю, лишь благодаря интенсивной рекламе...
   ...Здесь автор не выдержал и тоже заплакал.
   Вот уже три недели как эти три точки сиротливо стоят в конце текста, как три маленьких цветочка на могилке, где, возможно, будет похоронено это еще не родившееся дитя, которое, несмотря на всю его ублюдочность, так дорого автору, его народившему!
   И если Вы спросите, почему автор предполагает такую мрачную перспективу своему детищу, то рискуете узнать, что его опасения небезосновательны.
   Посудите сами.
   Что надо для успешного завершения этой затянувшейся истории?
   Может быть - великий талант? Но каждый человек безоговорочно талантлив. Только в одних случаях в нем надо этот талант безжалостно разбудить или, в худшем случае, откопать его, если он сам этого сделать не может, а быть может, и не желает.
   Тогда, может быть, - изжить дефицит свежих мыслей?
   Опять же - нет!
   В нашем мире и в наше время происходят такие удивительные вещи и такие исключительные события, что достаточно не полениться, а всего лишь оглянуться вокруг, и черпай до бесконечности, сколько тебе влезет, первосортное вдохновение. Ведь жизнь преподносит нам такие невообразимые выверты, что десять мудрецов вряд ли смогут их описать и подвергнуть систематизации в ближайшие отчетно-календарные периоды!
   А может быть, всему виной хроническая нехватка времени, со ссылками на объективные причины?
   И опять не угадали!
   При современной-то интенсивности броуновского движения в рамках нашего существования никак нельзя прикрывать нехваткой Хроноса свою дремучую ленность.
   Время, как величина растяжимая, при правильной организации и планировании от достигнутого, может квантоваться до бесконечности, и ошибается тот, кто наивно считает, что в сутках всего 24 часа!!!
   На самом деле это величина переменная и может принимать различные достоинства, как в большую, так и в меньшую сторону.
   Опираясь на вышесказанное, и, несмотря на большую загруженность, автор никак не может объяснить свою беспомощность нехваткой времени.
   И хотя помимо необъяснимой тяги и приверженности к графоманству автор работает официально по меньшей мере на двух работах, и, раз не боится об этом всенародно заявить, значит на самом деле он на них работает, а часть работ он умудряется выполнять дома, во время еды, активного отдыха и сна. Время от времени (в свободное от человеческих потребностей) он регулярно просматривает газеты, смотрит телевизор, перечитывает любимые книги и слушает разнообразную музыку, и все равно он находит время для своего любимого дела - словоблудия
   Здесь надо на минуту остановиться и принести искренние объяснения по поводу сего маловразумительного заявления, сделанного в духе небезызвестного остзейского барона.
   А если кто не совсем правильно понимает, как можно спать и одновременно с этим работать (прошу не путать с вечным сном на рабочем месте!), то:
   - представьте, вы сладко спите, а вам звонят по телефону через каждые пятнадцать минут, ваши партнеры по совместной борьбе (работе), и вы, не просыпаюсь, деловито отдаете распоряжения, обещания, заверения и согласования;
   - представьте, вы спите, а ваши магнитофоны пишут, и только время от времени, подсознательно и инстинктивно услышав, что сработал "автостоп"; вы, не просыпаясь, встаете, меняете кассету, и опять благополучно ложитесь спать.
   По поводу же работы во время еды и отдыха здесь нет смысла пускаться в подробные разъяснения, так как основная часть работы автора имеет четко выраженную интеллектуальную основу: жевать и думать одновременно еще никто никому не смог запретить!
   Одним словом, автор прекрасно находит время для работы над своим эпохальным романом. И место - тоже.
   Основная масса этих страниц написана в отдельном личном кабинете (единственное место в квартире, где можно курить), имеющемся во всех отдельных однокомнатных квартирах (а у меня как раз имеется в личном и безраздельном пользовании стандартная восемнадцатиметровая хрущевка). Здесь автору прекрасно работается, сидя на водобачковом агрегате, как горному орлу на вершине Кавказа. Здесь, кстати, написаны и все его столь несовершенные стихи (вирши).
   Самая лучшая часть страниц написана в общественном транспорте (удобней всего пишется в электричке). Один раз в автобусе дальнего следования водитель принял меня или же за контролера, а может, и за шпиона-диверсанта, и, поддавшись обуявшему его негодованию и избытку шоферского патриотизма, стал вести свой верный ЛиАЗ по прекрасному ровному шоссе так ловко, что всю дорогу меня швыряло из сторону в сторону так, что потом целую неделю я разбирал, что же это я сочинил в той шоссейно-прифронтовой обстановке.
   Наиболее длинные абзацы написаны ночью, также как и этот никому не нужный монолог (сейчас на часах 03:05 час/мин московского времени).
   Одним словом, если чего захотеть, то это всегда можно найти.
   Так может быть, автор боится, что его труд будет напрасен и никогда не увидит свет его издание?
   Вот чего нет, того нет!
   Если б я этого боялся, то и не взялся бы за дело. А раз вы это сейчас читаете, то видите, насколько я был в этом прав ("Скромный ты наш!").
   А если честно, прежде чем бояться, надо сначала роман написать до конца, а потом - бойся себе на здоровье.
   Не скрою, немаловажную роль в этом беспрецедентном моем упорстве и бредовом занятии сыграло расширение демократии и гласности и вместе с ними - твердая надежда на светлое будущее даже для столь недостойного и похабного произведения, как роман "Акулу съели!"
