– Ага, еще один человечек, – произнес эльф, кривя тонкие губы, – еще один маленький славненький неуклюжий человечек. За то, что ты ударил меня в спину, я убью тебя очень больно, человечек. Да, а чем ты меня ударил?
Взгляд эльфа скользнул по полу – должно быть в поисках тяжелого массивного предмета, долбанувшего его в спину и сбившего с ног. На полу ничего не было и я, воспользовавшись удивлением Меннегерна, перешел в атаку. Отвечать на его угрозы я не стал, берег дыхание. Мне казалось, что моя атака будет неотразимой, но эльф непостижимо быстро сместился в сторону и заявил:
– Медлительный человечек. Да еще и хромой. Сейчас я его убью и мы еще поиграем, дитя. Верно?
Эрствин, который отполз в угол к Лериане и в изнеможении сидел, прислонившись к ее ногам, только вздохнул, даже не делая попыток подняться – настолько он обессилел.
Я снова попытался атаковать – и снова безрезультатно, Меннегерн легко уходил. Он не парировал удары, а уклонялся, изучая, должно быть, мою манеру ведения боя. Я понял, что ему на это не потребуется много времени и по-настоящему испугался. Справиться с Меннегерном мне было явно не по силам. Я принялся атаковать, беспорядочно нанося удары, поскольку надеялся, что эльф все же устал после сегодняшних подвигов, но мой противник был быстр и подвижен. И выглядел даже, пожалуй, свежее, чем я… Однако я продолжал атаковать, уповая только на чудо. И в конце концов эльф не уклонился, а поднял клинок, парируя мой удар. Сам не знаю, каким чудом я догадался, что сейчас наши мечи наконец-то встретятся и вложил в этот удар всю силу, какую только мог. Звон, скрежет – внезапно князь, не сдержав моего удара, полетел на пол. И рухнул поблизости от скорчившихся в углу ребятишек. С неожиданной прытью Эрствин бросился к эльфу и всадил ему меч в бок. Я занес клинок, Эрствин тоже приготовился повторить свой выпад, как вдруг эльф как-то странно отскочил в сторону, вывернулся из-под наших мечей и бросился вон из комнаты…
Если бы я мог хоть немного соображать, то обязательно прихватил бы что-то вроде костыля, да просто надежную палку, на которую можно было бы опираться при ходьбе. Ну, какое-нибудь сломанное копье, или топор, что ли… Но я так спешил, в ужасе ожидая, что ворота захлопнутся передо мной, что кто-то вдруг на меня нападет… Я сам не могу сказать, чего я боялся – но накативший вдруг безотчетный страх гнал и гнал меня подальше от горящего Дашстеля… И я пополз – по мокрым вонючим стволам, втоптанным тысячами ног в болотную жижу. Эта жижа – мерзкая, вонючая полужидкая субстанция, вязкая и тягучая, выступала между досок и бревен, которые образовывали дорожный настил, мазала, пятнала меня, словно намереваясь пометить навеки, наложить несмываемое клеймо: “Ты мой, ты вечный раб памяти о болотах, вечный раб страха перед болотами, вечный, вечный, вечный…” Но я полз, стиснув зубы, размеренно перебирая окровавленными ладонями – полз.
Все, что было потом, слилось в памяти в один сплошной безликий ряд, среди невнятных серых образов которого яркими знаками выделялись отдельные редкие воспоминания. Помню, как на рассвете я обнаружил мертвого Вздоха. Я подполз к нему. У сержанта было перерезано горло, но это меня совсем не взволновало. Я мельком оглядел его вывернутые карманы – разумеется, ничего ценного там не было. Но я знал, где у Вздоха в полу нижней рубахи зашита серебряная монета и отыскал ее. Еще я позаимствовал кое-что из его одежды…
Чуть позже мне встретился местный крестьянин, выбравшийся спозаранку по каким-то своим делам. Увидев меня, он в ужасе убежал… Потом и вовсе – никаких членораздельных воспоминаний. Не помню, как я выбрался на твердую почву. Не помню, сколько часов – или дней? – я полз, когда смог встать…Самым странным во всей истории моего странствия из Болотного Края в Геву было то, что меня никто не добил. Должно быть, в этом пути мне не встретилось никого, кто счел бы, что усилия, затраченные на это, хоть как-то окупятся… Да. Не следует думать, что люди по своей природе злы и жестоки. Если злодейство не сулит прибыли – его не совершают. Равно как и доброе дело…
Словом, я выжил. Найдя какую-то нору в лесу, я отлеживался там, пока не смог снова ходить, опираясь на палку, и не привел в порядок остатки одежды – после этого я рискнул войти в первый попавшийся городишко и нанял комнату на постоялом дворе. Свой серебряный келат я потратил на то, чтобы вернуть человеческий облик, насколько это было возможно. Разумеется, со шрамами на левой половине лица уже ничего поделать было нельзя, как и предупреждал Энгер. Люди при виде меня шарахались или – кто покрепче – просто отворачивались. Но я, по крайней мере, купил себе нормальную одежду по росту. И главное – плащ. Широкий плащ с капюшоном.
В новом наряде, напоминающем одежду ученика мага, я вернулся в Ренприст. Стражу в воротах не волновало мое скрытое капюшоном лицо, как обычно, привратников интересовал только уплаченный мной медный грош. В “Очень старом солдате” я вообще не рискнул появляться – мало ли, что произошло за время моего отсутствия, вдруг кто-то уже успел возвратиться и представить дело таким образом, что предатель – я… А если еще вспомнить о моей неважной репутации, возвращение становилось очень опасным. Словом я наведался к тому попику, отцу Ренки. Он не сразу узнал меня… А когда я по его просьбе откинул капюшон, добрый священник изменился в лице. Он без всяких разговоров отдал мое барахло, и благословил на дорогу – разумеется, намек был ясен. Теперь-то я уже знаю, как люди реагируют на мои шрамы и стараюсь без нужды не показывать их…
…И больше в моей судьбе не было ничего интересного – я вернулся в Ливду, потому что мне больше некогда было возвращаться. Я открыл меняльную лавку, потому что не знал другого мирного ремесла. Я стал прятать мое лицо, потому что оно не нравилось никому. И я стал скрывать мой Дар, потому что он не принес мне счастья…
Я двинулся по свежим пятнам крови, прислушиваясь и размышляя, как бы я поступил на месте моего противника. Логичнее всего было бы постараться сбежать на коне, но, возможно, Меннегерн уже не питает надежд пережить эту ночь и хочет только мести? Тогда он где-то рядом. К тому же, куда ему бежать? До утра городские ворота не отопрут. Я обратил внимание на то, что перед следующей дверью пятна крови расположены несколько гуще, эльф задержался здесь. Возможно, обдумывал план засады? Или нет? Я нагнулся, поднял меч сэра Вальнта и швырнул оружие в проход… Кажется, за стеной послышался слабый шорох. Так… Значит Меннегерн дернулся, но, увидев, что это не я, сдержал удар? Возможно. Тогда я выставил меч перед собой и заговорил:
– Эй, эльф! Что-то ты не так храбр, а? Боишься меня, верно? Это тебе не с мальчишкой драться! А-а, я понял – ты хочешь ударить меня исподтишка. Я знаю, это у вас, нелюдей, любимый способ… Особенно у эльфов княжеского рода!
Все было рассчитано верно – такого оскорбления Меннегерн не мог снести, он бросился из-за двери на меня, нанося одновременно удар. Я этого ждал и встретил его встречным движением меча. Наши клинки со скрежетом столкнулись – и снова Меннегерн не сдержал моего удара и отлетел обратно в проход. Теперь я шагнул за ним, занося оружие. Эльф опять успел подняться, двигался он все еще потрясающе быстро. Он снова попытался парировать и снова оказался сбит с ног. Я вновь шагнул следом, чтобы продолжать атаковать, не давая Черному Ворону опомниться. Теперь эльф не думал о засаде и новой схватке. Сила моих ударов его напугала, а он явно ослаб от полученных ран. Я продолжал наступать, но Меннегерну опять удалось вывернуться. Опередив меня на шаг, он повернулся и снова бросился бежать… Все, что я успел – это метнуться ему наперерез, перекрывая путь к лестнице. Эльф нырнул в другой коридор, я за ним, он снова куда-то свернул. Багровых пятен на полу, там где пробежал эльф, уже не было – должно быть, он успел каким-то образом справиться с кровотечением. Я понял, что отстаю и испугался, что могу заблудиться в этих незнакомых анфиладах. Разумнее будет возвратиться к главному входу, решил я. Вряд ли князь рискнет снова напасть на детей… Я вернулся к лестнице.
Спустившись на первый этаж, я осторожно двинулся к выходу. Какую бы дорогу ни выбрал эльф, моя все же будет короче и я успею его перехватить. Об умении эльфов ориентироваться в незнакомых метах ходят легенды, но в любом случае – я двигался прямым путем и должен был успеть к выходу первым. Мне показалось, что я разглядел какое-то движение во мраке в дальнем конце коридора – там, где был переход в левое крыло Большого дома. На всякий случай я запер главную дверь и опустил массивный ключ в карман. Затем двинулся туда, где приметил мелькнувшую тень. Справа от меня вдруг послышалась возня и неясное мычание. Я было дернулся, но потом ухмыльнулся и прошел мимо – это был всего лишь связанный мной солдат, запертый в каморке… А вскоре я снова обнаружил на полу свежие влажные пятна – у Меннегерна открылось кровотечение.
Эльфа я нашел у той самой двери, через которую Эрствин провел меня недавно в архив. Каким-то чудом князь определил, что именно здесь находится выход… Откуда нелюдю было знать, что эта дверь ведет наружу?.. Одному Гилфингу известно.
Засов он бы открыл, но дверь-то была запечатана моей магией. Сил искать другой путь к бегству у эльфа уже не было. Он сидел в луже крови и ждал. Увидев меня, он медленно встал и поднял меч. В тесном коридорчике его быстрота мало значила – да у него и не было прежней прыти… На третьем выпаде мне удалось отбить клинок эльфа в сторону и всадить меч ему в грудь. Умер он сразу.
Удостоверившись, что эльф мертв, я побрел обратно к главному входу. Там уже были Эрствин с Лерианой. Я молча протянул мальчику ключ.
– Эльф мертв? – спросил Эрствин, отпирая дверь.
– Да, умер от твоего удара, – соврал я, – кровью истек.
Мне ни к чему была слава победы над Ужасом-из-Мрака, а для Эрствина этот выигранный поединок был необычайно важен. Да и кто я такой, чтобы убивать Меннегерна из Семи Башен?.. Ведь не барон же какой-нибудь? Честно говоря, я и приврал-то совсем немного, эльфа в самом деле погубила рана, нанесенная парнем. Эрствин внимательно посмотрел на меня – на моем мече была свежая кровь – но промолчал. Умный мальчик.