   "Так чего ж тебе еще надо! - воскликнет возмущенный читатель, - если у тебя нет никаких проблем, валяй дальше про нашего ненавистного м-ра Хаггарда! И хватит сопли распускать, работать надо!"
   (Ха, я забыл сказать вам, какое сегодня число - 03 час. 20 мин. 01.05.88 года!)
   Ну ладно, не буду больше вас мучить и прямо скажу, кто мешает мне работать. "Шерше ля фам!", как говорят великие знатоки этой лягушатины, которых именуют в просторечии просто галлами...
   Хр-р-р-р! 02.05.88 г. - 00 час. 32 мин.
   Итак, ищите преступника!
   Где он? Кто он? Вот он!
   Он ко мне приближается, он сейчас начнет мне мешать! А-а-а-а-а-а-а-а-а!
   - Не смей трогать пишущую машинку! Я хочу работать! Я не хочу спать! Господи, почему я не родился евнухом! Почему я не помер маленьким! Почему даже в праздник от меня требуют подвигов! Пусти меня, чудовище...
   02.12.88 г, - 08 час. 17 мин. (Кризис миновал. Бобик сдох. Мурзик сбег. И полгода не прошло!)
   ...Крик ужаса разорвал тишину и взвился, казалось, в само поднебесье.
   Чудовище было огромно и зело противно.
   Три его головы, каждая размером с хороший фургон, были оснащены полным комплектом необходимого ассортимента средств нападения и отвращения.
   Четыре ряда зубов по краям пастей переходили в ядовитые шипы, усеивающие всю поверхность тела страшилища. Между шипами были разбросаны в беспорядке многочисленные ужасные глаза, торчавшие на концах коротких, гибких отростков, и множество всевозможных плевательных желез.
   Глаза, каждый в отдельности, выглядывали что-то свое, а железы аритмично, но дружно плевались в разные стороны кислотой, слезоточивым газом и горючей смесью.
   Из пастей, время от времени, со свистом вылетали пятиметровые языки, усеянные острыми крюками и присосками, оглушительно щелкали и сворачивались в спирали.
   Само чудовище, постепенно и с неотвратимостью, поднималось из-под воды прямо перед носом пароходика, который, казалось, начинал уменьшаться. И это ощущение все более усиливалось по мере того, как чудовище соизволивало вылазить.
   Паника на палубе парохода переросла в патологию.
   Описывать же состояние ребятишек, сидевших в прогулочных лодчонках, не имеет смысла, так как оно было идентично воодушевлению, с которым олимпийский экипаж посредством академической гребли стремится к финишу.
   В данном случае финиш располагался на всем протяжении береговой линии коварного озера, куда, естественно, и устремились юные финишмены.
   Но их устремлениям не суждено было сбыться...
   Под ужасное клацанье зубов, свист и щелканье языков, под шипение плевков ужасной рептилии со всех сторон из воды на лодки ринулись всевозможные кошмарные твари, повсеместно состоящие из щупалец, зубов, хвостов и слизи.
   Самое удивительное состояло в том, что эти твари появлялись в буквальном смысле слова из воды, то есть не выныривали, а превращались, прямо на глазах, из прозрачных голубых брызг в отвратительно копошащиеся и алчущие химеры.
   Надо отдать должное детишкам.
   При всем ужасе происходящего, они не растерялись и, продолжая истошно орать и визжать от страха, они стали, что было мочи, молотить по гадам чем попало.
   Гадам попало основательно, по первое число, в полной мере зонтами, веслами и букетами цветов.
   Небезынтересно, что данный отпор был на удивление эффективен, и в скором времени вода в озере стала окрашиваться в красный цвет.
   Но Гады все лезли и лезли...
   Водяному дракону также досталось, но не веслом, которое вряд ли можно было найти на колесном пароходе, а от доблестного капитана.
   Ваня достал свой огромный капитанский маузер и стал бить влет по центральной голове, да так метко, что после каждого выстрела обязательно лопался один, а то и два чудовищных глаза.
   Но их у пучеглаза было много, и, несмотря на все старания доблестных ребятишек, нечистая сила брала над ними верх...
   Все вышеописанное заняло по времени не более одной минуты, и родители бедных детей не успели ничего предпринять, а только могли видеть с вершины холма со страхом и изумлением, как милое тихое озеро превратилось в кипящий кровавый котел...
   И вот, в этот самый леденящий душу момент, между водяным драконом и паровым колесоходиком вынырнул глиссер именинника.
   Томми, закаленный в космических сражениях (вспомним давешний полигон), сходу нажал на все гашетки (их было целых две) и изверг одновременно во все три головы ракетно-лазерный залп (из ультразвуковой пушки), мгновенно стерший с гада всю гадскую атрибутику (шипы, глаза и железы).
   Не ко времени облысевший и ослепший дракон пустился было наутек от столь грозного противника, но Томмик не думал на этом закончить косметическо-профилактический демонтаж страшилища и пустился за ним вдогонку. Видя, что их лидеру угрожает обструкция с девальвацией, все остальные твари, рожденные коварным озером, ринулись за глиссером Томмика.
   И тут началось!
   Ошпаренный и больной дракон начал прыгать и кувыркаться в воде, стараясь оторваться от противника, но Томмик, лидирующий в группе преследования, не отставал и лупил из всех стволов не только вслед болезному, но и назад - по многочисленной группе захвата.