Мы вышли на крыльцо – коня не было. Крюк у двери был гол, словно купец после встречи с ребятами Обуха… Ни следов, ни вообще каких-либо признаков того, что вороной жеребец вообще существовал… Вот и все. Я в изнеможении опустился на крыльцо. Эрствин сел рядом. Лериана, кажется, так и не решилась выйти из дверей дома Совета…
Прошло полчаса, а может час. Начало светать… Издалека послышался многоголосый шум приближающейся толпы. Эрствин поднялся на ноги, а мне уже было все равно. Шум нарастал и вскоре на площадь перед домом Совета из переулка выплеснули вооруженные люди в имперской красно-желтой форме. На многих одежда была порвана и перепачкана, некоторые были ранены. Матросы с имперских галер. Перед собой они толкали и волокли нескольких обезоруженных стражников. Я узнал Лысого. Ни разу, должно быть, Колю так не доставалось с тех пор, как он стал сержантом. Честно говоря, я разглядывал его сердитую физиономию, украшенную свежими кровоподтеками, с некоторым злорадством. Выкрикивая ругательства, солдаты окружили крыльцо. Эрствин поднял руку – и внезапно шум стих. Удивительно…
– Эй, солдаты! – звонкий голос моего приятеля звучал удивительно уверенно и даже грозно, я с изумлением глядел на Эрствина снизу вверх. – Мне все известно! Вас обманули предатели и чернокнижники, готовившие заговор против Совета, преданного Императору! Они призвали на помощь чародея Меннегерна из Семи Башен!.. Однако тот, кто играет с Тьмой, обречен!.. Все изменники также пали, сраженные рукой эльфа!.. И Совет также уничтожен! Убит и мой отец, барон Леверкойский, пытавшийся помешать злодеям! И теперь я, Эрствин Леверкойский, по праву императорского вассала, беру этот город под свою руку!
Голос Эрствина сорвался, но он перевел дух и продолжил:
– Солдаты! Вы поможете мне навести порядок в Ливде и ручаюсь, что сегодня же к вечеру вам будет сполна выплачено жалование! Да здравствует Император!
Красно-желтые ответили дружным ревом. Идиотизм. По-моему, все, сказанное Эрствином, было идиотизмом – а это значит, что все выйдет по его слову. Совет и значительная часть стражи перебиты в эту ночь, то есть власти в городе фактически нет. А Большой дом будет занят имперцами и Эрствин – что да, то да, – в самом деле прямой вассал Императора… Правда, пока не ясно, кто сейчас Император и кому свежеиспеченному барону надлежит принести присягу, но кого это волнует здесь и сейчас? К тому же он убил Меннегерна, отомстив за Совет и избавив Ливду от трехсотлетнего ужаса. Сегодня же весть о его подвигах облетит город. Он молод, он не замешан ни в чем постыдном… Да, Гангмар возьми, он вообще ни в чем не замешан – у него нет врагов и завистников! Все складывается одно к одному…
И с другой стороны, кто бы ни занял императорский престол – Алекиан ли, Велитиан – он будет благодарен сэру Эрствину Леверкойскому, вернувшему город в лоно Империи, тогда как другие провинции отпадают одна за другой. Самое меньшее, на что может рассчитывать юный победитель – это возвращение собственного замка, большая награда и огромный почет… А еще вернее – пост графа в Ливде. Прощайте, самоуправление и привилегии города!
Я встал и побрел прочь. Эрствин окликнул меня:
– Эй, Хромой, ты куда? Вернись, слышишь?! Хромой, я отблагодарю тебя, я даже добьюсь, чтобы ты получил дворянский титул, слышишь? Слышишь?
– Спасибо, сэр Эрствин, – оборачиваясь, негромко ответил я, – но я пойду… Мне ведь скоро лавку открывать…
Эпилог
– Извини, Хиг, я не хочу сейчас об этом говорить, устал я очень. Я тебе потом расскажу, обещаю. Ладно?
– Ну, ладно, если так, – неожиданно легко согласился Коротышка, – тогда пойду я. Не буду, значит, мешать… Ну… Мне еще за Конем в каталажку – выкупать его у стражи. Я к тебе потом загляну…
Я пожелал ему успеха и посоветовал торговаться смело, новому правителю города нужны деньги и он согласится на льготных условиях освободить арестантов… Эрствину в самом деле понадобится серебро, чтобы расплатиться с имперскими солдатами… А до прошлых преступлений уже никому нет дела, вся Ливда гудит слухами о Черном Вороне. Хиг поблагодарил меня за совет и попрощался. Уже в дверях он обернулся и спросил:
– Да, Хромой, а почему ты все время капюшон натягивал? Я вот все смотрю… Ни с чего вроде прятаться тебе…
Я только сейчас понял, что сижу с открытым лицом… И нормально себя при этом чувствую… Странно… И нога совсем не болит… Чудеса.
Потом были еще Лысый, потом мой сосед из переулка Заплаток – волновался, говорит, что я не ночевал дома, ведь придумал же повод… Потом еще был приказчик из заведения Тотриника с каким-то надуманным вопросом… Потом были другие… И еще меня посетил сэр Эрствин, “барон Леверкойский, владетель Трайский, сеньор Гайна и судья Велемека” (так мне было сказано предварявшим его оруженосцем) с кузиной. Да, круто, ничего не скажешь. Эрствин был мрачным и, каким-то… взрослым, что ли… Он выгнал из лавки всех, кроме Лерианы, и долго молчал. Я все ждал, что его милость изволит мне сказать, но он так и не нашел нужных слов. Потом встал и сказал:
– Хромой, хочешь в новый Совет?
Мальчик сидел на краешке стула – того самого стула, на котором он прежде, удобно развалясь, ел яблоки – и глядел на меня почти умоляюще, мой прежний Эрствин, а не “владетель Трайский, сеньор Гайна и судья Велемека”. Да, внутри судьи Велемека по-прежнему скрывался славный мальчишка… Но я-то был уже другим.
– Нет, сэр Эрствин, – совершено серьезным тоном ответил я, – это слишком много для бедного менялы.
– Спасибо тебе, Хромой, – быстро выпалил Эрствин и быстро выскочил из лавки, можно сказать – убежал.
Его сестрица выскользнула следом, так и не издав ни звука… Правда, она на меня смотрела. Оказалось, что у нее такие огромные глаза… Можете представить себе, какого размера могла бы быть медная монета достоинством в два келата? Вот такие примерно…
Потом были еще люди… Много. И мои прежние, знакомые клиенты, и новые… Меняльная лавка у Восточных ворот, оказывается, пользовалось в городе бешеной популярностью… А под вечер даже заглянул Конь. Мясник все же сбежал из города – так сказал мне громила, а Неспящий умер в темнице. Хотя бы эта история, кажется, закончилась…
Да, Ролох здесь. Он теперь всегда здесь. Он стар и больше не ходит с отрядом, теперь его дом в “Очень старом солдате”, он числится официальным магом заведения… И я легко узнаю старика, он обычно сидит у камина – крупный такой, с огромной седой бородой, как у гнома…
– …Чем могу быть полезен, юноша? – гулко откашлявшись, спросил меня знаменитый маг.
– Не могли бы вы, мастер, глянуть на мое оружие?..
Старик взял меч из моих рук, признаться, я отдал оружие с неохотой, мне всегда тяжело расставаться с этим мечом. Ролох, что-то ворча в бороду, принялся изучать клинок, поворачивая его так и этак.
– …Что-нибудь можете сказать о чарах, которые на него наложены?
– Ну, – промолвил Ролох Белый через несколько минут, – меч любопытный. Странный металл… Сталь, наверняка. Не высокого качества, но странная. Необычный оттенок. И, юноша, я должен тебя разочаровать – никаких заклинаний здесь нет. Клинок чист.
– Как никаких заклинаний? Но… – я был разочарован. Я был, очень мягко говоря, разочарован.
– Да, – кивнул старик, – никаких. В этом оружии вообще нет магии. Но, безусловно, интересный металл… Я, пожалуй, мог бы приобрести этот клинок для своей коллекции… Хотите два келата, юноша? Поверьте, это хорошая цена…
Боюсь, я выхватил меч из рук мага слишком поспешно. И невежливо. Чтобы загладить свою грубость, я поспешно сказал:
– Простите меня, мастер, но меч не продается. Он мне… слишком дорог…
“Вообще нет магии”!.. Много он понимает!.. Много они все понимают!..
В конце концов, я забросил поиски и вернулся к своей работе в лавке. Кстати, после появления в городе Меннегерна несколько партий искателей приключений отправились в Семь Башен. Вернулись оттуда далеко не все. Слухи об исчезнувших людях ходили разные, а я думаю так – их прикончили конкуренты. Но, так или иначе, о золоте эльфов никто ничего не слышал. Клад так и не нашли. Мне тоже предлагали принять участие в такой прогулке в Семь Башен, мол, у меня “есть опыт” – я отказался. Зачем? У меня имеется свое дело, пусть не слишком прибыльное, но зато я сам себе хозяин… Даже Обух оставил меня в покое.
Мне нравится моя работа, я люблю эти кругляшки со знакомыми профилями. Иногда, скажу вам по секрету, мне начинает казаться, что люди и нелюди на реверсах монет вот-вот заговорят со мной, расскажут свои истории…
Да и что такое вообще наша жизнь? Меняльная лавка, не более. Мы приходим сюда, сжимая в руках монеты – старые, полустертые монеты. Кто-то когда-то пустил их в оборот… Мы уже не помним, кто и когда. Эти монеты нельзя съесть или надеть, они не обогреют в зимнюю ночь и не дадут света – но мы упрямо цепляемся за них, мы верим, что знаем им цену… Мы знаем им цену.
Снова и снова приносим мы сюда наши древние ценности и номинал уже с трудом читается на затертой от частого употребления поверхности монет: Любовь, Мужество, Верность, Отвага, Честь… Волнуясь, протягиваем мы монеты меняле и ждем его слова, как приговора. Нам так нужно услышать, что мы не ошиблись и верно угадали, чего стоят наши медяки – Любовь, Мужество, Верность, Отвага, Честь… С чего мы взяли, что знаем им цену?.. Мы знаем им цену.
Снова и снова приходим мы в меняльную лавку, мы приносим ее хозяину свои дряхлые ценности, мы просим оценить, взвесить, обменять… Любовь, Мужество, Верность, Отвага, Честь… Мы дорожим нашими медяками. Мы расплачиваемся ими по счетам. Мы меняем их один на другой. Но не наживаем ничего. Такова наша жизнь – меняльная лавка…
Взгляд эльфа скользнул по полу – должно быть в поисках тяжелого массивного предмета, долбанувшего его в спину и сбившего с ног. На полу ничего не было и я, воспользовавшись удивлением Меннегерна, перешел в атаку. Отвечать на его угрозы я не стал, берег дыхание. Мне казалось, что моя атака будет неотразимой, но эльф непостижимо быстро сместился в сторону и заявил:
– Медлительный человечек. Да еще и хромой. Сейчас я его убью и мы еще поиграем, дитя. Верно?
Эрствин, который отполз в угол к Лериане и в изнеможении сидел, прислонившись к ее ногам, только вздохнул, даже не делая попыток подняться – настолько он обессилел.
Я снова попытался атаковать – и снова безрезультатно, Меннегерн легко уходил. Он не парировал удары, а уклонялся, изучая, должно быть, мою манеру ведения боя. Я понял, что ему на это не потребуется много времени и по-настоящему испугался. Справиться с Меннегерном мне было явно не по силам. Я принялся атаковать, беспорядочно нанося удары, поскольку надеялся, что эльф все же устал после сегодняшних подвигов, но мой противник был быстр и подвижен. И выглядел даже, пожалуй, свежее, чем я… Однако я продолжал атаковать, уповая только на чудо. И в конце концов эльф не уклонился, а поднял клинок, парируя мой удар. Сам не знаю, каким чудом я догадался, что сейчас наши мечи наконец-то встретятся и вложил в этот удар всю силу, какую только мог. Звон, скрежет – внезапно князь, не сдержав моего удара, полетел на пол. И рухнул поблизости от скорчившихся в углу ребятишек. С неожиданной прытью Эрствин бросился к эльфу и всадил ему меч в бок. Я занес клинок, Эрствин тоже приготовился повторить свой выпад, как вдруг эльф как-то странно отскочил в сторону, вывернулся из-под наших мечей и бросился вон из комнаты…
* * *
Я довольно четко помню, как покинул замок. У самых ворот я вдруг отчего-то заволновался, что не смогу вырваться наружу… Почему? Створки были распахнуты настежь, поблизости не было ни одного живого человека, только несколько трупов – почти все болотники, застигнутые врасплох и не сумевшие отстоять ворота… Схватка уже сместилась к горящему замку, там по-прежнему в дыму раздавались вопли и звон оружия. Скорее всего, исход схватки был все еще сомнителен, но мной владела только одна мысль – бежать… Я так заторопился, что снова попытался подняться и даже сделал два шага – собственно, я не шел, а просто перебирал ногами в падении…Но успел все же схватиться руками за массивную скобу на створке прежде, чем свалился. Под моим весом створка еще немного повернулась в ржавой петле, издав ужасающий визг. Перебирая руками по осклизлой влажной древесине и медленно переставляя ноги, я выбрался наружу и, едва оставил опору и сделал шаг по дороге, как тут же свалился. Левая нога окончательно отказалась выдерживать вес тела…Если бы я мог хоть немного соображать, то обязательно прихватил бы что-то вроде костыля, да просто надежную палку, на которую можно было бы опираться при ходьбе. Ну, какое-нибудь сломанное копье, или топор, что ли… Но я так спешил, в ужасе ожидая, что ворота захлопнутся передо мной, что кто-то вдруг на меня нападет… Я сам не могу сказать, чего я боялся – но накативший вдруг безотчетный страх гнал и гнал меня подальше от горящего Дашстеля… И я пополз – по мокрым вонючим стволам, втоптанным тысячами ног в болотную жижу. Эта жижа – мерзкая, вонючая полужидкая субстанция, вязкая и тягучая, выступала между досок и бревен, которые образовывали дорожный настил, мазала, пятнала меня, словно намереваясь пометить навеки, наложить несмываемое клеймо: “Ты мой, ты вечный раб памяти о болотах, вечный раб страха перед болотами, вечный, вечный, вечный…” Но я полз, стиснув зубы, размеренно перебирая окровавленными ладонями – полз.
Все, что было потом, слилось в памяти в один сплошной безликий ряд, среди невнятных серых образов которого яркими знаками выделялись отдельные редкие воспоминания. Помню, как на рассвете я обнаружил мертвого Вздоха. Я подполз к нему. У сержанта было перерезано горло, но это меня совсем не взволновало. Я мельком оглядел его вывернутые карманы – разумеется, ничего ценного там не было. Но я знал, где у Вздоха в полу нижней рубахи зашита серебряная монета и отыскал ее. Еще я позаимствовал кое-что из его одежды…
Чуть позже мне встретился местный крестьянин, выбравшийся спозаранку по каким-то своим делам. Увидев меня, он в ужасе убежал… Потом и вовсе – никаких членораздельных воспоминаний. Не помню, как я выбрался на твердую почву. Не помню, сколько часов – или дней? – я полз, когда смог встать…Самым странным во всей истории моего странствия из Болотного Края в Геву было то, что меня никто не добил. Должно быть, в этом пути мне не встретилось никого, кто счел бы, что усилия, затраченные на это, хоть как-то окупятся… Да. Не следует думать, что люди по своей природе злы и жестоки. Если злодейство не сулит прибыли – его не совершают. Равно как и доброе дело…
Словом, я выжил. Найдя какую-то нору в лесу, я отлеживался там, пока не смог снова ходить, опираясь на палку, и не привел в порядок остатки одежды – после этого я рискнул войти в первый попавшийся городишко и нанял комнату на постоялом дворе. Свой серебряный келат я потратил на то, чтобы вернуть человеческий облик, насколько это было возможно. Разумеется, со шрамами на левой половине лица уже ничего поделать было нельзя, как и предупреждал Энгер. Люди при виде меня шарахались или – кто покрепче – просто отворачивались. Но я, по крайней мере, купил себе нормальную одежду по росту. И главное – плащ. Широкий плащ с капюшоном.
В новом наряде, напоминающем одежду ученика мага, я вернулся в Ренприст. Стражу в воротах не волновало мое скрытое капюшоном лицо, как обычно, привратников интересовал только уплаченный мной медный грош. В “Очень старом солдате” я вообще не рискнул появляться – мало ли, что произошло за время моего отсутствия, вдруг кто-то уже успел возвратиться и представить дело таким образом, что предатель – я… А если еще вспомнить о моей неважной репутации, возвращение становилось очень опасным. Словом я наведался к тому попику, отцу Ренки. Он не сразу узнал меня… А когда я по его просьбе откинул капюшон, добрый священник изменился в лице. Он без всяких разговоров отдал мое барахло, и благословил на дорогу – разумеется, намек был ясен. Теперь-то я уже знаю, как люди реагируют на мои шрамы и стараюсь без нужды не показывать их…
…И больше в моей судьбе не было ничего интересного – я вернулся в Ливду, потому что мне больше некогда было возвращаться. Я открыл меняльную лавку, потому что не знал другого мирного ремесла. Я стал прятать мое лицо, потому что оно не нравилось никому. И я стал скрывать мой Дар, потому что он не принес мне счастья…
* * *
Я быстро глянул на Эрствина – тот стоял, прислонившись к стене, и тяжело дышал. Толку от парня сейчас было немного и я решил идти за эльфом в одиночку. Я подошел к двери и прислушался – ничего, шаги Меннегерна давно стихли. Найти-то его будет несложно – убегая, он оставил порядочный кровавый след. Проблема в том, что хитрый эльф может устроить засаду…Я двинулся по свежим пятнам крови, прислушиваясь и размышляя, как бы я поступил на месте моего противника. Логичнее всего было бы постараться сбежать на коне, но, возможно, Меннегерн уже не питает надежд пережить эту ночь и хочет только мести? Тогда он где-то рядом. К тому же, куда ему бежать? До утра городские ворота не отопрут. Я обратил внимание на то, что перед следующей дверью пятна крови расположены несколько гуще, эльф задержался здесь. Возможно, обдумывал план засады? Или нет? Я нагнулся, поднял меч сэра Вальнта и швырнул оружие в проход… Кажется, за стеной послышался слабый шорох. Так… Значит Меннегерн дернулся, но, увидев, что это не я, сдержал удар? Возможно. Тогда я выставил меч перед собой и заговорил:
– Эй, эльф! Что-то ты не так храбр, а? Боишься меня, верно? Это тебе не с мальчишкой драться! А-а, я понял – ты хочешь ударить меня исподтишка. Я знаю, это у вас, нелюдей, любимый способ… Особенно у эльфов княжеского рода!
Все было рассчитано верно – такого оскорбления Меннегерн не мог снести, он бросился из-за двери на меня, нанося одновременно удар. Я этого ждал и встретил его встречным движением меча. Наши клинки со скрежетом столкнулись – и снова Меннегерн не сдержал моего удара и отлетел обратно в проход. Теперь я шагнул за ним, занося оружие. Эльф опять успел подняться, двигался он все еще потрясающе быстро. Он снова попытался парировать и снова оказался сбит с ног. Я вновь шагнул следом, чтобы продолжать атаковать, не давая Черному Ворону опомниться. Теперь эльф не думал о засаде и новой схватке. Сила моих ударов его напугала, а он явно ослаб от полученных ран. Я продолжал наступать, но Меннегерну опять удалось вывернуться. Опередив меня на шаг, он повернулся и снова бросился бежать… Все, что я успел – это метнуться ему наперерез, перекрывая путь к лестнице. Эльф нырнул в другой коридор, я за ним, он снова куда-то свернул. Багровых пятен на полу, там где пробежал эльф, уже не было – должно быть, он успел каким-то образом справиться с кровотечением. Я понял, что отстаю и испугался, что могу заблудиться в этих незнакомых анфиладах. Разумнее будет возвратиться к главному входу, решил я. Вряд ли князь рискнет снова напасть на детей… Я вернулся к лестнице.
Спустившись на первый этаж, я осторожно двинулся к выходу. Какую бы дорогу ни выбрал эльф, моя все же будет короче и я успею его перехватить. Об умении эльфов ориентироваться в незнакомых метах ходят легенды, но в любом случае – я двигался прямым путем и должен был успеть к выходу первым. Мне показалось, что я разглядел какое-то движение во мраке в дальнем конце коридора – там, где был переход в левое крыло Большого дома. На всякий случай я запер главную дверь и опустил массивный ключ в карман. Затем двинулся туда, где приметил мелькнувшую тень. Справа от меня вдруг послышалась возня и неясное мычание. Я было дернулся, но потом ухмыльнулся и прошел мимо – это был всего лишь связанный мной солдат, запертый в каморке… А вскоре я снова обнаружил на полу свежие влажные пятна – у Меннегерна открылось кровотечение.
Эльфа я нашел у той самой двери, через которую Эрствин провел меня недавно в архив. Каким-то чудом князь определил, что именно здесь находится выход… Откуда нелюдю было знать, что эта дверь ведет наружу?.. Одному Гилфингу известно.
Засов он бы открыл, но дверь-то была запечатана моей магией. Сил искать другой путь к бегству у эльфа уже не было. Он сидел в луже крови и ждал. Увидев меня, он медленно встал и поднял меч. В тесном коридорчике его быстрота мало значила – да у него и не было прежней прыти… На третьем выпаде мне удалось отбить клинок эльфа в сторону и всадить меч ему в грудь. Умер он сразу.
Удостоверившись, что эльф мертв, я побрел обратно к главному входу. Там уже были Эрствин с Лерианой. Я молча протянул мальчику ключ.
– Эльф мертв? – спросил Эрствин, отпирая дверь.
– Да, умер от твоего удара, – соврал я, – кровью истек.
Мне ни к чему была слава победы над Ужасом-из-Мрака, а для Эрствина этот выигранный поединок был необычайно важен. Да и кто я такой, чтобы убивать Меннегерна из Семи Башен?.. Ведь не барон же какой-нибудь? Честно говоря, я и приврал-то совсем немного, эльфа в самом деле погубила рана, нанесенная парнем. Эрствин внимательно посмотрел на меня – на моем мече была свежая кровь – но промолчал. Умный мальчик.
Мы вышли на крыльцо – коня не было. Крюк у двери был гол, словно купец после встречи с ребятами Обуха… Ни следов, ни вообще каких-либо признаков того, что вороной жеребец вообще существовал… Вот и все. Я в изнеможении опустился на крыльцо. Эрствин сел рядом. Лериана, кажется, так и не решилась выйти из дверей дома Совета…
Прошло полчаса, а может час. Начало светать… Издалека послышался многоголосый шум приближающейся толпы. Эрствин поднялся на ноги, а мне уже было все равно. Шум нарастал и вскоре на площадь перед домом Совета из переулка выплеснули вооруженные люди в имперской красно-желтой форме. На многих одежда была порвана и перепачкана, некоторые были ранены. Матросы с имперских галер. Перед собой они толкали и волокли нескольких обезоруженных стражников. Я узнал Лысого. Ни разу, должно быть, Колю так не доставалось с тех пор, как он стал сержантом. Честно говоря, я разглядывал его сердитую физиономию, украшенную свежими кровоподтеками, с некоторым злорадством. Выкрикивая ругательства, солдаты окружили крыльцо. Эрствин поднял руку – и внезапно шум стих. Удивительно…
– Эй, солдаты! – звонкий голос моего приятеля звучал удивительно уверенно и даже грозно, я с изумлением глядел на Эрствина снизу вверх. – Мне все известно! Вас обманули предатели и чернокнижники, готовившие заговор против Совета, преданного Императору! Они призвали на помощь чародея Меннегерна из Семи Башен!.. Однако тот, кто играет с Тьмой, обречен!.. Все изменники также пали, сраженные рукой эльфа!.. И Совет также уничтожен! Убит и мой отец, барон Леверкойский, пытавшийся помешать злодеям! И теперь я, Эрствин Леверкойский, по праву императорского вассала, беру этот город под свою руку!
Голос Эрствина сорвался, но он перевел дух и продолжил:
– Солдаты! Вы поможете мне навести порядок в Ливде и ручаюсь, что сегодня же к вечеру вам будет сполна выплачено жалование! Да здравствует Император!
Красно-желтые ответили дружным ревом. Идиотизм. По-моему, все, сказанное Эрствином, было идиотизмом – а это значит, что все выйдет по его слову. Совет и значительная часть стражи перебиты в эту ночь, то есть власти в городе фактически нет. А Большой дом будет занят имперцами и Эрствин – что да, то да, – в самом деле прямой вассал Императора… Правда, пока не ясно, кто сейчас Император и кому свежеиспеченному барону надлежит принести присягу, но кого это волнует здесь и сейчас? К тому же он убил Меннегерна, отомстив за Совет и избавив Ливду от трехсотлетнего ужаса. Сегодня же весть о его подвигах облетит город. Он молод, он не замешан ни в чем постыдном… Да, Гангмар возьми, он вообще ни в чем не замешан – у него нет врагов и завистников! Все складывается одно к одному…
И с другой стороны, кто бы ни занял императорский престол – Алекиан ли, Велитиан – он будет благодарен сэру Эрствину Леверкойскому, вернувшему город в лоно Империи, тогда как другие провинции отпадают одна за другой. Самое меньшее, на что может рассчитывать юный победитель – это возвращение собственного замка, большая награда и огромный почет… А еще вернее – пост графа в Ливде. Прощайте, самоуправление и привилегии города!
Я встал и побрел прочь. Эрствин окликнул меня:
– Эй, Хромой, ты куда? Вернись, слышишь?! Хромой, я отблагодарю тебя, я даже добьюсь, чтобы ты получил дворянский титул, слышишь? Слышишь?
– Спасибо, сэр Эрствин, – оборачиваясь, негромко ответил я, – но я пойду… Мне ведь скоро лавку открывать…
Эпилог
В тот же день.
Кто только ни побывал тогда в моей скромной лавочке… Спозаранку заявился Коротышка, рассказал много интересного – что Мясник, нарушив соглашение, напал на Хибары, отбил свою Денареллу и скрылся. Разумеется, жизнь не роман и об “отсеченной главе злодея Гонгала” не было и речи, Обух был в порту в назначенный час… В порту тоже была драка, вернее, настоящая битва, когда пьяные матросы столкнулись с людьми Рыбака, охранявшими место сходки… В общем, так или иначе, почти все парни Тощего перебиты, а за Гедором сейчас охотятся лучшие люди Рыбака… Только вряд ли они поймают Мясника, он парень оборотистый и, наверное, уже нашел способ сбежать из Ливды. Потом Хиг предпринял несколько вялых попыток узнать что-то о моем участии в ночных событиях – должно быть, это и было истинной целью его прихода. Обух желал узнать ценную информацию из первых рук.– Извини, Хиг, я не хочу сейчас об этом говорить, устал я очень. Я тебе потом расскажу, обещаю. Ладно?
– Ну, ладно, если так, – неожиданно легко согласился Коротышка, – тогда пойду я. Не буду, значит, мешать… Ну… Мне еще за Конем в каталажку – выкупать его у стражи. Я к тебе потом загляну…
Я пожелал ему успеха и посоветовал торговаться смело, новому правителю города нужны деньги и он согласится на льготных условиях освободить арестантов… Эрствину в самом деле понадобится серебро, чтобы расплатиться с имперскими солдатами… А до прошлых преступлений уже никому нет дела, вся Ливда гудит слухами о Черном Вороне. Хиг поблагодарил меня за совет и попрощался. Уже в дверях он обернулся и спросил:
– Да, Хромой, а почему ты все время капюшон натягивал? Я вот все смотрю… Ни с чего вроде прятаться тебе…
Я только сейчас понял, что сижу с открытым лицом… И нормально себя при этом чувствую… Странно… И нога совсем не болит… Чудеса.
Потом были еще Лысый, потом мой сосед из переулка Заплаток – волновался, говорит, что я не ночевал дома, ведь придумал же повод… Потом еще был приказчик из заведения Тотриника с каким-то надуманным вопросом… Потом были другие… И еще меня посетил сэр Эрствин, “барон Леверкойский, владетель Трайский, сеньор Гайна и судья Велемека” (так мне было сказано предварявшим его оруженосцем) с кузиной. Да, круто, ничего не скажешь. Эрствин был мрачным и, каким-то… взрослым, что ли… Он выгнал из лавки всех, кроме Лерианы, и долго молчал. Я все ждал, что его милость изволит мне сказать, но он так и не нашел нужных слов. Потом встал и сказал:
– Хромой, хочешь в новый Совет?
Мальчик сидел на краешке стула – того самого стула, на котором он прежде, удобно развалясь, ел яблоки – и глядел на меня почти умоляюще, мой прежний Эрствин, а не “владетель Трайский, сеньор Гайна и судья Велемека”. Да, внутри судьи Велемека по-прежнему скрывался славный мальчишка… Но я-то был уже другим.
– Нет, сэр Эрствин, – совершено серьезным тоном ответил я, – это слишком много для бедного менялы.
– Спасибо тебе, Хромой, – быстро выпалил Эрствин и быстро выскочил из лавки, можно сказать – убежал.
Его сестрица выскользнула следом, так и не издав ни звука… Правда, она на меня смотрела. Оказалось, что у нее такие огромные глаза… Можете представить себе, какого размера могла бы быть медная монета достоинством в два келата? Вот такие примерно…
Потом были еще люди… Много. И мои прежние, знакомые клиенты, и новые… Меняльная лавка у Восточных ворот, оказывается, пользовалось в городе бешеной популярностью… А под вечер даже заглянул Конь. Мясник все же сбежал из города – так сказал мне громила, а Неспящий умер в темнице. Хотя бы эта история, кажется, закончилась…
* * *
Спустя два месяца.
Ренприст. “Очень старый солдат”. Я вступил под знакомые своды, стараясь выглядеть уверенным в себе и в меру любопытным чужаком… да меня и в самом деле никто здесь не узнавал, хотя я на каждом шагу видел знакомые лица. Несмотря на то, что капюшон я больше не носил, никто меня не вспомнил. Управляющий, мастер Энгер, поинтересовался целью моего посещения. Я ответил, что, мол, собираюсь просить о консультации мастера Ролоха Белого, известного колдуна, о котором говорят, что ему нет равных в знании зачарованного оружия.Да, Ролох здесь. Он теперь всегда здесь. Он стар и больше не ходит с отрядом, теперь его дом в “Очень старом солдате”, он числится официальным магом заведения… И я легко узнаю старика, он обычно сидит у камина – крупный такой, с огромной седой бородой, как у гнома…
– …Чем могу быть полезен, юноша? – гулко откашлявшись, спросил меня знаменитый маг.
– Не могли бы вы, мастер, глянуть на мое оружие?..
Старик взял меч из моих рук, признаться, я отдал оружие с неохотой, мне всегда тяжело расставаться с этим мечом. Ролох, что-то ворча в бороду, принялся изучать клинок, поворачивая его так и этак.
– …Что-нибудь можете сказать о чарах, которые на него наложены?
– Ну, – промолвил Ролох Белый через несколько минут, – меч любопытный. Странный металл… Сталь, наверняка. Не высокого качества, но странная. Необычный оттенок. И, юноша, я должен тебя разочаровать – никаких заклинаний здесь нет. Клинок чист.
– Как никаких заклинаний? Но… – я был разочарован. Я был, очень мягко говоря, разочарован.
– Да, – кивнул старик, – никаких. В этом оружии вообще нет магии. Но, безусловно, интересный металл… Я, пожалуй, мог бы приобрести этот клинок для своей коллекции… Хотите два келата, юноша? Поверьте, это хорошая цена…
Боюсь, я выхватил меч из рук мага слишком поспешно. И невежливо. Чтобы загладить свою грубость, я поспешно сказал:
– Простите меня, мастер, но меч не продается. Он мне… слишком дорог…
“Вообще нет магии”!.. Много он понимает!.. Много они все понимают!..
* * *
А вороного жеребца я потом искал. Очень долго и очень старательно. Но проклятая скотина словно сквозь землю провалилась! Более того, многие, кто, судя по моим воспоминаниям, должен был видеть странного коня, уверяли меня, что не помнят его. Ладно, если один человек – тогда бы я знал, что это он и увел лошадку… Но не мог же сговориться добрый десяток моих знакомых… Или мог? А может, коня и в самом деле не было?.. Или, вернее сказать, коня не должно было быть.В конце концов, я забросил поиски и вернулся к своей работе в лавке. Кстати, после появления в городе Меннегерна несколько партий искателей приключений отправились в Семь Башен. Вернулись оттуда далеко не все. Слухи об исчезнувших людях ходили разные, а я думаю так – их прикончили конкуренты. Но, так или иначе, о золоте эльфов никто ничего не слышал. Клад так и не нашли. Мне тоже предлагали принять участие в такой прогулке в Семь Башен, мол, у меня “есть опыт” – я отказался. Зачем? У меня имеется свое дело, пусть не слишком прибыльное, но зато я сам себе хозяин… Даже Обух оставил меня в покое.
Мне нравится моя работа, я люблю эти кругляшки со знакомыми профилями. Иногда, скажу вам по секрету, мне начинает казаться, что люди и нелюди на реверсах монет вот-вот заговорят со мной, расскажут свои истории…
Да и что такое вообще наша жизнь? Меняльная лавка, не более. Мы приходим сюда, сжимая в руках монеты – старые, полустертые монеты. Кто-то когда-то пустил их в оборот… Мы уже не помним, кто и когда. Эти монеты нельзя съесть или надеть, они не обогреют в зимнюю ночь и не дадут света – но мы упрямо цепляемся за них, мы верим, что знаем им цену… Мы знаем им цену.
Снова и снова приносим мы сюда наши древние ценности и номинал уже с трудом читается на затертой от частого употребления поверхности монет: Любовь, Мужество, Верность, Отвага, Честь… Волнуясь, протягиваем мы монеты меняле и ждем его слова, как приговора. Нам так нужно услышать, что мы не ошиблись и верно угадали, чего стоят наши медяки – Любовь, Мужество, Верность, Отвага, Честь… С чего мы взяли, что знаем им цену?.. Мы знаем им цену.
Снова и снова приходим мы в меняльную лавку, мы приносим ее хозяину свои дряхлые ценности, мы просим оценить, взвесить, обменять… Любовь, Мужество, Верность, Отвага, Честь… Мы дорожим нашими медяками. Мы расплачиваемся ими по счетам. Мы меняем их один на другой. Но не наживаем ничего. Такова наша жизнь – меняльная лавка…